Текст книги "Олимпиец"

Роман Буревой
Олимпиец

Пролог

По вечерам небо над болотами светилось зелено-голубым. На макушках древовидных папоротников огненной росой тлели огоньки. А потом из-за горизонта поднималась кроваво-красная луна Фатума, небо чернело.

После провала очередного наступления и заключения перемирия (командование утверждало, что на три недели, но никто из ветеранов не верил в столь длительную ремиссию) Вторая когорта XX Лацийского легиона устроила базу на старом капище.

«Капище» – название условное. В нагромождении каменных блоков легко угадывался фундамент и зачатки могучих стен, в глубине скрывались системы подземных ходов и складских помещений. Замысленное с размахом, строение бросили недостроенным, а не разрушенным. С первого взгляда даже неискушенный наблюдатель мог бы заметить, что каменные блоки пригнаны друг к другу идеально. Отсюда, видимо, и пошли таинственные рассказы о чужих и высших расах, о святилищах и жертвенниках, о похищенных людях и голосах в ночи.

Никто не знал, откуда взялись на Фатуме развалины. Парочка археологов, что крутилась на капище еще в самом начале военных действий, путая планы военных и поминутно мешая, провела серию анализов, после чего погрустнела – результаты говорили о том, что руинам этим не больше четырехсот лет, а значит, не может быть речи о том, что камни эти громоздила друг на друга древняя цивилизация. Получалось, кто-то из землян-колонистов присматривался к этой планете, когда еще ни Лацию, ни Неронии не было до нее дела. Колонизацию начали, но прекратили по неизвестной причине. Остались одинаковые каменные строения, прозванные пришедшими на Фатум легионерами капищами. Скорее всего, это были не святилища, а недостроенные военные базы или нулевые циклы заводов-автоматов. Но все же что-то иное, чуждое, во всех этих постройках угадывалось. Породившая их цивилизация была так же далека от нынешних земных эпигонов, как европейская культура от инков и ацтеков. Но даже этим «чужим землянам» Фатум по каким-то причинам не подошел.

«Да и что толку в этой планете?!» – дивился легионер Флакк, в который раз осматривая громадные идеально обработанные блоки.

Климат мерзкий, большая часть материка – нескончаемые болота. Полезных ископаемых – негусто. Есть нефть, но добывать ее стоит лишь в том случае, если на планете возникнет многолюдная колония. А пока легионеры от нечего делать переделывали боевых роботов-триариев в ходячие огнеметы. Теперь, ко всему прочему, небо почти постоянно затянуто черной пеленой – пожары охватили заросли древовидных хвощей и торфяники, так что без дыхательной маски с фильтром наружу лучше не соваться. Да и прежде не стоило этого делать: местные грибковые споры не слишком дружественны человеческим организмам: бывали случаи, когда у легионеров в госпитале обнаруживали трахею и бронхи напрочь забитыми белой дрянью, похожей на жидкую рисовую кашу.

Проклятая планета! К тому же фатумский воздух пригоден для дыхания, и значит, стаж легионера идет один к одному, как будто это обжитая колония вроде Островов Блаженных или – а.

В шутку кто-то стал именовать ее планетой-недоноском. Уж это точно: даже вокруг своей звезды Фатум делал оборот за три с половиной стандартных года. Дождливая зима сменялась не слишком жарким летом, из-за испарений местное солнце казалось сероватым и тусклым. Растения в большинстве своем – хвощи. Животные – различные амебы, гидры и прочая дрянь, особенно досаждали людям пиявки – сотни видов – от крошечных, не больше трех миллиметров, до огромных, с локоть длиной и толщиной в руку. Одни пиявки питались соком молодых хвощей, другие их пожирали. Но с появлением людей пиявки-хищники с радостью накинулись на человека. Они чуяли добычу за несколько километров, так что военные лагеря приходилось устраивать на скалах и окружать силовым куполом, защищаясь не только от врага, но и от кровососущей дряни. Ящерицы и змеи маскировались под пиявок, крупные пиявки старались походить на змей. Некоторые люди не выдерживали и начинали жечь плазмой все вокруг, лишь бы защититься от кишащих повсюду гадов.

Самыми удивительными местами на Фатуме были зеленые острова. Посреди болот встречались участки, где на поверхность выходили подземные воды. Удивительный состав этой воды не позволял органике гнить и разлагаться – хвощи росли здесь сотни лет и, достигая невероятных размеров, рушились в воду под собственной тяжестью. Но и в воде они лежали до тех пор, пока не иссякал источник. Стволы прогрызали пиявки и устраивали там свои инкубаторы – приятель Флакка, новичок, неосторожно наступил на такой лежащий в воде хвощ, проломил тонкую стенку, и нога его увязла в шевелящейся массе. Мигом твари облепили его с ног до головы. Парня спасли. Но домой, на Лаций, он вернулся практически без кожи.

Упавшие в эти воды мертвецы не разлагались, лежали будто живые в прозрачной воде, тем страшнее смотрелись на белой коже черные дыры, проделанные пиявками, да тонкие надрезы, оставленные челюстями водяных змей. Однажды Флакк видел целую центурию, недвижно лежащую на дне, в новеньком обмундировании, в полном вооружении, как будто легионеры легли в воду и уснули навсегда. Молодые чистые лица, отмытые до белизны погребальных масок, казались изваянными из голубоватого лацийского мрамора.

Через неделю, когда за погибшими вернулась похоронная команда, в воде остались только броня, оружие да металлические пряжки и значки.

По мере того как подземные воды растекались, смешиваясь с водой дождевой, флора вступала в свои права, упавшие растения начинали гнить, вода приобретала коричневый оттенок, появлялись трясины и торфяники. С воздуха зеленые острова можно было отличить сразу – по высоченным хвощам, синеватому цвету воды и удивительно яркой зелени, которая окружала подземные источники.

* * *

В стороне от основной казармы офицеры и легионеры-патриции оборудовали удобный и теплый бункер. Силовой купол – отличная вещь в смысле безопасности, но он не дает комфорта. Если всему легиону, а вместе с ним и Второй когорте придется застрять на Фатуме до весны (а дело к этому шло), то в удобной и теплой «земляночке» (как ее ласково называли легионеры) – зимовать куда удобнее, чем в казарме.

Тесный круг обитателей «земляночки» сложился в основном из патрициев, главным здесь был опцион Эмилий Павел, по его распоряжению Флакка допустили в число избранных на правах новенького.

В «земляночке» было почти уютно. По военным меркам бункер считался просторным, а стены, облицованные камнем, оставались сухими, даже когда начинался сезон дождей. Флакк устроился здесь почти с комфортом – во-первых, имелась печка рядом с походными койками – как только начнутся холода, обитатели будут топить печурку круглосуточно по очереди. Термопатроны интенданты забыли завезти – придется жечь сушеные древовидные хвощи – их склад оборудовали в соседнем помещении. Скорее всего, прежние обитатели использовали это подземелье как темницу – именно там центурион Ивар наткнулся на четыре скелета, скованных цепями. То ли несчастных умертвили в этом карцере, то ли заперли и оставили умирать. Келл (так его имя Маркелл сократили в казарме) утверждал, что их принесли в жертву. Но скелетами легионеров не напугаешь – кости погребли в болоте, могилу отметили камнем. Келл высек на камне: «Omnes una manet nox»[1]1
  Всех ожидает одна и та же ночь (лат.)


[Закрыть]. – Гораций Келл был большим любителем латинских изречений. Он и над входом в бункер хотел выбить слова «Pro domo sua»[2]2
  В защиту своего дома (лат.)


[Закрыть], но успел изобразить одно «Pro», после чего сжег молекулярный резак и на этом опыты с местным камнем закончил.

Походные кровати, двойные одеяла, постельное белье, кухонный комбайн и запас консервов – о чем еще может мечтать легионер, готовясь к зимовке на неколонизированной планете, – разве что о хорошей бане. Ну, термы с бассейном на Фатуме не скоро появятся, это точно, а вот ванную комнату обитатели бункера оборудовали – опять же в одном из подземелий. Отыскали подходящий металлический корпус от автономного лазера, обмазали глиной, внизу соорудили топку. Что может быть лучше горячей ванны после путешествия по болотам? Только вечер, когда ты уже чистый, укутанный в халат, пошитый из упаковочной ткани, сидишь возле печурки, потягиваешь глинтвейн и травишь байки, время от времени подсовывая в печку расколотые пополам полые стебли хвоща. Глинтвейн варил Серв. Неведомо где он раздобыл бочонок красного вина, гвоздику и кардамон. Келл утверждал, что припасами Серв разжился у неров. А еще он утверждал, что война с Неронией идет за рынки сбыта дорогих вин, а из гигантских фатумских хвощей получаются прекрасные бочки. Самое интересное, что многие в эту очередную байку Келла поверили.

По вечерам даже сам центурион Ивар заглядывал в бункер. Роботов-триариев устроили тут же у блиндажа, перевели в спящий режим, усадили бочком друг к другу на сделанном из папоротников настиле, накрыли маскирующей пленкой. Глядя на неподвижных стальных солдат, так схожих очертаниями с людьми, трудно было отделаться от мысли, что там, под пленкой, лежат мертвые легионеры, которым под каким-то нелепым предлогом отказано в погребении.

Эмилий Павел был старше Флакка на семь лет, до войны он успел обзавестись семьей и в армии был с первых дней конфликта, побывал в таких переделках, откуда даже боевому роботу было не выбраться. О первых днях на Фатуме Эмилий Павел ничего не рассказывал. Однажды, когда зашел в «земляночке» разговор о начале войны, Павел ответил, что ничего почти не запомнил – только как шли они по горящим болотам и половина центурии провалилась в горящие торфяники, ресурс брони у всех был исчерпан, реактивные движки давно сдохли. Спасся лишь тот, кто сумел сохранить своего триария, – они выбрались на роботах, как на металлических конях.

– А что еще помнишь? – спросил Флакк. Он явно не поверил опциону: патриций не забывает ничего и никогда, на то и дарована ему родной планетой генетическая память.

– Что это третье перемирие с начала войны, – невозмутимо ответил Павел.

Первое перемирие было кратким, всего три с половиной дня. А потом опять началась мясорубка. Второго перемирия легионеры XX легиона даже не заметили – выбирались из очередной заварушки в болотах. Шли и радовались – чего это неры не стреляют, наверняка снаряды кончились. И лишь дойдя до своих, узнали – почему им так повезло.

Сам Флакк прибыл в легион уже после этого второго перемирия и сразу угодил в пекло. Неры с лацийцами дрались за какую-то скалу на болотах. Тогда больше всего его поразили не вспыхивающие под зарядами плазмы заросли хвощей, не встающий над болотами мерзкий белый пар, а вид собственных рук, внезапно покрывшихся густой черной шерстью. На самом деле была это вовсе не шерсть, а тысячи мелких пиявок, что впились в кожу, они шевелились, раздуваясь, наливаясь кровью. Келл, что примостился за каменной глыбой рядом, вытащил из нагрудного кармана баллончик и опрыскал Флакку руки. Пиявки мгновенно скукожились и осыпались в воду мертвыми стручками, оставив на коже тысячи проколов, из которых сочилась кровь.

А скала досталась лацийцам, неры неожиданно отступили.

В ночь после того боя командир когорты пристрелил из бластера двух легионеров-патрициев без всяких причин. По этому делу Флакка вызывали в штаб легиона, и его допрашивал прилетевший на планету следователь по особо важным делам Валерий Корвин. Допрашивал больше часа, задавал какие-то дурацкие вопросы насчет пиявок, Флакк взорвался и посоветовал молокососу самому отправиться в болота, лучше пешком, и на собственной шкуре испытать, каково там. (Молокосос, к слову, был куда старше самого легионера.) На что Корвин ответил спокойно: «Если понадобится, то непременно побываю», – и допрос закончился. На другой день Корвин явился в расположение Второй когорты, обратился к центуриону, что замещал арестованного военного трибуна, и потребовал, чтобы ему предоставили в сопровождающие легионера Флакка. Целый день они плутали в зарослях хвоща и папоротников на легком двухместном скутере и наконец выбрались к месту недавнего боя.

– Здесь мы уже ничего не найдем, – заметил Флакк. – Болота умеют хранить свои тайны.

– Слишком много тайн, – уточнил Корвин. – Мой вам совет, легионер, постарайтесь, насколько это возможно, никогда не оставаться на болотах ночью. Особенно в одиночку.

– А то появится собака Баскервилей и сожрет меня?! – расхохотался Флакк: его дед обожал Конан Дойля, не столько книги, сколько головидео, так что практически все сюжеты достались Флакку вместе с генетической памятью в наследство.

– Собак здесь нет, – совершенно серьезно ответил Корвин. – Но люди пропадают.

Однако мудрым советом Корвина им в тот раз пришлось пренебречь. Как назло, проклятый скутер сломался в самый неподходящий момент, на просьбу прислать спасательный бот из лагеря никто не ответил. Не работала ни дальняя, ни ближняя связь, сдохли личные комбраслеты. Следователю и его помощнику пришлось заночевать среди болот, на выжженном во время недавнего боя островке сухой земли. Спать они договорились по очереди, полночи один, вторую половину – другой. Флакку выпало дежурить первому. В назначенный час он разбудил Корвина и, завернувшись в защитную термопленку, улегся на землю. Проснулся легионер утром, когда давным-давно рассвело. Тусклое местное солнце светило ему в лицо, шуршали на ветру заросли молодых хвощей, и рядом никого не было.

Поначалу Флакк подумал, что горе-часовой заснул. Но, обойдя весь островок черной сухой земли, окруженный болотами, обнаружил, что остался один. У кромки воды стоял их испорченный скутер. Флакк автоматически стал вызывать по комбраслету базу и обнаружил, что браслет работает, ему тут же ответили и обещали выслать спасательный бот. Тогда Флакка осенило: он кинулся к скутеру. Двигатель завелся мгновенно, дальняя связь включилась без проблем. Более того, на дисплее отчетливо светилась зеленая точка – следователь Корвин был где-то неподалеку.

Флакк отыскал его спустя пятнадцать минут на соседних скалах, патриций спал, подложив под голову шлем, и его не разбудили ни шум подлетающего скутера, ни крик Флакка. Комбраслет на его руке, видимо, давно уже и безрезультатно пикал, вызывая владельца.

Когда Флакк подбежал к спящему, то увидел, что к щеке следователя присосалась здоровенная, сантиметров тридцать длиной, лиловая пиявка. Лиловая от высосанной крови.

На другой день Корвин улетел с Фатума, забрав с собой командира. С тех пор перед выходом на болота всем легионерам стали выдавать кругляшки зеленого пластыря и раз в неделю поить всех в обязательном порядке черной горькой микстурой.

– Сок из пиявок, – шутил Келл, и, как потом выяснил Флакк, парень был недалек от истины.

Третье перемирие застало Флакка в теплом блиндаже на старом капище под силовым куполом.

* * *

– Зачем за эту долбаную планету воевать? – бормотал Келл, потягивая глинтвейн. – Поделим ее пополам с Неронией, и все дела. Хвощей на всех хватит.

– Невозможно, – озвучил Флакк официальную версию. – Это ключ к дальнейшему освоению сектора.

– А нам нужен этот сектор? Силенок хватит? Мы и метрополию еще не обустроили как следует, не говоря о колониях, а все мечтаем о новых землях. Сколько мы положили народу на этих болотах? Хорошо, у пиявок нет разума, а то бы они свихнулись, пытаясь понять, зачем им в болота кидают столько дармовой жратвы. Или забыл, как десантировался? – съязвил Келл.

Да, десантирование Флакка и его центурии нельзя было назвать удачным. Почти все легионеры и боевые роботы погибли, кто уцелел, в одиночку добирался до своих по болотам. Флакк оказался в числе счастливчиков, не только сам спасся, но еще и притащил с собой освобожденную из плена девчонку. Как выяснилось уже в лагере, опциона связи из штаба легата, отделали ее неры по первое число.

Прежде, до этой войны, Флакк относился к нерам вполне доброжелательно. Ну выбрали земляне для своей планеты другую историческую реконструкцию, нежели Лацийцы, разве это так важно? Люди как люди. Как все.

Исповедуют, как религию, гедонизм, но это, как говорится, их проблемы. Если чревоугодие не мешает соседу, это не порок. И вдруг выяснилось, что гедонизм совсем не исключает садизма. Неры даже не допрашивали девчонку – для этого существуют более тонкие методы воздействия, чем нож или раскаленный прут. Кнехты просто глумились, развлекались, в силу своей убогой фантазии. Правда, у неров в армии в основном наемники, сами они не воюют. Но разве они не в ответе за действия тех, кого посылают в бой?

– Планета должна принадлежать кому-то одному. Иначе останется повод для вечного конфликта, – не сдавался Флакк. Не то чтобы ему нравилась эта версия. Отнюдь. Но как только он вспоминал изувеченную девчонку, так сразу начинал говорить суконным языком официального канала сената.

– А как же Старая Земля? – спросил Келл. – Там сотни разных систем и территорий.

– Старая Земля – это богадельня! – огрызнулся Флакк. – Приют для беспомощных граждан и огромное кладбище сгинувших цивилизаций. Недаром наши старики уезжают туда умирать.

– А кто мы? Новые цивилизации? – Переспорить Келла еще никому не удавалось. – Что нового мы создали, скажи? Только повторяем, как попугаи, старое…

– Конечно, мы – новые! – неожиданно подал голос Павел, хотя до этого делал вид, что дремлет на своей койке и очередная дискуссия подчиненных его не интересует.

– Но чем мы отличаемся от неров? Тем, что их реконструкторы взяли за основу Возрождение, а наши – Древний Рим? У нас эмблема – орел, а у них – совершенный человек Леонардо да Винчи! – все больше распалялся Маркелл, он вообще был заводной, спорить кидался по любому поводу.

Флакк ожидал, что Эмилий Павел продолжит спор, но тот вновь накрылся одеялом с головой, предоставляя другим чесать языки.

– Мы мыслим по-разному. У нас – Республика, сложная юридическая система и чувство долга, у них – император, гедонизм и наемные убийцы браво, – продолжил отстаивать свою точку зрения Флакк, видя, что от Павла словесной помощи не дождешься. Не то что в бою.

– Если чем мы и отличаемся, – не унимался Келл, – так это тем, что у наших патрициев есть генетическая память. Все остальное только форма, которую в любой момент можно отбросить.

– Орк! Отбросить! Все переделать! Ну конечно! Сразу видно, что у человека отец избирался народным трибуном, – хмыкнул Флакк.

– А у тебя дядя заседает в сенате, а отец командует линкором «Сципион Африканский» – это тоже сразу видно, – парировал Келл.

– Видно одно: мы слишком давно бездельничаем, – опять подал голос из-под одеяла Эмилий Павел. – Образ мыслей можно отбросить лишь с головой.

– Меняю: две головы на одну мысль! – засмеялся Келл.

Флакк в деталях запомнил этот разговор, потому что это был их последний вечер в блиндаже.

В тот вечер Серв где-то разжился бобами и принялся варить густую похлебку с грудинкой, но не в кухонном комбайне, а в котелке, на печурке, рассчитывая угостить друзей настоящей бобовой похлебкой с дымком и специями. Варил он долго, печь давным-давно раскалилась докрасна, но почему-то проклятые бобы никак не желали развариваться. Время от времени Серв подносил ложку к губам, старательно дул, пробовал варево и всякий раз морщился.

– Может, это какие-то местные бобы? – предположил Келл.

Серв предъявил свою добычу, обычный мешок для продуктов, на котором значилось: «Бобы, 50 кг, собственность армии Лация».

Мешок достался им полный: Серв его лично вскрыл.

– Есть все равно придется, – меланхолично заметил Келл, – мы же туда две упаковки грудинки вбухали.

Он отобрал у кашевара ложку и попробовал:

– Странный, однако, супчик…

Потом стал пробовать Павел. Съел три ложки, поморщился. Флакк тоже разжевал пару бобов, после чего ложка вернулась к Серву.

Повар-самозванец еще полчаса колдовал над кастрюлей, потом опять приступил к дегустации.

Так и слопали легионеры в конце концов весь суп из недоваренных бобов. А потом кинулись в латрины, закуток у границы купола, отгороженный каменной стеночкой. Там было три удобных стульчака, и торф насыпан, чтобы отбить запах. Но в этот раз торф не помог – вонь стояла жуткая. К утру обитатели бункера истребили все содержимое аптечки и лежали на походных койках пластом, поднимаясь лишь для того, чтобы посетить латрины. Один Флакк был на ногах (хотя «учреждение» все же посетил не единожды) – он с младых лет питал отвращение к бобовому супу и съел лишь пару ложек, предпочтя на ужин пищевые таблетки и сухари.

Утром центурион Ивар вызвал к себе Павла и приказал отвезти всех любителей бобовой похлебки в госпиталь легиона. Ехать было недалеко, к тому же в тыл, лету чуть больше часа на скутере. Но так уж вышло, что покидать когорту было плохой приметой – уедешь, не вернешься. Даже когда Павлу прострелили обе ноги, он в госпиталь не поехал, Ивар привез медика с хирургическим автоматом, тот сделал операцию прямо в бункере. Две недели Павел по территории лагеря ползал на самодельных салазках с гидроприводом, будто робот недоделанный, лишь бы в центурии своей остаться.

Но в этот раз Ивар был неумолим – в госпиталь, и точка.

«Мне игры в героизм ни к чему», – заявил центурион. Опасался он грибковой и амебной дряни, которую можно с легкостью подцепить на болотах, – болезни выкашивали легионеров во время этой кампании не хуже лазера и плазмы. На всякий случай велено было взять с собой немного бобов для анализа.

Поездка в госпиталь не предвещала неприятностей: на фронте было затишье, очередное перемирие, пока генералы наверху (в прямом смысле, ибо встречи происходили на орбите Фатума) пытались договориться о разделе планеты.

После неудачной попытки Лация прорвать фронт и захватить несколько высот на севере, боевые действия прекратились. Неры больше не получали подкреплений, но и Лацию неоткуда было взять свежие силы. Правда, транспорты с боеприпасами и продовольствием прилетали. Но ни людей, ни даже роботов-триариев взамен выбывших метрополия не давала. Ситуация патовая. Ни один из противников не хотел уступать, но и ни один не мог победить.

* * *

– Чтобы посрать, на болотах не будем останавливаться, – предупредил Павел. – Всем надеть подгузники, по две пары, чтобы до госпиталя дотянуть. Броненагрудники оставить в лагере, надеть только шлемы.

– Подгузники вместо броненагрудников, – хмыкнул Келл.

– Отставить разговорчики! Без брони обойдемся. Оружие взять! – приказал Павел. – Но лишь бластеры и по две гранаты на каждого. И еще по два реактивных движка от бронников. Если в болото угодим, они нас из трясины вытянут.

Приказ оставить броненагрудники легионерам не понравился. Бронник – отличная вещь, зеркальное напыление защищает от бластеров, аморфная сталь – от обычных пуль и осколков. Только от плазменных зарядов не защитит, потому как терморегуляторы слабые. Движки дают усиление мышцам вдвое, а в максимальном режиме втрое. Правда, питания усилителю хватает на полчаса, но в бою зачастую этого достаточно. Однако приказ есть приказ, скутер пятиместный, а ехали они всемером, вторую машину Ивар дать наотрез отказался. Передвижение в тыл не сулило особых опасностей. Разве что пиявки. Но от них броня не защитит.

Пока страдающие животом в последний раз посещали латрины, пока легионеры из соседнего отделения готовили скутер для поездки (для облегчения машины пришлось снять вторую пушку со скутера и оставить на складе три бочонка с автономными лазерами), Флакк решил побриться. Он всегда брился, отправляясь на задание, если позволяло время, – была у него такая примета. Говорят, неры делают себе эпиляцию, чтобы бороды не росли. Но у лацийцев подобное не принято – уж если решили они жить как истые римляне, то не к лицу им бабские ухищрения неров.

Флакк укрепил зеркальце на каменном выступе в «ванной комнате», но только выдавил немного крема для бритья, как зеркало неизвестно почему сорвалось с уступа. Флакк подставил ладонь, пытаясь поймать зеркальце, но стеклянный квадратик чудесным образом миновал его руку, спикировал на пол и раскололся на две аккуратные половинки, хотя в голограмме было указано, что зеркало небьющееся. С минуту Флакк недоуменно смотрел на осколки, потом поднял обе половинки и положил каждую в нагрудные кармашки камуфляжа.

После чего отправился на склад, взял бутыли с чертовой кожей и принес «поносной команде».

– Раздевайтесь! Облейте спину и грудь! – приказал, как будто был командиром. – Чертова кожа, это, конечно, не броня, но от легких лазеров и от пуль защитит. И весит немного.

Гель, твердея, становился прочнее стали и отражал не хуже стекла, но отскребать его с тела было мучением. По инструкции гель должен был наноситься на голое тело, под белье и камуфляж.

– Ты разве нам отец-командир? – усомнился Маркелл. – Павел командует, а не ты.

– У меня предчувствие. Вы знаете, что такое предчувствие патриция?!

– Не буду я обливаться этой дрянью, – буркнул Аврелий. – У меня грудь волосатая. Не то что у вас, пацанов!

– Отставить разговоры! Нанести чертову кожу! – приказал Эмилий Павел, подходя к ним.

К предчувствиям Флакка он отнесся всерьез, ибо сам был патрицием, и подобные прозрения уже не раз спасали его на болотах.

* * *

Выехали они утром, хотя и не слишком рано. Для осени Фатума день был теплым – плюс десять по Цельсию. Тучи разошлись, весело проглядывало местное солнце. Этому солнцу так и не придумали официального названия – а под каким номером оно числилось в звездных атласах, Флакк никогда не интересовался. Легионеры именовали меж собой звезду Фатума Фатумзой. Не имеет значения номер звезды, под которой тебя прикончат и оставят гнить в болоте.

– Осенью здесь все же не так дерьмово, – заметил Аврелий. – Другое дело весна, когда у пиявок начинается период размножения, и лето. Они отращивают крылья и роятся в воздухе, как комары. На скутерах нельзя летать низко над болотами – пиявки и змеи выпрыгивают из воды на метр, а то и больше и норовят вцепиться в добычу. Одни разбиваются о корпус, другие присасываются к бронестеклу, и только его откроешь, как тут же перепрыгивают на тебя.

– Гадючник, одним словом, – пробормотал Флакк, занимая место в скутере позади Аврелия, который умудрился «опоноситься» последним – явился в блиндаж, когда остальные уже сидели в латринах, и, на свою беду, подчистил котелок до блеска.

– Что? Какая еще соль? – поинтересовался Аврелий.

Он был туговат на одно ухо (следствие не старости, а контузии). Глухоту эту непременно вылечат – но потом, в мирное время, на родной планете. Сейчас некогда обращать внимание на подобные мелочи.

– Бери направление строго на юг, – приказал водителю Павел и выложил на приборную панель планшетку с картой. Рядом положил бумажный блокнот и вечную ручку.

Если судить по данным спутниковой разведки, сейчас в этом секторе никого не было. Вообще никого. Ни одного подразделения, ни одного легионера или десантника-нера.

Через полчаса после того, как они покинули базу, Павел, посмотрев на планшетку, обнаружил, что их скутер, поначалу обозначенный веселенькой зеленой точкой, двигавшейся в заданном направлении, теперь почему-то с карты исчез. Горели зелеными контурами лишь два объекта – силовой купол их когорты и лагерь легиона, куда они направлялись.

Что за хрень! Не иначе неры включили какую-то глушилку. А если так, то карта эта превратилась в примитивную обманку. Возможно, неры устроили очередной рейд противнику в тыл, несмотря на объявленное перемирие. А тут нате, лацци, практически без оружия, без брони и все в дерьме.

– Нас сожрал Рок, – сказал Аврелий, скосив глаза на карту.

Хуже всего чувствовал себя Серв. Он так напробовался своей похлебки, что понос у него сделался кровавым. Несмотря на две пары подгузников, брюки легионера промокли насквозь – из кишечника хлестала кровь с дерьмом. Фельдшер, отправляя их в путь, надел Серву на руку две манжеты с голубой кровью и две – с физраствором, надеясь, что этого хватит на дорогу. У них еще была упаковка манжет с физраствором – на всех. Лучше других себя чувствовал Флакк – с остальными он ехал скорее для проверки, чем для лечения.

Вонь в скутере была невыносимая – волей-неволей пришлось поднять верхнее бронестекло.

Сразу за лагерем на холме с бывшим капищем шли густые заросли низкорослых хвощей. В их зелени легко могли укрыться как отдельная машина, так и солидный десант. Громоздкий скутер, выжимая с трудом двадцать километров в час, утюжил низкорослые хвощи, стебли крошились и падали в ржавую воду.

«Надо было выкинуть и вторую пушку. Все равно мы в таком виде ни от кого не отобьемся, будь у нас хоть десять орудий, – подумал Флакк. – Зато могли бы доехать чуток быстрее».

Он держал на коленях бутыли с фильтрованной водой – страдавшим от поноса легионерам все время хотелось пить. На душе было скверно, и ласковый блеск осеннего солнца не успокаивал. Откуда-то тянуло дымом, хотя ни огня, ни дыма нигде не было видно.

– Что мы забыли в этих зарослях! – пробормотал сидевший за спиной Павла Келл. – Зачем мы вообще поперлись в этот идиотский госпиталь. Остались бы в бункере. Я бы сделал отвар из серых хвощей – от поноса это первое дело.

– Заткнись, Келл, – отозвался Флакк. – Чего ворчать? Приказано в госпиталь, значит, в госпиталь…

Заросли хвоща разошлись, перед легионерами открылась ровная болотина, по бокам окаймленная щеткой ржаво-коричневых стволов, вдали возвышались отдельно стоящие гигантские «деревья». Залитое водой огромное пространство украшали зеленые, поросшие мхом кочки. На нежной зелени кровавыми каплями поблескивали в солнечных лучах налитые ягоды местной клюквы.

– Да тут можно целый мешок набрать! – мечтательно воскликнул Каплун, прозванный так за близко посаженные ярко-желтые птичьи глаза. – Говорят, местная клюква отлично помогает от поноса. Давайте соберем, а…

– Мы не затем здесь, – одернул Павел. – Авр, гони прямиком на юг. Ориентиром – вон тот холм впереди.

Холм этот чем-то отличался от местного пейзажа – это Флакк заметил сразу. Во-первых, холм был слишком темным, во-вторых, на его поверхности выделялись правильно очерченные овалы.

– Это, похоже, не холм, а корабль, – предположил Флакк.

– Откуда здесь корабль? – изумился Каплун. – Такой корабль…

– Не наш точно, – продолжил Флакк суммировать наблюдения. – И на нерский не похож. Они ничего подобного не делают, все больше на живые корабли надеются. Но эта штука в три раза больше любого анимала. Наши корабли такого класса на планеты с атмосферой вообще не садятся.

Флакку было восемнадцать, и в кораблях он разбирался не благодаря собственному опыту, а лишь используя сведения генетической памяти предков. Его отец командовал линкором «Сципион Африканский» еще до появления на свет наследника.