Текст книги "Генерал вытегорских карьеров. Собрание сочинений"

Пригляделся Сергей к «туркам», какие там турки, они все русские рожи, колхоз настоящий. Только странно, не говорят ни слова вообще.

Только: «А-а-а! О-о-о!», когда девки переусердствуют.

Толстяк приметил внимательный Серегин взгляд.

– А ты не промах, кореш! – сказал он, наливая Сереге из принесённой Си бутылки.– Немые они, братан, помогаю я им через фонд инвалидов, кормлю вот, обуваю, жалко сиротинушек, ну и работают у меня немного, ты, братан, напиши песню про долю их, заплачу, братан, нету силушки спокойно на них смотреть.– Толстяк выпучил на Серегу глаза– ну масляные валенки и только, и жуткий огонек мелькнул в них на мгнове-ние, но этого мига Сергею было достаточно– чудовище перед ним, что-то здесь не того, ей Богу, не того!

Закусывая шашлыком, Сергей впервые в жизни ощутил во рту что-то приторное, не похожее на шашлыки рынков Питера, но добросовестно ел и пил, хмелея и хмелея, видно, антиалкоголин был просроченный, в глазах мутнело, а Си напоминает любимую Елену, где ты сейчас, в розыски подала наверно, пока не звякнул из Питера, чтобы сказать два

слова: «Жив. Люблю».

– Грёбанные спецзадания! – думал про себя затуманенный Сергей.

– Надо срочно блевануть куда-нибудь!

– Э,э, Си, дорогая, где у Вас здесь. ну куда цари пешком ходят?

– Пойдём.– позвала Си.

Долго шли по каким-то лабиринтам, по бокам ковровых дорожек стояли статуэтки, изображающие эротические сцены. Сергей зацепил рукавом штору на стене, непонятно, на стене и штора, из-за неё на миг показалась блестящая дорогая ручка от металлической двери и совковые кодовые замки, сразу три на дверь.

Зашли в туалет вместе. Си ждала, пока Сергей блевал, сунув пальцы в рот, стала приставать, не давая Сергею разогнуться.

– Ну, Си, потом, видишь, от меня несёт, надо клыки почистить!

– Сергунь, ну ты как не свой! Я вся твоя, а ты, тоже мне, целочку выкомыриваешь из себя!

Возвращались медленней, Сергей тормознул Си около шторы, прижал Си к стене, прикинувшись пылким влюблённным, косо изучая глазами приоткрытые рукой замки, их-то открыть не проблема, так как поверхности кнопок не отшлифованы, как в порядочных хитрых питерских трущобах.

Удача! В заднем кармане уже одетой Си джинсовой юбки ключик, может это от внутреннего замка? Ключ отработанным движением перекочевал к Сергею.

Напротив двери за углом оказалась и спальня Си. Всё пока слава

Богу!

Толстяк встретил их прищуренными глазами. А ещё недавно при Сергее пил, нюхал всякую гадость, видно, пыль пускает.

– Ты как, здоров, ну, давай ещё по одной за удачу! – предложил толстячок-боровичок.

– Давай, я на халяву не против! – пытался отшутиться Серега, чувствуя на себе наползающий танком неприятный взгляд «папы».

Поддали ещё кровавого домашнего. Что-то и вино, как и не вино, с привкусом, что блевать опять беги, но градусы есть.

Так до середки ночи длилась вся эта оргия. Сергей пел, немые трахали девок. Играли в паравозик, в бутылочку, толстячок обливал всех шампанским.

– Жизни, больше жизни! – кричал довольный папа.– Ту, ту! Вот, Серый, какая власть у меня, маленький я, а кручу кем и чем хочу! Пойдёшь ко мне в придворные певцы? Не обижу! Вижу– парень что надо, хитрый, умный, сильный, с талантом, а насчёт баб у тебя так же, как и пишешь? Ой, врёшь, перетрахал, небось, пол-Питера, а? Ну ладно, привыкай, поживи пару деньков, работёнку какую мне подсобишь, коли не торопишься в переход петь, на презентации поездишь, одену, как человека, с ба-бочкой ходить будешь, во фраке, фон бароном, все бабы Питера твои, хочешь «джип», Репу выгоню, тупой он, скучный, держу его за кулаки его, мастер-международник по кикбоксингу, а так на хрен нужен!

Серега молчал, «глубокомысленно» обдумывая предложение, притворяясь пьяным, кивал головой, ох, не докиваться бы ею совсем! Темнит что-то папик, чувствую.

Прошло ещё пару часов, уже рассвет начал дырявить слабые шторы на окнах, все устали от дыма, от наркоты, паравозиков, игры в девятку, один только Серый держался, развалившись в кресле, хотелось спать, но такое кино раз в жизни, не знал Сергей, что настоящее кино ещё впереди, а он в нём в главной роли.

Си потянула его к себе в спальню, Сергей, чтоб не заниматься с ней любовью, предложил перед сексом дернуть по рюмашке, незаметно добавив в винцо клофелина. Си, пытаясь изобразить из себя ещё не использованный шлак, потихоньку засопела с теплым, надрывистым храпом.

Ну, что, за дело! Приоткрыл дверь в коридор, прислушался, вроде тихо. Подкрался к Бармалеевой двери, отдернул штору, вставил ключ, так и есть, ключ тот, коды уже не проблема! Открываясь, дверь предала Сергея железным визгом, автоматом включился свет в проём, ведущий глубоко вниз, лестница шла узлом в какую-то настоящую сказку. Прикрыл дверь за собой, спускался минут десять, показался коридор длиннющий из бетона, широкий и высокий, хоть на лошади скачи! А лампо-чек кругом старинных, плафоны довоенные, кнопок всяких вокруг, массивные двери сейфового типа с секретами. Одна из них была чуть-чуть приоткрыта. Сергей прокрался в огромный зал. Стоял жуткий запах трупов, вдоль стен металлические шкафы с выдвижными огромными ящиками. Всё покрыто изморозью, замерзшей кровью. Холодильник! – догадался Сергей. Дёрнул за ручку, вытащил ящик немного, в нём были од-ни только ноги, много ног, начавшие смерзаться, свежие! – ужас обьял Сергея. В этот момент в руку, державшую ручку ящика, ударило сильнейшим разрядом электричества.

Толстяк по-звериному знал своё дело, всё сёк по монитору из своей спальни, увидев, что Сергей завалился на пол, убрал руку с реостата и завалился спать.

…Красное озеро, кровавые волны, солнце лучами из крови ласкает берег Онего, поджигая красный песок, жарко, душно, я задыхаюсь, Ленушка, ты где, любимая, желанная моя, где ты? Помоги, я тону, красные акулы рвут моё тело на куски, вот одной из них я успел надавить на глаза пальцами и она отпустила мою голову, Лена, скорей же, я лечу в красную пропасть, внизу прыгающие волны скалят клыки, кругом волки из волн, Лена, дай же руку, любимая!

Сергей бредил в камере, на руках и ногах были наручники и кандалы с цепями, температура то был мороз, то сразу жара– это было изобретение толстяка. Списанные холодильники с хладокомбинатов переделал на конвееер смертохранилищ плюс мощный подогреватель пола, для очень прытких есть и газ, работнички по строительству сего ноу-хау были первыми клиентами своего благодетеля.

Постепенно Сергей приходил в себя. Вляпался, экспериментатор грёбанный! Самодеятельность в делах была вживлённой в мозг до конца жизни, ничего, проносило раньше, всяко бывало. Что ж теперь, тут похоже на какую-то колонию в Африке, кандалы, цепи, первобытность и всё тут!

– Эй, бард, живой? – раздался откуда-то голос.– Как здоровьишко, раб Божий Сергий, молись, братан, что я тебя током не угробил сразу, повезло тебе, скользнула рука по реостату, а то бы десять тысяч вольтиков в друзьях твоих бы были и косточек никто бы не увидел, пепелочек один, вот и вся твоя гитара! Вот что, фраерок переходный, теперь ты оче-редной раб мой, пахать будешь на меня, шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте– расстрел, так у твоего земляческого конвоя, га? А у меня – сгоришь при исполнении служебных обязанностей, ха-ха-ха!

Серегу передернуло до тошноты. Раб? И всё это не сон? Ё-маё! – как пел Тальков.

Дверь в камеру распахнулась. Репа самодовольно пыхнул сигарой в лицо, вошли с ним пара» турок», подняли пинками Сергея и повели на арбайтен– так напевал в спину Репа.

Подземный цех. Бетонный пол, груды гробов, в центре какая-то адская машина. Всё гудело, ворчало, стонало. Сергей не верил глазам, немые клали на ленточный транспортёр тр…, которые поднимались высоко вверх и падали в мясорубку, иного названия у неё не было, в машине всё трещало, лопалось, хрустело, спереди машины были краны для к…, а через большой кран выходил самый настоящий ф….А вокруг полная гигиена, по углам зала стоят лимонные деревья, между ними видик с идущей по нему порнухой.

Работнички все были в кандалах. Пахло спиртным, кое-где валялись шприцы.

Сергея заставили грузить и подвозить трупы, замороженные, они таяли на глазах, оживали их лица, некоторые были с открытыми глазами, оттаяв немного, они немного шевелились, отчего у Сергея с непривычки волосы вставали дыбом, зеркала нет, наверно, седины прибавил.

Кормили, поили, как на убой. Репа сам и привозил харч на тележке. Немые кололись..Какое время суток, Сергей не спрашивал, пришло отупение и равнодушие к происходящему, он становился роботом, пытаясь из последних сил сохранить здравый образ мышления.

В одну из смен на Сергея во время обеда показал пальцем один немой и кивнул другим. Те одобрительно заржали, злорадствуя над наступающим представлением.

Серега провалился в ватный сон. Опять шла по берегу Онего к нему Еленушка в старинном подвенечном платье и тянула к нему свои руки…

Оклемался в камере. Около него лежала скрючившись в старом рваном платье рыдающая Си.

– Си, что с тобой? – спросил Сергей и ужаснулся.

– Се-се– рёженька! Что он с нами сделал! Они пили, ели, гоготали, а папа-импотент, ты же знаешь, ну он сука от ярости мои руки на стол, Репа их держал, рубанул мои руки топором!

Слышишь, Серёжа?

Серега протрезвел. Мигом ушла боль, превратившись в комок ярости, он стал бить ногами в дверь, в стены, кричал, требовал толстяка на расправу.

– Ха-ха-ха! – доносился голос толстяка.– Подёргайся, бардик, немного тебе осталось!

– Сука! Я убью тебя, чудовище! – рычал Сергей не своим голосом, беспомощно мотая цепями.

Сергей разорвал простынь, промыл мочой раны Си, перевязал рыдающую, обнял её, уговорил поспать, у Си к тому же начиналась ломка.

Пока Си бредила в полусне, Сергей обдумывал положение. Как выбраться отсюда? Настоящий узник замка Иф! До Жана Марэ ему далеко, но всё-таки должен быть выход! Хотя в жизни есть и безвыходные положения!

Си, придя в себя, через несколько дней шёпотом поведала Сергею про толстяка, как всё это началось, сама она– канибалка, по– наследству осталось от родни после блокады, вся родня её сидела за это, поймали после войны, привыкли к человечине. Откинулась полгода назад, в женской зоне «жену» оставила, она была там Ваней, там всем дают в таком положении мужские имена, свадьбы справляют, а «жене» еще 8 годков париться, скучала по ней Си, вот и вляпалась с тоски в наркоту и в гарем.

– Слушай, Си, а толстяк-то кто на самом деле? -спросил ее Сергей.

– Э, большой человек, пехота болтала, Репа один раз назвал его в спальне: «Замочек недоделанный!», так он тут же ему ухо и отрезал, не видел, что ли? Всё думаю, за какую-то шутку ухо целое!

– Замочек, говоришь, Си, молчи, только ни слова об этом, слышишь, не пей больше, колись поменьше, всё равно не отучишься, слышишь меня, Си, выйдем, вылечу я тебя, слышь, Си? Повернём жизнь-то, повернём, а, Си?

Серёга, ухаживая за Си, забыл о кандалах и ноющем ребре.

Вот, значит, и встрелись, Замочек родной с золотым ключиком!

Сергей потихоньку, пока Си была в понятии, выведывал о плане дворца-частного морга. Это у Замка– хобби! А что в городе творит, да по Руси, да за границей, секёшь, Серёженька?

Прошло ещё несколько суток заключения, Сергей дни считал по количеству обедов. Си становилось всё хуже, Замок наркоты не давал больше, Си загибалась. В один вечер шепнула, что уже скоро.

– Си, ты что, ещё поживём, я тебя со своей невестой познакомлю,

Си!

Но потухающие озера глаз давали знать о скором приходе вечно живой старухи с косой… да о конце Си в мясорубке.

Тычок каблуком в лицо разбудил Сергея.

– Ну как, отдохнул на курорте? Так и не поимел покойную? Растяпа! А ещё поэт! наверх его! – командовал динамик немым сбродом.

Сергея освободили от кандалов, одели наручники, повели по пасмурному коридору. Конвой подстрелил крысу, жующую палец жмурика, долбанули из автомата по пустым бутылкам, которые попали по дороге.

Через несколько минут, поднявшись на лифте, оказались в шикарной спальне на восточный манер.

Вовсю работали кондиционеры.

– Ну как, бард, нравится моё гостеприимство, бард Сергий? В номер его отдельный, погуторю с ним часок.

В номере, где из золота не были только стекла, стояла огромная кровать под прозрачным кружевным пологом, на одеяле были рассыпаны свежие розы.

– Вот как надо жить, Сержик, любуйся напоследок! Мог бы и сам так блажить, если б не кобенился! А знаешь, где находишься? Я тебе перед твоей смертью скажу– в подпольной ставке Берии! Гитлер– придурок пока на бомбу денег жалел, Берия мечтал Ёську скинуть, а перед бомбой-то струсил, вот и втемяшилось ему берлогу сделать, да поближе к морю, чтобы ноги сделать, если что! Вот и выбрал Песочное, и Питер рядом. Строили немцы военопленные, в конце войны, всё было в большом секрете, Сталин не прочухал. Кто охранял, кто стро-ил, все здесь, вот их душеньки в пламени свечек горят, вот дым от сигары, и это они, милые, скоро и твоя бардовская душонка будет канареечкой кукарекать!

– Лихо у тебя получается, сука! – процедил Сергей. Репа положил ему на плечи лапы, немой справа направил ствол.

– Ты чё, дурак, с папой ругаться, нехорошо, и Библия тому учит, чем больше здесь натерпишься, тем больше благ там получишь, здорово, а, братан? Гитару быстро невинно убиенному, девок напоследок барду, пехота, живо! – приказал Замок.

Принесли гитару. Серёге она досталась сломанной от родни Джека Лондона и Александра Галича. В Питере довёл до ума в «Аккорде» Апрашки.

– Ну чё уставился на неё, как на девочку? Романсику давай там, или чё нибудь наше, лесо-архангельское!

У Сергея всё внутри оборвалось! Звери! Какие там звери! Это же чудовища, а не люди! Выпил стопарик и запел свой романс:

Стемнело. Гуще пыль у ресторана.

Мадам! Вы не уйдёте без колье!

Я слышу шёпот и открыта рана

в знакомом, давнем: «Нет, о нет!»

Это Вы? Я не поверю, нет!

Это я? Я не поверю, нет!

Слепой и без ног поэт!

Лай, дай, да, да.

Вас бриллианты давно не занимают,

Вам обнажают левое плечо,

Неужто глаза не замечают,

Когда так сердце смотрит горячо!

Моей гитары сердце горячо!

Лай, дай, да, да…

Пою для Вас старинные романсы,

В бокалы льют старинное вино,

Кругом слова, слова, финансы

И сигарет сгоревшее руно.

Моё золотое руно…

Судьбы золотое руно…

Лай, дай, да, да…

Но что такое? Ваш бокал и на пол!

Из глаз ушел серебрянный туман.

Вам на плечо поэт слепой заплакал,

Мы вспомнили счастливейший обман!

Обман, всюду обман…

Обман, повсюду обман…

Лай, дай, да, да…

Хозяин Ваш едва ли то заметил,

Он пьёт давно хорошее вино,

Мы ожили в чарующем секрете,

Ты шепчешь: «Душно как, окно…»

Откройте же нам окно!

Мы птицы! Откройте окно!

Нашей любви окно!

Нам душно, откройте окно!

Лай, дай, да, да…

Провожаю умирающим аккордом,

Я скоро растворюсь в своей игле,

На Вашем платье загранично-гордом

Звенит на прощание колье.

Ты уносишь моё колье,

Моё пропитое колье…

Всё дело, всё дело в колье…

Всё дело, всё дело в игле…

Лай, дай, да, да…

Стемнело. Гуще пыль у ресторана.

Мадам! Вы не уйдёте без колье!

Мадам! Вы не уйдёте?

Во время исполнения своего лебединого романса Сергей заметил за креслом Замка рычаг. А вдруг это рубильник? Кольнула сердце смешная чайка-надежда, что это – правда на грани фантастики, а если нет, Лена никогда не узнает, в каких пирожках с м… разлетелся её любимый?

Замок всплакнул по Си крокодильими слезами.

Гитарой долбанул пехотинца грифом в зубы, опрокинул Замка, заскочил за его спину, рванул рубильник, и о, счастье, свет погас! Рычаг к тому же ещё и обломал!

Резкая темнота и небоьшое затишье после очереди из автомата трассирующими пулями немого.

– Щас я его! – это Репа ткнул ломиком в сторону Серёги.– Сука!

Ты в кого? – завизжал Замок.

– Убить его, врубить запасняк быстро! – орал сквозь переполох Замок.

Сергей ощутил задевший и его ломик Репы, быстро рванул его на себя и стал им крутить мельницу. В это время музыка «Монтаны» заиграла, как раз к месту, родимые часики! Удар ломиком в сторону музыки, стон Замка, быстро к окну, сходу раздолбил два стекла и рванул в проём звёздного морозного вечера, во время полёта со второго этажа успел разглядеть открытый нараспашку джип.

– Центральный провод! Только бы успеть! – мелькали молниями мысли. Капот на счастье приоткрыт, сунул центральный в гнездо, прыжок на сиденье, рванул провода под щитком приборов, соединил их, завёл тачку и рванул к воротам, но они и так было ясно, как говорила Си, были массивными, машиной не пробить. Вспомнил, что Репа что-то над головой нажимал, стал все тумблеры щёлкать, а тут ещё и свет врубили, попал, ворота окрываться стали, сбил несколько быков с овчарками по ходу дела, вырвался за ворота. Свобода!!!Свобода!!! – стучал мозг. Но надо ещё ноги сделать, давай же, тачка грёбанная!

Лес. Где ж то Песочное, плутали тогда с полчаса по кочкам-ухабам. В зеркало заднего вида уже заблестели фары погони. Ни фуя! Москва – Воронеж– хрен догонишь! Не подведи, милая, давай, родная! Серёга понемногу стал отрываться. Но датчик топлива неумолимо близился к роковому нулю. Сука, падла, неужто зря, а? А Си, люди, а девочка? А Лена?

Всё пронеслось в один миг перед глазами.

Машина заглохла возле кладбища. Н-да! Прибыл точно на место вечной стоянки! Рвать быстро!

Он успел пробежать между могилами по сугробам в сторону огней метров тридцать, как сзади навалилась немая туша, резко его через бедро, рожей об чей-то крест, прости Господи, спасибо покойничку, в нужное место положили! Слева второй, ну суки, обманный удар левой рукой, а правой ногой в яйца пехотинцу! Тот застонал, выпустив автомат, всё-таки, как понял Сергей, приказ был взять его живым!

Отстреливаясь, выбежал на дорогу напротив Безымянного ручья.

Прохожие на дороге, парочка под луной.

– Эй, помогите! – крикнул Сергей, но те, до этого слышавшие стрельбу, рванули в лес от греха подальше. Совок – он и есть совок!

– Я же свой! – наивно послал им вдогонку Сергей. Ладно, я тоже в лес, земля пошла ровнее, бежать легче, сзади озлобившаяся погоня начала стрельбу на поражение, достал их беглец! В-общем, война в Песочном, а всем всё до барабана, мало ли кого ловят?

Наконец между деревьями показалась церквушка Серафима Саровского.

– Помоги, Господи! – кричал про себя Серёга, не веривший уже до этого ни в чёрта, ни в Бога.

Из церквушки позвонил на Литейный, там же его накормили, дождался машины из города, сел в неё и не реагируя на вопросы, погрузился в забытьё…

На следующий день стоял на площадке ожидания в метро «Лиговская». Вдруг среди пассажиров мелькнула знакомая спина.

– Репа! Ну конечно, он! Стой, сучара! – рванулся к нему.

Репа развернулся и выстрелил, в толпе раздался стон, началась паника, через мгновение Сергей и Репа были в проёме между рельсами, завязалась схватка, между тем как электричка уже вынырнула голубой акулой и со светящимся глазом-прожектором помчалась на них.

Удар! Сергей потерял сознание, он уже не знал, что голова Репы, злорадно улыбаясь от ужаса, покатилась колобком в своё последнее путешествие в мир иной.

Больница. Палата. Тишина. Цветы.

– Всё, родной, хватит! Домой и никаких поездок, слышишь, родной пора и пожениться наконец– ласково ворчала Ленушка, ворчушка его родная, желанная моя!

– Лен!

– Что, Серёженька?

– Принеси, пожалуйста, свежих газет, тут киоск за углом.

– Хорошо, сейчас!

Через минут двадцать Лена подала ему газеты. На первых полосах их была улыбающаяся рожа Замка и интервью его в связи с переводом на работу в Англию.

– Леночка! – прошептал окровавленными, прокушенными губами Серёжа.– Где мы живём?

– Венчается раб божий Сергий рабе божией Елене, во имя отца и сына и святага духа, аминь.

– Венчается раба божия Елена рабу божиему Сергию, во имя отца и сына и святага духа, аминь.

У Серёжи было кольцо золотое, у Елены– серебрянное, как и положено по церковному обряду в православии.

Радость и сознание того, что это навсегда, переполняло влюблённых. Побывав у Серёжиных родителей в Беларуси, счастливая пара отправилась в Вытегру на родину Сергея, на Онежское озеро посмотреть, волны онежские обрадовать наконец-то случившимся долгожданным счастьем.

Они выстрадали его. Сергей носил Елену на руках по берегу Онего, которое белыми коронами-бурунами венчало свои волны, и не было этому конца и края, солнце звенело колокольчиком, чайки, казалось, пели: «Аллилуя!». Сосны шумели по-клюевски, пытаясь сорваться из песочных оков в береговой таёжный вальс вечной любви.

– Случилось! Мы вместе, Ленушка! – кричал Сергей в Онежское озеро и чайки взмывали ангелами, переплетаясь кружевами с лучами солнца.

Волны Онего напоминало живую чешую, будто огромная рыбина хотела взлететь, померяться пространством с небом, влюблённые дождались первых звёздных ягод, лунная дорожка в озере напоминала им о их светлой любви, озеро-лукошко наполнялось звёздным светом и прислушивалось к дыханию влюблённых.

– Суженная моя! Навеки!

– Да, Серёженька, навеки твоя! – шептала Ленушка.

Сергей поднял Елену на руки и пошёл с ней в озеро в лунную дорожку, они плыли в ночь навстречу луне, смеясь и обнимаясь, бесстыдничая при звёздах и редких чайках, тургеневские звёзды падали от стыда, оставляя следы-мгновения от удивления и зависти к огромной земной ЛЮБВИ, которая навеки связана с небом.

Серёжа пел Елене свои романсы, они, окончившись, уплывали таборами слов по поверхности озера в бесконечность, чтобы вернуться сюда снова через миллиарды лет чайками на звёздно-озёрный ковёр.

Вернувшись на берег, снимали пробу с чуть не убежавшей ухи в котле на костре, бросали остатки еды бессоницам-воронам, затем, тепло устроившись под одеялом на постели из еловых ветвей, жадно смотрели в небо, загадывая желания при падающих звёздах, что никогда не расстанутся и что у них будет дочь с именем Сергелия, в которое входили начальные буквы имён Сергея и Елены.

Уснули на рассвете, утомлённые разговорами, нежностью, шёпотом песка и колыбельно-лунного света.

Снилось им, будто из воды вышли святой Сергий Радонежский и святая Елена, перекрестили их, благословили на путь истинный, шептались у сосен с их ангелами, пока суженные спали, укрыли их потеплей молитвами на любовь вечную и ушли, взявшись за руки, в сторону Кижей.

В полдень влюблённых разбудил тёплый солнечный грибной дождик, искупались в Онего и ушли на вёслах в Вытегру.

– Мимо проплывала богатая и красивая Вытегра… – так писал в девятнадцатом веке Сергей Максимов в книге «Год на севере».

«Глухая Вытегра не слышит урагана,

сонливая, с сорочьим языком,

она от клеветы и гнусных сплетен пьяна,

ей не дружить с тобой – малиновым орлом!

Эти строчки родились у поэта Николая Клюева, которому олонецкий край дал не только дар Божий, но и немалое количество пинков и в тело, и в душу.

Сиротливый, бесклюевский город встречает кирпичным заводом, напротив его староречье с памятником на выходе. Это ржавый теплоход моргает глазницами иллюминаторов, словно собака на цепи, хочет сорваться с якоря и уйти в Онего.

Рыбозавод с полуразрушенным причалом, в реке плавают брёвна, щепки, жирные нефтяные киты-пятна украшают некогда чистые воды реки Вытегры, в который заходил лосось…

Первый шлюз Волго-Балта с надписью над воротами: «Счастливого пути!» по грязным водам канала!

Улицы городка поросли ларьками-петрушками, возле которых почти каждый день появляются троицы сообразить на поллитра или пивком побаловаться в любую погоду.

Развлечение вытегоров– сплетни, особенно в молочном магазине на улице Кирова, стародавняя привычка смотреть в окна на проходящего и тут же обговорить его промеж себя с ног до головы, прибавив фантазии с сахарком вприкуску, особливо если это парочка влюблённых.

Тайн никаких ни от кого ни у кого нет, кто где живёт, с кем спит, с кем гуляет и не гуляет, что пьёт, как пьёт, о чём ярко говорит анекдот, рассказанный Клюевым в Петрограде поэту Василию Соколову, который и поведал на Литейном дома у себя Сергею:

«Праздник в Вытегре. Вознесенский проспект. Народ гуляет. Идёт

кума Пашка и видит через дорогу куму Парашку.

– Здорово, кума Парашка!

– Здорово, кума Пашка!

– Как жизнь-то?

– Да хорошо!

– А муж-то где?

– Да в больнице!

– А что с ним?

– Да сифилис!

И весь этот разговор над толпой летит пьяным голубем!

Вянг-ручей, по которому некогда галеры ходили, лет через триста будет Эльдорадо для археологов, в нём они найдут всё, чего ныне вытегорам на свалку лень вывезти.

Оживление в Вытегру вносят ежегодные Клюевские чтения. Приезжают из Сибири, Америки, Украины, Беларуси и других сээнгешных уголков литературоведы, писатели, поэты, просто любители Клюевского творчества.

Вот за эти несколько дней счищается годовой нарост всего ненужного, суетного, что мешает городу, расправляются плечи-надежды на долю лучшую, да колокольный звон на колокольне Сретенской церкви напоминает людям о вечном, о радости неутаённой, об онежском сне морошки-девушки олонецкой в ожидании Христа– ветра онежского.

Дороговизна из года в год всё больше и больше подметает город, стучат молоточки в Анхимово и на третьем километре в сторону Тудозера, на кладбище падают сосны от ураганного ветра на могилки, а зимой белая тоска с клюквенного болота перешёптывается с фотографиями усопших земляков.

Иногда возникает ощущение, что жизнь здесь похожа на старую скрипящую калитку, но нет, замычали коровы, петухи поют, собаки лают, бесов от дома гонят, взойдёт онежское солнышко, роса-радость пройдёт по лицу и дальше живёшь!

Прошли онежским вздохом две недели отдыха и на автобусе Серёжа с Леной отбыли в Питер. До свидания, родина, до свидания, родные и земляки, до свидания, бабушка Вера Акимовна Слюзова-Гогова -Пакостина!!!

Замок ликовал! Ушёл всё-таки! Зелёненькие Вы мои долларочки, ой вы мои родненькие! Вы можете всё и вся! Надо из Вас икону сделать в золотой рамочке, спасители! В двести тысяч обошлось всё Замку, сущий пустячок, дал кому надо и не надо, направо и налево, вверх и вниз, подключил Москву, Сибирь, Запад и ушёл! Связи! Мы все повязаны! Вместе грабим, а сидеть мне? Шиш! Пусть парится пехота, мелочь и прочие крематорщики, жалко, такое развлечение погибло! Ну ничего, ещё не вечерок, Русь-матушка!

Закладывать Замка уже было некому. Все были уничтожены, кто на зоне, кто в следовательском кресле, ради бумаг отделение милиции сравняли с землёй, хлопцы постарались на славу, отвлекли разными группировками, якобы разборками между ними, кровушки пролито, зато всё чики-чики!

Оставался только один свидетель– бард Сергий, сука, как ему дали уйти?

Тут ещё сонник под рукой– ведь Замку снилась летучая мышь. Так и есть– к несчастью.

Позвонил по сотовому Гульке– дал ценные указания, а то этот головорез совсем заскучал без работы, две машины разбил с бабами.

Гулька был у Замка удачной заменой покойному Репе. Жестокостью же Гулька напоминал белую акулу, которая почти никогда не спит, а только жаждет расправы над слабейшим. Золотая улыбка из вставленных зубов надолго отбивала охоту общаться с ним, у Замка даже дёргался левый глаз от фантазий Гульки, которыми он делился, пройдя Югославию, Чечню, Карабах и другие горячие точки.

Родом Гулька был из Вологодской области, чем неприятно напоминал о барде, который его «кинул» с частным моргом, на коленях Гульки выколоты пауки, что говорило о полном неподчинении на зоне всем и вся. Замок потратил немало сил, чтобы избавить его немного от тюремного жаргона, даже научил работать с компьютером.

Несмотря на деревенщину, Гулька проявил незаурядные способности в работе с компьютером, мечтал стать мировым хакером, всех «обуть» с курсом евро и хотя ни в чём не нуждался, у поддавшего Замка выведал код и залез в его программы, просмотрел счета в банках мира, сбился в подсчёте нолей за палочками, только чмокал, ошарашенный сметкой Замка.

Замок имел везде своих людей, на всех фондовых и валютных биржах. Дошёл до гениальной идеи– «менял» время от времени их «крыши» местами, чем вносил неразбериху в раздел доли в момент благоприятного грабежа. «Директора крыш» ворчали, но терпели, ибо знали– курочка по зёрнышку клюёт.

Всё было хорошо, но только один раз Замок по жадности залез в «общак» одной из группировок, контролирующих нефть и никель, а также добычу золота.

Отправили к Замку «ходока» с подарком, тот где-то пропал, свалили всё на Замка, хотя он здесь был ни при чём. Некоторое время стороны жили в состоянии «холодной войны».

Через пару месяцев ограбившего «ходока» вычислили в «Крестах», наступил мир.

Замок -русско-шотландский барон всеми силами подбирался к королеве Англии. Но увы– дальше чаеитий дело пока не шло. Королева не понимала его намёков насчёт России, совместных планов расширить границы Англии, ну и живите себе в тумане, биг-беновцы!

Замок бесился! Россия рядом и не его! Международный валютный фонд в скором времени отвернётся от России, власть, всё время меняющая своих лидеров– рухнет, вот тут-то и наступит его, Замка, времечко!

А пока его утешение– вносить бардак в страну и особенно в Питер. Я Вам устрою почище блокады! Богатейшая страна, имеющая всё, стоит перед всем миром на дрожащих коленках с протянутыми руками, да и на карте, если приглядеться, похожа на собаку, беременную дураками!

Народ на кухнях мечтает о новом Сталине, вот он бы… Да, и порядок с ГУЛАГом в придачу, запудривание мозгов прессой о близком коммунизме, о рае при жизни, запустили в страну около сотни разных вероисповеданий, размешать православие, загасить лампадки, вместо икон – компьютеры и видики. Всё во благо народа! Народец вместо удара кулаком по столу ринулся в огороды, в животное выживание, писатели ударились в политику, политики в писательство, принятие недельных законов вносит неразбериху, почва для грабежа– идеальнейшая!

Народ мечтает о нём, о Замке– так он грезил в раздумьи.

В Англии Замок не скучал, активно толкал на рынок англичанам продукты дешевле, чем конкуренты, внедрился в общеевропейскую ассоциацию потребителей, в которую входит около миллиона человек.

Удар по карману Замка нанесла палата общин, ввела закон о запрете торговцам ограничивать ответственность за проданный товар, тем самым перекрыла каналы сбыта просроченными продуктами, которые шли через Россию.

Новым детищем Замка была собственная лабаратория. Выкрав из Москвы самого талантливого специалиста при Институте иммунологии Минздрава РФ, который занимается проблемой спида, Замок изобрёл новейшее оружие по бесшумному, коечному, дачному уничтожению правительства России. Специалист изобрёл ноу-хау– размножение вируса без жизни в клетках других организмов, используя их аппарат бел-кового синтеза. Вирус– размножающийся сам по себе– эврика Замка.

Специалист ни в чём не знал нужды, зло, живущее в нём, наконец-то вышло наружу, зажимание его таланта в совке теперь превратилось в ностальгически-агрессивную работу по уничтожению всего живого на Земле.