Текст книги "Паровой бык под лангедокским соусом"

Юлия Бадалян
Пражская сказка

На Карловом мосту не было ни души. Начинало светать, ночной туман понемногу рассеивался, и тусклый свет газовых фонарей, растекающийся в его пелене, становился ярче, выхватывая из темноты очертания Малостранской башни и, чуть выше, Пражского града.

Раздались шаги, совсем лёгкие, будто прохожий почти не касался ногами мокрой брусчатки. Так и было: его щёгольские, до блеска начищенные туфли отрывались от земли, надолго зависая в воздухе. Внимательный наблюдатель мог бы заметить крошечные крылышки, трепещущие по бокам удивительной обуви. Более того, такие же крылышки располагались и на трости с массивной бронзовой ручкой, и с двух сторон на тулье цилиндра, придавая модному головному убору слегка сюрреалистичный вид. Однако приметить это было некому, а когда рассвело, и пражские улочки начали наполняться людьми, незнакомец щёлкнул пальцами, и крылышки исчезли. Несмотря на это, его походка осталась прежней, чуть подпрыгивающей, можно даже сказать, порхающей, а трость, которой он энергично размахивал, жила своей жизнью, описывая в воздухе причудливые фигуры.

Прогулка вышла весьма продолжительной: Влтава, а потом и Староместская площадь остались позади. На Вацлавской площади наш герой зазевался и чуть не угодил под трамвай, который с пыхтением разворачивался прямо перед его носом и еле успел затормозить. Оглушительный гудок и испуганная ругань вагоновожатого взбодрили задумчивого прохожего, и он, откашлявшись от едкого дыма, валившего из трубы трамвая, ускорил шаг.

* * *

Вот, наконец, и Praha hlavní nádraží – центральный пражский вокзал. Часы на мрачного вида башенке из тёмного камня показывали пять минут восьмого, поезд опаздывал. На платформе было немноголюдно: молодая пара о чём-то громко спорила, на них неодобрительно косилась степенная дама в чёрном строгом платье с пышной длинной юбкой. Её особенное неудовольствие вызывал довольно смелый наряд с обтягивающими брюками и высоким корсетом, в который была облачена девушка. Трое молодых людей в кожаных костюмах с заклёпками и сдвинутых на лоб лётных очках увлечённо обсуждали только им понятные технические проблемы. Наконец, прибыл поезд. Паровоз, замечательно блестящий, сверкающий хромированными деталями и плюющийся клубами пара, остановился с протяжным гудком.

Благосклонно кивнув вытянувшемуся по струнке проводнику, из вагона вышла довольно пёстрая компания. Первой была высокая статная молодая женщина в пышной юбке до колен, жёстком и гладком, словно серебряном, корсете, блузке насыщенного василькового цвета, оттеняющего глубокие синие глаза, и цилиндре, небрежно съехавшем на бок. В руках она вертела трость с ручкой в форме совиной головы.

– Здравствуй, братик, – приветливо сказала она практически подлетевшему к ней молодому человеку, которому, казалось, окончательно наскучило ходить по земле, – осторожно, ты увлекаешься.

– Гержманек, – он обаятельно улыбнулся, и в карих глазах заплясали лукавые огоньки, – здесь называй меня так. Тебе, кстати, тоже не мешает подумать о местном имени. Пожалуй, подойдёт Атанка… Как тебе?

– Годится, – кивнула та с усмешкой. – Тогда и остальных тоже переименовывай, не тяни.

– Легко! – Гержманек довольно потёр руки. – Этесташ! – провозгласил он, встречая крупного мужчину с некрасивым сильным лицом в кожаном костюме с множеством карманов, шнуровок, ремней и заклёпок и тяжёлой тростью с прямоугольным железным набалдашником.

– Забавно, – густым басом отозвался тот, чуть прихрамывая, подошёл к паровозу и начал заинтересованно ощупывать его бок огромной пятернёй.

– Томаш! – такое имя получил высокий изящный юноша, великолепный образчик утончённой, изнеженной красоты, с золотыми кудрями и большим футляром с каким-то музыкальным инструментом на плече.

– Почему? – удивился он.

– Это означает «близнец», – молодой человек захохотал, довольный своей изобретательностью.

Раздался прощальный гудок, и поезд, зафырчав и окутав всех, стоящих у края платформы, белым облаком, двинулся дальше.

– Как вы доехали? – поинтересовался у прибывших Гержманек. – Вам понравилось в Брно?

– Очень интересно, – ответил Этесташ, – в Моравии отличная лётная база, дирижабли – просто красавцы. Дедал удавился бы от зависти.

– Мы его еле от них оттащили, чуть на поезд не опоздали, – рассмеялась Атанка, – а что нас ждёт в Праге?

– Само собой, обед, – пожал плечами молодой человек, – я нашёл замечательную госпо́ду[44]44
  Госпо́ да (чешск. Hospoda) – традиционное чешское название трактира, таверны.


[Закрыть], вы оцените. Но до обеда ещё полно времени, поэтому сначала – прогулка! За мной!

* * *

Компания вышла на вокзальную площадь, на которой рядами выстроились самоходные экипажи.

– Опять паровые? – недовольно поинтересовался Томаш, морща безупречный греческий нос.

– А какие ещё, – откликнулся Этесташ, любовно оглядывая отливающую медью и бронзой машину, в которую уже запрыгивал Гержманек.

Они катили по узким улочкам Старого города, рассматривая открывающиеся лавки, снующих взад-вперёд горожан, готические храмы и уютные пражские домики, среди которых невозможно было найти и двух одинаковых. На Карловой улице едва не застряли: еле успели увернуться и не сбить несущегося навстречу всадника на вороном коне в роскошной кожаной попоне, но чуть не врезались в дом, который, как корабль, величаво рассекал поток людей и машин посередине.

– Это дом «U Zlaté Studny»[45]45
  U Zlaté Studny (чешск.) – Дом «У золотого колодца».


[Закрыть], – пояснил Гержманек, пока шофёр, ругаясь, осматривал пострадавший экипаж, – с ним связана любопытная легенда, напомните мне как-нибудь, чтобы я её рассказал.

Наконец, показался Карлов мост, и открылась великолепная панорама: освещённые поднимающимся солнцем скульптуры по обеим сторонам моста, красные крыши Малой Стра́ны, зелёные купола собора Святого Микулаша, чёрный, устремлённый ввысь собор Святого Витта, укреплённые стены Пражского града. А если повернуть голову, проезжая по мосту – лебеди, неторопливо плавающие в ленивых водах Влтавы. На Мостецкой улице экипаж остановился, высадил своих пассажиров и, пыхтя, умчался в сторону Нерудовой.

– Нам туда? – Атанка махнула рукой в сторону реки.

– Да, – Гержманек деловито зашагал по мощёной улице.

* * *

Свернув влево, под мост, они оказались на берегу Чертовки – маленького рукава Влтавы. Здесь можно было спуститься на берег, а дальше, под сводом моста, виднелась водяная мельница. Выглядела она довольно необычно: стены были обиты металлическими листами и деревянными панелями, а колесо блестело латунными лопастями и быстро крутилось, очевидно, при помощи какого-то механизма.

Раздался всплеск, и перед гостями Праги предстал человечек в водолазном костюме. Сквозь окошко шлема виднелась зелёная физиономия. Он с трудом поднял руки в тяжёлых рукавах, обтянутых кожей, стащил с головы медный шлем и явил компании приветливую улыбку от уха до уха.

– Пан Кабурек? – Гержманек учтиво приподнял цилиндр.

– Он самый, – важно кивнул знаменитый на всю Кампу[46]46
  Кампа – небольшой остров в центре Праги, в Малой Стране, образованной рекой Влтавой и Чертовкой – прорытым в XII веке небольшим каналом.


[Закрыть] водяной.

– Утром, когда я гулял здесь, ко мне обратились ваши… подопечные, – продолжил молодой человек.

– Подопечные? – огромный рот Кабурека растянулся ещё шире, хотя, казалось, это уже невозможно. – А-а-а, русалки? Да, девочки меня уважают, – он самодовольно выпрямился, – и не отказываются выполнять мои поручения.

– Они сказали, что вам нужна помощь, поэтому я вернулся, как только смог, и, как видите, не один, – тут Гержманек представил водяному своих спутников.

– Не мне, – уточнил тот, почтительно поклонившись, – а одному человеку. Я не могу ему помочь, но для таких, как вы, это не проблема, верно?

– Мы здесь гости, – вмешались Атанка, с интересом разглядывая зелёного человечка, – но мы попробуем.

– Тогда окажите честь, пообедайте с нами – со мной и моим другом. Здесь рядом есть прекрасная госпо́да, сейчас объясню, как её найти…

– Неожиданный поворот, – произнёс Томаш, задумчиво провожая взглядом умело погружающегося на дно реки Кабурека.

– Тем увлекательнее, – подмигнул Гержманек, – пойдёмте?

* * *

В пивной было шумно и тепло. Пахло жареным мясом, пивом и, совсем чуть-чуть, машинным маслом – потому что в роли официантов выступали механические люди. Они катались от стола к столу по проложенным на полу рельсам, развозя подносы с едой, и вызвали живейший интерес Этесташа. «Надо же, заранее спланированный маршрут», – забормотал он, погрузившись в свои мысли.

Встретила их, однако, живая девушка, молоденькая и прехорошенькая. Сначала, увидев То-маша, она впала в ступор, но овладела собой, проводила и усадила гостей, указала на диковинный прибор, стоящий посередине стола, и ушла.

– Значит, будем разбираться сами, – с готовностью заявил Гержманек. – Наверное, это для того, чтобы сделать заказ?

– Похоже на то, – Атанка, наклонив голову, изучала установленный на столе механизм.

Это был отделанный латунью куб из тёмного дерева, на четырёх сторонах которого располагались колёсики, рычажки и кнопки. На колёсиках виднелись насечки с цифрами, слева от каждого было вырезано название блюда, а справа торчал рычажок.

– Какая прелесть! – восхитился Этесташ. – Для заказа надо выбрать блюдо, количество и повернуть рычаг. Очень просто!

Он потянулся к кубу, но Гержманек вовремя остановил его:

– Подожди, надо же выбрать! Так, что тут у нас… М-м-м, кабанья нога в пиве! Хм… с пряничным кнедликом?

– Вот и попробуешь, ты же любишь всё новое, – ехидно заметил Томаш, – а меня интересует олений стейк в винном соусе.

– Свиные рёбрышки в меду, – мечтательно улыбнулся Этесташ.

– Форель и жареный сыр, – после долгих раздумий объявила Атанка, – оливок бы к ним…

– Успеешь, на отдыхе нужно знакомиться с местными традициями, – назидательно сказал Гержманек и сосредоточенно защёлкал, делая заказ и бормоча: – и обязательно супы, они здесь отменные, и закуски, и сладкие кнедлики…

Этесташ, наконец дорвавшийся до любимых механизмов, принялся ему помогать.

– Похоже, отдых закончился, – нахмурился Томаш.

К столу подошли двое. Одним был улыбающийся во весь свой огромный рот пан Кабурек, сменивший водолазный костюм на самый обыкновенный сюртук, а вторым – сухонький старичок в чёрном лапсердаке.

– Уважаемые гости Праги, это рабби Лёв, – торжественно представил его водяной.

– Будем рады пообедать с вами, – приветливо улыбнулся Гержманек.

Как только прибывшие уселись за стол, к ним поспешила уже знакомая девушка. Она с поклоном поставила у ног Кабурека большой таз с водой, и, вернувшись через несколько минут, водрузила перед водяным большое блюдо с жареными рыбёшками самых разных сортов и размеров, перед раввином – тарелку с говяжьим гуляшом с кнедликами, утопающими в подливе, и перед обоими – большие пивные кружки. Кабурек скинул башмаки, с наслаждением окунул в таз ноги и принялся за рыбу. Лёв нервно забарабанил пальцами по столу, не решаясь начать разговор.

– Вы хотите нас о чём-то попросить? – помог ему Этесташ.

– Да! Сам я не в состоянии справиться, пан Кабурек посоветовал обратиться к вам. Это так удачно, что вы заглянули в Прагу!

– Так в чём проблема?

– Голем, – признался раввин, – мне удалось сотворить его. Он был хорошим помощником у нас, в Йозефове[47]47
  Йозефов – еврейский квартал в центре Праги, в Старом городе.


[Закрыть], слушался беспрекословно, но недавно словно сошёл с ума. Чуть не убил меня, разгромил мой дом, рвался на улицу, я еле его удержал. Мне пришлось обездвижить Голема, но уничтожить его я не смог. Это же моё детище, вдруг удастся вернуть ему разум? Если бы вы…

Его прервал механический официант, подкатившийся к столу и принявшийся выгружать на него кружки, блюда и тарелки. Компания оживилась, и в течение нескольких минут было тихо.

– Мы попробуем вам помочь, – наконец, подала голос Атанка, с удовольствием отправляя в рот кусочек жареного гермелина, – где находится Голем?

– В Йозефове, в синагоге, – просияв, ответил Лёв.

– Staronová synagoga?[48]48
  Staronová synagoga (чешск.) – Староновая синагога, построенная в XIII веке в Йозефове.


[Закрыть] Я знаю, где это, мы навестим вас вечером, – решил Гержманек.

– Благодарю! Я буду ждать!

– Спасибо, что не отказали нам, – водяной церемонно поклонился, и они с раввином ушли.

Снова прикатил официант, на этот он порадовал посетителей десертом – многоярусным сложным тортом, украшенным сахарными шестерёнками и шоколадными часами.

– Затейливо! И вполне соответствует стилю этого мира, – одобрил Томаш, и все согласно закивали.

* * *

Староновая синагога едва освещалась единственным на улице газовым фонарём. От этого лишённого декора и с виду скромного, даже неказистого здания веяло чем-то основательным и настоящим, словно в нём воплотилась вся мудрость веков.

У входа маялся рабби Лёв.

– Как хорошо, что вы пришли! Нужно подняться на чердак, я вас провожу.

Лестница была узкой, а чердак – тёмным и пыльным. У крошечного окошка виднелась груда камней при ближайшем рассмотрении оказавшаяся огромным глиняным манекеном. Грубо вылепленное лицо было бессмысленным. Отбитые ноги аккуратно лежали отдельно.

– Да… – протянул Томаш, – работы здесь много.

– Ничего, справимся, – уверенно отозвалась Атанка – ты подлатаешь тело, а его разум – моя забота.

– Больно он хрупкий, – добавил Этесташ, – я этим займусь.

– Ему не помешает речь и умение считать, – решил Гержманек, – больше пользы в хозяйстве будет.

– Договорились, – заключила Атанка, – приступаем.

Уже занимался рассвет, когда компания попрощалась с рассыпающимся в благодарностях раввином и, покинув синагогу, направилась к Манесову мосту.

* * *

Над виноградниками Страговского монастыря разливалась божественная мелодия, постепенно окутывая расстилающуюся внизу Прагу. Широкую ленту Влтавы, перерезанную множеством мостов, острые башенки Тынского храма и квадратные, мощные башни – Малостранскую, Староместскую и Пороховую, и неизменные красные крыши. Последние ноты замерли над Орлоем, перетекая в бой чудесных часов[49]49
  Орлой – астрономические часы, установленные на башне Староместской ратуши на Староместской площади в XV веке. Состоят из механических часов, астрономического циферблата, календарного циферблата и движущихся фигур.


[Закрыть].

Томаш отложил кифару.

– Пора домой? – спросил Гержманек и в последний раз окинул взглядом просыпающийся город.

Там, в Йозефове, по неровной брусчатке осторожно ступал глиняный человек, сверкающий новеньким бронзовым, перетянутым кожаными ремнями нарядом. Он улыбался новому дню.

* * *

Боги один за другим возвращались на Олимп, в небольшой золотой дворец. В овальном уютном зале с мелкой мозаикой на стенах и окнами до пола, их ждал причудливо одетый мужчина средних лет с цепким взглядом тёмных глаз и неожиданно открытой улыбкой. В его руке мерно раскачивался маятник из огромного мерцающего кристалла.

– С возвращением! Ну как, вам понравилась «другая» Прага? – поинтересовался он.

– Очень, – улыбнулся в ответ Гермес, и, наконец, снял порядком надоевший цилиндр, – спасибо, Иржи. Это была занимательнейшая экскурсия!

Виктория Балашова
Кирилл Судаков
Ресторан повышенной готовности

Денек радовал: январское солнце не просто светило, а и грело, небо слепило глаза безоблачной синевой, чайки горделиво прохаживались по ограде набережной… Кроме того, в списке плюсов у Германа в тот день стояло следующее: крайне малое количество туристов, полное отсутствие преступлений, на которые его следовало бы вызывать в подмогу дежурному, и, конечно, суд-мед эксперт Оленька, сидевшая напротив.

– Герман, а я вот, прости, хотела спросить, – прервала молчание Оля, – ты стал следователем по велению души или это у тебя наследственное? Я своим решением стать суд-мед экспертом шокировала родню! – она поставила чашку с капучино на стол и с любопытством уставилась на коллегу.

– Можно сказать, что наследственное. Отец служил в милиции, здесь же, в нашем городке. Дедушка был военным. Его с бабулей помотало по стране. В итоге его сюда перевели. А занимался он всякими кляузами и жалобами. Работенка та еще! Компьютеров не было в помине, и дедушка писал от руки ответы на многочисленные письма, которые поступали в его ведомство.

– Так все плохо было? – удивленно спросила Оля.

– Нет, – засмеялся Герман. – Но, представь, со всего Союза писали обиженные. Кто про что – бывали весьма курьезные случаи. А отвечать будь любезен всем! Иногда деду приходилось собственное расследование затевать: выяснять, все ли верно в жалобе изложено, чтобы не наказать невиновных. Прадеда после революции позвали служить новой власти. Он был знающим юристом – такие всегда ценятся. Так что, вполне можно сказать, что я потомственный. После армии мне предложили поступать в школу милиции без экзаменов. Отец дал добро, сказав, что особо выбора у меня нет: либо в милицию идти, либо в бандюки податься. Такое время было.

Оля призадумалась на минуту и продолжила «допрос»:

– А про более давних родственников ты не в курсе? Я про прадедушку со стороны отца ничего не знаю. Никаких следов. И дальше все обрывается.

– Мне больше повезло, – кивнул Герман. – Слышал даже о своем прапрадеде. Скажу честно, история выглядит немного неправдоподобно. Боюсь, с годами она обросла не существовавшими подробностями. Однако точно известно, что прапрадед был шеф-поваром одного из лучших московских ресторанов!

– Ого! – изумилась Оля. – А что в этой истории неправдоподобного? – тут она расхохоталась. – То, что ты готовить совсем не умеешь? Так прапрадед – это слишком далекая родня. Все гены ушли на способности разгадывать преступления!

Герман хмыкнул: верно, кулинар из него тот еще.

– Нет, Оль, дело не в этом. Прапрадед, хоть и работал шеф-поваром, умудрился попасть в любопытную ситуацию. Представь, ему пришлось применить навыки детектива. Кстати, тогда он с прапрабабушкой познакомился. Интересно, что звали прапрадеда Германом. У нас через одного по отцовской линии этим именем называли: меня, деда и прапрадеда. Слушай, а ведь прапрабабушка была твоей тезкой!

– Ой, Герман, а ты ту историю помнишь? Правда-правда, жутко интересно послушать! Получается, раз твой прапрадед раскрыл преступление, его гены ты тоже унаследовал!

– Наверное, «преступление» – это уж слишком… Короче, поехал мой прапрадед на Всемирную выставку в Париже. В тот год там построили огромный ресторанный павильон и объявили среди ресторанов эдакий марафон. Вроде, он назывался «Ресторанные гонки»…

* * *

Поезд, окутанный облаком пара, мчался в сторону Парижа. Два вагона было отведено государю-императору с его семьей и свитой, третий вагон – под ресторан для государя, четвертый – столовая для прислуги, в пятом располагалась кухня, а еще три вагона занимали работники ресторана. На выставку везли шеф-повара, его помощников по кухне, официантов и, конечно, мэтра, которому поручалось следить за порядком и принимать гостей. За время пути следовало не только умудряться кормить государя и иже с ним, но и готовиться к ресторанной гонке.

Герман Игнатьевич Радецкий нервничал. Сначала на его голову свалились гонки. А ведь сначала он тихо-мирно собирался угощать чаем с бубликами посетителей выставки, вечерами прогуливаясь по любимому Парижу. Потом напасть обрушилась куда более серьезная. Дело в том, что государева повара свалила с ног жесточайшая простуда, и вместо Жан-Жака Крутона в поезд взяли ресторан Германа Игнатьевича с ним, естественно, во главе. В итоге, всю дорогу пришлось одновременно решать две задачи: готовиться к соревнованиям и готовить государю. А государь-то не один! С ним семейство, помощники, охрана и слуги. Занервничаешь тут.

С виду про Германа Игнатьевича сразу и не скажешь, что повар: росту богатырского, подтянут, в плечах широк. На кухне, правда, как и все шеф-повара, громогласен и характером крут. Несмотря на относительную молодость – а стукнуло Герману Игнатьевичу тридцать пять – подчиненные его уважали и даже любили. Карьера шеф-повара одного из лучших московских ресторанов складывалась стремительно. Сначала он, вопреки воле матушки и батюшки, отправился в Париж учиться высокому кулинарному искусству. Вся родня считала, что потомственный военный должен продолжать дело отцов и дедов. Поварешкой махать-то не солидно, а в какой-то степени и оскорбительно. В доме родителей издавна главной на кухне была Степанида. Если кто из ее помощников шалил или еще как бесчинствовал, она упирала мощные руки в не менее мощные бока, затем медленно вытирала их о фартук, вечно замызганный кровью очередной жертвы ее кулинарных изысков, брала скалку… В тот момент проштрафившемуся следовало бежать со всех ног, потому что скалкой Степанида охаживала пребольно.

В Париже Герман учился и работал несколько лет. Начинал с самых низов – посуду драил на кухне. Но приглядывался, принюхивался и постоянно пробовал новые блюда. В конце концов, его взяли на должность соусье в знаменитый «Ле Фуке». Количество книжечек, в которые Герман записывал рецепты, возросло в несколько раз. Однако, по возвращению, на родине не спешили признать его успехи. Но в один прекрасный день, когда Герман, служивший от отчаяния официантом, обслуживал богатого посетителя, тот взял и пригласил его помочь провести прием. Помещик Каперс-Чуховской имел в Москве дом, но наведывался в город редко. Ему хотелось позвать гостей, устроить пышный прием, поразив столичных знакомцев.

На следующий день Герман пришел в особняк Каперс-Чуховского.

– Пошли, брат, покажу тебе свои владения. Заодно кухню посмотрим и комнату, где накрывать стол будем, – похлопав Германа по плечу, предложил хозяин. – Повара я уже нашел, помощников он приведет. Тебя же попрошу сервировать всякую посудину по высшему классу, а как гости придут, подавать все на стол в нужной очередности. Я, брат, привык ложкой орудовать, а вот эти всякие выкрутасы с разными приборами терпеть не могу. Готовит и подает мне Марфа. Сама такая же темень, как и я. Зато борщи и рассольники варит… – тут Каперс-Чуховской вздохнул и еще раз от души хлопнул Германа по плечу. – Однако сейчас не до борщей. Надо мне народ созвать балованный всякими французскими излишествами. Короче, не подведи!

Совершенно неожиданно подвел помещика новый повар. На день приема ему назначили готовить важному чину из военного ведомства, а таким людям отказывать нельзя – это тебе не деревенщине помочь пыль в глаза столичной аристократии пустить.

– И что мне теперь делать прикажете?! – заламывал руки Каперс-Чуховской, с ужасом погладывая на Германа, который педантично раскладывал многочисленные вилки, ножи и ложки самых разных размеров и форм, заказанных им согласно собственному усмотрению. Столовые приборы были настоящего серебра с инкрустированными на ручках инициалами «КЧ».

– Могу я приготовить ужин, – тихо встрял Герман в паузу между страдальческими выкриками. – Только помощники мне понадобятся. Больно народу вы много наприглашали.

– Ты? Готовить?

Герман кратко пересказал историю своего обучения, а также назвал количество рецептов, коими овладел. Короче говоря, прием он провел с парижским шиком. А Каперс-Чуховской загорелся желанием открыть в своем имении настоящий французский ресторан, куда шеф-поваром, конечно, пригласил Германа. Кто только не съезжался в дальний саратовский уезд! В итоге, к великому сожалению помещика, Германа сманили в лучший московский ресторан, во главе которого он и ехал в Париж на Всемирную выставку.

Пора было проверить, все ли готово к ужину.

Герман Игнатьевич лично инспектировал работу своих помощников, потому как государь-император с семейством – это вам не ресторация Каперс-Чуховского, со всем к нему уважением. Шеф-повар подошел к столу:

– Сукно подстелил? – спросил он, проводя ладонью по белоснежной поверхности скатерти.

– Обижаете, Герман Игнатьевич, все как велели делаем.

– Смотри, у тебя большая ваза с цветами закрывает малую с фруктами! Соблюдение правильности в симметрии превыше всего в сервировке стола! Так, а где розовые рюмки под рейнвейн?

– Простите! Запамятовал! – официант побежал к буфету с посудой, а Герман Игнатьевич самолично переставил вазы.

Государев стол обслуживало три официанта: один носил кушанья из кухни и ставил их на приборный стол, второй брал блюдо с приборного стола и обносил сидящих за столом, третий обносил соусами и другими сопутствующими блюдам принадлежностями. Кроме того, в вагоне-ресторане присутствовал специальный человек для перемены тарелок и приборов, а также столовый дворецкий, заранее оговаривавший с Германом Игнатьевичем вина, которые ему следовало подавать согласно составленному заранее меню.

В тот день Герман планировал для государева стола следующее:

«Закуски: корюшка маринованная, тартинки из дичи. Салат: французский с настурцией, андивий с прованским соусом». Далее: «Сосиски и пудинг свиные по-немецки (дабы угодить государевой супруге), холодный паштет из пулярды на раковинах, котлеты бараньи по-провански, навага натуральная, филей из курицы под бешемелью на пюре из артишоков, брокколи с пармезаном по-итальянски». На десерт планировалось подать: «Тарталеты с мармеладом абрикосовым и меринга со сливками по-французски»[50]50
  Все записано изысканно государевым писарем под диктовку Германа Игнатьевича накануне


[Закрыть]…