Текст книги "Конкуренты"

Глава вторая,
в которой я понимаю, что получил все сполна и даже больше того

На миг я ощутил тоскливую холодную пустоту в груди – будто сердце засбоило, пропустило удар, замерло, раздумывая, не потребовать ли от хозяина отпуск… В глазах защипало. Нога ухнула в пустоту.

– Ступенька, милорд, осторожно, милорд! – весело напела за спиной Инна. – Не упадите!

Я протер ладонью глаза.

Отнял руку от лица.

И замер.

Мусорного бака, бродячей собаки, луж – больше не было. Не было дождя.

Не было и двора, собственно говоря.

Маленькое квадратное помещение. Под потолком – несколько круглых плафонов, светящихся неярким белым светом. Один плафон раздражающе мигал. Стены, потолок, пол – все черное, металлическое, грубое, грязноватое. Особенно пол…

Я обернулся – за спиной оказалась невысокая прямоугольная арка. Тоже металлическая, но почище и матово-серая. От арки шел легкий запах озона.

Почему-то я не запаниковал.

Только сердце забухало в груди.

Собственно говоря, объяснение могло быть только одно. Для розыгрыша все было умопомрачительно сложно, в галлюцинации или гипноз я не верю. Выходит…

Выходит, я не на Земле?

Я в этом самом далеком-далеком космосе, куда так опрометчиво попросился. Требуются пилоты. Три года. Потом – возвращение… если выживешь.

Я вдруг представил, как там, на Земле, я вышел из здания и пошел, ругаясь и пребывая в полной уверенности, что над ним подшутили, ловить машину. Пальцы сжались в кулаки. Злиться на себя – глупо, но сейчас я злился. Даже больше, чем на прикидывающуюся простушкой Инну. Увидеть бы ее сейчас… так ведь осталась на Земле.

Выйдя на центр зала, я огляделся. Если я вошел… перенесся через эту арку, то должен быть и другой выход. Более обычный.

Словно в ответ на мои мысли, в стене заскрежетало. Гладко пригнанная, почти неразличимая дверь открылась вовнутрь.

И я увидел Инну.

Вот только облегчения мне это не принесло. Да, это была та самая девушка, которая только что открывала передо мной дверь. Вот только выглядела она совсем другой.

Комбинезон из серебристо-серой ткани, множество карманов, какие-то сумочки, притороченные к поясу, высокие ботинки, нашивки на рукавах… Что-то среднее между туристическим снаряжением и военной формой, обычно такое носят мужики, старающиеся выглядеть мужественнее. Кожаная планшетка в руке тоже добавляла милитаристских аллюзий.

Ну ладно, это, в конце концов, ерунда.

Очки в другой оправе – тоже мелочь.

И на светлые волосы можно не обращать внимания, для женщины перекраситься – все равно что для мужчины рубашку сменить.

А вот то, что на лице у Инны не было ни грамма косметики – вот это серьезно. Я таких девушек хорошо знаю. Они могут и ватник надеть, если на даче предстоит поработать. Но вот не подкрасить губы, глаза, хоть чуть-чуть за собой не поухаживать, перед тем как выйти на люди – никогда!

Я один такой случай знал. Из редакции, где мы вместе работали, девчонка-фотокорреспондент поехала на Кавказ, три месяца провела в «горячей точке». Когда вернулась обратно – вроде все было нормально. В глазах, правда, что-то неуютное появилось, но это если всматриваться. А вот про косметику она словно забыла. Нет, за собой следила, все было нормально, но вот помаду или тушь у нее ни в руках, ни на лице несколько месяцев обнаружить было нельзя. Будто она не понимала, зачем это вообще нужно.

– К чему весь этот цирк? – спросил я.

Инна поморщилась. Потом понимающе кивнула.

– Вас, очевидно, отправляла… я?

– Вы.

– Все не так, как вы подумали. Два года назад я сама завербовалась на Станцию. Так что извините… но за ту дуру, что сидит в офисе на Чистопрудном, я не отвечаю!

– Не на Чистопрудном. На Огородном проезде.

– О Господи, опять переехали… – Инна махнула рукой. – Вы как, в порядке? Пойдете со мной?

– А у меня есть выбор? Можно вернуться?

– Нет. Но вы можете упереться и сидеть здесь, пока не оголодаете. Силой вас никто никуда не потащит. Как вас зовут?

– Валентин.

– Меня Инна… впрочем, вы же знаете. Я здесь отвечаю за прием рекрутов. Идем?

Я пожал плечами.

Если это все правда, то никакого смысла буянить нет. Если я и впрямь стал жертвой невероятно сложного розыгрыша, то тем более. Напротив. Надо вести себя спокойно и невозмутимо, но одновременно иронично. Так, чтобы со стороны невозможно было понять – верю я в происходящее или изящно поддерживаю розыгрыш…

– Идем, конечно, – сказал я. – Раньше сядем, раньше выйдем.

Инна испытующе смотрела на меня. Потом переложила планшетку из правой руки в левую. Оказалось, что в руке, пряча под планшеткой, она держала пистолет – маленький, блестящий.

– Ого, – сказал я.

– Некоторые слетают с катушек, – пояснила Инна. Поколебавшись, спрятала пистолет в кобуру на поясе.

– И вы в них стреляете?

– Да это же парализатор! – Она улыбнулась. – Десять минут покоя и чуть-чуть позора.

– А позор откуда?

– Из мокрых штанов. Идите вперед, Валентин.

Она посторонилась, пропуская меня, – и я вышел в полутемный коридор метров десять длиной.

Неприятное ощущение, когда не до конца понимаешь, что происходит. Уж лучше неприятная правда, чем томительное ожидание.

– Вы все еще не можете понять, где находитесь? – спросила Инна.

– Да.

– Подойдите к окну.

Только тут я понял, что правая стена коридора не металлическая, а стеклянная, только серая, матовая, непрозрачная. Закрытая снаружи какими-то ставнями?

– Смотрите…

Инна что-то делала с наручными часами. Хотя – часы ли это были? Широкий браслет, большой экран…

Мне вдруг стало нестерпимо страшно. Захотелось, как это ни нелепо, выкрикнуть: «Не надо!».

Но было уже поздно – стекло стало прозрачным. Никаких ставней не было, наверное, само стекло было поляризованным.

За стеклом была бездна.

А в бездне – звезды.

Яркие – такие яркие, что казались огромными, хоть глаз и не чувствовал размера. Немигающие – не было воздуха, который заставляет их мерцать. Разноцветные – желтые, красные, белые, синеватые…

А где-то на самом краю окна переливалось и кружилось радужное свечение – будто северное сияние скомкали, подвесили в пустоте и закрутили вокруг оси. У меня перехватило дыхание – это было и красиво, и одновременно жутко.

Я оперся обеими руками о стекло, то ли стараясь убедиться, что между мной и космосом есть преграда, то ли чтобы удержаться на ногах.

– Теперь верите? – В голосе Инны послышалось сочувствие.

– Это же… не экран? – спросил я. – Это настоящее?

– Более чем.

Стекло снова помутнело.

Я повернулся к Инне – девушка смотрела на меня с любопытством и, кажется, с уважением.

– Некоторые начинают вопить, – сказала она. – Некоторые лезут в драку. А некоторые рыдают как дети.

– Почему вы покрасились? – спросил я.

– Чего? – Первый раз она растерялась.

– Почему вы выкрасили волосы?

– Я их не красила. Я блондинка. – Она вдруг покраснела, сильно и стремительно.

– Но… на Земле…

– Я крашу волосы в темный цвет, понятно? Потому что каждый идиот, который носит брюки, уверен, что блондинки – дуры и не думают ни о чем, кроме как о постели!

– А здесь?

– А здесь просто нет краски для волос! – Инна замолчала. Спросила: – Слушайте, Валентин, к чему был этот вопрос?

– В себя пытаюсь прийти, – честно сказал я. – А это лучше всего делать, задавая странные вопросы.

Инна фыркнула.

– Оригинальничаете? Идемте, у меня дел по горло. Вас никто не ждал, набор пилотов завершен неделю назад…

– Спасибо, мне уже сообщили.

– Слушайте! – Инна вдруг оживилась. – Вы всерьез хотите туда? – Она кивнула на стену. – Вам что, приключений хочется? Так приключения, знаете ли, часто бывают с печальным исходом.

– Что, есть варианты?

– Есть. – Инна кивнула. – Повар нужен позарез. Готовить умеете? Вы вообще-то кто по специальности?

– Журналист.

– Боже, ну и подвалило счастье. – В голосе Инны прозвучало разочарование. – Акула пера…

– Не любите журналистов?

– При чем тут любишь – не любишь? Нет у нас тут потребности в журналистах… Врачи, повара, техники… Машина есть?

– Есть, – признался я и зачем-то добавил: – «Рено».

– Да хоть бы и «роллс-ройс». Любите в железках возиться, чинить там чего-нибудь?

– Я карбюратор от аккумулятора не отличу.

– Ну и мужики пошли. – Вот теперь Инна выглядела удовлетворенной. – Похоже, руками что-то делать только китайцы могут. А вам… или летать и стрелять, или всякой дурью заниматься. Неделю назад скрипача прислали, представляете?

– Скрипач не нужен?

– Не нужен, но пристроили… куда ему в космос-то. Теперь в баре пиликает. Хорошо хоть скрипка с ним была… Нет, ну вы представьте, домашний мальчик восемнадцати лет из хорошей семьи, по имени Леонид Левинсон поссорился с мамой и завербовался к нам. В иллюминатор посмотрел – и грох в обморок! Скрипку, однако, перед тем как упасть, бережно прижал к животу.

– Инна, я очень люблю тех, кто много говорит, – сказал я. – Но если бы вы вначале ответили на мои вопросы, нам обоим было бы проще.

Девушка замолчала. Испытующе посмотрела на меня, кивнула:

– Хорошо. Заслужили крепкими нервами. Профессиональное, наверное? Идемте, сядем спокойно, я вас угощу кофе и отвечу на все вопросы. Поверьте, скрытничать никто не собирается… так же как и возиться с вами…

* * *

Если бы не иллюминатор, я бы решил, что нахожусь в обычной однокомнатной квартире. Стены оклеены обоями – желтенькими в полосочку, потолок вроде как пластиковый, натяжной, но самый обычный, матово-белый, в центре свисает лампа на три рожка из мутного стекла. На полу темно-серый линолеум, расцветка «мечта лентяя». Мебель простенькая, как из ИКЕИ, но вполне обычная – в углу диван-кровать, рядом гардероб, посередине стол и три стула, у стены шкаф с полупустыми полками: немного книг, маленький музыкальный центр, немного дисков, немного всякой мелочевки, что всегда накапливается на полках. Одна дверь, наверное, в ванную комнату. Другая, открытая, на крошечную кухоньку.

Если бы не иллюминатор…

Пока он был задернут шторами, я ничего и не замечал. Но Инна усадила меня за стол и отдернула занавеску.

А за ней было круглое окно диаметром в метр, за окном – черный космос и разноцветные звезды.

– Настоящий иллюминатор, между прочим, не экран, – бросила Инна мимолетно. – Большая редкость в жилых помещениях.

– Удобно, всегда можно проветрить, – мрачно сказал я.

Девушка засмеялась.

– Нет, вы мне положительно нравитесь… Такая невозмутимость… Валентин, давайте для начала покончим с маленькой формальностью?

– Какой?

– Мне нужен ваш анализ крови.

Инна полезла в ящик стола, извлекла оттуда пузырек с прозрачной жидкостью, комок ваты, заткнутую пробкой пробирку, иголку в прозрачном пакетике (память вдруг выдала слово «скарификатор»).

– Зачем? – настороженно спросил я.

– Ее выпьют инопланетные монстры. Нет, не так. Безумные ученые будут проводить над ней генетические эксперименты. Нет, лучше мы используем ее для заговоров и ворожбы… Да что вы напрягаетесь, Валентин? Нам нужно знать вашу группу крови – мало ли что может случиться?

– Я и так ее знаю. Вторая положительная.

– Простите, но мы доверяем только своей лаборатории. Вы боитесь уколов?

Вздохнув, я протянул руку. Инна мазнула по пальцу смоченной в спирте ваткой, быстро кольнула иглой. Было почти не больно.

– Держите палец над пробиркой… мне нужно всего пару капель.

Зажав укол ваткой, я смотрел, как Инна закрывает пробирку, уносит на кухню, там прячет в какой-то белый шкафчик. Холодильник? Очень похож.

Я смотрел на нее через открытую дверь. Инна наполнила из пластиковой бутыли чайник – тоже вполне обычный с виду, включила. На кухне была крошечная мойка, маленькая электрическая плита и совсем уж крохотный столик, под которым пряталась табуретка. Одному можно и на кухне позавтракать, вдвоем уже не уместишься.

– Нет, вы точно решили запастись компонентами для «Кровавой Мэри».

– Все шутите?

– Это с перепугу…

– Знаете, с перепугу себя ведут иначе. Я тут, как-никак, два года… Вам покрепче?

– Если можно.

Инна хмыкнула, открыла маленькую баночку и аккуратно отмерила в большую чашку две ложки растворимого кофе.

– Можно… в честь прилета. Молока не предлагаю, кончилось… Сахар?

– Нет, спасибо. – Я поймал себя на том, что упорно кошусь в иллюминатор, и перевел взгляд. А фигурка у нее хорошая… даже идиотский мешковатый комбинезон не портит…

– Не смущайтесь, с сахаром проблем нет.

– Я не смущаюсь.

Инна вернулась, поставила на стол чашки, вазочку с печеньем. Подперла голову руками, задумчиво посмотрела на меня.

– Итак? – спросил я, пробуя кофе. Вполне нормальный кофе, ничего необычного.

– Три года назад я устроилась на работу в агентство «Звездный час», – сказала Инна. – Там как раз сменился владелец, и набирали новый персонал. Выглядело все немного странно: объяснили, что агентство теперь занимается набором персонала для компьютерных игр. Но люди же и впрямь любят играть, я подумала, что это интересное направление бизнеса… а зарплату пообещали очень хорошую, никаких выплат «в конвертах», никаких испытательных сроков… В общем, я согласилась. Мы въехали в новый офис, ничего необычного там не было, кроме запасного выхода. Там была смонтирована какая-то специальная дверь, с кучей замков, даже со сканером сетчатки. Хозяин объяснил, что это для создания атмосферы игры – всех, кто подписал контракт на «работу» пилотом, надо выпускать через эту дверь. Мы должны были всем объяснять, что, пройдя через дверь, человек как бы раздвоится. Один отправится к себе домой, а другой – перенесется в глубины космоса на космическую платформу, которая служит базой для космических кораблей.

– А кто у вас хозяин?

– Его звали Аркадий Самойлов. – Инна пожала плечами. – Да вы пейте кофе, остынет… Обычный человек. Такой… бизнесмен средней руки. Ездил на новеньком «БМВ», одевался со вкусом, ходил иногда с охранником, а иногда и без. Очень вежливый, с девчонками вроде как немного флиртовал, но руки не распускал, с мужиками мог постоять, покурить, потрепаться о футболе, анекдот рассказать. Хороший начальник, на самом деле… И вот когда он демонстрировал нам эту дверь, я его и спросила: а кто там, на этой «платформе», встречает наших клиентов? Он засмеялся, говорит: «Уместный вопрос! А давайте вы будете их встречать?» И я, как полная дура, хихикнула и пошла в дверь, крутя попой…

В голосе Инны прорезалась горечь.

– Дальше понятно, – сказал я.

– Ну да. Там, очевидно, я вернулась в офис и стала работать. А здесь… а здесь я стояла в том зале, откуда вас привела, и орала в голос. Минут пять, наверное. Потом вышла, дверь была открыта. Стала тут ходить. Вскоре поняла, что все всерьез… вышла прямо в главный ангар… ну, там я еще минут десять вопила. Стало совсем уж ясно, что не розыгрыш. Но это так скучно, если честно, устраивать истерику, когда нет зрителей!

Я усмехнулся. С иронией у нее все было в порядке. Может, зря на блондинок наговаривают?

– Вечером появились еще трое ребят из конторы. Затем еще двое. За несколько дней мы тут более или менее разобрались, что к чему… А потом пошел вал. Десять, двадцать, тридцать человек в день. Они, конечно, все были растеряны и перепуганы. К счастью, мы к тому моменту уже нашли арсенал, синтезатор пищи, склады. Настроили замки на себя… в общем, анархии не допустили. – Она помолчала. – Хотя пришлось и стрелять. Первый месяц дня не проходило без трупа.

– Без чего?

– Без трупа. Люди разные бывают. Некоторые, попав сюда, с перепугу начинают на всех бросаться. Но это еще ничего, их достаточно успокоить. А бывают такие, которые сразу все понимают, но решают, что законы остались на Земле, а тут будет право сильного. Приходилось объяснять, что сильный – это тот, у кого ключи управления платформой и оружие.

– Не боитесь, что я такой?

Инна мгновение размышляла.

– Нет. Я многих повидала, привыкла своему впечатлению доверять.

– Так чья это станция? Кто здесь главный?

– Обычно говорят не станция, а платформа. Еще чаще – Плюшка.

– Почему?

– Так ведь по форме похожа. – Инна улыбнулась. – А главные – мы. Те, кто здесь живет и работает.

– Но ее же кто-то создал?

– Ну да. Только нам не озаботились сообщить.

Я подумал немного.

– Инна, но здесь все очень человеческое…

– Мы обжились понемногу. Думаете, эти обои на стенах из магазина? Это не обои вовсе, это один из видов ткани, которая на платформе производится. Люстра – колбы из химической лаборатории. А если заберетесь на стул и заглянете в плафоны, то увидите, что таких лампочек на Земле не производят. Очень многое можно сделать привычным, если очень этого захотеть.

– Но если здесь есть приборы, техника… на каком языке надписи?

– Ни на каком. Все индикаторы аналоговые. Растет скорость – светящийся столбик на экране увеличивается. Что-то переключилось – загорелась пиктограмма. Как правило, понятная. – Инна усмехнулась. – Хотя только через полгода пилоты разобрались, что в кораблях есть туалет. А еще через месяц научились выбрасывать отходы в космос, не разгерметизируя весь корабль.

– Значит, все мы оказываемся на непонятно кем построенной станции… ну, на платформе, с которой можно улететь на космическом корабле?

– Ну да. Кораблей здесь хватает. И больших, и маленьких.

– А если…

– Нам забыли сообщить, в какой стороне Земля. – Она угадала мой вопрос.

– И сколько здесь народа?

– Сейчас, думаю, тысяч пятнадцать.

– Ничего себе платформа. Не тесно?

– Ну что вы, Валентин. На платформе никогда не собираются все сразу. Большая часть людей – пилоты, они в космосе проводят в десять раз больше времени, чем здесь.

– Зачем? – глупо спросил я.

– Во-первых, многим это нравится. – Она усмехнулась. – Во-вторых, жить-то надо. Или вы думаете, что у нас коммунизм?

Я пожал плечами.

– Платформа может производить все, необходимое для жизни. Кое-какие предметы роскоши нам забрасывают с Земли. Полагаю, благодарить за это надо господина Самойлова.

– Какие еще предметы роскоши?

Инна кивнула на полку.

– Диски с музыкой и кино. Проигрыватели для них, экраны… Книжки. Даже кое-что лишнее на мой взгляд – настоящий алкоголь, табак… А иногда какую-нибудь ерунду, которая вроде и не нужна, но ее здесь просто нет. К примеру, в первый же месяц нам переслали клетки с кошками.

– Чего? – Я рассмеялся. – Тут что, мыши водятся?

– Нет, Валя, не водятся. Но если бы вы знали, сколько у нас сейчас стоит самый обыкновенный котенок породы московский подвальный! Я не последний человек в администрации платформы, а позволить себе завести кошку не могу. Год назад щенков передали, ну так собака – это вообще немыслимая роскошь. А однажды прислали целый ящик плюшевых игрушек. Китайские, из синтетики, зайца от крокодила не сразу отличишь. Так вначале за них все бабы передрались, якобы «для будущих детей», а потом и мужики присоединились. А на самом деле они с этими разноцветными уродцами летают, они у них вместо талисманов. Разговаривают с ними… может, даже кормят и поят…

– У вас тут и дети рождаются?

– Нет. Еще ни разу ни у кого. Потому и смешно… «для будущих детей»… – Инна усмехнулась. – Сексу, впрочем, ничего не мешает. Кстати, запомните, что приставать к чужой женщине – одно из самых серьезных преступлений. Даже просто флиртовать. У нас тут не матриархат… к сожалению. Но право выбора всегда остается за женщиной, с этим строго. Иначе все друг друга перестреляют… Да, я отвлеклась. Вы спрашивали, почему люди идут в пилоты. Так вот, во-первых, многим это нравится, потому что на платформе элементарно скучно. А во-вторых, это работа. Чтобы платформа могла производить пищу, одежду, космические корабли, энергию, воздух – ей нужны ресурсы. Металлы, замерзшие газы, кремний, органика… очень много всего. Поэтому люди летают к соседним звездам, добывают все это на астероидах, на планетах земного типа… понятно, что газовые гиганты нам по большому счету бесполезны. Привозят, сдают в распределительный центр и получают на свой счет то или иное количество кредитов.

– А те, кто не летает?

– Это уже зависит от того, что вы можете делать. Сразу говорю – нужны инженеры, техники и программисты. Мы пытаемся разобраться в механизмах платформы. Понять, как и кем она построена, как работает, улучшить наши космические корабли. Кое-что получается. Нужны рабочие, очень сильно нужны. Самые банальные профессии – слесари, столяры, токари… лишь бы умели работать руками. Нужны врачи, их мало. Опытный повар не помешает. Опять же гениальный певец или музыкант, наверное, пригодится. Людям не хватает развлечений, понимаете? Человек несколько недель или месяцев проводит в космосе, тяжело трудится, рискует жизнью. Потом возвращается на платформу, получает деньги и хочет отдохнуть.

– Культурно отдохнуть… – Я попытался скрыть растерянность за иронией.

– Конечно. Какой-нибудь фокусник или жонглер будет зарабатывать не меньше удачливого пилота. Эх, ну почему циркачи не любят компьютерные игры!

Я развел руками. Спросил:

– А если я начну выпускать газету?

– Печатный станок с собой захватили? Или сумеете построить?

– Ну у вас же есть инженеры…

– Есть. Их труд очень дорог. Они ковыряются в железках непонятного происхождения, пытаются понять, для чего предназначены те или иные микросхемы и агрегаты. Иногда в процессе этого изучения они гибнут или калечатся. У вас есть тысяч десять кредитов, чтобы оплатить месячный труд хотя бы одного инженера? А ведь он за это время может сложить из кучи непонятных деталей новую пушку, которую ждут пятнадцать тысяч пилотов! И каждый заплатит хотя бы по десятке…

– Вы что, тут еще и воюете?

– Валентин, я же вам объясняю – здесь самые обычные люди. Добрые и злые, простые и хитрые, щедрые и жадные. Вот представьте, вы месяц работали, ковыряли диггером астероид… диггер – это специальный модуль корабля, который перерабатывает горные породы. И вы нарыли чего-то ценного. Несколько тонн урана, чистый вольфрам… да не важно. Летите обратно к платформе. А навстречу вам ленивый, жадный и злой пилот, которому хочется заработать быстро и без труда. Он разносит ваш корабль на кусочки, забирает груз и возвращается. Ясно? А вы болтаетесь в жилом модуле, посылаете сигналы SOS и надеетесь на то, что вас услышит кто-нибудь добрый и великодушный. Конечно, у нас существует Патруль – группа добровольцев, которая следит за порядком и приводит в чувство самых агрессивных. Но за всем они уследить не могут… как и милиция на Земле.

– Так какой у меня выбор?

– А никакой. – Инна улыбнулась, вполне по-доброму, но голос ее остался серьезным. – Вот твое удостоверение личности, кошелек и мобильный в одном флаконе… Ну и часы, конечно же…

Она достала из одного из многочисленных карманов запакованные в пластик часы, такие же как у нее самой. Разорвала пакет, что-то нажала на экранчике, удовлетворенно кивнула.

– Вот. Левая кнопка – управление твоими деньгами. Нажимая ее, ты подтверждаешь снятие денег или принимаешь их на свой счет. Надень!

Я молча надел «часы» на правую руку, снимать с левой свой дешевый «Swatch» не хотелось. Металлический браслет был неразъемным, но упругим, я просунул в него руку – и «часы» плотно легли на запястье.

– Мы называем эту штуку «комм», от слова «коммуникатор». Кстати, он настроится на тебя. Управлять им сможешь только ты сам… Итак, я перевожу тебе стартовые деньги – полторы тысячи кредитов… Появились зеленые цифры?

– Появились, – сказал я, глядя на экран. – Кстати, а цифры…

– Раньше была полоска индикатора. Но это очень неудобно. Полгода назад наши программисты сумели перенастроить коммы… Чего ждешь, нажми левую кнопку.

Я нажал. Цифры мигнули и погасли.

– Если цвет красный – значит, с тебя запрашивают деньги за что-то. Платить не торопись, разберись, кто просит и за что. Новичков обижать не принято, но отморозки всегда найдутся. Идем дальше. Центральная кнопка – это пятипозиционный джойстик, им можно управлять всем коммом. Но в первую очередь – телефоном. Связь действует только в пределах платформы, разумеется. На других планетах, если там нормальное поселение и установлен ретранслятор, будет местная связь.

Браслет завибрировал и тонко загудел. На экране высветилась цифра 1 и мигающий значок в виде динамика.

– Полифонии нет, извини, игрушек и фотоаппаратов тоже. – Инна усмехнулась. – Прими звонок. Да просто нажми джойстик!

Я нажал.

– Приветствую на Плюшке, новичок, – отчетливо послышалось из часов. Мне показалось, что экран слегка вибрирует, ретранслируя мужской голос. – Мы тебе рады, ляля-ля и тому подобное. Инна далеко?

– Нет, рядом.

– Все тебе объяснила?

– Как сказать…

Невидимый собеседник хихикнул.

– Разберешься. Значит, так – мой номер первый. Это ничего не значит, просто диспетчерская, экстренная помощь, ну и советы тебе будем давать на первых порах. Кто тебе будет отвечать – не важно, кто-то из более или менее опытных. Захочешь связаться – вызовешь номер один. По пустякам лучше не дергай, а то обидимся. Все, бывай. Инночка, целую нежно!

Экран погас, на нем проступили неяркие цифры – время.

– А говорили – даже флиртовать нельзя, – заметил я.

– Нам можно, мы тут старожилы, – ответила Инна. – Ну и третья кнопка – идентификатор. Нажимаешь ее, чтобы открыть двери, подтвердить свою личность и все такое прочее. Учти, что твой статус на платформе низкий, далеко не везде ты можешь пройти без сопровождения. В некоторые места для тебя вход платный, сам решай, идти или нет… Нажми.

Я нажал. И сказал:

– Теперь тут появились цифры… четыре два три один шесть.

– Это твой номер, – сообщила Инна. – Сорок две тысячи триста шестнадцатый.

– Ты же говорила – пятнадцать тысяч человек… – сказал я.

– На станции около тысячи, в космосе еще пятнадцать. Это те, кто жив. А вообще-то ты в сорок третьей тысяче попавших сюда людей.

– Оптимистично, – глядя ей в глаза, произнес я.

Инна усмехнулась.

– Ты не горюй. Больше всего потерь было в первый год, по неопытности. Сейчас… ну, я бы оценила твои шансы выжить в течение года как пятьдесят на пятьдесят. Видишь – тебя встретили, все объяснили, дали денег на первое время… Сейчас я еще посмотрю, кто из пилотов на Плюшке, и подберу тебе инструктора.

– Если можно, хорошего.

– Это уж как звезды лягут.