Текст книги "ЧАСЫ ДЛЯ ПЕЛИКАНА. Еще раз к вопросу о сезонной миграции кур"

Часы для пеликана
Еще раз к вопросу о сезонной миграции кур
Сен Сейно Весто

Дизайнер обложки С. Весто

Иллюстратор С. Весто

© Сен Сейно Весто, 2024

© С. Весто, дизайн обложки, 2024

© С. Весто, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-4483-7564-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любое использование текста, оформления книги – полностью или частично – возможно исключительно с письменного разрешения Автора. Нарушения преследуются в соответствии с законодательством и международными договорами. For information address: Copyright Office, the US Library of Congress.

© S. Vesto. 2015

© S. Vesto. graphics. 2015—2018

TXu 1-647-222

TXu 1-870-830

TXu 2-100-174

the US Library of Congress

0324

.

1

За столом с табличкой «Менеджер по персоналу» сидел Петух и с подчеркнуто неприязненным выражением изучал резюме Волка. Соискатель на престижную, но вакантную должность охранника – аккуратно причесанный, помытый и при свежем белом воротничке – сидел напротив и со скромным выражением ждал. Он выглядел так, словно дело шло к ужину. Закончив беглый осмотр уровня компетентности и профессиональных достоинств абитуриента, Петух наконец поднял взгляд без тени тепла и спросил:

– Назовите хоть одну вескую причину, почему ваша кандидатура должна выглядеть наилучшей?

Волк задумался.

– Веские гарантии – моя сильная сторона. Можете быть уверены, что никто из посторонних вас есть не будет.

Затем он вкратце перечислил свой предыдущий жизненный опыт в данной области, который у Петуха не вызвал ничего, кроме ностальгии.

Волк был готов к такому повороту событий. Достав из принесенной папочки, он тактично придвинул по столу свой главный вступительный козырь: рекомендации тех, кто знал его лично. Петух сидел и с большим сомнением глядел на теплые слова искренней признательности некой бабушки под руководством неведомой Красной Шапочки, которые обстоятельно, хором и не стесняясь в выражениях, подробно перечисляли массу достоинств кандидата на фоне прочих событий, и чем дальше он читал, тем больше зрело в нем предчувствие, что тут что-то не так: таких хороших людей не бывает. И все то время, пока он был погружен в изучение достоинств периодов и абзацев, его не покидало другое, тоже смутное, тяжелое ощущение, что он эти имена где-то уже раньше слышал, не то в новостях, не то в хрониках. Они обсудили этот вопрос с Волком. И тут обнаружилось, что у них есть один общий дальний родственник. Очень дальний и давно покойный, но ситуация выглядела теперь в новом свете. Волк говорил о естественном отборе, как об эволюции отношений – между видами и с новыми перспективами. Петух чувствовал себя теперь неуютно. Быть беспристрастным ему мешало чувство ответственности.

Колебания были заметны. И когда Волк тем же движением достал еще одну рекомендацию, как последний козырь, от некого Хомяка, клянущегося своим здоровьем, детьми и желудком, что кандидат на протяжении всей своей сознательной жизни, начиная с детского возраста, мечтал именно о такой работе, сомнения Петуха достигли предела. Он решил взять тайм-аут. Он не хотел ошибиться. В конце концов они сошлись на том, чтобы обсудить все еще раз в спокойной обстановке и что о реальных достоинствах кандидата лучше судить по его делам, а не по рекомендациям. Осел, предыдущий соискатель на тот же объект, тоже вызывал массу сомнений, но то были сомнения иного порядка. Ему не доставало серьезности. Ему не хватало уверенности в завтрашнем дне – всех тех качеств, которые у нового соискателя были в избытке. Никто не совершенен, подсказывал здравый смысл. Но зачастую жизнь ставит перед трудным выбором.

Положение осложнялось тем, что единственная рекомендация, с которой объявился на аудиенцию Осел, была как раз от Волка. В ней он в таких искренних, подробных и многословных выражениях перечислял доводы почему на данную вакансию на охраняемый объект Осел выглядел наилучшей кандидатурой из всех в принципе возможных, что Петух решил не спешить и все хорошо обдумать еще раз. Это по меньшей мере выглядело, как если бы за этим стоял некий личный интерес. Столько хороших слов мне не говорил даже папа, подумал он.

Другими словами, его подталкивали к решению. Итак, в предложенном жизнью уравнении «Осел – или Волк», Осел выглядел в таком свете чуть ли не подсадной уткой. Точнее сказать, это была самая настоящая троянская лошадь в натуральную величину. Когда обстоятельства навязывают решение, здесь есть над чем подумать. Петух не собирался идти ни у кого на поводу, тем более у обстоятельств. Вместе с тем, ни одно решение из возможных не выглядело наилучшим. Он совсем было собрался дать повторное объявление о вакансии на ту же должность на охраняемый объект, но тут вмешались куры.

Прижав его к стенке, они устроили ему такую поляризацию сознания по поводу его нерешительности, отсутствия этики и недостатка мужественных качеств в том ключе, что как все уже устали подвергаться ежеминутной опасности и от его формального отношения к делу, что его обычные способности к логически связным умозаключениям на какое-то время выпали в осадок. Проблема сосуществования Объекта и Леса, полного опасностей, и до того далекая от разрешения, находилась в жестком цейтноте, и подданный персонал, безусловно, имел право на определенную долю эмоций.

.

2

Жил в том же Лесу быстрый хорек. Все звали его Быстрым Хорьком – не за поспешность и необдуманность действий, а просто так было короче и еще за его умение быть там, где его меньше всего ждали. А поскольку ждали его по большому счету почти нигде, его появление очень часто путали с явлением природы. По этому поводу тоже ходили разные слухи, один научнее другого, явление грозило стать заголовком в фондах специальной литературы, а в английском даже на всякий случай изобрели для него специальное слово, placehacker – «Тот, Кто Появляется В Ненужном Месте», но объясняло это слово немного. В самом деле, странно было видеть кого-то из гражданского населения на секретной военной базе НАТО в Афганистане, согласно всем официальным отчетам не существовавшей в природе; на заброшенном ядерном реакторе с очень узким кругом допуска к объекту; на опорной конструкции стальной эстакады под Бруклинским мостом над водой на высоте небоскреба или на самом верху подвесной конструкции, как кто-то тихо жмурится там под порывами ветра на фоне восходящего нового утра. Это было странно и опасно, потому что за такое могли и убить. Мало кто знал, что он и сам мало понимал, как это у него все так легко получается. Что-то не так с генами. Это бывает.

К счастью, слухи так и оставались слухами, они за ним не успевали, иначе бы его давно уже сделали объектом исследований, но дело было не в другом.

Была еще проблема, немножко узкая и немножко специальная, но она в корне меняла все, о чем специалисты говорили и о чем не говорили, но о чем думали – по крайней мере, отходя ко сну. Дело в том, что, согласно принятым фундаментальным понятиям квантовой механики, не существовало в природе такого понятия, как «пространство». Как и не могло существовать отдельно понятия «время», а имело место и смысл лишь одно явление; «пространство-время». И тогда очень скоро возникал вопрос, что он вообще тут делает.

Так думал Быстрый Хорек, сидя в полумраке курятника с неопределенным количеством кур, гусей и кого-то еще в холодных лучах синей луны, в которых плавали пылинки. Для размышлений здесь было много места.

Сел тогда осторожно Быстрый Хорек посреди курятника, из старого опыта стараясь не привлекать внимания, и так сказал в сердце своем:

«Уши мои полны вкусных шорохов и сомнений, но если путь мой лежит дальше, чем эти углы и тени, то что делает тут мой разум?»

Так думал Быстрый Хорек, и сидел, терпеливо ожидая поворота событий. По новым запахам и неясным следам надеялся он нарисовать себе другой день и примерное количество неизбежных потерь, что лежали на пути к нему. Так получилось у него в жизни до этого дня, что ни одно движение вперед, ни один заметный шаг за пределы чужих стен и укрытых пометом насестов не обходился без покойников, – некоего статистически утвержденного числа, которых ему предлагалось пережить, если он не хотел, чтобы они пережили его.

И чем дальше он всматривался в отдаленные горизонты своей непонятной странной жизни, тем больше сомнения погребали его и тем меньше он видел шансов сохранить свежесть мыслей, что от рождения играли с ним и были частью его. Он так привык к этой игре, что давно перестал искать ее смысл и конец.

Пошептавшись и посовещавшись в темноте между собой, несколько кур снова стали пялиться на него, свешиваясь с насестов и просовывая головы в полосы мутного голубого света ночи. И одна свесилась ниже других, чтобы было удобнее говорить и слушать. Так говорила она, обращаясь с вопросом и выражая общее мнение:

«Скажи нам, незнакомец, чей взор неясен и повадки непонятны и слишком быстры, чтобы быть нам приятными: движения твои и способ помогать процессу мышления телом непохожи на то, что делает насест теплым, и сам ты непохож на курицу. Кто ты и почему выбрал это место и этот день – молчать, беспокоя наш сон и обещая неприятности? Зачем сидишь ты, как продолжение ночи и продолжая ее здесь, как будто она и без того не бывает темной?»

В замутненные пыльные стекла низкого прямоугольника окошка настороженно заглядывало пятно луны. Эта ночь обещала быть долгой.

Так сидел Быстрый Хорек, с печальным взглядом глядя на ночь за закрытым окном и слушая ее шорохи.

«Здесь есть голоса, – говорил он себе, – и этой ночи будет много. Но если не ошибаться в ответах, всегда можно увидеть подъем нового солнца. И то, что за ним. Подожду, что будет дальше».

Близкие слова говорил он себе, и длинная неподвижная тень лежала перед ним под стеклом, отделяя его и тот мир, что молчал за стеной.

3

Динамик на портативном передатчике, стоявшем на столе с торчавшей антенной, издал серию неясных шорохов, в нем нерешительно зашуршало, кто-то откашлялся, и сдавленный расстоянием с трудом узнаваемый голос Волка произнес:

«На Объекте посторонний. Ведет себя странно. В прямой контакт пока не вступаю. Продолжаю оценивать обстановку. Прием…»

Петух взял передатчик в руку, прижал край к подбородку и сухо сказал:

– Это не посторонний. Это Осел. Держите меня в курсе. Прием…

«Вас понял, – сказал голос Волка. – На объекте посторонних нет. Держу позицию. Прием…»

– Как оцениваете обстановку в целом? Говорите, как есть, откровенно и начистоту. Прием…

«Вас понял, – отозвался голос Волка. – Докладываю. Прямой и непосредственной угрозы Объекту не наблюдаю. – Поколебавшись, Волк добавил: – Не нравится мне эта тишина. Прием…»

Петух помедлил.

– Да, мне тоже это кажется странным. При первых подозрительных деталях докладывайте сразу непосредственно мне, не экспериментируйте. Я на связи. Прием…

«Вас понял. Докладывать непосредственно. Конец связи…»

Петух с болезненным выражением, поселившимся в нем и с недавнего времени почти его не покидавшим, сидел на своем рабочем месте и пялился в стол. На столе перед ним лежал ПРОЕКТ, поданный накануне непосредственно на его имя Волком в приступе какого-то инновационного заболевания, где он научно, с графиками, кривыми и непонятной руганью пытался обосновать ценность сезонной миграции домашних кур, и думал, почему все так сложно. Почему если он берет кого-то на Объект, то ему из всех попадается именно тот, кто лучше всего умеет создавать проблемы на голом месте.

– Как у нас с погодой? – произнес он, поднеся передатчик к щеке.

«Дождь обещали», – сказал голос Осла.

В динамике зашуршало, потом стало тихо.

Петух спросил:

– Как оцениваете вероятность?

«Я не метеостанция, – сказал голос Осла недовольно. – Пойдет – примем меры. – Он помолчал. – Это не лето, а сплошная задница Из лета сделали осень».

– Что, не любите осень? – спросил Петух.

«Да не… – неуверенно произнес Осел. – Я не то чтобы не одобряю. Но, по-моему, лето должно быть похоже на лето. Климат меняется, – добавил он неопределенно. – И никто не знает, куда. Говорят, скоро вообще останемся без погоды. Куда мы катимся…»

.

4

Когда солнце заглянуло в затянутое паутиной мутное оконце курятника и ночь спряталась в углах, Быстрый Хорек открыл глаза и так говорил себе:

«Этот день обещает не больше тепла и света, чем ушедший. Но почему сердце мое улыбается, словно я сделал что-то, как делал в детстве, а мир улыбался мне в ответ?»

Он любил сидеть так, закрыв глаза и тихо пугая мысли, как пугают пух с листьев травы, чтобы потом провожать их долгим взглядом и представлять, чем все закончится и куда они сядут потом.

– Куда катится эволюция, – сказала сверху одна из кур, неприязненно глядя вниз с высоты своего насеста. – Если это все, чем она может порадовать наш взор, то здесь есть повод растроиться.

– Да, это серьезный вызов нашему оптимизму, – с сочувствием поддержала другая. – И кто только тебя родил, болезный.

– Мне тоже иногда кажется, что мы зачастую чересчур поспешны в своих взглядах на мир, будущее и вообще, – сказала третья. – Я даже не знаю, где здесь область приложения сил. Мы говорим, говорим, говорим… И это хорошо, это правильно, об этом нужно говорить, об этом нельзя молчать. Можно только догадываться о тех безднах отчаяния, которые эволюции пришлось пережить, чтобы произвести на свет вот это.

– Я расстраиваюсь каждый раз, как подумаю, что делается там за этими стенами, – поделилась мнением еще одна. – И как у кого-то поворачивается язык говорить о нашем мировом господстве и нашей едва ли не абсолютной повсеместности. С этим надо что-то делать. Я не решаюсь даже представить, до какой степени низости эволюция еще дойдет, если ее пустить на самотек.

– Я вот давеча сижу, осмысливаю происходящее – сверху чуть не на голову сваливается чайка. Представления не имею, что они тут делают. У меня чуть сердце не остановилось. Ну, вы видели: всё знаю и лучше всех. Я вот говорю: это как нужно извратить идею насеста, чтобы эволюционировать до такой степени бесстыдства.

– Ну что вы хотите. Если судьба обделила теплым местом в жизни, приходится сидеть на том, что есть.

– Говорят, они даже спят, летая.

– Так эротично. В этом что-то есть.

– Сама идея недурна, но вот какой ценой… Это за пределами моего понимания.

– По-моему, это аморально – так рисковать жизнью.

– Бесстыдство, одно бесстыдство. Говорю вам, это добром не кончится.

– Вряд ли кто-то в здравом смысле станет спорить об идее насеста как конечном замысле эволюционного развития. У меня по этому поводу был ряд любопытных логических выкладок. Я говорю о достоинстве, о жизни, об Объекте с большой буквы. Люди шли к нему годами. Люди, можно сказать, шли к нему всю жизнь…

– Я могу понять чисто жизненную ситуацию, когда насеста на всех не хватает. Это естественно. Всем хорошо быть не может. Но вот это… То, что мы имеем случай здесь видеть сегодня, лучше всего доказывает отсутствие у эволюции вкуса. По-моему, он вообще недееспособный.

– У меня предложение. Давайте все по очереди будем что-то делать. Одна за другой с разных сторон, а он при этом будет поворачивать голову. Получится смешно.

Куры какое-то время ждали, когда будет смешно, потом попробовали еще раз, но уже в другой последовательности. Потом еще раз.

– Какой-то он индифферентный, – с выражением сострадания заметила одна из кур, пока остальные пробовали наладить контакт с тем, чего по большому счету быть не должно. – Никакой видимой реакции на внешние раздражители. Если это не явные признаки аутизма, то тогда я ничего не понимаю в жизни.

– Вы закроете сегодня свой рот, – недовольно произнес голос из темноты со стороны загона для гусей. – Люди еще спят, наверное.

– На том свете выспишься, – ответила одна из кур. – Побереги силы.

Все засмеялись.

Петух, как и полагается серьезной проверке, возник на Объекте без предупреждения. Лицо его не выражало ничего, и в этом тоже был глубокий смысл традиций: большим неприятностям – как явлению природы – не полагалось иметь ничего личного.

Волк сидел, изучая что-то на мониторах. Завидев начальство, он, взяв с края стола фуражку, аккуратно ее надел и приблизился четким строевым шагом, который выдавал долгий опыт и знание ситуации во всех ее подробностях, с прикладыванием руки к головному убору, так что Петух невольно придержал заготовленную сухость в тоне и взгляде: компетентность необходимо ценить. Докладывая и завершая сообщение, Волк, конфиденциально понизив голос, передал личную просьбу кур не беспокоить. Петух смягчился. Все складывалось как нельзя более удачно. За день дела на работе его так вымотали, что ни на что другое у него не оставалось сил.

Закончив доклад, Волк резким движением отдернул ладонь к бедру, делая шаг в сторону и назад, передавая инициативу в руки начальства и предоставляя убедиться в безопасности Объекта непосредственно. Объект действительно смотрелся хорошо. Так тихо в нем не было со времен основания. Никто уже не смог бы сказать точно, почему объект было принято называть Объектом, а кур – курами будущего, но это придавало особый шарм. Петух мысленно вздохнул. Хоть что-то в этом сумасшедшем мире стояло хорошо.

.

5

Откинувшись и потянувшись в кресле, Петух подумал, что всё не так уж плохо, если все при деле, а дело стабильно как никогда. И всё там, где было всегда. Все-таки что значит – грамотное руководство. Впрочем, бдительность никогда не бывала лишней.

Взяв передатчик, он дал сигнал вызова на пост безопасности и охраны.

– Как у нас Объект, – спросил он. – Что-то давно вас не слышал, вы словно вымерли там все.

«Докладываю, – донесся голос Волка. – Объект в безопасности. Прямой и непосредственной угрозы Объекту не наблюдаю. Продолжаю нести дежурство. Согласно инструкции, в случае непредвиденных обстоятельств докладываю непосредственно руководству. Не считал нужным вас беспокоить. Прием».

– Хорошо. С коллективом как – нашли общий язык?

Волк ответил, подумав:

«Понимаем с полуслова. Стараемся каждый заниматься своим делом».

– Правильно, – поддержал Петух. И, прежде чем положить трубку, спросил:

– Как вы представляете себе миграцию кур по воздуху, все приключения которых в жизни ограничивались дорогой к кормушке и обратно?.. Мне просто интересно.

Трубка озадаченно помолчала. Было видно, что так далеко в будущее на той стороне провода еще не заглядывали.

– Я не говорил – «по воздуху». Это как выглядит в идеале. Я просто хотел доказать преданность и силу своих чувств. – На другой стороне провода снова скромно замолчали.

Петух без всякого удовольствия опять стал изучать написанное. Не потому, что видел в этом какую-то перспективу, он из принципа всегда изучал все, что требовало его резолюции. Господи, что за жизнь, не сдержался он в своих мыслях.

…Приемник Волка снова не отвечал, и Петух решил сходить посмотреть, все ли в порядке.

Нет, все не было в порядке. Все далеко было не в порядке: Объект был распахнут и совершенно пуст, будто так было задумано в проекте его основания. Курятник выглядел так, словно сюда не собирались возвращаться. Волка нигде не было видно.

«Твою мать», – не сдержался Петух, со смешанными чувствами пялясь на распахнутые настежь ворота. Все-таки это случилось.

Я так и думал, что что-то должно было случиться. Когда все хорошо, кто-нибудь придет и обязательно начнет делать все еще лучше.

Он еще не решил, как к этому относиться. Такого в его практике еще не было.

Выйдя на свежий воздух и подойдя к забору, он новыми глазами глядел на далекую, такую незнакомую и неясную отсюда линию горизонта.

.

6

Над лужайкой, зеленой и теплой от солнца, висели ленивые чепушинки и гонялись друг за другом мотыльки. Время пахло тишиной и травой. Волк, надев яркий домашний фартук с цветами и поросятами, мешал ложкой в котелке. Он потыкал в то, что плавало, пробуя готовность. Пахло уже на весь Лес.

– …В общем кто в лес, кто за дровами, – кто вообще просто прогуляться, – сказал он, продолжая начатый разговор. – Я бы сказал, что ваша проблема в том, что вы слишком любите мысли. Это не типично для этого мира. Этот мир предпочитает что-нибудь делать, а не загружать себя и свой ужин размышлениями. Я даже не знаю, чем вам можно помочь.

Он бросил что-то в котелок, помешал снова и снял с костра пару веток, делая жар слабее.

– Мне как-то рассказали одну историю. Даже не историю – просто кто-то развлекался от хорошего настроения. Если представить себе Мироздание одним большим Пеликаном, то все, что мы в нем видим, все, что мы в принципе могли бы в нем увидеть, было бы для него как наручные часы. Я тогда не понял, причем тут пеликан.

Волк прикрыл котелок большой тарелкой и стал внимательно и аккуратно засучивать рукава.

– Кто-то давно заметил однажды, что глаз видит лишь то, к чему готов разум, – сказал он. Собеседник внимательно слушал. – Буквально. Хороший вопрос: как много тогда того, к чему разум не готов абсолютно – попросту в силу границ своей конструкции. Другими словами, все зависит не от того, каким мы видим, а каким мы хотим видеть. Больше того: все целиком – в зависимости от нас с вами. Говорят, без нас нет ничего.

Волк взял пучок зелени, аккуратно уложил на деревянную доску и стал профессиональными легкими движениями делать из нее украшение вечера. Было видно, что занимался он этим давно и ему нравилось то, что у него получалось лучше всего.

– …Всё, что мы делаем, всё, что мы пытаемся делать, измерить, изучить, нарезать, понять, навязывая ему свои границы и свои ценности, нужны ему как пеликану часы.

Но вся суть в том, без них он нужен нам столько же, сколько мы ему.

Котелок недовольно зашипел, проливаясь, и Волк сдвинул крышку, давая ему отдышаться.

– Мы всю жизнь соизмеряем свое существование с вечностью, охотимся за вечностью, нам мало ее измерить – нам просто необходимо соотнести и сопоставить ее с собой, со своими босыми пятками ребенка на мокром песке. Если мы что-то и делаем хорошее, то обязательно именем ее, хотя пределы нашей компетенции исчерпываются вот этой зеленой лужайкой и этим чудесным ужином.

Он скупым движением показал, как их компетенции должно быть немного.

– И тем не менее. – Он смотрел теплыми глазами лектора, который может ответить даже на большее количество вопросов, чем сумеет поднять аудитория. – Это слишком похоже на правду, чтобы быть философией. Не стоит принижать наши с вами возможности как живых очевидцев этого мира. Покой – такой же необходимый компонент хорошего ужина, как свежая зелень и талант художника. При нашей беспокойной жизни никто не знает этого лучше.

В теории информации есть одна гипотеза. По ней, если два независимых объекта одновременно совершают невозможное, – «события с низкой вероятностью», кажется, так это называется, – то лимит невозможности в Мироздании тем самым истощается до такой степени, что на протяжении последующего времени – что-то в районе ближайших нескольких биллионов лет – за благополучие Вселенной можно не беспокоиться: с ней не случится ничего непредсказуемого.

Почерпнув ложкой с котелка, он осторожно попробовал. По его взгляду было видно, как он приятно удивлен.

– Так что в известном смысле теперь Вселенная может спать спокойно. А мы – спокойно уделить время этому ужину. Чтобы оценить достоинства ужина, можно позволить Вселенной пару чудес: он стоит того.

Быстрый Хорек улыбнулся.

– Ну не знаю. Я люблю делать невозможное.

Волк улыбнулся тоже и пошел накрывать на стол.