Текст книги "Невеста доктора Фу Манчи"

ГЛАВА III
КРОВАВЫЕ ПЯТНА

– Боже мой, какой ужас! Закройте его, доктор. Я не усну от кошмаров.

За что, за какие грехи Провидение насылает на бедное человечество подобные болезни? Человек, который сейчас лежал передо мной, два дня назад мирно трудился на винограднике. Ему не было еще и тридцати, когда чума оборвала его жизнь.

– Вот характерные признаки чумы, – спокойно сказал Петри, пропустив мимо ушей мои возгласы.

Он дотронулся до лба покойника. На нем от самых волос до бровей багровым синяком темнело пятно. Загорелое лицо осклабилось в жуткой усмешке. Глаза закатились так, что видны были только белки.

– Особенно обрати внимание на это подкожное кровотечение, – невозмутимо продолжал Петри. – Оно необычно локализовано. Когда я смотрю на такие лица, мне всегда кажется, что они заслоняются от света. Не правда ли, как тень от козырька? Когда эта багровая тень достигает глаз – все, конец!

– Жуткое лицо! Никогда не видел ничего подобного!

Мы вышли.

– Я тоже! – признался Петри. – Первые признаки заболевания напоминают симптомы сонной болезни, но скорость развития на этой стадии необычна. Все начинается с увеличения лимфатических узлов в подмышках, а заканчивается – черной стигматой, которая вынуждает меня думать, что передо мной типичный случай чумы. Но это еще не все. Я сейчас тебе покажу одну любопытную штуку. Надеюсь, ты поможешь мне в ней разобраться.

Если кто-нибудь попросит меня назвать главную черту характера доктора Петри, я не задумываясь скажу: скромность.

Загнав машину в гараж, Петри стал спускаться по крутой вымощенной дорожке, которая вела к флигелю. Он находился в сотне ярдов от главного здания виллы. Флигель ранее принадлежал садовнику, теперь же, по просьбе Петри, он был переоборудован в лабораторию.

Мы вошли внутрь. Просторное помещение. Одна стена по странной прихоти владельца виллы была полностью застеклена. Вдоль нее стоял длинный стол, выкрашенный белой краской. В углу напротив двери помещался лабораторный столик, за которым Петри работал с микроскопом. На многочисленных стеллажах стояли ряды колб с реактивами, подставки для пробирок и фарфоровые чашки, в которых хранились культуры болезнетворных микроорганизмов.

Я заметил, что в застекленную стену, состоявшую из ряда окон, следовавших одно за другим, была вставлена новая рама. Месяц назад ночью кто-то вломился в лабораторию, разломав раму, но ничего не взял. Именно тогда Петри попросил, чтобы на эту стену снаружи навесили стальные жалюзи.

Он не сделал даже попытки выяснить, кто и зачем забрался к нему в лабораторию. Излишне говорить, что в полицию он не обращался.

Сейчас несколько окон были распахнуты. Свежий ветер гулял по лаборатории, освещенной яркими лучами солнца. За стеной слышалось веселое жужжание работающих пчел. Петри взял в руки плотно закрытую колбочку, вынул пробку и вытряхнул содержимое в пепельницу. Потом повернул ко мне свое возбужденное лицо и спросил:

– Ты можешь сказать, что это такое, Стерлинг? Это больше по твоему профилю.

В пепельнице лежали мятые красно-бурые листочки с длинными черешками. Я взял со стола лупу и принялся тщательно их рассматривать. Петри с интересом наблюдал за мной.

На листьях я увидел большое количество цветочной пыльцы, которая прилипла к ним благодаря клейкому веществу, выделявшемуся на их поверхности. Также меня заинтересовали небольшие бурые пятнышки, которые я принял было за естественную расцветку, однако, приглядевшись, понял, что это просто засохшая грязь.

– Это дрозофилум, – пробормотал я. – Растение-мухоловка, тропическая разновидность, мне она раньше не попадалась…

Петри сохранял молчание.

– Эти пятна, по-видимому, засохшие капли грязи. На листьях много пыльцы…

– Это не пыльца, это частички мертвых мух, – перебил меня Петри. – Я вот что хочу узнать от тебя, Стерлинг…

Я положил линзу и с любопытством посмотрел на него. Его вид был очень серьезен.

– Как ты думаешь, такие растения могут расти в Европе? – спросил Петри.

– Нет. Франция для них – Северный полюс.

– Согласен, – кивнул Петри.

Теперь пришла моя очередь задавать вопросы.

– Доктор, что вы думаете об этих пятнах?

– Я не знаю, откуда они взялись, но твердо уверен, что они такое.

– И что же?

– Кровь! – сказал он. – Более того – человеческая кровь.

– Человеческая кровь! – выпалил я. От изумления у меня чуть не отнялся язык.

– Я вижу, что ты совсем растерялся от моих ответов, – насмешливо блеснул глазами Петри. – Сейчас я тебе все объясню.

Петри сложил листья экзотического растения обратно в колбочку и плотно закрыл ее пробкой.

– Я нашел их сегодня утром, – начал он свой рассказ. – Когда ты ушел, я решил изучить место, где работал последний мой пациент. Что могло его заразить? В этом вопросе у меня не было никакой зацепки. Когда я пришел туда, то первым делом осмотрел местность. Сад занимает часть террасы, которая расположена на довольно крутом склоне. Терраса ограничена невысокой стеной, за ней обрыв и дальше море.

В последний вечер он до захода солнца работал в саду у цистерны с водой. Ночью он заболел, а уже утром проявились первые симптомы.

Я долго там стоял. Кругом было совершенно тихо. Люди, которые снимали виллу, в это время находились в Монте-Карло. Я стоял и прислушивался к возне насекомых. В руках у меня был сачок. С его помощью я собрал порядочный улов. Вон, посмотри! – Петри указал мне на стеклянную банку, стоявшую на столе. – Несколько крупных москитов и горсть мелких кровососущих. Увы, вечером, исследовав пойманных насекомых, я не нашел ничего интересного. Простояв так часа полтора, я собрался было идти домой, но там еще была выкопана неглубокая яма, в которую я напоследок все-таки забрался и обнаружил то, что ты уже видел. – Он ткнул пальцем в сторону колбочки. – Они были помяты и втоптаны в грязь. Кроме них, я более ничего не нашел. Еще час искал растение, на котором росли эти листья, но увы.

Он замолчал.

– Вы думаете, между эпидемией и этим растением есть какая-либо связь? – прервал я его затянувшееся молчание.

Он утвердительно кивнул.

– Все это очень странно, – сказал я. – Если бы я мог поверить, что этот вид мухоловок растет где-нибудь в Европе, я первый бы согласился с вами. Но ваша теория мне не совсем ясна. Я понял так, что это растение заражается от мух и становится носителем странных микробов, следовательно, стоит кому-либо сорвать веточку или помахать ею перед своим носом, как его можно отвозить в ближайший морг?

– И ты еще остришь?! – поморщился Петри.

– Тогда я вас не понимаю, – отрезал я. – И потом, откуда на листьях кровь?

Петри сердито насупился. Было видно, что мои вопросы задевают его за живое.

– Я сегодня получил письмо от Найланда Смита, – переменил он тему, – и оно не выходит у меня из головы.

Инспектор Скотланд-Ярда Найланд Смит был старым другом Петри.

– И что же он пишет? – поинтересовался я.

– Он скоро приедет.

Мне показалось, что Петри с трудом проговорил эту фразу.

– Сэр Найланд – один из немногих профессионалов своего дела, – продолжал он. – Ты познакомишься с высочайшим умом нашего времени, Стерлинг.

Он умолк, пошатнулся и схватился за край стола. Его била крупная дрожь.

– Петри, что с вами? – испуганно вскричал я, обхватив его за плечи. – Вы больны, доктор, вы переутомились. Вам нужен отдых…

Он оттолкнул меня. Ощупью подошел к буфету, непослушными руками приготовил себе что-то выпить и залпом осушил. Потом выдвинул ящик стола и вынул из него пробирку с небольшим количеством белого порошка.

– Я назвал его «654», – с пафосом произнес он.

Глаза его лихорадочно блестели.

– Пока у меня не хватает мужества испытать его на своих пациентах. Но верю, этот порошок еще не раз озадачит Природу, даже если она перевернет все шиворот-навыворот.

Я с тревогой смотрел на него. Не бредит ли он? Несомненно, у него был нервный приступ.

– Петри, – взмолился я, – ложитесь в постель, отдохните. Если вам не дорога жизнь, будьте по крайней мере милосердны к друзьям.

– Катись к черту, Стерлинг, – ответил он мне с дьявольской улыбкой. – Работа – это моя жизнь, и пока я живу, я буду работать…

ГЛАВА IV
ЖЕЛТОЕ ЛИЦО

Оставшуюся часть дня я провел над работами своих коллег, к листам которых вот уже полгода не прикасалась моя рука. Я намеревался с их помощью классифицировать растение, найденное Петри.

На кухне под аккомпанемент грохочущих кастрюль мадемуазель Дюбоннэ готовила ужин, напевая себе под нос старый печальный романс.

Состояние Петри сильно тревожило меня. Какое-то время я колебался, не посоветоваться ли с доктором Картье, но после некоторого размышления оставил эту затею. Петри был доктором медицины, я же, кроме искреннего участия и заботы, ничего не мог противопоставить его знаниям.

Вчера он говорил мне: «Боюсь, как бы моя дорогая жена не вздумала примчаться сюда. Сейчас мне менее всего хотелось бы ее видеть». Тогда эти слова привели меня в замешательство. Ни для кого не была секретом его горячая любовь к жене. Только теперь я понял, что он имел в виду. Несомненно, его вид шокировал бы любящую женщину.

Флоретта, Флоретта с ямочками на щеках. Ее улыбающееся лицо не раз и не два появлялось меж страниц книги, заставляя меня погружаться в сладостную дрему, но я отгонял от себя ее чудный образ. Не сейчас, надо спешить.

Конечно, она любовница богатого египтянина. Конечно, в ней нет ничего французского, разве что имя. Но как она была хороша! Может быть, она актриса, по крайней мере у нее есть все, чтобы стать ею. «Думайте обо мне, как о Дерсето…»

«В „Библис гигантеа“, по Цопфу, растения-насекомоядные относятся к эволюционирующим видам», – прочел я.

Ей не больше восемнадцати… Неужели она моложе, чем…

И так все время.

Слабое гудение аппарата Келера и внезапно вспыхнувший свет в конце сада отвлекли мое внимание. Я поднял голову к окну и увидел, что близятся сумерки. В лаборатории Петри уже горел свет.

Включив настольную лампу, я погрузился в немецкую статью, обещавшую свежую информацию. Сотни кузнечиков стрекотали в саду, иногда с моря доносился ровный гул проплывающих катеров. Мадемуазель Дюбоннэ напевала очередной романс. Был обыкновенный вечер.

Тень от ближнего утеса накрыла почти половину сада, словно разрезав его надвое. Вскоре наступила полная темнота. Я продолжал свою работу, перескакивал от одной статьи к другой, справляясь по каталогу. Я надеялся, что мне все-таки повезет найти в этом ворохе научного мусора необходимые сведения.

Сколько прошло времени после того, как Петри зажег свет, мне трудно было определить. От утомления рябило в глазах. Я оторвался от работы, решив сделать небольшой перерыв. Однако этот перерыв оказался не из самых приятных в моей жизни.

Мадемуазель Дюбоннэ работала на кухне за закрытыми жалюзи, поэтому она так ничего и не узнала.

Ранее в этот роковой день я уже слышал некий звук, приведший меня в замешательство, но тогда я не придал ему значения, сейчас же я услышал нечто такое, отчего кровь застыла у меня в жилах.

Это был низкий пронзительный вой, полный нечеловеческой злобы и ужаса. Сигарета выпала из моих рук. Я замер. Даже выстрел в соседней комнате не произвел бы на меня такого впечатления.

В следующую секунду я был уже на ногах.

Что это?

Никогда в жизни не приходилось мне слышать ничего подобного В этом вое чудились смертельная угроза, надвигающаяся беда. Я перегнулся через стол и уставился в окно, в ту сторону, откуда, по моему мнению, исходил вой.

Внизу, в мрачной темноте сада, ярким квадратом светилось открытое окно лаборатории. В его проеме мелькнула тень, и вдруг из-за штор на меня глянула отвратительная физиономия. Глубоко посаженные узкие монголоидные глаза на желтом круглом лице. Дьявольская маска смерти! Она мелькнула и скрылась так быстро, что я не знал, что и думать. Может быть, это была всего лишь игра моего расстроенного воображения?

Я был в шоке. Тело била сильная дрожь. Я как завороженный смотрел на квадратное пятно света и, затаив дыхание, ждал следующего появления. Вдруг со стороны дороги я услышал частые, торопливые шаги сбегающего вниз человека. Через минуту передо мной стоял незнакомец.

Он был высок ростом, подтянут, с бобриком седых жестких волос и пронзительным взглядом энергичных стальных глаз. Весь его вид излучал решительность и напор.

– Где Петри? Говорите быстрее. Я – Найланд Смит, – словно очередью прошил он меня.

– Как вы вовремя, мистер Смит, – воскликнул я в совершеннейшем восторге: с моих плеч будто гора свалилась. – Доктор сегодня вспоминал о вас. Мое имя – Алан Стерлинг.

– Знаю. – Он нетерпеливо мотнул головой. – Где Петри? Он с вами?

– Он в лаборатории, мистер Смит. Я покажу вам дорогу.

Он кивнул; мы сбежали с веранды.

– Вы слышали этот ужасный вой? – спросил я.

– Как, и вы тоже?! – воскликнул Смит, убыстряя шаг.

– Да. Никогда не слышал ничего подобного!

– Нам надо спешить!

Во всем его облике было нечто до высшей степени странное, не поддающееся разумению. Я приписал это жуткому вою, который он только что слышал и который произвел на меня такое неизгладимое впечатление. Определенно, и Найланд Смит не был человеком, склонным легко поддаваться панике, но та стремительность, с какой он спешил в лабораторию, вызвала во мне уверенность, что, если мы не успеем, свершится непоправимое.

Я открыл было рот, чтобы рассказать ему о зловещем лице, поразившем мое воображение, но мы уже стояли рядом с освещенным окном лаборатории.

– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Смит.

– В начале дня. Он сутками не смыкает глаз и работает как заведенный. Вероятно, до вас дошли слухи об этой страшной болезни?

– Я в курсе.

Внезапно он схватил меня за руку и остановил у самого края освещенной полосы. Мы стояли тихо. Смит, казалось, вслушивался в темноту.

– Где дверь?

– С той стороны.

Он сорвался с места. Я побежал вслед, успев на ходу заглянуть в окно. Петри не было ни за столом, ни за микроскопом. Какое-то смутное беспокойство шевельнулось во мне, – я бы назвал это предчувствием ужаса. Ударом ладони я толкнул дверь. Она распахнулась, и мы влетели внутрь.

– Господи!.. Петри… старина…

Найланд Смит стремглав кинулся к доктору и упал перед ним на колени.

Петри лежал под лабораторным столиком!

Он, видимо, сполз туда с кресла, так как его вытянутая вверх левак рука крепко держалась за край столешницы, а голова упиралась в ножку кресла. В правой руке он сжимал шприц для подкожных инъекций. На столе стояла кювета с небольшим количеством жидкости, похожей на молочную смесь. На полу в шаге от Петри лежали осколки разбитой пробирки с рассыпанным вокруг белым порошком.

В эти минуты я в первый и последний раз увидел мистера Найланда Смита не скрывающим своих чувств. Он бессильно уронил голову на грудь и жестом глубокого отчаяния вцепился в волосы.

Потом он справился с собой и поднялся.

– Вытащите его на свет, Стерлинг, – глухо приказал он.

Я был потрясен. Ужас и горе охватили меня. Спазмы сдавили горло. Но мне хватило сил выволочь Петри на середину комнаты прямо под нависавшую с потолка люстру. Одного взгляда на Петри было достаточно, чтобы развеять последнюю надежду.

Нечто вроде тучи выползло из густой шевелюры на его лоб.

– Господи, помоги ему! – в ужасе прошептал я. – Смотрите!.. Вы видите?.. Багровая тень!

ГЛАВА V
ЧЕРНАЯ СТИГМАТА

В лаборатории стояла гнетущая тишина. И хотя окна по-прежнему оставались открытыми и снаружи долетал стрекот кузнечиков вместе с гулом постоянно работающего в дальнем конце сада двигателя Келера, мои уши были глухи.

На диване в страшном беспорядке лежали книги и химические принадлежности. Мы побросали их на пол и перенесли тело Петри на диван.

Я побежал в дом и позвонил доктору Картье.

Жуткая тень все ниже и ниже наползала на лоб моего бедного друга.

– Закройте дверь, Стерлинг.

Я плотно захлопнул ее и подошел к Найланду Смиту.

– Станьте рядом. Сюда, – он ткнул пальцем.

На Петри был рабочий засаленный пуловер с длинными рукавами. Должно быть, когда он почувствовал приближение комы, он попытался стянуть его с себя.

– Вы видите, что он собирался сделать? – Мистер Смит внимательно посмотрел на меня. – Один Бог знает, что будет дальше, но это его единственный шанс. Увеличенные лимфоузлы в подмышках напугали его, но он так и не смог решиться сделать себе инъекцию. Не успел.

Он глянул в кювету, в которой была молочная жидкость.

– Как вы думаете, что это такое?

Я показал ему на рассыпанный по полу белый порошок.

– Он назвал его «654». Убеждал меня, что это панацея, но в то же время пока опасался вводить больным.

– Почему? – Мистер Смит задумчиво потер подбородок. – Странно… очень странно…

Нагнувшись, я подобрал осколок, на котором был наклеен лейкопластырь с надписью, сделанной аккуратной рукой Петри.

– Посмотрите, мистер Смит! – воскликнул я, протягивая ему осколок.

– «„654“. 1 грамм на 10 кубических сантиметров. Внутривенно», – прочел он.

Найланд Смит поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза.

– Это единственный шанс, Стерлинг.

Губы его плотно сжались.

– Может быть, стоит подождать доктора Картье?

– Ждать! – Его яростный взгляд обжег меня. – В лучшем случае Картье будет здесь через полчаса. У нас мало времени. Минуты решают все. Не-е-ет! Я обязан предоставить Петри последний шанс. Это его препарат, его выбор… Смерть или жизнь… Иначе он не поймет нас и не простит.

Мне было непросто участвовать в дальнейшем. Однако Найланд Смит, к своей чести, сделал инъекцию с таким хладнокровием, словно он по крайней мере полжизни проработал в медицинских учреждениях.

– Если Петри выживет, – сказал он, – его собственное искусство спасет ему жизнь. Укройте его пледом, Стерлинг.

Самообладание этого человека было сверхъестественным.

Он повернулся и направился к застекленной стене, чтобы закрыть окна и, подозреваю, спрятать от меня свое лицо. Даже его стальные нервы не выдержали внезапно обрушившегося несчастья. С закрытыми окнами в лаборатории наступила мертвая тишина, в которой только теперь стало слышно тяжелое гудение насекомого.

Из своего угла я не мог видеть потревоженную Найландом Смитом муху, которая, судя по звуку, бешено кружилась над одним местом. Я посмотрел на Смита. По-видимому, что-то сильно удивило его, потому что он как завороженный глядел на стол.

– Хм-м, – задумчиво выдавил он, – странно…

Жужжание беснующегося насекомого наконец достигло его ушей. Он обернулся на звук, и лицо его исказила гримаса удивления.

– Что это, Стерлинг? – Он резко повернулся в мою сторону. – Вы слышите?

– Это муха, мистер Смит. Какая-нибудь навозная муха.

– Ничего подобного! – Он строго посмотрел на меня. – Я недавно кончил курс по тропическим болезням, Стерлинг, и прекрасно готов к любым неожиданностям. Вслушайтесь в этот звук. Вы когда-нибудь слышали, чтобы навозная муха создавала столько шума?

Его поведение встревожило меня. Я заставил себя вслушаться в полет беспокойного насекомого. И действительно, в этом гудящем звуке выделялась странная звенящая нота, похожая на дребезжащий визг механической пилы. Я посмотрел на Найланда Смита.

– Вы были в Уганде и никогда не слышали этого? – усмехнулся он.

У меня было время ответить на его язвительное замечание, но за какую-то секунду я успел совершенно забыть о своем намерении. Перед моими глазами пролетела небольшая муха, куда меньше, чем я предполагал. Едва минуя голову Найланда Смита, она уселась на стол и принялась кровожадно потирать передними лапками.

– Не двигайтесь, – зашептал я, – она рядом с вами.

– Возьмите журнал, – одними губами приказал Смит. – Только, ради Бога, не промахнитесь.

Я выбрал свежий номер «Ревю де Монте-Карло», любимое развлечение бедного Петри. Ему так и не удалось выиграть на рулетке состояние, а сколько было теорий!

Стараясь неловким движением не вспугнуть насекомое, я бесшумно подошел к столу.

Найланд Смит был совершенно спокоен. Кажется, ему было даже любопытно, что из всего этого выйдет. На столе сидела моя жертва. Доли секунды для замаха мне хватило, чтобы подробно разглядеть ее. Длинные узкие коричневые крылышки; мохнатая голова с темно-зелеными шарами глаз. Удар мой был меток. На бумагу брызнули пурпурные пятнышки дрозофилума. Они были чертовски похожи на пятна, которые я видел на листочках растения-мухоловки в коллекции Петри. С той разницей, что эти пятна были свежие.

Мистер Смит посмотрел на результат моей работы.

– Хлопните еще, – сказал он.

Я повторил удар. Смит склонился над мертвым насекомым.

– Так, Стерлинг, и вы не знаете, что это за муха?

– Нет, мухи не входят в область моих профессиональных интересов. Но я могу рассказать вам кое-что о растениях-мухоловках.

Забрав из моих рук журнал, он подтолкнул мертвое тельце поближе к свету.

– Ха! Вот так добыча! – воскликнул мистер Смит. Он схватил линзу, лежавшую под рукой, и жадно принялся рассматривать дохлое насекомое.

Я отвернулся и посмотрел на Петри. Он лежал неподвижно. Черты лица обострились; кожа приобрела мертвенно-серый оттенок. Багровое пятно расползалось по его лбу огромным кровоподтеком, и у меня не было уверенности, что оно когда-нибудь остановится. Сейчас, в эту секунду, мной владело горестное убеждение, что мой друг умирает, умирает медленно и неотвратимо, и никто во всем мире не сможет возвратить его к жизни. Мысли мои лихорадочно перескакивали с предмета на предмет: от событий минувшего вечера – к мертвому насекомому на столе, от насекомого – к зловещему желтому лицу, которое еще так недавно злобно смотрело на меня из темноты…

Неужели эта страшная эпидемия, весь этот ужас, унесший несколько жизней, направляется человеческой рукой? Для чего? Зачем? В это трудно было поверить.

Я обернулся к мистеру Смиту, к его склонившейся напряженной фигуре, которая резко выделялась в круге света от настольной лампы. Вокруг со всех сторон к нам подступала темнота, и желание немедленно закрыть стальные жалюзи на окнах охватило меня.

Эту процедуру я совершил без каких-либо комментариев со стороны Найланда Смита. Но когда зловещий мрак ночи был отрезан от нас стальным забралом жалюзи, Смит, словно очнувшись, выпрямился и спросил меня:

– Стерлинг, – во взгляде его пронзительных серых глаз полыхало пламя, – вы, ботаник, когда-нибудь сталкивались с настоящим генус-гибридис?

– Вы имеете в виду нечто среднее между лилией и розой или, может быть, дуб с растущими на нем яблоками?

– Точно!

– В натуральном виде – никогда, только на рисунках. Хотя о некоторых любопытных гибридах время от времени сообщается в печати. Конечно, все эти уродцы не жизнеспособны и могут быть выращены только в специально созданных условиях. Японцы в этом деле большие знатоки.

– Вы правы. Но природа идет своим путем. Взгляните, Стерлинг. – Он показал на стол. – Здесь лежит насекомое, которое я принял за муху цеце…

– Муха цеце! Боже мой, здесь?

Он мрачно улыбнулся.

– Слишком далеко от естественного ареала, – кивнул он, – и выше всякого понимания. Да, это так, но я не мог обмануться. Звук, который издают крылышки этого насекомого, имеет характерные признаки, свойственные только мухе цеце. К тому же строение крылышек у них совершенно идентично. Вы можете сами в этом убедиться. Все-таки я недавно прошел интенсивный курс по тропическим болезням и, уверяю вас, кое-что знаю! Поразительно, не правда ли, Стерлинг? Однако… – Мистер Смит многозначительно поднял вверх указательный палец, давая мне понять, что собирается сказать самое важное. – Однако, Стерлинг, у этого уникального экземпляра голова и лапки имеют ту же форму, что и у большой песчаной мухи! В целом же общий вид, анатомия внутренних органов и прочие детали указывают, что перед нами типичный представитель гигантской летающей блохи!

Его речь расшевелила мою дремлющую память. Что говорил мне Петри сегодня утром? Кажется, что-то вроде: «Даже если природа перевернет все с ног на голову, я смогу ее озадачить!..» Ах да!

– Мистер Смит! – вскрикнул я, перебивая его. – Мне надо сказать вам, что в крови одного своего больного Петри нашел неизвестный науке вид гибридного микроорганизма. Я затрудняюсь описать его вам во всех деталях, но, кажется, главное я понял: возбудители сонной болезни и чумы скомбинированы в единую пару и..

– Черт подери!

Я увидел, как от моих слов его худое загорелое лицо моментально вытянулось и посерело.

– Муха цеце – переносчик трипаносом, – глухо заговорил он, – возбудителей сонной болезни. Большая песчаная муха подозревается в распространении экзотических инфекций. Гигантская летающая блоха – а это насекомое более похоже на блоху, чем на песчаную муху, – виновница многих эпидемий чумы… Какой дьявольский план!

Он сорвался с места, подбежал к телу Петри и принялся тщательно его осматривать. Мне пришло в голову, что мистер Найланд Смит совсем не новичок в медицинском искусстве. Не проронив ни слова, я наблюдал за его действиями до тех пор, пока он не закончил измерять температуру безжизненного тела.

– Перемен нет, – вынес он свой вердикт. – «654», кажется, остановил процесс. Но эта кома… Отважимся на надежду!

– Я не знаю, на что надеяться и во что верить, мистер Смит!

Он грустно посмотрел на меня.

– Я тоже Моя профессия требует необходимых медицинских навыков. Но я бессилен чем-либо помочь нашему другу. – Он вздохнул. – Расскажите-ка мне об этих таинственных листочках, которые, кажется, притягивают мух…

Я как мог изложил ему свои знания о растениях-насекомоядных.

– На листьях растения-мухоловки, которые хранятся у Петри, остались следы человеческой крови, – сообщил я в заключение и перевел дыхание.

Найланд Смит снова завладел линзой и нетерпеливо склонился над столом, чтобы внимательно рассмотреть багровые листья тропического растения. Потом он повернулся ко мне.

– Так и есть! – воскликнул он. – На них – свежая человеческая кровь!

Пару секунд я не мог вымолвить ни слова.

– Вы говорите о насекомом, которое я только что раздавил? – недоуменно спросил я его.

Он с раздражением мотнул головой.

– Нет, эти листья обрызганы кровью!

– Но каким образом они оказались здесь? И что тут делает эта проклятая муха? – воскликнул я, растерявшись перед этими неразрешимыми загадками.

Внезапно мистер Смит взял меня за плечи и твердо посмотрел мне в глаза.

– Стерлинг, у вас крепкие нервы, – сказал он. – Я верю в вас, вы можете вполне все понять. Эти тропические мухи и растения появились здесь не случайно. Но с какой целью?

Он повернулся в сторону неподвижного тела и указал на него.

– Вот их цель!

– Но…

– Никаких «но», Стерлинг. Послушайте лучше меня. Когда я оставил машину на Корниш-роуд и спускался со склона вниз, чтобы добраться сюда, я слышал вой.

– Я тоже его слышал.

– Вы мне говорили об этом. Однако вам он не сказал ничего, я же многое уяснил себе. Видите ли, Стерлинг, дело в том, что я слышал его раньше.

– Так вы знаете, что это было! – обрадовался я. Одной загадкой становилось меньше.

– Это – сигнал опасности, используемый племенем дакойтов в бирманских джунглях. Если бедняга Петри случайно натолкнулся на новый вид мухи цеце – и где? здесь, во Франции! – он обязан был по крайней мере задуматься. Но если он услышал этот крик… он сразу же должен был все понять!

– Что он должен был понять? – спросил я, чувствуя, как во мне поднимается возбуждение.

– Он должен был знать, что ему грозит смерть! – воскликнул Смит и жестом невыразимого отчаяния воздел к небу сжатые кулаки.

– Ах, какие глупцы! Какие глупцы! – застонал он, неожиданно выходя из себя. – Что наши знания рядом с гением доктора Фу Манчи!

– Доктор Фу Манчи? – переспросил я.

– То же, что и сатана: такая же дьявольская злоба и безнаказанность.

– Мистер Смит… – начал я.

Но он внезапно отвернулся, обрывая разговор, и снова склонился над бесчувственным телом нашего друга.

– Бедная Карамани, – с горечью прошептал он и погрузился в тягостное молчание.

Потом, не поворачивая головы, спросил:

– Вы знакомы с его женой?

– Нет, мистер Смит, мы никогда не встречались…

– Она так юна!.. Когда Петри женился на ней, она была совсем дитя… Самая милая, прекрасная женщина, какую я когда-либо знал…

Его слова пробудили мою боль. Во мне зазвенел нежный голос: «Думайте обо мне, как о Дерсето…» Флоретта – вот самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел…

– Ее выбрал сам Мастер. Он редко делает ошибки.

Найланд Смит снова заговорил загадками.

– Мастер? – спросил я, не скрывая своего удивления. – Вы, наверное, хотели сказать – художник?

Он обернулся ко мне, и саркастическая улыбка заиграла в уголках его губ.

– Вы правы, Стерлинг! Этот человек – великий художник! Его холст – весь мир, его краски – человеческая кровь!

Загадка на загадке! Определенно я никогда не выберусь из этого наваждения.

Неожиданно за стенами лаборатории раздались пронзительные женские крики. Я бросился к двери.

– Кто там? – спросил Найланд Смит.

– Мадемуазель Дюбоннэ. – Я сразу узнал ее голос.

– Экономка?

– Да.

– Гоните ее прочь.

Я открыл дверь. Обезумевшая от страха женщина вцепилась в мою руку.

– Мистер Стерлинг, – вскричала она в истерике, – случилось что-то ужасное! Я знаю, знаю, произошла трагедия!

– Не волнуйтесь, мадемуазель Дюбоннэ, – сказал я, останавливая ее, – доктор Петри..

Но она оборвала меня.

– Я должна сказать доктору Петри нечто очень важное! К нам забрались воры! Я сейчас видела в окне страшное желтое лицо с такими жуткими косыми глазами, что у меня из рук выпала кастрюля с супом! Вы можете себе представить?!

– Дело дрянь, Стерлинг, – сухо сказал Смит, становясь между женщиной и лежащим на диване Петри. – У нас в гостях один из самых кровавых убийц, каких только знало человечество.

Со стороны Корниш-роуд раздался надсадный гул взбирающейся на косогор машины. Он становился все громче и отчетливей. По-видимому, машина свернула с Корниш-роуд и теперь осторожно спускалась по узкой петляющей дороге, ведущей на виллу «Жасмин».

– Карета «скорой помощи»! – объявил Найланд Смит, и мы облегченно вздохнули.