Текст книги "Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга"

Я перестал играть на минипьяно – кроме того времени, когда Шумок ел. Чисто технически я был лучше музыкант, чем он, но у него было одно очень нужное качество: своей песней он мог заставить их плакать или смеяться. И таких песен у него были тысячи. Одну песенку он называл «Ах зачем я на свет появился». Мелодии никакой, просто:

 
Тах-та, пум-пум!
Тах-та, пум-пум!
Tax тах т’тах, тах пум-пум…
 

Это о парне, который так ничего и не добился.

 
Есть пивнушка
За углом, за углом,
Где приятно отдохнуть.
А подальше
Веселый дом, веселый дом.
Там служит моя сестричка,
Милая девичка.
Мне она, мне она
Даст за так, даст за так,
Коль в кармане не шиша,
Ни гроша, ни гроша.
Милая девичка, тихая сестричка.
 

Примерно так и в том же духе.

– Лазарус, – проговорил Айра. – Эту песенку вы напеваете каждый день, с тех пор как здесь поселились. В ней с десяток куплетов, если не больше.

– В самом деле, Айра? Люблю напевать себе под нос, верно, но сам этого не замечаю. Мурлыкаю, как кошка, – значит со мной все в порядке, на пульте ни одной красной лампочки, крейсерский режим. Выходит, здесь я чувствую себя в покое и безопасности, а если подумать – так оно и есть. Но в песенке «Ах зачем я на свет появился» не десяток куплетов, а несколько сотен. Я помню какие-то обрывки из того, что пел Шумок. Он всегда возился с песнями, что-то добавлял, что-то менял. Не думаю, что изначально это была его песня. Мне кажется, песенку о типе, у которого пальто вечно висело в ломбарде, я помню с тех пор, как поднимал на Земле свое первое семейство.

Но эта песня принадлежала Шумку – с тех пор, как он спилил с нее серийные номера и перекрасил кузов. О, мне довелось услышать ее снова лет через двадцать – двадцать пять в кабаре в Луна-Сити. От Шумка. Он все переделал: поправил ритм, убрал неправильные рифмы, приукрасил мелодию. Но узнать мелодию было можно – в миноре, скорее легкая грусть, чем печаль, и слова были все о том же мелком мошеннике, у которого пальто было вечно заложено в ломбарде и который сидел на шее у своей сестрички.

Шумок тоже переменился. Новенький блестящий инструмент, космический мундир от хорошего портного, седые виски и манеры звезды. Я заплатил официанту, чтобы тот передал ему, что его слушает Счастливчик Дэйз, – тогда я звался иначе, но Шумок знал меня только под этим именем. И в первый же перерыв он спустился ко мне, позволил поставить ему выпивку, и мы стали врать друг другу, вспоминая о блаженных добрых временах в старом Гормон-Холле.

Я не стал напоминать Шумку, что он бросил нас без предупреждения, и девочки были очень расстроены, опасаясь, что он помер где-нибудь в придорожной канаве. Не стал потому, что он оказался жив. Но тогда мне пришлось самому расследовать его исчезновение, потому что персонал мой был настолько деморализован, что заведение стало напоминать покойницкую, – не дело для заведений подобного рода. Я сумел выяснить, что он поднялся на борт «Кречета», который должен был лететь в Луна-Сити, да так и остался на корабле. И я рассказал девочкам, что Шумку вдруг представилась возможность вернуться домой, но он просил начальника порта передать свой прощальный привет каждой из них, – а затем добавил еще немного вранья, по паре личных слов прощания, которых он не говорил. Они утешились, и уныние развеялось. Они все еще скучали по нему, но все понимали, что возможностью добраться до дома не пренебрегают, ну а поскольку он ни об одной из них не забыл, все остались довольны.

Но оказалось, что он и вправду помнит их всех, причем по именам. Минерва, дорогая, между тем, кто ослеп, и тем, кто никогда не мог видеть, большая разница. Шумок всегда мог припомнить, как выглядит радуга. И «видеть» он не переставал, но теперь «видел» только прекрасное. Я понял это еще там, на Марсе, потому что – не смейтесь – он думал, что я такой же красавец, как, например, ты, Галахад. Сказал мне, что может представить мою внешность по голосу, и выдал соответствующее описание. Пришлось сказать, что он льстит мне, и промолчать, когда он начал уверять меня, что я скромничаю. Хотя ни тогда, ни сейчас я не был красавцем и скромность никогда не относилась к числу моих пороков.

Еще Шумок считал красавицами и всех девочек. Одна как будто бы отвечала этому определению, а из остальных лишь несколько бесспорно были хорошенькими. Но он спросил меня, что сталось с Ольгой, и добавил: «Боже, какой она была красоткой!»

Знаете, родственнички, эта Ольга не то что красивой – хорошенькой не была, уродина уродиной. Лицо слеплено как детский куличик, фигура как набитый мешок – только в такой дыре, как Марс, она еще могла сгодиться для дела. Но голос мягкий, теплый, и ласковая была такая… Короче, если находился гость, который брал ее, когда остальные девицы были заняты, в следующий раз он уже старался взять именно ее. Вот что скажу вам, дорогуши, красотой можно разок завлечь мужчину в постель, но второй раз она его туда не заманит, разве что он ужасно молод или очень глуп.

– Так что же нужно для второго раза, дедушка? – спросила Гамадриада. – Техника? Мышечный контроль?

– У тебя есть жалобы, дорогуша?

– В общем-то… нет.

– Значит, ты сама знаешь ответ и пытаешься одурачить меня. Ни то ни другое. Это способность сделать мужчину счастливым – в основном тем, что радуешься этому сама, – качество скорее духовное, чем физическое. И у Ольги этого было в избытке.

Шумку я сказал, что Ольга вышла замуж сразу после его отъезда, все в порядке, родила троих детей… Это была ложь, потому что она погибла – несчастный случай. Девицы рыдали, мне самому было нехорошо, мы даже закрыли заведение на четыре дня. Но Шумку я не мог сказать этого: Ольга-то и приветила его тогда, отмыла и стащила для него кое-что из моей одежды, пока я спал.

Впрочем, все они заботились о Шумке и никогда не ссорились из-за него.

С этой бессвязной историей Шумка я ничуть не отклонился от темы, ведь мы все еще пытаемся дать определение любви. Кто-нибудь хочет высказаться?

– Значит, он любил их всех? – отозвался Галахад. – Вы это хотите сказать?

– Нет, сынок, он не любил ни одну из них. Они ему нравились, это точно, но он бросил их не задумываясь.

– Значит, они любили его.

– Именно. И если вы уловите разницу между его чувствами к девицам и их чувствами к нему, вы поймете, к чему я клоню.

– Материнская любовь, – проговорил Айра и добавил недовольным тоном: – Лазарус, вы утверждаете, что, кроме материнской, другой любви не бывает. Боже, вы что, из ума выжили?

– Возможно. Но не слишком. Я же сказал только, что они заботились о нем, а про материнскую любовь не было ни слова.

– Ну и… Что же, он спал с ними со всеми?

– Не удивлюсь, если так, Айра. Я не пытался узнать этого. В любом случае это несущественно.

– Айра, – обратилась к отцу Гамадриада, – материнская любовь не имеет отношения к тому, что мы сейчас обсуждаем, зачастую это лишь чувство долга. Мне так хотелось утопить двух моих отпрысков – ты же знаешь, какие это были бесенята.

– Дочь, все твои отпрыски были очаровательными детьми.

– Ой, чушь. Матери приходится заботиться о ребенке, несмотря ни на что, иначе из него вырастет чудовище пострашнее. Помнишь моего сына Гордона малышом?

– Восхитительный ребенок.

– В самом деле? Я ему передам – если у меня когда-нибудь появится мальчик, которого я назову «Гордон». Извини, старичок, мне не следовало подлавливать тебя. Лазарус, Айра – идеальный дед, он никогда не забывает дней рождения. Но я всегда подозревала, что за такими вещами следит Минерва, и теперь в этом убедилась. Верно, Минерва?

Минерва не ответила.

– На тебя она не работает, Гамадриада, – сказал Лазарус.

– Конечно же, она следит за подобными вещами, – возмутился Айра. – Минерва, сколько у меня внуков?

– Сто двадцать семь, Айра, если считать мальчишку, родившегося на прошлой неделе.

– А правнуков? Мальчик-то у кого родился?

– Четыреста три, сэр. У нынешней жены вашего сына Гордона, Мэриан.

– Держи меня в курсе. Об этом самом Гордоне я и думал, моя въедливая дочь. Гордон, сын Гордона от… Эвелин Хедерик, кажется. Лазарус, я обманул вас. На самом деле я хочу эмигрировать потому, что скоро мои потомки спихнут меня с этого шарика.

– Отец, ты действительно собрался уехать? Это не сплетни?

– Дорогая, эту страшную тайну я приберегаю для десятилетнего собрания попечителей. Но я действительно собираюсь уехать. Хочешь со мной? Галахад и Иштар уже согласны. Они откроют в колонии свою новую лавочку. У тебя есть от пяти до десяти лет, чтобы изучить что-то полезное.

– Дедушка, а вы?

– Едва ли, дорогая. Уж я навидался колоний.

– Вы можете передумать. – Гамадриада встала и повернулась к Лазарусу. – В присутствии троих свидетелей – нет, четырех, ибо лучше Минервы в данной ситуации свидетеля не найти, – предлагаю вам контракт на сожительство и потомство, срок и прочие условия – на ваше усмотрение.

Иштар явно была удивлена, но она быстро стерла с лица все проявления эмоций, остальные молчали.

– Внучка, – ответил Лазарус, – не будь я таким усталым и старым, я обязательно отшлепал бы тебя.

– Лазарус, вы зовете меня внучкой лишь из любезности. Во мне меньше восьми процентов вашей крови. А в доминантных генах ваша доля еще меньше, так что риск нежелательных мутаций минимален, все плохие рецессивные факторы устранены. Я пришлю вам свой генетический профиль для анализа.

– Я не о том, дорогая.

– Лазарус, я не сомневаюсь, в прошлом вам уже приходилось жениться на своих потомках – или у вас есть какие-то возражения именно против меня? Скажите, и тогда я, возможно, смогу что-то исправить. Я должна добавить, что это предложение действительно вне зависимости от того, будете вы мигрировать или нет, – проговорила Гамадриада. – Можно ограничиться только зачатием потомства, хотя я была бы горда и счастлива, если бы вы разрешили мне жить с вами.

– Почему, Гамадриада?

Она помолчала.

– Не знаю, как сказать, сэр. Я полагала, что могла бы сказать: потому что люблю вас – но, как выяснилось, я не понимаю смысла этого слова. И чтобы описать свои чувства, я не могу подыскать нужных слов ни в одном языке, поэтому можно обойтись и без них.

– И я люблю тебя, дорогая, – ласково произнес Лазарус.

Лицо Гамадриады просветлело.

– Именно по этой причине я должен тебе отказать. – Лазарус огляделся. – Я люблю вас всех… Иштар, Галахада, даже твоего противного угрюмого папашу, который сидит здесь с озабоченной физиономией. А теперь улыбнись, дорогая, – я не сомневаюсь, что сотни молодых бычков рвутся осчастливить тебя. Улыбнись и ты, Иштар… а тебе, Айра, не надо – кожа потрескается. Иштар, кто сменит вас с Галахадом? Нет, мне не важно, кто там на очереди. Могу я остаток дня провести в одиночестве?

Иштар заколебалась.

– Дедушка, можно оставить хотя бы наблюдателей на посту?

– Ты все равно сделаешь это. Можно сделать так, чтобы они следили только за своими датчиками-циферблатами, или что у них там? И чтобы никаких глаз или ушей? Минерва и так доложит, если я буду себя плохо вести, я в этом уверен.

– Сэр, за вами не будут наблюдать и подслушивать. – Иштар встала. – Пойдем, Галахад. Гамадриада?

– Секундочку, Иш. Лазарус, я вас не обидела?

– Что? Ни в коем случае, моя дорогая.

– А я подумала, что вы на меня рассердились… за такое предложение.

– Ерунда. Гама, душа моя, таким предложением никого не оскорбишь. Это самый лучший комплимент, какой один человек может сказать другому. Но оно смутило меня. А теперь улыбнись и поцелуй меня на ночь. Никаких обид нет. Айра, задержись ненадолго, если можешь.

Словно послушные дети, они вошли в дом Лазаруса и спустились в лифте.

– Выпьешь, Айра? – спросил Лазарус.

– Только вместе с вами.

– Тогда обойдемся. Айра, это ты подучил ее?

– Что?

– Ты знаешь, о ком я. О Гамадриаде. Сначала Иштар, потом Гамадриада. Ты заправлял всем этим делом за моей спиной, после того как извлек меня из ночлежки, где я тихо-мирно умирал. Ты опять придумал для меня какой-то хитроумный план и пытаешься заманить в него, заставив девочек крутить хорошенькими попками у меня перед носом? Парень, это не сработает.

Исполняющий обязанности председателя невозмутимо возразил:

– Я мог бы это отрицать, но вы в сотый раз назовете меня лжецом. Давайте спросим у Минервы.

– Сомневаюсь, что это в чем-то меня убедит… Минерва!

– Да, Лазарус?

– Айра подстроил это? С обеими девицами?

– Мне ничего об этом неизвестно, Лазарус.

– Ты уклоняешься от ответа, дорогуша.

– Лазарус, я не могу лгать вам.

– Ну… положим, можешь, если Айра прикажет, но не будем уточнять. Оставь нас ненадолго, дорогуша, – веди только запись.

– Да, Лазарус.

Лазарус продолжал:

– Айра, я хотел бы услышать от тебя «да». Потому что другое объяснение совсем мне не нравится. Я не красавец, и манеры мои совершенно не привлекательны для женщин… Итак, что же остается? То, что я самый старый из всех мужчин. Женщины продаются за странные вещи, и не всегда за деньги. Айра, я не желаю быть производителем для прелестных юных созданий, которым я нужен только ради престижа – чтобы завести ребенка от, кавычки открываются, Старейшего, кавычки закрываются. – Он прожег Айру взглядом. – Понял?

– Лазарус, вы несправедливы к обеим женщинам. И проявили в этом вопросе неожиданную тупость.

– Почему?

– Я следил за ними. По-моему, обе вас любят, и не надо разводить тут демагогию о значении этого слова – я не Галахад.

– Но… да что за дерьмо!

– Об этом спорить не буду, по части «дерьма» вы самый выдающийся специалист в Галактике. Женщины не всегда продаются, им случается и влюбляться… и по самым странным причинам. Если понятие «причина» тут вообще уместно. Да, вы уродливы, эгоистичны, эгоцентричны, брюзгливы…

– Я знаю!

– …с моей точки зрения. Но для женщин, похоже, не так важно, как выглядит мужчина, а относитесь к ним вы удивительно нежно. Я заметил. Вы сказали, что ваши маленькие шлюшки на Марсе любили своего слепца.

– Не такие уж они были маленькие. Большая Энн была и выше, и тяжелее меня.

– Не пытайтесь увильнуть. А почему они его любили? Не утруждайте себя ответом. Почему женщина любит мужчину или почему мужчина любит женщину, можно рационально объяснить лишь с точки зрения выживания рода, и ответ будет безвкусным и неудовлетворительным. Но… Лазарус, когда вы закончите омоложение, а я покончу с пари Шахерезады, кто бы его ни выиграл… вы опять собираетесь улететь?

Прежде чем ответить, Лазарус подумал.

– Наверное, да. Айра, а этот коттедж и сад с ручьем, которые ты мне одолжил, действительно очень милы. Когда мне случалось спускаться в город, я с радостью торопился домой. Но это лишь место для отдыха, и я здесь не задержусь. Закричат дикие гуси, и я улечу. – Лазарус опечалился. – Но я не знаю куда. И мне не хочется повторять то, чем уже занимался. Быть может, Минерва найдет для меня что-то новое, когда настанет время трогаться в путь.

Айра встал.

– Лазарус, если бы вы не проявляли своей глупой подозрительности, можно было бы облагодетельствовать обеих женщин и оставить каждой на память по младенцу. Вам это не стоило бы особых усилий.

– Без обсуждения! Детей я не бросаю. Беременных женщин тоже.

– Простите. Я усыновлю еще в чреве любого зачатого вами младенца, еще прежде чем вы нас покинете. Пусть Минерва внесет этот пункт, вы как? Приказать Минерве внести это в память и зафиксировать?

– Я сам могу прокормить собственных детей! Всегда мог.

– Минерва, введи и зафиксируй.

– Выполнено, Айра.

– Спасибо, лучшая из занудок. Завтра в то же время, Лазарус?

– Наверное, да. Да. Попроси Гамадриаду прийти ко мне. Скажи, что я просил. Я не хочу обижать девочку.

– Конечно, дедуля.

Контрапункт
IV

Спустившись на уровень личных апартаментов мистера Везерела, Гамадриада и Галахад подождали, пока Иштар отдаст распоряжения техникам, остававшимся на дежурстве. А потом все трое спустились вниз и, не выходя из дворца, направились к апартаментам, отведенным Айрой для Иштар. Помещение было просторней и удобней ее квартиры в клинике омоложения и куда роскошнее особняка на крыше – за исключением того, что при нем не было сада. Оно предназначалось для приема кого-нибудь из попечителей или иной важной персоны… впрочем, здешняя роскошь особого значения не имела, поскольку Иштар с Галахадом почти все время проводили у Лазарауса, там же питались и лишь ночевали внизу.

Минерва выделила для Иштар с ее наблюдателями еще с дюжину помещений поменьше, одно из них предназначалось Галахаду, который в нем не нуждался. А потому Иштар распорядилась, чтобы Минерва отдала его Гамадриаде, неофициально влившейся в группу, обслуживающую Старейшего. Гамадриада иногда ночевала там, а не в своем загородном доме, но скрывала это от отца. Исполняющему обязанности не нравилось, когда члены его семьи пользовались помещениями дворца в личных целях без всякой на то необходимости. Иногда Гамадриада оставалась с Иштар и Галахадом.

На этот раз все трое направились в апартаменты Иштар: следовало кое-что обсудить. Когда они пришли, Иштар позвала:

– Минерва!

– Слушаю, Иштар!

– Как там?

– Лазарус и Айра беседуют. Частный разговор.

– Держи меня в курсе, дорогая.

– Конечно, дорогая.

Иштар обернулась к гостям:

– Кто-нибудь хочет выпить или чего-нибудь еще? Слишком рано для ужина. Или уже пора? Гама?

– Лично я в ванну, – сказал Галахад, – потом выпить. Я как раз хотел окунуться – жарко, да и пропотел, – когда Лазарус выставил нас.

– И душок от тебя, – согласилась Иштар. – Я еще в лифте обратила внимание.

– Тебе, толстопопая, ванна тоже не повредит – ты пропотела там не меньше меня.

– К моему прискорбию, ты прав, галантный рыцарь; я и так уже старалась сидеть подальше от наших стариков. Гама, сооруди нам что-нибудь прохладненькое, пока мы с вонючкой окунемся.

– Может, заказать вам обоим «дикую ягодку»? Или что найдется? А мы все тем временем искупаемся. Я, правда, упражнениями не занималась, но, делая предложение дедуле, взмокла со страху. И все испортила. После твоих-то наставлений, Иш. Прости меня. – Она хлюпнула носом.

Иштар обняла за плечи младшую женщину.

– Не надо, дорогая, прекрати – ничего ты не испортила.

– Он отказал мне.

– Ты заложила основу для продолжения темы – и встряхнула старика, а это как раз и необходимо. Правда, меня удивило, что ты выбрала именно этот момент, но все в порядке.

– Наверно, он больше не захочет меня видеть!

– Захочет. И не трясись. Пойдем, дорогая. Мы с Галахадом разомнем тебе спинку. Вонючка, добудь нам выпивку и приходи в душевую.

– Тут две женщины, а вся работа на мне… Ладно уж.

Когда Галахад явился с напитками, Иштар уже уложила Гамадриаду лицом вниз на массажный стол.

– Дорогой, – сказала она, – пока ты еще не намок, посмотри, найдутся ли в шкафу три халата, – я не проверяла.

– Да, мэм, нет, мэм, как прикажете, мэм, это все, мэм? Найдутся – я еще утром заказывал. Осторожнее, не наставь ей синяков, ты своей силы не знаешь. Она мне еще понадобится. Позже.

– Милый, я поменяю тебя на пса, а пса потом продам. Подай нам напитки и становись помогать, иначе ни одной из нас не получишь. Позже. Если вообще когда-нибудь получишь. Мы тут обе решили, что все мужчины – животные. – Она продолжала массаж, уверенно, мягко и с профессиональной сноровкой продвигаясь вниз по спине Гамадриады, тем временем массажный стол массировал живот пациентки. Чуткие пальцы Иштар не сбились с ритма, даже когда Галахад повесил сосуд с выпивкой ей на шею и сунул трубочку ей в рот.

Галахад поставил питье Гамадриады на столик, вложил ей трубочку в рот, похлопал по щеке, а потом встал с другой стороны стола и, глядя, как работает Иштар, принялся помогать. Стол переменил режим, подстраиваясь под движения уже четырех рук.

Несколько минут спустя Галахад выпустил изо рта трубочку своего сосуда и спросил:

– Иш, неужели дедуля обо всем догадался? Про вас, телок?

– Мы не такие уж коровы, по крайней мере Гама.

– «Телками» по-английски часто называют женщин, а ты же сама предложила думать и разговаривать на этом языке, пока у нас этот пациент.

– Я просто сказала, что Гамадриада вовсе не такая толстая. Несмотря на то что у нее было больше детей, чем у меня, а я после омоложения еще не рожала. Но идиома яркая, мне нравится. Я не думаю, что Лазарус мог догадаться о нашей беременности. Впрочем, в моем случае это не важно – он может понять только то, что я беременна, но не может знать, от кого, потому что я подделала отчет относительно источника клонированной клетки. Гама, ты ведь не проговорилась Лазарусу?

Гамадриада выпустила изо рта трубочку.

– Конечно нет!

– Минерва знает, – проговорил Галахад.

– Конечно знает – мы все обсудили с ней. Но… ты меня озадачил. Минерва?

– Слушаю, Иштар, – немедленно отозвался компьютер и добавил: – Айра уходит, Лазарус остается дома. Никаких проблем.

– Спасибо, дорогая. Минерва, мог ли Лазарус каким-нибудь образом узнать о нас с Гамадриадой? О том, что мы беременны… я имею в виду, каким образом и от кого.

– Он не говорил, а в его присутствии никто не поднимал этого вопроса. По моей оценке вероятность точной догадки не более одной тысячной.

– А как насчет Айры?

– Меньше одной десятитысячной. Иштар, когда Айра приказал мне обслуживать тебя и выделить для тебя часть памяти, он запрограммировал меня так, что любая последующая программа просто очистит выделенный тебе объем. То есть он не может ничего извлечь из твоего личного файла, и я тоже не могу самоперепрограммироваться, чтобы войти в нее.

– Да, это ты так говоришь, Минерва. Но я не разбираюсь в компьютерах.

Минерва хихикнула:

– А я разбираюсь. Можно сказать, я в качестве компьютера карьеру сделала. Не беспокойся, дорогая, у меня твои секреты в безопасности. Лазарус только что заказал легкий ужин. Потом он собирается лечь спать.

– Хорошо. Сообщи мне, чего и сколько он съест, когда ляжет, и потом вызови, если он внезапно проснется. Ночью, в одиночестве, человек склонен к унынию, и я должна реагировать быстро. Но ты это знаешь.

– Я послежу за его мозговыми волнами, Иштар, и извещу тебя за несколько минут до пробуждения… если только Эль Диабло не прыгнет ему на живот.

– Проклятый кот. Но такие пробуждения не угнетают Старейшего. Его суицидальные кошмары – вот что беспокоит меня. Уже приходилось применять чрезвычайные меры, но нельзя же второй раз поджигать особняк.

– В этом месяце, Иштар, у Лазаруса еще не было подобных депрессивных кошмаров. Теперь мне уже известно, как выглядят эти волновые последовательности, и я буду внимательна.

– Я знаю, дорогая. Но хотелось бы выяснить истоки его кошмаров в прошлом, чтобы их можно было стереть.

– Иш, – вступил в разговор Галахад, – ты так возишься с его памятью, что можешь потерять все, что ищет Айра.

– И спасти клиента. Дорогой мой, твое дело – тереть спину, тонкую работу предоставь мне и Минерве. Что еще, Минерва?

– Ничего. Да, Айра приказал мне разыскать Гамадриаду; он хочет переговорить с ней. Она ответит на вызов?

– Конечно! – Гамадриада повернулась на бок. – Пусть говорит через тебя, Минерва. Я не пойду к аппарату, потому что раздета.

– Гамадриада?

– Да, Айра.

– Тебе велено передать: будь со стариком любезна и завтра не опаздывай. А лучше приди пораньше и позавтракай с ним.

– А ты уверен, что он хочет меня видеть?

– Хочет. А мог бы и не хотеть: ты его так смутила. Что это на тебя нашло, Гама? Но сам просил тебе это передать, я здесь ни при чем. Он хочет убедиться, что не обидел тебя.

Она облегченно вздохнула.

– Раз он позволяет мне остаться, я не обиделась. Отец, я же говорила тебе, что уделю ему столько времени, сколько он сам захочет. Я это сказала и от слов своих не отказываюсь. Я даже сообщила своему менеджеру, что она может выкупить мою долю за долгосрочный кредит, – видишь, насколько серьезно я отношусь к этому делу?

– Даже так? Я весьма доволен. Если ты пойдешь на это и захочешь обналичить свою долю, я, то есть правительство, выкупит у тебя этот кредит по номиналу; я распорядился открыть неограниченный кредит на обслуживание Старейшего. Нужно только сообщить Минерве.

– Благодарю вас, сэр. Не думаю, что мне это понадобится, разве что надоем дедуле и увижу какой-нибудь проект для инвестиций. Но дело мое процветает, и я могу позволить Присцилле сотрудничать со мной еще несколько лет. Кстати, неплохо процветает. Кажется, мое состояние уже побольше твоего… Я имею в виду, твоего личного, конечно.

– Не глупи, моя глупышка. Как частное лицо я почти нищий, но в своем официальном качестве мне достаточно было бы одного слова, чтобы конфисковать все твои активы. Одно слово Минерве – и никто не посмел бы его оспорить.

– Ну этого ты никогда не сделаешь… ты у меня такой хороший, Айра.

– Ха!

– Действительно хороший… даже с учетом того, что не можешь вспомнить имена моих детей. Мне так весело, папа, ты меня порадовал.

– Ну вот, «папой» ты меня не звала лет пятьдесят или шестьдесят.

– Это потому, что ты не любишь близко общаться со своими детьми, когда они вырастают. Я тоже. Но это дело заставило меня ощутить близость к тебе. Все, я умолкаю, буду завтра пораньше. Пока?

– Минутку. Я забыл спросить, где ты. Если ты дома…

– Нет, я принимаю ванну у Иштар и Галахада. Ты только что прервал восхитительный массаж, который они мне устроили.

– Извини. Раз ты еще во дворце, лучше останься здесь, чтобы могла прийти пораньше. Попроси их, чтобы устроили тебя переночевать, а если это неудобно, приходи ко мне, придумаем что-нибудь.

– Не беспокойся обо мне, Айра. Если они бессовестно выгонят меня вон, Минерва отыщет мне кровать. Постель Лазаруса, похоже, единственная, куда мне не попасть… может, мне пора уже подать заяву на омоложение?

Исполняющий обязанности председателя не торопился с ответом.

– Гамадриада… ты всерьез решила завести от него детей, а?

– Это мое личное дело, сэр.

– Извини. Гм… не нарушая законных прав твоей личности, скажу: по-моему, идея хороша. Если хочешь, я со своей стороны постараюсь посодействовать разными способами.

Гамадриада поглядела на Иштар и развела руками – что делать? – а потом ответила:

– Сэр, он отказался достаточно твердо.

– Дочь моя, позволь мне обрисовать все это с мужской точки зрения. От такого предложения мужчина чаще отказывается, даже если и хотел бы принять, – мы стремимся убедиться в мотивах и искренности женщины. Позднее он может согласиться. Только не нужно его подгонять – это не сработает. Но если ты действительно хочешь – не торопись. Ты очаровательная женщина, я верю в тебя.

– Да, сэр. И если у меня будет от него ребенок, все мы станем богаче, так ведь?

– Конечно. Но у меня другие мотивы. Если он умрет или оставит нас, останется банк тканей и банк спермы – ему до них не добраться, потому что, если будет нужно, я просто обману его. Но я не хочу, чтобы он убил себя, Гамадриада, или вновь отправился скитаться. И не потому, что мне его жалко. Старейший – уникальная личность, я затратил на него слишком много трудов, чтобы вот так потерять. Твое общество приятно ему, предложение взбодрило… хоть тебе и кажется, что он болезненно на него отреагировал. Благодаря тебе он все еще жив, и если тебе наконец удастся родить от него ребенка, возможно, нам удастся сохранить ему жизнь надолго. На неопределенно долгое время.

Изогнувшись от удовольствия, Гамадриада улыбнулась Иштар.

– Отец, ты вселяешь в меня гордость.

– Дорогая, такой дочерью, как ты, всегда можно было только гордиться. Впрочем, я не приписываю себе всей чести, твоя мать женщина исключительная. Ну все, пока?

– Пока, пусть музыка играет. Доброй ночи, сэр!

Не поднимаясь, Гамадриада обхватила друзей за талии и крепко прижала к себе.

– О, я чувствую себя отлично!

– Тогда слезай со стола, тощая телка, моя очередь.

– Тебе массаж не нужен, – строго сказала Иштар, – у тебя не было сегодня эмоциональных стрессов. Самая тяжелая твоя работа – пару раз мячом со мной перекинулся.

– Но я же весь такой возвышенный и чувствительный.

– Конечно, дорогой Галахад, а теперь ты самым возвышенным образом поможешь ей спуститься и мы искупаем ее – все так же возвышенно.

Галахад подчинился.

– Это вам следовало бы купать меня, – жалобно сказал он. – Сделай вид, что я – слепой музыкант.

Он закрыл глаза и запел:

 
Стоит «фараон»
За углом, за углом.
И он частенько недружелюбен
С парнем,
У которого нет ни шиша, ни шиша,
И вообще только одни неудачи.
 

Это про меня, неудачника: в доме две женщины, а мне приходится работать. Какой цикл, Иш?

– Конечно расслабляющий. Гамадриада, поскольку ты говорила с Айрой при нас, я полагаю, что имею право высказаться. Я согласна с Айрой. Твое присутствие сексуально стимулирует Лазаруса, понимает он это или нет, и если ты сможешь поддерживать его в этом состоянии, депрессия ему не грозит.

– А он действительно уже настолько поправился, Иштар? – спросила Гамадриада, поднимая руки, чтобы им было удобнее ее мыть. – Выглядит он получше. Но манеры его почти не переменились.

– Ну что ты! Месяц назад он начал мастурбировать. Шампунь, дорогая?

– Неужели? Чудесно! Ах, этот?.. Конечно, спасибо.

 
Как это здорово,
Если у тебя, у тебя
Есть сестра или старый дядька…
 

– Закрой глаза, Гамочка, детка, чтобы шампунь в глаза не попал. У Иштар клиент всегда под присмотром. А мне ведь не сказала об этом. Сам заметил по графикам. Иш, а почему я всегда завожусь, когда тру Гаме спинку?

– Ты у нас такой возбудимый, золотко. А тебе незачем было знать. Но если за дело взялась Минерва, клиент всегда будет под присмотром… так и должно быть; теперь, я вижу, нам в клинике понадобится компьютерная служба получше. И все же его право на конфиденциальность сохранено – не буквально, но по сути. Оно обеспечено нашей присягой. Хоть ты, Гама, человек в нашем деле посторонний, надеюсь, ты это понимаешь?

– О, конечно! Потише, Галахад. Даже раскаленными клещами меня не заставят рассказать об этом кому-то, кроме вас двоих. Даже Айре. Иштар, а как ты считаешь, из меня может получиться техник по оживлению?

– Если ты чувствуешь призвание и будешь упорно учиться… А теперь сполосни, Галахад. Ты умеешь сочувствовать, не сомневаюсь. А какой у тебя индекс?

 
Детка, это друзья.
Не пренебрегай ими.
День рождения и Йом-Киппур.
 

– Ну… «гений-минус», – призналась Гамадриада.

– А нам нужно не меньше «гения», – любезно пояснил Галахад, – и еще нужна неодолимая потребность работать, она же загоняет тебя насмерть, детка.

 
И Рождество,
И Ханука,
Карты и даже конфеты.
 

– Ты фальшивишь, дорогой. Гама, ты «гений-плюс» – это чуть выше, чем у Галахада. Я проверила на всякий случай, вот и пригодилось. Очень рада.

– Это я… фальшивлю? На этот раз ты слишком далеко зашла!

– У тебя есть и другие достоинства, мой верный рыцарь, тебе необязательно быть трубадуром. Гама, дорогая, если ты искренна и действительно хочешь этого, то к началу переселения сможешь стать помощником техника. Если ты, конечно, захочешь мигрировать. Если нет – здесь, в клинике всегда требуется персонал. Истинное призвание – это редкость. Но мне ужасно хочется, чтобы ты поехала с нами. Мы оба тебе поможем.