Текст книги "Побег"

Глава 6

…Даже если у Диких Гусей и впрямь зрели в головах какие-то коварные планы, они предпочли о них не распространяться.

– Расскажи о пакалях, – потребовал Кальтер. – Вряд ли Ковач был не в курсе, что это такое, – год назад о пакалях знал уже весь мир. И сколько за них платят на черном рынке, Ковач тоже наверняка имел представление. Сомневаюсь, что он ушел бы от аномалии, не обыскав батискафную станцию и все нижние этажи.

– Вот к этому я и веду, – закивал Харви. – Ты угадал, брат: так все и было. Мы вчетвером проторчали там с утра до поздней ночи, пока не перерыли все, что только можно. Будь у нас металлоискатель, мы, конечно, управились бы гораздо быстрее. Но и без него улов оказался очень богатым: целых шесть пакалей, можешь себе представить!

– Вранье! – заявил Штернхейм. – Кому ты тут вешаешь лапшу на уши, мозгляк! Может, я и не держал в руках эти твои пакали, но новости гляжу регулярно. И знаю, что больше четырех пакалей в одной аномальной зоне еще никто не находил!

– Отто прав, – поддержал главаря Гусей Кальтер. – Ты вроде бы не похож на рыбака, а привирать все равно любишь.

– Клянусь, ни на йоту не приврал! – оскорбился Багнер. – Да и зачем мне это, скажите на милость? Прежде чем меня обвинять, вы сначала дослушайте, потому что дальше – самое интересное… В общем, сначала мы отыскали четыре пакаля – три белых и черный. Все лежали на виду, но чтобы их найти, пришлось облазить три уровня. Ковач обрадовался. Говорит, что четыре – это удача, поскольку обычно их меньше находят. Еще говорит, что когда их ищут, вокруг мистика творится или иное дерьмо, а мы весь день у разлома проторчали и ничего подобного не видели… И только он это произнес, тут же внизу под нами что-то ка-а-ак громыхнет, аж весь «Рифт» снизу доверху ходуном заходил.

– Землетрясения в этих краях не редкость, – отмахнулся Штернхейм. – У нас под боком океанический разлом, и Татакото на моей памяти как минимум раз шесть уже трясло.

– Тогда мы сперва тоже так подумали, – кивнул Скарабей. – Дескать, вот, блин, опять землетрясение или, может, того хуже – цунами… Однако все мы отчетливо слышали, что источник грохота был внутри станции, а не снаружи. Ковач говорит: «Хочешь не хочешь, надо пойти проверить. Вдруг там что-то серьезное: несущая опора сломалась или обшивка лопнула…». Опять мы спустились к черному разлому и, угадайте, что видим… Или, вернее, кого?

– Угадай, сколько у тебя останется во рту зубов, директорский подпевала, если ты не прекратишь испытывать мое терпение! – прорычал не расположенный к играм Отто.

– Прошу прощения, герр Штернхейм! Что-то я и правда чересчур увлекся, – примирительно улыбнулся ему Харви. – Все-все, больше не буду!.. А нашли мы тогда возле черной кляксы вот его, Обрубка…

И он, продолжая виновато улыбаться, указал на Кальтера.

– Меня?! Ты это серьезно? – слегка оторопел Куприянов. Однако в голове у него сразу что-то щелкнуло, и некоторые странные подробности его недавнего прошлого стали выглядеть более понятными. – Но мне сказали, что я был доставлен сюда с Таити на вертолете в бессознательном состоянии!

– Знаешь, я бы и хотел снова пошутить, да очень уж мне мои зубы дороги. – Багнер с наигранным сожалением вздохнул и покосился на Гусей. – Не знаю ни про какое Таити. Да, брат, тебе не послышалось – это был ты. Но я, кажется, сказал, что ты лежал возле кляксы? Извини, оговорился. Ты лежал на том месте, где до этого находилась клякса. А сама она исчезла, словно ее там и не было.

– Такое и правда возможно? – усомнился Отто, вперив в Куприянова суровый, испытующий взор.

– Не исключено, – уклончиво ответил тот. – Если Харви вспомнит, во что я был тогда одет, значит, точно не врет.

– Да запросто! – разулыбался Скарабей. – Ну и выглядел ты, брат, я тебе скажу! Сначала мы думали, что к нам какого-то водолаза занесло. Но потом пригляделись и видим: э-э, нет – скафандр на тебе явно не водолазный. В таких скафандрах только астронавты в открытый космос выходят, вон и на нашивках звезды да ракеты изображены. И еще надписи разные. Не на русском, между прочим, а на английском. Так что, хотите верьте, герр Штернхейм, хотите нет, но наш Обрубок – не русский шпион, а самый настоящий американский космонавт!

– Багнер не врет, – заключил Обрубок. – Но кое в чем ошибается: я не космонавт. Слишком долго объяснять, что к чему, поэтому расскажу вкратце. Я нашел скафандр в обломках космической станции, что упала летом прошлого года на русский город Скважинск. А понадобилась мне эта штука затем, чтобы нырнуть под воду. Так уж получилось, что у меня не было под рукой акваланга, а мне срочно требовалось доставить бомбу на дно затопленной шахты. Где, как назло, оказалась эта чертова клякса, в которую я провалился. Могу предположить, что грохот, который слышали вы с Ковачем, был отголоском того взрыва, что я произвел в Скважинске. Бомба рванула, но я уже провалился через аномальный портал на «Рифт» и потому уцелел… Согласен, все это нелепо звучит, но что я еще могу вам сказать – такая у меня была в то время работа.

– Мне доводилось слышать и более идиотские истории, которые на поверку оказывались правдой, – отмахнулся Штернхейм, видимо, довольный тем, что наконец-то Обрубок и Скарабей, как говорят полицейские, сошлись в показаниях. – Итак, мозгляк, значит, ты и Ковач нашли на месте кляксы Обрубка в космическом скафандре. Что дальше?

– Полагаю, они нашли не только меня и скафандр, но и два пакаля, что были со мной, когда я спустился в шахту и вляпался в аномалию, – ответил вместо Багнера Куприянов. – Белый и красный. Вот почему у Ковача оказалось в полтора раза больше артефактов, чем могло быть изначально.

– Правильно, Обрубок, – согласился Харви. – Были при тебе эти железки. Даже картинки на них помню: странный хлыст на красном пакале и рука в рыцарской перчатке с кинжалом на белом. Так или наоборот?

– В точности так. – Настроение Куприянова слегка приподнялось. Теперь Багнер говорил правду, и Дикие Гуси тоже слушали его с неподдельным интересом. Из чего следовало, что этот прохиндей и наемники все-таки не заодно.

– Шесть пакалей на четверых, – заметил Гонзо. – Неплохой улов, если они и правда так дорого стоят, как толкуют о них в новостях.

– Шесть пакалей на троих, – поправил его Скарабей. – Ты думаешь, громила, мне хоть одна из тех находок перепала? Ага, так эти скоты и взяли меня в долю! Когда они начали делить свою добычу прямо там, не сходя с места, я подумал, что вот сейчас они меня и грохнут. Как ненужного свидетеля – Ковач ведь не собирался ван Хейсу о пакалях докладывать. Только о кляксе – дескать, она появилась, слила с нижних уровней воду, исторгла из себя какого-то придурка в космическом скафандре – извини, Обрубок, – и исчезла. А что пакали? Не было пакалей! Или, может, были, но их тут же водой обратно в аномалию смыло.

– Странно, почему вертухаи тебя все-таки не грохнули, – удивился Отто. – Я бы на их месте так бы и сделал, будь уверен.

– Наверное, потому что это выглядело бы чересчур подозрительно, – ответил Багнер, нервозно поежившись. Последнее заверение главаря Гусей ему не понравилось, пусть даже оно было чисто гипотетическим. – Ван Хейс тоже не дурак и знает, на что способен Ковач. Для него убить зэка – что мне мышь растоптать. А вот если он, по мнению директора, не устранил вероятного свидетеля, который видел, что они с дружками прикарманили пакали, значит, скорее всего, пакалей и впрямь не было.

– То есть Ковач тебя просто запугал, и все?

– Запугал, естественно, и еще как запугал! Хотя и поблажек всяких тоже наобещал. Правда, большинства из них я так и не дождался, но и за те, которых дождался, спасибо ему, кровососу. Мне раньше Факельщики крепко досаждали, похлеще, чем тебе, Обрубок. Но после того нашего договора с Ковачем они на меня даже смотреть перестали. Я, в свою очередь, тоже слово сдержал и не сдал Ковача, Дженкинса и Аньелло директору. Что, впрочем, и так понятно. Ведь сдай я их, мой изуродованный труп уже уплыл бы по течению куда-нибудь в сторону Австралии.

– Что потом стало с теми пакалями, ты знаешь? – спросил Кальтер.

– Нет, брат, понятия не имею, – развел руками Скарабей. – Все зависит от того, насколько срочно Ковачу и его подельникам были нужны деньги. Если срочно, то все их трофеи, уверен, давно распроданы. Если же нет, то они приберегли свое богатство до лучших времен, поскольку цены на пакали не падают, а с каждым месяцем только растут.

Куприянов испытал огорчение, хотя виду, разумеется, не подал. Те два артефакта стали бы идеальным ключом к бегству с атолла. Соединив их вместе, можно было телепортироваться к третьему пакалю – маяку, – где бы он ни находился. Кальтера не испугала бы высокая вероятность того, что тот маяк мог очутиться в смертельно опасном месте. В данной ситуации риск того стоил бы… Увы, но Ковач со товарищи вряд ли хранили пакали на Татакото. Наверняка их добыча была давным-давно переправлена в гораздо более надежное место. Или, как сказал Багнер, уже продана на черном рынке… Хотя в последнем случае возникал вопрос, почему Ковач все еще здесь работает. С такими деньжищами ему не было бы нужды торчать на задворках мира, охраняя кодлу отборных мерзавцев.

– Черт с ними, с пакалями. А как насчет него? – Штернхейм указал на задумавшегося Обрубка. – Почему его-то здесь оставили как преступника, осужденного в какой-то стране, а не отправили, куда положено, как жертву трагических обстоятельств?

– Этого я сказать не могу, – ответил Харви. – Но похоже на то, что пока Обрубок валялся без сознания и ван Хейс пробивал по базам данных его личность, на него прислали всю нужную «сопроводиловку». А иначе никак. Очень мутное дельце, согласен. Сдается мне, те ублюдки, по чьему приказу Обрубок прыгал с бомбами в аномалии, затаили на него нехилую обиду. Чем ты им так крепко насолил, брат, если не секрет?

– Видимо, тем, что просто хотел уйти наконец-то в отставку, а не прыгать по миру в охапку с бомбами… – Кальтер почти не сомневался, что эту подлянку устроили ему «серые», но все равно спросил: – В радиопередаче обо мне, которую вам крутили перед моим появлением, говорилось, по приговору какого суда я отправлен на «Рифт»?

– Как всегда, никакой конкретики. Ты – дезертировавший шпион, а таких обычно судят закрытые трибуналы, – пожал плечами Багнер. – Слушай, брат, раз мы с тобой снова друзья, может, извинимся перед герром Штернхеймом за эту задержку и пойдем, что ли, поработаем? Разговоры – это, конечно, здорово, я тоже люблю поболтать. Только вот одной болтовней мы дело с места не сдвинем, сам понимаешь.

– Постой, мозгляк, не торопись! – попросил Отто, поднимаясь с ящика, на котором все это время сидел. – Никуда твоя работа от нас не убежит. Ты наговорил нам так много интересного, а о самом главном даже не заикнулся. А ведь прежде чем идти собирать пакали, мне очень хотелось бы знать, для кого мы их собираем.

– Ну… это же вроде бы очевидно… – Глаза Скарабея растерянно забегали. – Даже странно, что вы спрашиваете. Если ван Хейс запретил охране сюда спускаться, а послал сюда нас, значит, в прошлый раз он не до конца поверил Ковачу. И теперь директор желает лично удостовериться, что Ковач ему тогда не соврал. Нам-то обманывать ван Хейса нет резона. Тем более что никакого обмана и не будет. Шансы, что мы найдем у старого разлома новые пакали, практически нулевые, ведь раньше такого никогда не случалось. И вам, джентльмены, кстати, нет резона ссориться с охраной, передавая директору то, что я сейчас рассказал о Коваче. Все, о чем мы здесь болтали, останется только и исключительно между нами, верно?

Гусиный главарь не ответил, а лишь презрительно хмыкнул. Но все-таки не прогневался на Скарабея за его робкую попытку шантажа. Хоть Дикие Гуси были у директора на привилегированном счету, их покровитель сидел далеко от них, в администраторском корпусе – цитадели, прозванной зэками Поднебесьем. А ребята Ковача – вот они, всегда рядом! И всегда готовы осложнить зэкам их и без того дерьмовую жизнь. И если до Ковача дойдет, что Отто слил ван Хейсу вытрясенную из Багнера информацию, директор Штернхейму уже мало чем поможет. Хитрый мозгляк знал, что делал. Да, он рисковал, выбалтывая ему опасные секреты. Но Штернхейм рискнул бы куда больше, надумай он поделиться теми секретами с начальником тюрьмы.

– Хорошо, спрошу иначе, – решил зайти с другого фланга Отто. – Ты сам на кого сейчас работаешь? Или хочешь сказать, что когда ван Хейс запретил охране сюда соваться, Ковач не подкатил к тебе и не намекнул, кому ты должен передать новые пакали, если такие найдутся? И что тебя ждет, если ты передашь их не в те руки?

– Верно говорите: и подкатил, и намекнул, – не стал отпираться Харви. – И если клякса правда выплюнула другие артефакты, боюсь, я окажусь в очень сложной ситуации. Вы не заинтересованы в том, чтобы пакали оказались у Ковача, а мне чертовски невыгодно, чтобы они достались ван Хейсу. У меня нет выбора, однако у вас, джентльмены, он есть. Если вы скажете ван Хейсу, что ничего не нашли, он вам поверит. Я понимаю, что просить вас оказать мне столь большую услугу, не предложив ничего взамен, будет крайне неразумно. Вот только, видите ли, в чем трудность: у меня нет ничего ценного, что могло бы вас заинтересовать.

– Действительно, трагедия! Прямо и не знаю, в силах ли мы вообще тебе помочь, – наигранно посочувствовал ему Отто под злорадные смешки приятелей. – За бесплатно я могу разве что попросить Гонзо свернуть тебе шею. Соглашайся: это лучший вариант, чем экзекуция, которую устроит тебе ван Хейс, когда поймет, как вы с Ковачем год назад его облапошили. Или нет, пожалуй, Ковач казнит тебя раньше, если узнает, что ты не помешал нам отдать артефакты директору… В чем дело? Ты хочешь мне что-то возразить?

Скарабей стоял, вежливо склонив голову и подняв вверх ладонь, давая понять, что он хотел бы договорить.

– Я имел в виду, джентльмены, что у меня сейчас нет при себе ничего ценного, – уточнил Багнер, дождавшись, когда смех прекратится. – Однако если у нас окажутся пакали, я смогу предложить вам такое, чего вам не предложит никто, включая самого ван Хейса.

Дикие Гуси удивленно переглянулись. Багнер не был дураком. Он прибыл на «Рифт-75» еще с первой партией зэков и как никто другой знал местные традиции. И, в частности, ту из них, что запрещала зэку давать обещание, которое он не сможет выполнить. А тем паче столь громкое обещание, которое Харви только что озвучил. Причем озвучил не перед какой-то мелкой шушерой, а перед самим Штернхеймом.

– Я не подозревал, что ты такое храброе насекомое, Скарабей, – признал Отто, покачав головой. – А не боишься ответить за свои слова прямо здесь и сейчас, если твое предложение вдруг покажется нам полной туфтой?

– Не боюсь! – И так загнанный между Сциллой и Харибдой, сиречь между Ковачем и ван Хейсом, Багнер, похоже, вконец ополоумел, раз бросал вызов третьему чудовищу. – Ван Хейс даст вам все что угодно, кроме одного – свободы. Ну а мне, наоборот, кроме свободы, больше нечего вам предложить. И если вы не отдадите пакали администрации, а оставите их себе, вы выиграете от этого несравнимо больше, чем даже я.

Кальтер насторожился. Либо Скарабей отчаянно блефовал, пытаясь правдами и неправдами не дать пакалям очутиться на столе у директора, либо он действительно знал кое-что об их свойствах. Но опять-таки блефовал, потому что предсказать эффект от взаимодействия незнакомых пакалей было невозможно в принципе. Те артефакты, с которыми Куприянову доводилось иметь дело, при определенном сочетании могли телепортировать его к третьему пакалю-маяку на расстояние, достаточное для того, чтобы убраться за пределы тюрьмы. Однако не факт, что это качество было присуще всем без исключения пакалям. Кальтер видел как минимум два артефакта, которые никого никуда не телепортировали, а проделывали другие чудеса. И если вместо бегства из тюрьмы Дикие Гуси вдруг разнесут ее в клочья выбросом аномальной энергии, вряд ли это будет та свобода, которой им захочется наслаждаться.

– Свобода? – переспросил Штернхейм. – В обмен на пакали? И кто же нам ее дарует?

– Возможно, он! – Багнер похлопал Обрубка по плечу. – Поверьте, этот мужик в таких вопросах кое-что смыслит. Когда мы нашли его здесь год назад бесчувственным, в каждой его руке был зажат пакаль. Что ты с ними делал, Обрубок, перед тем как сверзился в аномалию? Наверное, хотел каким-то образом себя защитить? Или ты стрелял в кляксу аномальной энергией, чтобы уничтожить ее? Только не отпирайся, брат, делая вид, что не понимаешь, о чем я толкую! Ясно ведь, что понимаешь, – по глазам вижу!..

На самом деле он безбожно лукавил. Все происходило с точностью до наоборот. Не Харви читал в холодном взгляде Кальтера то, о чем тот думал, а Кальтер видел в испуганных глазах Харви отражение едва сдерживаемых им чувств. Это была еще не мольба о помощи, но что-то близкое. Надо отдать Скарабею должное, в своем бедственном положении он старался не уронить достоинство, и в целом это ему удавалось. Багнер принадлежал к тем людям, которые будут юлить до конца, но до унижения вряд ли опустятся. Чего греха таить – таким был и сам Куприянов. С той лишь разницей, что при необходимости он мог притвориться и сыграть роль униженного и опустившегося человека. Затем чтобы сбить противника с толку и, ослабив его бдительность, нанести ему потом удар исподтишка. А вот у бывшей штабной крысы Багнера шпионского опыта не имелось. И потому артист из него был, честно говоря, неважнецкий.

– Я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, – подыграл собрату по несчастью Куприянов. – Так и есть – мы экспериментировали в этой области. По кляксе я не стрелял, но другими эффектами пакалей пользовался. И да, Скарабей, – кое-какие из тех эффектов были довольно разрушительными, если ты об этом.

Кальтер поддакнул ему вовсе не из сострадания. Прикинув наскоро все за и против, Обрубок решил, что в ипостаси специалиста по кляксам и пакалям он будет для Диких Гусей намного ценнее, нежели в качестве обычного зэка. К тому же так у него появится реальный шанс подержать в руках артефакты, если искатели их все-таки обнаружат.

– Ладно, расскажешь нам об этом подробнее, если мы и впрямь отыщем что-нибудь ценное, – подытожил Штернхейм. – А пока, калека, советую тебе держаться рядом со мной и не лезть на рожон. Не хочу, чтобы ты утонул прежде, чем докажешь нам, что от тебя есть хоть какая-то польза…

Глава 7

Чем дальше в лес, тем больше дров… Этот закон соблюдался и на «Рифте-75». Только уже в другой формулировке, где роль леса играли лабиринты нижних уровней, а вместо дров Обрубок и компания продолжали собирать на свои головы неприятности.

Кое в чем им, конечно, подфартило. Директор не заставил их блуждать впотьмах, распорядившись включить здесь освещение. И хоть после всех затоплений и осушений оно местами вышло из строя, как минимум половина ламп все-таки горела. Лишь в редких коридорах и помещениях царил по-настоящему непроглядный мрак. В связи с чем Диким Гусям были выданы заодно с сухпайками два ручных фонаря. Которые они пока что не включали, так как соваться в неосвещенные отсеки раньше времени не имело смысла. Перво-наперво надо было отыскать причину исчезновения воды, а уже потом решать, стоит ли обшаривать уровни в поисках артефактов.

После короткой, но яростной стычки с зубастой ядовитой тварью потерявший бойца отряд усилил бдительность и осторожность. Раньше зэки просто брели по воде, стараясь не наступить на скрытые под ней острые предметы и прочий опасный мусор. Теперь все искатели переставляли ноги гораздо аккуратнее. И с недовольством косились на тех, кто по неосторожности издавал слишком громкий всплеск. Скарабей трижды получал за это от Гонзо подзатыльник. Что было бы справедливо, не допускай порой сами наемники ту же ошибку. Но друг друга они не лупили, и Харви оставалось лишь молча скрипеть зубами от обиды. Особенно беря во внимание, что Обрубок тоже не получал оплеух. Впрочем, он был единственным, который их честно не заслуживал. Бывший шпион Кальтер умел перемещаться беззвучно и по суше, и в воде – в отличие от остальных, он специально тренировал когда-то это полезное в его работе умение. И при всем желании не смог бы забыть сию науку всего за какой-то год.

Уровнем ниже обстановка тоже была не подарок. Это выяснилось уже на межуровневой лестнице, где искатели столкнулись с новой тварью. Она ковыляла наверх, явно собираясь перебраться повыше, а люди спускались ей навстречу. Этот монстр не походил на предыдущего, но в целом не слишком от него отличался. Примерно так, как отличается нильский крокодил от южноамериканского каймана: размерами – эта гадина была раза в полтора крупнее – и кое-какими деталями, но не более.

Твари принадлежали к разным видам – или даже родам, а то и семействам, – но явно к одному отряду. И общих черт у них было больше, чем отличий. Роднили их огромные выпуклые глаза-бельма, «тухло-яичный» окрас и прорва игольчатых зубов в широченных пастях. Как наверняка и смертельно ядовитые укусы. Последнее было лишь гипотезой, но проверять ее никому из искателей не хотелось. А захотелось им при виде новой угрозы лишь одного: задать деру и не связываться с бледным дьяволом, извергнутым на «Рифт-75» из невесть какой преисподней.

Однако теперь, когда зэки находились в более выгодной позиции, вслух об отступлении никто не заикнулся. К тому же все они уверенно стояли на лестничных ступеньках, а скользкая рептилия терлась о них брюхом и двигалась наверх, прилагая к этому значительные усилия. Было очевидно, что в воде она чувствовала себя намного уверенней и свободней. Но лестницы оставались теми редкими сухими участками, миновать которые при переходе с уровня на уровень было невозможно. Это доставляло тварям неудобства, с которыми им, при захвате нового ареала для обитания, приходилось мириться.

Подъем гадины ускорился, когда она заметила… или, правильнее сказать, учуяла приближающихся людей. Ее кривые и коротенькие, но мощные лапы заработали энергичнее, а из глотки стали вырываться клокочуще-стрекочущие звуки. Им, конечно, было далеко в плане свирепости до львиного рыка, но звучали они все равно грозно и убедительно. Правда, недолго. Выскочивший вперед Хоробадо изловчился и всадил копье монстру прямо в раззявленную пасть. После чего налег на древко и пропихнул свое оружие дальше в глотку почти на метр. То есть настолько, насколько это ему удалось.

Клокотанье рептилии сменил душераздирающий хрип, и она яростно заметалась из стороны в сторону. Хоробадо пришлось выпустить копье и отскочить назад, поскольку у него недоставало сил, чтобы удержать разбушевавшуюся тварь на месте. Торчащая у нее из пасти труба загрохотала по ступенькам и перилам аритмичным набатом, грозившим привлечь сюда других тварей. Но прищучивший сего дракона «георгий-победоносец» загнал в него копье достаточно глубоко – так, что он больше не мог мотать головой. А рывки всем телом получались у него уже не такие резкие, чтобы избавиться от болезненной помехи.

В результате этих тщетных стараний монстр лишь усугубил свое положение, загнав конец трубы между железных ступенек и застряв подобно нанизанной на соломинку мухе. Чем искатели не преминули воспользоваться. И контратаковали врага уже опробованным способом – размозжили ему череп градом сокрушительных ударов.

Извлекать застрявшее в лестнице и в теле чудовища копье было некогда. Стоило зэкам прекратить расправу, как до них донеслись плеск воды и клокотанье других тварей. Которых привлек шум борьбы и которые уже наверняка бежали сюда.

– Скорее, в мастерскую! Там есть железная дверь! – крикнул Харви, указав под лестницу.

– А может, лучше наверх? – предложил Гонзо. – Наверху было не так хреново, как здесь!

Ответом ему стал такой же шум, долетевший с того уровня, откуда зэки только что спустились. Не иначе твари, мимо которых им удалось прокрасться, были не прочь вернуться и проверить, кто это тут развоевался. Заслышав их приближение, Гонзо вмиг забыл о своем плане. И как только Штернхейм подал знак следовать за Скарабеем, без возражений поспешил к мастерской вместе с остальными.

Железная дверь, о которой упомянул Багнер, оказалась на поверку не сплошной, как двери между уровнями и ключевыми отсеками, а решетчатой. Но тоже крепкой – это было заметно с первого взгляда. Ставить здесь решетку прежним хозяевам – ученым – было незачем, так что, скорее всего, она появилась здесь после их ухода. Судя по всему, при переоборудовании «Рифта-75» администрация тюрьмы планировала устроить в этом месте для зэков рабочий цех. Но потом ей в голову пришла идея вообще заблокировать зэкам доступ на подводные этажи. А про уже установленную решетку просто решили забыть, не став возиться с ее демонтажем.

Засов на ней, по вполне объяснимой причине, был приделан только снаружи. Но для спасения от безмозглых рептилий это не имело принципиального значения. Главное, он блокировал дверь, а разблокировать его тварям будет явно не по зубам, в буквальном смысле слова. Искатели заскочили в мастерскую, после чего Монгол, просунув руку через решетку, сразу же задвинул засов. И вдобавок просунул в замочные петли на нем обрезок арматуры, подобранный с ближайшего верстака. Теперь зэки были отделены от четвероногого противника непреодолимым для него барьером… Как им хотелось надеяться. Потому что не стоило забывать, откуда вылезли эти монстры и что помимо них клякса могла извергнуть существ гораздо умнее и опаснее. Тех же «серых», к примеру.

Мастерская была угловой комнатой на уровне, и дверь в ней наличествовала всего одна. Иллюминаторы, что имелись в других помещениях и коридорах, здесь отсутствовали. Единственным альтернативным маршрутом для бегства из мастерской мог служить вентиляционный короб под потолком. Достаточно широкий и позволяющий вползти в него через торцевое отверстие, если снять с того решетку; магистраль воздуховода начиналась как раз тут, в мастерской. Вот только как потом из него выползать, большой вопрос. Это можно было сделать лишь через такое же отверстие на другом его конце. Прочие отдушины, прорезанные в днище короба, выглядели слишком узкими даже для худосочного Багнера, не говоря об остальных зэках. А ведь с тех отдушин требовалось сначала еще убрать решетки, которые крепились болтами снаружи. И просунуть через которые руку с отверткой попросту не удалось бы.

Впрочем, никто пока не заикался об отступлении. Искатели отгородились от опасности и теперь планировали выяснить, насколько она серьезна. У них были копья, которыми они собирались разить врага прямо через прутья решетки. В то время как враг при всем старании уже не мог до них дотянуться.

Твари не заставили себя ждать. И прибыли сюда в количестве аж девяти особей, одна другой омерзительнее. Как было в случае с первыми двумя монстрами, эти также не походили друг на друга, но различия их оказались несущественными. Штернхейм велел всей команде замереть без движения, чтобы проверить, как эти существа ориентируются в пространстве: на слух или как-то иначе. Результат эксперимента не обнадеживал: чутье у тварей оказалось превосходным – ни одна не прошла мимо входа в мастерскую. Все они в итоге собрались у решетки и стали набрасываться на нее, кусая и царапая прутья. Под их натиском дверь загремела и заходила ходуном, но отрываться вроде бы не собиралась. По крайней мере, в ближайшее время.

– Что, мало?! Хотите еще, гады?! – воскликнул Хоробадо, который ловко прищучил тварь на лестнице и, похоже, вошел во вкус этой экстремальной охоты. – Ну, держите, раз напрашиваетесь!

И, выхватив копье из рук Скарабея взамен утраченного своего, бросился к решетке. Монгол и Гонзо переглянулись и, выставив перед собой свои копья, рванули туда же. Штернхейм не стал их останавливать, но сам остался на месте. У двери и трем охотникам было уже тесновато, а четырем тем более.

Разумеется, Хоробадо, Монгол и Гонзо по большей части куражились. Но в их атаке имелся и практический смысл. Пока непуганые твари сами лезли на рожон, люди могли повышибать им глаза и нанести другие серьезные раны, которые их дезориентируют и обескровят. И когда настанет время зэкам покидать убежище, их враги будут основательно потрепаны и ослаблены. А в лучшем случае они и вовсе разбегутся от агрессивных двуногих – даже маленький мозг рептилии способен уразуметь, какого противника можно кусать, а от какого лучше держаться подальше.

План был удачным, с какой стороны ни глянь. И кто бы мог подумать, что он сразу же потерпит фиаско! Осыпая чудовищ бранью, Хоробадо подскочил к решетке и с размаху ткнул копьем в первую попавшуюся гадину. Звук, что раздался при этом, был довольно странным и похожим на громкое чихание. Казалось, что из пораженной наемником твари брызнул фонтан крови. Только кровь эта была почему-то зеленой, хотя искатели уже дважды видели, какого она на самом деле цвета.

Зеленая струя угодила Хоробадо точно в лицо. Едва это стряслось, как брань охотника сменилась дикими воплями, а сам он выронил копье, затрясся и, упав на колени в воду, стал поспешно отмывать лицо от испачкавшей его дряни. Заметившие это Гонзо и Монгол остановились как вкопанные, не добежав до решетки. Что их и спасло, когда из-за двери послышалось еще два громких чиха и в мастерскую одна за другой влетели уже две зеленых струи. Первая пронеслась в полуметре от головы Монгола и угодила в стену. Вторая была пущена точнее и задела Гонзо левое предплечье, отчего рукав его робы тут же окрасился в изумрудный цвет.

– Отставить! А ну бегом оттуда, идиоты! – рявкнул Отто. Впрочем, угодившие под обстрел охотники и без его подсказки уже удирали обратно. Все, кроме Хоробадо. Его попытка отмыться от зеленого плевка не увенчалась успехом. Подобно отравленному Шимону, он также затрясся в конвульсиях и, задыхаясь от зверского кашля, тоже начал плеваться кровью. Кровь залила глаза Хоробадо и сочилась у него через кожные поры. За считаные секунды у несчастного проявились все уже известные искателям симптомы токсического отравления. И потому никто даже не дернулся, чтобы прийти ему на подмогу.

Дергался сейчас один лишь Гонзо, которому яд угодил на одежду. Отступив вместе со всеми к дальней стене, он суетливо стягивал с себя куртку, стараясь не прикасаться к заляпавшей ее дряни. При этом он бранился все громче и громче – отрава быстро пропитала ткань робы и, войдя в контакт с кожей, вызывала у Гонзо болезненные ощущения.

Когда он сбросил-таки куртку, на его предплечье обнаружилось покрытое сукровицей, зловещее бледно-серое пятнышко. Плохо, очень плохо! Но если с Хоробадо все было кончено, у Гонзо еще оставался шанс выжить. Яд чудовищ был сильным, но убивал быстро лишь при непосредственном попадании в кровь или при поражении большого участка кожи. Действуй он иначе, Гонзо уже бился бы в конвульсиях, но с ним пока все было в порядке. Конечно, если оставить все как есть, Гонзо тоже наверняка умрет. Но не так быстро, и за это время его можно попытаться спасти.