Текст книги "Черная стрела (сборник)"

Роберт Луис Стивенсон
Черная стрела
Сборник

© ООО «Издательство „Вече“», 2013

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2016

Об авторе

Автор «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» был странным человеком, хотя с виду казался очень простым. Роберт Луис Стивенсон, или просто Лу (как звали его близкие), родился 13 ноября 1850 года в Эдинбурге. Он был единственным ребенком в семье Томаса Стивенсона, инженера глубоководных маяков, и Маргарет Бэлфур, чьи славные предки состояли в родстве с Робертом Бернсом и Вальтером Скоттом (по крайней мере, так считал сам Стивенсон). Мальчик рос смышленым, но болезненным. Промозглый шотландский климат вызывал кашель и часто укладывал Лу в постель с высокой температурой. Наиболее сильных впечатлений детства у него было три: муки болезни, восторги выздоровления и лихорадочная игра ума перед сном. Лежа в кровати, Лу рассказывал себе разные истории, которые незаметно переходили в сны. Иногда эти сны были страшные, как, например, тот, в котором маленький Лу силился проглотить земной шар, отчетливо видя его размеры и всех людей. Иногда сны были радостными, как те, в которых он читал какие-то интересные книги. Мальчик рано понял, кем он хочет стать. С двенадцати лет он всегда носил в кармане куртки две книжки: одну – чтобы читать, другую – чтобы записывать свои наблюдения. Следуя совету отца, Роберт Лу поступил на инженерный факультет Эдинбургского университета, потом передумал и с согласия родителей перешел на юридический. Получив диплом, сфотографировавшись в парике и адвокатской мантии, молодой человек вручил фотокарточку умиленным родителям и заявил, что собирается стать писателем.

Уяснив для себя неоспоримую истину, что мир скучен только для скучных людей, будущий романист решил отправиться в Европу за новыми впечатлениями. Путешествие на каноэ по рекам и каналам Бельгии, знакомство с колонией французских художников-пейзажистов пополняют его творческий багаж. Тогда же, в сентябре 1876-го, происходит судьбоносное событие: Стивенсон знакомится с Фанни Осборн, американкой, приехавшей с двумя детьми изучать живопись во Франции. Эта умная, симпатичная и волевая женщина была старше усатого романтика ровно на 10 лет. Роберт влюбляется в нее с первого взгляда. Разлука усиливает его чувства. Он знает, что муж Фанни – богатый американский повеса, который живет в свое удовольствие, пропадая из дома когда вздумается. Получив из Америки весть о том, что Фанни заболела, взволнованный Стивенсон рассказывает о своих чувствах родителям и просит денег для поездки в Калифорнию. Отец в бешенстве, мать в отчаянии. Несмотря на скандал, запреты и прогрессирующий туберкулез, Стивенсон покидает отчий дом. Пешком, поездом, пароходом, экономя как только можно, он перебирается через Атлантику. Худой как щепка, еле держась на ногах и захлебываясь от кашля, Роберт предстает перед испуганной миссис Осборн и просит ее руки. Шотландский Ромео готов содержать семью, верит в себя и обещает добиться литературного успеха во что бы то ни стало. Фанни покорена. В ожидании развода Стивенсон живет в дешевой гостинице и усиленно пишет: статьи, рассказы, повести. Развод, женитьба, возвращение в Англию. Супруга Роберта тоже умеет удивлять. Она находит общий язык со всеми и примиряет сурового отца со строптивым сыном. Поездка в Штаты обострила болезнь, но молодой Стивенсон не унывает. Упрямство и оптимизм – его основные качества. После ряда публикаций выход в свет «Острова сокровищ» (1883) вызывает у читателей серьезный интерес к творчеству несостоявшегося адвоката. Стивенсон смело экспериментирует: пиратский роман («Остров сокровищ»), рыцарский роман («Черная стрела»), детектив («Алмаз Раджи»), хоррор и фантастика («Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»), психологическая новелла («Маркхейм»). Он пишет стихи, баллады, статьи о литературе, путевые очерки, сочиняет басни. Успех, как и болезнь, не покидает автора. Стивенсон старается не думать о болезни. Врачи ставят неутешительный диагноз. Писатель пожимает плечами и продолжает работать. Хорошо, что у Мастера был свой ангел-хранитель, своя Маргарита. Фанни быстро сообразила: если Роберт не хочет сам, значит, нужно его спасать. Решение принято мудрое и романтичное – мы переезжаем! Место найдено, земля недорогая. Адрес: Тихий океан, остров Уполу. Ориентир: справа от Австралии. Стивенсон улыбается и… соглашается. В 1887 году он прощается с друзьями и навсегда покидает Эдинбург. Но даже среди пьянящей свежести и благоухания тропиков, в тени пальм и под золотым солнцем Полинезии мысли его, как и прежде, плывут в холодный серый край, к родным скалистым берегам и вересковым пустошам. «Владетель Баллантрэ», «Катриона», «Уир Гермистон» – лучшие романы о Шотландии, написанные в иных широтах. Уход Стивенсона в чужие земли вызвал в Англии не меньший резонанс, чем отплытие Байрона в Грецию. Стивенсон прожил на острове четыре года. Здесь он продолжал много работать, вел обширную переписку (Генри Джеймс, Мередит, Конан Дойл). Коренное население Уполу прониклось любовью к доброму и всегда приветливому иностранцу, с уважением именуя его Туситала (Рассказчик историй).

Стивенсон умер 3 декабря 1894 года от кровоизлияния в мозг. С позволения местных вождей писателя похоронили на вершине горы Веа, где до этого не ступала нога человека. На могильном камне выбиты строки из стихотворного завещания Стивенсона: «С моря вернулся, пришел моряк, и охотник вернулся с холмов».

В. Матющенко

Избранная библиография Роберта Луиса Стивенсона:

«Остров сокровищ» (Treasure Island, 1883)

«Принц Отто» (Prince Otto, 1885)

«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (The Strange Case of Dr. Jekyll and Mr. Hyde, 1886)

«Черная стрела» (The Black Arrow: A Tale of the Two Roses, 1888)

«Владетель Баллантрэ» (The Master of Ballantrae, 1889)

Черная стрела
Повесть из времен войны Алой и Белой розы

«Критик за очагом»[1]1
  Аллюзия на одну из рождественских историй Ч. Диккенса «Сверчок за очагом». Сверчок по-английски «крикет» (cricket).


[Закрыть]

Одному мне известно, что я выстрадал, и насколько выиграли мои книги благодаря вашему неусыпному вниманию и поразительной настойчивости. Но вот перед вами книга, которая вышла в свет, не имея вашего imprimatur[2]2
  «Пусть печатается» (лат.). Формула цензурного разрешения на публикацию книги.


[Закрыть]; странная вещь в истории нашей дружбы, еще более необычна – причина этого. Я с любопытством, с досадой и, наконец, с улыбкой следил за вашими тщетными стараниями прочитать «Черную стрелу»; и, мне думается, я действительно заслужил бы упрек в отсутствии юмора, если бы упустил случай и не поставил вашего имени впереди единственной моей книги, которой вы не читали… и никогда не прочтете.

Но я все-таки надеюсь на большее постоянство со стороны других. Повесть была написана несколько лет назад для определенного круга читателей и, могу добавить, в соревновании с известным автором; мне кажется, я поступлю правильно, назвав его: это мистер Альфред Р. Филлипс. В свое время она не осталась без награды. Разумеется, не мне было оспаривать у мистера Филлипса его заслуженное первенство; но в глазах тех самых читателей, которые ни во что не ставили «Остров сокровищ», «Черная стрела» явилась значительным шагом вперед. Читатели отдельно изданных книг и читатели журнальных романов принадлежат к двум различным мирам. В другом суде «Острову сокровищ» был вынесен противоположный приговор. Хотел бы я знать, будет ли то же самое и с его преемником?

Р.Л.С.

Озеро Саранак, 8 апреля 1888 г.

Пролог. Джон Мститель

Однажды поздней весной после полудня колокол на башне Моот-хауса в Тонсталле прозвучал в необычное время. Люди, работавшие вблизи и вдали, в лесу и на полях вдоль реки, побросали свою работу и бросились по направлению звука колокола. Вскоре в деревушке Тонсталл собралась группа жителей, удивлявшихся этому призыву.

В те времена – в царствование старого короля Генриха VI – деревушка Тонсталл имела такой же вид, какой сохранила до сих пор. Десятка два неуклюжих домов, выстроенных из толстого дуба, были разбросаны по длинной, зеленой долине, начинавшейся от реки. Внизу дорога пересекала мост и, подымаясь по другую сторону реки, исчезала на опушке леса, по пути к Моот-хаусу и дальше, к Холивудскому аббатству. На полдороге к деревушке посреди тисовых деревьев стояла церковь. Повсюду – вблизи на склонах и вдали на горизонте – виднелись леса вязов и зеленеющих дубов.

На холме у самого моста, где стоял каменный крест, собралась небольшая группа людей – с полдюжины женщин и высокий малый, в деревенской одежде, – обсуждавших вопрос о том, что мог означать неожиданно раздавшийся звук колокола. Полчаса назад по деревушке проскакал гонец. Он выпил кружку эля, не решившись сойти с лошади, так как очень торопился. Гонец сам не знал вестей, которые вез, так как у него были только запечатанные письма от сэра Дэниела Брэкли к сэру Оливеру Отсу, священнику, заведовавшему домом во время отсутствия хозяина.

Раздался конский топот, и вскоре молодой мастер Ричард Шелтон, сирота, живший у сэра Дэниела Брэкли, показался из-за края леса и проехал по мосту, по которому звонко застучали копыта его коня. Он-то уж наверняка знает, в чем дело, и разговаривавшие окликнули его, прося объяснений. Шелтон охотно остановился. Это был молодой человек, еще не достигший восемнадцати лет, загорелый, с серыми глазами, в куртке из оленьей кожи с черным бархатным воротником, в зеленом берете на голове и со стальным арбалетом за спиной. Оказалось, что гонец привез важные известия. Предстояла битва. Сэр Дэниел велел сзывать всех, кто мог стрелять из лука или управляться с алебардой, приказывая немедленно отправиться в Кеттли и грозя в противном случае сильным гневом; но Дик не знал, за кого они будут сражаться и где ожидается битва. Скоро придет сам сэр Оливер, а Беннет Хэтч уже вооружается, так как именно он поведет отряд.

– Это разорение для страны, – сказала одна из женщин. – Когда бароны ведут войну, крестьянам приходится питаться кореньями.

– Нет, – сказал Дик, – всякий, кто пойдет, будет получать по шесть пенсов в день, а стрелки – по двенадцать.

– Если останутся живы, – возразили женщины, – то хорошо! Ну, а если умрут, тогда что, мастер?

– Нет лучше смерти, как за своего законного господина, – сказал Дик.

– Он вовсе не мой законный господин, – сказал молодой парень. – Я был приверженцем Уэлсингемов, как и все, кто живут по Брайерлейской дороге, вот уж два года. А теперь должен быть на стороне Брэкли! Так повелел закон! Неужели это естественно? Тут и сэр Дэниел, и сэр Оливер, который более знаком с законом, чем с честностью, а я считаю, что у меня нет другого законного господина, кроме бедного короля Гарри Шестого, да благословит его Господь, бедного простака, не умеющего отличать своей правой руки от левой!

– Ты злоязычен, друг, – заметил Дик, – и сразу говоришь плохо и о своем добром хозяине, и о его милости короле! Но король Гарри – хвала всем святым! – пришел в себя и желает, чтобы все устроилось мирно. Что же касается сэра Дэниела, то ты очень храбр за его спиной! Но я не буду сплетником… и довольно.

– Я не говорю ничего дурного о вас, мастер Ричард, – возразил крестьянин. – Вы еще мальчик, а вот когда вырастете, то и очутитесь с пустым кошельком. Больше ничего не скажу. Святые да помогут соседям сэра Дэниела, а Пресвятая Дева – тем, кого он опекает!

– Клипсби, – сказал Ричард, – я, по чести, не должен слушать того, что вы говорите. Сэр Дэниел – мой добрый господин и мой опекун.

– Ну так отгадайте мне одну загадку, – возразил Клипсби. – На чьей стороне сэр Дэниел?

– Не знаю, – проговорил Дик, слегка краснея.

В это смутное время его опекун постоянно переходил с одной стороны на другую, и каждая перемена сопровождалась увеличением его состояния.

– Ага! – продолжал Клипсби. – Этого не знаете ни вы, ни один человек на свете. Потому что он из тех, кто ложится спать приверженцем Ланкастерского дома, а встает защитником Йорка.

Как раз в это время на мосту раздался стук железных подков. Все обернулись и увидели Беннета Хэтча, который галопом приближался к ним. Это был смуглый человек с сединой в волосах, с тяжелой рукой и суровым лицом, вооруженный копьем и мечом, в стальном шлеме и кожаной куртке. Он был большим человеком в своей местности: правая рука сэра Дэниела в мирное и военное время, теперь благодаря стараниям своего господина он был назначен начальником отряда из ста человек.

– Клипсби! – крикнул он. – Отправляйся к Моот-хаусу и пошли туда же и остальных лодырей! Боуэр даст вам шлемы и кольчуги. Мы должны отправиться до захода солнца. Смотри, сэр Дэниел расправится с теми, кто опоздает к сбору! Смотри хорошенько! Я знаю, что ты негодный человек! Нэнси, – прибавил он, обращаясь к одной из женщин, – что, старик Эппльярд в городе?

– Ручаюсь, что нет, – ответила женщина, – наверное, в поле.

Группа рассеялась. Клипсби лениво побрел по мосту. Беннет и Шелтон поехали вместе по дороге через селение и мимо церкви.

– Увидите старого ворчуна, – сказал Беннет. – Он употребил на воркотню и восхваление Гарри Пятого более времени, чем нужно человеку для того, чтобы подковать лошадь. И все потому только, что принимал участие во французских войнах!

Дом, к которому они направлялись, стоял в конца селения, среди кустов сирени; за ним с трех сторон шли поля, доходившие до опушки леса.

Хэтч соскочил с лошади, бросил повод на изгородь и вместе с Диком пошел по полю к старому солдату, который, стоя по колена в капусте, рыл землю, напевая по временам надтреснутым голосом отрывки песен. Вся одежда его была кожаная, только капюшон и пелерина были из черной байки и завязывались чем-то красным. Его лицо походило на скорлупу грецкого ореха как по цвету, так и по бороздам. Но старые серые глаза были еще ясны, и зрение не ослабло. Может быть, он был глух, может быть, считал недостойным старого стрелка, участвовавшего в битве при Азенкуре, обращать внимание на такую помеху, но ни тревожные звуки колокола, ни приближение Беннета и юноши, по-видимому, не произвели на него никакого впечатления. Он продолжал упорно рыть землю и напевать слабым, дрожащим голосом:

И если, о леди, твоя будет милость,

Молю, пожалей обо мне…

– Ник Эппльярд, – сказал Хэтч, – сэр Оливер кланяется вам и просит вас сейчас же прийти в Моот-хаус, чтобы принять начальство над гарнизоном.

Старик взглянул на пришедших.

– Здорово, господа! – усмехаясь, проговорил он. – А куда же отправляется мастер Хэтч?

– Мастер Хэтч отправляется в Кеттли со всеми, кого мы только можем посадить на коня, – ответил Беннет. – По-видимому, там ожидается битва, и милорд нуждается в подкреплении.

– В самом деле? – сказал Эппльярд. – Ну, а сколько же человек оставляете вы мне?

– Я оставляю вам шестерых добрых молодцев и сэра Оливера в придачу, – ответил Хэтч.

– Так не удержать нам позиции, – сказал Эппльярд, – недостаточно людей. Нужно человек сорок.

– За этим-то мы и пришли к тебе, старый ворчун, – ответил Беннет. – Кто другой, кроме тебя, мог бы сделать что-нибудь в таком доме и с таким гарнизоном?

– Ага! Когда жмет где-нибудь, то вспоминают и о старом сапоге, – заметил Ник. – Никто из вас не умеет сидеть на лошади или управляться с алебардой, а что касается стрельбы из лука… Святой Михаил! Если бы ожил старик Гарри Пятый, он встал бы перед вами и спокойно позволил бы вам стрелять в него по фартингу за выстрел.

– Ну, Ник, найдутся еще и теперь люди, умеющие хорошо натянуть тетиву, – сказал Беннет.

– «Хорошо натянуть тетиву»?! – вскрикнул Эппльярд. – Да! Но кто же умеет хорошо стрелять? Тут нужен и глаз, и голова на плечах. Ну что ты назовешь хорошим выстрелом, Беннет Хэтч?

– Да вот тот, который попадет отсюда в лес, – ответил Беннет, оглядываясь вокруг.

– Да, это был бы довольно хороший выстрел, – сказал старик, оборачиваясь, чтобы взглянуть через плечо. Вдруг он прикрыл глаза рукой и уставился в даль.

– На что это вы смотрите? – спросил, хихикая, Беннет. – Уж не видите ли Гарри Пятого?

Ветеран молча продолжал смотреть на холм. Лучи солнца ярко освещали луга на его склоне; несколько белых овец щипали траву; все было тихо, только издали доносился звук колокола.

– Что такое, Эппльярд? – спросил Дик.

– Да вот птицы, – ответил Эппльярд.

И действительно, над деревьями леса, там, где он врезался в луга и заканчивался двумя чудесными зелеными вязами, на расстоянии полета стрелы от поля, где стояли разговаривавшие, стая птиц металась взад и вперед в очевидном беспокойстве.

– Что же с птицами? – спросил Беннет.

– Ах! – вздохнул Эппльярд. – Вот вы, словно умный, собираетесь на войну, мастер Беннет. Птицы – хорошие часовые: там, где леса, они являются в первых рядах сражения. Видите, если бы мы были не здесь, а в лагере, то можно было бы подумать, что нас выслеживают стрелки… а вы бы так ничего и не знали!

– Ну, старый ворчун, – сказал Хэтч, – самые близкие к нам воины в Кеттли, под командой сэра Дэниела. Мы здесь в безопасности, словно в лондонском Тауэре, а вы пугаете людей из-за нескольких зябликов и воробьев.

– Послушать только его! – со смехом сказал Эппльярд. – Да сколько мошенников дали бы себе обрезать уши, чтобы только выстрелить в кого-нибудь из нас! Святой Михаил! Они ненавидят нас, словно хорьков, мой милый!

– Ну, по правде сказать, они ненавидят сэра Дэниела, – заметил Хэтч довольно сдержанно.

– Да, они ненавидят сэра Дэниела, но ненавидят и всякого, кто служит у него, – сказал Эппльярд, – и первым делом они ненавидят Беннета Хэтча и стрелка Николаса. Послушайте, если бы там, на опушке леса, появился здоровый малый и мы стояли бы так, что ему было бы удобно целиться в нас, – вот как мы стоим теперь, спиной к лесу, – то как вы думаете, которого из нас выбрал бы он?

– Бьюсь об заклад, что вас, – ответил Хэтч.

– А я ставлю мою куртку против кожаного пояса – он выбрал бы вас! – воскликнул старый стрелок. – Вы сожгли Гримстон, Беннет, – этого вам никогда не простят. Что касается меня, то, Бог даст, я скоро буду в мирном месте, вдали от всякого выстрела как из лука, так и из пушки. Я старый человек и быстро приближаюсь к дому, где уготовлено ложе. Но вы, Беннет, останетесь после меня на свою погибель, и если доживете до моих лет неповешенным, то, значит, угас истинный английский дух…

– Ты самый злой дурак во всем Тонсталле, – сказал Хэтч, очевидно, раздраженный этими угрозами. – Собирайся-ка, прежде чем явится сэр Оливер, и перестань болтать хоть ненадолго. Если ты так же много разговаривал с Гарри Пятым, то уши его были шире его карманов.

Стрела прожужжала в воздухе, словно большой шершень: она попала между лопатками старого Эппльярда, пронзила его насквозь, и он упал лицом в капусту. Хэтч с отрывистым криком подпрыгнул, потом согнулся и побежал к дому. Дик Шелтон встал за кусты сирени и держал арбалет наготове, целясь в опушку леса.

Ни один лист не шевелился. Овцы спокойно щипали траву, птицы уселись на свои места. Но старик лежал со стрелой в спине. Хэтч ухватился за косяк двери, а Дик притаился за кустами сирени.

– Вы видите что-нибудь? – крикнул Хэтч.

– Ни одна ветвь не шелохнется.

– По-моему, стыдно оставлять его лежать так, – сказал Беннет, подходя нерешительными шагами и с очень бледным лицом. – Смотрите за лесом, мастер Шелтон, присматривайте хорошенько! Да помогут нам святые! Но каков выстрел!

Беннет положил голову старого стрелка себе на колени. Старик еще не умер – лицо его исказилось от боли, глаза то открывались, то закрывались. По-видимому, он ужасно страдал.

– Ты меня слышишь, старый Ник? – спросил Хэтч. – Нет ли у тебя какого-нибудь последнего желания, прежде чем ты преставишься, старый брат?

– Выньте стрелу и дайте мне умереть, во имя Богоматери… – задыхаясь, проговорил Эппльярд. – Я покончил со Старой Англией… Вытащите стрелу…

– Мастер Дик, – сказал Беннет, – подойдите сюда и дерните хорошенько стрелу. Он скоро отойдет, бедный грешник.

Дик отложил арбалет и, сильно дернув, вытащил стрелу. Хлынул поток крови, старик приподнялся на коленях, призвал имя Божье и упал мертвым. Хэтч на коленях посреди капусты горячо молился о спасении отлетавшей души. Но видно было, что и во время молитвы мысли его были заняты другим – он не сводил глаз с того уголка леса, откуда был сделан выстрел. Окончив молитву, он встал, снял одну из своих железных рукавиц и вытер свое бледное, мокрое от страха лицо.

– Следующая очередь – моя, – проговорил он.

– Кто сделал это, Беннет? – спросил Ричард, продолжая держать стрелу в руке.

– Только святые знают это, – сказал Хэтч. – Мы с ним выгнали из домов и имений человек сорок. Он поплатился за это, бедняга; может быть, скоро поплачусь и я. Сэр Дэниел слишком притесняет людей.

– Странная стрела, – заметил юноша, рассматривая стрелу.

– Да, правда! – вскричал Беннет. – Черная с черным оперением. – Вот так зловещая стрела! Говорят, черный цвет предвещает похороны. А тут написаны и слова. Сотрите кровь, прочтите, что там написано.

– «Эппльярду от Джона Мстителя»… Что это значит?..

– Ну, это мне не нравится, – сказал Беннет, покачивая головой. – Джон Мститель… как раз подходящее имя для негодяя. Но чего ради мы стоим здесь, словно мишени! Возьмите-ка его под колена, добрый мастер Шелтон, а я приподниму его за плечи, и мы отнесем его в дом. Это будет страшный удар для бедного сэра Оливера: он побледнеет, как бумага, и будет бормотать молитвы без устали, словно ветряная мельница.

Они подняли старого стрелка и отнесли в дом, где он жил в одиночестве. Тут они положили его на пол, жалея тюфяк, и приложили все усилия, чтобы придать трупу должное положение.

Домик Эппльярда был чистеньким, но довольно пустым. Тут была кровать с синим одеялом, буфет, большой сундук, два складных стула, стол на петлях в углу, у камина; на стенах висели луки и другое оружие старого воина. Хэтч с любопытством огляделся вокруг.

– У Ника были деньги, – сказал он. – У него, может быть, отложено фунтов шестьдесят. Хотелось бы мне найти их. Когда теряешь старого друга, мастер Ричард, то самое лучшее утешение – получить наследство после него. Вот, взгляните, бьюсь о заклад – там лежит груда золота. Стрелок Эппльярд приобретал легко, а отдавал с трудом. Да упокоит Господь его душу! Около восьмидесяти лет он расхаживал по Земле и все добывал что-нибудь, а теперь лежит на спине, бедный ворчун, и ничего ему больше не надо. Если его пожитки достанутся доброму другу, то, я думаю, ему будет веселее на Небесах.

– Но, Хэтч, – сказал Дик, – почти его незрячие глаза. Неужели ты решишься обворовать труп? Да он, пожалуй, встанет тогда!

Хэтч перекрестился несколько раз, но вскоре румянец вернулся на его побледневшее лицо; его не так легко было отговорить от раз принятого решения. Сундуку не поздоровилось бы, если бы как раз в ту минуту не раздался стук распахиваемой калитки. В дом вошел высокий, толстый, краснощекий, черноглазый человек, лет около пятидесяти, в черной рясе.

– Эппльярд! – проговорил вошедший и вдруг словно замер на месте. – Аvе Магiа! – вскрикнул он. – Да защитят нас святые угодники! Что это такое?

– Да, плохо дело с Эппльярдом, святой отец, – ответил совсем весело Хэтч. – Убит у порога своего дома и теперь входит во врата чистилища. Там, если верить рассказам, он не будет нуждаться ни в углях, ни в свечах.

Сэр Оливер с трудом добрался до складного стула и, весь бледный и дрожащий, опустился на него.

– Это Божий суд! О, какой удар! – прорыдал он и забормотал молитвы.

Хэтч между тем снял свой шлем и набожно опустился на колени.

– А, Беннет, – сказал священник, немного оправившись. – Что это может быть? Какой враг сделал это?

– Вот стрела, сэр Оливер. Взгляните – на ней написаны слова, – сказал Дик.

– Ну! Скверные вести! – вскрикнул священник. – «Джон Мститель»! Вполне подходящее название для лолларда[3]3
  Слово «лоллард» («lоllаrd»), обозначавшее «пустой болтун», было презрительным прозвищем, которое давали духовным лицам, восставшим в XIV в. против господствующей церкви.


[Закрыть]! И вдобавок черная, в виде дурного предзнаменования! Господа, эта стрела не нравится мне. Но нам необходимо посоветоваться. Кто бы это мог быть? Подумай-ка хорошенько, Беннет. Который из многих темных злоумышленников решился так смело выступить против нас? Симнел? Я сильно сомневаюсь в этом. Уэлсингемы? Нет, они еще не дошли до этого; они еще надеются победить нас законным образом, когда настанет иное время. Вот еще Саймон Мелмсбери. А ты как думаешь, Беннет?

– А что вы думаете, сэр, об Эллисе Декуорсе?

– Ну, это уж нет, Беннет. Только не он, – сказал священник. – Смута никогда не подымается снизу, Беннет, все разумные хроникеры сходятся в этом мнении. Возмущение всегда идет сверху вниз. Когда Том, Дик и Гарри берутся за свои луки, нужно пристально вглядеться, кому из лордов может быть полезно это движение. Так как сэр Дэниел снова присоединился к партии королевы, то он теперь в немилости у лордов Йорка. Оттуда и идет этот удар, Беннет. Я постараюсь узнать, кто подготовил его, но здесь главная причина этого несчастья.

– Извините, сэр Оливер, – сказал Беннет, – здесь все так нагрелось, что я давно уже чую пожар. Чуял его и бедный грешник Эппльярд. И, извините, умы всех здесь так скверно настроены против нас, что для бунта им не нужно ни Ланкастера, ни Йорка. Выслушайте мои простые слова. Вы, служитель церкви, и сэр Дэниел, вечно поворачивающийся куда дует ветер, вы отняли добро у многих людей и немало их погубили и перевешали. Вас призывали к суду, но, уж не знаю каким образом, вы всегда оказывались правы. Вы думаете, что на том и делу конец? Ну нет, извините, сэр Оливер: человек, у которого отняли добро и которого побили, приходит в ярость и когда-нибудь, когда попутает нечистый, возьмет свой лук да и всадит вам стрелу на целый ярд.

– Нет, Беннет, ты ошибаешься. Беннет, ты должен был бы радоваться, что есть кому наставлять тебя, – сказал сэр Оливер. – Ты пустой болтун, враль, глотка у тебя больше твоих обоих ушей, вместе взятых. Обрати на это внимание, Беннет, обрати!

– Ну, я не буду больше ничего говорить. Как вам угодно, – сказал Беннет.

Священник встал со стула, вынул из висевшего у него на шее ящичка с письменными принадлежностями сургуч, печать и кремень. Он приложил печать сэра Дэниела к буфету и к сундуку, причем Хэтч с неудовольствием смотрел на это. Потом все несколько боязливо вышли из дома и сели на лошадей.

– Нам пора уже быть в пути, сэр Оливер, – сказал Хэтч, держа стремя для священника, пока тот садился.

– Да, но времена изменились, Беннет, – возразил священник. – Эппльярда уже нет, упокой, Господи, его душу! Я задержу тебя в гарнизоне, Беннет. У меня должен быть верный человек, на которого я мог бы положиться в эти дни черных стрел. «Стрела, во тьме летящая», – говорится в Евангелии… Не помню дальше текст – я ленивый священник, слишком погружен в мирские дела. Ну, едем, мастер Хэтч! Всадники уже должны быть у церкви.

Они поехали вниз по дороге. Ветер развевал полы плаща священника. На небе за ними подымались тучи, закрывая солнце. Они проехали мимо трех домиков, разбросанных на окраине деревушки Тонсталл, и, доехав до поворота, увидели перед собой церковь. Десять-двенадцать домов скучились вокруг нее с передней стороны; сзади кладбище подходило к лугам. У арки кладбищенских ворот собралось около двадцати человек. Некоторые из них сидели в седлах, другие стояли около своих лошадей. И вооружение, и лошади их отличались большим разнообразием: у одних были копья, у других алебарды, у третьих – мечи. Некоторые сидели на лошадях, еще покрытых грязью от только что проведенной пахоты.

Все это были самые захудалые из местных крестьян, так как лучшие люди и лошади были уже на войне с сэром Дэниелом.

– Недурно! Да будет благословен крест Холивуда! Сэр Дэниел будет очень доволен, – заметил священник, мысленно пересчитывая отряд.

– Кто готов в путь? Выезжайте все, кто верен нам! – крикнул Беннет.

Какой-то человек прокрадывался между вязами. Услышав этот призыв, он отбросил всякое стеснение и бросился прямо к лесу. Люди, стоявшие у кладбищенских ворот, не заметившие до сих пор присутствия незнакомца, встрепенулись и рассыпались в разные стороны. Сошедшие с лошадей вновь вскочили в седла; остальные бросились преследовать незнакомца, но им приходилось огибать церковь и кладбище, и потому было ясно, что добыча ускользнет от них. Хэтч с громкими ругательствами хотел перескочить через ограду, но лошадь отказалась сделать прыжок, и всадник очутился в пыли на земле. Хотя он сейчас же вскочил на ноги и схватил повод, время все же было упущено, и беглец был слишком далеко, чтобы можно было его догнать.

Дик Шелтон оказался умнее всех. Вместо того чтобы заняться бесполезным преследованием, он снял со спины арбалет и приготовил стрелу. Когда все остальные отказались от своих намерений, он повернулся к Беннету и спросил, нужно ли стрелять.

– Стреляй! Стреляй! – крикнул священник с кровожадной яростью.

– Стреляйте в него, мастер Дик, – сказал Беннет. – Попадите в него так, чтобы он упал, словно созревшее яблоко.

Беглецу оставалось сделать только несколько прыжков, чтобы очутиться в безопасности, но на окраине луг круто подымался к холму, и потому ему приходилось бежать медленнее. Из-за сумрака наступавшего вечера и порывистых движений беглеца целиться было нелегко. Дик навел арбалет и почувствовал нечто вроде сожаления: он почти желал не попасть в цель. Стрела полетела.

Беглец споткнулся и упал; Хэтч и остальные преследователи разразились громкими, радостными криками. Однако они делили шкуру медведя, еще не поймав его. Беглецу не причинили никакого вреда; он сейчас же вскочил на ноги, повернулся, с вызывающим видом взмахнул шляпой и в следующее мгновение исчез за опушкой леса.

– Чума его возьми! – крикнул Беннет. – У него нога вора, он умеет бегать. Но вы попали в него, мастер Шелтон, он унес с собой вашу стрелу. Я не очень-то завидую этому подарку.

– Но что он делал у церкви? – спросил сэр Оливер. – Опасаюсь, что-нибудь очень дурное. Клипсби, добрый малый, сойди-ка с коня да поищи хорошенько среди вязов.

Клипсби скоро вернулся с какой-то бумагой в руках.

– Эта бумага была прибита к двери церкви, – сказал он, подавая ее сэру Оливеру. – Больше я ничего не нашел.

– Ну, клянусь могуществом нашей Матери Церкви, это уже приближается к святотатству! – вскричал сэр Оливер. – Если это делается по приказанию короля или владельца замка, то уж нечего делать! Но чтобы всякий бродяга в зеленой куртке мог прибивать бумаги к дверям святилища!.. Это уже очень близко к святотатству, и люди сжигались за дела меньшей важности! Но что это такое? Темнеет быстро. Добрый мастер Ричард, у вас молодые глаза. Прочтите мне, пожалуйста, этот пасквиль.

Дик Шелтон взял бумагу в руки и прочел ее вслух. Это были очень грубые вирши, почти без рифм, написанные большими буквами и с невероятными ошибками.