Текст книги "До последнего вздоха"

До последнего вздоха
Анна Сурманова

© Анна Сурманова, 2023

ISBN 978-5-0060-1697-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

До последнего вздоха

Есть ли в нашем мире что то вечное?

Любовь и память о ней…

Глава 1

Лучи жаркого полуденного солнца проникали через прикрытые теневые шторы, освещая небольшую уютную комнатку. Прямо посередине, нежась в тех самых лучах вальяжно развалился неприлично большой рыжий кот. Гордость и отрада семьи Васька. Но наш рассказ пойдет не об этом баловне и любителе вкусно поесть, а о его хозяйке Громовой (в девичестве Молчановой) Марии Игнатьевне, сидящей на деревянной аккуратно застланной видавшим виды жаккардовым покрывалом кровати, сгорбленной старушки, чьи волосы давно посеребренные старостью были собраны в небольшой пучек, а руки нежно обнимали сидящую рядом внучку Алину. Это был один из тех редких моментов, когда лицо старушки светилось искренней улыбкой и она не чувствовала себя одинокой.

Со смерти мужа прошло много лет

Единственная дочь была в постоянных разъездах по работе, а внучка забегала в гости не так часто, как хотелось бы.

Чтобы бабушке не было скучно одной семь лет назад на новый год ей был торжественно преподнесен рыжий котенок, после недолгих споров названный Василием.

Шли годы, котенок превратился в кота, с ним конечно было веселее, чего стоило только наблюдать за тем, как он неуклюже гоняется за солнечным зайчиком, отраженным от старенького потертого карманного зеркальца.

Гости у Марии Игнатьевны появлялись все реже, и все чаще старенькое сердце сжималось от щемящей тоски, которая не дает спать по ночам. Лишь в объятиях родственной души боль отступала на задний план, давая возможность выплеснуться годами неиспользованной любви и нежности.

Нехотя Алина выбралась из рук бабушки и подошла к небольшому обветшалому книжному шкафу, чтобы найти книгу для учебы. После недолгих поисков, победно улыбаясь, она вытащила нужную. Однако ее взгляд задержался на потертой вельветовой обложке. Это был старенький альбом хранивший память сквозь года.

Алина с детства любила рассматривать с бабушкой старые фото, слушать рассказы о тех временах будто сама попадала в прошлое и была свидетелем событий. Это восхищало.

Удобно устроившись рядом со старушкой и получив от нее одобрительную улыбку, осторожно, чтобы не повредить ветхие страницы, Алина открыла альбом. С первой потертой, черно белой фотографии с задорной улыбкой на нее смотрела пятнадцатилетняя девчушка, волосы которой были забраны в две тугие косы закрученные баранкой и подвязанные лентами. Она была одета в ситцевое легкое платье, и в этих чистых красивых чертах не запыленных утратами и печалью едва виднелось сходство со сгорбленной старушкой сидящей рядом. Пролистав несколько страниц Алина дошла до своей любимой фотографии. Пожелтевшая от времени карточка, на которой была запечатлена свадьба бабушки с дедушкой. Они были счастливы молоды и красивы, они вместе пережили войну. Дед, красавец с темными глазами в отглаженном костюме при галстуке нежно за талию обнимал смущенную бабушку одетую в простенькое, но шитое со вкусом белое платье, слегка обтягивающее округлившийся живот.

Алине всегда была интересна история их любви, однако бабушка была немногословна. Все что она когда либо рассказывала, это то что познакомились они когда она была медсестрой в госпитале, а он солдатом после ранения, когда война закончилась поженились, потом на свет появилась Катюша, мама Алины, ну а дальше уже ничего интересного. Узнать дедушкину версию к сожалению ей не удалось – он умер, когда Алина была ещё совсем маленькой. Вот и сейчас, с надеждой задав вопрос она не услышала ничего нового.

Разочарованная внучка потянулась перевернуть страницу, но вдруг заметила то, что раньше не замечала, из под одной из немногих фотографий, изображавших счастливую молодую семью, едва заметно торчал уголок того, что умышленно было скрыто от любопытных глаз. Алина удивленно посмотрела на бабушку. Казалось старушка и дальше хотела хранить это в секрете, в ее взгляде промелькнула острая ютившаяся долгое время на задворках памяти боль, дыхание стало прерывистым, а рука потянулась, чтобы закрыть альбом. Однако на середине пути она дрогнув, отдернула руку назад, и на ее лице отразилось некое смирение. Кивнув, бабушка разрешила внучке достать на свет то, что так долго томилось в тени ее тайн. Алина осторожно вытащила помятую, испачканную кровью и пожелтевшую от времени фотографию, с которой в будущее смотрели трое человек. Двое из них были ей знакомы. Третий был симпатичным молодым человеком в военной форме, по неизвестной Алине причине именно он обнимал бабушку, которая держала небольшой букетик полевых цветов, их лица светились искренним счастьем, дедушка сидел чуть в стороне и тоже улыбался. На обороте фотокарточки была надпись, выведенная аккуратным каллиграфическим почерком» Я, Василий и Андрей август 1944 год»

– Бабуль, почему ты никогда раньше не показывала это фото, почему прятала? и чья в конце концов эта кровь? – спросила Алина, непонимающе глядя на бабушку.

Старушка взяла фото в свои дрожащие руки, ее взгляд помутневший от навернувшихся слез был прикован к парню, который её обнимал. Осторожно поглаживая подушечками пальцев контуры его лица, она казалось сейчас находилась там. В комнате воцарилось напряженное молчание. Кот лениво подошёл и пристроился на кровати рядом. Наконец сухо откашлявшись, Мария Игнатьевна тихо ответила.

– что же, это долгая история, секрет всей моей жизни, но мое время подходит к концу. Может это не случайность, что ты ее нашла, может просто пришло время все рассказать, ведь это касается твоей мамы и тебя.

Старушка выжидающе посмотрела на внучку. Алина выглядела ошеломленной. взволнованной и заинтригованной, ни каждый день пред ней приподнималась завеса семейной тайны. Она кивнула, давая бабушке понять. что ждет продолжения. Долго ее уговаривать не пришлось и, погладив по пушистой шерсти дремавшего кота, Мария Игнатьевна начала свою исповедь длинной в жизнь.

Глава 2

– Война наступила внезапно, мне тогда едва исполнилось пятнадцать годов. Я была детдомовской, своих настоящих родителей я и не помнила, по рассказам я знала, что они были хорошими людьми и умерли от заразной болезни, скосившей в те года многих из моей родной деревни. Обо мне позаботились знакомые родителей, доставив в ближайший детский дом. Было тяжело, но мы всегда были достаточно сыты более менее прилично одеты. О нас заботились добрые тетушки воспитатели, которые всегда приходили на помощь и справедливо рассуждали любые наши ребяческие споры. И вот дав нам худо бедное семилетнее образования нас разослали в профессиональные училища, где из нас должны были сделать честного работящего советского человека. Мне повезло попасть в небольшое медицинское учреждение. В свободное от учебы время я мыла полы в расположенной недалеко от общежития больницы. Когда началась война, я почувствовала что мое призвание быть там, помогать людям, выполняя свой гражданский долг единственным известным мне способом.

В 1943 году, уставшим в конец от моих постоянных просьб руководством, я была направлена в деревушку, достаточно удаленную от мест сражения, где был расположен небольшой госпиталь для солдат с ранениями средней тяжести. Меня определи в комнатку крыла для проживания персонала, которую я делила ещё с пятью девушками. Практически все пространство занимали односпальные металлические кровати, аккуратно застланные серыми одеялами, несколько тумбочек под личные вещи, да потрепанный комод, на котором стояло средних размеров зеркало без рамки – вот и весь интерьер. Стены и потолок некогда аккуратно выбеленные давно пожелтели от времени. Через небольшое окошко, с не так давно выкрашенными рамами и белыми подшторниками в комнату просачивались мягкие осенние лучи солнца. Не смотря на всю серость картины, мое сердце пело от счастья. Я поставила свою тряпичную со скудными пожитками сумку рядом с отведенной мне кроватью, на которой лежала сложенная аккуратной стопкой и полученная ранее на складе форма. Мне не терпелось ее примерить и заперев дверь на щеколду я быстро натянула поверх своей вязанной, такой уютной, но вытянутой от времени кофты и прямой юбки, белый халат. Он завязывался на спине, был не по размеру и пах хозяйственным мылом, но ничего не могло испортить мне настроение. Собрав свои длинные пшеничного цвета с рыжеватым отливом волосы в роскошную косу и потуже закрутив, я закрепила ее шпилькой и повязала на голову белоснежную косынку. Заключительной деталью служили новые кирзовые сапоги, которые были мне немного маловаты. Чувствуя себя в каком то смысле золушкой я медленно подошла к единственному зеркалу в нашей комнате. Из отражения широко распахнутыми от восторга глазами цвета изумрудов на меня смотрела семнадцатилетняя девушка с приятными чертами лица на котором едва виднелись веснушки, в детдоме говорили: " Это Машка, потому что ты солнышком поцелованная». При этом воспоминании лицо девушки в отражении осветилось по детски невинной улыбкой. Непослушная прядь волос выбилась из под косынки, выдавая её непростой характер, а мешковатая одежда скрывала точеную фигурку, которой многие могли позавидовать. Эта девушка была красавицей. Я была красавицей, хотя и не считала себя таковой. Как завороженная я стояла глядя в отражение, и наверное могла простоять так еще долго прокручивая в уме картинки, как я героически буду спасать людей. От раздумий меня отвлек громкий стук в дверь, я и забыла совсем, что закрылась. Спустя несколько минут я уже была знакома со своими сожительницами, одна из них вызвалась провести мне экскурсию по госпиталю. Это была невысокая девушка, чуть постарше меня, звалась она Настенькой и имела толстую черную косу почти до пояса. Позже она стала мне лучшей подругой. По прошествию года ничего интересного не происходило. Раненых к нам поступало немного, случаи не тяжелые в основном легкие ранения в руку или в ногу. Сколько же я наслушалась за этот год комплементов. И стар и млад и все одно и тоже, однако я не обращала на них внимание и полностью посвящала себя работе. Да конечно жизни я не спасала, как мечтала ранее, но перевязки и правильный уход за больным тоже много значит. Девчонки втихую крутили романчики, глядя на меня искренне удивлялись, и за глаза называли страной. И все бы ничего, но один теплый летний вечер навсегда перевернул мою жизнь.

Глава 3

В тот день поступивших в наш госпиталь было всего двое. Девчонки шептались, что они были братьями, причем весьма симпатичные и молодые. Раны их были не глубокими, у старшего в бедро, а у младшего плечо на вылет. Впервые я увидела их, совершая вечерний обход. К тому времени они уже спали, не ошиблись девчонки, они и вправду были красивы, каждый по своему: Светлый и темный. Вдоволь налюбовавшись я собиралась продолжить обход, когда услышала слабый шепот:

– ты ангел?

Я обернулась, наши взгляды со светлым парнем соприкоснулись и я утонула в океане этих глаз. Мне вдруг стало так уютно, будто я обрела недостающую часть себя, по телу волнами прокатилось тепло и я просто поняла, что это оно, чувство о котором мечтает каждая девушка. Чувство, которое заставляет сердце биться быстрее. Чувство которое придает нам силы совершать невозможное. Чистое, как слеза младенца и огромное, как океан. Раньше я считала, что все эти рассказы про любовь с первого взгляда брехня, выдумки неизлечимых романтиков, а теперь… Теперь я стояла с дрожащими коленками посреди палаты и смотрела на прекрасного улыбающегося мне молодого солдата.

– Привет я Василий, – снова прошептал он – а ты должно быть ангел.

– Я Маша, – шепнула я с ответной улыбкой.

Отношения наши развивались стремительно. Он оказался весьма интересным собеседником. Мы и не заметили, как проговорили всю ночь. Утром я была представлена Андрею, который был старше Василия на шесть лет, имел схожие с ним черты лица, но в отличие от голубоглазого блондинистого брата его волосы были иссиня черные.

Такая поразительная разница в их внешности объяснялась тем, что отец Андрея умер вскоре после его рождения и мать вышла замуж второй раз спустя время и тогда родился Вася. Отец Василия Сергей Иваныч воспитывал строго, но справедливо не обделяя вниманием Андрея. И это стало залогом дружбы между братьями. Они горой друг за друга стояли. Попали в один полк и получили ранения вытаскивая боевого товарища. Это меня восхищало.

Я отдала свое сердце Василию, но то и дело ловила на себе очарованный взгляд золотисто карих глаз Андрея.

Не придавая этому особого значения я просто наслаждалась тем, что имела.

Нам было весело втроем, мы шутили разговаривали пели песни. Я чувствовала, что моя любовь к Васе взаимна. В каждом его взгляде, робких прикосновениях наших рук, в каждой улыбке.

Глава 4

Парни быстро восстанавливались после ранений и вскоре мы все вместе стали выходить погреться в лучах мягкого августовского солнышка.

Незаметно наступила осень, однако лето не сдавало позиций и несмотря на то, что ночи стали прохладнее, днем по прежнему было жарко В тот день, отработав свою смену и одев легкое в мелкий цветочек ситцевое платье я вышла на улицу. Братья уже ждали меня на скамейке. Василий нервно сжимал в руках небольшой букетик полевых цветов. Увидев меня их лица осветились искренней улыбкой, после чего Вася робко вручил мне букет. Я немного смущаясь приняла его и улыбнулась в ответ.

Мне ещё никогда в жизни не дарили букеты.

Это был день, когда он наконец решился приобнять меня, когда мы сидели на скамейке. День когда, проходящий мимо фотограф, решив что это красивый кадр, запечатлел нас на века.

День, когда мы наконец по настоящему остались с Васей наедине. Тайком, смеясь над нашей дерзостью, мы сбежали гулять по дороге в поля. Держась за руки мы шутя и болтая о том о сем, не заметили, как наступил вечер. И вот в красных лучах заката он неожиданно притянул меня к себе и обнял так крепко, как будто больше всего на свете боялся потерять меня. Нежно погладив меня по щеке едва касаясь кожи подушечками пальцев, он остановился на подбородке и мягко приподнял мое лицо, чтобы заглянуть в глаза.

– посмотри на меня – сказал он тихо.

Исполнив его просьбу я впервые увидела так близко его красивое смущенное лицо, чуть приоткрытые чувственные губы и в устремленном на меня взгляде, небесно голубых глаз, обрамленных золотистыми ресницами, было столько любви, нежности и некоторой решительности, что мое сердце стало биться чаще а колени подкашивались. И вот я стояла посредине дороги в его объятиях, окутанная его теплом и присущим ему одному уникальным запахом и я знала, что он хочет сказать, я испытывала к нему те же чувства не было смысла таиться дальше.

– Я люблю тебя– тихо прошептала я.

Ответом послужил робкий поцелуй. Когда его нежные губы мягко накрыли мои, по моему телу пробежал разряд сродни электрическому току. Это всё было столь прекрасно, что не найдется во всём русском языке слова, чтобы описать бурю вспыхнувших во мне эмоций. В животе порхали бабочки. Мне хотелось громко крикнуть, чтобы все знали как сильно я люблю его. Нехотя оторвавшись друг от друга, раскрасневшиеся от поцелуя, смеясь от счастья мы на перегонки понеслись по дороге. Дурачась, шутя и не переставая улыбаться, падая в пушистую зеленую траву на обочине дороги мы были окончательно и бесповоротно втрескавшимися по уши друг в друга молодыми и красивыми парнем и девушкой. Казалось и не было вовсе войны, боли потерь. Были только мы и наша всепоглощающая любовь. Уже давно стемнело, наш путь освещали звезды и полная луна. На мои плечи был заботливо накинут Васин пиджак, наши пальцы были переплетены, а лица не покидала улыбка.

Потянув меня с дороги в глубь поля Вася крикнул:

– Побежали! Я хочу тебе кое что показать.

Вскоре, тяжело дыша после бега, мы уже лежали на мягком, приятно пахнувшем разнотравьем стоге сена.

– Взгляни на это небо! – продолжил он – оно такое же необъятное и чистое, как моя любовь к тебе! И мне хочется кричать об этом, чтобы каждый человек на земле знал, что ты моя, что я всегда буду бороться за нашу любовь и никогда не оставлю тебя одну, чего бы мне это не стоило!

Я тогда ответила, что моё сердце принадлежит ему одному и я всегда буду рядом. Однако мало что тогда зависело от наших желаний, и в глубине души мы это понимали. Мы понимали, что наше навсегда это время, отведенное на его восстановление после ранения. Понимали, что его возвращение на фронт и наша разлука неминуемы. Понимали, что однажды он может просто не вернуться с поля боя. Но пока у нас была надежда, наши сердца бились в унисон, а тревоги были отодвинуты на задний план. У нас была наша любовь и целая ночь впереди.

Взявшись за руки мы какое то время просто молчали, погруженные каждый в свои размышления и любовались звездами. Потом Вася приподнялся на локте, так чтобы лучше видеть моё лицо, свободной рукой нежно коснулся моей щеки и прошептал:

– ты ангел.

Я улыбнулась и притянув его к себе нежно поцеловала. Поцелуй становился глубже стремительно затягивая меня в водоворот эмоций, которые я прежде никогда не испытывала. Он стал моим первым мужчиной… Первым и единственным в моей жизни. Мы идеально подходили друг другу и в каждом его поцелуе, в каждом прикосновении было столько любви и нежности, что у меня просто кружилась голова, а по щекам текли непрошеные слезы счастья.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я с улыбкой обнаружила, что его крепкие объятия за ночь совсем не ослабели. В них было так тепло и уютно, что я мысленно загадала просыпаться так каждый день.

Следующие три недели были самыми яркими и счастливыми в моей жизни. Мы по возможности старались проводить вместе как можно больше времени. Держась за руки подолгу бродили по аккуратно выметенным от листьев тропинкам позади госпиталя меж многолетних, окрашенных осенними красками деревьев. Болтали о жизни, о будущем, о том какой станет наша страна после того как война закончится. И подолгу не отпускали друг друга из объятий перед тем как разойтись по разным сторонам. А чего стоили наши тайные встречи. Несколько раз нам удавалось вместе встречать рассвет и мы особенно ценили эти моменты. Я всегда просыпалась раньше, и могла подолгу любоваться как он спит: красивый и безмятежный с трепещущими ресницами он был похож на светловолосого ангела. Потом, едва касаясь, я дарила ему легкий поцелуй в щеку, отчего его губы растягивались в сонной улыбке.

– доброе утро, ангел – ласково шептал, притягивая к себе и мягко целуя в губы. А потом, широко распахнув свои небесного цвета глаза, он устремлял свой взор на меня и в нем было столько любви, что весь последующий день я светилась от счастьем.

Глава 5

Но рано или поздно всему приходит конец.

Нам не предоставили возможности попрощаться… Вернувшись прохладным октябрьским вечером из соседней деревушки, куда я была послана по делам госпиталя, я была просто поставлена перед фактом, что днем братья Громовы были командированы на фронт. Я не могла в это поверить. Со всех ног я бросилась бежать к заветной палате но обнаружила там лишь пустые аккуратно застланные кровати. Мои колени подкашивались, а в глубине души зарождались горькие рыдания, но я была приучена не показывать на людях свои эмоции. Закончив обход, я словно в тумане добралась до своей кровати и лишь убедившись, что все спят дала волю слезам. С того дня каждый последующий тянулся словно целая вечность. Работа перестала доставлять удовольствие. Я делала все будто бы на автопилоте. Не имея точного адреса, я не могла написать ему, и всё что мне оставалось ждать с фронта заветный треугольник. Наверное я и не выдержала бы всего этого, если бы не Настя. Видя как мне плохо, она постоянно пыталась меня подбодрить, заставляла меня улыбаться, потихоньку выводя на свет из этой темноты. В это время я частенько чувствовала легкое недомогание, но не придавала этому особого значения, списывая на постоянный недосып, недоедание и физические нагрузки на работе.

Незаметно наступила зима. Снег белым покрывалом заботливо укутал землю. В госпитале царила предпраздничная суета. В то утро проснувшись от сильного приступа тошноты, я едва успела добежать до уборной, прежде чем вывернула наружу все скудное содержимое своего желудка. В глазах резко потемнело от охватившей моё тело слабости а на лбу выступила испарина. Оперевшись спиной о холодную бетонную стену я какое то время сидела с закрытыми глазами, ожидая пока дрожь пройдет. Потом сделав над собой усилие я подняла руку и вытерла губы тыльной стороной ладони. Не нужно было иметь за плечами медицинское образование, чтобы понять причину моего состояния. Посчитав в уме примерный срок я убедилась в достоверности своей догадки. Теперь всё встало на свои места: частое недомогание, сонливость, легкая тошнота по утрам и вот сейчас. Сомнений больше не было. Я мягко провела рукой по едва начавшему округляться животику, скрывающемуся под старенькой ночной рубашкой. По моей щеке покатилась слеза, а губы впервые за долгое время сложились в усталую, но искреннюю улыбку.

Это было похоже на открывшееся второе дыхание. Я снова обрела смысл жизни. Решив хранить свое состояние в тайне я отчаянно молила господа уберечь Васеньку от смерти. Потом наступил новый 1945 год. Собравшись в небольшом актовом зале, посредине которого стояла украшенная самодельными игрушками елка, мы выслушали торжественную речь главврача и начали праздновать. Было весело, шампанское лилось рекой, люди пели песни, читали стихи, танцевали. Атмосфера была пропитана неподдельной радостью и верой в скорую победу нашей великой страны. Быстро утомившись я рано легла спать.

Утром меня разбудил радостный крик, вбежавшей в комнату Насти.

– Машка! Машка просыпайся скорее! У меня для тебя подарок от деда мороза!

Пака я зевая медленно вылазила из под одеяла и пыталась понять о чем говорит моя подруга, она грациозно плюхнулась на край моей кровати.

– Ох, Машка, ты даже не представляешь, что я тебе принесла!

По дружески пихнув улыбающуюся подругу, я взмолилась.

– Настюх, не томи, коль разбудила!

Выдержав паузу для пущего эффекта, она рассказала, что разгребая сегодня почту, нашла письмо адресованное мне.

Спросонья, по прежнему не понимая причину ее счастья я машинально взяла протянутый мне бумажный треугольник.

– Ну ка, прочитай кто отправитель! – скомандовала Настя.

Я улыбнулась ее приказному тону и щурясь еле разобрала два слова, написанные размашистым почерком. А разобрав не поверила своим глазам. Сон как рукой сняло. Я ошеломлено посмотрела на кивающую подругу. Взволнованная я снова и снова всматривалась в витиеватую надпись в графе отправитель. Лишь убедившись, что всё верно дрожащим голосом тихо прочитала вслух.

– Громов Василий!

Не справившись с бурей вспыхнувших во мне эмоций, смеясь и плача одновременно я с благодарностью крепко обняла сидящую рядом Настю.

– Во дуреха, – шмыгнув носом прошептала она прижимаясь к моей мокрой от слез щеке.– дошло наконец то.

Какое то время мы сидели обнявшись. Мне так не хватало последнее время этих по дружески теплых обьятий. Две недели назад узнав о своём положении и решив хранить его в тайне, я закрылась ото всех в том числе и от лучшей подруги. Она чувствовала что что то со мной не так и тихонько ждала, давая мне время разобраться в себе. И вот сейчас, я была готова раскаяться, в конце концов она столько для меня сделала, она имеет права знать. Слегка отстранившись и заглянув в ее пепельно серые глаза я всхлипнув прошептала:

– Настюшь, я… мне

Запнувшись, я лихорадочно подбирала нужные слова, когда подруга посмотрев на меня понимающим взглядом, подскочила с кровати.

– Ладно уж, оставлю тебя наедине с письмом, ты только мне потом всё всё обязательно расскажи чего он там пишет.– С этими словами она ушла, захлопнув за собой дверь.

Какое то время после ее ухода я просто сидела, прижимая к сердцу такой долгожданный сложенный треугольником листок бумаги. Если говорить честно, то я просто боялась того, что там может быть написано. В голове роились миллион вариантов начиная с того что он считает наши отношения ошибкой и в письме порывает со мной и заканчивая тем, что он может быть смертельно ранен и навсегда прощается. От всей этой неизвестности я вся покрылась холодным потом, а на глазах проступили слезы. Устав себя мучить я дрожащими руками развернула письмо. С первых же строк стало ясно, что все мои опасения лишь плод буйно разыгравшейся фантазии. Он писал, что любит меня сильнее всего на свете, скучает и с нетерпение ждет момента, когда война закончится, чтобы крепко-крепко обнять меня снова и больше никогда и не за что не отпускать. Писал, что мы непременно должны будем пожениться и нарожать кучу златовласых ребятишек. Извинялся за то, что не мог написать ранее, так как в то время шли почти ежедневные напряженные бои. Писал, что я его ангел хранитель. Что наша фотография, которую он хранит в потайном кармане рядом с сердцем, чудесным образом оберегает его от смерти, даже когда она подходит так близко, что физически можно ощутить ее холодное дыхание. Писал, что служивые меж собой всё чаще говорят о нашей скорой победе, что враг трусливо поджав хвост отступает и чтобы я его непременно дождалась, ведь наша встреча близка как никогда.

Всё еще не веря своему счастью я снова и снова перечитывала такое дорогое, написанное размашистым почерком послание от любимого. Где то в глубине души воскресла 3 месяца назад похороненная надежда на то, что всё у нас с Васей ещё будет хорошо. Подскочив с кровати я смеясь и напевая мелодию завальсировала по комнатке.

И было так легко, так радостно. Положив руку на животик я прошептала:

– Ну вот Васильевич, жив наш папка, Жив!

Окрыленная я быстро привела себя в порядок. Зная, где он я не собиралась больше ждать, мне натерпелось поделиться с ним радостной новостью. Продумывая план действий я и не заметила что в комнату вошла Настя. Увидев как я торопливо запихиваю всё свое скудное имущества в старенькую тряпичную сумку она подошла, взяла меня за руку и усадив на кровать, вопросительно посмотрела на меня. Не выдержав ее прожигающего взгляда я стыдливо опустила глаза и рассказа ей всё, о моем состоянии, о том, что было написано в письме и о том, как я собираюсь поступить. Покачивая головой, подруга какое то время молчала. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она крепко обняла меня и прошептала.

– Эх Машка, Машка! Ну ты и начудила! Но чтобы ты там не надумала мы сделаем это вместе.

Через несколько минут мы уже были у руководства и вызвались добровольцами в качестве полевых медсестер в то место, где воевали Вася и Андрей.

И уже следующим утром, собрав свои пожитки и тепло распрощавшись с девчонками, мы укутанные в толстые зимние бушлаты залезли в старенький грузовичок, доставлявший оправившихся солдат на передовую и сквозь метель по ухабистой дороги направились навстречу моему счастью.