Текст книги "Вирус"

Руслан Гулькович
Вирус

© Руслан Гулькович, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Аффект[1]1
  Аффект – страсть, душевное волнение, эмоциональный процесс взрывного характера.


[Закрыть]

Теплые осенние дни дарили надежду, что холода задержатся. Вот и в этот вечер он оставил машину на парковке у больницы и решил пройтись пешком. Медленно идя по городу, он наслаждался погодой. Расстегнув пиджак своего костюма, снял галстук, скатал и положил его в портфель. Освободив ворот рубашки, глубоко вздохнул и пошел дальше. Увидев играющих в парке малышей и сидящих рядом на скамейке молодых женщин, улыбнулся и посмотрел на часы.

– Ух ты, уже почти шесть. Надо торопиться, а то Наташа ругаться будет, – сказал он сам себе и ускорил шаг.

Через двадцать минут вошел во двор трех многоквартирных пятиэтажных домов. Подойдя к своему подъезду, он увидел сидящую на скамейке соседку.

– Здравствуй, Григорий Степаныч. Садись, чего спрошу, – поприветствовала пожилая женщина и показала рукой на лавку.

– Добрый вечер, Надежда Андреевна. Что случилось? – ответил он и присел рядом.

– Вот скажи, Гриша, ты же светило медицины, целый профессор. Когда уже моего Николая посмотришь? – уставилась на него женщина.

– Заболел, что ли?

– Да пьет, зараза. Спáсу от этого змия нет. Вчера тесто катала, так думала, скалкой его отхожу. А он, паразит, говорит, засужу тебя. Даже не знаю, что с ним делать, – глядя прямо перед собой, сказала женщина и поправила вязаную кофту, надетую поверх халата.

– Тут я бессилен, Надежда Андреевна. Дядя Коля вас любит. А сколько вы вместе? Наверное, лет пятнадцать? – слегка улыбаясь, посмотрел на нее Рубин.

– Что ты, Гриша. Это здесь мы восемнадцать лет живем, а до этого в бараках жили, что на Песочной. В этом году тридцать шесть лет будет как вместе.

– О, Надежда Андреевна, тут уже не помочь. А вы ему скажите, что другого найдете. – Улыбаясь, он поднялся и пошел к подъезду.

– Так ведь не поверит этот паразит. Мы же с ним как нитка с иголкой, – громко сказала соседка ему вслед.

– О, Гриша, привет! – Вышел из подъезда худощавый пожилой мужчина.

– Здравствуй, дядя Коля, – поприветствовал его Рубин и пожал протянутую руку.

– Что, жалуется на меня? – тихо спросил сосед, слегка приблизившись к нему.

– О, уже опять собрался! А ну домой иди! Тебя в магазине уже прописать собираются! – крикнула соседка, поднимаясь со скамейки.

– Дядя Коля, ты опять болеешь? – шепотом поинтересовался Рубин.

– Чтоб ты знал, Гриша, как она мне надоела! Просто сил нет! – громко ответил сосед, поглядывая в сторону скамейки, и добавил: – Найду себе молодуху какую, тогда побегает за мной!

– Ой, смотрите на него! Иди! Иди найди! Ты чем молодуху ублажать будешь? Ишь, какой Казанова нашелся! Ты же сам от молодухи бегать будешь, а иначе она тебе твой агрегат того, ликвидирует за ненадобностью! – громко отреагировала соседка.

– Тише, ты чего раскричалась?! Не шуми, Надежда. Не шуми, говорю, – старался успокоить жену сосед.

– А ну быстро домой поднялся! Домой, сказала! – направляясь в подъезд, требовала женщина.

– Надежда, не кричи. Я быстро, – прячась за Рубина, ответил ей муж.

– А ну оставь человека в покое! Домой, я сказала! – Подошла соседка.

– Надежда, я свободный человек! – крикнул дядя Коля и побежал от нее вдоль дома.

– Стой, мерзавец! Домой не возвращайся! Убью, паразита! Вот что с ним делать, Гриша?!

– Понять и простить, – рассмеялся Рубин.

Он медленно поднялся на третий этаж и вошел в квартиру. В прихожей приятно пахло едой. Он поставил портфель, снял туфли и надел тапочки.

– Гриша, это ты? – выглянула из кухни жена.

– Да, – ответил он.

– А ты чего так долго? Ужин давно готов.

– Да пешочком прошелся, машину у больницы оставил. А у подъезда тетя Надя с дядей Колей воюет.

– А, опять Скворцовы весь двор развлекают. Давай переодевайся. Я накрываю, и будем ужинать.

– Дети дома?

– Миша еще с тренировки не пришел, а Ленка у себя в комнате, к зачету готовится. Ну, давай, проходи, – ответила жена и скрылась в кухне.

Переодевшись в домашний спортивный костюм, он тоже прошел в кухню. Жена уже ждала за столом.

– Ух ты, котлетки, – довольно улыбнулся и сел за стол.

– И салат твой любимый, – накладывая ему в тарелку, ответила жена.

– Наташенька, и когда ты успеваешь? Сама, наверное, недавно пришла? – отправляя в рот кусочек котлеты, спросил он.

– Вот видишь, какая я у тебя хозяйка, – улыбнулась она.

– А я и не спорю. Уже почти двадцать лет я это знаю, – накалывая на вилку дольку помидора, ответил он.

– О, пап, привет. – Зашла в кухню дочь и стала накладывать котлеты в тарелку.

– Сядь, поешь нормально, за столом, – посмотрела на нее мать.

– Не, мам, я у себя поем. Две котлетки и кефир, – ответила девушка.

– Ну-ка вот еще ложку салата и кусочек хлеба. – Взяла у нее из рук тарелку мать и добавила еды.

– Ну мам! Ты хочешь, чтоб я была толстая? – запротестовала дочь.

– От этого не толстеют. Не веришь? Спроси отца. Он всю жизнь в медицине и точно знает, что от этого не толстеют.

– Мама права. А в твои семнадцать лет вообще можно есть все, что хочешь, – поддержал Рубин.

– Ладно, если меня никто не возьмет замуж, будете виноваты вы, родители, – улыбнулась дочка, взяла тарелку с едой, пакет кефира и вышла из кухни.

– Когда наши дети успели вырасти? Совсем недавно, кажется, с куклами игралась, а сейчас уже про замужество думает, – деля котлету вилкой, сказал Рубин.

– Рано ей еще об этом думать. Ты лучше скажи, что у вас в больнице? Ты с Калугиным поговорил? Сделает он тебя своим замом? – Жена поставила в раковину свою тарелку, а на стол – чашки для чая.

– Наташ, ну ты же знаешь, я не могу за себя просить. Если он сам посчитает, что хватит мне быть только завотделением, то предложит.

– Гриша, ну нельзя же быть таким скромным. Ты уже десять лет завреанимацией, и до сих пор тебя никто не заметил. Всем ты помогаешь, всех ты подменяешь, а как на повышение, так других. Калугин моложе тебя на пять лет, а уже главврач больницы. Ты так и будешь сидеть завотделением?

– Наташ, но у нас же все есть, мы ни в чем не нуждаемся. Дети здоровы, мы при работе. Что нам еще надо?

– Конечно, «что нам еще надо»! Ты до конца жизни будешь топтаться на одном месте. У тебя почти законченная диссертация. Если бы ты в свое время не отказался, был бы академиком и жили бы мы в Москве. Но тебе же ничего не надо. Живем в трешке, уже можно было бы подумать о своем доме, но тебя же все устраивает.

– Наташ, ну перестань. Чего ты в самом деле?

– Что «перестань»? Что «перестань»? Ты же давно должен быть главврачом областной больницы, а не нашего захолустного сорокатысячного городка. Неужели тебе самому не хочется карьерного роста? Лена с Мишей школу окончат, надо будет в институт пристраивать, с ректором договариваться. А тебе ничего не надо.

– Чего договариваться-то, пусть сама поступает, а Мише еще рано об этом думать, еще два года учиться. Ты пойми, ну как я буду за себя просить? Я не такой человек. У меня язык не повернется просить Калугина о повышении.

– Хорошо. Я сама позвоню ему и скажу. Думаю, что он ко мне прислушается. А то приходить к нам домой вместе с женой и праздники справлять – пожалуйста, а должность тебе дать, так забыл. – Жена стала собирать посуду со стола.

– Не вздумай даже! Ты меня опозоришь. Еще жена будет за меня ходатайствовать.

– Боже, какой ты тюфяк, Рубин! Ни попросить, ни потребовать для себя – ничего не можешь! Салат в холодильник поставь и посуду помой, – резко сказала она и вышла из кухни.

Он допил чай и подошел к окну. Темнота осеннего вечера скрывала двор, только свет уличных фонарей слабо освещал дорожку и подъезды дома напротив.

– Пап, привет. – Зашел в кухню сын.

– Привет. Как потренировался?

– Нормально. Готовимся, через три месяца областные соревнования. А что на ужин?

– Вот котлеты, салат, и можешь себе бутерброды сделать.

– О, котлетки это хорошо, – обрадовался сын и тут же откусил хлеб и котлету.

– Сядь за стол, поешь и потом посуду помой, – сказал Рубин, похлопал его по плечу и показал на раковину с посудой.

– У-уму… я не уму-у… – жуя, хотел что-то возразить подросток, но понял, что остался в кухне один, и, смирившись, сел за стол.

Тишину ночной комнаты нарушила мелодия сотового телефона. Рубин потянулся и взял его со стула, стоящего у дивана.

– Да, слушаю, – почти шепотом принял он вызов.

– Григорий Степанович, вам необходимо срочно прибыть в больницу. Вы на своей машине? – спросил женский голос.

– Нет, моя машина у больницы.

– Хорошо, тогда за вами сейчас пошлю дежурку, – ответили в телефоне.

– А что случилось? – Рубин сел на диван.

– Калугин сказал всех поднять. Григорий Степанович, приезжайте, тут такое!.. Машина выезжает.

– Хорошо. Приеду, – закончил он разговор и стал одеваться.

– Что случилось? – тихо спросила жена, приподнявшись на диване.

– Там что-то в больнице. Ты спи. Я быстро съезжу, узнаю, – ответил он, застегивая рубашку и надевая пиджак.

– Опять. Знаю я твое быстро. Дверь на ключ закрой, когда уходить будешь, – недовольно ответила она и повернулась на другой бок.

Он, стараясь не шуметь, вышел из квартиры и спустился на улицу. У подъезда уже стояла «буханка», двигатель которой работал.

– Григорий Степанович, я за вами, – сказал водитель, когда Рубин открыл дверцу машины.

– Привет, Толя. Это я уже понял, – ответил тот и, усевшись на сиденье, продолжил: – Поехали.

Машина выехала со двора и понеслась по ночному городу. Он смотрел на мигающие желтым цветом светофоры и пустые улицы. «И все же ночной город красив. Вон горит свет в некоторых окнах, кто-то не спит. Интересно, что там случилось? А чего я не спросил у Толи?» – подумал Рубин и повернулся к водителю.

– Что там случилось?

– Толком даже не знаю, Григорий Степанович. Но там такой страх, как в фильмах ужасов. В больницу никого не пускают, полиции и военных много. Аж не по себе становится, – ответил водитель, сбавляя скорость и крутя руль на повороте.

– Странно. Ну ладно, разберемся.

Машина остановилась метрах в ста от кованого забора больницы, потому что дорогу перегородил полицейский автомобиль с работающими проблесковыми маячками. Рубин быстро открыл дверь и выскочил на дорогу.

– Я заведующий отделением реанимации, – представился, подойдя к полицейским.

– Проходите. Ваши, кажется, там собираются, – ответил капитан и показал рукой в сторону парковки.

– Спасибо, – ответил Рубин и медленно прошел за оцепление.

– Григорий Степанович! Иди сюда! – кричал ему мужчина, в котором он без труда узнал главврача Калугина.

Он повернул в его сторону и посмотрел на солдат с автоматами, которые стояли вдоль всего забора.

– Это наш заведующий реанимационным отделением, Рубин Григорий Степанович, – представил его Калугин военному полковнику и майору в форме полиции.

– Здравствуйте, – кивнул Рубин и обратил внимание, что руки́ никто не подает.

– Наши все вон там собираются. Я сказал, чтоб ждали информацию на парковке, – показал кивком Калугин.

– Дмитрий Павлович, а что происходит? – посмотрел на него Рубин.

– А, так ты еще ничего не знаешь? Я думал, наши тебе уже рассказали.

– Да я только приехал. И ничего не понимаю, – начинал раздражаться Рубин.

– Понимаешь, Григорий Степаныч, думали, беда далеко, а оказалось, совсем рядом. Бумагу читал неделю назад? Я еще собирал вас в кабинете узким кругом, – Калугин смотрел ему прямо в глаза.

– Конечно, помню. Сказали еще довести до персонала. Я и проинструктировал своих, – ответил Рубин, явно не понимая, что имеет в виду главврач.

– Ну? – Калугин не отводил взгляд.

– Вы что, хотите сказать? Вы хотите сказать… Нет, но это же невозможно! Этого не может быть! – Заведующий реанимацией смотрел в сторону больницы, потом опять на Калугина, подошел совсем близко к главврачу и негромко продолжил: – PK (пэ-ка) – вирус?

– Да. Есть подозрение, что именно он, – так же тихо ответил Калугин.

– А, еще не точно? Еще может быть…

– Гриша, ничего не может быть. Это он. Других вариантов нет. В больнице все дохнут один за другим. Это именно он, этот чертов PK (пэ-ка) – вирус.

– Дима, но это невозможно. У нас? Откуда? Может…

– Может не может. Гриша, это он. За два-три часа в больнице симптомы у многих, – перебил его Калугин.

– Откуда?! Ну откуда он у нас? – не мог поверить Рубин.

– Откуда? Может? Кто? Не слишком ли много вопросов у заведующего реанимацией? – вмешался в их разговор полковник.

– Напрасно вы, Сергей Петрович, горячитесь. Григорий Степаныч – кандидат наук, отличный врач и у всего коллектива пользуется заслуженным авторитетом, – заступился Калугин.

– Я не просил у вас резюме на врача. Просто я вижу, что он сильно сомневается в ваших словах. Не так ли? – полковник взглянул на Рубина.

– Да, я сомневаюсь и не хочу в это верить, потому что знаю, чем это может закончиться.

– Тогда подойдите к забору и взгляните на подъезд к приемному покою. Идите, идите. Капитан, дайте больше света! Пусть посмотрит! – крикнул полковник.

Двое солдат расступились, и Рубин медленно подошел к кованым прутьям забора. Когда дальний свет фар двух автомобилей разрезал ночную тьму, показались две машины «скорой помощи», стоящие на подъеме у приемного покоя. В открытые двери одной из них было видно, что водитель сидит неподвижно. Казалось, он просто спит за рулем. Входная дверь в приемный покой была открыта, внутри горел свет. Около двери, прямо на асфальте, прислонившись спиной к стене, сидела женщина в белом медицинском халате. Лицо ее и халат на груди были в крови, что говорило о сильном кровотечении из носа и рта.

– Сто тридцать туристов, прибывших из Африки в страну, изолированы. У сорока наблюдаются симптомы. Бурунов из приемного покоя успел мне позвонить и дать описание поступивших больных. Я дал распоряжение закрыть больницу и заблокировать двери, – негромко сообщил Калугин, подойдя к нему.

– Андрей там? Так это же… Ты понимаешь, что им всем…

– Я все понимаю, Гриша. Но другого выхода не было. Ты же представляешь, что будет, если вирус выйдет из больницы?

– Я понимаю. Но, черт возьми, откуда он у нас?

– Ну я же тебе говорю. Туристы, мать их. Известно, что эта парочка сбежала из изолятора в Подмосковье. Пассажиры самолета, на котором они летели, инфицированы. Многие в критическом состоянии.

– Так они что, из нашего города?

– Нет. Они взяли такси, ехали в деревню соседнего городского округа. Водителю стало плохо, и на въезде в город они встали. Двое мужчин ехали за ними и заподозрили неладное. Остановились, начали оказывать помощь, вызвали скорую. Пока медики приехали, один из мужчин потерял сознание и у него проявились симптомы. Туда же вызвали вторую бригаду. Оттуда их всех к нам и доставили.

– Туристы, мать их! А есть уверенность, что никто не поехал дальше?

– Надеюсь, что все здесь. Бурунов сказал, что они больше ни с кем не контактировали. Он как раз их опрашивал в приемном покое. Хорошо, что обратил внимание на симптомы и клинические проявления. Ну а через два с половиной часа все стало ясно. – Калугин посмотрел в сторону больницы и добавил: – Теперь ты понимаешь, что мы в шаге от апокалипсиса?

– Неужели это не сон? – Рубин провел ладонью по лицу. – Я пойду к нашим.

– Да, хорошо. Я сейчас с военными и полицией посовещаюсь и подойду, – ему вслед сказал Калугин.

Подойдя к группе коллег, тихо обсуждавших происходящее, он поздоровался со всеми и отошел к автобусной остановке в метрах двадцати. Присев на скамейку, достал из кармана пиджака сотовый телефон. Реальность происходящего никак не укладывалась в сознании. Предчувствие чего-то страшного и неотвратимого нарастало как снежный ком. «Что делать? Семья. Наташа, дети. Они сейчас мирно спят, не подозревая о грозящей всем катастрофе. Позвонить? Предупредить? Пусть уедут немедленно. Куда? Да хотя бы в деревню к теще. Нет, Наташа не поверит. Надо будет ехать убеждать. Потом начнется: работа, учеба; надо всех предупреждать, иначе не поедут. И всё, вот она паника в городе. Что же делать?» – размышлял он, крутя в руке телефон.

– Григорий Степанович, что же теперь будет? – присела рядом с ним женщина.

– Не знаю, Галина Михайловна, не знаю, – задумчиво ответил он.

– Тоже думаете о своих? Предупредить хотите? – посмотрела она на телефон в его руках.

– Да даже не знаю.

– Не пытайтесь, не поверят. Я позвонила мужу, сказала, чтоб детей собирал и уезжал к моей сестре в Подмосковье.

– И что? – Рубин взглянул на нее.

– Послал. Сказал, чепуха какая-то и чтоб спать не мешала, завтра на работу.

– Ну да, кто ж в такое поверит? Сам бы не поверил, – ответил он и обратил внимание, что к остановке подошли все остальные.

В руках Рубина заиграл сотовый, и он ответил на звонок, лишь отойдя на несколько шагов в сторону. Буквально через две минуты вернулся к остальным и посмотрел на Калугина. Тот жестом позвал всех поближе, после чего начал говорить:

– Коллеги! Военные привезли противогазы и респираторы. У нас всего три противовирусных костюма, которые доставлены из фельдшерского пункта дома престарелых. А через два часа прибудут воинские подразделения химической защиты. Специалисты Минздрава будут здесь часа через три. Пока же нам необходимо отправить внутрь одного человека, который сможет описать нам картину случившегося в больнице. Известно, что на пятом этаже, в неврологии, есть живые. Дежурная медсестра Жучкова связывается с нами по сотовому.

– Дмитрий Палыч, мои тоже живые, в реанимации. Лена Рябушкина до меня дозвонилась только что. Они с Юлей Тумановой на смене. Закрылись в отделении сразу же, как сообщил Бурунов, – сказал Рубин.

– Это хорошо. Нам надо, чтоб кто-то сходил с группой военных и передал оттуда, что вообще происходит. Приемный покой не отвечает. Я не могу приказывать, кто-то должен вызваться сам, – спокойно сказал главврач и окинул взглядом коллег.

В это время несколько солдат у забора закричали и машины снова включили дальние фары, осветив территорию больницы.

– Товарищ полковник! Товарищ полковник! Там движение! – воскликнул один из солдат.

– Вернитесь назад! Вернитесь в больницу! – закричал второй солдат и передернул затвор автомата.

Полковник приблизился к солдатам и, повернувшись в сторону врачей, позвал:

– Дмитрий Павлович! Идите сюда!

Калугин быстро подошел к полковнику, и следом за ним двинулась вся группа медиков.

– Дмитрий Павлович, один! Только вы! – крикнул полковник.

Главврач, обернувшись на подчиненных, сказал:

– Товарищи, подождите, постойте здесь. Я, если что, вас позову.

Уже около полковника он сначала посмотрел в сторону больницы, а затем повернулся и позвал:

– Григорий Степанович! Рубин! Подойди!

Пока тот подходил, еще один солдат передернул затвор автомата и заголосил:

– Назад! Остановитесь! Вернитесь назад!

– Гриша, это, кажется, твоя Рябушкина? – спросил Калугин, указав в сторону больницы.

Рубин увидел в свете фар медленно идущую к ним девушку в медицинском халате. Он присмотрелся и ответил:

– Да, это Лена! Лена Рябушкина, медсестра из моего отделения!

– Тогда остановите ее, иначе нам придется стрелять, – спокойно сказал полковник.

– Стрелять?! Вы что, с ума сошли?! Может, она не заражена?

– Гриша, не спорь! Останови ее! – смотрел на него Калугин.

Рубин подошел к забору, взялся за прутья руками и крикнул:

– Лена! Остановись! Не ходи сюда! Стой там! Это я, Григорий Степаныч!

– Григорий Степаныч, помогите! Мы здесь! Мы живые! В больнице много живых! – прикрываясь рукой от света фар, кричала девушка.

– Я слышу! Слышу! Ты только стой! Не подходи! – ответил Рубин, потом обратился к Калугину. – Она говорит, что там много живых.

– Ей надо вернуться в больницу. У меня приказ никого не выпускать. Слышите, ни-ко-го, – полковник зло смотрел на них.

– Выпустите меня! Я прошу вас! У меня ребенок маленький! Григорий Степаныч, скажите им! – взмолилась девушка, утирая слезы, и сделала два шага в сторону забора.

– Стой! Лена, не смей! Стой и не двигайся! Я тебя прошу, назад! – вновь крикнул Рубин сквозь прутья забора.

Девушка остановилась и медленно сделала два шага назад. В это время сквозь оцепление проехал микроавтобус черного цвета с зеркальными стеклами, через которые нельзя было увидеть, кто находится внутри. Автомобиль остановился на дороге напротив Рубина, Калугина и полковника. Боковая дверь машины отъехала в сторону, и из салона вышел короткостриженый мужчина лет сорока с трехдневной щетиной в темно-бордовой рубашке и черном деловом костюме. Рядом с ним шли двое бойцов спецназа в снаряжении и с укороченными автоматами в руках. Вид этой троицы вызвал неприятную дрожь в теле.

– Похоже, дождались на свою голову, – сказал полковник, глядя на них.

– Здравствуйте, товарищи. Центральный аппарат ФСБ России, подполковник Дроздов, – представился мужчина и тут же добавил: – Полковник Каратов, вы и ваши люди поступаете в мое распоряжение.

– Простите, но у нас с вами разные департаменты, так сказать, – не согласился Каратов.

– Эта бумага снимет все вопросы. Ознакомьтесь. – Дроздов протянул лист.

Полковник отошел в сторону и стал читать. Через минуту вернул документ и сказал Дроздову:

– Я все понял. Виноват. Командуйте.

– Я так понимаю, вы главврач больницы? – посмотрел Дроздов на Калугина.

– Да, Калугин Дмитрий Павлович, – представился тот.

– А вы кто? – повернулся подполковник в сторону Рубина.

– Заведующий реанимационным отделением этой больницы, Григорий Степанович Рубин.

– Хорошо. Теперь объясните, что происходит в настоящее время?

– В больнице есть еще живые люди. Один из наших врачей выходил на связь, но потом перестал. Вон там стоит медсестра, она просит выпустить ее. Говорит, что внутри еще много живых, – объяснил Калугин.

– Сколько времени прошло с момента заражения? – Дроздов глянул на свои часы.

– Почти четыре часа, – ответил главврач.

– Каратов, доведите до своих людей: если она сделает еще хотя бы шаг в сторону забора – огонь на поражение, – спокойно сказал Дроздов.

– Вы что?! Она может быть здоровой. Они были в отделении за закрытыми дверями, – вмешался Рубин.

– Сейчас лучшие умы по медицинской части бьются над изучением этого вируса. Результаты пока неутешительны. Мы не имеем права допустить выхода вируса за пределы больницы. Подразделения химической защиты с утра начнут дезинфекцию и зачистку. Если к тому времени кто-то останется жив, то их изолируют в специальные центры для изучения. Полковник, выполняйте.

– Понял, – ответил Каратов и пошел к офицерам.

В это время один из солдат крикнул:

– Она идет! Назад! Вернитесь назад!

– Лена, стой! Я тебя прошу, стой! Сделай два шага назад! – подбежал к забору Рубин.

– Карабас! – громко позвал Дроздов, и один из спецназовцев подошел к забору с приподнятым стволом укороченного автомата.

– Нет! Стойте! Что вы делаете?! Дима, останови их! – кричал Рубин.

– Гриша, это не в моей компетенции! – ответил Калугин.

– Григорий Степаныч, помогите! У меня ребенок маленький! Скажите им, я здорова! У меня нет симптомов! – Девушка плакала и вытирала слезы медицинской маской.

– Лена! Я тебя прошу, отойди назад на два шага! Я помогу, только не двигайся! – отвечал Рубин.

Девушка постояла и снова сделала шаг вперед.

– Карабас! – крикнул Дроздов.

– Нет! Не стреляйте! – Рубин сделал два шага вперед. Он резко рванул на себя калитку и заскочил на территорию больницы.

– Гриша! Зачем, Гриша?! Вернись! – крикнул Калугин.

– Дима, неужели ты не понимаешь, что эти солдафоны готовы перестрелять всех?! Они всех убьют, потом проведут дезинфекцию, и все! А мы так ничего и не узнаем об этом вирусе!

– Гриша, что ты хочешь узнать?! Ты же слышал, лучшие умы его изучают! Зачем, Гриша?! Зачем?! Вернись! – кричал у забора Калугин.

Рубин шагнул обратно к забору.

– Карабас! – крикнул Дроздов, и спецназовец направил ствол на врача.

– Что и следовало доказать! Они же даже не понимают, что я не инфицирован! Вот так же и с другими! Всех убьют! Дима, мы врачи, а не палачи! – Рубин повернулся и направился к медсестре.

– Возьми хоть это! – Калугин кинул ему респиратор.

Рубин поднял его, стряхнул и надел на лицо. Затем поднял руку, прощаясь с коллегами, и зашагал к больнице. Девушка побежала к силуэту, отделившемуся от забора и двигающемуся к ней.

– Григорий Степаныч! Григорий Степаныч! – бросилась она к врачу и, обняв, прижалась к груди.

– Ну все, все. Не плачь, успокойся. Все будет хорошо, – погладил он ее волосы.

– Григорий Степаныч, вы меня выведете? Мне страшно. У меня нет симптомов, я здорова, – смотрела на него девушка.

– Обязательно, обязательно выйдем. Только сейчас нам надо вернуться в больницу.

– Вернуться? Зачем? Я не пойду. Идемте к выходу. Зачем нам в больницу? – Девушка держала Рубина за руку.

– Лена, послушай меня. Соберись, успокойся. Сейчас никого не выпустят из больницы. Нам надо вернуться туда, а утром приедут представители Минздрава и нас выведут. Не бойся, все будет хорошо. Я рядом, мы вместе. Понимаешь?

– Да, я поняла, – ответила девушка и вытерла слезы.

– Вот и хорошо. Маску надень. Ну, пошли, что ли? – сказал он и посмотрел в сторону забора.

Дальний свет фар не давал возможность разглядеть, что происходило за забором, он взглянул на медсестру. Лена кивнула, и они двинулись к больничному входу. Пройдя мимо машин «скорой помощи» с телами водителя и медсестры, зашли в длинный коридор.

Картина, открывшаяся ему, заставила отшатнуться и остановиться. Создавалось впечатление, что он оказался героем какого-то фильма ужасов. Именно такие кадры он вспомнил во многих картинах. Но это было не кино, это была реальность.

– Это по всей больнице? – Григорий Степанович посмотрел на девушку.

– Да, такой ужас везде, – кивнула она.

Он медленно двигался по коридору, пройдя мимо каталок с телами двух мужчин. На скамейке у стены сидела, а точнее полулежала женщина, одежда которой была в крови. Рубин остановился у дверей смотровой и осторожно ногой толкнул дверь.

В хорошо освещенном кабинете на кушетке лежала женщина в медицинском халате без признаков жизни. Он почувствовал, как сзади к нему близко подошла Лена. Она крепко держалась за его пиджак.

– Тихо, тихо, спокойно. Не бойся, – Рубин обернулся вполоборота и взял ее за руку.

– Страшно, Григорий Степаныч, – негромко ответила медсестра.

– Идем. Только за одежду не цепляйся, а то движение сковывает, – сказал он и отпустил ее.

Девушка виновато взглянула на него и кивнула.

Сделав несколько шагов вперед, врач остановился у открытой двери процедурной. Там, на полу, прислонившись спиной к стене, сидела женщина лет сорока пяти тоже в медицинском халате. Она тяжело дышала и периодически кашляла, сплевывая кровь.

– Нина Федоровна, вам помочь? – Он шагнул по направлению к ней.

Женщина зло посмотрела на него, выставила перед собой руку и покачала головой. Рубин понял, что она запрещает подходить к ней. Он остановился и сделал шаг назад. В этот момент женщина закашлялась, стала вытирать от пота лицо и повалилась на бок. Рубин осторожно прошел в процедурную, то и дело посматривая на недвижимое тело женщины. Он достал из шкафа две пары медицинских перчаток.

– Держи, – протянул одну из них своей спутнице уже в коридоре.

– Она что, умерла? – спросила Лена, показывая на медсестру в процедурной.

– Идем, не отвлекайся, – надевая перчатки, ответил Рубин и пошел по коридору.

Остановившись у открытой двери приемного покоя, где всегда оформляли поступающих больных, он с удивлением заглянул внутрь.

В кабинете за столом сидел мужчина лет сорока в медицинской одежде голубого цвета и что-то записывал в журнал.

– Андрей, – позвал его Рубин.

– А, Григорий Степаныч, вас прислали? – повернулся к нему мужчина.

– Андрей, ты как себя чувствуешь? – зашел в кабинет Рубин.

– Оставайтесь там, не подходите ко мне. Я заражен. Температура скачет, и кашель пробивается. – Мужчина встал из-за стола и отошел к окну.

– Давай я тебя осмотрю, – Рубин шагнул к нему.

– Не подходите! Вернитесь обратно, Григорий Степаныч. Уже все поздно и бессмысленно. Там, в журнале, я исписал пять страниц: симптомы, клинические проявления и медикаменты, которые принимал. Надеюсь, кому-то пригодится. Правый бок ужасно болит, сил нет терпеть. – Бурунов схватился рукой за бок и слегка согнулся.

– Я так понимаю, воздушно-капельный? – Рубин остался стоять у дверного проема.

– Естественно. Другой путь заражения не вызвал бы подобного вала инфицированных за такое короткое время. Я вот что отметил, Григорий Степаныч: у этого сукина сына практически нет инкубационного периода. – Бурунов подошел к столу и налил в стакан воды из графина.

– Как нет? Этого не может быть!

Бурунов жадно выпил воду и посмотрел на коллегу.

– Нет, он конечно есть, но очень короткий. Ох, печень просто разрывается. – Бурунов опять согнулся, присел на стул у окна и продолжил: – Уж больно он скоротечен, этот период. По моим наблюдениям, он составляет от часа до пяти.

– Часа?

– Сомневаетесь? Правильно, если б кто мне рассказал, я бы тоже не поверил. Но некоторые люди действительно попадают в критическое состояние уже через час после заражения. Мы ведь как думали: а, вирус, а, в Африке, далеко. Да и сколько их там, этих вирусов. Никто и подумать не мог, что этот сюда доберется, да еще так быстро. Впрочем, я в журнале все отразил. Ох как болит, не могу… – Бурунов достал из кармана шприц и две ампулы.

– Что колешь? – спросил Рубин.

– Что можно колоть, чтоб обезболить, когда терпеть уже нет сил? Конечно, морфий, – ответил Бурунов, отломил верхушку ампулы и добавил: – Да, Григорий Степаныч, у каждого зараженного свое проявление болезни.

– Общее что-то есть?

Бурунов посмотрел на него и задумался. Затем наполнил шприц и ответил:

– Общее? Пожалуй, есть. Резкие скачки температуры, мгновенная слабость во всем теле. Нет, не такая, как при гриппе или коронавирусе. Ноги просто не держат. Потоотделение и кровотечение наблюдается у многих, но все же не у всех.

– Вирус что, поражает печень? – из-за спины Рубина спросила только что вошедшая Лена.

– Печень? Нет, Лена. У всех по-разному. Вирус быстро находит слабое место в организме и, как я понял, обрушивает весь удар туда. Все происходит очень стремительно. Он активирует многие губительные процессы в человеке. Ни одно лекарство не успевает его купировать. А у меня, по всей видимости, слабым местом является печень. Вот жил себе и не знал, – усмехнулся через боль Бурунов.

– Андрей, сколько прошло с момента твоего заражения? – Рубин пристально смотрел на инфицированного.

– Если взять за ноль доставленных первой «скорой», то это получается… – Бурунов, посмотрев на свои часы, продолжил: – Сейчас почти четыре утра. Это значит, что первый контакт у меня был пять или пять с половиной часов назад.

– Вот видишь, если найти правильное лекарство, то его можно успеть купировать. А препарат, который убьет этот вирус, обязательно подберут. – Рубин медленно подошел к столу и почитал записи в журнале.