Текст книги "Карл XII. Последний викинг. 1682-1718"

ГЛАВНЫЙ ВРАГ

Будьте такими, чей взор всегда ищет врага – своего врага.

Ф. Ницше. Так говорил Заратустра.

1

Поражение под Нарвой и неудача саксонских войск под Ригой сделали необходимой новую встречу союзные государей. Она вскоре состоялась в Бирзене (Литва). Совместным буйным разгулом на протяжении нескольких дней русский царь и польский король демонстрировали самое тесное сближение. На пирах договорились о том, что в ближайшее время Август предоставит в распоряжение Петра 50000 немецких солдат, а Петр пошлет в Польшу 50000 рекрутов для обучения немецкому строю и выплатит Августу 3 миллиона талеров в два приема – это была своеобразная плата за дальнейшее участие польского короля в коалиции, и царь вынужден был пойти на этот расход.

В окружении шведского короля имелось немало сторонников заключения мира с саксонским курфюрстом; среди них были министры, генералы и иностранные послы. Еще до отплытия под Нарву Карлу внушали, что следует заключить мир с Августом и вести войну только с Россией. Но Карл не хотел ничего слушать. Русских он совсем не опасался, они внушали ему только презрение. Высадившись в Пернау, он даже хотел оставить Нарву царю и идти против Августа – такую ненависть внушал ему этот государь, покусившийся на богатейшую провинцию Швеции (вспомним юношескую подпись Карла под картой Риги: «Бог мне дал, дьявол у меня не отнимет»). После Нарвы советы вести войну только с царем усилились, но Карл относился к ним с таким раздражением, что даже приказал докучливым советчикам вернуться в Стокгольм.

Фигура саксонского курфюрста настолько колоритна, а обстоятельства его вступления на польский престол сыграли такую значительную роль в последующих событиях, что на них следует остановиться подробнее.

Фридрих Август вступил на саксонский престол в 24 года и занимал его с 1694-го по 1733 год – 39 лет. Он стал первым польским королем из саксонской династии под именем Августа II.

По описаниям современников, Август обладал ненасытной чувственностью, необычайной жизнерадостностью и поистине богатырской силой. Эти качества уже в молодости сделали его европейской знаменитостью.

Саксония была самым богатым княжеством Германии, а дрезденский двор – самым пышным немецким двором. Выгодное географическое положение, процветающие торговля и промышленность способствовали распространению благосостояния на все сословия курфюршества. Стремлением к роскоши были известны уже дед и отец Августа Иоганн Георг II (1656-1680) и Иоганн Георг III (1680-1691). При них придворные празднества в Дрездене приводили в восторг любителей удовольствий – и это в век Людовика XIV! Вот что писал один французский путешественник о дрезденском дворе в 1669 году: «Двор курфюрста Саксонского один из самых блестящих и великолепных в Европе; здесь царят роскошь и любезность, и так как в Саксонии нет ни одного дворянина, не побывавшего за границей, то вполне понятно, что в Дрездене встречаешь только благовоспитанных людей, ведущих приятный образ жизни. Все саксонское дворянство очень любезно, и вы не найдете ни одного отца, который, обладая большими средствами, не приложил бы всех стараний, чтобы хорошо воспитать своих детей, дать им высшее образование и возможность побывать за границей и в особенности во Франции. Таким образом саксонский двор состоит преимущественно из прекрасно образованных людей».

Среди придворных увеселений любимейшими были катания на каруселях или на лодках по Эльбе, костюмированные балы и маскарады, блестящие фейерверки, карнавальные процессии. Затем вошли в моду гостиницы, где курфюрст с супругой изображали хозяев, а свита представляла слуг и служанок; и деревенские свадьбы, на которых принцы и принцессы разыгрывали роли деревенского парня, его невесты, сельского священника, судьи и т. п. Особенно прославились великолепные катания в санях. Они, рассказывает очевидец, «отличались истинно царской роскошью. Некоторые сани, при несметном количестве серебряных колокольчиков, обвешивающих лошадей, стоят до тысячи талеров. Сани сделаны из самого разнообразного материала и в виде самых разнообразных фигур: триумфальных колесниц, раковин, сирен, дельфинов, львов и орлов, вырезанных необыкновенно искусно. Золото и серебро блестят со всех сторон, а так как катание обыкновенно устраивается вечером, при свете факелов, то зрелище производит впечатление еще большего великолепия. Каждый кавалер везет даму, случается, вовсе не желательную, потому что иногда пары составляются по жребию. По улицам и площадям Дрездена проносится поезд из пятидесяти – шестидесяти саней, в сопровождении факелов, придающих картине особенную красоту». Не были забыты и более изящные удовольствия – опера и балы, даваемые в зале, где с потолка свисали семь люстр из серебра, каждая весом в три-четыре пуда.

На придворных появлялась дорогая бархатная одежда, шитая золотом и серебром. Дворяне щеголяли каретами, внутри обитыми бархатом, а снаружи украшенными золотой и серебряной отделкой.

Входили в моду парики, которыми щеголяли приезжие французы. Первым парик стал носить маркиз Монтозье, очень бережно относившийся к своей голове (судьбе было угодно, чтобы маркиз умер от ранения именно этой части тела: во время осады одного города камень угодил ему в голову, но маркиз не позволил докторам сделать операцию на голове, сказав, что на свете и так полно дураков). Духовенство громило с кафедр новую «противохристианскую» моду, как ранее шаровары и бритье бороды. Сохранилась любопытная речь одного проповедника о дьявольских париках. В виде укоризны он избрал изречение Христа: «У вас же и волосы на голове все сочтены»[34]34
  Евангелие от Матфея, 10, 30.


[Закрыть]. Проповедь, отпечатанная на восьми листах, имеет четыре раздела:

I. О происхождении волос, природе, свойствах и естественных случайностях.

II. О правильном пользовании человеческими волосами.

III. О напоминаниях, увещаниях, предостережениях и утешениях по поводу волос.

IV. Как следует за ними по-христиански ухаживать и с ними обращаться.

По названиям разделов читатель может судить о содержании этой великолепной проповеди. Достоверно известно, что красноречие ретивого проповедника пропало даром. Как только католическое духовенство запретило ношение париков, протестантская Саксония, следуя духу противоречия, немедленно облачилась в них.

Роскошь проникла и в низшие сословия. Земские чины жаловались: «Очевидно и бесспорно, что всякая богобоязненность, добронравие и скромность находятся в пренебрежении; взамен того распространяется легкомысленная роскошь, особенно в одежде как мужчин, так и женщин, благодаря новым заграничным модам, украшению множеством разноцветных лент платья, рубашек, панталон, плащей, носимых через руку, обнажению шей женщинами, дорогим материям не по средствам; каковое тщеславие, кичливость и расточительность проявляется на свадьбах, крестинах, похоронах и пирушках. Люди, которым это вовсе не подобает, обзавелись дорогими ливреями и княжескими экипажами; ни один сапожник или портной не желает больше приходить на свадьбу, он должен непременно приехать в экипаже».

В веселых странах мало читают Библию и охотно ухаживают за женщинами, говорил Стендаль. Судя по всему, Саксония была веселой страной. Можно только догадываться, чем могла бы стать Германия, если бы ее объединила не солдафонская Пруссия, а счастливо-беспечная родина Августа.

Придворная жизнь с ранних лет определила привычки и характер Августа. Свои досуги он делил между верховой ездой, фехтованием, стрельбой, танцами, борьбой, искусством управления шестеркой лошадей, игрой в мяч и прочими забавами. Не забывал и охоту: только за двадцать лет его пребывания на престоле при саксонском дворе было убито около 100000 диких зверей, в том числе 2000 волков и медведей, в то время водившихся в Германии в большом количестве. Атлетические занятия развили в Августе чудовищную силу. Он руками ломал подковы, сплющивал серебряные кубки, свертывал в трубку серебряные тарелки и даже талеры. В нюрнбергском цейхгаузе (арсенале) посетителям показывали ядро весом в 450 фунтов (184 с небольшим килограмма), которое он приподнимал одной рукой на полметра; четверо самых сильных рабочих с трудом отрывали ядро от земли на два сантиметра. Про курфюрста говорили, что в детстве он пил львиное молоко. Из уважения к силе Августа его именовали саксонским Геркулесом и Самсоном и дали прозвище Сильный.

Эти качества Августа не могли остаться незамеченными женщинами. Действительно, ни Людовик XIV, ни любой другой коронованный донжуан не могли похвастаться таким обширным списком любовниц. В добавление к первому прозвищу Августу дали и второе – «король-волокита». О его похождениях ходили легенды. Маркграфиня Байретская, сестра Фридриха Великого, в мемуарах серьезно пишет о 354 детях саксонского курфюрста, а один профессор приписывал ему 700 жен. Таким образом, Август почти сравнялся с царем Соломоном если не в мудрости, то в сладострастии, и это при том, что саксонские законы карали смертью супружескую измену.

Вот образец его любовных приключений. Август объездил все дворы Европы. В Мадриде, на приеме у Карла II, он увидел в королевской свите прекрасную маркизу Манцер. Август сразу воспылал к ней страстью и решил добиться ее любви любой ценой. Сделать это было нелегко: как водится в подобных случаях, маркизу зорко сторожил ревнивый муж. К тому же сама маркиза не спешила обратить внимание на саксонскую диковину. Августу удалось подкупить камеристку маркизы, донну Лору, которая доставляла своей госпоже его письма и подарки и наконец сумела склонить ее к состраданию «несчастному принцу». Свидание состоялось в полночь, в спальне маркизы. «Не стану описывать радости, – пишет лукавый повествователь, свидетель этой интриги, – охватившей обоих влюбленных при свидании, не стану передавать их беседу. Первую легко себе представить, вторая же осталась тайной, никому не поведанной. По-видимому, время пролетело для них быстро, так как они провели вместе три часа, и хотя маркиза решила сказать принцу, что свидание больше не повторится, однако у нее не хватило сил исполнить свое намерение. Они условились о новой встрече и несколько раз беседовали таким образом».

У этой истории был типично испанский конец. Маркиз Манцер дознался про эти посещения и купил трех наемных убийц, которым поручил убить курфюрста. Подкараулив его ночью в саду, троица внезапно набросилась на Августа, когда тот, ничего не подозревая, шел на свидание, и нанесла ему несколько ударов. Августу удалось выхватить пистолет и прострелить голову одному из нападавших. На шум подоспел слуга курфюрста, и бандитам пришлось несладко – еще один из них был застрелен, третий ранен. Раны Августа были незначительными, и он намеревался скоро возобновить встречи с возлюбленной. Но маркиз, узнав, что покушение не удалось, решил доставить себе удовлетворение другим способом. С кинжалом в одной руке и кубком с ядом в другой он вошел в комнату жены, где была и донна Лора. Даже не потребовав оправданий, он на месте заколол донну, а жене предложил выбор между кинжалом и ядом. Несчастная женщина на его глазах осушила кубок. Маркиз свалился в горячке и последовал за супругой через несколько дней.

Август же отправился в Италию к новым победам.

2

Успехи у женщин не заглушили в Августе честолюбия, более приличного государю. Когда 17 июня 1696 года скончался знаменитый польский король Ян Собеский, некогда освободивший вместе с отцом Августа Вену от турок, саксонский курфюрст выставил свою кандидатуру на польский престол.

Польша, объединенная с Литвой в одно государство, носила название Речь Посполитая. Плодородная обширная страна с многочисленным населением жила в основном за счет земледелия. Промышленность пребывала в забвении; торговля находилась в руках иностранных купцов – англичан, немцев, французов, а еще больше – евреев, у которых было здесь 300 синагог. Торговцы покупали у крестьян по низкой цене хлеб, скот и другие продукты и везли в Данию и Германию, где сбывали втридорога.

Крепостное крестьянство находилось в полной зависимости от шляхты, владевшей правом суда и смертной казни. Подобно саксонским дворянам, верхушка польского общества щеголяла европейским лоском, в то время как большинство населения еще жило в мире библейских образов. Интересно, что Польша, хотя и не была в древности затронута римским влиянием, оставалась единственной страной в Европе, где продолжали в обиходе говорить на латыни; знанием языка католической Библии могла похвастать даже прислуга.

Исключительность государственного строя Речи Посполитой заключалась в том, что она сохранила название республики наряду с королевским достоинством. Каждый дворянин мог подавать голос за короля и сам быть избранным королем. Этим правом шляхта торговала, и так как сами поляки редко бывали богаты, польскими королями часто становились иностранцы.

Дворянство и духовенство защищали свободу от короля и отнимали ее у народа. Дворянин был полностью независим и практически ненаказуем. Мелкопоместная («загоновая») шляхта шла в услужение к панам за вознаграждение, предпочитая службу занятиям торговлей и промышленностью. Ухаживая за лошадьми хозяина, эти люди называли себя избирателями королей и истребителями тиранов, замечает Вольтер.

Власть польских королей была сильно ограничена: договор, заключаемый ими с дворянством при вступлении на престол (pacta conventa), освобождал от клятвы подданных в случае, если сам король оказывался неверен подписанным условиям.

Король назначал на все должности и жаловал все знаки отличия. Наследственное право сохранялось лишь на землю и звание дворянина; титулы не наследовались. Но король не мог отнять однажды пожалованную должность, а республика могла отнять у него корону.

Дворянство, продавшее королю свои голоса на избирательном сейме, часто изменяло своим настроениям. Боясь усиления королевской власти, оно постоянно составляло против нее заговоры. Те, кого король назначал на должности и не мог сменить, легко становились его врагами. Королевские фавориты были ненавистны остальным, поэтому в стране постоянно существовали по крайней мере две враждебные партии.

Высший законодательный орган страны – сейм – состоял из двух палат: сената, куда входили воеводы и епископы, и нижней палаты, где заседали депутаты от воеводств. На сейме решающий голос имел примас[35]35
  Примас (от лат. primas – первенствующий) – в католических и англиканских церквах почетный титул главнейших епископов.


[Закрыть], архиепископ Гнезненский – наместник королевства в междуцарствование и второе лицо после короля. Каждый депутат сейма имел право veto, и если дворянин, воспользовавшийся этим правом, покидал заседание, то сейм распускался.

Враждующие партии образовывали конфедерации, в которых дела решались большинством голосов. Конфедерации существовали не по закону, а по обычаю и действовали именем короля, хотя часто без его согласия и против его интересов. После окончания беспорядков сейм утверждал или отменял акты конфедераций. Сейм также мог отменить решение предыдущего сейма.

Шляхта была главной военной силой Речи Посполитой. Республика без труда выставляла по первому требованию 100-тысячную армию (королю сделать это было гораздо труднее). Однако эта армия медленно двигалась и дурно управлялась. Необеспеченность фуражом приводила к тому, что войско не могло долго находиться в боевом порядке. Но чувство собственного достоинства и природная смелость рыцарства делали это войско страшным для врага. Его можно было победить, однако очень нелегко удержать победу. Поляки сравнивали себя с тростником, который выпрямляется, когда ветер стихает. В стране почти не было сильных крепостей; шляхта, подобно спартанцам, считала себя лучшими стенами городов. К тому же королю не разрешалось возводить крепости, из боязни, что это может усилить его власть. В основном укреплялись пограничные пункты, а сама страна была совершенно открыта. Во время мятежей или войн наспех сооружали земляные укрепления, исправляли старые и город часто бывал взят быстрее, чем эти работы оканчивались.

Войско Посполитое созывалось только по решению сейма или приказу короля в случае крайней опасности. Оно существовало за счет республики и состояло из двух корпусов: польского (36000) и литовского (12000); оставшееся необходимое число набирали из ополченцев. Начальники обоих корпусов действовали независимо друг от друга. Назначал их король, но отчет они держали лишь перед республикой.

Полковники были неограниченными хозяевами своих полков. Обязанность содержания солдат ложилась на их плечи, точнее, обременяла их карман, но так как им самим республика платила крайне редко, то снабжение армии осуществлялось за счет населения.

Вельможи на войну одевались пышнее, чем в быту; их походные шатры зачастую выглядели роскошнее их домов. Особым великолепием отличалась конница, составлявшая две трети войска. Она разделялась на гусар и латников. У каждого всадника было несколько слуг, ухаживавших за лошадьми. Кони составляли предмет особой заботы и гордости, их украшали сбруей с серебряными бляхами и гвоздями, вышитыми золотом седлами, позолоченными или массивными серебряными стременами, длинными, волочащимися по земле чепраками, как у турок, роскоши которых поляки подражали по мере сил. В целом кавалерия представляла собой внушительное зрелище.

Пехота, напротив, была оборванна и плохо вооружена. Ее формировали из крестьян и не особенно заботились о ней. У солдат не было не только мундиров, но даже и сносной одежды. Однако польские пехотинцы, как и все славяне, стойко переносили голод и холод.

Боевой дух войска Посполитого был очень высок, но переменчив из-за полного отсутствия дисциплины. Армию отличали страсть к нападению и готовность разбежаться и вновь начать сражение; победа обыкновенно бывала отмечена ожесточенной резней и неистовым грабежом.

Тяжелые поражения, понесенные во второй половине XVII века поляками от русских, турок и шведов, подточили военное могущество Речи Посполитой. Яну Собескому еще удавалось удерживать международный авторитет Польши, но делать это было все труднее. В то время как королевская власть в Польше клонилась к упадку, в соседних с ней странах крепла мощь абсолютистских монархий. Часы истории отстукивали последний век существования Речи Посполитой, закончившей свое существование в 1796 году.

3

Королем Польши мог стать только католик, и Август, не имевший ни политических, ни религиозных предрассудков и считавший, подобно Генриху IV, что престол стоит обедни[36]36
  «Париж стоит мессы!» – известные слова Генриха Наваррского, предводителя французских протестантов, который согласился перейти в католичество, чтобы овладеть французским троном.


[Закрыть], принял католичество. Вероотступничество государя повергло Саксонию в ужас. Самые близкие люди отвернулись от него. Курфюрстина, жена Августа, заперлась в своих покоях, а впоследствии отказалась принять титул королевы и последовать за супругом в Варшаву.

Соперниками Августа в борьбе за польский престол были очень влиятельные государи и вельможи. О своем желании примерить древнюю корону Ягеллонов[37]37
  Ягеллоны – потомки великого литовского князя Ягайло, ставшего польским королем. Его династия правила в Польше в 1386-1572 гг.


[Закрыть] заявили сын покойного Яна Собеского Яков и курфюрст Баварский. Но опаснее других были притязания французского принца Людовика Конти, двоюродного брата Людовика XIV.

Заручась поддержкой Австрии, не желавшей в преддверии войны с Францией за испанское наследство видеть у себя под боком короля-француза, Август придвинул к польским границам 8000 саксонских солдат. Одновременно он послал в Польшу своего любимца, тогда еще драгунского полковника графа Флемминга, поручив ему склонить на свою сторону польских магнатов. Двоюродная сестра Флемминга была замужем за великим коронным казначеем Пржебендовским, благодаря чему Флемминг обладал значительным влиянием в Польше. Коронный казначей еще раньше подал надежду Августу, откровенно поставив единственное условие – «не жалеть для этого денег». А в щедрости с саксонским курфюрстом было трудно сравняться.

Началась торговля за корону. Яков Собеский предложил избирателям 5 миллионов талеров, принц Конти – 10 миллионов. Августу для успеха надо было дать по крайней мере столько же. К счастью для него, аукционный молоток еще не опустился.

Саксонский курфюрст нашел поддержку у венских иезуитов, которые приняли в залог его драгоценности и открыли ему кредит у своих орденских братьев в Польше. Несмотря на это, первое время казалось, что корону все-таки получит Конти, за которого стоял примас Польши, алчный и честолюбивый архиепископ Гнезненский Радзиовский.

Флемминг сумел привлечь на сторону Августа вице-примаса; еще весомее было то, что в пользу саксонского курфюрста открыто высказался имперский посол. В июне 1697 года избирательный сейм начал заседания. Добиться единогласия не удалось ни одному из претендентов. Сторонники примаса выбрали Конти, а сторонники вице-примаса – Августа, и то лишь после того, как Флемминг роздал сенаторам еще почти 2 миллиона лир.

Составились враждующие конфедерации. Дело должна была решить сила. Тут-то и обнаружилось превосходство саксонского курфюрста. Франция была далеко, а саксонские войска – рядом; к тому же Петр I держал наготове у польских границ многочисленную армию (Конти был нежелателен для России, так как Франция поддерживала турок, с которыми воевал тогда русский царь). Август смело двинул армию на Варшаву. На границе его встретила лояльная депутация от республики, и Август без колебаний направился в древнюю столицу Польши Краков, где происходили коронации. 12 сентября новый, еще далеко не всеми признанный король торжественно вступил в город.

Во главе процессии ехали верхом краковские купцы и горожане; за ними двигались: польская гвардия, два драгунских полка, 24 пажа, 24 королевских коня в красных бархатных, вышитых серебром попонах, 22 королевские кареты, 40 мулов в желтых попонах саксонского курфюрста, 8 любимых лошадей короля, со сбруей и седлами, украшенными драгоценными камнями, 21 барабанщик и 2 литаврщика. Затем следовали саксонские министры и кавалерия – кирасирский полк и гусары, – польское дворянство, сенаторы, вице-примас, коронный маршал князь Любомирский и, наконец, сам Август на сером коне, седло и сбруя которого были украшены бриллиантами и рубинами. Король был облачен в польское одеяние из золотой парчи, обшитое горностаем, и голубой жилет с перевязью; шесть представителей городского магистрата несли над ним балдахин из красного бархата. Короля окружали 50 пеших телохранителей в желтых швейцарских кафтанах. За Августом шествовали имперский посол и остальные сановники. Замыкали процессию две роты конной лейб-гвардии и полк лейб-кирасир. В шествии участвовали также 40 верблюдов, нагруженных золотом и серебром.

Польский король Август II.

Краковцы решили, что с таким королем можно жить. Три дня спустя Август короновался древней короной Ягеллонов. Коронация была обставлена с не меньшей пышностью. Август явился в собор в наряде собственного изобретения, очень напоминавшем маскарадный костюм и представлявшем смесь германско-рыцарского, древнеримского и польского одеяний. На нем была кираса, под ней – римская туника, поножи, с плеч свисала голубая бархатная, затканная золотыми цветами мантия, подбитая горностаем. Король быт обут в сандалии, с которыми несколько комично сочеталась большая шляпа с султаном из белых перьев. Бриллианты на королевском костюме оценивались более чем в миллион талеров. Во время литургии произошла смутившая всех неприятность. Часа через три после начала торжества Августу стало так жарко в его наряде, что он лишился чувств, – по странному стечению обстоятельств именно в тот момент, когда епископ начал читать символ веры. Не вспомнить о недавнем протестантском прошлом короля было невозможно. С Августа сняли кирасу, привели его в себя, дочитали символ веры, три раза прокричали «Vivat rex!» – «Да здравствует король!», пропели молебен и наконец вручили ему державу и скипетр под ружейную и пушечную пальбу в городе.

Между тем принц Конти высадился в Данциге, чтобы изгнать Августа. Эта экспедиция не имела успеха. При Оливе принца чуть не захватили в плен саксонские солдаты, и через несколько недель после высадки в Данциге те же горожане проводили незадачливого претендента восвояси.

Но и Августу его новое королевство доставляло мало радости. Он лишился всякой поддержки почти сразу после коронации, благодаря именно тем мерам, которые принял, чтобы всех собрать под свои знамена. Привыкнув в Саксонии к абсолютной власти над дисциплинированными немцами, он прилагал все усилия, чтобы превратить свою власть в Польше в наследственную. Этим он восстановил против себя даже тех магнатов, которые ранее поддерживали его. В 1699 году короля вынудили вывести из Польши саксонские войска, оставив с ним только 1200 гвардейцев.

Единственное свое спасение Август видел в войне.

4

Август пострадал в Северной войне больше всех, хотя приходился родственником Карлу XII – они были двоюродными братьями (их матери, обе – датские принцессы, были сестрами). Именно ввиду родства Карл и не мог простить Августу покушения на Лифляндию, решив вести войну до тех пор, пока не свергнет вероломного родственника с польского престола.

Надолго позабыв после нарвской победы о русских, Карл сосредоточил все усилия на изгнании саксонцев из Курляндии. Шведский король располагал в Лифляндии 44000 человек (16000 кавалеристов и 28000 пехотинцев); в Швеции осталось 20000 солдат, в Померании, Бремене, Вердене находилось столько же – всего более 90000 человек. С такой армией чувствовать себя всемогущим мог и человек, менее Карла уверенный в своей непобедимости.

Перезимовав под Нарвой, шведский король направился под Ригу. Саксонская армия преградила ему путь, заняв позицию вдоль Двины, которая в этом месте весьма широка. Поскольку Август уехал из армии, командование саксонцами принял на себя маршал Стенау; с ним были герцог Курляндский и Паткуль. В распоряжении Стенау находилось 12000 человек и одна пушка без лафета.

Карл привел к Двине 15000 шведов. При таком соотношении сил переправа представлялась делом весьма трудным. Карл приказал построить транспорты с более высокими, чем обычно, бортами, которые могли опускаться, как подъемные мосты, – по ним шведы должны были сойти на берег. Другая хитрость заключалась в том, что король, учтя направление ветра, – с севера, откуда подходили шведы, на юг, где располагались саксонцы, – приказал зажечь огромные вороха сырой соломы. Ветер понес густые клубы едкого дыма на саксонцев, и Карл начал переправу.

Как обычно, король находился вместе со всеми. На середине реки он ободряюще крикнул Рёншельду:

– Ну что! Двина не будет злее копенгагенского моря! Поверьте мне, генерал, мы их разобьем.

Через четверть часа барки подошли к другому берегу; короля едва уговорили не высаживаться с первым отрядом. Шведы сразу выгрузили пушки и открыли огонь по неприятелю. Ветер вскоре рассеял дым, и саксонцы увидели идущие на них синие шеренги.

Стенау повел на них отборную кавалерию. Шведская пехота была смята и преследуема до реки. Но Карл вновь собрал ее там так же легко, как на параде. Стенау был отброшен, и шведы вышли на равнину.

Теперь в смятении пребывали саксонцы. Видя это, Стенау отвел их к месту, окруженному лесом и болотом, где находилась его единственная пушка. Здесь саксонцы воспряли духом и мужественно встретили атаку шведов. Герцог Курляндский ободрял их, показывая чудеса храбрости: он трижды врывался в середину шведской гвардии; под ним пали две лошади. Наконец его сбросили с коня ударом мушкета, и саксонские кирасиры вытащили его, полумертвого, из-под копыт. Саксонцы на этом участке пришли в беспорядок, за ними смешались и прочие.

Узнав о поражении своих войск в Курляндии, Август пришел в бешенство. Передают, что он получил эту весть, когда сидел в седле. Король пришпорил коня и мчался до тех пор, пока не загнал бедное животное. Тогда он соскочил на землю и саблей отрубил коню голову.

Все города Курляндии сдались шведам без боя. Летом 1701 года Карл въехал в Митаву, столицу герцогства. Не останавливаясь здесь, он проследовал дальше в Литву. Шведский король признался, что почувствовал удовлетворение, войдя в местечко Бирзен, где недавно встречались Август и Петр. Здесь он задумал лишить Августа трона.

За одним из королевских обедов некий немецкий полковник громко заметил, что стол шведского короля сильно отличается от пиров Августа и Петра, и не в лучшую сторону.

– Да, – сказал Карл, вставая, – тем легче я расстрою их пищеварение.