Текст книги "Инквизитор"

01:22

«Нопор». Одно-единственное слово. Короткое и непонятное. А может, она сказала «шопор» или «ропор». Он не понял, как и остальные невольные товарищи по не счастью, которые растерянно переглядывались. Каспар присел перед Софией и нежно коснулся ее щеки. Она ответила на осторожную попытку контакта, прижав подбородок к его ладони. Затем открыла пересохшие потрескавшиеся губы.

– Фрау доктор Дорн? – Казалось, голос Каспара впервые проник в ее сознание. Но он все равно не был уверен, повод ли это для радости. У пациентов в коме любая реакция считается вехой на пути выздоровления. Но что, если это был короткий всплеск, последняя вспышка ее жизненных сил? – Вы меня слышите? – тихо спросил он.

Глазные яблоки, как жуки под натянутой простыней, переместились из стороны в сторону под опущенными веками Софии.

Бахман с озабоченным лицом подошел к нему и встал рядом.

– Ей холодно, – сказал Каспар.

Кто-то – наверное, Ясмин – принес халат Софии и накинул поверх тонкой ночной рубашки. Но София все равно дрожала. Консьерж молча кивнул и снова отошел в сторону.

– Ты понял, что она хотела нам сказать? – спросил Шадек ему в ухо. Каспар не заметил, как санитар опустился рядом с ним на колени.

– Нет, это было… – Он вздрогнул и едва не потерял равновесие.

София неожиданно повернула к нему голову – как гость за барной стойкой, который все время смотрел в свой бокал и вдруг встрепенулся, чтобы завести разговор с соседом.

«Что она хочет мне сказать?»

Каспар свел брови, вглядываясь в глаза Софии, которые впервые после происшествия в палате Брука были сфокусированы – на нем. Прежняя пустота во взгляде сменилась напряженностью, словно она хотела забить им гвоздь в стену.

– София? – еще раз тихо позвал Каспар.

Имитируя автомобильные дворники, Том помахал рукой между их лицами, чтобы обратить на себя внимание.

– Шшшб… нннхн… шшштопоор… – прохрипела врач.

Опять ничего не понятно.

На мгновение Каспару показалось, что мистические звуки из горла Софии превращаются у него перед лицом в дым. Дым, пахнувший березовой древесиной. Затем он увидел в ее зрачках отражение пламени. Бахман разжег огонь.

– Хорошая идея. – Каспар поднялся, благодарно кивнул консьержу и подкатил каталку к открытому камину. Ясмин достала откуда-то коричневый плед, который бережно накинула Софии на плечи. При этом она тихо напевала грустную мелодию, которая показалась Каспару удивительно знакомой. Он не знал, какая именно группа исполняет эту песню, но помнил слова наизусть.

 
Yesterday I got so old
I felt like I could die
Yesterday I got so old
It made me want to cry
 

На Софию эта песня оказывала успокаивающее действие. Она закрыла глаза.

– Надеюсь, она не испытывает боли? – спросила Ясмин и тихо запела дальше:

 
Go on go on
Just walk away
Go on go on
Your choice is made
 

Декорации становились все более нереальными. Поющая медсестра, огонь, украшенный еловыми ветвями и темно-зелеными елочными шарами камин, а перед ним укутанная в плед женщина. Все вдруг стало таким бесконечно мирным – именно это усилило у Каспара внутреннее чувство опасности.

Кончиками пальцев он осторожно коснулся сухих губ Софии.

– Она обезвожена, – сказал он.

– Но у нас здесь нет воды, – внятно ответила повариха. Она больше не плакала и, видимо, сумела взять себя в руки. А может, это была просто механическая реакция, как у многих людей, находящихся в шоковом состоянии после несчастного случая.

– Одной воды все равно недостаточно. Она не может пить сама, ей нужна капельница, – заявила Ясмин.

– Звучит разумно, – кивнул Том. – Лучше всего физраствор.

– Я не знаю. – Бахман озабоченно массировал свой лысый затылок. – Это действительно необходимо?

– Без понятия. Сложно сказать, пока мы не знаем, что с ней сделал Брук. – Каспар потрогал лоб Софии. – Физиологический раствор в любом случае не повредит. Даже если у нее токсический шок, она срочно нуждается в кортизоне.

– Нет, думаю, нам лучше не рисковать. – Бахман нервно потер глаза под очками. – Давайте пока останемся здесь и подождем.

– Какая чушь, – громко заявил Шадек. – Я не собираюсь прятаться, как трусливый пидор.

Каспар уловил, что консьерж едва заметно вздрогнул, словно это грубое ругательство оскорбило лично его. Вполне возможно, что так и было.

Очки, попытки изысканно выражаться, подсознательные намеки на свой проблематичный брак – все это указывало на человека, который не в ладу с собой. Который, возможно, сам себя обманывает.

Шадек сделал шаг в сторону Бахмана.

– Слушай внимательно, я расскажу тебе, чему научился у своего отца. Он был профессиональным боксером.

– Догадываюсь, что сейчас последует.

– Подожди. Мой отец не проиграл ни одного боя, знаешь, почему?

– Нет, но вы считаете, сейчас подходящий момент для историй?

– Потому что он всегда выбирал более слабых противников. – Шадек проигнорировал встречный вопрос. – Чаще всего он дрался с моей матерью. – Том улыбнулся, как рассказчик, который хочет заинтриговать еще больше. – Однажды, когда мне было двенадцать, он перебрал. Ему показалось, что картофельное пюре недосоленное. Он перегнулся через кухонный стол и устроил армрестлинг с маминой головой. Хрясь. – Шадек сделал соответствующее движение рукой. – Я думал, мать больше не сможет поднять голову, так громко хрустнула ее шея. Пюре брызнуло по всей кухне. Я стоял в двух метрах у мойки, но даже у меня в волосах оказались желтые ошметки. – Ироническая ухмылка Шадека исчезла. – Но затем мама подняла глаза. Кровь лилась у нее из носа прямо в пюре. Я не знаю, что разбилось сильнее. Тарелка или ее челюсть. Мой отец лишь рассмеялся и сказал, что сейчас она переусердствовала. Сейчас пюре и правда пересолено. Затем мне снова пришлось искать в телефонной книге номер больницы, в которой мы еще не были. – Шадек оглядел присутствующих. – Ну, вы знаете, из-за идиотских вопросов, которые задают, если замужнюю женщину два раза подряд привозят после несчастного случая.

– О’кей, это действительно ужасно, – вставил Бахман. – Но какое отношение имеет к нашей ситуации?

– В тот вечер я поклялся себе, что больше никогда не буду бездействовать. Конечно, мы были еще детьми. Но с матерью нас было четверо. А он один. Понимаете?

– И что вы сделали? – тихо спросила Сибилла.

– У каждого есть свои темные тайны, – ехидно улыбнулся Шадек, бросив взгляд на Каспара.

– Интересная история, – сказал Бахман. – Но нам лучше подождать до завтра…

Неожиданно все взволнованно посмотрели на потолок, и консьерж осекся.

– …Пока утренняя смена… Черт, что это?

Сейчас и Каспар это услышал. Дребезжание доносилось из маленького пластмассового ящичка на потолке, который Каспар до этого принимал за детектор дыма. Из-за посторонних металлических шумов булькающее шипение было еще более непонятным, чем жалобные стоны, издаваемые Софией. Казалось, что кто-то имитирует закипающую кофеварку.

– Откуда это? – спросил Шадек.

– Из больничного радио. В каждом общем зале у нас есть громкоговоритель.

– Господи, значит, это он?.. – всплеснула руками повариха, и Каспар машинально кивнул. Конечно, это был он. Его голосовые связки были повреждены. Так должен был звучать тот, кто разрезал себе голосовые связки ножом.

– С нами говорит Инквизитор! – воскликнула Ясмин.

– Пссст, заткнитесь уже! – Шадек сердито замахал рукой, забрался на один из стульев и наклонил голову набок. – Там еще что-то, – наконец сказал он и оглядел всех сверху. – На заднем плане.

«Проклятье. Теперь и я это слышу», – подумал Каспар и почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Сейчас он понял, кого забыл в этой суматохе. Чей жалобный скулеж все отчетливее доносился из громкоговорителя.

До этого, когда он сидел рядом, Каспар его не узнал. Теперь, когда его лай звучал немного искаженно и издалека, Каспар был уверен. Однажды он уже слышал эти звуки, но тогда они доносились не из громкоговорителя, а из искореженного автомобиля на краю блошиного рынка. Каспар закрыл глаза, и скулеж стал громче.

Снова было лето, и серебристый корпус машины так сильно отражал лучи палящего солнца, что ему приходилось прикрывать глаза рукой, когда он смотрел в ту сторону. Все колеса были сняты, а жалкие останки ржавого лимузина стояли на голых дисках. Все, что только возможно, было уж разбито. Фары, заднее и лобовое стекла, боковые окна, даже багажник выглядел так, словно на него сбросили холодильник. На заднем плане Каспар слышал иностранную речь, смех молодой женщины по поводу успешной сделки и постоянное гудение грузовиков. Два грязных ребенка играли в сточной канаве и ушли, когда он подошел ближе, чтобы изучить грубую веревку, которой крышка багажника была привязана к бамперу. Он поджег веревку зажигалкой, крышка откинулась, и он взглянул смерти в лицо. Четыре щенка. Исхудавшие, обезвоженные, перегревшиеся. Снаружи стояла тридцатиградусная жара. В багажнике было раза в два жарче. Они умерли долгой мучительной смертью. Все, кроме одного, с выколотым левым глазом.

Тот, которого все здесь звали Мистер Эд и который в этот момент скулил через громкоговоритель так же жалобно, как в минуты своего случайного освобождения.

01:31

Темнота обладала проясняющим, почти очищающим действием. Каспар слышал, обонял и осязал невидимое пространство, по которому они крались последние несколько секунд, так интенсивно, словно холл освещался противотуманными фарами. Инквизитор уничтожил все источники света в этой зоне первого этажа.

– Держись левее, – прошептал Шадек за спиной, когда скулеж над их головой ненадолго прекратился. Санитар настоял на том, что пойдет вместе с ним в больничную аптеку.

– То, что сказала Яся, правда? У тебя потеря памяти?

Они на ощупь пробирались вперед, держась за лакированную стену, чтобы в темноте не сбиться с пути, и Каспар не знал, чему удивляться больше. Тому, что санитар решил воспользоваться их вылазкой из библиотеки и завязать с ним разговор, или тому, что Том уже дал болтливой медсестре ласкательное прозвище.

– Провалы в памяти, амнезия. Все это как-то вписывается в нашу ситуацию, не находишь? – Шадек коротко рассмеялся. – Не важно, я надеюсь, что у психа нет прибора ночного видения, а то нам лучше сразу забыть наш гениальный план.

– Мы только быстро возьмем все необходимое для врача, найдем Мистера Эда и выключим чертово радио, – объяснил Каспар консьержу. Бахман лишь мрачно кивнул, когда они собрались, но предупредил:

– Кабинет Расфельда напрямую соединен с больничной аптекой. И один из радиомикрофонов стоит на его письменном столе. То есть шансы пятьдесят на пятьдесят, что Брук вас там поджидает.

Каспар медленно пробирался вперед и чуть было не налетел на кулер с водой. Если память ему не изменяла, пластмассовая штука стояла недалеко от их цели. Осталось еще две двери.

Скулеж над головой стал тише, потому что они удалялись от громкоговорителя в холле.

– Смотри. – Рука Тома неожиданно опустилась ему на плечо.

– Что?

– Да вот же.

«О’кей. Значит, он тоже это видит».

Сначала Каспар принял красный мигающий свет за обман зрения. Отражение, которое возникает, когда ты слишком сильно сжимаешь в темноте веки. Но, очевидно, это было реальным. Под дверью кабинета Расфельда с регулярной периодичностью загоралась крошечная красная точка. Как будто кто-то лежал на полу с пультом управления и азбукой Морзе передавал из-под двери наружу какую-то информацию.

– Это ведь появилось только сейчас? – спросил Том.

Каспар кивнул и от волнения забыл, что Шадек не мог увидеть в темноте его реакцию.

– И что теперь? – спросил он, уже догадываясь, как ответит санитар.

– Как что? Мы войдем туда.

01:33

Никакого пульта управления. Никакого фонарика. Никакой азбуки Морзе. В первую секунду Каспар решил, что на столе Расфельда стоит бомба с электронным мигающим детонатором, готовая взорваться в любой момент. Но потом он сумел идентифицировать этот безобидный предмет.

– Чертов говнюк! – воскликнул Шадек и отбросил все меры предосторожности, нажав на выключатель у двери.

Глаза Каспара быстро привыкли к яркому свету потолочных светильников, которые озарили просторный и неприбранный кабинет руководителя клиники. Но, кроме гор медицинских карт, шатких башен из книг, пустой коробки из-под пиццы и двух безнадежно переполненных стеллажей, ничего необычного здесь не было. Во всяком случае, ничего живого. Кроме них, там никого не было. Ни Расфельда, ни Инквизитора.

– Он играет с нами. – Шадек схватил диктофон рядом с радиомикрофоном, чей светодиодный индикатор мигал каждый раз, когда генератор случайных чисел выбирал и проигрывал одну из множества записей.

– Вот… – Он бросил Каспару прибор. – Видимо, этот поганец мучил собаку и записал это свинство на пленку.

Каспар рассматривал диктофон размером с ладонь. Не раздумывая, он нажал на потертую кнопку сбоку, и Мистер Эд замолк. Каспар почувствовал головокружение, и ему пришлось обеими руками опереться о стол. Диктофон упал на пол.

– Что с тобой? – спросил Шадек.

– Я… – Каспар медлил, не зная, что на это ответить, потом решил сказать правду: – Я не знаю…

Он не видел этого помещения, никогда не был здесь раньше. И тем не менее все выглядело таким родным, таким знакомым. Как почти все большие помещения виллы, кабинет главврача был оснащен камином, над которым висели многочисленные свидетельства в рамках и несколько семейных фотографий, которые казались ему знакомыми и незнакомыми одновременно. Он хотел сделать шаг к камину, глубоко вздохнул – и неожиданно это произошло.

Все случилось без предупреждения. Биохимический стрелочник на запасных путях его памяти внезапно перевел первую стрелку. Поезд с воспоминаниями подошел быстро. Слишком быстро для недействующих путей, по которым он мчал через его сознание, и Каспар уже боялся, что не сможет ухватить мысль. Но тут локомотив замедлился, из его трубы поднимался густой, пахнущий паленой бумагой дым. Наверх, из глубин погребенной долговременной памяти Каспара, пока не материализовался перед его внутренним взором. В виде письменного стола! Стола, за которым он увидел самого себя. С диктофоном в руке, похожим на тот, что ему только что бросил Том.

– Можно начинать. Ваша дочь ждет, – услышал он женский голос из переговорного устройства. Увидел, как встал, придвинул стул к письменному столу и бросил последний взгляд на фотографию в папке, которую собирался захлопнуть. Девочка с белокурыми локонами. Его дочь?

– Мы все подготовили, господин…

– Эй, кто-нибудь дома?

– Что, как?.. Э-э-э… Да. Все в порядке, – запинаясь, проговорил Каспар, и звук переговорного устройства умолк у него в ушах.

Том недоверчиво смотрел на него.

– Ты что-то вспомнил?

– Нет, я… я просто немного нервничаю, вот и все.

Пока сам не разобрался со своей медленно возвращающейся памятью, он не хотел никого беспокоить. Тем более человека, который излучал подсознательную враждебность.

– Ты ведь о чем-то умалчиваешь? – спросил Шадек.

– Нет.

– Еще как.

Каспар не собирался ввязываться в бессмысленный спор и протиснулся мимо Шадека к двери, соединяющей кабинет Расфельда с больничной аптекой. Она была заперта, но Бахман дал им с собой ключ.

Когда Каспар вошел в глухую комнату, датчик движения автоматически активировал верхний свет. Каспар в нерешительности стоял перед стеклянными витринами и металлическими стеллажами, в которых хранились медикаменты.

– Вот то, что нам нужно.

Шадек последовал за ним и открыл холодильник с прозрачной дверцей. Вытащил два пакета с физиологическим раствором и встряхнул их, как коктейльный шейкер, затем попытался продолжить дискуссию:

– Я, например, готов поспорить, что мы работаем в одной сфере.

– Почему?

– Инъекция, обезвоживание, кортизон? – перечислял водитель скорой помощи, ища в шкафу инъекционные иглы и пластырь. – Все это твои слова. Ты или ипохондрик, или читаешь инструкции по применению лекарств. Кроме того, это выглядело очень профессионально.

– Что?

– Ну, как ты ее коснулся и пощупал пульс. Готов поспорить, ты уже ставил катетер. – Шадек сунул несколько запечатанных канюлей в карман штанов и повернул к нему голову. – Это чтобы ты знал: я за тобой наблюдаю. Кстати, я знаю о видео с камеры наблюдения.

– Какое видео? – спросил Каспар, хотя догадывался, на что намекает Шадек.

– Ты слонялся со своей собакой у подъездной дороги и поднялся по ней лишь тогда, когда Бахман, наш большой ребенок, увез старика с территории клиники. И это доказывает, что ты здесь не случайно. У тебя была цель.

– Неужели? И все это рассказала тебе Яся? – спросил Каспар и рассердился, что ему не удалось изобразить скуку в голосе. Для этого он был слишком напряжен, а самое страшное заключалось в том, что он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это обвинение.

– Да, а она узнала это от Бахмана.

– Отличные источники. – Каспар взглянул на свое запястье, на котором, правда, не было часов. – Давай не будем терять времени. Мы должны немедленно вернуться в библиотеку. Ты ведь тоже понимаешь, зачем Инквизитор оставил здесь диктофон?

– Чтобы выманить нас из укрытия! – Том развернулся к нему.

– Правильно.

Словно в подтверждение этих слов где-то в районе библиотеки хлопнула дверь. Затем в коридоре раздались пронзительные крики поварихи.

01:37

Они побежали обратно по коридору, который сейчас казался Каспару темным туннелем, в конце которого раскачивалась шахтерская лампа. До этого холл, как черная дыра, пытался поглотить ее, но сейчас они могли ориентироваться по тонкой полоске света. Этакий «дорожный маяк», которого и быть не могло, если бы дверь в библиотеку оставалась закрытой.

– Осторожно, – предупредил Каспар, когда они приблизились к месту, где коридор поворачивал направо. К библиотеке. К свету.

«Почему Бахман это сделал? Зачем он открыл дверь?»

Сибилла Патцвалк больше не кричала, и Каспар боялся, что это плохой знак. Для крика нужен воздух. Боль ощутима, только когда мозг снабжается кровью. Он стыдился своего извращенного желания – услышать, как хрипит повариха. Затем они повернули за угол, и он увидел, что ошибся. Дверь была закрыта. Свет падал не из библиотеки, а из маленькой кладовой наискосок.

– Это ловушка, – прошептал Шадек. Одновременно он вытащил какой-то продолговатый предмет, который сверкнул серебром в тусклом свете. Очевидно, Том прихватил нож для вскрытия писем со стола Расфельда, когда Каспара накрыли таинственные воспоминания. В следующий момент он распластался на полу и ловко пополз вперед, как будто в свободное время тренировался для уличных боев. Не хватало только, чтобы он взял нож в зубы.

Какой-то дурдом. Каспар развернулся и потряс ручку двери в библиотеку.

– Эй, откройте!

– Вы одни? – тут же отреагировал консьерж. Очевидно, он подслушивал, прижавшись ухом к двери.

– Да, нет. Я не знаю, – ответил Каспар, поглядывая на кладовую, из которой доносилось шуршание, словно там по полиэтиленовым пакетам бегали крысы. Он вспомнил, что на этом уровне должна располагаться кухня.

– Впустите меня!

– Где Сибилла? – донесся приглушенный голос Бахмана из-за тяжелой дубовой двери.

– Понятия не имею, это вы должны…

Каспар быстро обернулся. Шорох стал громче и изменился. Теперь звук напоминал волочение переполненного мусорного мешка по каменному полу.

Том тоже смутился и замер в метре от кладовой. Санитар поднял голову, повернул набок так, что его правое ухо оказалось параллельно полу. Затем подтянул колено и собирался поползти дальше, чтобы заглянуть в кладовую, как темнота поглотила все вокруг них.

Быстрее, чем осколки разбитой лампочки в кладовой упали на пол, ночная тьма заполнила каждую щель на первом этаже.

Ничего. Ни мерцания. Ни вспышек. Каспар ничего больше не видел. Только слышал. Прямо к нему приближался шаркающий звук. Один лишь шаркающий звук – отчего Каспар представил себе наполненный червями мусорный мешок, который, как змея, самостоятельно продвигался вперед по коридору.

Ему захотелось закричать, но тут он заметил, что и так уже орет. Его легкие обжигало от боли, как и пальцы ног, которыми он колотил в дверь, чтобы Бахман наконец открыл и вытащил их отсюда. Из ночи, из темноты, становившейся плотнее с каждым новым шарканьем, к которому сейчас добавился сдавленный свистящий хрип.

Каспар надеялся, что Шадек борется с Инквизитором, что это Брук сдавленно хрипит, потому что санитар сжимает ему глотку. Но затем понял, что с такой же вероятностью все может быть по-другому. И если Том проиграл свой смертельный бой, следующей жертвой станет он сам.

«Что здесь происходит? Почему Бахман не открывает?» – подумал Каспар и ощутил металлический привкус во рту. Он не чувствовал, что прикусил язык, как не чувствовал латунную ручку, которую истово тряс.

– Что вам от нас нужно? – наконец выкрикнул Каспар, намного тише, чем рассчитывал, и неожиданно события завертелись с бешеной скоростью.

Все началось со вспышки, которая опалила ему волосы и пронеслась в миллиметре от виска. Каспар мотнул головой и удивился, почему не ударился лбом о дверь, а потерял равновесие. Затем, падая в свет, он еще раз увидел светло-зеленую хлопковую ткань, которая мелькнула в дульном пламени.

«Ночная рубашка. Брук!»

Потом кто-то с силой рванул его вниз, и тяжелые сапоги пронеслись над его лицом. Один сапог попал ему в живот, другой наступил на предплечье.

Позже, когда проступят синяки, Шадеку придется извиниться за то, что в панике пробежал по нему в библиотеку, но сейчас Каспар не чувствовал боли – только безграничное облегчение, что Бахман наконец открыл дверь. Однако чувство эйфории – от того, что удалось избежать смерти в последнюю секунду, продолжалось лишь до тех пор, пока консьерж не запер за ними дверь и не расплакался.