Текст книги "Дар случайный. Поэтические произведения разных лет"

Аще и ты

 
Если и ты…
                          …то ты станешь последней страницей
недописанной книги чудесной любви….
Если и ты…
                             …жизнь стремительной птицей
упорхнёт в облака…
                            …и зови, не зови…
Если и ты…
                           …то кому теперь верить?
А не верить нельзя, ведь безверие – грех…
 
 
Если и ты…
                       …кто откроет последние двери,
за которыми радость  и солнечный смех?
 
 
Если и ты…
                       …мне не скажешь простое «Люблю» —
то, какого же чёрта тебе эту песню пою?!
 

27 января 1989

Песенка о лѣтѣ
(Светкина песнѧ)

 
Мне беспечная зима —
будто вечная тюрьма.
Я дрожу от холода,
я схожу с ума…
 
 
Говорит мне Света:
– Скоро будет лето,
погоди немножко,
мой дурачок Серёжка!
 
 
Мне и жизнь недорога,
печь не греет ни фига…
А на чистый, снег искристый
я гляжу, как на врага!
 
 
Но упрямо Света
мне бубнит про лето…
– Скоро будет жарко!
Ей меня не жалко.
 
 
Вот уже прошёл апрель,
да не кончилась метель.
Мне весёлый месяц август
стелет снежную постель…
 
 
– Ну и что?! – мне Света.
– Задержалось Лето.
Милый, ради бога,
потерпи немного…
 
 
Я прождал немало дней,
с каждым днём все холодней.
Понял я, что холодно
не от стужи мне…
 
 
– Подари мне, Света,
хоть часочек лета,
я озяб немножко —
твой дурачок Серёжка!
 

январь 1989

Фїалъ

 
Из слёз и разбитого счастья,
не веря в свой труд кропотливый,
по капелькам, по крупинкам
я дивную чашу сложил.
Наполнил её недозрелым вином
и дале не знаю, как быть:
испить эту чашу до самого дна
иль грохнуть о каменный пол?
Я вновь опьянел от надежды;
О! хрупкое сердце моё,
в какие ты руки стремишься?
Опомнись! А вдруг это враг?!
 

январь 1989

Спи, моѧ радость

 
Спи спокойно – тревожить не буду
без того беспокойный твой сон…
 
 
Спи, родная, а потоскую,
потому что никак не забуду,
что давно разлюбил я другую —
а сегодня я снова влюблён!
 
 
Спи спокойно – я больше не буду,
так вздыхать, хотя сердце болит…
 
 
Спи, и тоже глаза я закрою;
спи, и, может быть, даже забуду;
что давно я был ранен другою —
а сегодня тобою убит!
 

31 января-1 февраля 1989

Тщетство

 
Напрасно пробую заснуть,
вот и ко мне пришла некстати
неутихающая грусть —
скорбь по любви, что я утратил…
 
 
Напрасно пробую забыть,
и оправдать себя пытаюсь.
Забытый всеми следопыт
в людской пустыне подвизаюсь.
 
 
А ты – любви моей предлог —
зачем-то строишь планы мести…
Как хорошо, что я – не Бог,
что скорбь пройдёт со мною вместе!
 

9 февраля 1989

Кранїево мѣсто
(пѣсн приговоренного къ жизни)

 
Люди строят дома, чтобы жить;
корабли, чтобы по морю плыть;
бани рубят, чтоб кости попарить;
казематы, чтоб пыл охладить…
Но, а я тунеядец и мот:
строю, строю себе эшафот,
строю, строю, а ради чего?
Чтоб однажды взойти на него.
 
 
Люди к небу возводят глаза,
осеняют крестом образа,
унывают, когда не расслышат
их молитвы-мольбы небеса.
А я занят, я зря не грущу,
к эшафоту я плаху тащу…
И на плахе, когда не скажу,
буйну голову молча сложу.
 
 
Люди, в общем, недурно живут:
маршируют да гимны поют;
восхваляют вождей да пророков,
по чей милости слёзы лиют.
Не пытаясь ввязаться в игру,
я осанну пою топору,
что однажды в горячке хмельной
пропоёт над моей головой.
 
 
Люди верят призывам пустым,
но при случае, раз, и в кусты.
Дурака или даже подонка
нарекают из страха святым.
Я ж в кустах не дрожу по ночам,
выше Бога я чту палача,
он меня никому не продаст,
просто смерти позорной предаст.
 

12—15 февраля 1989

Говорливаѧ Зима

 
Говорливая Зима
довела,
    свела
                        с ума,
завлекла да бросила…
Посулила мне любовь,
остудила в жилах кровь,
сердце приморозила…
 
 
Я чуть было не замёрз,
да, спасибочки, Мороз
надо мною сжалился…
Вспомнил, знать, мужскую честь,
всё ж мужик, какой ни есть —
малость поубавился…
 
 
Что содеялось с Зимой?
Потеплела и самой
быть по нраву нежною…
Ночь настала, и Метель
постелила нам постель
пуховỳю, снежную…
 
 
Холодна Зима, как Смерть,
приласкать хотел, согреть,
но жена коварная —
позабавиться не прочь…
Стала брачная мне ночь —
ноченькою бранною!
 
 
Я был ранен, и смертельно;
не помог мне крест нательный;
подступала Тишина;
убаюкивала Вечность…
 
 
Вдруг, в наряде подвенечном
подошла ко мне Весна!
 

19—22 февраля 1989

Дверь

 
В этот вечер такой бестолковый
и такой бесприютный, как жизнь,
постучись в мою дверь, воплотись —
я специально её не закрою…
 
 
И не бойся меня – я тебя не обижу,
твой случайный приход я предвижу…
Но никто не стучит и не ломится.
Эта дверь никогда не откроется!
 
 
Никогда ты в мой дом не войдёшь…
Ты – моё ожиданье и ложь!
 
 
Да, я знаю, конечно, я знаю
и нарочно затеял игру;
я в надежду чуть-чуть поиграю…
Но, а дверь…
                              я, конечно, запру!
 

<февраль 1989>

Два выстрела

Kaufering
(первый выстрелъ)

 
Мне зябко и страшно сегодня,
                                       хотя ни мерзлив я, ни стар…
но баварские ветры поют поминальную песнь…
И уже…
Нет меня,
                    только боль —
                                она hundert Stockwerke;
                                                          она в сто этажей
чёрной кровью и потом пропахших
не струганных konzentrationslager нар…
 
 
Я забыл свой vorname,
                                 забыл,
                         кем я был,
                                         что я – есть человек…
Мне остались: gefangenennummer,
злой окрик
                           да выстрел в висок.
Aufseher смеётся…
                        Удар!
                                      И я харкаю кровью на снег,
и дрожу, я – не трус, но мне мерзко…
но zum Teufel – на взводе курок…
 
 
Дай минуту, der Henker,
                     дай последними мыслями
                                                             я соберусь…
Там за тысячи вёрст
                     бьётся сердце моё
                                        с женским именем Русь…
Там мой Sohn,
                          он придёт отомстить за меня,
                          so wissen,
                                              так и знай…
Ты от крови моей не отмоешь
                                                            bestienpfoten…
Стреляй!
 

Севвостлаг
(втрай выстрелъ)

 
Мне зябко и страшно сегодня,
                            как будто бессрочно я стар…
но колымские ветры поют поминальную песнь…
И уже…
                           Нет меня,
                                     только боль —
                                             она в сто падежей;
                                                она в сто этажей
чёрной кровью и потом пропахших,
не струганных лагерных нар…
 
 
Я забыл своё имя,
                                      забыл,
                               кем я был,
                                   что я – есть человек…
Мне остались: порядковый номер,
                               злой окрик
да выстрел в висок.
 
 
Вертухай всё регочет…
                             Удар!
                             И я харкаю юшкой на снег,
и дрожу, словно скес, мне так мерзко…
что пóнту – на взводе курок…
 
 
Дай минуту, пупкарь,
                 дай последними мыслями
                                                         я соберусь…
Там за тысячи вёрст
                   бьётся сердце моё
                               с женским именем Русь…
Батя там,
             он придёт отомстить за меня,
                               вертухай,
                             так и знай…
Ты от крови моей не отмоешь
                                               звериные лапы…
Стреляй!
 

Испаль

 
Два выстрела грянули
                    в чёрной январской ночи роковой
Два метких стрелка били в сердце…
                   Один был врагом!
                                А вот кем был другой!?
 

4—6 апреля 1989

Наталїи

 
Кто ты? Ангел? Нет, скорей,
дьявол… Как мне быть?
Я, увы, не князь Андрей,
чтоб, как он, тебя любить…
 
 
В наш во лжи погрязший век
благородство не в цене…
Ты – не дьявол – человек,
да не легче мне.
 
 
Облетел мой чудный сад,
блекнет листьев медь…
Я – совсем не Александр,
чтоб тебя, как он воспеть…
 
 
Я чертовски огрубел,
второпях да набегу…
Я быть может и запел,
да сфальшивить не могу.
 
 
Оживи погибший сад,
душу обогрей.
Ни Андрей, ни Александр —
я прошу – Сергей!
 

12 апреля 1989

Годъ Змеи

 
Нагадала мне цыганка,
что в коварный Год Змеи,
майским утром, спозаранку,
ты войдёшь в мечты мои.
А в июле предо мною
ты предстанешь наяву.
И пойму я, что живу
лишь тобой одною…
Вспыхнет ягодой рябина —
ты в мой бедный дом войдёшь,
назову тебя любимой,
ты любимым назовёшь…
 
 
Но страшусь я предсказанья,
полюбить ни в праве вновь,
не отбывши наказанья
за вчерашнюю любовь…
Суждено ли мне с рябиною
на ветру пылать?
Уготовано ль любимою
мне тебя назвать?
 
 
Мне себя винить не стоит —
я ни в чём не виноват…
Только кто ж тогда построил
отчужденья каземат?
Я хотя не под замком, но
только горечь-боль в груди…
Слушай, плюнь на все законы —
и меня освободи.
 
 
Станет сладкою рябина
от мороза иль любви.
Назови меня любимым,
коль полюбишь – назови!
Может недопонимая,
назови, прошу, хоть раз…
Не в июле, и не в мае,
и не осенью – сейчас!
 

18 апреля 1989

Парастасъ

 
Завтра Пятница,
      солнце пятится…
                     А на западе,
            будто в западне
                          зорька вешняя —
                              баба грешная,
алой кровушкой обливается…
 
 
Поздно каяться,
    сердце мается,
                     сердце набекрень,
     а в душе сумятица,
    на пороге Пятница —
Судный, трудный день!
 
 
Вот и Пятница…
      Это значиться —
                       на восток гляжу,
                         за зарей слежу,
                         глаз не отвожу…
Зорька ранняя,
       затуманена,
смехом ранена,
       оболванена…
                    …обалденная,
               чуть надменная
на горе стоит, ухмыляется…
 
 
Всё измениться?
     Мне не вериться,
            да и верить-то,
            если честно, то
                                                лень!
Что с того, что Пятница?
Пятница как пятница —
просто пятый день!
 

4—5 мая 1989

Художникъ

 
Написал я твой чудный портрет,
взяв ярчайшие краски у мая.
Был не холст – голубой небосвод —
на моём неказистом мольберте.
 
 
На божественном лике твоём
разглядел я улыбку-загадку
и в твоих беззащитных глазах
удивленья зажёг огонёк.
 
 
Ослеплённый, я кисть обмакнул,
по ошибке, в кромешную темень,
и теперь на холсте моём ночь:
не тебя, никого, ничего…
 
 
Я зубами готов перегрызть
себе жилы – пусть алою кровью
на мольберте забьётся рассвет,
новый день мне подарит тебя…
 

16 мая 1989

Шега (шутка)

 
Пригласила ты на чай,
намекнула невзначай:
мол, сердечко под замком,
чтоб замочек отворить —
не мешало б прихватить
мне заварку с сахарком…
 
 
И хотя с тобой я робок,
в жизни смел… И чая для
истоптал пар пять кроссовок
и загнал два «Жигуля».
И добыл?
Добыл…
И что же?
Вот награда за труды!
Прилетел к тебе, но боже…
 
 
В кране не было воды!
 

21 мая 1989

Возлюбленїе – сица Разумъ, Сръдьце або Плоть?

 
Полюбил умом я…
                                 Думал – не обманет,
думал страсть хмельная
                                    ум не одурманит.
Но в мои расчёты вкралась опечатка —
                           я опять один как перст…
Душно мне и зябко!
 
 
Полюбил я сердцем…
                               Думал – не обидит —
да слепое сердце
                                ни черта не видит.
В запертые двери сослепу я бился —
но никто не óтпер и не прослезился!
 
 
Полюбил я телом…
                                        Жилами да кровью.
Что зовётся блудом —
                                         я нарёк любовью.
Поздно теперь плакать, клясть себя да охать —
не любовь то вовсе, и не страсть, а похоть!
 
 
Всё теперь иначе…
                                      Некуда мне деться.
Я тебя ни телом, ни умом, ни сердцем…
(как? совсем не знаю…)
                                                Знаю, что люблю!
(чудный, сладкий, чуткий сон)
                                     Да только я – не сплю!
 

<май-июнь 1989>

У Алтарѧ

 
И я взошёл к священному огню;
я к алтарю вознёс свою свободу;
но ты – царица всех земных цариц —
красивым жестом отклонила жертву.
 
 
На землю возвратился я в тоске…
«Непониманье или нежеланье —
что значил тот необратимый жест?» —
я вопрошал непрошеную душу.
 
 
Ни тени откровенья не найдя,
я осознал всю горечь нетерпенья…
Ну что с того мне, что с заоблачных вершин
ты снизойдёшь в мой мир: смешной и робкий?
 
 
Костру желаний дал я воспылать,
но хватит ли тепла тебя согреть?
 

<июнь 1989>

Три круга обраны Змеи

 
Три круга обороны у Змеи…
Ты – не змея, но всё же, милый друг,
коль я проник в твой третий круг,
ужаль меня, ужаль и не жалей!
 
 
Иллюзией вадливой не мани,
я вижу: ты в могутном напряженье…
Одно моё неловкое движенье —
ты атакуешь… Так ужаль скорей!
 
 
Изжалив, ты не бойся – не убьёшь!
Уж лучше яд, чем приторная ложь…
 
 
Три круга обороны…
                                               Ты прости,
ты – не змея, но всё же, милый друг,
коль я проник в твой третий круг,
ужаль меня….
                             Иль к сердцу допусти!
 

27 —28 июня 1989

Предчувствїе

 
Я предвижу твой каждый шаг,
я предслышу твой каждый вздох,
ты – мой самый уступчивый враг,
ты – мой самый изменчивый бог.
 
 
Я предчувствую прошлую боль,
я предпомню твой будущий смех,
ты – мой самый ответственный бой,
ты – мой самый бесплодный успех.
 
 
Жаль, но мне не дано предузнать,
чем закончится наша борьба.
Я готов, я стремлюсь проиграть…
Предлюблю,
                              предненавижу тебя!
 

8 июля 1989

мЕчто

 
в летний вечер когда от себя уже некуда деться
всюду я с дикой парой удушливо-ласковых рук
я расслышал в разверстой груди постороннего сердца
еле слышный рассерженный и умоляющий стук
лёгкий шёпот шагов известил о Твоём приближенье
распахнулася тьма… и ударила яростно в грудь
непрожитого чувства пьянящая боль пробужденья
одинокости нашей людской обнажённая суть…
ничего и не ждал я привыкший к тиши одиночки
безысходность разлуки поглубже в себе затая
неожиданно Ты убежав от постыдной отсрочки
испугавшись себя удивлённо шепнула ТВОЯ
и слилися в одно два моих озабоченных сердца
стала рана больней да остывшая кровь горячей
в летний вечер когда от себя было некуда деться
я придумал тебя Ты поверила в жизнь но зачем?
 

24 августа 1989

Рука и Сърдьце, або Глава и Плеште

 
Когда бы не был я,
                  ни столько робок, сколько одинок…
Когда б была она —
                   кому я мог излить свои признанья…
Презрев каноны все,
                    и тем смертельно согрешив,
избраннице ни руку и ни трепетное сердце —
я предложил бы  голову и твёрдое плечо…
 
 
Что может дать рука?
                        Ласкать да бить её удел!
А трепетное сердце?
От счастья биться,
              словно льдинка таять
                                         в моей груди…
…да в скорбный час болеть?
 
 
Мир слишком зол!
 
 
Ласкать да таять;
                           бить да в муках биться —
но это ль нужно рассудительной душе?!
 
 
Плечом от стрел-невзгод
                  укрыться можно как щитом;
и в трудный миг
                  лишь на плечо
                               и можно опереться;
а в ночь любви так сладко
                   спиться
                               на плече родном…
 
 
А голова?
                    Развеселит
                                  на празднестве весеннем;
в час скорби словом
                     искренним
                                   утешит и взбодрит…
 
 
Когда бы не был я,
                     ни столько робок, сколько одинок…
Когда б была она —
                    кому я мог излить свои признанья…
Презрев каноны все,
                         и тем смертельно согрешив,
избраннице ни руку и  ни трепетное сердце —
я предложил бы  голову и твёрдое плечо…
 

26 августа 1989

Враки-страхи

 
Задует ночь зари вечерней свечку;
туман приглушит шёпот ручейка;
и, чуть дыша, ты выйдешь на крылечко
и будешь ждать, как будто не меня…
 
 
Но я смогу, я подойду к крылечку.
Ты улыбнёшься: «Ты осмелился прийти?»
«Да, – я скажу, – вот мается сердечко,
болит, тоскует, да не по тебе…»
 
 
Туманны мысли, злы и лживы речи…
Глаза не лгут, но ночь лишила глаз!
 
 
«Не верь! – я лишь тебя ждала весь вечер…»
«Не верь! – болит сердечко за тебя…»
 

29—30 августа 1989

Стандартъ споспѣшницы

 
Для выбора жены измыслил я стандарт,
в нём три критерия:
– какой-нибудь талант;
– душа добрейшая;
– спортивная фигура…
 
 
Когда же нет хотя бы одного —
то для меня избранница: иль дура;
или не значит ровным счётом ничего…
Знать, никогда я не скажу ей слов «люблю»
и «навсегда»…
 
 
Да вот беда!
(не знаю, чья вина)
Но под стандарт мой не подходит ни одна,
но, а троих я вряд ли прокормлю…
 

30 августа 1989

Боголишивое расчетенїе

 
Который день, который год…
вчера, сегодня, завтра тоже:
никто,
            ничто меня,
                       как время,
                                       не тревожит;
года считаю – глупый пересчёт:
навряд ли три десятка наберётся,
но каждый с кровью мне даётся;
один за два идёт в зачёт…
 

30 августа, 2 декабря 1989

Потворство
(колдовство)

 
Тебе вчера звонил, да помешал,
ты что-то, там, на кухне колдовала,
а я ввязался и совсем некстати…
 
 
Я в трубку перепугано дышал
и лепетал, коверкая слова,
что кругом колдовская голова
пошла…
                    …и позабылись все заклятья —
и колдовство, увы, не получилось…
 
 
В надежде набираю номер твой,
но телефон гудит, не отвечает…
Я не пойму, что это означает…
И диск кручу, кручу, кручу…
                                                        Зачем?
Ведь я опять, бесспорно, помешаю,
ни колдовству, чему-нибудь ещё…
в твоё веселье-…
               …зелье
                                  скуки подмешаю,
а может хуже – чем-то разозлю…
 
 
Быть может мне забыть твой номер?
Зачем мне быть всегда помехой?
Но заглушить ни в силах сердца стук,
я с детства страсть питаю к колдовству…
 
 
Колдуй, колдуй…
                                      Я позже загляну —
испить я жажду колдовского зелья…
И коль не мил тебе – спокойно отрави —
уж лучше яд, чем скука да безделье!
 

1 сентября 1989

Почто?
(два въ одномъ)

 
Почто меня не научили видеть?
 
 
(О чём вы это? – Бога не гневите,
Бог – не Микишка – вдарит в чистом виде)
 
 
Ходить учили, говорить, молчать…
 
 
(Кто на уста в горячке наложил печать?
На кухоньке обижено под нос бурчать…)
 
 
Да по слогам читать слова простые…
 
 
(Подписывайтесь тут, граждáне понятые…
посля «казнить» не забывайте запятые)
 
 
Да буковки в тетрадке выводить…
 
 
(А не учили с мыслию блудить?
Ещё не ясно, кто кого «итить»)
 
 
Почто меня не научили думать?
 
 
(Лапшу стряхни, печеньки полно хрупать?
Что в голове? Мыслишек мелких суводь…)
 
 
Учили помнить, легче забывать…
 
 
(Так в строчку прётся рифма «…мать»…
Два действия «делить» да «отнимать»)
 
 
Учили жить, любить и ненавидеть…
 
 
(Нет похоти до времени обидеть…
И «чувственный» для «чел» плохой эпитет)
 
 
Учили петь, но чаще подпевать…
 
 
(Движения просты, распахнута кровать,
«иметь» совсем не в рифму с «флиртовать»)
 
 
Почто меня не научили делать?
 
 
(Природа видно обалдела,
Вам сил дала – не выдала надела…)
 
 
Учили строить, а потом ломать…
 
 
(Пожалуйтесь ещё на клушу-мать,
стремящуюся ваш запал сломать)
 
 
Боятся сильных, выезжать на слабых…
 
 
(О, сколь чудес в стране орлов двухглавых:
и мужики в развратных бабах,
и шаурма в пите, коты в люля-кебабах)
 
 
Да не пошло ученье, видно, впрок…
 
 
(Тут: или слишком сложный был урок,
иль слишком ложный был пророк)
 
 
Я вижу то, что видеть мне не должно…
 
 
(Не потому ли боги так безбожны,
не потому ль итоги так ничтожны?)
 
 
Я думаю всё то, что говорю…
 
 
(А всем правдивость по… по фонарю,
никто не скажет вам «благодарю»)
 
 
Я делаю, как мне диктует совесть…
 
 
(Ещё одна печальна повесть,
то ни поэзия, ни проза – просто помесь)
 
 
Знать потому и неучем слыву…
 
 
(И слёзы так и льются… Но к «реву»
одна лишь рифма есть, уймись поэт, «живу»)
 

14 сентября 1989,

24 марта 2020,

21 декабря 2021

Азъ могу?!

 
Я могу не дышать
             минут пять;
                     трое суток не пить;
                          суток восемь не спать…
Я без солнца могу обойтись;
             без лазурного моря;
             без ясного неба…
Без ритмических строк проживу;
             без сладкогласных мелодий;
             без убивающей правды;
             без потом пропахшего хлеба…
Я могу…
                  …если надо,
                     не плакать,
                        не думать,
                           не видеть,
                               не слышать…
…и даже не жить!
 
 
Но никто…
ни за что:
                        не приручит меня;
                         не научит меня:
по тебе не скучать…
             без тебя не грустить…
                                …позабыть
о тебе…
               …и тебя разлюбить!
 

24 сентября 1989

Убоетисѧ – Устыдитисѧ

 
Я боюсь стать железной повязкой
для твоих удивлённо распахнутых глаз…
Если ты улыбнёшься с холодной усмешкою —
станет пыткой любой мною прожитый час.
 
 
Я боюсь стать рубашкой смирительной
для твоих удивительно ласковых рук…
Если губы твои мне прошепчут проклятия —
боль очертит окрест очарованный круг.
 
 
Я боюсь стать тяжёлой обузою
для твоих хрупких, женственных плеч…
Если ты затаишь в своём сердце обиду —
обнажит Одиночество острозаточенный меч.
 
 
Может, зря я себя истязаю?
Может, страхи напрасны? —
                                                           Не знаю…
И тебе я не верю;
                                     и себе я не верю…
Запираю все двери,
                      будто ты стремишься убежать,
                      будто дверью можно удержать…
Что я – гость и только,
                     не могу привыкнуть…
И что ты хозяйка,
                     и что можешь выгнать!
Свыкся я с изгнаньем…
                       Да не в этом дело,
что в изгнанье тяжко —
                         просто надоело…
Просто в этой жизни
                          хочется быть нужным!
                   Не гони!
          Не надо!
За порогом стужа!
 

3—4 октября 1989