Текст книги "Связанный честью"

Глава 2

– Вставай.

Она неохотно приоткрыла глаза, сама не понимая, почему так боится просыпаться. Потом ее грубо тряхнули за плечо, и она вспомнила. Эйслин распахнула глаза. Полулежа на кровати, голая, но покрытая одеялом, она мотнула головой, убирая с глаз волосы, и посмотрела на стоящего в отдалении Лукаса Грейвольфа.

Вчера она много часов лежала без сна, прислушиваясь к его мерному дыханию. Он крепко спал. Она не оставляла попыток высвободить привязанную к кровати руку, пока все тело не заныло от бесплодных усилий. Проклиная Грейвольфа, она в конце концов сдалась, расслабилась и закрыла глаза. Потом усталость взяла над ней верх, и Эйслин заснула.

– Вставай, – повторил он. – И одевайся. Мы уезжаем.

Чулки-путы висели на противоположной спинке кровати. Он уже освободил ее. Почему же она тогда не проснулась? Он так легко и ловко прикасался, что она не заметила? Она смутно вспомнила, как сильно ранним утром замерзла. Это он накрыл ее одеялом? Внутри у нее все задрожало от такого предположения.

Эйслин увидела, что на нем все та же запыленная одежда, которую он сбрасывал с себя перед душем. Вместо самодельной банданы из оторванного рукава он позаимствовал ее собственную. Сережка и цепочка с крестиком тоже поблескивали на бронзовой коже. От иссиня-черных волос исходил запах ее шампуня.

Нет, он ей не привиделся. Лукас Грейвольф был вполне реален и воплощал в себе кошмар любой женщины… или мечту.

Она заставила себя вернуться в реальность:

– Уезжаем? Куда? Я никуда не поеду.

Исходящее от него пренебрежение ясно показывало, как он относится к ее протесту. Он открыл шкаф и стал перебирать одежду на плечиках. Платья от известных дизайнеров и шелковые блузки он забраковал, выбрал какие-то старые джинсы, простую блузку и бросил ей.

Он нагнулся, просмотрел всю ее обувь и выбрал ботинки на низком каблуке. Отнес их к кровати и бросил на пол.

– Или одевайся сама, или… – Он сделал паузу, окидывая взглядом ее очертания под одеялом. – Или я сам тебя одену. В любом случае через пять минут мы уходим.

В его позе читалась отвратительная самонадеянность: ноги широко расставлены, грудь колесом, нос задран. Классический индейский профиль с выражением высокомерия.

Ее кроткая покорность уступила место совершенно неуместной дерзости.

– Почему бы тебе просто не оставить меня здесь?

– Глупый вопрос, Эйслин. Недостойный твоего интеллекта.

Тут не поспоришь. Стоит ему скрыться из виду, как она с криком рванет на улицу, и полиция окажется у него на хвосте еще до того, как он покинет пределы города.

– Ты моя страховка. Уважающий себя беглец от правосудия просто обязан взять заложника. – Он шагнул к ней. – И мое терпение к заложнику, оказавшемуся в моем распоряжении, уже кончается. Поднимай задницу с этой чертовой кровати! – рявкнул он.

Сдерживая раздражение, она благоразумно повиновалась и потащила с собой одеяло.

– Отвернись хотя бы, пока я одеваюсь.

Он вскинул черную бровь:

– Ты хочешь от индейца благородного жеста?

– У меня нет расовых предрассудков.

Он взглянул на ее растрепанные светлые волосы и ухмыльнулся:

– Вряд ли. Иначе нас бы здесь уже не было. – Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

В куче вещей, выброшенных из ящиков, она нашла бюстгальтер и трусики и переоделась в выбранную им одежду.

Застегнув джинсы, она рванулась к окну, подняла жалюзи, схватилась за ручку и повернула ее, и тут же на ее запястье сомкнулись крепкие пальцы.

– Я начинаю уставать от твоих фокусов, Эйслин.

– А я устала от твоего грубого обращения! – закричала она, пытаясь вырвать руку.

Он снова закрыл окно, опустил жалюзи и только после этого отпустил ее. Эйслин с возмущенным видом стала растирать запястье. Грубияны всегда вызывали у нее презрение.

– Слушай, маленькая леди, если бы ты не была мне нужна в качестве защиты, я бы на тебя и не посмотрел. Так что не льсти себе. – Он встал у нее за спиной и, положив руку на талию, с силой подтолкнул. – Двигай вперед.

Он привел ее на кухню, взял там термос и пакет с продуктами.

– Я смотрю, ты чувствуешь себя как дома, – язвительно заметила она.

В душе она проклинала себя за свой крепкий сон. Наверняка можно было вылезти из спальни через окно, пока он варил кофе и грабил ее кладовку.

– Когда мы приедем на место, ты еще порадуешься, что у нас есть провизия.

– И где это место находится?

– Там, где живут остальные люди.

Он не стал ничего пояснять и, надежно зафиксировав руку Эйслин, повел ее в гараж. Открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, втолкнул девушку в машину, потом, обойдя ее, скользнул на водительское место, поставил между ними термос и пакет с едой. Потом потянулся назад и приспособил кресло под свой рост и длинные ноги. Взял с приборной панели пульт и поднял дверь гаража. Вывел машину задним ходом и снова закрыл гараж. Проехал всю улицу до конца и, выехав на бульвар, умело влился в плотный поток машин.

– И надолго ты меня увозишь? – спросила Эйслин.

Вопрос был легкомысленным и не вязался с ее настороженным взглядом.

Он вел машину так, чтобы не попадать в поле зрения тех, кто сидел в соседних автомобилях. Полицейских в обозримом пространстве не наблюдалось. Грейвольф ехал аккуратно и не превышал скорость. Он был совсем не дурак.

И болтуном тоже не был. Он ничего не ответил на заданный ему вопрос.

– Меня, между прочим, потеряют. У меня бизнес, который надо поддерживать на плаву. Если я не появлюсь на работе, меня станут искать.

– Налей мне кофе.

От такого высокомерного приказа у нее отвалилась челюсть. Она еще будет ему прислуживать! Как будто он вождь, а она его личная скво.

– Иди к черту!

– Налей мне кофе.

Накричи он на нее, сорвись с катушек, она бы, может, ему и ответила. Но его голос звучал тихо, словно шорох ползущей змеи. Озноб прокатился по ее позвоночнику. Она понимала, что он опасен. Кухонный нож все еще торчал у него из-за пояса. Один его взгляд, когда он на секунду отвлекся от дороги, чтобы пригвоздить ее к месту, убедил Эйслин, что перед ней враг, с которым надо считаться.

Она отыскала в пакете с продуктами два пластиковых стаканчика. Отделила один, осторожно налила из термоса полстакана горячего ароматного кофе и передала ему. Он не поблагодарил, только отпил кофе и скосил на нее глаза. Не спрашивая разрешения, она тоже налила себе кофе и закрыла термос.

Эйслин задумчиво смотрела в стаканчик и катала его в ладонях. Она пыталась представить, какие планы могут быть у Грейвольфа на нее. Она так сильно сосредоточилась, что чуть не подпрыгнула, когда он внезапно спросил:

– Какой бизнес?

– Что?

– Ты сказала, что у тебя есть бизнес.

– A-а, фотостудия.

– Ты занимаешься съемкой?

– Да, в основном делаю портреты. Невесты, дети, выпускники. Все такое.

Понял ли он ее, одобрил или не слишком – она не поняла. На его лице ничего не отразилось. «Да уж, в моей работе точно нет ничего захватывающего», – подумала она и вздохнула.

Окончив колледж по специальности «журналист», она собиралась стать фоторепортером. Ей хотелось взорвать мир своими провокационными фотографиями, хотелось путешествовать по земному шару, снимая пожары, катастрофы, наводнения. Ей хотелось каждым снимком вызывать сильные эмоции – гнев, любовь, сопереживание.

Но ее родители имели совсем иные планы на своего единственного ребенка. Уиллард Эндрюс был видным бизнесменом в Скоттдейле. Его жена Эленор возглавляла местные «сливки общества». И от дочери ждали соответствующего поведения – потешить себя достойными занятиями и выйти замуж за не менее достойного молодого человека. Она могла присоединиться к любому клубу, могла возглавить любой женский комитет. Благотворительность была допустима, пока не требовала ее личного участия.

Карьера – особенно такая, где надо ездить в отдаленные части света, чтобы снимать вещи слишком неприятные для обсуждения на званых ужинах, – естественно, не вписывалась в планы семьи. Ее вымотали несколько месяцев бесконечных споров, и в конце концов она подчинилась воле родителей.

В качестве уступки со своей стороны ее отец взял на себя финансирование фотостудии, где Эйслин могла снимать родительских друзей и их отпрысков. Не самое плохое занятие, но была громадная разница между той значимой работой, которой она всегда хотела заниматься, и ее фотостудией.

Интересно, что бы сказали родители, если бы увидели ее в компании Лукаса Грейвольфа? Не сдержавшись, она прыснула.

– Ты находишь ситуацию забавной? – поинтересовался он.

– Нисколько. – Она снова посерьезнела. – Почему ты не хочешь меня отпустить?

– Я не собирался брать заложника. Я хотел только поесть твоей еды, пару часов отдохнуть в твоей квартире и уйти. Но ты вошла и застала меня за опустошением холодильника. И у меня не осталось другого выбора, кроме как взять тебя с собой. – Он взглянул на нее и добавил: – То есть выбор у меня был, но я не убийца. Пока еще.

Эйслин внезапно расхотелось пить кофе. Во рту пересохло от страха.

– Ты собираешься меня убить?

– Нет, разве только ты не оставишь мне выбора.

– Я буду сражаться с тобой каждую секунду.

– В таком случае у нас могут быть проблемы.

– Тогда лучше сделай это, убей меня прямо сейчас. Заставлять меня вот так ждать очень жестоко.

– Сидеть в тюрьме тоже.

– А чего ты ждал?

– Я научился там некоторому терпению.

– Но я же не виновата, что ты попал в тюрьму. Ты совершил преступление и за это расплачиваешься.

– Ну и в чем мое преступление?

– Я… я не помню. Что-то насчет…

– Я был организатором митинга перед зданием суда в Фениксе. В результате все вылилось в насилие, пострадали полицейские, федеральной собственности был причинен ущерб. – Его рассказ не был доверительным, казалось, он цитирует по памяти то, что сам слышал тысячу раз. – Но, думаю, мое единственное преступление состоит в том, что я родился индейцем.

– Чушь. Вам некого винить в своих несчастьях, кроме самого себя, мистер Грейвольф.

Он безрадостно усмехнулся:

– Судья кое-что добавил для пущего эффекта, когда объявлял приговор.

Они молчали, пока Эйслин не рискнула спросить:

– Как долго ты просидел?

– Тридцать четыре месяца.

– А сколько еще оставалось?

– Три месяца.

– Три месяца! – Такое заявление ее потрясло. – Ты сбежал, когда тебе оставалось так мало?

Он бросил на нее горящий взгляд:

– Я уже говорил, что должен кое-что сделать, и ничто меня не остановит.

– Но если тебя поймают…

– Меня поймают.

– Тогда зачем ты сбежал?

– Я должен был, я ведь уже сказал.

– Разве может быть что-то важнее свободы?

– Может.

– Тебе к сроку добавят месяцы, а может, и годы.

– Да.

– И для тебя это ничего не значит?

– Нет.

– Но ты лишаешься нескольких лет жизни. Подумай, от чего ты отказываешься.

– Например, от женщин.

Эти три слова прозвучали как погребальная проповедь. Она прикусила язык, мудро воздержавшись от дальнейшего разговора на эту тему.

Они оба молчали, но думали об одном и том же. Каждый по-своему вспоминал события прошлого вечера. Эйслин не хотела признавать тревожащие душу воспоминания – вот Грейвольф стоит в дверях ванной, обнаженный и мокрый, его ленивая поза таит угрозу. Вот он прижимает к лицу ее бюстгальтер, с чувственной жадностью вдыхая ее аромат. А вот развязывает ей руки и накрывает одеялом, пока она спит. Ей вдруг стало трудно дышать – и от воспоминаний, и от его близкого присутствия.

В конце концов она отвлеклась единственным доступным ей способом. Она закрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья.

– Черт подери!

Должно быть, она задремала и проснулась от ругани Грейвольфа. Тот злился и колошматил кулаком по рулю.

– Что такое? – Эйслин выпрямилась на сиденье, моргая от полуденного солнца.

– Дорожный пост, – процедил Грейвольф, почти не шевеля губами.

Сквозь волны жара, мерцающие над лентой шоссе, Эйслин увидела, что дорогу блокируют патрульные машины. Полицейские задерживали все до единой.

Но прежде чем она успела насладиться долгожданным зрелищем, Грейвольф свернул на обочину и переключил передачу в режим стоянки. Одним ловким движением он оседлал панель между передними сиденьями и наклонился над Эйслин. Расстегнул ее блузку и бюстгальтер.

– Что ты делаешь? – охнула она и задергалась в его руках.

Она плохо соображала со сна и к тому же очень удивилась. Когда же она наконец поняла, что он делает, ее блузка уже была наполовину расстегнута и в глубоком декольте виднелась обнаженная грудь.

– Полагаюсь на человеческую натуру, вот что. – Критически оглядев свою работу и, видимо, найдя ее удовлетворительной, он быстро перемахнул через спинку сиденья. – Теперь твоя очередь вести машину. Провези нас через дорожный пост.

– Но… Нет! – яростно запротестовала она. – Я буду очень рада взять вас в заложники, мистер Грейвольф!

– Садись за руль, или они заметят, что мы стоим, и что-то заподозрят. Тащи свою задницу на водительское место и выводи машину на шоссе. Быстро!

Она взглянула на него с неистовой ненавистью, но послушалась, поскольку он выхватил из-за пояса нож и угрожающе помахал им.

– И не смей даже думать о том, чтобы просигналить, – предупредил он, едва это пришло ей в голову.

Есть у него нож или нет, но она однозначно собиралась въехать на пост с криками о кровавом убийце. Она ударит по тормозам, выпрыгнет из машины и предоставит полицейским ловить этого дикаря.

– Если ты тешишь свое воображение, представляя, как сдашь меня полиции, то забудь об этом, – сказал он.

– У тебя нет шансов.

– У тебя тоже. Я скажу, что мы с тобой сговорились. Ты приютила меня вчера вечером и помогла улизнуть.

– Они тебе не поверят, – фыркнула она.

– Поверят, когда осмотрят простыни твоей кровати.

Шокированная Эйслин быстро глянула на него. Грейвольф лежал на заднем сиденье в позе спящего и держал в руке журнал, видимо чтобы закрыть им лицо.

– Что ты имеешь в виду? – слабо поинтересовалась она. В его серых глазах светилась самоуверенность, которая ей очень не понравилась. – При чем тут мои простыни?

– Полиция найдет на них следы секса.

Она побледнела и вцепилась в руль так, что побелели суставы. От стыда и смущения у нее пересохло во рту.

– Если тебе нужно развернутое объяснение, – мягко проговорил он, – я буду рад его предоставить. Но ты взрослая женщина, так что полагаю, сама догадаешься. Я давно не видел обнаженной женщины и еще дольше не лежал с ней в одной постели. Не чувствовал ее запаха, не слышал дыхания. – Его голос стал низким. – Подумай об этом, Эйслин.

Ей не хотелось об этом думать. Совершенно. Ладони стали скользкими от пота, ее мутило. Когда? Как? Может, он лгал, просто все придумал? Но он мог говорить правду.

Поверит ли полиция в ее рассказ или сразу арестует? Какие улики она может им предоставить? В ее квартире нет признаков взлома. Надолго ее не привлекут, конечно. В конце концов будет доказано, что он лжет. Но до этого момента он очень сильно усложнит ее жизнь. И опозорит. Ей в жизни не искупить вины, особенно перед родителями, они будут просто убиты.

– Я не сдамся без борьбы, – прошептал Грейвольф, когда она замедлила ход и встала в очередь перед полицейским постом. – Живым они меня не получат. – Его голос звучал приглушенно из-за журнала.

Перед ними осталась всего одна машина, полицейский наклонился к водителю.

– Если не хочешь, чтобы на твоей совести была моя кровь, не считая невинных душ, которых я могу захватить с собой, делай что угодно, но протащи нас через этот пост.

Время истекало, надо было на что-то решаться. Полицейский пропустил машину перед ними и жестом велел Эйслин двигаться вперед, к посту. Боже, как ее угораздило так вляпаться и что теперь делать?

Странно, но, когда наступил «час икс», ей не пришлось ни о чем думать. Она не колебалась на тонкой грани между совестью и здравым смыслом и среагировала спонтанно.

Эйслин опустила окно, и не успел полицейский и слова вымолвить, как она затрещала:

– Офицер, как я рада, что вы меня остановили. По-моему, с моей машиной что-то не так. Все время мигают красные огоньки. Как вы думаете, что с ними? Надеюсь, ничего ужасного.

Уловка сработала. Эйслин смотрела на полицейского чистым наивным взглядом. Дыхание сбивалось.

Утром Грейвольф не дал ей времени причесаться, и ее волосам определенно не пошел на пользу сон в машине – в результате Эйслин выглядела совсем растрепанной. Волосы в беспорядке рассыпались по плечам и придавали ей трогательный вид. Особенно в глазах патрульного с маленькой зарплатой и неблагодарной работой, которого в жаркий полуденный август поставили на одиноком шоссе тормозить машины и искать сбежавшего из тюрьмы индейца, который наверняка уже пересек границу с Мексикой.

– Ну что ж, юная леди, – фамильярно проговорил он и сдвинул на затылок форменную шляпу с потного лба, – давайте посмотрим, что у вас за проблема.

Он наклонился к окошку, якобы для проверки «красных огоньков», но Эйслин не сомневалась, что манило его на самом деле – ее грудь. Впрочем, глянув на заднее сиденье, он переменился в лице:

– Кто это?

– О, это мой муж, – с неприязнью ответила она и небрежно пожала плечами. Кокетливо накручивая волосы на палец, она внезапно подумала, не бросается ли в глаза прядь, обрезанная Грейвольфом. – Он вечно ворчит, как старый медведь, когда я бужу его в дороге. Он всегда старается посадить меня за руль. И сегодня я этому очень рада. – Она похлопала наивными голубыми глазами, и полицейский опять заулыбался.

Грейвольф мнил себя знатоком человеческой натуры, но он не понимал, почему она идет на такие крайности, чтобы защитить его, а анализировать это у него не было времени.

– Я не вижу никаких красных огоньков, – прошептал полицейский. Забавно, но, кажется, он боялся разбудить мужа, который, увидев, что кто-то пялится на его жену, мог проявить себя не просто ворчуном.

– О, ну тогда… в общем, спасибо. – Ее храбрости хватило ненадолго. И теперь Эйслин отчаянно хотелось без помех проскочить пост. Ведь сейчас она и вправду помогала беглому преступнику. – Значит, наверное, все в порядке.

– Это может значить, что двигатель перегрет, – сказал полицейский, пожирая ее глазами. – Мой точно перегрелся, – прошептал он потише.

Эйслин даже удалось выдавить слабую улыбку, хотя кожу сводило от отвращения.

Грейвольф шевельнулся и что-то пробормотал. Самодовольная улыбка полицейского увяла.

– Еще увидимся, – сказала она, отпуская педаль тормоза, и осторожно надавила на акселератор.

Она не хотела показывать свое отчаянное желание тронуться с места, хотя сзади уже гудела следующая машина.

Полицейский грозно глянул на нетерпеливого шофера и снова повернулся к Эйслин:

– Лучше все-таки проверить ваши огоньки. Я могу связаться по рации и…

– Нет-нет, не стоит беспокоиться! – крикнула она в ответ. – Если они опять загорятся, я разбужу мужа. До свидания!

Она быстро закрыла окошко и припечатала педаль газа. В зеркале заднего вида было видно, что полицейский объясняет ситуацию следующему за ней автомобилисту, обозленному из-за затянувшегося стояния в очереди.

И лишь когда дорожный пост скрылся из виду, она позволила себе немного расслабиться. Она с такой силой стискивала руль, что с трудом разжала сведенные пальцы. Ногти впились в ладони, оставив глубокие следы-полумесяцы. Эйслин издала долгий судорожный вздох и без сил откинулась на сиденье.

Грейвольф перебрался на пассажирское место с удивительной гибкостью для человека его роста.

– Ты все сделала отлично. Никому и в голову не пришло, что ты осваиваешься в мире преступности.

– Заткнись! – крикнула Эйслин.

Таким же небрежным маневром, что он сам недавно демонстрировал, она вырулила на обочину. От резкого торможения из-под шин брызнул гравий. Машина плавно остановилась. Эйслин уронила голову на руль и зарыдала:

– Я ненавижу тебя. Пожалуйста, отпусти меня! Ну зачем я это сделала? Зачем? Надо было тебя сдать полиции. Мне страшно, я жутко устала, я хочу есть и пить. Ты – преступник, а я за всю жизнь ни разу не солгала. А тут – полицейскому! Меня теперь тоже посадят, да? Зачем я тебе помогаю, если ты все равно меня убьешь?

Грейвольф неподвижно сидел рядом. Наконец она в последний раз всхлипнула, отерла слезы тыльной стороной ладони и посмотрела на него заплаканными глазами.

– Хотелось бы мне сказать, что худшее уже позади, но, боюсь, Эйслин, наши проблемы только начинаются.

Он пялился на ее грудь, и она тут же вспомнила, что неприлично обнажена. Дрожащими руками она застегнула блузку.

– Что ты имеешь в виду?

– Эти чертовы посты. Я не учел их. Нам нужен телевизор.

– Телевизор? – пискнула она, как попугай.

Он оглядел шоссе в обе стороны:

– Да. Не сомневаюсь, там будут новости о поисках. Можно надеяться на озвучивание детального плана по моей поимке. Поехали.

Он показал подбородком, чтобы она двигалась вперед. Эйслин устало вырулила на шоссе.

– А радио? Можно послушать новости по радио.

– Деталей там не будет. – Он покачал головой. – Ты что, никогда не слышала, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать?

– Полагаю, ты скажешь мне, куда ехать и когда остановиться.

– Верно. Просто поезжай вперед.

Почти час они ехали в молчании, правда, сыр и крекеры он отдал ей. Потом очистил апельсин и разделил дольки поровну. Есть из его рук было неприятно, но она послушно открывала рот каждый раз, когда он прижимал дольку к ее губам.

Когда они приблизились к унылым окраинам какого-то городка, Грейвольф приказал Эйслин снизить скорость. Они проехали мимо череды пивных. Те выстроились вдоль шоссе, напоминая старых печальных шлюх, отчаявшихся заполучить клиента.

– Остановись там, – коротко скомандовал Грейвольф, показывая пальцем. – Припаркуйся у «Перекати-поле».

Эйслин скорчила гримасу отвращения. «Перекати-поле» принадлежал к самым мерзким из дешевых баров.

– Надеюсь, мы не опоздали к «счастливому часу»[4]4
  «Счастливый час» – период времени, когда в баре делается скидка для клиентов.


[Закрыть], – с сарказмом сказала она.

– У них есть телевизор, – сказал Грейвольф, заметив на железной крыше антенну. – Вылезай.

– Да, сэр, – пробормотала она, устало дергая дверцу машины.

Как же приятно было оказаться на ногах. Она взялась за поясницу и потянулась, потом потопала ногами, чтобы восстановить кровообращение.

На пыльной гравиевой парковке перед баром стояло всего несколько машин. Грейвольф взял Эйслин за руку и потащил внутрь. Добрая часть дверной вывески оторвалась от рамы, зазубренный край загнулся наружу. Выглядело это жутковато, как, впрочем, и само заведение. Эйслин планировала разыграть полное послушание, а оказавшись в баре, во весь голос позвать на помощь.

– Забудь то, о чем сейчас думаешь.

– И что я думаю?

– Ты собираешься сбежать от меня в безопасные руки какого-нибудь спасителя. Поверь, я в этом кабаке самый безопасный сопровождающий.

Это выглядело не слишком убедительно, учитывая, что она видела, как он сунул в сапог нож, прежде чем выйти из машины.

– Пусть будет похоже, что ты ведешь активную сексуальную жизнь, – произнес он, обнимая ее за плечи.

– Что?!

– Все верно. У нас с тобой недозволенная любовная связь, мы встречаемся по вечерам.

– Ты совсем ненормальный, если думаешь, что… И прекрати это! – возмутилась она, когда одна его рука опустилась к ее талии, а вторая оказалась в опасной близости от груди. Твердые пальцы сжали нежную плоть, надежно исключая возможность побега.

– Почему ты так разговариваешь со своим любимым, дорогуша? – пожаловался он.

Грейвольф толкнул покалеченную дверь и расхлябанной нетвердой походкой двинулся в темное задымленное помещение. Стараясь удержать равновесие, Эйслин прижала руку к его животу и вцепилась в рубашку. Он глянул на нее сверху вниз и одобрительно подмигнул. Ей хотелось закричать, что, будь у нее выбор, она ни за что не стала бы к нему прикасаться.

Но она ничего этого не сказала. Она просто лишилась дара речи при виде той убогости, что ждала ее в баре. Она видела такие места в кино, но, естественно, никогда в них не бывала. У низкого потолка плавала пелена табачного дыма. Сначала Эйслин почти ничего не видела, но потом глаза привыкли к сумраку, и она поняла, что все хуже, чем она могла даже подумать.

У барной стойки стоял ряд табуретов с красными виниловыми сиденьями. Впрочем, они скорее когда-то были красными. Теперь они приобрели сальный грязно-бурый оттенок. И заняты были всего три табурета. На звук хлопнувшей двери все трое сидевших повернулись и с подозрением уставились на Эйслин и ее спутника.

Одной из троих была напомаженная девица в неряшливой блузке. Поставив ногу на соседний табурет, она красила ногти.

– Эй, Рей, у нас объявились клиенты, – позвала она.

Эйслин предположила, что Реем был тучный мужчина за стойкой. Он стоял, облокотившись на холодильник, и не отрывал глаз от подвешенного в углу телевизора, полностью поглощенный «мыльной оперой».

– Так обслужи их! – проревел он в ответ, даже не оглянувшись.

– У меня ногти еще не просохли.

Рей длинно и замысловато выругался. Эйслин думала, что такое можно услышать только в портовых общественных туалетах. Он оторвал свое грузное тело от холодильника и кисло посмотрел на них с Грейвольфом. Но увидела это только она. Ее компаньон уткнулся лицом ей в волосы, а его язык проник ей в ухо.

Но он явно следил за происходящим.

– Два холодных пива, – сказал он так, чтобы Рей услышал. Потом ткнул Эйслин в бок и повел перед собой к одной из грязных кабинок, что стояли у стены в ряд. Отсюда открывался отличный вид и на дверь, и на телевизор.

– Сядь и двигайся к стенке, – прошептал он.

Выбора у нее не было, поскольку он буквально толкнул ее на сиденье. Она даже не успела убедиться в его чистоте, но, это, наверное, и к лучшему. Грейвольф опустился рядом и придавил Эйслин к стене.

– Ты меня расплющил, – сдавленно пожаловалась она.

– В этом и была основная мысль.

Он притворился, что покусывает ей шею, когда к ним приковылял Рей. В руках, напоминающих куски ветчины с грязными ногтями, он принес им два пива и с громким стуком поставил бутылки на обшарпанный пластиковый столик.

– Три доллара. Платите сразу.

– Заплати ему, ладно, милая? – льстиво протянул Лукас, поглаживая плечо Эйслин ласковыми круговыми движениями. – Я сейчас занят.

Она скрежетнула зубами, боясь заорать, чтобы он убрал от нее свои лапы или увел отсюда. Или вообще пошел бы… Но в данный момент она радовалась, что он рядом. Он знал, о чем говорил. Даже сумей она выжать из Рея и остальных немного сочувствия, она сильно сомневалась, что может доверить им свою безопасность. Грейвольф был злодеем, но хотя бы был знакомым злодеем.

Она вытащила из сумочки три однодолларовые купюры и положила на стол. Рей тем временем уже оглянулся через плечо и снова вперился в телевизор, не желая пропустить ни секунды своей «мыльной оперы». Увидев деньги, он сгреб их и нога за ногу удалился.

– Хорошая девочка, – шепнул ей на ухо Лукас.

Эйслин хотелось, чтобы он перестал уже изображать ее ухажера. Рей ведь перед ними больше не маячил. Мог хотя бы перестать поигрывать бретелькой ее бюстгальтера и вообще вытащить руку из блузки.

– И что теперь? – поинтересовалась она.

– Теперь будем обжиматься.

– Да пошел ты!..

– Ш-ш-ш! – сердито шикнул он на нее. – Ты же не хочешь привлечь внимание Рея, верно? Или вон тех двух ковбоев. Они с радостью придут даме на помощь.

– О, да прекрати ты, – возмутилась она, когда его губы заскользили вниз. – Я думала, ты пришел сюда смотреть новости по телевизору.

– Так и есть. Но я не хочу, чтобы они тоже это поняли.

– А я должна тут сидеть и позволять себя лапать?

Он согласно угукнул.

– И долго?

– Сколько понадобится. Каждые полчаса будем заказывать пиво, чтобы Рей не злился, что мы занимаем потенциально доходное место.

Как он может так рационально рассуждать и в то же время так деликатно ее покусывать? Она отстранилась от его ищущих губ:

– Мне столько не выпить.

– Можно выливать, пока никто не видит. Сомневаюсь, что на таком полу это будет заметно.

– Я тоже в этом сомневаюсь. – Она передернулась и оторвала ногу от пола. Он был покрыт липкой субстанцией, которую она решила не пытаться идентифицировать. – Ты уверен, что оно того стоит?

– В чем дело, дорогая? Разве ты плохо проводишь время? – Его рука нашла вырез блузки и задергала пуговицы.

– Плохо.

– Хочешь еще один дорожный пост? Или тебе понравилось сводить с ума бедного полисмена?

– Как ты низок. – Она прислонилась к твердой шероховатой обивке и постаралась не реагировать на обшаривания его языка и рук.

– Я не вижу в тебе страсти, моя сладкая. И они тоже не увидят. Давай немножко поживее, – проворчал он практически ей в ухо.

– Нет. Это отвратительно.

Он резко вскинул голову и окинул ее ледяным взглядом:

– Почему?

Он обиделся. С какой стати? Он что, решил, что это намек на его происхождение? Или он думает, что она не оценила его искусства любовных ласк? Да вообще, какого черта ее волнует, обиделся он или нет?

– Я не привыкла заниматься этим в общественных местах, мистер…

Грейвольф не дал ей назвать его по имени. Он припечатал губами ее рот, оборвав на полуслове. Чисто функциональный поцелуй, обезличенный, призванный заставить ее замолчать. Он даже не размыкал губ. Но внутри у Эйслин все перевернулось, она не смогла выдавить ни звука.

В этом, собственно, и была конечная цель. Наконец оторвавшись от ее рта, он прошептал:

– Осторожней.

Она просто кивнула, желая, чтобы сердце перестало гореть в огне. Одно она знала точно – больше она не будет его провоцировать вопросами и разговорами. Не хватало, чтобы он еще раз ее поцеловал.

У нее было двойственное чувство по поводу причин, но она не хотела еще одного поцелуя.

К счастью, никто ничего не заметил. Похоже, здесь существовало неписаное правило – хозяева «Перекати-поля» занимаются своими делами и не вмешиваются, пока их не зовут.

Изображая, что он полностью поглощен любовными ласками, Грейвольф, однако, был отлично осведомлен о происходящем. Полуприкрыв веки, чтобы изобразить сексуальное возбуждение, он постоянно посматривал по сторонам. Наблюдал из-под ресниц за окружающими, пытаясь уловить, узнан ли он. Но никто не обращал на него внимания. Когда Грейвольф пьяным голосом заказывал еще пива, Рей – а позже и официантка, уже высушившая свои ногти, – просто приносили им заказ. Кроме этих кратких моментов, все начисто забывали об их существовании.

В бар часто заходили клиенты. В основном они выпивали по паре стаканов и сразу уходили. Кто-то пил в одиночестве. Другие объединялись по двое, по трое. Один клиент приклеился к автомату пинбола, и Эйслин чуть с ума не сошла от постоянного звяканья и мигающих огоньков, пока он наконец не ушел. Рей с восторгом уставился в телевизор, шел какой-то старый комедийный сериал.

Для Эйслин время тянулось просто невыносимо медленно. И не потому, что она скучала. Ее нервы были раскалены до предела. Она уговаривала себя, что вот-вот в дверь войдет ее потенциальный спаситель. Но в глубине души она подозревала, что ее мучительные колебания связаны с прелюдией Грейвольфа.