Текст книги "Пожиратели душ"

Глава 27

В башне без дверей на простом дубовом столе лежало тело.

– Где ее нашли?

Женщина несколько дней пробыла в реке. Лицо съели рыбы, нескольких пальцев недоставало. Синее платье из плотного шелка уцелело, только золотой позумент у ворота был оторван, и в дырах копошились крохотные рачки.

Колдовской саван сдерживал запах – без этого в комнате нельзя было бы оставаться.

– На реке, в нескольких милях выше города. Один из моих людей услышал об этом и привез труп сюда. Платье – то самое, что было на ней в тот вечер, – сказал Тирстан.

Синий шелк, испачканный грязью и кровью, все же сохранил свой первоначальный цвет.

– Драгоценности, надо думать, похищены?

– Можно не сомневаться. Хорошо, что воры не закопали ее, чтобы скрыть следы.

– Точно ли это… как ее там звали… Сидера? – спросил магистр Канет.

– Никаких живых следов в теле не осталось, – пожал плечами Тирстан. – Платье, похоже, ее – по крайней мере и оно, и труп откликаются одинаково. Видимо, это она.

– Как она умерла? – осведомился Тамил.

– Упала откуда-то, сломав несколько костей, и утонула. Очень похоже на самоубийство, хотя о подробностях пока трудно судить. Мне думается, она бросилась с утесов к северу от Тоннарда на камни внизу, и река унесла ее.

– На теле имеются чары, – заметил Тамил.

Двое других, прищурясь, насторожили свои колдовские чувства. Тирстан тихо выругался – осадок, о котором говорил Тамил, был так слаб, что его обнаружение потребовало недюжинного мастерства.

– Ее убили не они, – сказал наконец он.

– Да, но они могли побудить ее покончить с собой.

– Ты хочешь сказать, что на самоубийство ее толкнул кто-то из нас? – вскричал пораженный Канет.

– Может статься.

– Уж не твой ли таинственный магистр? – посмотрел на Тамила Тирстан.

Темные глаза Тамила, прикрытые пергаментными старческими веками, встретили его взгляд не мигая.

– Теперь это представляется весьма вероятным, не так ли? Она избежала нашего правосудия, но дома ее ждал еще более суровый судья.

– Упала с высоты и разбилась, – задумчиво произнес Канет. – В этом есть некая справедливость, верно?

– Ее хозяин подчиняется тому же Закону, что и мы. То, что она сделала в башне Саврези, – оскорбление всему нашему братству, – указал Тамил.

– Теперь она поплатилась за это, – вздохнул Тирстан. – А смертных мы позабавили казнью Рави. Будем считать дело закрытым?

– Мы так и не узнали, кто был ее хозяин, – засомневался Тамил.

– Думаю, это он отправил нам тело вниз по реке, – вставил Канет. – Принес свои извинения, так сказать.

Старческие глаза уставились на него.

– Значит, где-то есть магистр, использовавший смертную, чтобы проникнуть в наш город. Заславший к нам шпионку. Чего он хочет? Разорить наших покровителей, отнять то, что принадлежит нам по праву?

– Это не противоречит Закону, – возразил Канет.

– Верно, – поддержал его Тирстан. – И даже весьма хитроумно.

– Однако, – добавил Канет, – если ты хочешь поискать его за пределами Гансунга – сделай милость, ищи. Мы с Тирстаном позаботимся о городе, пока тебя не будет.

Тирстан, видя, как разозлился Тамил, старательно скрыл улыбку.

Канет, бормоча заклинания, провел рукой над покойницей. Мертвое тело содрогнулось, и из него полилась вода – сперва струйками, потом бурным ручьем. Когда потоп прекратился, на столе осталась лишь пригоршня пепла.

Тирстан убрал магическую оболочку, и ветерок из окна быстро рассеял смрад. Тамил жестом усилил ветер, и тот, подхватив пепел, унес его прочь.

– Все как будто? – спросил он.

Миг спустя от башни в разные стороны разлетелись три большие птицы. Если кто-то из смертных и обратил на это внимание, то промолчал.

В лесу, на тщательно расчищенном месте, горел костер.

Посмотрев на пламя, Камала достала из кожаного кошелька под плащом горсть драгоценностей: звездчатые сапфиры, кубические алмазы, золотую брошь с речным жемчугом.

Какой-то миг она колебалась. Выросшие в бедности не привыкли разбрасываться добром. Может, оставить это себе? Хотя бы на память?

Нет, слишком опасно. Она их надевала в тот вечер – пользовалась магией, пока они были на ней. На них ее с Рави отпечаток. Платье – другое дело. Она так пропитала его кровью и смертью принесенной в жертву крестьянки, что почти полностью стерла собственные следы. Драгоценности такой обработке не поддаются.

Самоубийство, впрочем, было самое настоящее. Они должны были это увидеть, осмотрев тело. Но если она не избавится от драгоценностей, все ее усилия пропадут впустую.

Шепча заклинания, Камала зажала их в руке. Когда она разжала горсть, там остался только песок. Она высыпала его в огонь и приняла меры, чтобы он сгорел без остатка. Пепел угасшего вскоре костра ничем не отличался от пепла любого другого кострища.

Угли остыли, и лишь тогда Камала ушла, оставив позади город своего детства.

Глава 28

– Добро пожаловать, учитель.

Коливар откинул с глаз растрепавшиеся от ветра волосы и оглядел место, выбранное его бывшим учеником для встречи. С одной стороны холма, где они оба стояли, высился гранитный северный кряж: внизу густой сосняк, вверху сверкающие снежные шапки. С другой стороны, в речной долине, притулился небольшой городок. Маленькие окошки, изобилие печных труб и крутые скаты крыш говорили о том, что снег и холод здесь частые гости. Коливар знал, однако, что это еще не самый дальний север. За городом лежит местность, где, как говорят, способны выжить одни только магистры и ведьмы.

Он с трудом отогнал от себя эту мысль. Слишком многое связано у него с этим краем, в том числе и то, о чем он дал зарок не вспоминать никогда. В долгой жизни магистра такие зароки нелегко исполнять. Через несколько веков перегородки памяти истончаются, и одни воспоминания просачиваются к другим.

Порой это бывает опасно.

Коливар вдохнул холодный, освежающий воздух и вернул себя из прошлого в настоящее.

– Ты сказал, что дело важное, Сула. Не ко всякому я отправился бы на другой конец света, но ты никогда не тратил моего времени попусту, и я решил в твою пользу.

– Вы оказываете мне великую честь, учитель. Коливар, махнув рукой, прервал его дифирамбы.

– Я уже перестал им быть.

Сула не стал возражать, но остался при своем мнении. Один из немногих учеников Коливара, он так до конца и не принял правила, согласно которому бывший наставник становится не союзником, а соперником нового магистра. Коливар старался держать его на расстоянии, чтобы помочь ему усвоить этот последний урок, но преданность Сулы, надо признаться, казалась ему интригующей. Чувства такого рода редко переживают Переход, а последующее погружение в магистерскую политику убивает их окончательно. Сула – редкостное явление.

«Политика бессмертных… После нескольких веков жизни ты начинаешь причислять себя к богам древности, которые, согласно мифам, вечно ссорились, дрались и обманывали друг друга, как дурно воспитанные дети. Разве может обыкновенный человек быть выше их? Твои родные и все, кого ты любил, давно умерли, взлелеянные тобой замыслы сверкнули на миг и пропали во мгле времен… тебе остаются лишь равно бессмертные, равно могущественные и равно скучающие».

Любой другой учитель, помимо Коливара, рассматривал бы верность Сулы как слабость и воспользовался бы ею в своих интересах, разгромив Сулу напрочь в первые же столетия. Но Коливар был не столь кровожаден, и его забавляло, что Сула со своим идеализмом столь долго остается нетронутым. Ставить ему палки в колеса, как это заведено у магистров, – плохая награда за столь редкий дар.

– Ты хотел показать мне какого-то мальчика?

Сула, белокурый и светлокожий, как северянин, кивнул. Сила его мускулов противоречила магистерской традиции. Он, конечно, волен выглядеть как угодно, но его былая внешность нравилась Коливару больше. Еще одна странность молодого магистра.

– Он в городе, – кивнул Сула. – Привести вас к нему легче, чем тащить его сюда.

– Хорошо, веди.

Коливар отметил, что Сула не носит черное. Здесь в этом не было нужды. На таком холоде только чародей, владеющий жаром души, мог ходить без верхней одежды, что Сула и делал, – но отсутствие магической черноты как-то сбивало с толку.

Сула привел его к одному из самых больших в долине домов и постучался. Случайный прохожий оглянулся на стук, увидел, кто стоит у дверей, и поклонился так поспешно, что едва не упал.

«Как быстро они приучаются оказывать уважение тем, кто питается их жизнями!»

Дверь открыла краснощекая женщина с поварешкой в руке, явно недовольная тем, что ее оторвали от стряпни.

– Чего надо? Ох, простите, мой господин, – засуетилась она, увидев, кто перед ней, – сразу-то не признала. И с вами еще один мастер! Милости просим.

Присыпанные пеплом угли очага поддерживали тепло в доме. С кухни пахло корицей, мускатным орехом, горячим хлебом.

– Вы, надеюсь, не долго ждали у двери? Никогда бы не простила себе, что заставила ждать магистра. – Она старалась смотреть только на Сулу, пока он не представил ей Коливара – местный обычай, должно быть, – но любопытства скрыть не могла, и ярко-голубые глаза в сетке морщин, прочерченных годами и тяжелой работой, все время украдкой поглядывали на незнакомца.

– Совсем недолго, мать. – В слове, которым назвал ее Сула, Коливар усмотрел нечто вроде официального обращения. – Надеюсь в свою очередь, что мы тебя не побеспокоили.

– Какое там беспокойство, что вы. Я только что вынула хлеб из печи, если желаете…

– Это Коливар, королевский магистр из Аншасы.

– О… какая честь для меня! – широко распахнула глаза хозяйка. – Отведайте же моего хлеба-соли. Муж работает, а то бы я и его позвала, и дети тоже кто где… не знаю, как и принять-то таких почетных гостей. Домишко у нас убогий, и стол не накрыт. – Морщины на ее озабоченном лице стали еще заметнее. – Как же вы могли привести такую особу, не предупредив меня, магистр Сула?

Тот улыбнулся с искренней теплотой, но видно было, что цель их прихода не располагает к любезности.

– Дом твой всем хорош, тетушка Талли, но пришли мы не ради застолья. – Он посмотрел на закрытые двери, ведущие в глубину дома. – Я хочу показать магистру Коливару мальчика, если ты не против.

Улыбку и румянец точно стерли с ее лица. Опомнившись, она принужденно заулыбалась снова, но бледность осталась.

– Ну конечно, господа. Как прикажете. – Она вытерла испачканные мукой руки о передник и достала откуда-то ключ. – Может, вы ему чем поможете. Мы пытались, боги свидетели. И я, и муж, а он и в лучшие-то времена нетерпелив был…

Понимая, что она говорит все это скорее для себя самой, чем для них, Коливар молча последовал за ней к узкой дверце.

– Мы бы охотно держали его наверху, – продолжала она, вставляя ключ в замок, – но он так и норовит вырваться, поэтому либо здесь, либо в чулане. Или пристроить ему комнатку без окон, но тут уж муж ни в какую…

Она открыла дверь. Внутри начиналась лестница в подпол. Снизу пахло сырой землей, но и только – погреб, что бы там ни находилось, содержался в чистоте. Землей – и чем-то еще, что Коливар распознал не сразу. Обычно этот запах не слышен за множеством других, но здесь он явственно поднимался из глубины им навстречу.

Страх.

Коливар посмотрел на Сулу. Тот, угрюмо кивнув, первым направился вниз. Коливар последовал за ним. Женщина пробормотала, что она тоже пошла бы, да вот тесто поднимается, и за печью присмотреть надо. Она тоже чего-то боялась, но это выдавал скорей ее голос, нежели запах.

– Это опасно? – спросил Коливар на родном языке Сулы, непонятном для местных жителей.

– Не для нас. По крайней мере – пока.

Внизу хранились припасы, раньше, видимо, занимавшие весь подвал – на это указывала пыль и свободные от нее участки. Теперь ящики и мешки сдвинули, расчистив небольшой закуток. Там стояла койка с чистыми, но потертыми одеялами. Рядом ночной горшок и столик с едой, до которой так и не дотронулись. Все внимание Коливара, однако, притянуло к себе существо, которое, поскуливая от ужаса, забилось под одеяло.

– Все хорошо, – заговорил Сула на северном диалекте, который знал когда-то и Коливар. – Мы твои друзья. Вылезай, не бойся.

Ответа не последовало. Магистр поплоше сейчас мог бы прибегнуть к магии, но Сула, ученик Коливара, приберегал магию для крайнего случая. Груда одеял и в самом деле скоро зашевелилась. Наружу высунулась грязная, с обломанными ногтями ручонка, а следом показался и весь мальчик – бледный, дрожащий, обезумевший от ужаса.

– Вот и умница. Видишь? Ничего страшного. – Сула присел на край койки.

Коливар думал, что мальчик сейчас спрячется снова, но тот, видимо, не боялся людей. Его глаза бегали по комнате, отыскивая в сумраке что-то другое. Убедившись, что ничего такого здесь нет, он чуть-чуть успокоился и посмотрел на пришедших.

Эти глаза, такие ясные и невинные, состарились на пару веков от того, что им довелось увидеть.

– Нету их? – прошептал он.

– Нету, – заверил Сула. – Они сюда не войдут, ты же знаешь. Матушка Талли об этом позаботилась.

Медленный кивок, которым ответил мальчик, надрывал сердце.

– Я привел к тебе моего друга. Его зовут Коливар. Недетские глаза оглядели черноволосого магистра.

– Познакомьтесь, Коливар, это Кайден.

– Очень приятно, – кивнул Коливар, а мальчик не сказал ничего.

– Я ему говорил, какой ты храбрый, – продолжал Сула. Слеза скатилась по щеке мальчика поверх других полосок засохшей соли.

– Нет, не храбрый. Я убежал.

– Кайден… – Коливар хотел протянуть ему руку, но ребенок забился в угол, натягивая на себя одеяло. Магистр замер, не опуская руки, заглянул Кайдену в глаза и сказал тихо: – Спи.

Измученные глаза закрылись, лицо со следами слез стало спокойнее. Судорожно сжатые пальцы ослабили хватку, но одеяла все же не отпустили.

– Ничего полезного он не скажет, – задумчиво произнес Коливар, – это ясно.

– Разум покинул его, – кивнул Сула. – Того, что он бормочет порой, хватило, чтобы к нему вызвали меня… но большей частью он ведет себя так, как теперь.

Коливар задержал дыхание, собирая атру. Она отозвалась не сразу – консорт, видимо, был уже почти при смерти и силы его иссякали. «Надо будет это учесть, – подумал магистр, – чтобы смена консортов не застала меня в неудобное время».

Пока, однако, атры было достаточно. Коливар окутал ею мальчика и велел показать, чего тот боится.

Волшебное зеркало сгущалось медленно, как туман. Когда оно застыло перед глазами ребенка, в нем стали мелькать обрывки каких-то картин. Нечистоты, дохлые мухи, крысы, сидящие за столом мертвецы… Но вот изображение сделалось четким – казалось, его можно потрогать руками.

Что-то черное, с пурпурно-голубыми бликами на туловище и крыльях, висело в воздухе. Оно походило на стрекозу, но не было ею.

Сула, ахнув, шарахнулся прочь и начертал над грудью святое знамение.

– Это… то, что я думаю? – Не слыша ответа, он взглянул на Коливара. Такого лица у своего учителя он не видел ни разу. Тот смотрел так, словно ему вспомнилось нечто ужасное.

Вернувшись усилием воли к Суле и мальчику, Коливар помолчал еще и сказал:

– Похоже на то.

– Я думал, их всех истребили. В Темные Века. Вы ведь так говорили?

– Нет… Они ушли, это так. Но истреблены не были. Коливар протянул руку к изображению, но оно дрогнуло и рассыпалось. Само собой – воображаемое с действительностью не сочетается.

– Он такой маленький, – пролепетал Сула.

– Он будет расти и меняться. Это не окончательная его стадия.

– Вы видели где-то такого же, – резко предположил Сула. – Взрослого.

Коливар, не ответив, отвернулся, чтобы ученик не разглядел его лица.

– Если у него есть… братья, – немного погодя сказал он, – сюда придет Черный Сон.

– Уже пришел, учитель.

– Как? Что ты говоришь?

– В одном дне пути отсюда на север есть городок, где, думается, и жил мальчик. Я вытянул это из него за пару недель… нелегкая задача. Его душа тщится забыть.

– Рассказывай, – шепотом потребовал Коливар.

– Тот городишко весь вымер, – глухо заговорил Сула, вспоминая то, что в приступе животного ужаса выкрикивал мальчик. – Кайдена не было дома. Вернувшись, он нашел своих родных мертвыми.

– Умерли все поголовно?

– Да. Люди, животные… все, что там было. Ходят слухи, что выжили еще несколько человек, которые тоже отсутствовали. Но их не нашли – быть может, они просто не хотят говорить об этом.

Лицо Коливара сделалось поистине страшным.

– Что обнаружили те, кто побывал там после этого мора?

– Город объявлен проклятым, и никто даже близко к нему не подходит… или не хочет сознаваться, что подходил.

– Но ты был там.

– Да. Я был.

– И что же?

– Все так, как описывал мальчик. Город смерти. Все мертвые, которых я там нашел, словно уснули. Тот самый Черный, или Дьяволов Сон, о котором вы мне рассказывали… но больше, чем сон.

– Черный Сон не убивает в таком количестве. Это что-то другое, – покачал головой Коливар. – Должно быть другим.

– Хотите сами там побывать?

– Выбора у меня нет, верно? Должен же я понять, что произошло.

– Лошади готовы, если вы не прочь ехать верхом. Коливар подумал о своем угасающем консорте и о том, как неприятен может быть Переход в пути. Однажды он совершил такую ошибку и чуть не убился.

– Можно и верхом.

Сула заботливо укрыл спящего мальчика одеялом. Жест до странности человечный – большинство магистров от таких отвыкают к концу первого жизненного срока. Коливар то презирал чудака, которого учил в свое время, то дивился ему. Магистры, способные сочувствовать другим, особенно долго не живут. Рано или поздно сострадание вступает в борьбу с изначально бесчеловечным способом их существования, и одна из сторон проигрывает бой. Но в Суле, успевшем проделать изрядное количество Переходов, человеческая сторона нет-нет, да и проглядывает. Любопытно.

Они молча, в раздумье, поднялись по узким ступенькам. Матушка Талли, встретив их наверху, долго распространялась о том, какая она плохая хозяйка. Обед еще не готов – не изволят ли гости подождать? Коливар предоставил Суле одному отбиваться от ее назойливого гостеприимства.

Дорога до конюшни и сам отъезд заняли у них очень немного времени – Сула все приготовил заранее. Когда они вывели лошадей наружу, ученик прервал наконец молчание.

– Откуда вы знаете то, о чем даже историки в своих книгах умалчивают? Где и когда могли вы видеть живого икета?

Коливар, не глядя на него, поправил сумку с поклажей.

– Надо было спрашивать, когда ты еще в учениках ходил, Сула. Тогда бы я, глядишь, и ответил.

– Правда ответили бы?

– Нет. – Коливар привычным движением поставил ногу в стремя и сел. – А теперь довольно вопросов, пока мы не увидим все своими глазами. Я сам хотел бы получить какой-то ответ.

Сула, кивнув, тоже сел на лошадь, и они выехали из города.

«Не думай, что я забуду, – мысленно произнес молодой магистр. – Есть вопросы, которые просто необходимо задать».

Коливар сразу заметил нехорошую тишину этого места. Звери из ближнего леса, вероятно, наведывались сюда, но надолго не оставались.

Он остановил лошадь на окраине городка, прислушиваясь и приглядываясь. Сула молча ждал рядом, похлопывая своего коня – здешняя атмосфера сказывалась и на животных.

– Как давно это случилось? – спросил Коливар.

– С месяц назад, по моим расчетам. О времени у мальчика понятие очень слабое.

Коливар помолчал еще немного и спешился. Сула сделал то же самое.

Привязывать лошадей не было нужды: магистры могли позвать их обратно, как бы далеко те ни забрели.

Медленно, примечая каждую мелочь, Коливар шел по городу. Это сопровождалось суматохой – одни мелкие существа шмыгали из-под ног, другие дерзко оставались на месте. Крысы. Одна бдительно стерегла свою добычу – кость, явно человеческую. Кости валялись у домов и прямо посреди улицы.

– Здесь побывали дикие звери, – промолвил магистр. Сула кивнул, соглашаясь. Город, полный трупов, отпугивает людей, но притягивает пожирателей падали.

Вспоминая уроки Коливара о равновесии в природе, Сула думал, как повлияет эта трагедия на местных обитателей леса. Быть может, плотоядные принесут более многочисленное потомство – и новое поколение, не найдя столь же обильной поживы, начнет вторгаться в людские селения? И люди в отдаленных деревнях будут гибнуть еще лет пять, не понимая причины такого бедствия?

«Все в мире связано, – учил Коливар. – Нет такой перемены, которая не влекла бы за собой другие. Разница между магистрами и ведьмами состоит как раз в том, что первые принимают такие вещи в расчет и умело используют их».

Так и следует, полагал в свое время Сула. Ведьма может наделать немало хлопот, но и только, магистр же по сути своей способен изменить мир. Хотя одни боги знают, сколько человек он уморит ради великой цели и какой станет его душа, когда цель эта будет достигнута.

«Умеренность и выдержка – вот что позволит тебе быть человеком и далее, – учил Коливар. – Не забывай об этом».

Сула много раз спрашивал его, отчего «быть человеком» так важно – другие магистры, по его мнению, давно перестали быть людьми. Но на этот вопрос, как и на многие другие, учитель так и не ответил ему.

Раскиданные кости повествовали магистрам о том, что произошло в злополучном городе. Коливар открыл дверь одного из домов – посмотреть, как обстоит дело там, куда звери не добрались. Навстречу ударил смрад, и он вызвал ветер, чтобы развеять зловоние.

Мертвецов в доме тоже обглодали дочиста, но скелеты остались в целости. Под ногами хрустели пустые оболочки мушиных личинок, устилавшие весь пол. Несколько мух еще жужжали над головой, но большинство убралось тем же путем, что и проникло сюда. И повсюду лежал крысиный помет.

Сула угрюмо молчал, пока учитель осматривал дом. Он уже побывал здесь, и все это было ему знакомо.

Наконец Коливар кивнул в сторону двери, и они вышли. Свежий ветерок с севера уносил запах разложения.

– Что находится за городом? – спросил Коливар, вдохнув полной грудью.

– В основном леса. Вон там протекает река.

– А вырубки или проплешины? Должна быть по крайней мере одна, и не так далеко.

– Не знаю… Я не смотрел.

Коливар, вызвав на подмогу душевный огонь, начертил туманную карту окрестностей городка. Поблизости в самом деле нашлись открытые участки, в основном возделанные поля, огороженные каменными стенками. Чуть подальше располагалась пустошь с почвой слишком тощей как для деревьев, так и для земледелия.

– Вот оно, – сказал Коливар.

– Что оно? Что вы ищете?

– То, что хотел, но боялся найти.

Не отвечая на дальнейшие вопросы, он подозвал лошадей и сел, чернее тучи, в седло. Сула, хорошо его знавший, не стал настаивать.

В густом подлеске, через который они ехали, щебетали птицы и возилась мелкая живность. Остановившийся на краю Коливар напомнил Суле дикого зверя, который ищет, нет ли вблизи хищников… или добычи. Магистра, однако, заботило нечто не столь простое, как волки или олени. Сула никогда еще не видел его таким мрачным, и недоброе предчувствие прямо-таки витало в воздухе.

Полоска пустой земли, узкая, но длинная, петляла между гранитными глыбами у горного склона. Какой-то давний катаклизм сделал слой почвы слишком тонким, чтобы на ней могли прижиться деревья, а обрабатывать ее мешало обилие камней. Поэтому здесь, несмотря на близость города, росла только трава да низкий кустарник.

– То самое место, – сказал Коливар, продолжая оглядывать то, что их окружало. – Если это и можно где-то найти, то только здесь.

Сула, понявший, что расспрашивать учителя бесполезно, терпеливо помалкивал и шагал за ним следом вдоль пустоши. Старший магистр, чьи зоркие черные глаза примечали все, внезапно остановился и зашипел так, что Сула схватился за нож. Как будто то, что убило всех жителей города, могла победить обыкновенная сталь.

Внимание Коливара, как выяснилось, привлекла горка камней у края пустоши. На голой земле вокруг нее, где даже трава не росла, виднелись следы когтей, словно здесь рылся какой-то большой зверь. Каменный бугорок рядом с ними казался каким-то ненатуральным.

Коливар выбранился то ли на чужом, то ли на мертвом языке, незнакомом Суле.

– Что это? – спросил молодой магистр, но Коливар точно забыл и о нем, и обо всем на свете.

Он подошел к груде камней и стал расшвыривать их, не глядя, куда они катятся. От одного Сула еле успел увернуться. Теперь, вблизи, стало видно, что природа здесь действительно ни при чем: камни сложили, чтобы укрыть что-то под ними. Погребальный курган? Маловат, разве что тут похоронили ребенка…

Коливар, видимо, нашел то, что искал. На этот раз он выругался вполне понятно, и от его проклятия у Сулы застыла кровь в жилах.

– Смотри, – приказал учитель.

Сула заглянул в выкопанную им ямку. Там лежало что-то белое, прикрытое сверху сухой травой.

– Яйца?

Коливар, кивнув, продолжил свои раскопки. Сула стал ему помогать. Теперь, зная, в чем дело, ученик старался не повредить искомое, и вскоре из-под земли показалось довольно много пустых скорлупок, лежащих в углублении, похожем на чашу.

Таких крупных, с кулак, яиц Сула никогда раньше не видел. Тускло-белые снаружи, внутри они сверкали яркими красками, и на свету он рассмотрел что-то синее, приставшее к скорлупе. Сула отковырнул это ногтем. Синий клочок, несмотря на свой необычный цвет, напоминал змеиную кожу.

– Так вот откуда взялось то, что видел наш мальчик? Коливар мрачно кивнул.

В земляном гнезде когда-то лежало несколько дюжин яиц.

– Выходит, их теперь много.

– Нет. Они начинают драться друг с другом, как только вылупятся, и выживают лишь сильнейшие. Из гнезда они выбираются много позже. Иногда эту стадию переживает с десяток особей, иногда только одна. – Коливар посмотрел на еще не раскопанную часть гнезда, прикидывая, сколько детенышей могло выйти отсюда на волю. – Но и от одной добра ждать не приходится.

– Город вымер из-за них? – осмелился спросить Сула.

– Они вызывают Черный Сон, – помедлив, ответил Коливар. – Когда их выводится много и они перестают есть друг друга, им требуется другая пища. Но одна эта кладка не могла погубить целый город.

– Это ведь их древние называли пожирателями душ?

– Да. Тогда люди старались убить их еще в зародыше, но найти гнездо было трудно. Икеты еще до выхода из яиц создают вокруг себя нечто вроде духовной завесы – можно стоять над самой кладкой и не догадываться о ней. – Коливар раздавил в руке скорлупу. – Только ведьмы в ту пору умели их находить, но это стоило многих лет жизни, и жертвовать собой соглашались немногие.

– А потом? – спросил Сула тихо, словно боясь нарушить ход мыслей учителя. Тот никогда еще не говорил так открыто о Темных Веках, когда люди потерпели полное поражение в войне с чудовищами, питавшимися человеческими душами.

– Потом… стаи хищных икетов затмили небо, и все, что было в человеке от творца и мыслителя, погибло. – Коливар говорил теперь лишь чуть громче шептавшего в листве ветерка. – Люди, видишь ли, сделались их излюбленным кормом. С тех пор говорят, что между этими двумя племенами не может быть мира – одно из них должно исчезнуть с лица земли. Поэтому ведьмы наконец-то объединились и прогнали их… но и сами сгинули. – Он высыпал на землю осколки раздавленной скорлупы. – Их кровь купила нам Второй Век Королей.

– Ведьмы погибли все до единой?

– Если не в самой битве, то сразу после нее.

– Об этом вы мне никогда не рассказывали.

– Ну, ты же не ведьма. Да и об икетах тогда не было ни слуху ни духу. Зачем вспоминать то, что быльем поросло?

– А когда же появились первые магистры?

– Позже. – Коливар стряхнул со штанов белые крошки. – Теперь, похоже, нам предстоит учиться всему этому заново.

Он постоял сгорбившись, как будто раскиданные камни легли ему на плечи всей своей тяжестью, и повернулся к северу, устремив пытливый взгляд в холодные небеса. Сула, сделавший то же самое, не увидел ничего особенного – учитель, как он догадывался, искал ответа в воспоминаниях, а не в расположении облаков. Он перевел взгляд с неба на землю – и ахнул.

– Что с тобой? – резко спросил Коливар.

Сула, онемевший на миг, молча показал на другую груду камней шагах в двадцати от них, скрытую высокой травой.

Коливар с глухим проклятием устремился туда. Эту пирамиду, меньше, чем первая, он разметал с помощью магии и обнаружил под ней еще одну груду пустых скорлупок.

– Не может быть, – прошептал он. – Они никогда так не делали.

Сула, зная теперь, что искать, углядел невдалеке новую плешь с горкой камней.

– Вот еще, учитель.

Коливар, посмотрев в ту сторону, задрожал с головы до ног, и в его черных глазах снова появилось незнакомое ранее ученику выражение: страх.

– Они враждебны даже себе подобным, – пробормотал Коливар. – Будь иначе… будь они способны собираться большими полчищами и действовать заодно, человеку давно бы пришел конец. Немыслимо, чтобы самки откладывали яйца так близко одна от другой.

– Так город погиб все-таки из-за них? Их было много, и они решили подкрепиться из ближайшего источника жизни.

– Да, – признал Коливар. – Против такого множества городок бы не выстоял.

Не сказав больше ни слова, он пошел к лошадям. Погруженный в темные думы, он забыл о роли учителя, и вопросы Сулы опять повисли в воздухе.

Сев на лошадь и бросив последний взгляд на опустевшие гнезда, он вымолвил только одно, от чего Сула снова похолодел:

– Да спасут нас всех боги.