Текст книги "Снайпер контрольный не делает"

– Это невозможно… Я сам думал об этом.

– Ладно, поехали, – махнул рукой Пех, и мы оба направились к его старенькому «Москвичу».

Мы пересекли Садовое кольцо и свернули в один из переулков.

– Что скажешь? – заглушив двигатель, спросил Пех.

Он был спокоен, головой по сторонам не вертел, но видно было, что его сейчас заботит та же проблема, что и меня.

– «Хвост», – не поворачивая головы, произнес я.

И в самом деле, в каком-то десятке метров от нас притормозила иномарка с затемненными стеклами. Я заметил ее минут пятнадцать назад, еще до кольца. Нас «вели» по-наглому, почти в открытую. Мой полковник на это пойти не мог – значит, либо это менты, либо… В таких случаях лучше всего выяснить это у самих «сопровождающих».

– «Хвост» рубить надо, и чем раньше, тем лучше. – Пех хлопнул дверцей и вышел из машины. – Подожди меня, я быстро, – отдал распоряжение он и скрылся в подземном переходе.

Пех бывает прямолинеен, действует без лишних размышлений. И, как ни странно, зачастую очень успешно. Именно поэтому я обратился к нему за помощью. Сейчас возражать ему я не стал, все равно собственное решение пока не созрело. Поэтому – действуй, старшина.

Вернулся Пех спустя минуты четыре, протянул мне два пистолета «ТТ».

– Ты же знаешь, я предпочитаю штурмовую винтовку «штейер» с австрийской оптикой, – отозвался я.

– Увы, – пожал плечищами Пех.

Пистолеты были легонькие, из пластмассы и лишь внешне производили впечатление грозных «ТТ». Пех приобрел их в киоске игрушек, расположенном в переходе.

– Оружие надо пристрелять, – усмехнулся я.

– Времени нет, Факир… У тебя два выстрела. – Пех протянул мне пакетик с резиновыми шариками-пульками.

И в самом деле в этих игрушках не было обоймы. Поэтому «стрелять» придется поочередно – сначала из одного, потом из другого. Таким образом, всего два выстрела.

План Пеха был прост, груб и эффективен. Я готов был раскритиковать его, но ничего альтернативного предложить не мог, поэтому согласился. Мы въехали в один из дворов, тут же покинули машину и укрылись с двух противоположных сторон. Пех – рядом со скамейкой около спортивной площадки, а я за неимением лучшего укрытия – возле мусорных контейнеров. Контейнеры были грязные, ржавые, про запах и говорить нечего, но зато широкие и ненизкие. Что несомненный плюс при возможном огневом контакте.

Их было трое. Увидев пустую машину Пеха, они тут же выбрались из своей и бестолково завертели головами. Мы проделали все настолько быстро, что сумели ошарашить преследователей своим внезапным исчезновением. Они были довольно увесистыми ребятами, оружия не наблюдалось, но это не значило, что его нет. Я поймал на мушку старшего… И тут они заметили Пеха. С его комплекцией укрыться за скамейкой было делом нереальным.

– Чего потеряли, ребята? – Пех начал разговор первым, поднявшись во весь рост из укрытия и шагнув им навстречу.

Все трое развернулись корпусами к Пеху. С вопросами не торопились.

– Меня, что ли, ищете? Так вот он я, что скажете хорошего? – продолжал Пех, сокращая дистанцию.

– Стой на месте! – Опытный в таких делах старший осадил Пеха и тут же сунул руку под пиджак.

Его молодые напарники сделали то же самое.

Все!

Медлить нельзя, я стреляю, не дожидаясь дальнейшего развития событий. И, несмотря на то, что оружие не пристреляно, не промахиваюсь!

Старший схватился ладонью за ухо, вскрикнул от неожиданности, рванулся было вправо, но Пех свалил его на асфальт, не дав выхватить оружие. В считаные секунды на асфальте оказался и второй, замешкавшийся, преследователь. Третий, однако, опередил Пеха. Успел выхватить из скрытой кобуры пистолет и навел его на Пеха.

– Лицом вниз! – гаркнул парень высоким мальчишеским голосом.

Пех тут же отступил. Поднял руки ладонями вверх, миролюбиво улыбнулся. И в эту секунду я, перекатившись чуть-чуть вправо, произвел свой второй выстрел. И вновь точно! Прямо в кадык. Легкая пулька лишь ткнула несильным щелчком, тем не менее преследователь закашлялся и, выронив оружие, схватился руками за горло… Остальное довершил Пех.

Я выскочил из укрытия, держа в руках теперь уже совершенно бесполезное пластмассовое оружие, а Пех крепко сжимал пистолет, который выронил пораженный мною преследователь. Все трое расположились на асфальте в полулежачих позах, а тот, которому досталась моя последняя пулька, продолжал кашлять.

– Кто такие? – начал беседу я, не убирая оружия.

С игрушечными пистолетиками вид у меня, должно быть, дурацкий, но только для тех, кто знает, что пистолетики игрушечные.

– Милиция, придурок, – зло ответил старший и потер ладонью свое «простреленное» ухо.

Два его напарника при ближайшем рассмотрении оказались совсем пацанами и взирали на нас с Пехом испуганно. Ну да, ведь в милицию сейчас берут сразу после школы, не то что раньше. Потому и идут туда те, кто в армии служить не хочет, а форму, оружие и удостоверение иметь желает.

– Не дергаться! Кто такие, откуда? – подал голос Пех.

– Опера мы, – сдавленно произнес один из молодых. – Служба криминальной милиции С-го округа.

Именно в этом округе завалили и телеведущего, и бизнесмена и пуганули нашего бывшего замполита. Именно из этого округа был недружелюбный милицейский полковник, рекомендовавший мне не соваться на чужую «территорию».

– Не хера нас пасти, – заметил я. – Мы вас за бандитов приняли.

– Ты не прав, Алданов, – угрожающе, но без крика проговорил старший.

Ему удалось-таки взять себя в руки.

– Слушай, я занимаюсь своими делами и никуда не лезу, – сколь позволяла обстановка, вежливым голосом пояснил я оперу. – Не надо за мной ходить… А то придется просить охрану приставить.

– Ты под фээсбэшниками? – скривил губы ментовский опер.

– Понимай как знаешь, – ответил я.

Мы сели в машину Пеха и лишь после этого вернули оружие понурому старшему.

– Отстанут? – спросил Пех, когда мы отъехали на приличное расстояние.

– Как видишь, – кивнул я в сторону заднего стекла.

– Значит, все-таки мы под конторой, – хмуро констатировал Пех, глядя на дорогу.

Отвечать ему я не стал. К тому же в кармане куртки послышалась мелодия из комедии «Папаши», это значило, что кто-то желает немедленно поговорить со мной. В том, что этот «кто-то» – мой фээсбэшный полковник, я не сомневался. С момента боестолкновения прошло минут десять-двенадцать, не более.

– Владимир, у тебя возникли проблемы?

Голос и в самом деле принадлежал полковнику.

– Моя милиция меня стережет, – произнес в ответ я. – Других проблем нет.

– Я приму меры, – твердо сказал фээсбэшник. – Но ты в случае нештатной ситуации будь сдержанней. И держи под контролем своего приятеля.

– Хорошо. Остальные условия нашего договора в силе?

– Конечно. Ты в автономном плавании.

Мы проехали еще пару кварталов, и вдруг Пех вновь затормозил. «Хвоста» на сей раз не наблюдалось, а до моего дома, куда мы направлялись, было еще далеко.

– Я не могу так, – сказал Пех, глядя мне в лицо. – Мы же не сыскари, Володя. Или ты со спецслужбой контракт подписал?

– Нет, но у нас устный договор. И я свое слово сдержу, – спокойно ответил я.

– Но у меня-то его нет. Предлагаю собрать ребят и поговорить в открытую.

– Исключено, – твердо заявил я.

Пех не смотрел на меня. Вновь точно окаменел с недокуренной сигаретой, погрузился в свою тугую думу.

– Мне нужно подумать, – наконец произнес он. – Точнее, обдумать. Очень многое.

– У нас нет времени, – напомнил я. – Сейчас уже вторая половина дня.

И в самом деле, стрелки городских часов, висевших всего в нескольких шагах от остановившегося «Москвича», показывали половину четвертого.

– Раз так спешишь, сдай ребят своим «хозяевам». Их посадят по камерам, начнут прессовать… Кто-нибудь в конце концов сознается, – обернувшись ко мне, недобро проговорил Пех.

– Именно этого я хочу избежать. Мы должны вычислить его наверняка. Вычислить, выследить и не задеть при этом остальных.

Я выдержал тяжелый взгляд своего недавнего старшины и категорично закончил фразу:

– Если тебе это не по душе, я ухожу. Но тебя прошу не мешать мне.

– Дерзишь старшему по званию, – неожиданно усмехнулся Пех. – Понимаю тебя, Володька… Но дай подумать до вечера. Голова уже кругом пошла.

Я лишь покачал головой. Во время боя воюют, а не раздумывают.

– Ладно, Пех, – тем не менее ответил я. – Думай-размышляй… В восемь я приеду к тебе. Но до этого времени никаких действий.

– Согласен, – довольно мрачно отозвался Пех, и мы расстались до восьми часов вечера.

Времени до восьми оставалось более четырех часов. Отправиться поискать свидетелей методом Пеха? Однако на всех «памятливых» Митрофанычей «зелени» не напасешься. Встречаться с ребятами я считал преждевременным. У меня ведь ничего нет, практически ничего.

Проконсультировать меня относительно личности каждого мог бы профессиональный психолог. Как свидетельствуют данные, полученные от фээсбэшника, и Аркан, и Роки, и Гор проходили реабилитационный курс в специальном психотерапевтическом центре медицинского управления Минобороны. Я тоже должен был там позагорать с месяц, но поступил учиться, поэтому решил реабилитироваться собственными силами. Реабилитационный центр находился в зеленом незагазованном районе Москвы, недалеко от бывшей ВДНХ и Ботанического сада. Дорога на метро заняла чуть более получаса.

5

Главврач реабилитационного центра Лада Вячеславовна Кольцова совсем не походила на подполковника медицинской службы. Это была высокая статная особа лет тридцати пяти, румяная и бодрая, неожиданно подвижная и легкая для своей комплекции. Медицинский халат плотно облегал ее чересчур крупные формы. Когда я вошел в кабинет, она улыбнулась всеми своими симпатичными ямочками на толстых добродушных щеках. По-доброму смотрели и ее маленькие заплывшие глазки.

– Владимир Алданов, кинорежиссер, – представился я, с самого порога действуя решительно и напористо. – Извините за беспокойство, но я сейчас работаю над фильмом о воинах «горячих точек» и… Одним словом, вас, Лада Вячеславовна, мне рекомендовали как лучшего специалиста, который может дать консультацию.

Сейчас меня выручило удостоверение Союза кинематографистов. Оно, правда, было просрочено, но редко кто вчитывался «от» и «до». Представитель же кинематографа пока еще у многих граждан вызывает интерес и уважение. Лада Вячеславовна отреагировала сдержанно, но явно была польщена вниманием.

– А какой вы снимаете фильм? Художественный или документальный? – осведомилась она, убедившись, что Алданов и в самом деле имеет прямое отношение к Высшим режиссерским курсам.

– Художественный, – ответил я.

Так будет лучше. Документ есть документ, здесь излишняя разговорчивость бывает чревата, для художественного же фильма можно быть куда откровенней.

– Вы только учитесь? – спросила женщина.

– Учусь в процессе работы, – ответил я.

На сей раз Лада Вячеславовна улыбнулась так, что ее маленькие глазки совсем утонули в загорелых полных щеках.

– Это здорово! – с неподдельным восхищением произнесла она. – А почему, если не секрет, взяли такую тему? Вас она, наверное, интересовала с юности?

– Да, – подтвердил я. – Простите, у меня не очень много времени, может быть, сразу перейдем к делу?

– Да, да, да, – закивала дорогой стильной прической Кольцова. – Но все-таки, почему именно такая тема? Мне нужно это понять, чтобы нам удобнее было работать.

О, дама рассчитывает на длительный контакт? А может, я ей понравился?! Что ж, она, конечно, полновата, но не чересчур. Можно сказать, симпатичная… Да нет, просто Лада Вячеславовна по профессиональной привычке решила изучить режиссера Алданова и составить его психологический портрет. И лишь потом отвечать на его вопросы. Да, она не так проста… Что ж, в свою очередь, поизучаю Ладу Вячеславовну. Она, конечно же, считает себя мастером современного психоанализа, но я не лыком шит. В свое время прочитал и Эжена Ледо, и Иоганна Лафатера, а также некоторые восточные трактаты о древней науке – физиономистике. Итак: лицо у госпожи Кольцовой круглое, с полными щеками. Это говорит о ее ясном, практичном уме и склонности к быстрому, легкому успеху и, возможно, легким деньгам. Губы полные и округлые, в форме изогнутого лука. Это означает, что в характере Лады Вячеславовны присутствуют цинизм и жесткость в достижении поставленной цели. Нос у Кольцовой никакой, бесформенный, сказать про него нечего. А вот ее маленькие глаза свидетельствуют о консервативности, постоянстве и хитрости. Такие глазки бывают у женщин, которые себе на уме и отнюдь не склонны к открытости и искренности. Короткие бровки – признак амбициозности. Зачастую неуемное желание превзойти других любой ценой ведет обладателей таких бровей к откровенной авторитарности.

Вот так на первых порах выглядит составленный мной психологический облик подполковника медслужбы Кольцовой.

– Меня интересует, каким образом вы проводите реабилитацию, – продолжил я, но затем все же ответил на интересующий Ладу Вячеславовну вопрос: – Сделать фильм на эту тему мне заказал мой продюсер.

Кольцова, кажется, была удовлетворена. Заговорила мягким, обволакивающим голосом, каким некогда артисты читали вечерние сказки:

– Мой метод психокоррекции и реабилитации основан на древних философских учениях различных культур. Не знаю даже, как вам это попонятней объяснить.

Несмотря на «сказочную» интонацию, она сумела меня уесть. Дескать, не понять тебе, лаптю неотесанному, меня, такую ученую.

– Объясняйте, как сочтете нужным, – отозвался я и мило улыбнулся, глядя в хитро прищуренные заплывшие глазки, готовые вот-вот снова утонуть в загорелых щеках.

– Ну так вот, – продолжила Лада Вячеславовна. – Я и мои сотрудники стремимся вплотную подвести наших пациентов к ощущению чувства счастья. Простого и незамысловатого. Каждодневного. Ну, например, человек испытывает истинное счастье, выпивая стакан воды, если до этого он не пил целые сутки. Вы понимаете меня?

Ох, как я понимаю Кольцову! Да и другие ребята, кому приходилось сутками лежать в лесу с опустевшей фляжкой, тоже понимают.

– Более-менее, – пожал плечами я. – Но мне непонятно, как конкретно вы… психокорректируете ваших пациентов?

– А вы это покажете в своем фильме?

– Как посчитаете нужным.

– Ну… Мне кажется, не все стоит показывать, – с паузами, растягивая слова, проговорила Кольцова.

Она заметно поскучнела. Вот если бы главной героиней фильма была она, Лада Кольцова. Перестроить беседу в это русло? Впрочем, я же сказал ей, что фильм художественный.

– Пожалуйста, поподробнее о вашем методе, – мягко произнес я.

– Мы устраиваем с пациентами ролевой тренинг. Но не такой, как у актеров. Я считаю, для того чтобы человек очистился от неприятных воспоминаний, он должен мысленно опуститься еще ниже, чем он был. Первая ролевая стадия – клоун. Бывший солдат или офицер должен представить себя клоуном и постараться развеселить всех остальных. Публика имеет право свистом выражать свое недовольство. Каждый по очереди в течение десяти-двенадцати минут изображает клоуна, а все остальные – публику.

– Это первая ролевая стадия, – кивнул я. – А сколько их всего?

– Еще две. Вторая стадия – животное.

Интересная «теория эволюции»! Я решительно ничего не понимал в методе реабилитации, изобретенном доктором Кольцовой. Впрочем, надо дослушать ее до конца.

– Пациент должен почувствовать себя каким-нибудь животным, например собакой. Причем брошенной хозяином. Несчастная, бедная собака бродит и ищет хоть какой-нибудь угол. И вдруг находится добрый человек, который забирает собаку к себе домой. Такие сцены мы тоже разыгрываем с каждым по очереди.

– В роли хозяина – вы? – спросил я.

– Обычно наши штатные психотерапевты, – точно не заметив подвоха, ответила Лада Вячеславовна. – Но иногда бываю и я.

– Вы что же… заставляете их лаять?!

– Нет, но если наш гость изъявляет желание раскрепоститься до такой степени, я не считаю нужным препятствовать.

Я с трудом совладал с собой. Хотел было задать вопрос о третьей ролевой стадии, но в дверь без стука вошла пожилая дама и молча протянула Кольцовой какую-то бумагу. Главврач пару секунд изучала ее, потом поднялась со своего места и, извинившись, вышла из кабинета вместе с неразговорчивой визитершей. Я проводил Ладу Вячеславовну ненавязчивым взглядом. Она была обладательницей просто-таки необъятного зада, очертания которого не могла скрыть самая широкая юбка. При ее высоком росте большой зад смотрелся вполне гармонично, но мне почему-то пришла в голову мысль о розгах… Тьфу, отвлекаюсь. Я ведь пришел сюда не за этим. Что же касается психокоррекции… По-моему, это какой-то дурдом. И мне повезло, что я в свое время не был здесь «реабилитирован». Видимо, третья ролевая стадия заключается в том, что недавний солдат представляет себя насекомым. Крохотным жучком, козявкой, которую вот-вот раздавит огромный розовый палец, принадлежащий все той же Ладе Вячеславовне Кольцовой… Додумать этот сюжет я не успел, так как Кольцова вернулась в кабинет. Я тут же задал ей вопрос о третьей стадии и получил внятный ответ, полностью подтверждающий мое предположение. Козявке совсем плохо, бежать некуда. Человек сверху…

– Вы ставите воинов в… мягко выражаясь, дурацкое положение! – произнес я, выслушав Кольцову.

– Так кажется только на первый взгляд, – махнув полной рукой, решительно возразила Лада Вячеславовна и с появившейся твердостью в голосе добавила: – Диссертация, которую я недавно защитила, построена именно на этом принципе. Моим оппонентам было практически нечего возразить!

«Засунь эту диссертацию в свою толстую задницу!» – чуть было не произнес я.

Тут и в самом деле ничего не возразишь.

«Уважаемая Лада Вячеславовна, – мысленно формулировал я следующий вопрос, – вам никто из ваших пациентов никогда не говорил, что вы не заслуженный психотерапевт и не подполковник, а… жопа с ушами?»

– Лада Вячеславовна, – начал я, – кто-нибудь из реабилитируемых никогда не говорил вам резких слов?

– Да, конечно, – вновь чему-то улыбнулась она, совсем закрыв щеками глаза. – Иной раз приходится выслушивать даже оскорбления, но тут уж ничего не попишешь.

– Кто и… как оскорблял вас?

Улыбка сошла с ее лица, глазки округлились.

– Я не храню в памяти подобные вещи. Почему я вообще должна вам отвечать? – проговорила она.

Кажется, я задел ее за живое. Теперь главное, чтобы она не замкнулась и не умолкла.

– Лада Вячеславовна! – Настала пора улыбнуться и мне. – Вы такая милая очаровательная женщина! И поэтому…

Договорить я не успел, так как дверь распахнулась и на пороге возник здоровенный парень в накрахмаленной больничной сорочке.

– Что такое, Горбунов? – Кольцова недовольно вскинула тоненькие бровки.

– Ж-жжж! – по-идиотски зажужжал парень.

Я сидел в полутора метрах от него и уловил отчетливый запах дешевой водки или самогона.

– Опять, Горбунов! – раздраженно произнесла подполковник Кольцова. – Где вы взяли водку?

– Ж-жжж, – продолжал жужжать парень, двигаясь к Ладе Вячеславовне. – Я шмель мохнатый, сейчас уж-жалю!

Он был уже в полушаге от Кольцовой, и мне ничего не оставалось, как рвануться вперед и оказаться между «шмелем» и Ладой Вячеславовной. «Шмель» был намного выше меня, он попытался смести меня с дороги одним махом своей тяжеленной клешни, и мне пришлось ударить его яварой в солнечное сплетение. Кольцова тем временем успела нажать потайную «тревожную кнопку». «Шмель» охнул, но на ногах устоял. Я же без особого труда сумел заломить его правую руку, таким образом обездвижив его.

– Дави, сука! Дави! – заорал он, глядя при этом на старающуюся сохранить спокойствие Кольцову.

Не прошло и минуты, как в кабинет вбежали трое дюжих санитаров и быстро увели «шмеля».

– В изолятор его и следите, чтобы больше не распутался! – раздраженным голосом крикнула вслед Кольцова.

Дело понятное. Сейчас парню вколют лошадиную дозу успокоительного, потом спутают по рукам и ногам, затем привяжут (а то и прикуют) к кровати.

– Как видите, и у нас бывают сбои, – закрыв дверь, пояснила главврач.

Глазки у нее сейчас были злые, а щеки красные, чуть подрагивающие.

– Где-то ухитряются доставать водку, – продолжила она, садясь на свое место. – А вы молодец, с вами не страшно по набережной ночью пройтись!

– Что это за парень? – спросил я.

– Горбунов… Усиленно не хочет «корректироваться». Постоянно где-то достает водку, а потом устраивает вот такие вещи. Направлен от воинской части, поэтому мы не можем его выгнать.

– Он воевал?

– Разумеется, поэтому и нянчимся с ним. – Кольцова скривилась всей своей щекастой физиономией. – Кажется, десантник.

Кажется, десантник… Креститься надо, когда кажется. Может, этот Горбунов из моего подразделения? Да даже если и не из моего?! А мне только что пришлось его ударить.

– Продолжим разговор? – воркующим голоском осведомилась подполковник Кольцова.

– Знаете, я, пожалуй, пойду, – произнес я и, не оглядываясь, направился к двери.

Метод казался мне идиотским, но, может быть, я чего-то не понял? А ведь ОН тоже скорее всего был реабилитирован Кольцовой. Интересно, запомнила она ЕГО? Вытворял ли он штуки, как сегодняшний десантник Горбунов? Вряд ли. Нет, ОН, пожалуй, смолчит. ОН выдержан, уверен в себе и своей правоте. Поэтому так опасен. Кольцова при всем желании ничего не смогла бы вспомнить о НЕМ. Я потерял время?

Озадаченный и раздраженный, я двигался к Пеху. Может, права Лада Вячеславовна? Может, вот такими методами нас и нужно… корректировать? Козявки мы, животные, клоуны. А над нами хозяин, раздраженная публика, огромный розовый палец или еще более огромная задница…

Часы показывали без двадцати пяти восемь. Я пешком поднялся на третий этаж, подошел к дверям квартиры Пеха и тут заметил сложенный вдвое лист бумаги, закрепленный на дверной ручке. Меня чуть не прошиб холодный пот. Еще не развернув послание, я не сомневался, что Пеха дома уже нет и что он таким образом решил предупредить меня и, может быть, даже извиниться. Так и оказалось:

«Факир, прости! Я буду действовать так, как считаю нужным.

Пех».

Я чуть не сел на замызганный коврик перед дверями пустой квартиры. Зачем?! Где ты, Пех?! Я начал соображать, что мог выкинуть старшина Гусев. Скорее всего он отправился к кому-нибудь из ребят. Или решил где-то собрать их всех вместе и… Не надо, не надо этого делать!

Мобильник Пеха не отвечал. Кому звонить? Роки, Аркану, Гору? Да, прямо сейчас и всем троим. Но не успел я набрать первый номер, как мой телефон зазвонил сам.

– Пех?! – прокричал я в трубку в надежде услышать знакомый низкий голос.

– Нет, Володя.

Со мной разговаривал фээсбэшный полковник.

– Такие дела, Владимир, – продолжил он бесстрастным голосом. – Николай Гусев, которого ты называл позывным Пех, убит. Армейский штык-нож, удар сзади под левую лопатку, в самое сердце. Три часа назад.

– Где? – совладав с собой, недрогнувшим голосом спросил я.

Полковник назвал мне ничего не говорящий адрес. Единственная достопримечательность – рядом была лесистая местность и небольшое городское озерцо. Пех не послушался меня, попер напролом. Рванул куда-то сразу же после нашего расставания. И вот теперь… Зачем я только впутал его?! Я тут же бросился по указанному полковником адресу, поймав попутную машину.

Тело Пеха было накрыто брезентовой накидкой. Опознавать его не было смысла. Кроссовки сорок пятого размера и десантная татуировка на не покрытой брезентом правой руке не оставляли для меня никаких сомнений. Вокруг суетились эксперты, сотрудники в форме и в штатском. Мой полковник, как всегда, стоял чуть поодаль. Он был как бы в тени, незаметный и одновременно контролирующий всю обстановку.

– Подойти к Пеху сзади не так просто, – проговорил я, выслушав полковника.

– Вот именно, – согласился полковник. – Значит, этого человека он хорошо знал. И доверял… Не пора ли приставить к тебе охрану?

– Нет, – твердо произнес я.

– Хорошо, может быть, тогда возьмешь радиомаяк? – Он протянул мне зажигалку. – Мы будем знать, где и с кем ты.

– Я не курю.

Полковник убрал маяк. Некоторое время стоял молча.

– ОН страшней, чем я думал, – произнес наконец он.

– А вы что думали? – зло отозвался я. – В нашем учебном центре готовили лучших снайперов. Не просто стрелков, а бойцов. Мы же спецназ. Мне не надо ни охраны, ни лишних людей. Снайпера не ловят всем войсковым подразделением. Неводом его не возьмешь, проскочит сквозь сеть. Вы понимали это, когда сказали, что вам нужен ювелир. А ювелир работает в одиночку.

– Возразить мне тебе нечего, – произнес полковник.

Что тут возражать? Сетью снайпера не берут, он это понимает. А артогонь в столице не откроешь. Поэтому остаюсь лишь я.

– Кто из твоих сослуживцев живет в этом районе? – спросил тем временем фээсбэшник.

– Никто, – ответил я и спросил, в свою очередь: – Свидетели что-нибудь говорят?

– Опрашивают. Но пока ничего. Как и всегда.

Вернувшись домой, я чувствовал себя подавленным и разбитым. Тем не менее сейчас мне предстояло выпить чашку кофе, взбодриться и готовиться к следующему боевому дню. Больше ошибаться я не имею права, но… Как заметил один весьма остроумный человек, дальтоникам кажется, что они быстрее всех в мире собирают кубик Рубика… А мне теперь остается лишь горько иронизировать над собой. Я был сегодня не прав? Надо было прислушаться к Пеху, поговорить, найти оптимальное решение… Или сделать так, как хотел Пех? Я слишком много на себя взвалил? Что теперь размышлять, терзать себя!

За окнами тем временем светало. Наступал мой второй день. И я понимал, что пришло время встретиться лицом к лицу. Да, сегодня я должен увидеть того, кто убил Пеха. Возможно, даже вызвать огонь на себя, спровоцировать, но при этом уцелеть.

Кто бы ОН ни был, пощады ЕМУ теперь не будет.