Текст книги "Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного"

Дело командующего Балтийским флотом А.М. Щастного

1

20—21 июня 1918 года в Митрофаньевском зале Кремля состоялся один из самых громких в то время судебных процессов. Перед судьями спешно и специально учрежденного Революционного трибунала ВЦИК предстал блистательный российский офицер. Имя его – Алексей Михайлович Щастный. Звание – капитан первого ранга. Хотя матросы по праву назвали его первым «народным адмиралом». При советской власти ему недолго довелось исполнять обязанности начальника морских сил Балтийского моря. Так именовалась тогда должность командующего флотом. Организовав и лично возглавив Ледовый поход, Алексей Михайлович успел за короткое время сделать невозможное даже с точки зрения морских специалистов – в тяжелейших условиях спасти от захвата кайзеровскими войсками и уничтожения ядро Балтийского флота.

Героям похода, и прежде всего его руководителю, в Инженерном училище устроили чествование. Однако главный виновник торжества не поднялся на сцену. Он был скромным человеком и сидел в зале. Причем не в первых рядах. Когда же его заметили, то все как один встали и устроили Щастному овацию. Весь зал продолжал стоять, пока председатель собрания благодарил Алексея Михайловича от имени России за спасение флота.

Сразу после этого произошло невероятное и необъяснимое с точки зрения здравого смысла. А.М. Щастный был арестован Л.Д. Троцким и помещен в Таганскую тюрьму. Накануне суда его перевели оттуда в специально оборудованную камеру в Николаевском дворце Кремля. Там же, в Кремле, состоялся и суд. Специально учрежденный для рассмотрения дел особой важности трибунал приговорил Шастного к расстрелу.

Почему?

Четверть века тому назад автор впервые попытался найти ответ на этот вопрос. После долгих

Алексей Михайлович Щастный поисков в архиве Управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области было обнаружено и изучено дело А.М. Щастного. Но до сих пор в этом деле остается немало неясного и загадочного.

Руководящую роль А.М. Щастного в организации Ледового похода инициаторы суда не отрицали – ни Н.В. Крыленко (обвинитель по делу А.М. Щастного), ни Л.Д. Троцкий. Последний, к примеру, вынужден был сказать об «искусном и энергичном проведении им нашего флота».

Почему же через несколько дней после завершения похода все резко изменилось? Почему из героя Щастный был превращен в преступника и приговорен к расстрелу, хотя в действительности совершил подвиг?

Среди сослуживцев Щастного тогда так и говорили: его арестовали за подвиг. Капитан 2 ранга Г.К. Граф в своих мемуарах «На “Новике”» писал: «Обвинение, предъявленное А.М. Щастному, было формулировано так: “Щастный, совершая героический подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти”. Такая странная формулировка обвинения не может не поразить каждого здравомыслящего человека, тем более что на суде не было ни одного факта, ни одного свидетеля, показывавшего против A. M. Щастного. Наоборот, все показания в один голос говорили в его пользу. Против Щастного выступал только один – Троцкий»[6]6
  Граф Г.К. На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию. СПб.: Гангут, 1997. С. 119.


[Закрыть].

Значит, этот подвиг Троцкому был не нужен? Значит, для него более предпочтительным вариантом являлось уничтожение кораблей (на чем настаивали англичане и против чего возражал Щастный)? Или оставление их в Гельсингфорсе, что стало бы подарком для немцев?

Какое-то приемлемое объяснение столь парадоксальным действиям большевистских лидеров, и прежде всего Троцкого, вряд ли может быть найдено без учета каких-то исключительных, таинственных обстоятельств, которые помогли бы исследователю прояснить преследуемые большевистскими лидерами цели.

Читателю впервые предоставляется возможность самому разобраться в перипетиях этого дела, составить собственное мнение о причинах суда над А.М. Щастным.

При изучении обстоятельств ареста и осуждения А.М. Щастного стоит обратить внимания на ряд особенностей.

Первое: А.М. Щастный занимал должность командующего флотом (наморси) всего два месяца. И успел за это короткое время в тяжелейших условиях спасти флот от захвата и уничтожения, сохранив его тем самым для России. А спасение флота, в свою очередь, стало спасением и дела революции. Ведь если бы флот не удалось перевести в Кронштадт, Петроград был бы захвачен немцами. Тем не менее Щастный сразу после этого был арестован! Поход закончился в конце апреля 1918 года, а 27 мая (дата ареста Щастного) Л.Д. Троцкий назвал его «преступником исключительной государственной важности».

Второе: на следующий день после ареста А.М. Щастного был учрежден Ревтрибунал при ВЦИКе[7]7
  В.И. Ленин подписал «Положение о Ревтрибунале при ВЦИК» 28 мая 1918 года.


[Закрыть], состоявший только из членов ВЦИКа, а постановлением наркома юстиции П. Стучки от 16 июня того же года, то есть за три дня до суда, был отменен ранее установленный запрет на применение судом смертной казни. А.М. Щастному был вынесен первый смертный приговор после октября 1917 года.

Третье: нарком по военным и морским делам Л.Д. Троцкий выполнил по этому делу несколько взаимоисключающих процессуальных ролей: как прокурор санкционировал и лично произвел арест Щастного; в качестве следователя допросил его и ряд других лиц; выступил в суде единственным свидетелем обвинения и, по некоторым данным, побывал даже в совещательной комнате.

Четвертое: по ходатайству А.М. Щастного было проведено специальное закрытое заседание, но это не нашло отражения в протоколе судебного заседания. Можно лишь предположить, что в закрытом заседании трибунала А.М. Щастный пытался объяснить суду, на чем конкретно был основан его вывод о том, что немцы «поддерживают Советскую власть».

Имеются и другие факты, которые свидетельствуют, что неослабевающий интерес к трагической судьбе командующего флотом совсем не случаен.

Для одних Щастный был и остается преступником. Для других – героем России. Поэтому разгадка тайны его гибели представляет интерес не только для историков. Обстоятельства этого дела важно знать юристам и политикам. Ведь оно наглядно показывает, почему фундамент учрежденной в 1917 году Советской республики оказался круто замешанным на беззаконии и произволе. Первый смертный приговор был вынесен в этой республике не только А.М. Щастному. Это был приговор самой нарождавшейся системе. Ее создатели вынесли приговор самим себе, поскольку проигнорировали собственное решение об отмене смертной казни, официально закрепленное на II Всероссийском съезде Советов. Наплевательские отношение к законам станет со временем нормой поведения для руководителей страны. В течение семидесяти лет для них высшим законом будет политическая целесообразность.

На сегодняшний день существуют несколько версий о причинах суда над А.М. Щастным. Все их можно свести к двум основным.

1. Версия обвинения: саботирование А.М. Щастным предписаний новой власти, проведение антисоветской агитации, «двойственной политики», направленной на подрыв Советской власти. Из обвинительного заключения следует, что такими действиями А.М. Щастный «подготовлял условия для захвата власти» и спровоцировал мятеж Минной дивизии.

2. Это была расправа за прикосновение А.М. Щастного к тайне большевиков, за его попытку разобраться в политических хитросплетениях вокруг судьбы Балтийского флота. В то же время расстрел командующего можно рассматривать как акт устрашения по отношению к вышедшему из повиновения Балтийскому флоту. А возможно, и как акт оправдания перед спонсорами революции.

В материалах дела можно найти немало данных, которые позволяют подвергнуть сомнению официальную версию обвинения.

Наиболее тяжкое обвинение, включавшее 17 пунктов, состояло в том, что А.М. Щастный якобы стремился к захвату власти. Причем, как утверждал в суде Л.Д. Троцкий, «Щастный повел такую политику, чтобы завладеть властью не только на флоте, но и во всей России».

Это утверждение не соответствует действительности. Помимо героических действий командующего по спасению флота для Советской республики, отсутствие у него намерений захватить власть объективно подтверждается тем, что Щастный от этой самой власти упорно отказывался. Только нравственный долг да настойчивые просьбы моряков не позволили ему уйти из флота в условиях, когда тот находился в тяжелейшем положении. В протоколе судебного заседания зафиксированы слова А.М. Щастного: «К сожалению, в суд не прибыли свидетели, которые могли бы подтвердить, что я все время отказывался от власти». Есть в деле и его официальное прошение об отставке, которое Троцкий отклонил.

Ряд обвинительных пунктов сводился к проведению А.М. Щастным антисоветской агитации. Л.Д. Троцкий заявил в суде, что это «самый важный и главный»[8]8
  Материалы дела А.М. Щастного. Л. 175.


[Закрыть] обвинительный пункт. Он усмотрел антисоветскую агитацию в том, что все основные вопросы по управлению флотом, в том числе о подготовке его к уничтожению, командующий выносил на рассмотрение Совета комиссаров флота, а также сделал в Совете III съезда моряков Балтфлота «антиправительственный доклад», рисуя состояние флота в крайне мрачных красках.

Парадокс заключается в том, что Л.Д. Троцкий, всегда ратовавший за «насаждение комиссаров в качестве блюстителей высших интересов революции и социализма»[9]9
  Троцкий Л.Д. Как вооружалась революция. М., 1923. С. 30.


[Закрыть], в этом случае обвинил А.М. Щастного не в том, что он игнорировал мнение комиссаров, а в том, что он советовался с ними.

Троцкий считал, что Щастный на заседании Высшего военного совета в апреле 1918 года (а затем и в своем докладе на Совете III съезда моряков) «рисовал положение флота в крайне странном виде, называя флот не иначе как “железный лом”». Доклад этот показался Троцкому паническим, и он «усмотрел в этом определенную политику», направленную «к дискредитации центральной власти»[10]10
  Материалы дела А.М. Щастного. Л. 172.


[Закрыть]. Однако аналогичная констатация содержалась в законах этой самой власти. В частности, в декрете Совнаркома от 29 января 1918 года о роспуске старого флота, гласившем: «Российский флот, как и армия, приведены преступлениями царского и буржуазного режимов и тяжелой войной в состояние великой разрухи». А 20 марта Морским генштабом была издана директива, в которой констатировалось полное боевое бессилие Балтийского флота.

А.М. Щастный, ссылаясь на следствии на упомянутый декрет Совнаркома и учитывая опыт Ледового похода, говорил: «Моральное и материальное состояние Балтийского флота таково, что осуществить в полной мере свои права командующего флотом я не мог по двум причинам:

1) неудовлетворительное состояние корпусов и судовых механизмов, оставшихся без зимнего ремонта;

2) некомплекты на судах личного состава, в большом числе ушедшего с судов флота по декрету 29 января, а также известная деморализация состава, оставшегося на кораблях»[11]11
  Там же. Лл. 131–142.


[Закрыть].

О реальном положении дел на флоте в то время свидетельствуют подшитые в качестве приложений к материалам дела доклады и рапорты военно-морских начальников. Так, начальник Минной дивизии, капитан 1 ранга А.П. Екимов, сообщал командующему: «Милостивый государь Алексей Михайлович, исполняя Ваше желание, позволю себе высказать Вам свое мнение о причинах, побуждающих бывших офицеров флота к массовому уходу в отставку. С первых дней революции создалось совершенно определенное гонение на офицеров, и только невозможность покинуть свои посты, пока шла война, удерживала воспитанное в сознании своего долга перед родиной офицерство на своих постах… В настоящее время на службе остались те из офицеров, которые, сознавая, что присутствуют при агонии флота, настолько тем не менее с ним сжились, что решили дождаться до полной его ликвидации, которая, по-видимому, уже недалеко, т[аким] о[бразом] исполнить свой долг до конца. Трагическое положение этого немногочисленного офицерства, несущего теперь на себе всю тяготу службы, должно быть по заслугам оценено государством и обществом.»[12]12
  Материалы дела А.М. Щастного. Лл. 245–247.


[Закрыть]

По поводу второй версии, требующей более детальных пояснений, надо вначале сказать следующее. А.М. Щастный, вероятно, подозревал большевиков в тайных связях с представителями иностранных государств. В ходе обыска у него изъяли записку «Мотивы ухода», которую Алексей Михайлович написал 25 мая для себя и не собирался обнародовать. В ней есть следующий тезис:

«Против кого должна быть направлена сила флота?

а) против финляндцев – на воде они не противники;

б) против немцев – они поддерживают Советскую власть, поэтому мы уже в руках немцев»[13]13
  Там же. Л. 18.


[Закрыть].

2

Известно, что стратегические цели и взгляды Германии и большевиков на исход Первой мировой войны совпадали. Но по целому ряду конкретных практических вопросов эти интересы коренным образом отличались. Немцы рассматривали противоположную сторону в качестве подрывного элемента, силы, способной подорвать боевой дух российской армии и вывести Россию из войны. Вместе с тем следует согласиться с мнением историков, считающих, что «удержание социалистов у власти после окончания войны не входило в планы германского правительства».

Революционеры же рассматривали предлагаемую им материальную поддержку как средство, необходимое для достижения своих целей, среди которых приоритетное место отводилось организации революции и в самой Германии. В общем, «каждая сторона надеялась переиграть другую»[14]14
  Фельштинский Ю.Г. Крушение мировой революции. Брестский мир. М.: Терра, 1992. С. 34.


[Закрыть].

По сути, Алексей Михайлович оказался в 1918 году в силу своей должности в эпицентре сложнейшей политической игры, касающейся судьбы Балтийского флота. Игру эту вели все заинтересованные стороны.

Англичане предпринимали усилия к уничтожению российских кораблей, предполагая тайный сговор (или зная о нем) большевиков и представителей немецкого Генштаба. Поэтому капитан английских ВМС Кроми (английский разведчик, фамилия которого фигурирует в материалах дела), с одной стороны, вел секретные переговоры с большевиками об уничтожении кораблей за крупное вознаграждение, а с другой – с помощью тех же английских фунтов добыл, вероятно, документы, свидетельствующие о тайных сношениях Совнаркома с кайзером, и, видимо, нашел способ, чтобы они оказались на столе у командующего флотом.

По большому счету вопрос даже не в подлинности или подложности этих документов, изъятых у А.М. Щастного после ареста. Информация стекалась к нему из самых разных источников и сосредотачивалась в его штабе. Он ее сортировал, изучал, анализировал. И установил для себя, о чем свидетельствуют все его шаги, четкий водораздел. Делать только то, что нравственно с точки зрения российского офицера, то, что на пользу Родины и в ее интересах. И наоборот – любые действия и приказы власти, являющиеся в его понимании предательскими, слепо не выполнял, старался корректировать, оттягивать по времени под разными предлогами. Самый наглядный пример тому – его позиция, связанная с уничтожением кораблей флота за деньги.

Вместе с тем Щастный пытался все это делать, говоря современным языком, в правовом поле. Он не был заговорщиком, руководствовался впитанными с детства понятиями о чести и совести. Но эти понятия для большевиков не имели существенного значения, когда речь шла о захвате и удержании власти. Они вели свою игру. Не отказываясь от английских денег, всячески пытались скрыть наличие германских субсидий, которыми в течение нескольких лет подпитывалась ленинская партия.

Не исключено, что Л.Д. Троцкий пошел на изощренную хитрость: с помощью английских денег пытался отработать задолженность перед немецким Генеральным штабом. Щастному же в это время давались путаные, противоречивые указания с целью добиться от него перебазирования кораблей в Кронштадт лишь тогда, когда, по их мнению (и немцев тоже), сделать это, исходя из ледовой обстановки, было бы уже невозможно. Или взорвать – но без боя и крайней на то необходимости. Да так, чтобы корабли остались на плаву, став легкой добычей большевистских финансовых покровителей[15]15
  Ряд историков ссылается на документ, перехваченный русской контрразведкой, из которого следовало, что «Троцкий предложил немцам хитроумный план: взорвать часть кораблей по немецкому, а часть – по английскому способу! Для реализации плана он собирался… посадить на все корабли своих агентов для наблюдения за тем, чтобы взрывы кораблей, предназначенных к сдаче, были произведены в последнюю минуту как бы в состоянии паники, неумелой рукой, так, чтобы к моменту подхода германской эскадры эти корабли не имели бы хода, но в то же время могли быть сравнительно быстро исправлены и введены в строй немецкого флота. Все же остальные корабли должны были быть взорваны так, как требовали англичане, то есть по-настоящему» – см.: Великие тайны великих людей. М.: Современник, 1998. С. 262.


[Закрыть].

А.М. Щастный в такой ситуации был вынужден вести свою игру. С единственной целью – спасти флот. Причем для него, как и для нас сегодня, первостепенное значение имело не установление фактов финансовой поддержки большевиков немцами, о чем в те дни говорило полгорода, а выяснение путей и способов компенсирования выплаченных большевикам денег. Щастный, вероятно, полагал, что тайные договоренности по этим вопросам были достигнуты в Брест-Литовске и расплачиваться решили флотом. Свидетельство тому содержится в воспоминаниях Г.Н. Четверухина, писавшего со ссылкой на адмирала С.В. Зарубаева (Щастный встречался с ним накануне вызова в Москву): «Алексей Михайлович находился в крайне возбужденном состоянии, нервно ходил из угла в угол, в своей каюте на “Кречете”. Затем, остановившись, сказал прерывающимся от волнения голосом: “Сегодня, 21 мая, Беренс сообщил мне секретную резолюцию Троцкого, которую он наложил на моем последнем донесении. Вы понимаете, что он предлагает мне, русскому морскому офицеру? Составить списки лиц, которым должны быть поручены работы по уничтожению судов, для выплаты им денежных наград за удачное выполнение взрывных работ. Значит, я должен вербовать этих Иуд Искариотов и обещать каждому за его грязное дело тридцать сребренников! И еще: усиленно проповедуя необходимость коллегиального обсуждения всех подлежащих решению важных вопросов, он почему-то в данном случае не доводит его до сведения Совкомбалта, понимая, очевидно, что это вызовет бурю негодования. Он замыкает его только на меня, с тем чтобы в случае необходимости сказать: ’’Товарищи, да это подлое дело рук одного Щастного!” Поэтому я прихожу к убеждению, что в Брестском мирном договоре имеется тайный пункт об уничтожении флота, который и объясняет настырность Троцкого в этом вопросе…”»[16]16
  Четверухин Г.Н. Сполохи воспоминаний // Морской сборник. 1991. № 11.


[Закрыть]

Обстоятельства исследуемого дела дают основания полагать, что на арест и осуждение Щастного так или иначе действительно повлияли три взаимосвязанных события: Брест-Литовский мирный договор, Ледовый поход и мятеж Минной дивизии.

Рассмотрим их подробнее.

Согласно пятому пункту Брестского договора, суда российского флота должны были сосредоточиться в русских портах, в противном случае они подлежали разоружению. В особо опасном положении оказался Балтийский флот, базировавшийся к тому времени в Гельсингфорсе (ныне – Хельсинки). Тяжелая ледовая обстановка в Финском заливе крайне осложняла переход кораблей в Кронштадт. Приход к власти в Финляндии антисоветских сил (белофиннов) и высадка на финской территории (на полуострове Ганге) в начале апреля германских войск создавали реальную угрозу захвата Балтфлота.

Боевая ценность флота к тому времени упала до нуля, а процесс распада его боевой организации и дисциплины только увеличивал опасность непредсказуемых действий со стороны флота. По существу это означало: флот и в Кронштадте, и в Новороссийске по-прежнему оставался «дамокловым мечом» над Брестским договором. В майские дни 1918 года большевики оказались перед жестким выбором – или надежно подчинить флот, или уничтожить его.

Между тем ряд историков полагают, что хитрость большевиков «оказалась игрушкой в руках грубой немецкой силы… Троцкий не перестал исполнять приказания

Германии, данные ему как генералом Гофманом в Брест-Литовске, так и в Петрограде, непосредственно от Русского отде-ла немецкого Генерального Штаба… Троцкий поэтому справедливо обвиняется в подготовке и постановке последнего театрального акта»[17]17
  Тайна Октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор: Документы, статьи, воспоминания / Сост. В.И. Кузнецов. СПб.: Алетейя, 2001. С. 272.


[Закрыть].

Народный комиссар по морским делам Павел Ефимович Дыбенко

Включал ли этот театральный акт наиболее драматическую сцену об уничтожении флота или о его передаче своим спонсорам? Исключать этого нельзя. Но по причине нехватки доказательной базы однозначного ответа нет и сегодня.

Для понимания сложившейся ситуации следует заметить, что флот еще с начала 1917 года являлся ареной борьбы между Временным правительством и большевиками. Первое, поддерживая Антанту, стояло за войну до победы и, следовательно, за сохранение и укрепление флота. Проводником этой линии был контр-адмирал А.В. Развозов. Большевики, напротив, развернули подрывную работу, направленную на развал флота, приведение его в небоеспособное состояние. И в то же время активно использовали революционно настроенных моряков в качестве своего боевого авангарда. Их лидером являлся руководитель Центробалта П.Е. Дыбенко.

Контр-адмирал Александр Владимирович Развозов, последний командующий флотом Балтийского моря до революции

Между тем к весне 1918 года ситуация резко усложнилась. Мало того, что пришла пора оплачивать векселя, щедро розданные в борьбе за власть, так и сама власть, завоеванная в том числе при помощи этих векселей и боевого авангарда, висела в эти дни буквально на волоске. Численность большевистской партии уменьшилась более чем в два раза. Экономика была полностью развалена. Реальной стала угроза голода. А главное – флот стал представлять для власти реальную угрозу. Демобилизация и деморализация, массовое увольнение офицеров и массовое разбазаривание военного имущества не оставляли никаких надежд на использование флота в качестве боевой силы. Немецкий Генштаб неоднократно высказывал неудовольствие по поводу неуправляемости флота при большевиках.

Если и существовали какие-то германо-большевистские планы по поводу дальнейшей судьбы флота, то их ломали, с одной стороны, такие преданные погибающему Отечеству офицеры, как А.М. Щастный, а с другой – матросская анархистско-бандитская вольница, нападавшая по собственной инициативе на немецкие отряды.

Непредсказуемость действий со стороны флота возрастала с каждым днем. Выбор для большевиков был жестким: людей – подчинить, корабли – уничтожить (по просьбе англичан) либо передать немцам. При таком положении всего одна строчка в пятом пункте Брест-Литовского договора – Россия должна немедленно демобилизовать свои войска, а военные суда отвести в русские гавани и немедленно разоружить – явно не решала проблемы сторон. Поэтому нельзя исключить, что для разрешения этой сложной политической комбинации были приняты какие-то дополнительные секретные соглашения. Пусть даже в устной форме. Лишь недавно, например, стало известно, что в обстановке крайней секретности в соответствии с устными договоренностями в Брест-Литовске 27 августа 1918 года в Берлине были подписаны соглашения, гласившие: «Россия соглашается выплатить Германии сумму в шесть миллиардов марок»[18]18
  Сироткин В.Г. Зарубежное золото России. М.: Олма-Пресс, 2000. С. 100.


[Закрыть]. Поэтому нельзя исключить, что в будущем могут появиться новые доказательства, подтверждающие вывод А.М. Щастного о том, что непосредственно в ходе переговоров в Брест-Литовске были достигнуты какие-то договоренности касательно судьбы флота.

Организованная и проведенная командующим флота операция по его перебазированию из Ревеля (Таллина) и Гельсингфорса (Хельсинки) в Кронштадт в феврале – мае 1918 года известна в истории под названием Ледового похода. Необходимость разработки и осуществления этой беспримерной для отечественного флота стратегической операции возникла вследствие заключения большевиками Брест-Литовского мирного договора и их авантюристической двойственной политики. Они давали Центробалту крайне расплывчатые и противоречивые указания, касавшиеся дальнейшей судьбы флота. А кайзеровские войска тем временем продолжали наступать. Угроза захвата флота стала реальностью. В феврале, за неделю до захвата Ревеля немцами, флот был перебазирован из Ревеля в Гельсингфорс. Однако и там обстановка становилась критической. Новая угроза захвата и уничтожения флота исходила как от белофинских войск, руководимых Маннергеймом, так и от появившихся там вскоре частей кайзеровской Балтийской дивизии. Немцы спешно признали белофинское правительство, не без оснований полагая, что с помощью этого дипломатического маневра Балтийский флот окажется в ледяной западне. Ведь по условиям договора, подписанного в эти дни в Брест-Литовске, Россия должна была перевести флот в свои порты, а этого, по их мнению, не позволяла сделать ледовая обстановка. Или остаться в Гельсингфорсе и полностью разоружиться, что вполне могло вписываться в контекст секретных договоренностей с Троцким по поводу передачи русского флота Германии в качестве платы за финансирование ею большевистской партии.

Все это учли немцы. Не учли лишь одного – героизма и мастерства российских моряков. Щастный принял решение: любым путем вырваться из ледяного плена, а в случае реальной угрозы захвата кораблей – взорвать их.

Разработка операции проводилась на флагманском судне «Полярная звезда». Все понимали, что осуществить ее крайне сложно. Некоторые считали – практически невозможно. Главная сложность заключалась в том, что раньше корабли Балтики в таких льдах вообще никогда не ходили. Риск был огромен.

Кораблям предстояло идти под постоянной угрозой обстрелов со стороны немцев и белофиннов, которые заняли острова, лежащие на пути следования. Ледовые условия были крайне трудные. Наиболее сложный участок от Готланда до Кронштадта – толщина льда до 75 см, торосы – до 3–5 метров. Велики были опасения, что миноносцы и подлодки не выдержат, лед разорвет корпуса, и они затонут. К тому же ледоколов не хватало. Многие корабли нуждались в серьезном ремонте. Команды были укомплектованы личным составом на 60–80 %. Часть моряков за время революционных преобразований окончательно разложилась. Процветало пьянство.

В таких условиях расчет шел буквально на миллиметры и секунды. Возглавить проведение такой операции мог лишь специалист высочайшего класса, каковым и был A.M. Щастный.

19 марта 1918 года Совнарком принял декрет о привлечении в Красную Армию и на флот военных специалистов царской армии. А уже на следующий день А.М. Щастный вступил фактически в командование Балтийским флотом[19]19
  Официальный декрет о назначении А.М. Щастного начальником морских сил В.И.Ленин подписал позже – 5 апреля 1918 года.


[Закрыть]. Но марионеткой в руках Троцкого – одного из организаторов закулисных игр с флотом – он не стал.

Для похода флот был условно разделен на три отряда. В марте в Кронштадт удалось перебазировать лишь небольшой первый отряд под руководством контр-адмирала С.В. Зарубаева. Линкоры «Севастополь», «Гангут», «Петропавловск», «Полтава» и крейсеры «Богатырь», «Рюрик», «Адмирал Макаров» вышли 12 марта в сопровождении ледоколов «Ермак» и «Волынец».

Стремясь сорвать начавшийся переход, немецкое командование и белофинны с помощью диверсантов и предателей захватили и увели три ледокола, предприняли попытку вывести из строя «Ермак».

Перед переходом второго отряда обстановка в районе Финского залива накалилась еще больше. В ночь на 3 апреля в Ганге (Ханко) высадился тринадцатитысячный немецкий десант. Германское командование в лице адмирала Мейера потребовало саморазоружения кораблей. Балтийцы были вынуждены взорвать и потопить несколько подлодок и вспомогательных судов. Но все же 5 апреля Щастный отправил в путь второй отряд (два линкора, два крейсера, две подлодки), который через пять дней благополучно прибыл в Кронштадт. Основная же часть кораблей (167 единиц) вышла пятью эшелонами под его непосредственным руководством 7—12 апреля.

В отличие от первых двух отрядов Щастный решил вести корабли не по середине Финского залива, забитой подвижным льдом, а по стратегическому шхерному фарватеру, проходившему вдоль берега. Шхеры Щастный знал отлично еще с лейтенантских времен. 12 апреля, когда последний эшелон покидал базу, белофинны уже занимали гавань Гельсингфорса. На горизонте виднелись дымы приближающихся немецких судов. Последний переход оказался самым трудным. Но команды действовали самоотверженно. Вахту матросы и офицеры несли бессменно. Немцы, послав вдогонку корабли, потеряли два из них и вернулись. Между тем основное ядро флота практически в полной сохранности прибыло в Кронштадт. Всего было спасено 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 миноносцев, 12 подводных лодок.

Теперь несколько слов о мятеже Минной дивизии.

Обвинительный довод о стремлении А.М. Щастного захватить власть основывался, в частности, на том, что он «под различными предлогами, на случай намеченного им, Щастным, переворота, задерживал Минную дивизию в Петрограде». Несостоятельность этого довода очевидна – сама идея перехода эсминцев с целью их спасения из Невы в Ладожское озеро принадлежала Щастному и была поддержана Троцким, о чем в деле имеются соответствующие документы. Задержка же объяснялась не контрреволюционностью Щастного, а отсутствием горючего, рабочих команд для разводки мостов, неисправностью буксиров и другими техническими затруднениями. Подробные объяснения Щастного и других лиц по этим обстоятельствам в деле имеются и никем не были опровергнуты.

Пункт же этот был включен в обвинительный акт по той причине, что моряки Минной дивизии, поддержанные рабочими Обуховского завода, действительно взбунтовались. Да так, что мятежников пришлось разоружать.

А некоторых – даже судить[20]20
  По приговору Кронштадтского ревтрибунала от 4 сентября 1918 года, в связи с мятежом Минной дивизии Балакин, Михайлов, Гржибовский и Минаев были подвергнуты принудительным работам сроком на пятнадцать лет, Даниленко, Земский, Мильченко, Дубницкий и Уманский – на десять лет, а скрывшиеся от суда Дужек, Лисаневич и Засимука были объявлены вне закона. Арестовали также командира дивизии контр-адмирала А.П. Екимова и начальника штаба дивизии В.В. Селитренникова, направив их в лагерь под Вологдой, где они отбывали наказание около двух лет.


[Закрыть]. Кульминация тех событий произошла сразу после расстрела Щастного, а начались брожения 11 мая 1918 года. В этот день на эсминце «Победитель» состоялся митинг представителей кораблей Минной дивизии. Присутствовавшие резко высказались в адрес Петрокоммуны, которая не принимала никаких мер по обороне Петрограда от немцев. В результате была принята резолюция с требованием о передаче власти «морской диктатуре флота».

Мятеж очень напугал большевиков. Ведь в резолюции моряков Минной дивизии говорилось о «полной неспособности и несостоятельности» новой власти «предпринять что-либо для спасения Родины».

Л.Д. Троцкий решил отвести командующему роль идейного вдохновителя этого мятежа, основываясь на том, что Щастный умышленно разгласил его секретные предписания об уничтожении кораблей.

Нельзя исключить, что Щастный внутренне был солидарен с некоторыми требованиями «бунтовщиков». А оглашением телеграмм, предписывавших уничтожить корабли без крайней на то необходимости да к тому же за деньги, командующий косвенным образом мог способствовать усилению возмущений. Но цель захватить власть он перед собой вряд ли ставил. Иначе ему не было смысла играть столь активную роль в деле спасения флота, явившегося основным сдерживающим фактором от захвата Петрограда кайзеровскими войсками.

3

В апреле – мае 1918 года многие газеты, и не только в России, пестрели заметками о легендарном походе, удачно завершившемся благодаря решительности, самоотверженности, мужеству его руководителя. Поэтому появившееся 30 мая в прессе сообщение многих удивило, повергло в состояние шока: «Приказом по флоту и Морскому ведомству начальник морских сил Щастный, обнаруживший недостаток твердости духа и распорядительности, сеявший панику среди моряков Балтийского флота вместо того, чтобы вносить мужество и решительность к борьбе, и вмешивавшийся в политические вопросы с явно реакционными целями, уволен со службы и предается суду».

Известно, что Щастный прибыл в Москву 26 мая. Многие в Петрограде полагали – за получением награды. Однако последовал его арест. Сразу после этого Троцкий учинил Шастному допрос, подробная стенограмма которого хранится в деле. Из нее и других материалов дела видно, что нарком, несмотря на большую занятость, нашел все же время выполнить по этому делу не только прокурорско-следственные обязанности, но и выступить в суде в качестве свидетеля обвинения. Причем – единственного. Полагают, что он запретил другим свидетелям появляться в Кремле.