Текст книги "Коробка Кошмаров"

– Почему телефон здесь, а хозяина нет, и чем пахло на лестнице?! Куда делась Тварь, и была ли она? Об этом я подумаю завтра! Одно очевидно: это я была дурой, затеяв развод! – вслух выругалась она, нашаривая ночную сорочку под своей половиной одеяла. Рубашка была на месте. Гэл едва успела донести голову до подушки, как провалилась в чёрную яму сна.

А там были горячие капли на руке, дождь не дождь, а что-то странное. Сотрёшь, но все равно жжется. В полудреме кажется, будто над спиртовкой лопнула колба и варево из неё разбрызгалось по всему дому. Белые розы уже стали красными?!

Перевернулась на другой бок. Половина кровати пуста: можно лечь морской звездой на дно ночи. Расплыться в околоплодных водах бессознательного, с облегчением утратив привычные черты личности… Спать.

Что это?! Шур, шур, шурк! Шуррр, шуррр, шурк!

Будто кто-то скребёт коготком по брезенту, изнутри пытаясь поддеть петельку, проткнуть дырочку. Сначала крохотную, вот так! Потом вставить второй коготок! Расширить, расшатать отверстие побольше… капелька за капелькой, вытекает едкая жижа, постепенно расходится опалённая ей ткань, пропуская внутрь ночной воздух.

О, какое наслаждение – дышать им! Из полуоткрытого окна тянет первоцветами.

Распустились гиацинты и желтые нарциссы на клумбе у пруда с карпами кои. Чудесная ночь для весеннего праздника. А крокусы, наверное, уже отцвели!

Шур, шур, шурк! Шуррр, шуррр, шурк! Надо поднажать! Ну – ка! Ещё чуть-чуть!

Наверху, под пологом балдахина, сначала что-то потихоньку шуршало и скреблось, потом все громче заскрипели стропила шатра, и с треском раскрываемой гигантской молнии лопнул подвешенный к ним кокон. Пара фосфоресцирующих капель из него попала Гэл на руку и щёку. Она подскочила, зашипев от боли и неожиданности. И увидела над собой слабо светящуюся щель, из которой сочились на кровать капли мерцающего мёда. И запах!

Гэл зажала рот рукой.

– Сейчас вырвет без всякой бабочки, – подумала она, глядя на зловонную лужу поверх одеяла, – надо бежать!

Но сдвинуться с места было невозможно, словно лёд сковал всё тело. А глаза, помимо воли, все смотрели и смотрели на… на чудовищно треснувший плод.

Края щели тем временем стали расширятся, их раздирали изнутри. Потом появилась длинная рука, покрытая сияющей слизью. За ней – вторая. Руки с усилием раздвинули дыру настолько, что из неё разом выскользнула половина туловища Твари и повисла вниз головой, прямо напротив.

Не сразу сообразив, что хриплый непрерывный крик выходит из её раскрытого рта, Гэл рванулась прочь. Но Тварь ловко поймала её за руку твёрдыми хитиновыми пальцами с чёрными когтями. Дёрнула назад. И довольно зашипела.

Уже на грани спасительного обморока Гэл поняла, что Тварь так смеётся.

 
То что, спит в нас до поры —
Станет правилом игры.
Ржа не точит белый мел —
Побеждает тот, кто смел.
Крылья встанут за спиной —
Снова будешь ты со мной.
Раз,
Тебе не угадать…
Два,
Во что станем мы играть…
Три,
Веселиться до зари…
Четыре,
Пока светят фонари…
Пять,
Глаз не прятать
и не спать.
Я иду тебя искать.
Ты не сможешь убежать.
Посмотри же на меня:
Или не по нраву я?!
 

Дальше нехитрую мелодию выводит виртуозный свист – прямо над ухом.

Увидев, что Гэл открыла глаза, Тварь перестала свистеть и раскачиваться вниз головой.

С неё больше не капало, но все её нелепое тело поблескивало в свете взошедшей луны. Запах почти пропал. Точнее, он изменился. Мускус? Нееет, пачули и лимонник.

– Считалочка… Ты ещё и поёшь?! – выдавила Гэл, поджимая ноги. По крайней мере, её пока не съели. Даже не надкусили, вроде.

 
Я не просто так пою,
Раз, два, три, четыре, пять
Заклинания творю,
Если хочешь знать!
 

Подмигнула Тварь, опёрлась на руки и ртутью перелилась на кровать рядом.

– Это мальчик, – машинально отметила Гэл.

Он тут же перевернулся на живот, с наслаждением потягиваясь. И стал развертывать скрученные новые крылья. Гэл сглотнула. Они с мужем сами составляли описания для Бестиария Конторы. Такого образца не было.

Длинный, не меньше 8 с половиной футов. Хвоста нет. Зато крылья роскошные, павлиньего цвета – верхний слой, перламутровые – стрекозиные нижние. Больше всего похож на Синего Морфо из Танзании (Занзибар) – по конфигурации и окрасу. Размах около 12 футов, не меньше! Голова пропорциональная, прямого постава. На лице в форме полумаски лежит та же пыльца что и на крыльях. Черты лица правильные, глаза очень большие, с ярко голубыми белками, чёрными ирисами и зрачками, губы алые, крупные, хорошо очерченные. Зубы ровные белые заострённые по всему переднему ряду. Волосы черные, длинные. Язык ещё не видала, полагаю, трубочкой или раздвоенный. Система связок гортани пригодна для речи… Это…

– Это же… такой большой фейри! – восхищенно прошептала Гэл и потянулась за смартфоном, – здесь материала на две научных статьи для ВМА! (Всемирный Магический Альманах)

Он перехватил руку с телефоном, быстро отобрал его и, не глядя, сунул рядом с Армановым.

– Думаешь, я позвоню 911? – проворчала Гэл. Она знала, что без фоток о статье можно забыть! ВМА – строго научное издание! Им нужны доказательства.

Фэйри пожал плечами:

 
Не поверят все равно.
Таких, как я, уж нет давно.
Не за чем будить людей:
Полисменов с докторами.
Будут мной пугать детей!
Разберёмся с тобой сами.
 

И он снова подмигнул, придвигаясь ближе. Улыбнулся хищно, сверкнув острыми зубками, потянул носом прямо у её щеки. И присвистнул.

«Только что вылупился… Голодный, наверное. Ещё сожрет!» – подумала Гэл, отодвигаясь.

Но Фэйри протянул к ней руку ладонью вверх. Кинолог учил Лиса так показывать руку собаке: видишь, у меня нет камня. Не бойся! Собака понимала и не боялась.

Гэл стиснула челюсти, она знала, что страх не скрыть от животных и сверхъестественных существ. Потому что он пахнет!.. А они это чуют!.. И нападают.

Открытая створка окна мотнулась от ночного ветра.

Рюкзак на подоконнике пару раз покачнулся и полетел вниз. Гэл кинулась к нему, но Фэйри был быстрее. Он, не оборачиваясь, протянул руку и поймал переноску на лету. И вот рюкзак уже у него на коленях. Гэл попробовала забрать его. Ответом был такой грозный шип и свист, что она оставила попытки и с круглыми глазами следила, как цепкие пальцы открывают застежку.

– Чёрные когти вблизи больше похожи на маникюр, – подумала Гэл, – А кожа нежная, сверху покрыта ромбовидными чешуйками – темными и светлыми. Это не хитин. Надо как-то сфоткать!

Крылатая малышка сама выскочила Фэйри на руки и пропищала:

– Приветствую Вас, сир!

Сделала смешной реверанс, придерживая края платья из носового платка, и вылетела в окно.

– Моя! А я даже не успела дать ей имя, – развела руками Гэл на вопросительный взгляд тёмных глаз, – Со мной она вообще не разговаривала… Почему она назвала тебя СИР?

В ответ он снова засвистел, почти по-змеиному:

 
Шшшшшшшш, ссссссссссссс, эй!
Станешь королевой фей?!
На одну лишь только ночь!
Согласишшшшшся мне помочччччь?
Весенний праздник впереди!
Так смотри, не подведи!
 

Он снова протянул вперёд руки, делая какие-то невероятные движения. Точно колдовал. Где-то я уже это видела… – …Богомол!

Гэл скользнула с кровати к окну. Лучше уж спрыгнуть со второго этажа!

И замерла.

Сад внизу был подсвечен сотнями разноцветных огоньков. Словно витражная розетка Нотр Дама, он сиял и переливался радужными искрами в молодой зелени. Огни двигались, сплетаясь цветным хороводом вокруг пруда. Карпы, все как один, высунули красно-белые головы из воды, и, раскрыв рты, следили за небывалым танцем. На листе кувшинки по центру сидела её маленькая девочка и хлопала в ладоши. Приглядевшись, Гэл поняла, что огоньки – светлячки и фонарики. Их несут крошечные фейри, наводнившие сад. Рядом с ними плясали, играя на дудочках, маленькие уродцы неизвестной породы, лягушата и кикиморки. Вот он какой – весенний праздник.

Точь-в-точь как на картине безумного Ричарда Дадда, которая висит над рабочим столом Армана в алхимической. Рядом с «Садом земных наслаждений» Иеронима Босха.

– Зачем тебе репродукции таких странных картин в лаборатории, милый? – пару лет назад спросила Гэл, обратив на них внимание.

– Это подлинники, детка! Для магического вдохновения годятся только подлинники.

– Я думала они в музее. Это вообще законно?

Арман, заливавший в колбе медный порошок каким-то реактивом, только выгнул темную бровь.

– А вдруг на них брызнет?!

– Не брызнет. Если будет вдохновение – не брызнет! А когда надоест – верну их на место, – ответил Арман, отсчитав в колбу три капли своей крови и засовывая порезанный палец в рот.

Пока она пыталась как-то осознать ожившее полотно, Фэйри встал у неё за спиной, тоже глядя вниз. Выше на полторы головы, кожа покрыта бегущими узорами, пересекающимися линиями и змеиными ромбами.

Центробежная сила его мощной магии прижала лопатки Гэл к его груди. Голова пошла кругом.

– Это и есть Весенний праздник? Феям нужны Король и Королева?

Он кивнул и скрестил руки у неё на плечах знакомым жестом – омерзительно-прекрасный в самом естестве. Притягательный и отвратительный, будто бы преследовавший её на протяжении всей жизни, и наконец, получивший над ней власть.

Алые губы коснулись шеи за ухом, целуя нежно и влажно. Рука скользнула в вырез рубашки, с силой охватила грудь. Он призывно зашипел, готовый к заключительному аккорду. И, преодолев сопротивление, повернул слабо защищающуюся женщину лицом к себе.

От Фэйри вдруг запахло приятно и необычно: нежностью раннего лета, свежим сеном, шиповником после грозы. И дыней.

– Это феромоны! – догадалась Гэл.

Но она же не бабочка в самом деле?! А почему тогда бабочки изо рта… Гэл так удивилась, что позволила себя поцеловать (из чисто научного любопытства! Понять, что у него: язык, хоботок – трубочка, жало?!).

Во рту у него внезапно оказалась живая роза, истекающая сладким соком. И половина досталась Гэл. А язык как язык, только чуть длиннее обычного.

С ней несколько раз такое уже случалось: то, что она на дух не переносила – вдруг начинало нравится! Все сильнее и сильнее. Как и сейчас.

Но, растворяясь в объятиях своего самого сильного страха, Гэл задумалась над тем насколько доктор был прав? Либо ей становится все хуже, и уже невозможно отличить реальность от сновидений надломленной души, либо прекрасная Тварь, готовая овладеть ей в супружеской спальне, живое порождение её кошмаров – почти наверняка дело рук самого Армана. Осенило! Мысли, жаля разъярёнными осами, поползли в голове одна за другой, цепляясь друг за друга.

Почему Гэл решила, что муж простил её?

Просто ей самой хотелось так думать!

Отсудить акции, чтобы лишить и права голоса и любимой работы – тоже месть!

Но Арману её показалось недостаточно!

Он всё рассчитал верно, создавая для неё монстра – она одна, конечно, заявится домой. Увидит телефон мужа – и будет думать, что он тоже здесь. Ляжет на своё место в общей кровати. Заснёт прямо под чудовищной куколкой. А дальше – дело времени. Если жена не умрет от инфаркта сразу, то монстр может её и съесть. Или, того хуже…

Конечно Твари нужна будет Королева, чтобы спарится, оставить в ней личинку следующего Короля Фэйри. Кто знает, сколько длится у них фаза имаго?! Ему нужно торопится! Он сейчас и торопится.

Хор крохотных эльфов, гномов и прочей лесной мелочи громко запел фейский гимн. Требуют своих Короля и Королеву? Вот уж нет! В её жизни бабочек достаточно.

Гэл разозлилась!

Уверенный в победе Фэйри получил сразу головой в переносицу и коленом в пах. Громко зашипев от боли, он откатился на Арманову половину кровати. Из ушибленного носа, фосфорицируя, потекла кровь. Узоры на коже задвигались ещё быстрее. Фэйри, было оскалился на Гэл, но передумал и вздохнул, грустно покачав головой.

Одной рукой он достал из-под подушки Арманов ночной колпак, промокнул кровь, другой выдвинул верхний ящик тумбочки. Серебряный портсигар с тремя лошадиными головками на крышке, последний подарок Гэл, был с секретом. В корпусе – встроенная зажигалка. Удобнее, чем прикуривать от пальца, как все алхимики. И руки чистые!

Фэйри тщательно изучил разные гильзы папирос за желтыми резиночками держателей, вставил самую длинную в угол рта. И, тряхнув закрытым портсигаром, прикурил от огонька на торце. Он глубоко затянулся и выдохнул дым в форме грифончика. Спальня сразу наполнилась клубами ароматного табака.

Гэл не верила своим глазам.

Следующее кольцо получилось дракончиком, кусающим свой хвост. Потом на середину комнаты вылетел кентавр, догоняющий сирену. В них метил пухлый амур.

Спальня постепенно заполнялась дымными фигурками: призрачный Пегас скакал вокруг Уроборуса, барашки прыгали через белых тигрят, крылатый змей повис под потолком, держа во рту клубящуюся жемчужину. За переливчатым дымом стала уже не видна фигура Фэйри.

Гэл закашлялась, распахнула окно.

Дымовые фигуры, по очереди, выплывали в предрассветные сумерки. Они постепенно теряли форму и становились клочьями утреннего тумана над дальними крышами. Сад тоже опустел. Только припозднившийся гном толкал к воротам скрипучую тележку, полную музыкальных инструментов. И квакала в пруду какая-то захмелевшая лягушка.

Гэл обернулась назад. Фэйри сидел на постели по-турецки, зажав в зубах очередную папиросу. Он что-то сосредоточенно искал в телефоне Армана. Ультрамариновые крылья распластались по спинке кровати.

– Ты… ты…Фэйри Кинг, прямо из Синей Гусеницы вышел что ли, горгулья твоя бабушка! Я в Мэри Эннином уме, по-твоему?! – ахнула потрясённая Гэл, постепенно повышая голос, – или в Алисином?! Это ещё хуже! Думаешь, я буду все терпеть?! Положи телефон, быстро! Выметайся следом за своими уродцами!

– Ты давай по-тише насчёт моей бабушки. Слышишь?! А то я тебя съем, экс миссис Роуз. Мне сейчас как раз нужны калории. А косточки твои на флейты пущу, – не поднимая глаз от экрана спокойно сообщил он.

Гэл обомлела от этой наглости! Да кто он такой, чтобы съесть её?! Угрожает?! Армана он уже съел, наверное, ещё когда был гусеницей! Даже с магами высшей категории такое случается. Или… или он… ну тогда вообще! Это надо проверить!

«За время моего отсутствия ничего не изменилось. Даже ночнушка была на месте! – подумала Гэл, – возможно и моя любимая беретта 92 все ещё в прикроватной тумбочке».

Пистолет, как всегда, лежал в верхнем ящике. Он, изготовленный на заказ, поблескивал золотыми деталями в ворохе ненужного хлама, который сам по себе скапливается в закрытых ящиках.

Коробка с патронами затерялась среди обёрток от конфет, чеков и старых зарядок. Но, судя по весу ствола, магазин был полон.

Гэл, пряча беретту за подол порванной рубашки, обошла кровать.

Дверь в алхимическую была распахнута. Колба, будто полная мыльных пузырей, радужно переливалась на спиртовке. Из неё шёл пар, ели видный в серой комнате перед рассветом.

Фэйри закончил что-то набирать, и сообщение, пискнув, улетело к своему адресату.

Гэл, ждала, направив на него дуло. Наконец он поднял глаза. И ухмыльнулся.

– Думаю, ты знаешь, что это за игрушка, – снимая с предохранителя, спокойно сказала Гэл, – убирайся вон отсюда! Это мой дом.

– И не подумаю! – он вытянул длинные ноги, – иди лучше ко мне. Ещё есть время поспать до утра. Или ты меня всё ещё боишься?

– С чего ты взял, что я тебя боюсь? Давай по-хорошему! А то…

– Ну, ты вроде бы боялась больших насекомых, – невозмутимо продолжал Фэйри, потихоньку пересаживаясь ближе и ближе, – саранчу, богомола, крупных бабочек из Танзании?!.. А то что? Вышибешь мне мозги? Или сердце?

Дуло беретты теперь смотрело на его грудь. Но ни один мускул на лице, ни одно крыло не дрогнули.

Гэл шмыгнула носом.

– Откуда ты… всезнающий такой?! Не приближайся! Я выстрелю.

Фэйри встал, почти вплотную:

– Док звонил. Стреляй.

Гэл резко повернулась и выстрелила раньше, чем осознала его слова.

(Всех сталкеров учили этому приему – держать в уме сразу две цели, смотреть на одну и поражать другую, ориентируясь на боковое зрение. «Сложно, но возможно», как говорил старый инструктор).

Колба разлетелась миллионом брызг. Картины пострадали, почти наверняка!

– Док звонил?!

– Что ж ты наделала, Гэл! – взвыл Фэйри, кидаясь в алхимическую. – Два года упорного труда богомолу под хвост! О-о-о-о! Все пропало. Мой летучий элексир! Вдребезги! Хоть бы иногда промахивалась, сестры твои гарпии!

– Я просто прекратила этот цирк.

Он зло зашипел! Но его силуэт уже начал колебаться и поплыл, крылья бессильно пообвисли.

– Такая роскошная иллюзия пошла прахом… у меня же презентация через неделю по «Сказкам и суевериям Ирландии»! Что я теперь покажу?!

– Что?! Иди в ванну перекидываться. Этого зрелища я точно сейчас не вынесу! – Фэйри поплёлся в ванну. Павлиньи крылья теперь бесполезно волочились по полу.

– Даже опробовать их не успел, – разочарованно протянул он, опираясь о косяк.

– Иди, иди, только скажи сначала, как врубить электричество. Я нам кофе сварю. И оладьи пожарю. Ты голодный, наверное.

– Самый левый тумблер на щитке, – сказал он и закрыл дверь.

– И приготовься рассказать, что доктор тебе про меня наплёл! – крикнула она.

Дождавшись шума воды, Гэл отправилась вниз.

Арман вошёл на кухню точно в тот момент, когда последние оладьи перекачивали со сковороды на блюдо.

Свежевыбритое лицо сияло обаятельной улыбкой, а шёлковый халат цвета красного вина подчеркивал прекрасную фигуру. Лишь седая прядь, которой раньше не было, протянулась вдоль левого виска. Охапка желтых нарциссов из сада в одной руке, другой он придерживал карман.

– Пристрой цветы в вазу. Приятно видеть на столе кусочек весны! – сказал он, присаживаясь.

Гэл молча взяла цветы и сунула в кувшин для воды, стоявший на скатерти.

– Ну?! – сказала она, нахмурившись.

– Можно сначала кофе?

Гэл налила напиток в фарфоровую чашку с инициалами Армана и подала её мужу.

– С одним кусочком сахара, – смягчилась она.

– Доктор звонил мне, бейби, несколько раз. И вчера тоже… он был не на шутку озабочен твоим… э-э-э-э… неврозом. Передай оладьи, пожалуйста.

– Очень интересно. Продолжай.

– Он сказал, что ты уже не очень в себе. Из-за развода… сказал, тебе нужен уход… и наблюдение. Что ты одна… что у тебя галлюцинации, судя по всему. Дай кленовый сироп, пожалуйста!

– Вот! И ты решил меня добить, что ли?

– Что ты, бейби! Я хотел тебе помочь! И кажется получилось.

– Помочь? – глаза Гэл стали круглыми, как у первой собаки в сказке про огниво, – но каким способом, мистер Роуз?!

– Помнишь, как Дед принёс Лису в подарок бабочкарий с десятью гусеницами и куколками? Тебе не зашло.

– Просто неудачный подарок.

– Почему неудачный? Сын был в восторге. А я запомнил отвращение на твоём лице! Я знаю тебя лучше, чем ты сама и смог сразу найти решение проблемы! – отложив нож и вилку, сказал он, – Ты у меня боец. Сталкеры бывшими не бывают! Правда?!

– Допустим… И?!

– Страх нужно преодолеть, прожить и перешагнуть. Это единственный способ избавится он него. Я решил совместить приятное с полезным. И придал своему персонажу больше черт от насекомого. Только и всего. Ты прекрасно справилась. Только не называй больше мою бабушку горгульей. Ей может не понравиться.

– Послушай, а если эти бабочки изо рта и правда были голюцинацией? Их никто не видел, кроме меня!

– Нет, точно нет, – быстро сказал Арман, краснея, – я уверен.

– Но почему?!

– Видишь ли, бейби, ты ушла от меня так внезапно… а я так рассердился. И…

– Что и?!

– Ну, я проклял тебя немножко, совсем чуть-чуть! Бабочками.

– Что я слышу, горгулья твоя…

– Вот бабушку не тронь!

– …твоя тётушка! Ты в своём уме?! Зачем? У меня аж глаз сейчас задергался.

– А ты ушла – зачем?! Ты же любишь меня. Это очевидно. И ещё мне нужно было дитя – Фэйри! Только получилось не сразу.

Гэл сидела, опершись на стол и закрыв уши руками. Она плакала.

– Ты все специально выдумал, все подстроил ради своей волшебной выгоды!

– Нет, бейби, нет, – он подошёл обнял за плечи, утешая, – больше бабочки не повторятся… ну, давай мириться, а? Мир, да?! Не плачь… вот, посмотри, какая чудесная… галлюцинация! Просто очаровательное дитя – Фэйри. Твоя. И моя. Она спала в саду.

Он бережно вынул из кармана девочку в платье из клетчатого носового платка… и с изумрудными крылышками.

Малышка, покачиваясь на пухлых ножках, дошла до блюда с оладьями, села на него и стала с аппетитом кушать.

2022 г.

Михаил Афонин

Эдельвейсы справедливости

Такого жаркого августа, как в этом году, лично я не помню. Синоптики, что вещают из телевизора, говорят примерно так: «Подобная аномально высокая температура зафиксирована впервые за последние восемьдесят лет». Продлится экстремальное тепло, опять же, по словам ведущих прогнозов погоды, ещё минимум две-три недели.

Знаете, говорят: «асфальт плавится под ногами»? Так вот, сейчас это никакое не преувеличение, всё буквально.

На календаре 20 августа. Я изнываю от жары в своём кабинете. Кондиционер не справляется с потоками горячего воздуха. Была бы моя воля, разделся бы до трусов, а может быть и дальше. Но нельзя, жду гостей.

Сейчас ко мне придёт не кто иной, как майор Лиходеев – полицейский, заслуженно считающийся лучшим сыщиком города.

Зачем? Законный вопрос. Давайте, расскажу всё с самого начала.

Я – хиромант. Сейчас, возможно, вы улыбнулись. Поверьте, не нужно снисходительно хмыкать и считать меня шарлатаном. Если так, вы ошибаетесь. Как, возможно, ошибаетесь и в том, что считаете людей моей профессии кем-то вроде гадалок. Да, мы читаем линии ладоней, но это далеко не всё. Я, например, владею гипнозом, знаю травы, обряды и загово́ры. В общем, считайте меня экстрасенсом широкого профиля, если угодно.

И ещё – я помогаю нашей доблестной полиции намного чаще, чем об этом нужно знать обычному обывателю. Услуги людей, так или иначе связанных с паранормальным, как вы понимаете, власти не афишируют. Я их прекрасно понимаю и на первые полосы газет не рвусь.

1

– Ну и жара! Думал, у тебя попрохладней, – майор явился ко мне ровно в 10:00, как и договаривались.

– Обойдёмся без предисловий, – обмениваться любезностями не было настроения. Все эти «как поживаете, как здоровье драгоценной супруги» пусть остаются до более прохладных времён.

– У нас серия убийств, – Лиходеев тоже прекрасно понимал, что сейчас не до расшаркиваний. – Каждые два дня – новый труп.

– К выводу, что перед вами серия вы пришли потому что… – я попытался ещё более ускорить рассказ майора.

– Нашли объединяющий фактор. И не один, – Лиходеев хотел выдержать драматическую паузу, но, перехватив мой измождённый духотой взгляд, тут же продолжил. – Трупы холодные.

– Логично, – я не смог удержаться от саркастичного замечания.

– Минус десять градусов, эксперт замерял. Ты, думаю, в курсе, что на такой жаре это невозможно, – мы с майором давно были на «ты». – Пока довозили до морга, тела остывали ещё на 3–5 градусов. Впрочем, в бумагах всё написано… Поможешь?

Лиходеев принёс с собой толстую папку с документами, но смотреть их я не спешил.

– Почитать – всегда успею. Рассказывай дальше, – я скрестил руки на груди, показывая, что пока к бумагам даже не притронусь.

– Уговорил, – произнёс майор так, будто это я и вправду его уговаривал. – Трупов уже десять. По одному каждые два дня. Никаких следов насилия. Тела мало того, что холодные, ещё и твёрдые, как камень. Наш прозектор сломал три пилы. Достаточно? Смотри бумаги!

Я всем видом показывал Лиходееву, что ему стоит продолжать. Нужны все факты.

– Мало, что трупы холодные и твёрдые? Они ещё и бледные, будто из людей слили кровь. Не хватит? Ну, слушай дальше. Кровь на месте, только замёрзшая, внутренних повреждений нет. Майор замолчал.

Лиходеев явно чего-то не договаривал. Он же не зря обратился ко мне? Это могло произойти только в одном случае – майор знал… догадывался, что соглашусь помочь.

– Давай уже, выкладывай главное. Думаю, из-за него ты ко мне и пришёл.

– У каждого из десяти – на руке знак. Идентичный, будто под копирку, до миллиметра. Ну, будешь смотреть бумаги?

После этого я раскрыл казённую бумажную папку серого цвета с белыми верёвочными завязками. Там, прямо сверху (ох, и майор, ох, и шельмец), лежали фотографии ладоней.

Я разложил снимки на столе. Десять рук десяти человек. На каждой будто выжжен силуэт цветка. Я сразу опознал эдельвейс – редкое растение, растущее высоко в горах. Пойти в горы и найти его считается очень хорошей приметой. Точнее – знаком. А тут – вот как. Символом удачи помечены мёртвые тела. Как говорится, со знаком везения у них не сложилось.

– Они выдавлены, потом почернели, – Лиходеев ответил на мой незаданный вопрос. – Ну, поможешь?

– А куда тебя девать, майор?! Чай будешь?

– Не до чаёв. Да и в такую жару… Минералочки холодненькой не найдётся?

Минералки не нашлось, Лиходеев согласился на чай.

– Где произошли убийства? В каких местах? – я сразу решил взяться за дело.

– У тебя есть карта города? – майор поворошил бумаги в той же бумажной папке и вытащил список.

Карта города у меня была, и Лиходеев это знал. Он просто хотел, чтобы я сам пригласил его туда, куда, обычно, никого не пускаю. Это небольшая комнатка за неприметной дверью. Майор там бывал. Кроме карты в моём «секретном месте» находятся некоторые артефакты и вообще то, что обычным посетителям лучше не видеть.

Лиходеев надел очки и, читая начал вкалывать в карту булавки согласно своего списка, булавки нашлись в его кожаном планшете. Надо же, он и это предусмотрел. Неужели я стал таким предсказуемым? Скорее всего – это его полицейский опыт. Профессиональная деформация, так сказать. Или дедукция, чем бы она не была.

– Ничего не замечаешь? – закончив втыкать иглы, обернулся ко мне майор.

Тут уже я показал, что тоже умею догадываться:

– Доставай нитки, или что там у тебя? Не думал, что ты такой любитель драматических эффектов.

Лиходеев вытащил из внутреннего кармана форменного пиджака катушку с красными нитками и соединил отмеченные булавками места.

– Ну как? – Лиходеев явно оказался доволен результатом.

На карте вырисовался идеальный десятиугольник. Я взял из рук майора катушку и соединил иглы крест-накрест.

– Вот здесь. Завтра, – я ткнул пальцем, хоть это и не совсем культурно, в место пересечения нитей.

Я имел в виду, что следующее убийство серии, если оно всё-таки планируется, произойдёт завтра именно в той точке. На самом деле, всё просто, я сложил два и два. Между булавками одинаковые расстояния, фигура сложилась, а сегодня двадцатое. Если по трупу через день с первого августа, то завтра, двадцать первого, будет ещё один. Оставалось только одно свободное место – в центре фигуры, иначе нарушатся пропорции, и вероятнее всего, труп будет последним. Если завтра убийцу не поймаем, можно забыть о нём навсегда. Или до следующего десятка смертей.

– Ладно, майор, садись и раскрывай карты полностью. Ты же знал, что получится идеальная фигура и пересечение линий тоже делал. Признавайся, репетировал заранее всю эту геометрию? Хотел меня впечатлить? Впечатлил, – я засмеялся, представляя, как Лиходеев у какой-нибудь доски оттачивает движения, чтобы своим профессионализмом сразить меня наповал. – Теперь говори, что всё-таки надо от меня. Только чётко и прямо, по-полицейскому. Думаешь, орудует маньяк, спятивший на почве какой-то эзотерики?

– Я хотел тебя заинтересовать, – майор тяжело осел на стул.

– Считай, что заинтересовал…

– Убийца, или убийцы, явно по твоей части. Мы не знаем, сколько их. Свидетелей нет ни в одном из эпизодов. А значит – нам нужна защита. Твоя. Понятно? Оперативники будут работать в любом случае, но мы должны знать, с чем, с кем имеем дело. Не хотелось бы, чтобы мои парни тоже это… Холодными трупами с цветочками на ладонях в морг. Понимаешь?

– Слушай, Лиходеев, с этого нужно было начинать. Я подумаю.

– Если одиннадцатый труп намечается… Времени мало, завтра уже… – Лиходеев снял очки и ёрзал на стуле, как школьник.

– Это я сказал. Забыл?

– Не забыл, – майор встал и без прощаний направился к выходу. Всё логично. Если мы обошлись без приветствий, то легко можем обойтись и без всяких «до новых встреч». – Думай до вечера, больше времени нет.

2

Ишь ты! Он ещё и приказывать мне будет. А с другой стороны, я майора понимаю. Завтра он и его люди пойдут рисковать. Что с ними случится, когда они встретятся с убийцей, или убийцами, лицом к лицу? Вот поэтому я и простил Лиходееву и его приказной тон, и весь этот спектакль с картой, нитками и иголками.

Я рассмотрел фотографии ладоней трупов. Снимки качественные, ничего не скажешь, но лучше бы увидеть их живьём, если так можно говорить по отношению к мертвецам.

Что-то я становлюсь циником. Не находите? Хотя, а кем мне ещё быть?

Время приближалось к полудню – самая жара, я ехал в морг. Автомобиль решил не брать, отправиться на метро. Там, под землёй, по-любому должно быть попрохладней.

3

Остановившись в дверях морга я сообщил охраннику:

От Лиходеева, – всё равно же закончится звонком майору, если меня не пропустят.

– Он предупреждал, проходите, – охранник в помятой униформе нажал кнопку турникета, и я прошёл внутрь помещения.

И снова Лиходеев меня опередил…

Внутри препятствий не чинили, и согласились показать всех убитых непонятным способом. Я имею в виду этих, заледеневших в жару.

– Иероглифы у всех одинаковые, японские – прозектор перед тем как открыть первый холодильник, попросил меня расписаться в специальном журнале, что мол был такой-то, такой-то во столько-то.

– Какие иероглифы? – я удивился. Неужели майор что-то от меня скрыл?

– На ладонях, – прозектор положил журнал под стол.

У первого убитого на руке действительно красовался иероглиф. А как же эдельвейс? Куда он подевался? И где линия жизни? Как я выяснил при ближайшем рассмотрении, таковой не оказалось ни у одного из убитых. Как она могла стереться? Прав Лиходеев. Дело однозначно по моей части.

– И самое интересное, когда их привозили, рисунок был другим. После вскрытия изменился. Чудеса! – болтливый прозектор, которому, что вполне объяснимо, в морге не с кем поговорить, не умолкал.

– И что же там написано? Что означает иероглиф? – я решил поддержать разговор, ожидая ответ типа «а кто его разберёт?» или простого «не знаю».

– «Высшая справедливость». Я в интернете узнал. Там два иероглифа, на самом деле, просто сплетены чудно́, сразу не разберёшь.

– А кто же такой умный, что догадался? – я ухватился за ниточку.

– Друг из Японии подсказал. Я на наш хакерский форум фото скинул, – прозектор понял, что сказал что-то лишнее. А с другой стороны, какая мне разница, хакер он или нет? Вообще не интересно. Свои прозекторские обязанности он выполняет, а в свободное время – чем бы не тешился. Хоть Пентагон пусть взламывает. Мне-то что?

– Мне бы поговорить с этим умным японцем. Организуешь? – я как бы невзначай достал из кармана портмоне и вытащил оттуда купюру в тысячу рублей.