Текст книги "Журнал «Фантастика и Детективы» №11 (23) 2014"

Коллектив авторов
Журнал «Фантастика и Детективы» № 11 (23) 2014

Дни Окаянных

Татьяна Романова

17 июня 1988 г.

– Он не откроет, Клем, – простонал Олев. – Сегодня же ночь Окаянницы, все монахи канон читают. Не до нас ему.

– Вацек! – заорал Клеман, силясь перекричать весь этот кошмар – завывания ветра, всхлипывания Олева, треск выстрелов, до сих пор отдающийся эхом в ушах. – Открой, тетеря ты этакая!

Беда у нас!

Ветер швырнул ему в лицо пригоршню мелких колючих градин. В сплетениях ветвей, истерзанных непогодой, затанцевали блеклые сполохи болотных огней. Дрянная ночь. Ночь Каськи.

Уже двести с лишком лет монахи-исконники читают её главу из Книги Грешников – а всё не уймется чёрная душа. Не дай Бог в эту ночь оказаться вдали от людского жилья.

Дверь приоткрылась, выпуская в промёрзший воздух клубы пара. Брат Вацлав близоруко сощурился, вглядываясь в ноябрьскую ночь.

– Впусти, – прохрипел Клеман.

– Да-да, конечно, – засуетился монах.

Вдвоём они втащили Олева в келью, положили на скамью.

От тепла и запаха ладана закружилась голова. Клеман опустился на пол. Оперся о стену, запрокинул голову – и комната поплыла перед глазами.

Господи-боже, да я ж его пять миль на руках тащил. Милю – через лес. Это в Каськину-то ночь… Ирене или ещё кому из Братства скажи, так не поверят!

– Как всё случилось-то? – голос Вацлава вырвал из уютного забытья.

Как случилось? Прав был Маркус, царствие ему небесное. Не стоило в ночь Окаянницы на такое важное дело отправляться. Но ведь граф Ловицкий, заклятый враг Братства, лишь на пару дней приехал из метрополии. Хорошо хоть Иренку с собой не взяли – а она так просила…

– Они знали, что мы придём, уроды эти, – Клеман скрипнул зубами. – Им сказал кто-то, Вацек. Кто-то наш.

Что-то с силой ударилось о дверь, умчалось в бесприютную темень леса. Пламя свечи взметнулось тонкой струной, почти дотянувшись до потолка.

Вацлав испуганно бросился к кафедре. Склонился над раскрытой книгой, что-то торопливо забормотал. А Олев так и остался лежать на скамье с иглой, торчащей из распоротого плеча.

– Вацек, ты что?!

– Ты жить хочешь? – в голосе Вацлава прорезалась угроза. – Это канон. И его надо дочитать. Сегодня – надо.

Небо расколола молния.

– А-а-а, Каська идёт, – всхлипнул Олев. – Заберёт нас всех, предателей…

– Да он же помирает! – взмолился Клеман. – Бредит уже!

Вацлав поднял взгляд. В дрожащем свете лампады его лицо казалось старше и строже.

– Читай сам. Вместо меня. В Каськину ночь. Согласен?

– Но я по-старому не умею!

– Читай как можешь. Или штопай.

– Ладно, – пробормотал Клеман, неуклюже пробираясь за кафедру. – Ты уж только сделай всё как надо.

Вроде и знакомые буквы – а что написано, не поймёшь. Все с какими-то крючочками, точками. И пробелов между словами нет – всё сплошь. А, вот заглавная буква. Ка-цирина. Каська, значит.

Ободрённый успехом Клеман двинулся дальше. Читать оказалось на удивление легко – буквы сами складывались в слова. Хотя что удивительного в том, что язык предков дался чистокровному валатцу? Кровь не водица.

Кровь?

На странице остался бурый след от пальца. Конечно, руки-то недосуг было помыть. Ох, Вацек и взбесится! Хотя книга старая, грязная – может, не заметит?

На слух выходила полная галиматья, но смешно почему-то не было. Было страшно. Как в детстве, когда утром выбежишь на купальные мостки и замрёшь на краю, закрыв глаза. В камышах птицы верещат, ступни ощущают скрипучее тепло деревянных досок, а всё равно по спине дрожь пробегает: одно неверное движение – и болтаться тебе в ледяной илистой воде.

С треском ударилась о стену оконная рама. Закричал Олев. Вацлав метнулся к кафедре, повис на руке друга, пытаясь оттащить его прочь – но тот, обуянный непонятной силой, продолжал читать. Алой полосой вспыхнули во тьме последние строчки канона, и Клеман прочел их – без усилий, будто знал с детства…

И стало тихо.

А потом постучали в дверь.

– Эт-то кто? – зубы Вацлава выбивали дробь. – Ты к-кого-то ждёшь?

Клеман медленно помотал головой.

Маркуса убили. Ирена обещала, что будет ждать их до утра на квартире Братства.

Погоня? Нет, жандармы не стали бы церемониться. Дверь с петель, прикладом по голове – вот и вся недолга. Таких разве смутит символ веры над входом в келью?

– Каська, – всхлипнул Олев. – Душегубица пришла…

Клеман выхватил из-за голенища нож – единственное оружие, которое осталось. Шагнул к двери, замер, прислушиваясь.

Стук повторился.

– Открой, что ли, – проговорил Вацлав через силу.

Луч света выхватил ссадину на впалой щеке, тёмную прядь волос, прилипшую ко лбу. Девушка, Бог мой. Всего лишь девушка. Вот только – что она делает в лесу в ночь Окаянницы?

– Мне войти? – тихо спросила она.

Клеман нерешительно посторонился. Девушка, щурясь от яркого света, шагнула за порог. Блеснуло отражённым светом лезвие меча, который она тащила за собой.

– Эй, брось! Меч брось, говорю!

– Да. Да, господин.

Железяка с глухим стуком упала на пол. Гостья вздрогнула, обхватив плечи руками. Обвела испуганным взглядом келью, – и замерла, уставившись на один из тёмных образов.

– Кто это?

– Чудовище, – ответил Вацлав, выглядывая из-за кафедры. – Каська-окаянница. Знаешь такую?

– Как не знать, – невесело усмехнулась гостья. – Какой год на дворе, господин?

– Семь тысяч третий. Это на имперский лад. А по-валатски – восемьсот сорок седьмой.

– А… мэтр Эрлих мёртв? Тот палач, который…

– Сгнил давно.

Она беззвучно заплакала, закрыв лицо грязными руками. Клеман стоял в двух шагах и не знал, что делать.

– Помер, точно говорю. Через пару лет после… тебя. Ты ведь Каська?

Она испуганно выпрямилась. Яростно смахнула слёзы рукавом, содрав корку со ссадины на щеке.

– Господин, я что угодно для вас сделаю! Но не возвращайте меня обратно, не надо! У вас враги есть? Я убивать умею, уж поверьте. Ничего больше не умею, но это – лучше всех. Только не обратно. Умоляю!

В ее глазах не было ничего, кроме страха.

И это – Окаянница? Самая мрачная из теней века Бескоролевья? Та, перед которой когда-то склонила главу столица метрополии? Убийца, одержимая идеей спаять кровью раздробленные княжества Запада – что ж, у неё получилось. Вот только на троне оказался её неприметный соратник Стефан, через пару лет сдавший без боя новорожденное государство ненавистной Империи, а Душегубица попала в ласковые руки мэтра Эрлиха, хозяина пыточных застенков.

Клеман мрачно кивнул. Тонкие губы Окаянницы расползлись в дрожащей, неуверенной улыбке.

Отчаянно захотелось оказаться на месте Олева. Странствовать в горячечном бреду по неведомым мирам и не принимать участия в этом мистическом паноптикуме.

– Клем, – окликнул его Вацлав. – Вот, глянь. За подкладкой у Олева было.

Клеман, тревожно оглядываясь на замершую Каську, развернул сложенный вчетверо мокрый документ. Чернила поплыли, но все равно можно было различить очертания букв. «Седьмой отдел… сим удостоверяю… на службе Его Величества…»

– Откуда у Олева эта дрянь? – только и спросил Клеман.

– Привыкайте, господин, – отозвалась Каська. – Это всегда так. Я-то знаю.

– Что делать будем? – спросил Вацлав – в сотый, наверное, раз. – Убьём гада?

За окном уже брезжил рассвет, пора было возвращаться в город – но не оставлять же всё, как есть!

Грудь Олева мерно вздымалась, на запавших щеках плясали пятна лихорадки. Окаянница забилась в дальний угол кельи и таращилась оттуда дикими глазищами.

– Но нельзя же так – больного, раненого. Он, может, сам помрёт.

– Не помрёт. Раны затянутся, и полетит, сокол, сдавать нас жандармерии.

– Ну вот оклемается…

– Ага. А смысл тогда лечить?

Они замолчали под пристальным взглядом Каськи.

– Да все просто, господин. Вам стоит лишь приказать, – она отбросила за спину мокрые патлы. – Вам-то нечего грех на душу брать. А мне от своих уж не отмыться.

– Давай, – коротко кивнул Вацлав. – Клем, она же пра…

Пальцы Окаянницы сомкнулись на плетеной рукояти.

Вацлав охнул и зажмурился. А Клеман, стиснув зубы, заставил себя смотреть, как лезвие с мерзким чавканьем вошло в грудь Олева. Он умер мгновенно – ни криков, ни слёз. Миг – и Каська уже стояла у стены, вытирая клинок подолом своей хламиды.

– Всё? – спросил Вацлав хрипло.

– Всё, – отозвался Клеман.

Было тихо. Лишь с мерным стуком бились о стекло запоздалые капли дождя.

– Упокой, господи, – прошептал Вацлав. – К-катаржина, а ты любого, что ли, можешь убить?

Она замерла. Пальцы нервно сплелись на рукояти меча.

– Да, – наконец ответила она. – Если прикажете. Убью, господин. Кого угодно – лишь бы не возвращаться.

– Есть один граф, – сказал Вацлав, тяжело дыша. – Он плохой человек.

Клеман смог лишь позавидовать выдержке друга. Это же надо – во всём этом кошмаре помнить о самом главном? Ловицкий-то жив!

– Прямо сейчас?

– Сейчас, конечно! – подскочил Клеман.

– Нет, – отрезал Вацлав. – Завтра. В театре. Чтобы все видели.

* * *

Народа в театре, несмотря на ранний час, было предостаточно. Ну ещё бы: пьесу бесплатно показывают. А то, что эту пьесу сочинил мерзкий Пауль Ловицкий, столько хороших и честных людей за решетку пересажавший, их, видите ли, не заботит. И то, что пьеса про иуду Стефана, который продал их родную валатскую землю Империи – тоже мелочи. Как можно смотреть на ряженых властителей, когда где-то здесь, в трущобах бывшей столицы, скрывается всеми покинутый истинный правитель, князь Родольф?

Ничего, мрачно улыбнулся Клеман, опершись о резной бортик галёрки. Будет вам представленьице. Лишь бы Окаянница не подвела!

Утро было поистине безумным. Вацлав снова и снова заставлял Клемана читать строки канона, записывая, как он произносит слова.

– Наконец-то я понял, – взгляд монаха лучился мрачным торжеством. – Какие же хитрюги были наши предки! Зашифровать в каноне исконников заклинание – это очень по-валатски! А я все думал, почему в униатской церкви читают жития святых, а у нас – великих грешников. Как там обычно говорят? Душу отмолить? Дать шанс на искупление? А, белыми нитками шито! В каноне – двести имен. И все такие, как наша Катаржина. Только представь, какая армия получится? Целое призрачное воинство! Тогда-то уж Валация расправит плечи!

Завизжали скрипки из оркестровой ямы. Бархатные края занавеса разъехались в стороны.

Ловицкий! Сердце Клемана забилось от ярости. Сколько раз таращился на него со страниц газет этот напомаженный мерзавец! И вот он. Здесь, рядом, в полусотне шагов. Одутловатые щёки разложены по накрахмаленным брыжам: ни дать, ни взять – кабанья голова на блюде. Эх, в эту бы башку, да из «Аузрума» разрывным патроном!

Клеман в сотый раз огляделся по сторонам. Да где она, где?

– Чего ёрзаешь, чума? – прошипел сосед, пожилой усач в почтмейстерской шинели.

Не придёт она. Точно не придёт. Вацек тоже хорош – демону верить.

Граф замер на краю сцены, обводя взглядом зал. И тут белоснежную рубаху рассекла алая полоса. Из партера раздались испуганные крики и разреженные хлопки аплодисментов – видно, какой-то простак решил, что это часть спектакля.

Ловицкий пошатнулся. Второй невидимый удар окрасил кровью широкий воротник. Голова графа нелепо запрокинулась, и он рухнул навзничь. Ручейки крови побежали по мраморным ступеням.

Ай да Окаянница!

Вот тут уж началось светопреставление. Зал взорвался испуганными воплями, рыданиями, руганью. Визжали женщины. Кто-то из жандармов начал палить в воздух – очень хотелось верить, что в воздух.

Люди бросились прочь. Клемана почти сразу же оттёрли к стене. В глазах потемнело.

– Пожар! – взвился над толпой испуганный крик.

Из распахнутых входных дверей в зал валил густой, невероятно едкий дым. Клеман обернулся – и понял, что за кулисами искать спасения тоже не получится: бордовый край занавеса расцвёл огненными языками.

Прикрывая лицо лацканом пиджака, он бросился вперёд.

Усач, не отстававший от Клемана, неожиданно начал шарить руками по стене.

– Эй, курсист, тут гримёрка была, – прокричал он сквозь кашель. – Вдруг пересидим?

Стукнула о стену дверь. Под ногами зашуршала мишура. Где-то там, за рядами вешалок, блеснул спасительный прямоугольник окна.

Клеман рванулся вперед. Высадил стекло ударом локтя, вдохнул полной грудью – и комната поплыла перед глазами. Проклятое окно выходило не на улицу, а в вестибюль.

Бог ты мой, до чего же нелепо – сдохнуть в театральной гримёрке!

– Ирена… – прошептал Клеман.

Чьи-то руки обхватили его плечи и потащили обратно, в дымный чад коридора. Сопротивляться не было сил.

Тёмные волосы щекотали лицо. Мокрые, нет, склизкие – как змеи.

– Что ж ты полез туда, господин?

Клеман приподнялся на локте. Он лежал на припорошенном снегом газоне. Над ним склонилась Окаянница. Серое низкое небо было затянуто чёрными клубами дыма, издалека доносился отчаянный звон пожарного колокола, чьи-то крики. К горлу подступила тошнота.

– Почему пожар начался, Катаржина?

– Господин Вацлав приказал, – Каська отвела глаза.

– Там же люди были! Обычные люди, не только ублюдки имперские. Их за что?

В серых глазах не было раскаяния. Вообще ничего не было, кроме страха.

– Тварь. Проклятая тварь, – по щекам Клемана катились слёзы, но он этого не замечал. – Ты же могла их всех спасти!

– Не могла. Я поклялась, слово дала господину Вацлаву.

– Будь ты проклята! – заорал Клеман, поднимаясь на ноги. – Тварь адская… су…

Его начало рвать – позорно, неудержимо. Ненавистные грубые руки подхватили его, не позволяя упасть.

– Тише, господин. Идем уже. Холодно, а ты стоишь на ветру.

– Ну не знал я! Клем, этот театр, он же как муравейник, там сплошь входы-выходы, – оправдывался бледный как полотно Вацлав. – Я думал просто припугнуть всех этих дурней. Припугнуть, слышишь? А она всё не так поняла!

Дурень он, этот Вацек. Что уж теперь…

Клеман закрыл лицо руками.

– Больше такого не повторится, обещаю! Всё вместе решать будем! – голос Вацлава долетал как сквозь вату. – Клем, ну ты чего? Жалко людей, конечно. Так зато сам Родольф нам приглашение прислал! Личной встречи хочет. Представляешь?

– Надо же, – вяло отозвался Клеман. Действительно, большая честь. Князь ведь должен всегда быть настороже – потому и видеть его дозволялось лишь очень немногим членам Братства. Тем, кто доказал преданность на деле, пролив кровь во имя Валации… как видно, неважно, чью кровь.

Тьфу. Разнюнился, как баба, сердито оборвал себя Клеман. Можно подумать, вступая в Боевое Крыло, он не догадывался, что ручки замарать придется!

– Вацек, ты про книги что-то говорил.

– Да. Всё, как я и предполагал. Текст канона в нашей книге отличается от обычного. Так, вроде бы, по мелочи. Но, сам видишь, разница дьявольская! – хохотнул Вацлав. – Её, книгу эту, печатали еще до низвержения Стефана, представляешь? Сколько их дошло до наших дней? Шесть-семь дюжин, может, и того меньше. Мы, Клем, должны их собрать!

Соберёшь ты их, как же, устало подумал Клеман. Вечный недотепа Вацек, монах поневоле, подавшийся в семинарию, чтобы избежать ареста за участие в революционном кружке.

Хотя… Что-то новое появилось во взгляде добродушного увальня.

Вера. Истинная вера.

* * *

– Клем, а что она делает? Ну, когда не убивает?

Вопрос Ирены застал его врасплох. Окаянница оказалась на удивление скучным созданием, даже, пожалуй, недостойным своей былой славы.

Чаще всего она тихо сидела в углу кельи Вацлава, медленно перелистывая страницы книг из небогатой библиотеки монаха-исконника. Часами бродила по лесу. Клеман ради интереса проследил за ней – ну, мало ли, может, она боевые приёмы будет отрабатывать – и был разочарован: Каська медленно брела по старой просеке. Время от времени, замирая перед непримечательными деревьями, проводила ладонью по коре или дотрагивалась до обледеневших ветвей. Однажды смущённо попросила Клемана отвести ее в униатскую церковь. Там стояла, как истукан, бездумно глядя на светлые лики святых и на дрожащее пламя свечей. Не молилась, конечно – толку-то в молитве Окаянницы?

Иллюстрация к рассказу Игоря darkseed Авильченко

– Живёт, – Клеман пожал плечами. – Да по ней с виду и не скажешь, что Окаянница. Обычная баба. Некрасивая. Не то, что ты…

Ирена поморщилась:

– А ты уж и сравнить успел!

Они рассмеялись.

– Ладно, идём, – Клеман приоткрыл дверь в келью.

– Это она и есть? – Ирена привстала на цыпочки, выглядывая из-за его плеча.

Каська оторвала взгляд от книги и уставилась на девушку.

– Здравствуй, – Ирена нерешительно шагнула вперед. – Так ты сама Катаржина? Та, про которую в учебниках пишут? Неужели всё правда? Что ты сама столько богатеньких ублюдков перебила?

– Правда, – подтвердила Каська, захлопывая книгу и поднимаясь на ноги.

– И что ты под пытками держалась до последнего…

– А вот это враньё, – рука Окаянницы легла на плечо Ирены.

Клеман напряжённо замер. Было что-то неестественное в том, что это умертвив касается его невесты, такой живой, красивой, настоящей.

– Нет, девочка. Я выла и унижалась. Отреклась от всего в первый же вечер, Стефана предала – рассказала, где его найти, да как к нему безопаснее подобраться. Знаешь, когда тебе выкалывают глаз…

Клеман укоризненно посмотрел на Каську. Зачем Ирене всю эту мерзость слушать?

– А потом выяснилось, что Стефан меня сюда и отправил. И глаз, получается, пропал втуне. Можно было не геройствовать.

Ирена кусала губы.

– Лучше сразу умереть, чем даться палачам, – наконец сказала она. – Я много об этом думала. Больше всего боюсь, что духу не хватит нажать на курок. Но так ведь правильнее, да?

– Ирка! – рявкнул Клеман.

– Возможно, – кивнула Катаржина. – Ты иди. Мне с другом твоим поговорить надо.

Ирена удивленно приподняла бровь, но вышла из кельи. Прикрыв дверь, Клеман обернулся к Окаяннице:

– Что ты хоте… Ай, чёрт! За что?!

– За неё. Хочешь играть в войнушку – играй. Но зачем девчонку свою этой грязью мазать?

– Ты с ума сошла, – проговорил он растерянно, дотрагиваясь до разбитых губ.

– Посмотри на меня.

Клеман послушно поднял взгляд.

Каська таращилась на него бесцветными глазами. Вечная ссадина на щеке опять сочилась кровью.

– Посмотри хорошенько. Ты хочешь, чтобы она стала такой?

– Ты – чудовище! – обиженно выкрикнул Клеман. – А она хочет блага для людей. Она не станет, как ты. Никогда!

– Иди уже, – скривилась Окаянница.

* * *

Клеман ожидал, что убежище последнего из Корцевичей будет где-нибудь в предместьях. Однако пролётка, свернув на центральную улицу города, остановилась у аккуратного трёхэтажного особняка.

На входе их осмотрели двое охранников. Ирену, вопреки опасениям Вацлава, пропустили с ними без лишних вопросов. Она поднималась по широкой лестнице, прижимаясь к перилам, чтобы не наступать грязными ботинками на светлую ковровую дорожку, а Клеман угрюмо плёлся следом, пришибленный великолепием «убежища». Сожжённый Каськой театр выглядел едва ли не коровником по сравнению со всей этой роскошью.

Отчего-то вспомнилось, как они всем Братством собирали гроши на выкуп Маркуса под залог. Как Ирена не спала ночами – мастерила шляпки для богатых бездельниц, а сам он – вспомнить стыдно – устроился в добровольческую дружину Жандармерии, следить за порядком на улицах. И ведь не ныли, что плохо и тяжело – мол, раз князь так же страдает, как и мы, так грех жаловаться!

В просторной и светлой комнате пахло лавандой и дорогим табаком. Невысокий полноватый человек, лет сорока, в домашнем халате, поднялся из кресла навстречу посетителям.

– Что вам, собственно, угодно? – спросил он, нахмурившись. – Не припоминаю…

– Книги, – Вацлав поклонился. – С помощью канона нам удалось подчинить мистические силы…

– А, так это вы? – на лице князя Родольфа засияла довольная улыбка. – Мило, мило, молодые люди. Хорошо вы тогда всё провернули с театром. Демоны на службе революции – это впечатляет! И каковы же ваши дальнейшие планы?

– Итак, мы решили, что эффективной будет тактика точечных ударов, – вытянувшись в струнку, рассказывал Вацлав. – Можно было бы сразу устранить Наместника. Но наша позиция должна быть недвусмысленной – ни одного имперца на государственном посту… ах, да что там, на всей святой земле Валации!

Родольф рассеянно кивал, отхлёбывая чай из тонкой фарфоровой кружки.

– Мы начнем с мелких сошек, чтобы дать наместнику шанс на отречение. Если смертей чиновников будет недостаточно – задействуем их семьи, их близких. Нам это представляется печальной, но необходимой мерой.

Насчет близких – это уже Вацек сам выдумал. Не было такого уговора. Но что теперь, препираться перед лицом светлого князя?

– А что думает наша славная гостья? – спросил Родольф.

Ирена зарделась.

– О семьях?

– Именно, малышка.

– Ну, если так нужно для Дела… то, наверное, Вацлав прав, – несмело ответила Ирена.

– И детей, что ли, убивать? – не выдержал Клеман.

– Почему нет? – Родольф сощурился. – Ты пойми, ставки слишком высоки. Дурное семя предателей надо выжигать полностью. Сжалишься, и через пару десятков лет пожнешь восстание. А оно надо нашим детям? А, милая?

– Н-нет, – пробормотала Ирена.

– Так что, Клеман, не переживай. Ты уже и так много сделал для страны. А вопрос о детях, конечно, непростой, мы его обсудим как-нибудь. Ты, Вацлав, зайди ко мне вечером. И ты, милая, тоже.

– Ну и как тебе повелитель? – осторожно спросил Клеман, когда они вышли на улицу. Ирена шла чуть поодаль.

– В смысле? – вытаращился Вацлав.

– Я его иначе представлял. Думал, он, как и мы, на какой-нибудь тайной квартире… а у него целый особняк. И слуги.

– Так он князь или кто?! Конечно, слуги. Что ж ему теперь, на тюфяке под мостом спать, если кто-то из Братства недоедает?

Прав Вацек. Это с ним, с Клемом, что-то не в порядке. Но стоило вспомнить, как Родольф смотрел на Ирену – и руки сами сжимались в кулаки.

– Как с книгами?

– Собираю, – лицо Вацлава осветила привычная добрая улыбка. – Их, оказывается, совсем мало осталось. Восемнадцать штук, правда, все по северным монастырям разбросаны. Родольф мне охрану выделил, представляешь? Чтобы, если заартачатся, то…

– Монахов бить будете?

– Ну что ты. Это ж скорее так, для подстраховки. Чтоб уж точно отдали.

– А что ты потом будешь делать с книгами? Как все соберешь?

– Раздам их достойным людям из Братства. Лишние – сожгу.

– А мне?

Вацлав странно посмотрел на друга. И расхохотался – так, что слезы на глазах выступили.

– Само собой! Забирай свою Окаянницу! Только ты с ней построже. А то она наглая стала. Забыла, видимо, как скулила в ту ночь. Это она тебе морду так украсила? За что хоть?

– За дело, – не сразу ответил Клеман.

* * *

Ирена вернулась только утром. Замерла в дверях, пряча взгляд в полумраке прихожей. Пальцы нервно теребили сизый мех горжетки.

– Что скажешь? – спросил Клеман хрипло.

– Ты только не сердись, – она подняла на него усталые, и – зараза, будь всё проклято – счастливые глаза. – Ты же понимаешь…

От нее пахло лавандой.

– Понимаю. Он – князь. Я – никто. А ты – шлюха.

– Клем, ну не надо. Ты же сам сколько раз говорил: всё, что мы делаем – ради Валации. Ради её законного правителя. И когда нас принимали в Братство – неужели ты забыл? – то мы оба поклялись, если понадобится, жизнь отдать за Ро… за князя. А это не жизнь, а… такая малость.

– Убирайся! – рявкнул Клеман, закипая.

– Куда? – жалобно спросила Ирена.

Из-за дверей начали высовываться заспанные рожи соседей. Драма превращалась в фарс.

Сил Клемана хватило на то, чтобы пошло съязвить, содрать с вешалки пальто и выбежать из этого прокуренного ада в ослепительный солнечный день.

Нестерпимая белизна снега резала глаза. Наперебой орали мальчишки-газетчики – похоже, эта ночь стала кошмаром не только для него, Клемана. «Адский заговор сепаратистов!» «Удар в спину Империи!» Мартиролог из сотни раз слышанных фамилий. Да уж, Каське пришлось потрудиться.

Клеман почувствовал на себе чей-то взгляд. На противоположной стороне улицы стоял сутулый человек в чёрном пальто. Шпик из жандармерии? Да и черт бы с ним!

Мимо пронеслась лакированная пролётка с зашторенными окнами. Похоже, кто-то из чиновников что было сил драпал из ставшего опасным города. Еще вчера Клеман от души позлорадствовал бы.

Ради чего всё? Кушай, любимая Валация, жри – всё для тебя и для твоего убогого сына Родольфа! Да вот только нет Валации. Умерла она в тот день, когда Стефан подписал отречение от престола. А воскрешать мёртвых – грех.

Решение пришло простое и ясное: сжечь все эти чертовы книги. Какими же изуверами были предки, сокрыв в них ключи от адских ворот!

Он влетел в галантерейную лавку – виски заломило от запаха лаванды. Швырнул на прилавок ассигнацию, схватил с полки бутыль керосина, упаковку спичек и, не дожидаясь сдачи, бросился наружу. В отражении витрины мелькнул знакомый силуэт в чёрном пальто.

Да достань уже свой револьвер, да застрели меня – чтобы не было так невыносимо!

Дверь кельи была приоткрыта.

Клеман замер, осматриваясь. Пусто. Книги, ещё вчера лежавшие аккуратной стопкой в середине комнаты, исчезли.

Окаянница сидела на полу, обхватив руками колени.

– Катаржина? – растерянно окликнул ее Клеман.

Она подняла голову. Черты её лица странно заострились. Рубаха на груди потемнела от крови.

– Не стала я их убивать, Клем, – вымученно улыбнулась она. – За что? Ладно ещё взрослых гадов, а то – двух парнишек годовалых. Глядят на меня, как галчата, лопочут что-то по-своему. Я на них смотрю – и понимаю, что не могу. Хватит с меня.

– Тогда кто же их всех перебил?!

– Спроси Вацлава, – через силу ответила она.

– Это он тебя… погоди. Ты ведь бессмертная?

– Не совсем. Пока по моей душе читают канон – я здесь. А сегодня, видишь, Вацлав решил дать мне отставку.

– Может, забыл?

– Такие не забывают. Нет, Клеман, я сама выбрала. Лучше уж в ад, чем жить по-вашему. Никогда, поверь, никогда женщин и детей… – она осеклась. – Ладно, чёрт. С женщинами всякое бывало. Но детей – точно не трогали. Для кого же всё, если не для них?

Она закашлялась.

– Я вот думаю – может, затем канон и читают? Чтобы такая вот тварь вроде меня вернулась и… И ведь знаешь, какая цена, знаешь, что там, в твоем аду – и все равно…

– Ты побудь здесь, – перебил её Клеман. – Я найду Вацлава!

– Бесполезно, – прошелестела Окаянница. – Ты просто рядом посиди, чтоб не так страшно. Ты хороший. И имя у тебя красивое. Клемент, милосердный.

Смешно бы это было – если бы не её глаза и не ледяной холод пальцев, сомкнувшихся на его запястье.

– Кась, а что там? – спросил он шепотом.

– Эрлих, – ответила она глухо. – Эрлих и его инструменты. Но ничего, я ведь сама выбрала.

Она просто тлела изнутри. Сквозь контуры её лица проступало то, страшное и неназываемое – пустые провалы глазниц, страдальческий предсмертный оскал. Пальцы терзали его запястье до синяков, до кровавых ссадин.

А потом её не стало.

Уже давно стемнело – а Клеман всё не двигался с места, глядя в темноту невидящими глазами.

Дверь осторожно скрипнула. Утренний незнакомец в чёрном пальто вошел в келью.

– Стреляй уже, – равнодушно сказал Клеман.

– Зачем? – недоумённо спросил человек. – У меня даже оружия нет. Где ты видел жандарма без оружия?

Клеман помотал головой.

– Вижу, ты не в духе. У меня тоже был не лучший день. Знаешь, неприятно, когда твоих подчиненных вырезают одного за другим, как скот.

– Ты что, Эльхандер? Наместник?

Гость кивнул.

Вот он – стоит в двух шагах. Может, и вправду безоружный. Главная цель. Главная беда свободной Валации. Броситься на него, сбить с ног, головой приложить о край кафедры…

Клеман медленно поднялся.

Или вот – бутыль с керосином на полу валяется, только руку протяни. Ударить по лысой башке, а потом – чиркнуть спичкой…

– Так что, поговорим, Клемент? Судя по тому, что я видел, ты – интересный собеседник.

Он осёкся, видно, разглядев что-то в глазах Клемана.

* * *

Клеман переступил порог своей комнаты с чувством человека, вернувшегося в родной дом после многолетней отлучки. Сколько времени прошло? Две ночи?

Он начал собирать вещи. Книги, тарелки, бельё – всё это было на новой квартире. Просто здесь не хотелось оставлять ничего своего.

А еще он ждал её. И дождался.

Ирена влетела в комнату, как ошпаренная. Закрыла дверь на замок, обернулась – и, ойкнув, прикрыла ладошкой опухшее от слез лицо.

– Иди уже сюда, – только и сказал он.

– Клем, – она уткнулась в его плечо и замерла, тяжело дыша. От её волос пахло дымом. – Это было ужасно. Вацлав…

«Этот ваш Родольф – пустое место. Бояться надо не его; надеюсь, ты уже и сам всё понял. Что будет завтра? Твой дорвавшийся до власти друг соберёт всех лучших людей Братства. Тех, кому верят, кого боятся, на кого надеются, – голос Эльхандера был размеренным и скучающим, как будто Наместник пересказывал давно известную историю. – Или поступит проще: спросит, кто ощущает в себе достаточно воли, чтобы владеть древней Силой. А потом – угадай, Клеменс, что он сделает?»

– Они с князем о чём-то спорили ночь напролёт. К утру, видно, договорились. Вацек разослал приглашения за подписью Родольфа всем нашим, из Братства. Назначил встречу в каком-то сарае на окраине. Я ещё думала, зачем было всех собирать в пыльном чулане, зачем запирать дверь изнутри? А потом Вацлав достал свою книгу и вызвал…

«…неважно, кого. Но этот кто-то будет монстром хуже твоей Каськи».

– …мэтра Эрлиха. Клем, это просто чудовище. Не человек. Все ведь были при оружии – никто не выжил. Князя первым убили. А Вацлав стоит, глядит в огонь и улыбается, как пьяный.

«Книги он сожжёт, не сомневайся. Оставит одну для себя. И Родольф, конечно, припрячет загодя. Итого – две книги. Заполучим одну – выиграем. А мы её заполучим, поверь. Во всякой любовной драме есть светлые стороны».

– Он разрешил мне уйти. Может, пожалел, может, ему просто было всё равно, – она всхлипнула. – Клем, я знаю, я всё не так сделала – но тогда только это в голову пришло. У князя в кабинете была эта проклятая книга. В общем, вот она, в моей сумке. А что с ней делать, не знаю. Клем, забери её, пожалуйста! Я боюсь! – плечи Ирены задрожали от рыданий.

– Уверена, что мне стоит её доверять? – спросил Клеман, отстраняясь.

– Да ты лучше их всех в сотню раз! Кому, как не тебе?

Он молча закатал рукав. На распухшем предплечье багровела восьмиконечная звезда – символ Империи.

Он ожидал чего угодно. Пощёчины, слёз, ругани…

Но не этого.

– Бедный ты мой… – сказала Ирена дрогнувшим голосом. – Больно было?

* * *

И опять на ней было бесформенное рубище. И опять с мокрых волос стекала вода. Но что-то изменилось. Что-то важное и совершенно невыразимое.

Она окинула быстрым взглядом тёмные своды тронного зала – огонь, пляшущий в огромном камине, света почти не давал. Шагнула навстречу Клеману, порывисто обняла его.

– Зачем? – спросила она удивленно. – Там ведь теперь всё по-другому. Совсем не страшно. Там келья. И лес. Представляешь? Огромный густой лес. Волки поют по ночам, так красиво… А я даже не понимаю – за что? – Каська неумело улыбнулась. – Спасибо тебе, что хотел вернуть. Но отпусти меня обратно.