Текст книги "Мутант"

Рональд упорно возражал против любого выброса акций, опасаясь того, что в будущем компания может оказаться в чужих руках. Он считал, что расширение должно быть напрямую связано с доходами и прибылями фирмы. И опять голос Виктора должен был определить окончательное решение, как и тогда, в 1983 году, когда обсуждалась возможность открытой продажи акций компании на бирже. Тогда Виктор проголосовал против Рональда, приняв сторону Кларка. Несмотря на то что последующие события доказали бесспорный успех этого решения, Рональд считал, что Виктор изменил высокой науке.

Виктор положил бумажку в центр блокнота.

– Что еще?

Коллин не успела ответить, так как дверь открылась и Виктор-младший, просунув в щель голову, спросил, не видел ли кто-нибудь Филипа.

– Он был в кафетерии, – сказала Коллин.

– Если увидите его, скажите, что я здесь, попросил мальчик.

– Обязательно, – улыбнулась Коллин.

– Я буду поблизости.

Виктор с отсутствующим видом помахал ему рукой, все еще раздумывая над тем, что скажет Рональду. Он был уверен, что капитал им нужен сейчас, а не в следующем году.

Виктор-младший закрыл дверь.

– Он не в школе? – поинтересовалась секретарша.

– Весенние каникулы, – ответил Виктор.

– Исключительный ребенок, – вздохнула Коллин. – Такой нетребовательный. Если бы мой сын был здесь, он бы только и делал, что болтался под ногами.

– Моя жена думает по-другому. Она считает, что с ним не все в порядке.

– Трудно поверить. Он такой вежливый, такой взрослый.

– Может быть, тебе стоит поговорить с Машей. – Виктор протянул руку, чтобы взять сообщения о других телефонных звонках. Ему не терпелось покончить с делами. – Что там дальше?

– К сожалению, это номер телефона Джонатана Маронетти, адвоката Гефардта.

– Прекрасно, – покачал головой Виктор. Джордж Гефардт был начальником отдела кадров в «Фертилити», а три года назад руководил закупками для «Кимеры». В настоящее время он был отстранен от дел, пока шло расследование по поводу исчезновения ста тысяч долларов из «Фертилити». Сначала открылось, что Гефардт получал деньги по чекам умерших сотрудников. Узнав об этом, Виктор дал указание проверить чеки на все закупки, сделанные Гефардтом для «Кимеры» с 1980 по 1986 год. Вздохнув, Виктор положил бумажку с номером адвоката под бумажку Рональда.

– Что дальше? – спросил он.

Коллин просмотрела оставшиеся листочки.

– Из важного, пожалуй, все. С остальным я сама справлюсь.

– Все? – переспросил Виктор с явным недоверием в голосе.

Коллин встала.

– Со звонками все. Но вас ожидает Шарон Карвер. Она хочет поговорить.

– Может, ты и сама с ней справишься?

– Она настаивает на встрече с вами. Вот ее личное дело.

Виктору не нужно было ее личное дело, однако он взял его и положил на стол. О Шарон Карвер он знал все. До того как ее уволили по причине «невыполнения служебных обязанностей», она ухаживала за животными в отделе биологических исследований.

– Пусть подождет, – Виктор поднялся. – Я ее приму после того, как поговорю с Рональдом.

Через другой выход из своего кабинета Виктор отправился к Бикману. Возможно, Рональд проявит больше благоразумия при разговоре с глазу на глаз. Завернув за угол, Виктор увидел знакомую фигуру, пятящуюся из дверей и тянущую за собой тележку. Это был Филип Картрайт, человек с неполноценным развитием. «Кимера» принимала на работу таких людей, используя в меру их возможностей. Они были неплохими работниками. Филип выполнял курьерские поручения и был охранником. На работе его полюбили с самого первого дня его пребывания в фирме. Кроме того, он был особенно привязан к Виктору-младшему и проводил с ним много времени, в частности перед тем, как Виктор начал ходить в школу Они составляли невероятную пару. Филип был мужчиной могучего сложения, с редкими волосами, близко посаженными глазами, сильной шеей, начинавшейся за ушами и переходившей в плечи. Его длинные руки заканчивались лопатообразными кистями с пальцами одинаковой длины.

Увидев Фрэнка, Филип широко улыбнулся, обнажив ряд квадратных зубов. Он производил бы пугающее впечатление, если бы не покладистый характер. Его поведение брало верх над его внешностью.

– Доброе утро, мистер Фрэнк, – поздоровался Филип. Несмотря на свои габариты, он имел на удивление детский голос.

– Доброе утро, Филип, – кивнул Виктор. – Виктор-младший где-то здесь, он искал тебя. Он всю неделю здесь будет.

– Я очень рад, – воскликнул Филип. – Я сейчас разыщу его. Спасибо.

Виктор наблюдал, как он поспешно удалялся со своей тележкой, желая в душе, чтобы все работники «Кимеры» были такими исполнительными.

Войдя к Рональду в приемную, Виктор поздоровался с его секретаршей и спросил, на месте ли ее босс. Прошло несколько минут, прежде чем она пригласила его пройти.

– Брут пришел возносить хвалы Цезарю? – Рональд взглянул на Виктора из-под кустистых бровей. Это был плотный мужчина с небрежно зачесанными волосами.

– Я собирался обсудить предложение акций на бирже, – начал Виктор. Из тона и поведения Рональда уже было ясно, что тот не расположен к разговору.

– О чем тут говорить? – спросил Рональд с едва скрываемым чувством обиды. – Я слышал, ты за продажу акций.

– Я за привлечение дополнительного капитала.

– Это одно и то же.

– Ты хочешь знать мои доводы?

– Я думаю, они вполне понятны. Вы с Кларком решили объединиться против меня.

– Неужели? – Виктор не мог скрыть сарказм. Этот нелепый бред начинал наводить его на мысль, что парень переутомился под наплывом административной работы. На его долю приходилось столько же, сколько и Виктору, если не больше, а оба они не были привычны к подобной работе.

– Эти твои «неужели» со мной не пройдут. – Рональд поднялся и навис над столом. – Я тебя предупреждаю, Фрэнк, я с тобой сквитаюсь.

– О чем ты? – Виктор не верил своим ушам. – Что ты со мной собираешься сделать? Спустишь мне шины? Рональд, это я, Виктор, ты помнишь? – Он помахал рукой перед лицом Рональда.

– Я сделаю твою жизнь такой же несчастной, какой ты делаешь мою, – раздраженно проговорил Бикман. – Ты продолжаешь давить на меня, требовать увеличения продаваемых акций. Я разделаюсь с тобой.

– Пожалуйста, – Виктор поднялся. – Рональд, когда ты очнешься, позвони мне. Я не собираюсь выслушивать здесь твои угрозы.

Повернувшись, он вышел из кабинета. Виктор слышал, как Рональд начал что-то говорить, но не остановился, чтобы дослушать. Он почувствовал омерзение. На какой-то миг им овладело желание бросить все к чертям, продать свои акции и опять заняться академической работой. Но к тому моменту, как он вернулся в свой кабинет, это настроение прошло. Он не допустит, чтобы личный настрой Рональда мешал ему наслаждаться биотехнологией. В конце концов, и в академии были некоторые ограничения, просто они были другого рода.

~~

Перед Виктором лежал листок с номером телефона Джонатана Маронетти, адвоката Гефардта. Виктор набрал номер и услышал в трубке голос адвоката. У него был сильный нью-йоркский акцент, который действовал Виктору на нервы.

– У меня для вас хорошие новости, – сказал Джонатан.

– Они нам не помешают, – произнес Виктор.

– Мой клиент, мистер Гефардт, изъявил желание вернуть все суммы, которые таинственным образом ушли у него со счета, плюс проценты. Это не означает признания вины. Просто он хочет, чтобы это дело было закончено.

– Я обсужу это предложение с нашими юристами.

– Подождите, еще кое-что. За то, что эти деньги будут перечислены, он хочет быть восстановленным на работе и просит, чтобы его избавили от волнений, связанных с расследованием его дела.

– Это невозможно. Мистер Гефардт не будет восстановлен на работе до того, как мы закончим расследование этого дела.

– Ну что ж, – сказал Джонатан после паузы, – я думаю, мы обсудим это с клиентом и я отговорю его от этого условия.

– Боюсь, это мало что изменит.

– Послушайте, давайте быть разумными.

– Расследование будет проходить так, как запланировано.

– Я уверен, что есть некоторые возможности... – начал было Джонатан.

– Извините, – прервал его Виктор. – Мы вернемся к этому разговору, когда у нас будут все факты.

– Вы не хотите разумно подойти к этому вопросу. Я буду вынужден принять меры, о которых вы можете пожалеть. Вряд ли у вас есть основания быть святее папы римского.

– До свидания, мистер Маронетти. – Виктор бросил трубку.

Откинувшись в кресле, Виктор по внутреннему телефону попросил Коллин пропустить в кабинет Кар-вер. Хотя он знал, о чем пойдет речь, он все-таки открыл ее личное дело. Практически с первого дня работы она вызывала проблемы. Необязательная, часто не являлась на службу. В деле были пять писем от разных людей с жалобами на ее плохую работу.

Виктор поднял глаза. В дверях кабинета стояла Шарон Карвер. На ней была облегающая мини-юбка и шелковая кофточка. Она медленно проплыла через всю комнату и расположилась в кресле напротив Виктора, демонстрируя при этом свои ноги.

– Спасибо, что вы нашли время принять меня, – прошептала она.

Виктор взглянул на моментальную фотографию в ее деле. На фотографии она была в мешковатых джинсах и фланелевой рубашке.

– Чем я могу вам помочь? – Виктор посмотрел ей прямо в глаза.

– Я уверена, вы много чем можете помочь, застенчиво улыбнулась Шарон. – В данный момент меня больше всего интересует восстановление на работе. Я хочу, чтобы меня приняли обратно.

– Это невозможно.

– Думаю, что возможно.

– Мисс Карвер, – продолжил Виктор, – я вынужден вам напомнить, что вас уволили за невыполнение обязанностей.

– Но как это получилось, что человек, с которым мы были вместе в кладовке, когда нас там застали, не уволен? – спросила Шарон, сняв ногу с ноги и с вызовом наклоняясь вперед. – Ответьте мне.

– Ваши любовные похождения в последний день пребывания на службе не были единственным основанием для увольнения. Если бы проблема заключалась только в этом, вас бы не уволили. Человек же, которого вы упомянули, никогда не пренебрегал своими служебными обязанностями. В тот день у него был отгул. У вас не было. В любом случае, что сделано, то сделано. Я уверен, что вы найдете работу где-нибудь еще. Так что, если разрешите... – Виктор поднялся и направился к двери.

Шарон Карвер не двинулась с места. Она холодно посмотрела на Виктора.

– Если вы не примете меня обратно, я порадую вас судебным иском в связи с половой дискриминацией, так что у вас голова закружится. Я заставлю вас помучиться.

– Вам уже это неплохо удается, – заметил Виктор. – А теперь, извините...

Как кошка, готовящаяся к нападению на мышь, Шарон медленно поднялась с кресла.

– Вы меня плохо знаете, – выплюнула она.

Подождав, пока она выйдет из комнаты, Виктор связался по интеркому с Коллин и сказал, что собирается в лабораторию и что она может оторвать его от работы, только если папа римский придет с визитом.

– Поздно, – вздохнула Коллин. – Доктор Херст сидит в приемной. Он хочет вас видеть. Он чем-то расстроен.

Уилльям Херст был исполняющим обязанности заведующего отделом медицинской онкологии. По его делу тоже было недавно начато расследование. Но, в отличие от Гефардта, расследование случая Херста проводилось на предмет выявления возможной подделки результатов научных исследований. Научная нечистоплотность представляла собой нарастающую угрозу в ученом мире.

– Пусть он входит, – сказал Виктор.

Херст вскочил внутрь кабинета, как будто собирался напасть на Виктора, и бросился к столу.

– Я только что узнал, что вы заказали независимой лаборатории расследование по проверке результатов, изложенных в моей последней статье в журнале.

– Учитывая статью в «Бостон глоуб» за пятницу, не думаю, что это должно вас удивить, – проговорил Виктор, прикидывая, как ему поступить, если этот маньяк подойдет к нему вплотную.

– К черту «Бостон глоуб», – заорал Херст. – Эта высосанная из пальца статья основана на замечаниях одного раздраженного лаборанта. Вы ведь в нее не верите, не так ли?

– В данном случае мое доверие или недоверие не имеет значения. «Глоуб» сообщил, что информация в вашей статье намеренно сфальсифицирована. Это сообщение наносит ущерб репутации – вашей и «Кимеры». Этот слух необходимо пресечь, прежде чем он станет неуправляемым. Я не понимаю причину вашего гнева.

– Хорошо, я объясню, – выпалил Херст. – Я ожидал от вас поддержки, а не подозрения. То, что вы приказали провести проверку моей работы, равнозначно признанию моей вины. Кроме того, незначительные статистические неточности могут проскочить в любой статье, написанной по результатам совместного труда. Даже сам Исаак Ньютон, как потом выяснилось, улучшал некоторые результаты. Я хочу, чтобы запрос о проверке был отозван.

– Послушайте, мне очень жаль, что вы так взволнованы. Но несмотря на Исаака Ньютона, теория относительности не действует, когда речь идет об этике исследователя. Уверенность общественности в исследованиях...

– Я не собираюсь здесь лекции выслушивать, – вскипел Херст. – Я вам сказал, нужно, чтобы проверка была прекращена.

– Я вас прекрасно понял. Но факт остается фактом: если результаты исследования не были подогнаны, вам нечего бояться.

– Вы хотите сказать, что не отзовете приказ о проверке?

– Именно это я и хочу сказать, – ответил Виктор. Ему уже надоело умиротворять этого человека.

– Я потрясен тем, что у вас нет никакого чувства научной терпимости. Теперь мне понятно, почему у Рональда такое к вам отношение.

– Относительно научной этики мы с доктором Бикманом стоим на одинаковых позициях, – заметил Виктор. – До свидания, доктор Херст. Разговор окончен.

– У меня есть еще кое-что для вас, Фрэнк. – Херст навалился на стол. – Если вы стремитесь измазать меня грязью, то вы не тот белый рыцарь науки, которым хотите казаться.

– Фальсифицированной информации я никогда не публиковал, – с сарказмом отпарировал Виктор.

– Дело в том, – продолжал Херст, – что вы не белый рыцарь, каким хотите предстать перед нами.

– Убирайтесь из моего кабинета.

– Охотно. – Херст прошел к двери и, открыв ее, добавил: – Запомните, что я вам сказал. У вас есть уязвимые места. – Он хлопнул дверью с такой силой, что на стене задрожал диплом Виктора об окончании медицинского колледжа.

Некоторое время Виктор продолжал сидеть за столом, пытаясь восстановить эмоциональное равновесие. Для одного дня угроз более чем достаточно. Интересно, что это имеет в виду Херст, говоря, что он не белый рыцарь? Просто цирк!

Виктор резко встал, надел белый халат. Он собрался было улизнуть, предупредив Коллин, что будет в лаборатории, и чуть не столкнулся с ней в дверях, поскольку секретарша как раз направлялась в его кабинет.

– Доктор Уилльям Хоббс в приемной, он просто убит, – быстро сказала Коллин.

Виктор заглянул за ее плечо. Он увидел человека, сидящего в кресле рядом со столом Коллин, согнувшегося и обхватившего голову руками.

– Что случилось? – шепотом спросил Виктор.

– Что-то с сыном, – ответила Коллин. – По-моему, что-то случилось с мальчиком, и он хочет попросить отгул.

Виктор почувствовал, как у него вспотели ладони, а в горле появился противный комок.

– Пусть зайдет, – выдавил он.

Сам пройдя через муки искусственного оплодотворения, он не мог не испытывать сочувствия к этому человеку. Мысль о том, что с мальчиком Хоббса что-то случилось, снова разбудила все его дурные предчувствия и опасения в отношении Виктора-младшего.

– Мой сын, – начал было Хоббс, но умолк, чтобы переждать навернувшиеся слезы. – Моему мальчику должно было исполниться три. Вы его никогда не видели. Он был для нас всем. Центр нашей жизни. Он был гений.

– Что случилось? – Виктор со страхом ожидал ответа.

– Он умер, – сказал Хоббс с неожиданной злобой, прорвавшейся сквозь печаль.

Виктор сглотнул. Горло было шершавым, как наждачная бумага.

– Несчастный случай?

Хоббс отрицательно покачал головой.

– Врачи точно не знают, что случилось. Началось с приступа. Когда мы привезли его в детскую больницу, они сначала решили, что у него отек мозга: мозг был сильно увеличен. Они ничего не могли сделать. Он уже не приходил в сознание. Потом сердце остановилось.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Потом Хоббс сказал:

– Я бы хотел взять отгул.

– Разумеется, – произнес Виктор.

Хоббс медленно поднялся и вышел.

Минут десять Виктор сидел, глядя в пространство. Впервые в жизни лаборатория была тем местом, куда ему меньше всего хотелось идти.

4

Позднее утро понедельника

Маленький будильник на столе зазвонил, напоминая о том, что истекли пятнадцать минут, отведенные для беседы с Джаспером Льюисом, сердитым пятнадцатилетним мальчиком с пробивающейся растительностью на подбородке. Он сидел, ссутулившись в кресле напротив Маши, всем своим видом изображая скуку. Да, похоже, его ожидают крупные неприятности.

– Мы еще не обсудили твое пребывание в больнице, – сказала Маша. У нее на коленях лежала история болезни мальчика.

Джаспер большим пальцем ткнул себе за спину по направлению к столу Маши.

– Я думал, звонок означает, что прием закончен. – Он означает, что прием почти закончен. Что ты думаешь о трех месяцах, проведенных в больнице, теперь, когда тебя уже выписали?

Маша считала, что на мальчика неплохо подействовал распорядок больницы, но она хотела услышать его мнение.

– Нормально.

– И все? – спросила Маша ободряюще. Его тяжело было разговорить.

– Ну, неплохо, – пожав плечами, сказал Джаспер. – Ну так, ничего особенного.

Было ясно, что просто так вытянуть его впечатления не удастся. Маша для себя записала на полях истории болезни, что следующую беседу с мальчиком нужно начать именно с этого. Закрыв папку, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Приятно было с тобой встретиться. До следующей недели.

– Ладно. – Мальчик поднялся и неловко вышел из комнаты, стараясь при этом не встречаться с Машей взглядом.

Маша вернулась к столу, чтобы надиктовать на пленку результаты беседы. Щелчком открыв историю болезни, она посмотрела на свои записи, сделанные перед госпитализацией подростка. У Джаспера с раннего детства были отклонения в поведении. Когда ему исполнится восемнадцать, диагноз будет звучать по-другому: антиобщественное поведение. Кроме того, по ее мнению, у него были и отклонения шизоидного характера.

Просматривая анамнез. Маша отметила, что характерными чертами его поведения были частое вранье, драки в школе, прогулы, мстительность, фантазии. Ее внимание привлекла фраза: «Не испытывает ни к кому привязанности, не показывает эмоции». Она вдруг вспомнила, как Виктор-младший уклоняется от ее объятий, его холодный взгляд, прохладные, как горные озера, голубые глаза. Она заставила себя читать дальше. «Предпочитает одиночество, не стремится к установлению близких отношений, не имеет близких друзей».

Пульс Маши участился. Не медицинское ли заключение своего собственного сына она читала? С трепетом Маша стала перечитывать описание личности Джаспера. Она обнаружила ряд неприятных соответствий. Поток ее мыслей был прерван приходом Джин Колберт – медсестры и секретаря. Прежде чем перевести на нее взгляд. Маша успела выхватить фразу в истории болезни, подчеркнутую красным: «Джаспер воспитывался тетей, поскольку мать работала на двух работах, чтобы обеспечить семью».

– Вы готовы принять нового пациента? – поинтересовалась Джин.

Маша глубоко вздохнула.

– Помнишь, я откладывала статьи о воспитании в детском саду и его последствиях для психики? – спросила она.

– Конечно. Они в архиве.

– Найди их для меня, ладно? – попросила Маша, пытаясь не выдать свою озабоченность.

– Конечно, – кивнула Джин. Помолчав, она добавила: – С вами все в порядке?

– Все нормально. – Маша открыла новую историю болезни.

Пока она просматривала свои недавние записи, в комнату неслышно вошла двенадцатилетняя Нэнси Трэверс. Спрятавшись в одном из кресел, она втянула гелову в плечи, как черепаха.

Маша вышла из-за стола, переходя в часть кабинета, предназначенную для беседы с пациентами. Она попыталась вспомнить, на чем они остановились во время предыдущего разговора, когда девочка описывала свои сексуальные приключения.

Беседа началась. Маша пыталась сконцентрироваться, но в подсознании роились мысли о Викторе-младшем, о ее вине, о том, что она работала, когда он был маленьким. Не то чтобы он когда-либо возражал против ее ухода на работу. Но Маша прекрасно знала, что это уже само по себе могло быть признаком отклонений в психике.

~~

Когда Хоббс ушел, Виктор попытался занять себя, отвечая на деловые письма, – отчасти для того, чтобы не ходить в лабораторию, отчасти чтобы отвлечься от той ужасной новости, которую принес Хоббс. Но его мысли постоянно возвращались к обстоятельствам смерти мальчика. Эдема мозга, то есть острый отек. Это было непосредственной причиной. Но что вызвало отек? Он пожалел, что не узнал у Хоббса всех подробностей. Именно отсутствие точного диагноза усиливало страхи Виктора.

– Черт! – Виктор треснул ладонью по столу. Он резко встал, посмотрел в окно. Из кабинета была хорошо видна башня с часами. Стрелки застыли, показывая четверть второго одного из давно прошедших дней. – Надо было узнать побольше, – сказал Виктор самому себе, ударяя кулаком правой руки о ладонь левой с такой силой, что обе руки пронзила резкая боль. Смерть сына Хоббса вновь вызвала успокоившиеся было опасения за Виктора-младшего. Машу больше волновало развитие психики мальчика, у Виктора же вызывало тревогу его физическое развитие. Когда показатель интеллектуального развития Виктора-младшего, сначала упав, стабилизировался на прежнем исключительно высоком уровне, Виктор почувствовал ужас. Ему потребовались годы, чтобы преодолеть страх и успокоиться. Но внезапная смерть сына Хоббса снова возродила его опасения. Особенно волновало то, что сходство между сыном Хоббса и Виктором-младшим не ограничивалось необычным способом их зачатия. Оба мальчика были вундеркиндами. Виктор тайно наблюдал за развитием сына Хоббса. Его интересовало, будет ли у мальчика такое же падение коэффициента умственного развития, как у Виктора-младшего. Теперь же Виктор хотел знать все обстоятельства трагической смерти ребенка.

Усевшись за компьютер, Виктор очистил экран. Он вызвал свой персональный файл «Малыш Хоббс» Он не искал чего-то конкретного. Просто ему казалось, что если он просмотрит информацию, это поможет найти объяснения смерти мальчика. Экран оставался темным, хотя обычное время для загрузки информации уже истекло. Удивляясь, Виктор еще раз нажал на клавишу вызова. Как бы в ответ ему в нижнем правом углу экрана высветились слова: «Идет поиск». Затем, к изумлению Виктора, последовало сообщение, что такого файла нет.

Виктор чертыхнулся. Наверное, ошибка при вызове файла на экран. Он снова, на этот раз очень внимательно, набрал название файла: «Малыш Хоббс» и нажал клавишу. После некоторой паузы, во время которой компьютер просматривал информацию в своей памяти, был выдан тот же самый ответ: «Файл не найден».

Удивляясь про себя, что же могло случиться с файлом, Виктор выключил компьютер. Правда, некоторое время он не работал с этим файлом, но для компьютера это не имело никакого значения. Побарабанив пальцами по столу рядом с клавиатурой, Виктор немного подумал, затем опять включил машину. На этот раз он напечатал слова «Малыш Мюррей».

Как и при поиске файла Хоббса, после некоторой паузы появился аналогичный ответ: «Файл не найден»

Дверь в кабинет открылась. Виктор обернулся. На пороге стояла Коллин.

– Сегодня плохой день для отцов, – проговорила она, держась за край двери. – Звонит мистер Мюррей из бухгалтерского отдела. Видимо, с его ребенком что-то случилось, он тоже плачет.

– Не может быть, – выдохнул Виктор. – Какие совпадения во времени!

– К сожалению, это так, – сказала Коллин. – Вторая линия.

Потрясенный, Виктор повернулся к телефону. Лампочка на нем мигала, и каждое мигание звоном отзывалось в его голове. Это не может случиться, не может, ведь все шло так хорошо.

Ему пришлось заставить себя снять трубку.

– Извините, что беспокою, – начал Мюррей, – но вы были так внимательны к нам тогда, когда мы стремились иметь ребенка. Я подумал, что вы захотите об этом знать. Мы отвезли Марка в детскую больницу. Он умирает. Доктора говорят, что они не в силах ничего сделать.

– Что произошло? – Виктор чувствовал, что ему все труднее говорить.

– Похоже, никто не знает, – ответил Хорас. – Началось с головной боли.

– Он не ударялся головой? – Насколько нам известно, нет. – Вы не возражаете, если я зайду?

~~

Полчаса спустя Виктор припарковал машину в гараже около больницы. Он прошел внутрь и остановился у справочной стойки. Выяснив, что Марк Мюррей находится в хирургическом отделении в палате интенсивной терапии, он прошел в комнату ожидания. Там он увидел Хораса и Колетт, обезумевших от горя и бессонной ночи. При появлении Виктора Хорас поднялся на ноги.

– Какие-нибудь изменения? – с надеждой спросил Виктор.

Хорас отрицательно покачал головой.

– Сейчас он под маской.

Как мог, Виктор выразил свои соболезнования. Похоже, Мюрреи были тронуты тем, что Виктор нашел время заехать, тем более что они никогда не были особенно близки.

– Он был необычным ребенком, – сказал Хорас. – Такой исключительный, такой умный. – Он покачал головой.

Колетт сидела, уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее начали вздрагивать. Хорас сел, обнял жену за плечи.

– Как зовут лечащего врача Марка? – спросил Виктор.

– Накано, доктор Накано.

Виктор извинился и, сняв пальто, вышел из комнаты, оставив потерявших рассудок супругов. Он двинулся в сторону отделения реанимации, расположенного в конце коридора и отделенного от него электронными дверями. Они автоматически раздвинулись, когда Виктор ступил на резиновый коврик перед ними.

Помещение реанимации было знакомо Виктору еще с того времени, когда он был врачом, живущим при больнице. Это было царство электронных приборов и торопливо снующих медсестер. Гудение респираторов и сигналы кардиомониторов составляли особый фон, создавая в помещении атмосферу напряженности. Жизнь здесь балансировала на краю бытия.

Виктор чувствовал себя в привычной обстановке, поэтому никто не обратил на него внимание, несмотря на отсутствие на нем бирки с его именем. Подойдя к стойке дежурного, Виктор спросил, может ли он видеть доктора Накано.

– Только что он был здесь, – ответила бодрая молодая женщина. Она привстала и оперлась на стойку, надеясь увидеть врача. Затем снова села и сняла трубку. Через минуту система пейджеров внесла имя доктора Накано в список тех, кого разыскивали. Их имена доносились из громкоговорителей под потолком.

Пройдясь по отделению, Виктор попытался найти Марка, но лица многих детей были скрыты под масками. Он вернулся назад, как раз когда дежурная повесила трубку. Увидев Виктора, она сообщила, что Накано направляется в отделение.

Через пять минут Виктор был представлен красивому смуглому врачу с явными признаками японского происхождения. Виктор объяснил, что он друг Мюрреев, врач, и что он хочет узнать о состоянии Марка.

– Дело плохо, – прямо сказал Накано. – Ребенок умирает. Мы редко произносим эти слова, но в данном случае болезнь не поддается никакому лечению.

– А вы понимаете, что происходит?

– Мы знаем, что происходит. Но мы не знаем причину этого. Пойдемте, я вам покажу.

Спешащей походкой занятого человека Накано направился к двери. Он остановился перед палатой, отделенной от помещения реанимации.

– Приходится принимать меры предосторожности, – пояснил Накано. – Нет никаких признаков инфекционного происхождения заболевания, но мы решили на всякий случай... – Он дал Виктору халат, шапочку и маску. Через буферное помещение они вошли в маленькую комнатку.

Марк Мюррей лежал на большой больничной кровати с высокими перилами. Его голова была замотана марлей. Накано объяснил, что они сделали декомпрессию и шунтирование, но это не помогло.

– Посмотрите. – Накано протянул Виктору офтальмоскоп.

Нагнувшись над распростертым ребенком, Виктор приподнял веко мальчика и стал вглядываться в застывшие расширенные зрачки. Несмотря на отсутствие опыта в использовании инструмента, он сразу же увидел патологию. Глазной нерв буквально выпирал наружу, как будто что-то выталкивало его изнутри.

Виктор выпрямился.

– Впечатляет? – спросил доктор. Он взял офтальмоскоп и стал сам осматривать ребенка. Выпрямившись, он сказал:

– Огорчает, что состояние постоянно ухудшается. Мозг продолжает распухать. Странно, что он еще не вылезает через уши. Ничего не помогает: ни декомпрессия, ни шунтирование, ни стероиды, ни маннитол. Боюсь, мы уже сдались.

Виктор заметил, что в комнате не было медсестры.

– Кровоизлияние или какие-либо признаки травмы?

– Нет. Кроме отека ничего нет. Как я уже сказал, это не менингит. Мы ничего не понимаем. Видимо, наверху кто-то работает. – Он указал пальцем в потолок.

Как будто в ответ на страшное предсказание Накано кардиомонитор загудел, сигнализируя о перебоях в сердцебиении Марка. Сердце мальчика стало биться нерегулярно. Сигнал снова загудел. Накано не шелохнулся.

– Такое уже было, – сказал он. – Но сейчас мы установили режим «не отвечать». – Как бы в пояснение он добавил: – Родители считают, что бессмысленно поддерживать жизнь, если мозг мертв.

Виктор кивнул. В это время опять включился сигнал монитора. На этот раз гудение не прекращалось. Началась фибрилляция. Виктор через плечо взглянул на стойку дежурного по отделению. Никто не отреагировал на сигнал.

Через некоторое время зигзагообразная кривая на экране монитора выпрямилась.

– Игра окончена, – сказал Накано. Это замечание могло бы показаться циничным, но Виктор знал, что оно вызвано скорее огорчением, чем бесчувствием. Виктор слишком хорошо помнил работу врача.

Накано и Виктор вернулись к стойке дежурного.

Доктор сообщил медсестре о смерти Марка. Как-то буднично, между прочим, она сняла трубку и приступила к обычным в таких случаях формальностям. Виктор понимал, что человек, которого частые смерти выводят из равновесия, не смог бы здесь работать.

– Прошлой ночью был аналогичный случай, – сказал Виктор. – Фамилия ребенка Хоббс. Ему было примерно столько же, может, чуть старше. Вы ничего не знаете об этом?

– Я слышал о нем, – неопределенно ответил Накано. – Но он не был моим пациентом. Насколько я понимаю, многие симптомы совпадают.

– Похоже. – После паузы Виктор спросил: – Вы будете проводить вскрытие?

– Обязательно. Вообще-то это обязанность патологоанатомов, но они переваливают все на нас. У них сейчас очень много работы, особенно всяких непонятных случаев. Вы сами сообщите родителям или хотите, чтобы я сказал?

Резкая смена темы разговора покоробила Виктора. После паузы он ответил:

– Я сам скажу. И спасибо за то, что вы уделили мне время.