Текст книги "Дело о секте скопцов. Часть I. Преступление. Исторический детектив"

Глава 3 Московские тайные гости. Секта

На одной из московских улиц расположился богатый трёхэтажный дом купца Непогодина Артемия Афанасьевича. Несмотря на вечер, окна особняка горели огнями. Каждые десять минут к дому подъезжал новый экипаж. Из различных колясок высаживались дородные гости купеческого вида, в хорошей одежде, со слугами и без них.

Далее они в сопровождении встречающего их дворецкого входили в богатый дом. Там снимали верхнюю одежду, головные уборы в просторной прихожей и проходили в большую гостиную с камином.

Интерьеру гостиной мог бы позавидовать любой дворянский особняк с богатыми историческим наследием, звучной фамилией и древним гербом. Окна были украшены тюлевыми, кружевными занавесками. Возле стен, обшитых панелями из дуба, стояли мягкие диваны, декорированные бронзой и перламутром. Стены украшали многочисленные фотографии в дорогих и красивых рамках, большие зеркала. В центре комнаты стояли небольшие круглые столики со стульями вокруг них. На каждом из них имелось угощение – соки в красивой стеклянной посуде, небольшой самовар с чайными чашками, варенье и сладости. Между столиками сновали слуги, предлагающие гостям угощение.

Были они как на подбор – молодые, от двадцати до двадцати пяти лет, высокие, щеголеватые, с тонкими голосами и женоподобными лицами. Прибывшие гости тоже были похожи друг на друга манерой поведения, телосложением и общими чертами безбородых, широких лиц с дряблой кожей.

Однако одежда была дорогой и безукоризненной, так как шилась у лучших портных. У всех присутствующих имелись золотые часы-луковицы и массивные перстни. На шеях были повязаны белые платки, обозначавшие чистоту помыслов и жизни.

Первым делом по прибытии в дом гости по одному проходили для конфиденциального разговора в кабинет хозяина особняка, поднимаясь на второй этаж по специальной лестнице. При каждом был свёрток, видимо, с деньгами. Задерживались они там ненадолго, затем спускались вниз, в гостиную. Для того чтобы очередь не нарушалась, гостей сопровождали специальные слуги, приглашающие их на аудиенцию.

В гостиной дорогие немецкие напольные часы пробили девять часов вечера. Дверь кабинета широко открылась. Вышел сам хозяин дома, купец Непогодин, и начал гордо и торжественно спускаться по лестнице к общему собранию

Было ему около шестидесяти лет. Вся Москва знала о его богатствах и больших доходах. Денег на обустройство общественных мест он не жалел, поэтому числился в известных благотворителях. Лицо его, безбородое и дряблое, с обвисшими щеками, выражало саму любезность и радость от встречи с давними товарищами. Руки были заведены за спину, отчего большой живот казался ещё более огромным.

– Все в сборе, рад, рад! Ещё раз здравствуйте, милые мои голуби, уважаемые купцы. Прошу ваше степенство отужинать. В столовую, друзья мои, братушки, в столовую. Там и обсудим все общие вопросы. Всё уже накрыто, всё ждёт вас, други сердечные, – громко заявил купец первой гильдии и пригласил жестом гостей в следующее помещение.

Гости степенно прошли в столовую. Спокойно, с чувством высокого достоинства, заняли места без разделения по чину. Видимо, все они были равными между собой. Хозяин не присел, но занял центральное место во главе.

Большой стол на десять человек был заставлен различными блюдами. Здесь были рыбные паштеты, различная холодная рыба, соленья, белые грибы в сметане, пирожки, ананасы, дыни, персики и многое, многое другое. Только мяса и мясных продуктов не было. Красиво возвышались дорогие сосуды, только не с вином, а с чистой водой и напитками. Все сели, и установилась тишина.

– Братушки-братики, белые голуби мои ненаглядные, предлагаю вспомнить батюшек наших главных. Селиванова Кондратия Ивановича, Шилова Александра Ивановича, которые не умерли, а вознеслись на небо. Прочесть наставления их, – нараспев провозгласил Артемий Афанасьевич.

Гости встали и приготовились слушать. Лица у всех собравшихся были серьёзны и высокомерны. Слуги, сновавшие по столовой, замерли там, где кто стоял. В доме наступила тишина.

Артемий Афанасьевич оглядел присутствие и начал говорить с глубоким чувством переживания, нараспев, то повышая, то понижая голос: «Завещал наш Великий Кормчий, белый голубь, Кондратий Иванович, о жизни и вере в своих заповедях. Все их знают, да давайте вспомним вновь некоторые слова нашего искупителя.

Во-первых, живите чистотой и работайте со страхом, радуйтесь с трепетом и осторожностью. Завистников много, и они везде.

Во-вторых, будьте готовы к наказанию за грехи, учитель всё видит. Принимайте наказание нашего учителя-искупителя за благо. Имейте между собой искупительную любовь, веру друг другу, делитесь советами. Верьте учителю-искупителю, он говорил: «Где любовь, там и Бог. Где совет, там и свет».

В-третьих, бойтесь женской лепости и не заглядывайтесь, братия, на сестёр, а сёстры – на братиев. Удалите ключи ада, данные мужчинам в наказание, и жизнь ваша станет святой и сладкой. Ибо присутствие похоти и желания является грязным.

В-четвёртых, не входите в праздные разговоры. От этого не столько душе подмога, сколько внутреннее смятение и тревога. Поэтому при беседах надо со страхом и трепетом нашу службу и веру продолжать. Так надо от чужих людей молчать, как будто бы в гробу лежать.

В-пятых, не за лепостью умом своим бежать, а чистотою мыслей думы украшать. Как говорил и завещал наш Великий Кормчий: «Лепость человеческой душе пагубна». Лепость, яко вселютейший змей, всю вселенную пожирает, к вере не подпускает и от веры отвращает. Мучили и лютовали над нашим учителем. В городе Туле распинали его, голову сургучом обливали. В других местах, тюрьмах и ссылках, издевались над плотью его, а он ради нас страдал. Сто тюрем обошёл, а нас нашёл и к вере привёл. Будем, братики сердечные, верны ему. За дело наше верное не страшитесь ни темниц, ни кандалов. Тайн наших никому не рассказывайте, тому и учеников своих учите. Помните всегда – при ходьбе поворачивать направо, если в этом необходимость имеется. Так как наше дело правое, а если не получится, то замолить такую ошибку как можно скорее нужно. В этом большой смысл укрыт. Вина не пейте, мяса не ешьте, мирских песен не слушайте, ругательных слов не произносите. Имени дьявола не говорите. А уж если необходимость будет, заменяйте это имя словом «враг». Отвечайте, братушки, как учителя велели».

Общество, находящееся за столом, громко пропело:

«Прости нас вся небесная сила, прости земля, прости солнце, простите звёзды, простите озёра, реки и горы, простите все стихии небесные и земные. Мы, заграничные воины небесного царя, постоянно, днём и ночью, исполняем волю учителей-искупителей».

– Приглашаю к столу. Друзья, братушки мои, предлагаю начать с ушицы из стерлядки. Вносите угощения для дорогих гостей, разлюбезных наших белых голубей, – приказал слугам хозяин после совместной скороговорки.

Гости одобрительно зашушукали, слуги засуетились. Внесли уху в фарфоровых супницах, разлили по тарелкам.

– Вино нам в тягость. Не наш это напиток, а срамных людей, жизнью обиженных. Давайте за Кондратия Ивановича и Александра Ивановича поднимем чистой водицы и изопьём. Они, конечно, в другой жизни видят, как их знания в души людей вошли и закрепились. Пусть их души спокойно покоятся, а учение и вера процветают, – громко сказал хозяин дома, и поднял высоко над собой красивый хрустальный стакан с водой.

За ним все присутствующие гости подняли бокалы и, пригубив воды, дружно закричали: «За Кондратия Ивановича и Александра Ивановича поднимем чистой водицы и изопьём. Пусть их души спокойно покоятся, а учение и вера процветают».

Затем гости присели за стол и начали угощаться. Некоторое время все молча и сосредоточенно кушали хозяйское угощение. Слуги сновали тихо и уверенно, подливая уху, убирая пустые тарелки, подливая воды и соков, меняя полотенца на коленях присутствующих. После ухи прозвучал новый тост.

– Братушки разлюбезные! Потом, за чаем, обсудим наши беды и радости, пути и дороги. Спасибо за веру, которую вы в людях сеете. Придёт время, и армия в сто сорок четыре тысячи соберётся и придёт. Придёт и наведёт порядок на нашей земле, будет вершить праведный и честный суд. Давайте, братушки, вспомним всех неправедно отправленных на каторгу и посаженных в тюрьмы. Но мысли наши и мечты сбылись. Нет больше государя Александра II, погиб, поражённый праведной бомбой. Много он нас преследовал, но время его закончилось. Все вы знаете, что с нашей помощью и нашими деньгами свершилось правосудие на земле, – радостно заявил Главный Кормчий, купец Непогодин, и призвал вновь пригубить бокалы с водой.

– Позволь, Главный Кормчий, стих прочесть про Великого Кормчего, Кондратия Ивановича. Не откажи, – попросил хозяина один из присутствующих.

– Читай, читай, родимый. Спасибо, что помнишь, – с лицемерной улыбкой заявил Непогодин.

Купец с большим животом и покрытыми маслом завязанными на затылке волосами встал и тонким голосом, со слезами на глазах прочёл:

«Благослови наш Искупитель,

Сударь Батюшка родимой!

Колоколь твой зазвонити,

Птицу райскую сманити,

Про твои страды велики,

Горючи слезы пролити;

Как тебя, наш Искупитель,

Били-мучили Иудеи;

А все злые фарисеи

Не дали места в России.

На твою пречисту плоть

Налетали чёрны враны,

Наделали многи раны,

Отослали в дальни страны,

Во Иркутскую губерню…».

Не договорив полный текст стихов, он сел на свое место, горестно заплакав.

Большинство общества одобрительно зашумело в поддержку, выражая одобрение, но некоторые улыбнулись, пряча презрение в уголках губ.

– Спасибо тебе, Кондратий Михайлович. Пусть на орловской земле такого не произойдёт. Пусть вера убеления всегда будет процветать. А жеребцы мирские пропадут пропадом. Давайте за это и выпьем водицы, – заявил Артемий Афанасьевич и вновь призвал всех пригубить бокалы с водой.

Насытившись, гости вальяжно развалились на мягких стульях. Слуги быстро убрали со стола ненужную снедь, накрыли по-новому. Появились вычурные сладости, чай и сладкие напитки. Компания приступила к серьезному разговору. Беседу вёл хозяин, Артемий Афанасьевич.

– Вот что, братушки! Начну я с наших дел. Надо принять общие решения, как нам в разных местах единую волю общины проводить. Как приблизить наш праздник и праведный суд над пропащими людишками-жеребцами. Хочу сказать, братушки, что новые осветлённые приходят и принимают печати, проходят огненное крещение. Однако мало их, мало мы трудимся. Надо бы подумать и больше денег вкладывать в крестьянских деток. Давайте назначать разъездных агентов из самых лучших братушек. Пусть ездят по сёлам и деревенькам, рассказывают крестьянам о нашем процветании. О веровании нашем, призывают прекращать грехи, принять огненное крещение, побороть плоть человеческую. Особенно надо деток в истинную веру приводить, тогда и община будет молодой и вечной. Денег надо давать отцам и матерям. Если они не хотят в истинную веру убелиться, тогда пусть детей отдают. А вы им деньги за это. Что скажете, братья? – уточнил купец.

– Правильно ты, Главный Кормчий, говоришь. Верно советуешь! Я уже так и начал у себя в Калужской губернии делать. Двух братьев назначил, денег дал. Сами они лицом пригожие и румяные, одеты красиво. Образованы и говорливы, люди им верят. Но аккуратно надо дело делать, полиция не дремлет, вначале присмотреться, приглядеться нужно, понять, чем дышат, чем живут. А потом уж и предлагать вечную жизнь и чистоту. Только огненное крещение не в сёлах проводить надо. Если погибнет такой малец, беда будет. Или денег надо будет дать в десять раз больше, или вообще полиции выдадут, а тогда каторга. К себе надо вывозить, в тайные места, там и убелять, привлекая сведущих лиц, и сразу под корень. Если удачно проходит, то приживаются эти бывшие крестьянские детки. Родителей и не помнят, а что им помнить-то, стол сытый, одежда справная. В поле работать не надо, – встав, высказался один из гостей.

– Вот, прислушайтесь, братья! Так всем делать надо. Чем больше ваши корабли в губерниях, тем больше в империи флотилия! Может, есть ещё какие советы? Кто желает сказать слово мудрое? – уточнил Артемий Афанасьевич.

– Есть, батюшка Главный Кормчий. Я вот что у себя во Владимирской губернии делаю. Один наш брат специально на ростовщичестве служит. Тем, кто в долгах и расстройствах хозяйства находится, предлагает принять первое убеление, частичное лишение ключей ада. Многие соглашаются, а где первое лишение яиток, там и второе. Потом приглашаем новиков, недавно лишённых мужских причиндалов, на радения. Такой человек посмотрит, посмотрит и решится на полное убеление. Так как всем известно, нет удесных близнят и греховного ствола, нет причинного места, нет и греха. За это мы его долги прощаем. Или выкупаем эти долги у неправедных и денег на своё дело даём. А чтобы всё получилось в коммерции и в торговле, брата-наблюдателя ему приставляем на год-два, – поделился своим путём привлечения в общину владимирский купец.

– Вот, братья, вам и путь! Молодец, настоящий ты Кормчий, – удовлетворённо похвалил выступавшего Непогодин, – кто ещё поделится мудростью?

– Можно я? – заявил рязанский Кормчий.

– Говори, Иван Михайлович, говори. Будь добр, сердечный! – поддержал хозяин дома.

– Мы, батюшка Главный Кормчий, вот как делаем. По солдатикам смотрим, они же служивые, поэтому бедствуют. Тяжело им, горемычным, служба, лямка солдатская тяжёлая. Хочется им отдушину иметь. Приближаем мы их, подкармливаем, семьям помогаем деньгами. Они к нам и отходят. Многие уже оскопились, первую печать на себя наложили. Уверовали в нас и наши помыслы.

– Это правильно. Ещё покойный учитель наш Александр Иванович Шилов пример нам показал хороший, когда в ссылке в чужой стороне был. Он смог одним праведным словом унтер-офицера, который его охранял, в веру обратить и тут же убелить. Лишить его греха плоти. Там, в Шлиссельбургской крепости, многим повезло из рук самого Александра Ивановича веру почерпнуть. Человек десять он подверг огненному крещению, а то, может, и больше. Ни власти, ни надзор остановить праведное дело не смогли. Надо все возможности использовать. Учитель наш, Кондратий Иванович, за свою долгую и праведную жизнь сам собственноручно больше ста человек огненному крещению подверг.

– Как в Орле, Кондратий Михайлович? Как у вас дела идут? Много ли новых членов на корабль вошло? Поделитесь, поучите всех. Может, полезно будет кому из присутствующих? – спросил купец Непогодин.

– Что касаемо солдат, займов и крестьянских детей, то у нас на это работа налажена. Но у нас, батюшка, ещё и два постоялых двора имеется. Мы, конечно, очень осторожно себя ведём, но всё же умудряемся корабль пополнять. Девок красивых мы наняли на обслугу вместо половых. Вначале долго с ними беседовали, к истинной вере приобщали. Смогли, приняли они огненное крещение первой печати. Теперь привлекают молодых да ретивых. Тех, которые больны лепотой женской. Пообщаются с месяц, другой с девицами, а потом и соглашаются на первое огненное крещение. Оно-то плотскому не особая помеха. Где первое, там и второе, через грех к святости идём. Вот так-то, батюшка! – ответил орловский Кормчий.

– Это не по правде учения. Это отступление от заповедей братушек и искупителей, Селиванова и Шилова, – заявил один из приглашённых.

– Что ж тут неправильного? Всё правильно, если новые члены прибывают в круг корабля, – ответил Артемий Афанасьевич, – а скажи, Кондратий Михайлович, как проводите крещение? Много ли гибнет людей?

– Нет, батюшка, немного, за этот год только одного похоронили. Умер, не приходя в себя. Человечек у меня появился, веру принял. Немного в медицине понимает. Огненное крещение проводит быстро и чисто. Заживает плоть что у мужиков, что у баб. При этом настойки всякие использует с ядовитыми грибами, волчьей ягодой, болиголовом. Иной человечишка заснёт, а проснётся уже на пегом коне.

– Молодцы! Берите пример, братья, с голубей орловских. Я тоже поделюсь московским знанием. Скупаем мы все воровские вещи из драгоценных металлов, для этого специальных скупщиков держим. Переплавляем через наших ювелиров и продаём жеребцам мирским, доход хороший. Монеты старого чекана за бесценок скупаем, а затем на серебро их. Цена в изделии в два раза, а то и в три против покупочной возрастает. Посмотрите у себя, кто такой порядок не завёл, может, подумать пора об этом.

– У нас в Костроме давно так, – заявил один из гостей-купцов.

– Вот видите, Илья Прокопович давно своим умом дошёл до разумной мысли. Да, братья, нам осторожными быть нужно. Дам я всё же наставления вам, хотя уверен, что и сами всё знаете. Однако напомню всё же. С чужими, жеребцами и кобылицами, надо таясь себя вести, в свои дома да в душу не пускать. Собак держите, да и ворота на замке. Ставни особо открывать не нужно, мирской человек-жеребец всегда на чужое добро с завистью посматривает. Меж собой ссоры сразу пресекать, а то иной раз свой, общинный братушка из-за злобы или обиды пакость может задумать и сделать. Женщины, принявшие веру и огненное крещение, под надзором должны быть. Баба, она завсегда баба, язык впереди ног бежит. Осторожней с властями, вспомните уважаемого моршанского купца Птицына. Всё у него было. Денег куры не клевали. Общество признавало и наградами баловало. Но жена одного из братушек, известного своей любовью и преданностью вере, предала его. Три девицы, которых он ввёл в веру, родителям рассказали, а те тамбовскому губернатору донесли. Не помогли ни расшитый золотом мундир бургомистра, ни регалии почётного жителя и гражданина, ни деньги, пожалованные на благотворительность. Понаехали враги из жандармского управления, и где он сейчас? Умер в ссылке, на каторге. Пострадал безвинно за веру и огненное крещение. Деньги все потерял, хозяйство разрушилось. Как завещали наши учителя, богатство наше наследовать должны только те родственники, кто принял веру и имеют печати. Если нет таковых, пусть наши братушки, завещают всё духовным братьям по вере. Детей меньше заводите. Говорите братьям о том, что от них одно разорение, учите слабых и заблудших. Так наши батюшки-искупители Кондратий Иванович и Александр Иванович нам завещали. Чужих детей для нашей веры хватит. Молитв ничьих не читайте, а когда в церквях бываете, не слушайте, и братьям с сёстрами наказывайте. Помните, нет геенны огненной, и нет терзаний после смерти.

Ещё долго беседовали гости за столом, обмениваясь новостями. Много было высказано советов и пожеланий. Наконец-то вечер начал подходить к концу. Все темы были изложены и переговорены. Артемий Афанасьевич встал и подал знак сидевшим, разговоры затихли.

– На этом наше собрание предлагаю окончить. Всем спасибо за оказанную денежную помощь, всё пущу на развитие нашего дела, да на подкуп властей. Предлагаю, братушки, остаться ночевать у меня, под каждого комната подготовлена. Под каждого слуга имеется. Если нет желания оставаться, то мои экипажи стоят у ворот. А на дорожку или на отдых давайте нашу любимую песню-стих послушаем в исполнении нашего молодого братца. Именно ту, где говорится о нашем батюшке Кондратии Селиванове и его встрече с императором Павлом Первым. Не послушал он искупителя, вот и умер насильственной смертью, – закончил Артемий Афанасьевич и подал знак слугам.

Вошёл молодой парень в хорошей одежде и, сосредоточившись, начал петь тонким голосом кастрата:

«А Царь сердцем встрепенулся,

На отца он ужаснулся.

И заплакал, затужил,

Всё собранья нарушил.

Послал скорого гонца

Отыскать своего отца:

Чтоб представить бы в столицу

Со иркутской со границы.

Скоро это сотворил,

К отцу двери растворил.

Он вошёл со бурным духом

И сам гордо говорил:

«Сотвори волю мою!

Теперь я имею власть:

Возведу тебя на трон,

Отдам скипетр и венец,

Если только мой отец».

Наш Батюшка Искупитель

Глаголил слово с высоты:

«Что греху я не отец,

Разорить пришёл в конец:

Чистоту буду любить,

Грех хочу весь погубить;

А во праведной семье

Буду в трубушку трубить,

Всех поставить, утвердить!».

Последнее четверостишие присутствующие за столом пропели вместе с певцом, встав и положив руки на плечи друг друга. Пропели трижды, тонкими фальцетами, раскачиваясь из стороны в сторону. Затем певец продолжил:

««А царь жёстко осерчал,

забыл первой свой начал:

Затворил он крепко двери.

«Не хочу быть в твоей вере;

А за этот за смешок

Пошлю в каменный мешок!».

Наш Батюшка Искупитель кротким гласом провестил:

«О! Я бы Павлушку простил!

Воротись ко мне ты, Павел,

Я бы жизнь твою исправил».

А Царь гордо отвечал,

Божества не замечал,

Не стал слушать – и ушёл,

да покоя не нашёл.

Наш Батюшка Искупитель

Своим сердцем воздохнул,

Правой рученькой махнул:

«Пади, земная клеветина,

К вечеру твоя кончина!

Я изберу себе слугу, Царя Бога на кругу,

А земную царску справу

Отдам кроткому Царю.

Я всем тронам и дворцами

Александра благословлю:

Будет верно управлять,

Властям воли не давать…».22
  «Скопческие духовные песни и нечто из богослужений скопцев в России» Лейпциг: Э. Л. Каспрович, 1879, с.15—17.


[Закрыть]

Последнее четверостишье опять подхватили гости и вновь, встав, вместе пропели три раза. Затем, степенно простившись с хозяином, убыли в дорогие московские гостиницы, чтобы, отдохнув, с утра убыть по домам: Ярославскую, Владимирскую, Рязанскую, Орловскую, Калужскую, Тульскую и другие губернии. В гостеприимстве и экономии денег они не нуждались, все были очень богатыми людьми. Хозяин проводил всех, поцеловал на прощание, обнял. Гости грузно и медленно закинули тучные, обрюзгшие тела в экипажи. Безбородые кучеры с провисшими щеками бодро заскочили на козлы. Не мешая друг другу, получив приказ от клиентов, начали разъезжаться по улицам Москвы. Хозяин, проводив всех, вернулся в столовую. Остался только один из гостей, терпеливо дожидавшийся Непогодина, старший общины из города Тулы. Главный Кормчий присел к нему за стол, внимательно заглянул в глаза.

– Давай, братушка, поговорим по душам. Всё ли получилось, что обсуждали раньше? – уточнил Артемий Афанасьевич у ожидавшего его гостя.

– Всё получилось удачно, как и задумывали. Бумаги у меня. Поможем нашим братьям в изгнаниях и искупителей наших вытащим из ссылки. А многих и из тюрем удастся освободить. Деньги тоже готовы, кому передать? – уточнил оставшийся гость.

– Хоть и уговаривал я тебя не делать этого, умолял, но ты сам решил и сам всё сделал. Опасность великая в это деле, костей можем не собрать. Боязно очень, но уж коли всё исполнено, посмотрим, как воспользоваться. Прямой шантаж правительства не применить никак. Много больше врагов наших, чем друзей. Но аккуратно попробуем, а если не получится, то передай вместе с деньгами все эти бумаги курьеру от братьев из Румынии. Там сейчас самая активная борьба разворачивается. Глядишь, и придёт из этой страны огненное крещение на всю нашу державу. Но если что – меня не марай, иначе всё большое дело враз погибнет.

– Боишься, Артемий Афанасьевич? За деньги опасаешься или за жизнь свою? – уточнил гость, сердито нахмурившись.

– Нет, не за деньги и не за жизнь, а за наше общее дело волнуюсь. Если полиция прознает про эти дела, не сносить нам головы, всех под корень изведёт. С государством шутки плохи, – раздражённо заявил Непогодин.

– Ой, лукавишь, Артемий Афанасьевич, ну да ладно. Хорошо, так и сделаю, как ты сказал. А что, уже известно, когда Великого Кормчего выбирать будут? – уточнил гость.

– Зачем тебе беспокоиться об этом, живи спокойно. Может, сам желаешь стать Великим или Главным Кормчим? – подозрительно уточнил Непогодин.

– Куда уж мне. Рылом не вышел, – ответил тульский Кормчий, злобно сверкнув глазами.

– Оставайся на ночлег, у меня всё готово, – предложил хозяин дома.

– Нет, не останусь. Поеду в гостиницу. Завтра с утра дел невпроворот. Надо встречи провести по коммерции. Так что давай прощаться, Артемий Афанасьевич. До доброй встречи вновь! – ответил гость на любезное предложение хозяина.

– Как знаешь, – облегчённо ответил хозяин дома.

Было видно, что этого кормчего он не любит, и поэтому решение гостя ночевать в гостинице пришлось хозяину дома по душе. Гость степенно собрался, попрощался с хозяином и в сопровождении слуги вышел из дома к ожидавшему его экипажу. Артемий Афанасьевич, дождавшись ухода последнего гостя, прошёл к себе в кабинет. Закрыл дверь на замок.

Подошёл к шкапу, открыл дверцу и достал из тайного места открытую бутылку дорогого белого вина, Шато Дикем от вин Бордо. Налил себе дополна в высокий красивый фужер и сразу выпил. Затем с удовольствием посмотрел на девять кучек денег, лежащих ровными рядами в шкафу. В каждой было не менее ста тысяч. Его предприятие под названием «скопческая ересь» давало отличный доход и позволяло влиять на многие губернии в центральной полосе, да и по всей России. А в друзьях у него имелись министры, генералы, судейские и даже члены Сената. Налил ещё и снова залпом выпил.

«Покуда людская глупость не извелась, будем жить и процветать. Глупость и невежество тёмное иногда получше всех мануфактур и заводов денежки приносят. Коль попал какой крестьянин аль мещанин или купчишка в общину, то обратно после огненного крещения ему не выйти. Никому он такой не нужен, кастрат, одним словом. Вот и остаётся у него только один соблазн – деньги копить и приумножать. И нам, таким, как он, Главным Кормчим, толику отдавать за спокойствие от властей и возможности хорошей коммерции», – с большим внутренним удовольствием подумал Артемий Афанасьевич Непогодин, купец первой гильдии и почётный московский житель.

Затем он вновь налил в бокал вина, но не по края, как ранее. Бутылка закончилась. Подошёл к шкапу, взял новую. Открыл и долил до краев. Присел на дорогой кожаный диван и отпил немного из бокала.

«Больно уж самостоятелен последний из гостей, своенравен. Давно уже в общий котёл не платит, под всякими предлогами свою линию гнёт. Не задумал ли чего? Может, сам желает Главным Кормчим стать? А что, устранит меня и станет, денег у него много. Надо бы поосторожней с ним. Усилить охрану нужно, чем чёрт не шутит! Скоро на общий сход-корабль собираться надо, на юге будет проходить. Их, Главных Кормчих, всего-то двенадцать. Надо будет обсудить один вопрос. Может, пора уже забыть немного про этих шутов-плутов, основателей-искупителей, Селиванова и Шилова. Выбрать нового Великого Кормчего. Пусть кто-нибудь из двенадцати при жизни с небес спустится и станет Великим. Может, самому попробовать? Нет, мороки много и рискованно, такого власти точно не потерпят. В каторгу угонят, и деньги здесь не помогут. Но выбрать такое человечище, искренне тянущее лямку веры, обязательно надобно, чтобы дело процветало!» – с этими мыслями Артемий Афанасьевич спокойно допил вино и прилег на диван, подложив под голову удобную подушку.

Через минуту он заснул, и снилась ему красивая обнажённая женщина.