Текст книги "Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь"

– Я хочу знать, он будет из Милана или из Неаполя?

– Из Милана или Неаполя? Откуда такие мысли?

– Я слышала, что свадьба графа д’Аверса отложена.

– И от кого же ты это слышала?

– Ах, папа, люди многое говорят. Я знаю, что мы… как сказать… Ты стал папой римским, и все изменилось. Теперь мы тесно связаны с миланской семьей Сфорца, не так ли? Ведь они каким-то образом помогли тебе. И чтобы закрепить эту связь, тебе нужен брак. Адриана сказала, не мне, но я слышала разговор, что Милан и Неаполь враждуют, поэтому я подумала, что ты должен сохранить между ними хоть какой-то мир, а значит, нужно оказать честь и Неаполю тоже…

– О, дорогая! – Александр вновь сжал ее пальцы и засмеялся. – Определенно, ты зря растрачиваешь себя на учебу и шитье. Твое место в папской консистории. Ты лучше всех там присутствующих разбираешься в подобных вещах.

– Неправда, – возмутилась Лукреция. – Думаю, многие понимают это гораздо лучше меня! Два дня назад тетя Адриана не приняла гонца от графа д’Аверса. Я просто не могла не узнать об этом, ведь он расшумелся на весь двор! Она говорит, что сделала это по твоему приказу.

– А что еще она говорит? – спросил Александр, стараясь не выдать голосом удивления.

– Ничего. Но к нам многие приходят.

И слухи сочатся из складок их одежды. Иногда он думал, что Рим можно захватить, просто прислушавшись к городским сплетням, а экономику поддерживают не банкиры с торговцами, а пустая болтовня. Ничего удивительного, что Венеция и Флоренция процветают, а Рим топчется на месте.

– К нам тянутся, чтобы приблизиться к тебе. Несколько недель назад приезжал принц Феррары! Его отец хочет заполучить кардинальскую шапку для своего младшего брата. Ты знал об этом? Мы приняли его подарки, но ничего не обещали. Мы соблюдаем приличия. Тетя Адриана все делает правильно, папа. Она понимает все лучше, чем я или Джулия.

Женщина, превратившая собственного сына в рогоносца ради удовольствия кузена. Похоже, эти мысли будут преследовать его весь день. Что сделано, то сделано. И Орсино в результате оказался не в таком уж невыгодном положении. Он обеспечен всем необходимым. Кроме жены. Александр будто вновь услышал голос Джулии в темноте.

– Я удивлен, что принц Альфонсо не попросил твоей руки, пока был здесь.

– Ты злишься, папа?

– Нет, что ты, дитя! Я думал совсем о другом.

– Прости, если озадачила тебя, – неожиданно с жаром сказала Лукреция. – Просто мне кажется, что если я уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, то должна знать такие вещи.

Он взял ее руку, белую, как крыло голубки. В Испании, под знойным жестоким солнцем эти бледные руки ценились бы выше любого сокровища. В Валенсии Лукреция стала бы предметом всеобщего обожания. Однако она нужна ему здесь.

– Ну, хорошо, – проговорил он серьезным тоном, приняв решение сказать ей правду. – Вполне вероятно, что ты не выйдешь замуж за дона Гаспара д’Аверса.

– Мы помолвлены! Как он это воспримет?

– Он будет рвать и метать. Но потом успокоится.

– Так, значит, Милан?

– Не уверен. Пока мы лишь ведем переговоры. – Александр улыбнулся. – Глядишь, Пресвятая Дева поможет нам принять решение.

– У меня еще не было времени как следует поговорить с ней. Хотя… хотя я знаю еще один способ найти ответ.

Она сгорала от нетерпения. Став отцом всех католиков мира, он все реже мог побыть с ней наедине. И сейчас они в равной степени наслаждались обществом друг друга.

– И что же это за способ?

– Надо взять чашу с водой, обвести вокруг нее воском или свечной золой, – теперь глаза Лукреции сияли, – затем сказать несколько слов и слегка помешать деревянной ложкой, а когда вода успокоится, заглянуть в нее. Там можно увидеть лицо своего будущего мужа.

Александр не смог сдержать смеха:

– Думаю, не очень-то умно для дочери папы римского вызывать дьявола, гадая на свое будущее.

– Это вовсе не дьявол, папа! И слова произносятся богоугодные.

– Неважно, все равно такие обряды запрещены. Кто научил тебя этому?

– Никто… – потупилась она. – Это просто игра…

– Полагаю, настоятельница Сан-Систо не одобрила бы такие игры.

– Я узнала о ней как раз в монастыре! Девочки все время играли в нее. – Теперь она сжала его руку. – Конечно, настоятельница ни о чем не догадывалась. Ты не представляешь, как скучно там порой бывало, одни молитвы и никаких развлечений!

Монашки, вызывающие духов, чтобы предсказать будущее!.. Не будь он так занят, выдирая зубы у кишащих повсюду ядовитых змей, мог бы навести порядок в монастырях. Что ж, это подождет. Он заглянул в веселые глаза дочери. Она любит игры. Не только внешне в ней сохранились детские черты. В свои тринадцать она еще слишком юна для замужества. Кого бы ни выбрали ей в мужья, в контракте будет прописан пункт об отсрочке консумации брака.

Однако избранник не будет испанцем, в этом не оставалось сомнений. Расстроит ли ее это?

Она задумалась над его вопросом.

– Раньше я всегда хотела там жить. Вы с тетей Адрианой так много рассказывали о Валенсии, о том, как сверкает море под ярким солнцем, а по городу гуляет легкий ветерок, о том, как много там церквей и дворцов, а люди веселые и дружелюбные. Но сейчас я хочу остаться здесь. Мы – одна из самых влиятельных семей Италии. Каждый из нас должен сыграть свою роль ради общего будущего, и замужество – это шаг, который многое для нас изменит, – произнесла Лукреция как по заученному.

– Браво! Вот слова настоящей Борджиа! Не переживай больше. Когда решение будет принято, ты узнаешь о нем.

Она встала.

– Отец. Я хочу попросить тебя кое о чем.

Александр едва не ответил «все, что пожелаешь», но вспомнил разговор с Джулией и решил уточнить:

– Что же ты хочешь?

– Мне бы не хотелось иметь очень уж старого мужа. Хуан говорит, что старики писают в постель.

– Правда? – Он удивленно посмотрел на дочь.

– Ах, он вовсе не тебя имел в виду!

– Я знаю.

– И еще кое-что…

Он театрально вздохнул, словно смиряясь с тяжелой участью. Они улыбнулись друг другу.

– Верни Чезаре домой. Он тоскует по Риму. Я читаю об этом между строк в его письмах.

– Он приедет к твоей свадьбе. Обещаю.

Глава 6

Александр прошел по узкому коридору, то и дело цепляя своим грузным телом стены, затем открыл дверь и очутился в темной капелле папского дворца. Дверь сливалась со стеной, расписанной под занавес, – не зная, где искать, или не присмотревшись внимательно, вы бы никогда ее не заметили.

Он прошел мимо караульного, чьей обязанностью было следить, чтобы лампы у алтаря никогда не гасли. Возле нефа сидел другой гвардеец – он следил, чтобы караульный у алтаря не заснул. Когда папа проходил мимо, оба подняли глаза, а затем тут же уставились в пол. Они отлично знали, что им положено видеть, а что нет.

Со свечой в руке Александр прошагал по мраморным плитам в центр капеллы к трансепту. Как и многие сильные мира сего, он привык к роскоши. Когда двадцать лет назад был достроен его собственный дворец, первые недели он ходил по нему как ребенок, очарованный новой игрушкой. Но очень скоро он переключился на повседневные дела. Рассмотрение жалоб, составление договоров, манипулирование людьми и денежные махинации – все эти заботы поглотили его, а сводчатые потолки, расписные стены и золотые тарелки быстро отошли на задний план. Богатство было неотъемлемой частью положения в обществе, оно вызывало чувство уважения и восхищения. Впрочем, в отличие от других кардиналов, Родриго Борджиа не стремился во всем следовать моде.

Но даже он не мог пройти по этой недавно выстроенной капелле, не восхищаясь ее роскошью и величием. Старый хитрый лис Сикст IV! Рим всегда был полон головокружительно высоких зданий, но Сикст понял, что возведение такой капеллы само по себе явление из ряда вон выходящее. За десять лет с момента ее постройки Александр много раз наблюдал за тем, какой волшебный эффект производит Сикстинская капелла на входящих в нее: люди стоят, открыв рот, пытаясь осознать ее огромные размеры – за основы были взяты габариты Соломонова храма. А увидев, как свет играет на фресках с изображением Моисея и Христа, посетители невольно улыбаются, изо всех сил вытягивают шеи и скользят взглядами выше, выше, по изображениям на стенах к потолку, декорированному под усыпанное звездами небо.

И он сейчас тоже устремил свой взгляд вверх. Какое мудрое архитектурное решение! Среди такого великолепия человек чувствует себя ничтожным и покорным. Лишь святые и отшельники видят чудесное в птичьем крыле и обычной травинке. Большинству людей для того, чтобы поверить в могущество Бога, нужно нечто большее. В этом и состоит работа Рима. Каждый добросовестный папа оставлял после себя высеченное из камня и мрамора наследие. Он повидал много примеров, пока ожидал своей очереди на папский престол. Жажда строительства охватывала всех: и скромных, и тщеславных. Однако Сикст превзошел любого из своих предшественников. Он начал жизнь францисканцем, исповедуя бедность и добродетель, но едва головы его коснулась тиара, как он принялся раздавать указания архитекторам и инженерам, воздвигая великую капеллу под своим именем. Счета росли, и Родриго Борджиа, в то время вице-канцлеру, приходилось исхитряться и добывать все больше денег. Не удовлетворившись содеянным, Сикст перестроил несколько церквей, заложил свой личный алтарь в уже обветшалом соборе Святого Петра и возвел новый мост через Тибр, также дав ему свое имя. Его строительные амбиции были непомерно велики – неужели он думал, что доживет до момента, когда все его проекты завершатся? Месса в честь открытия капеллы, совпавшая с праздником успения Пресвятой Девы Марии, прошла незадолго до смерти Сикста, и к тому времени он уже больше походил на растение, чем на человека.

Александр прекрасно помнил эту церемонию: скамьи ломились под сановниками, прибывшими со всего христианского мира, воздух был пропитан ладаном, а великий папский хор возносил славу Господу. Это продолжалось часами, и большинство стариков задремали. Только не он. Он без устали разглядывал все мельчайшие детали капеллы, особенно фрески в верхней части стены, поражаясь красоте работ Гирландайо и Боттичелли и дипломатическому таланту Сикста, который умудрился купить их услуги у Флоренции вскоре после того, как организовал против нее тайный сговор. Сикст хотел отобрать власть в городе у Медичи и передать ее, в частности, собственному племяннику. И куда только делся набожный францисканский проповедник? Если бы все тогда сработало, не стоял бы теперь Родриго Борджиа здесь – он бы жил и умер состоятельным вице-канцлером, оттесненный с высшей должности семьей делла Ровере, которая держала бы под контролем и конклав, и всю Флоренцию.

Нет, Сикст, при всей своей набожности, стремился к бессмертию другого рода: бессмертию семьи. Это стремление Александр понимал всеми фибрами души.

Сикст кормил червей в мраморной гробнице, а Борджиа правил. Конечно, его папство тоже будет отмечено выдающимися произведениями искусства и большой религиозной работой. Потолок капеллы словно бросал ему вызов, но сейчас Александр был слишком занят укреплением города и обустройством своих новых апартаментов. Что касается ближайшего будущего, его приоритеты достаточно ясны. Борджиа достигают бессмертия с помощью сыновей и дочерей, племянников и племянниц, кузенов и кузин, и каждый из них вплетает шелковую нить своей верности и влияния в семейную паутину, которая позволяет править Римом и всем, что лежит за его пределами.

Александр задумался о раскинувшихся перед ним возможностях.

Его любимая Лукреция станет первой. Ее муж получит поистине драгоценный цветок. Какой-нибудь мелкий испанский дворянин подошел бы в супруги незаконнорожденной дочери кардинала, – но не отпрыску папы римского. Эта мысль вызвала у него улыбку. Конечно, граф д’Аверса узнал обо всем слишком рано, сплетни в Риме разносятся быстро. Пока продолжаются переговоры об объединении с домом Сфорцы, он нужен им для отвода глаз. Александр назначит ему аудиенцию и залечит уязвленное самолюбие.

«Нет, Гаспар, что ты… Слухи распустили специально, чтобы отпугнуть других претендентов. Конечно, она твоя. Просто мне нужно время, чтобы все устроить», – скажет он ему.

Ах, как приятно мипулировать людьми! Позже, когда настанет подходящий момент, он даст графу от ворот поворот и спровадит его прочь из города, предварительно хорошенько набив ему сумку деньгами.

А потом придет очередь Хуана. Дорогой Хуан, как легко протоптал он дорогу к сердцу своего отца! В Испании он уже носил титул герцога Гандийского, и многие захотят связать с ним свою судьбу, ведь именно он станет продолжателем династии. Его жена будет законнорожденной и обязательно королевских кровей. Александр знал, корону какой страны он хочет, но еще не знал, как ее получить. Ничего, рано или поздно получит. Любая страна и любая правящая династия христианского мира на том или ином этапе нуждаются в одобрении папы – вот в чем прелесть и сила этой должности. Остается лишь решить, что, когда и как затребовать в качестве оплаты за услугу.

И наконец Джоффре. Джоффре… При мысли о младшем сыне Александр нахмурился. Да, он милый мальчик, хорошенький, с большим круглым личиком и щербатыми зубами. Но порой Александр сомневался, что именно он отец ребенка, чьи черты лица и нрав так сильно напоминали ему последнего мужа Ваноццы – ее выдали замуж для того, чтобы сделать респектабельной дамой, пусть она по-прежнему развлекала кардинала в постели. Наверняка все получилось не специально – Ваноцца была верной любовницей. Но кто откажется подсунуть ребенка тому мужчине, отдача от которого будет больше? Что ж, если его подозрения и верны, он извлечет выгоду и из этого мальчика. Решение уже принято: этот дареный конь будет носить имя Борджиа, и неважно, кто его настоящий отец.

Ах, ведь еще есть Чезаре…

Чезаре.

Даже самый слепо любящий отец в состоянии увидеть достоинства и недостатки своих детей. Александр знал, что старший сын наделен умом и полон энергии. Он видел, как ранит он словами и как ловко пускает в ход обаяние, чтобы достичь цели. Одновременно с этим он чувствовал, насколько холодна его душа и как сильно отличается он от своего простодушного брата. Несомненно, из него вышел бы лучший солдат, чем священник. Но решение уже принято, и слишком поздно менять его. Ни одна великая римская династия не выживет без поддержки изнутри церкви. И чем выше карабкаешься, тем больше шансов, что скоро мир увидит другого папу. Кузен Александра, Хуан Борджиа Ланцо, хороший священнослужитель, грамотный и верный, никогда не пойдет дальше коллегии кардиналов. Нет, только Чезаре имеет все шансы дойти до конца. В этом нет никаких сомнений. Целый штат юристов уже работает над проблемой его незаконнорожденности. Внебрачный или нет, его сын станет кардиналом.

– Ваше святейшество, это очень сложная проблема.

– Тогда разберитесь с ней, как с любой другой сложной проблемой!

До конца года они разберутся. Так лучше для Чезаре, пусть и вызовет у него смех. В мире, где божьи политики могут быть так же безжалостны, как политики мирские, его старший сын будет чувствовать себя как рыба в воде.

– И еще кое-что, отец… – услышал он голос Лукреции, шепчущий ему прямо в ухо. – Верни Чезаре домой. Он тоскует по Риму. Я читаю об этом между строк в его письмах.

Александр повернулся и склонил голову к алтарю. Как по-разному люди молятся и просят!

Он снова прошел в ватиканский коридор и подозвал слугу, который в ожидании возвращения хозяина дремал на соломенном тюфяке рядом с дверью в папскую спальню.

– Вставай! – Он потряс его за плечо. – Пора завтракать и приниматься за работу. Разбуди Буркарда и пришли его ко мне.

Глава 7

– Уверен, мы можем больше выжать из брачного союза. Этот жених из семейства Сфорца – просто миланская марионетка. Город Пезаро в любом случае принадлежит папству, он не стоит даже пушечных ядер, которыми мы разбомбим его стены. Тебе не кажется, что есть масса других вариантов выгодно выдать Лукрецию замуж?

– Признаться, я рад, что ты дома, Чезаре.

Александр откинул голову на позолоченную деревянную спинку папского трона, где он чувствовал себя наиболее комфортно в присутствии старшего сына.

– Не знаю, как христианский мир обходился без тебя! А если логика у тебя развита не хуже, чем риторика, ты сможешь сам ответить на свой вопрос.

Чезаре быстрым шагом пересек комнату, его новая архиепископская мантия скользила по плитке пола. Просторные залы Ватикана были для него в диковинку, и пусть он никогда не признался бы в этом, он нервничал. Сарказм в голосе отца не остался незамеченным. Пока Чезаре ожидал в Сполето разрешения вернуться, любимым сыном для отца стал Хуан, и теперь старшему брату предстояло доказать свое превосходство.

Что ж, если это проверка, то она проще тех, которые устраивали преподаватели канонического права. Практика всегда казалась ему интересней теории.

– Мы в долгу перед Сфорца за помощь на выборах, и теперь они нужны нам в качестве союзников против римских семей. – Это было скорее утверждение, чем вопрос. – Теперь мы должны уравнять Милан и Неаполь. Назначив достаточно своих кардиналов в священную коллегию, мы сможем получить таким образом контроль над этими семьями.

– Великолепно! Профессорам следовало выдать тебе диплом раньше времени. – В голосе Родриго теперь не было и тени иронии. – Не сомневаюсь, что коллегия кардиналов поможет. Однако не по своей инициативе. Это вопрос времени. Слишком много наших людей быстро поднялись по карьерной лестнице, и враги на каждом углу кричат о продажности. «У десяти предыдущих пап, вместе взятых, нет такого количества родственников, как у этого!» Ах! Что за преувеличение!

– И кто же посмел говорить так?

– Посол Феррары! В личной переписке со своим герцогом.

Александр широко улыбнулся – он обожал копаться в чужом грязном белье. Невозможно забраться так высоко, не обзаведясь шпионской сетью для наблюдения за врагами.

– Что ж, он в чем-то прав. Побывал бы ты поутру у меня в приемной: испанцы повыскакивали, как лягушки после дождя, и каждый заявляет, что женат на дочери кузины какой-то из моих тетушек, которых я в глаза не видел. Должно быть, Валенсия сейчас потеряла добрую половину населения. – Папа самодовольно хмыкнул. – Мы выберем лучших и отправим остальных восвояси. Что до Феррары – герцог будет лизать нам руки в благодарность за то, что мы даруем кардинальскую шапку его сыну.

– Да и добрую половину остальных семей мы можем купить таким же образом. А оставшиеся всегда найдут на что пожаловаться. Но дело уже сделано. – Чезаре взмахом руки обвел комнату. – Ты здесь, и этого им у нас не отнять. А когда дойдет до замужества Лукреции…

– Когда дойдет до замужества Лукреции, ни один из претендентов тебя не устроит, Чезаре. И мы обсудим это, когда ты наконец куда-нибудь сядешь. Я старый больной человек, и у меня кружится голова, когда ты скачешь по комнате как на танцах.

– Я думал, что в присутствии папы не дозволяется сидеть без его дозволения, – ехидно парировал Чезаре.

– Да, это так. Но ты, похоже, ростом превосходишь папу, даже когда он восседает на троне, так что сядь, – сказал Александр так, будто отдал команду псу.

Чезаре с размаху уселся в деревянное кресло. Замысловатые резные ручки и реечное сиденье казались чересчур хрупкими рядом с его молодым здоровым телом. Папские кабинеты будто предназначались исключительно для приема дряхлых и болезных церковников.

– Так что ты имеешь против Сфорца?

Вопросы пошли попроще.

– Мы уже заплатили им по счетам. Шесть сундуков с серебром и должность вице-канцлера – достойная цена за папский престол. Асканио Сфорца все равно не набрал бы необходимого количества голосов.

– Это так. Но не его нам надо задобрить, а его брата в Милане.

– Он нам за это спасибо не скажет. Отец, он ведь отъявленный мерзавец!

– Ты совершенно прав, – засмеялся папа. – Так и обо мне много раз говорили. Мерзавец… Но какой! Да любого, кто планирует отнять власть у собственного племянника, надо опасаться, словно бешеной собаки!

– И это еще одна причина держать его подальше. – Чезаре многозначительно помолчал. – То, что говорят о Франции, правда?

– А что говорят? – оживился Александр.

– Что Людовико Сфорца предлагает королю Франции заявить о своих притязаниях на трон Неаполя.

– Ах! Что за поганые сплетни! Если он сделает это, то будет последним дураком. Чужая армия разрушит Милан, а вслед за ним всю Италию. Откуда эти слухи?

Настал черед Чезаре улыбаться:

– Разве не ты учил меня всему, что я знаю, отец?

Что ж, правда. Как любой хороший политик, Чезаре Борджиа многому научился у отца, еще беспечно качаясь у него на руках. В детстве он больше всего любил, когда вечерами после ужина Родриго отпускал слуг и женщин, подзывал к себе их с Хуаном, и они садились рядом за столом, наблюдая за тем, как отец составляет на деревянной поверхности карту своей любимой Италии из того, что осталось от трапезы.

– Смотрите, эта страна вчетверо больше в длину, чем в ширину. И каждая часть разная.

В верхнем правом углу рыбные скелеты изображали Венецию, куриные косточки использовались для обозначения Милана. Неаполю доставались свиные кости. Флоренция, Сиена и другие маленькие города-государства Родриго помечал горсткой ягод. А посередине всего этого сплетались в виде шатра вилки и ложки – земли, принадлежавшие папе, и сам Рим, его Родриго обозначал ножом. Хуан всегда тянулся за ножом и подъедал со стола ягоды. Чезаре, напротив, внимательно смотрел и слушал. Эта игра в разделение власти за обеденным столом всегда казалась ему в разы интересней шахмат, и похожий на сапог кусок земли под названием Италия он мысленно представлял сделанным из куда более жесткой кожи сверху и снизу и из мягкой – посередине.

– Думаю, Людовико Сфорца способен на это, – осторожно произнес он. – Его амбиции не знают границ.

– Что ты хочешь сказать, Чезаре? Что вместо этого мы должны поощрять Ферранте? Человека, которому нравится держать своих недругов в клетках посреди Неаполя и наблюдать за их медленной смертью?

– Не делай вид, что тебя это волнует, отец! Тебе просто не нравится, что Неаполь способствовал продаже замков папы Иннокентия.

– Да, мне это совсем не нравится! – рявкнул Александр, довольный, впрочем, проницательностью сына. Папский дворец был полон пустых советчиков, но лишь несколько из его людей умели смотреть в корень, подобно Чезаре. Не зря он отправил его в Пизу набраться ума-разума. Теперь глупо жаловаться, что сын вернулся чересчур умным. – Замки принадлежали церкви, его паршивый сынок не имел никакого права их продавать. И уж точно не семейству Орсини. Черт бы их побрал! Это просто преступление против папства! Только посмотри, сколько дорог в Рим оказалось под контролем Орсини!

– Ты забываешь, отец, что я держу в голове все карты. Я прибыл сюда по этим самым дорогам.

Он выехал из Сполето десять дней назад, инкогнито, в сопровождении одного Микелетто. И дороги выбирал намеренно – так, чтобы осмотреть земли близ замков Орсини к северу от города.

Едва прибыв в Рим, Чезаре сразу отправился в дом Ваноццы. Мать и сын не виделись два года, и ее неподдельная радость от встречи с возмужавшим красавцем сыном передалась и ему. Она напоила его собственным молодым вином (после того как у Ваноццы забрали детей, она занялась виноделием) и уделила ему столько внимания и заботы, сколько он никогда бы не вытерпел ни от какой другой женщины. Даже Микелетто позволил себе в ту ночь расслабиться.

На следующий день по дороге в Ватикан Чезаре внимательно изучал римские улицы. Анонимность позволила ему увидеть то, что обычно скрыто от глаз. Оставшиеся после коронации украшения арок поблекли и осыпались, и улицы теперь выглядели не лучше, чем обычно. По дороге к реке им попалось много развалин: под серым зимним небом они показались Чезаре еще более убогими, чем он помнил. Похоже, в его отсутствие откопали еще несколько древних сокровищ. Рим охватила мода на изучение древностей.

Неподалеку от Форума они остановились, чтобы посмотреть, как группа мужчин грузит на телеги камни из руин. Что не удалось сохранить, пригодится где-нибудь еще. По новому указу отца, каждый камень, выкопанный с целью строительства, облагался церковной десятиной. Проведя полжизни на посту вице-канцлера, папа знал, как получить для церкви дополнительный доход. Но в целом в Риме мало что изменилось за время отсутствия Чезаре, и он почти ничего не упустил. Разве что возможность лишний раз блеснуть перед отцом интеллектом.

– Не только Неаполь ослушался тебя в отношении этих замков, отец. Ты писал, что делла Ровере способствовали сделке.

– Способствовали и свидетельствовали при подписании договоров в их собственном доме. Предатели! – сердито рявкнул Александр. – Но поскольку наш враг хочет разозлить нас… – он сделал театральную паузу и глубоко вздохнул, – мы будем дружелюбны. А чтобы сохранить необходимый баланс, свяжем Милан крепкими узами брака с Лукрецией, а Неаполь чуть позже другим союзом. Хвала деве Марии, у меня трое прекрасных детей, готовых к супружеству.

– Позволь мне уйти из церкви, и у тебя будет четверо. – Слова так быстро слетели с языка Чезаре, что он сам им удивился.

– Мы уже говорили об этом, – ответил Александр. – Ты знаешь, нам нужен кто-то из Борджиа в церкви.

Хуан. Это имя вертелось на языке, но, похоже, чем хуже брат вел себя, тем больше отец его любил. Что ж, нет смысла поднимать эту тему.

– Так пусть это будет Джоффре.

– Ха! Да он еще под стол пешком ходит!

– А ты сказал, что он готов к браку.

Александра снова одолели сомнения, но он быстро отогнал их.

– Помолвка может длиться годами. И те части тела, которые необходимы для женитьбы, возмужают в нем быстрее, чем мозги. Ты похож на пса, который никак не может выпустить из пасти кость. Решение принято. Лукреция выйдет за Джованни Сфорцу – пусть он и марионетка, он станет нашей марионеткой. Мы получим город Пезаро и, если будем действовать правильно, узнаем все замыслы Милана. А потом, после того как мы получим кое-какое возмещение за упущенные замки, Джоффре возьмет в жены неаполитанку.

– А Хуан?

– Пока мы ведем переговоры… Обсудим это все вместе, когда он приедет. А сейчас я хочу, чтобы ты посмотрел свои новые апартаменты.

– Какие переговоры? С Испанией? Он женится на испанке?

– Я сказал достаточно, Чезаре! – Судя по тону, разговор был окончен, и Чезаре подчинился. Он был слишком настойчив и прекрасно понимал это. Он предложил отцу руку, когда тот спускался по ступеням трона, однако тот с раздражением отмахнулся.

– Я не так стар, чтобы нуждаться в твоей помощи. Хочу показать тебе кое-что. Знаю, ты не сильно интересуешься картинами, но современный папа должен оставить свой след не только в политике, но и в искусстве, иначе нас заклеймят мещанами. Хватит и того, что нас считают чужаками. А сейчас, пожалуйста, пусти в ход свое обаяние.

* * *

В самом деле, Чезаре, как и его отца, не сильно трогало искусство. Если другие возводили стены, чтобы покрыть их фресками, то Чезаре скорее интересовали строительные объекты, возведенные с более практической целью. В данный момент его волновала в первую очередь реконструкция замка Святого Ангела – огромной крепости на реке, под фундаментом которой скрывался старый императорский мавзолей. Архитектор и инженер Джулиано Сангалло как раз проектировал внутри замка новые комнаты, а также усиливал внешние укрепления и ремонтировал верхний проход между замком и Ватиканским дворцом. Хотя теоретически считалось, что весь город принадлежит обладателю ключей этого замка, на самом деле, чтобы попасть в него, любому папе, оказавшемуся в немилости, приходилось бежать сломя голову по городским улицам.

Чезаре знал много людей, подобных Сангалло. Он отличал их по взгляду на окружающий мир: они видели скорее то, что могло бы быть, чем то, что есть на самом деле, мысленно строили величественные здания, поражающие воображение еще на этапе проектировки. В своих амбициях они чем-то походили на лучших из генералов. Им тоже нужна была целая армия людей для того, чтобы осуществить свои замыслы. Одна из черт, которые Чезаре так не любил в Людовико Сфорце, – это бездумная эксплуатация талантливых людей искусства. Вот сейчас он держит у себя при дворе в Милане человека, который заявлял, что может построить мост, несокрушимый для любой армии, а Сфорца поручил этому да Винчи мастерить глиняную модель для статуи огромного бронзового коня, которую он заказал, чтобы польстить своему и без того немалому самолюбию. Пустая трата энергии. Когда он, Чезаре Борджиа, поскачет из Рима во главе армии (а он рассуждал об этом с уверенностью, присущей молодому человеку), рядом с ним бок о бок будет ехать инженер, и если какой-нибудь замок или крепость откажутся сдаваться, то над их разрушением поработает голова, которая разбирается в этом гораздо лучше, чем его собственная.

Отец с сыном прошли вниз по лестнице, а затем по длинному коридору в старый Ватиканский дворец. Грузное тело Александра совершенно не мешало им двигаться быстрее, чем окружающие. Встречные останавливались и низко кланялись. Впрочем, они тут же вздергивали голову вверх, чтобы взглянуть на Чезаре. Его прибытия уже давно ожидали, и он их не разочаровал: красивый молодой человек в церковном облачении, волосы густые и длинные, как у самого Господа – напоминание о том, что для него это не последняя ступень священства, пусть он и сменил уже ряд должностей в церкви. По прибытии в свой новый дом в Трастевере он обнаружит с дюжину приглашений в дома прелестных женщин, часто с сомнительной репутацией. Почему бы и нет? Став архиепископом, Чезаре обеспечил себе доход в шестнадцать тысяч дукатов в год, и пока святая церковь требовала от своих слуг безбрачия, но не целомудрия, всегда оставались лазейки для получения удовольствия.

Для себя Александр выбрал вереницу просторных комнат вдоль стены дворца, примыкающих к почти достроенной (осталось возвести только зубчатые стены) башне. Когда завершатся работы, тут появятся и закрытые помещения, и залы для свободного доступа. Как и многое во время правления Борджиа, строительство велось в ускоренном порядке. Пока же он спешил покрыть фресками уже имеющиеся стены и сводчатые потолки, ведь не за горами свадебная церемония. Любимый художник папы – Пинтуриккьо – работал в поте лица. Впрочем, при такой нагрузке качество его произведений изрядно хромало.

– Тут будет Зал святых, – сказал Александр, едва они зашли внутрь. Группа подмастерьев трудилась возле столов. Папа приветливо улыбнулся им, и на его белой с золотом шапке сверкнул луч солнца. Когда им позволят повидаться с семьями, они расскажут, как сияние исходит от его святейшества. – На этой задней стене изобразят святую Екатерину при Александрийском дворе. Наша дорогая Лукреция будет позировать. Ах, какая прекрасная святая из нее получится! Пинтуриккьо уже сделал наброски. Теперь, когда ты здесь, он захочет и с тебя кого-нибудь написать. А сам я буду здесь, видишь? – Папа указал на леса, стоящие возле люнета над дверью в следующую комнату, – над проемом был изображен Иисус Христос, возносящийся над золотистым пламенем, а рядом с ним парили маленькие херувимы. Ниже мелом был сделан набросок гробницы Иисуса и спящих возле нее солдат. Голос Александра теперь звучал громче: – Вот здесь, видишь? Я буду припадать на колени, облаченный в папские одежды – живой свидетель чудесного воскрешения.