Текст книги "Конвейер смерти"

Сергей Самаров
Конвейер смерти

© Самаров С., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Пролог

Я в кабине головного грузовика автоколонны возвращался вместе с ротой с гарнизонного стрельбища, где мы испытывали новый стенд с перемещающимися в горизонтальной поперечной плоскости мишенями, когда мне на трубку позвонил наш комбат, подполковник Васильков, и категорично потребовал сразу по возвращении прибыть к нему в кабинет. Вообще Александр Васильевич сам по себе человек добродушный и предельно вежливый, от природы лишенный армейской суровости, и иногда даже приходилось удивляться, что этот мягкий человек делает в армии, да еще в такой жесткой его составляющей, как военная разведка. И потому уже по одному его тону я понял, что рядом с ним находится кто-то посторонний, которому потребовалось со мной пообщаться.

– Понял, товарищ подполковник. Как только вернемся, сразу прибуду, – пообещал я. – Но нам до КПП еще минут двадцать добираться.

– Мы тебя ждем… – подтвердил комбат мою догадку, делая акцент на «мы», и я задумался над причиной подобного вызова, причем высказанного в категоричной форме.

Боевая командировка отпадала, поскольку моя рота только неделю назад вернулась с Северного Кавказа и я все последние дни был занят подготовкой документов на демобилизацию тридцати двух бойцов, у которых завершился срок срочной службы. В таком положении, когда еще не прибыло пополнение больше чем пятой части роты и пока оно не прошло хотя бы частичное обучение, никто разведывательную роту в «горячую точку» не отправит. Кроме того, подполковник Васильков произнес фразу «Мы тебя ждем…». Это я выделил особо. Отправка роты в боевую командировку не подразумевала содействие какой-то другой стороны, и мне трудно было предположить, что именно от меня потребовалось подполковнику. Я не стал забивать себе голову догадками, тем более что был другой важный вопрос, требующий моего решения. Сразу у пятерых бойцов моей роты завершался срок контракта. Трое из пятерых сами желали контракт продлить и продолжить службу, но двоих требовалось уговаривать. С ними, естественно, проводили беседы командиры взводов, но пока безрезультатно. Особенно мне хотелось оставить младшего сержанта контрактной службы сапера Матвея Кораблева как главного ротного «технаря», способного произвести ремонт любого вида оружия и боеприпаса. Матвей, сын мастера-часовщика, был способен из электрической мясорубки, соковыжималки и комплекта женских заколок для волос сделать скорострельную пушку любого калибра, в зависимости от того, какие снаряды попадутся по руку. Так уж его мозг устроен. Подобные способности даже в среде профессиональных оружейников – редкость, и Матвея уже много раз пытались переманить в батальонную оружейно-ремонтную бригаду. Но у него характер слишком боевой, чтобы променять, например, бой в окружении на кабинетную или цеховую работу от звонка до звонка. И я занялся подыскиванием аргументов, которые могли бы убедить Матвея продлить контракт.

Постучав в дверь и дождавшись приглашения, я четким шагом вошел в кабинет подполковника и сразу узнал находившегося там генерала ФСБ Кабакова.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу подполковнику, – произнес я уставную фразу.

– Обращайся, – небрежно отмахнулся Сергей Павлович пухлой рукой и, повернувшись ко мне спиной, стал смотреть в окно на наш военный городок.

– Товарищ подполковник, капитан Ветошкин по вашему приказанию прибыл.

– Вижу, что прибыл. Присаживайся… – Васильков улыбнулся чуть виновато и кивнул в сторону Кабакова: – Вот, товарищ генерал по твою душу прибыл. Могу оставить вас здесь для разговора. Могу сам остаться в кабинете и предоставить вам возможность поговорить на свежем воздухе.

– Мы лучше договариваемся на свежем воздухе, – обернувшись от окна, посмотрел на меня генерал. – Пойдем, капитан. Чуть не назвал тебя по привычке старшим лейтенантом. Если назову невзначай, ты уж не обижайся… – И первым направился к двери. Взглянув на комбата и увидев его незаметный кивок, я последовал за Кабаковым. Генерал не стал дожидаться меня ни перед лестницей, ни после нее. И остановился, только выйдя через внутреннюю дверь во двор батальонного городка. Только там Сергей Павлович остановился и оглянулся, поджидая меня, отстававшего от него на шесть-семь шагов. Дальше, все так же молча, мы пошли рядом, пока не дошли до ближайшей скамейки. Генерал, тяжело вздохнув, сел. Сам я без разрешения садиться не рискнул, все-таки субординация давно, еще со времен училища, прочно засела в моем сознании. И начинать разговор я тоже не спешил, ждал, когда генерал заговорит первым. Он и заговорил. Вернее, спросил меня:

– Ну, чего молчишь?

– Жду, товарищ генерал, когда вы с меня возьмете подписку о «неразглашении», как в прошлый раз.

В первую нашу встречу с такой расписки мы и начали наш разговор.

– Ты ведь уже давал подписку. Или я что-то запамятовал?

– Так точно. Давал.

– Насколько я помню, подписка дается сроком на пять лет. Значит, старая еще действительна, и незачем бумагу почем зря переводить.

– Согласен, хотя, как я понимаю, вопрос стоит совершенно другой. Прошлое дело закрыто и, наверное, находится уже в суде.

– Нет, – снова вздохнул Кабаков, – пока еще тянется следствие. Но скоро, надеюсь, дойдет и до суда. Весь вопрос в подписании материалов военной прокуратурой. А в подписке, кстати, говорится только о всех государственных, служебных и военных тайнах, которые станут тебе доступны в процессе работы. Правильно я понимаю, что любое новое дело тоже попадает под эту подписку?

– Вам виднее, товарищ генерал. Про себя могу сказать, что я человек не болтливый.

– Это я знаю… – махнул рукой Кабаков, и я понял, что какое-то определенное время находился «под колпаком» у ФСБ.

Я действительно замечал некоторое внимание к собственной персоне со стороны, но не думал, что это ФСБ работает так неаккуратно. Человеку легко сменить внешность. Стоит лишь заглянуть в первый попавшийся подъезд, надеть очки с накладным носом и приклеить усы и брови. Все эти атрибуты, если они нанесены на лицо правильно, определить можно только при пристальном разглядывании, которое никто обычно себе не позволяет. В том же подъезде можно даже брюки сменить со светлых на полосатые. Но вот носки и брючный ремень, как правило, не меняют. Особенно это касается носков. И я дважды замечал, как за мной какой-то человек присматривает. Это было в выходной день, когда мы с женой ездили в областной центр на моем «китайце», что достался мне после прошлой совместной с ФСБ операции. Машина, на мой неприхотливый вкус, была неплохая, легкая в управлении, и мы каждый выходной стали ездить в Краснодар.

С прошлым заданием фээсбэшников я справился, как мне показалось, лучше, чем мог бы справиться любой из оперативников ФСБ. И дело здесь в простом. В самой ФСБ существует строгое разграничение – оперативники выполняют свою работу, спецназовцы – свою, которую принято называть действиями «по обеспечению». А нам, спецназовцам ГРУ, приходится, по сути, выполнять и оперативную работу, и при этом оставаться спецназом. Не думаю, что какой-нибудь оперативник из ФСБ в состоянии соревноваться со мной в фехтовании ножом. Со спецназовцами из их ведомства я на различных соревнованиях встречался, и школа ножевого боя ФСБ не произвела на меня никакого впечатления.

Эти мысли навели меня на новый вопрос:

– А что, товарищ генерал, вам снова понадобился чемпион, как вы в прошлый раз некрасиво, на мой взгляд, выразились, по «поножовщине»? Так я понимаю суть своего привлечения в ваши действия?

– Неверно понимаешь, – сухо ответил Сергей Павлович. – Но я тебе объясню. В данном случае вопрос упирается в то, что в своем расследовании мы столкнулись с утечкой большого объема оперативной информации. В данном случае мы расследуем деятельность сильного наркосиндиката, который кто-то крышует, – то ли из наших сотрудников, то ли из сотрудников МВД. Это наша совместная с ними операция. Все наши сотрудники могут быть известны наркодельцам, а нам нужен свой человек для внедрения в банду и проведения некоторых активных действий. Вот я и вспомнил о тебе. Наркосиндикат, в просторечии – банда, производит и продает сильнодействующий синтетический наркотик. Надеюсь, что ты про него и не слышал. Это новое еще веяние. Но должен предупредить, что два наших сотрудника, которых нам удалось внедрить в банду, очевидно, погибли.

– Я не очень понимаю, товарищ генерал, вашу формулировку. Что такое «очевидно, погибли». Они или погибли, или не погибли. Третьего не дано.

– В том-то и дело, что они перестали выходить на связь, не подают никаких сигналов, и мы не знаем, что с ними случилось. Убить человека и спрятать тело так, чтобы его могли найти только случайно, – разве это сложно? Оба сотрудника – мои подчиненные, по званиям оба – капитаны, всегда положительно характеризовались по работе на службе и в быту. Для меня дело чести если не найти их, то хотя бы выяснить их судьбу. Но это твоя последняя задача. Главная же – внедрение в банду, поиск и передача нам информации о самой банде и о лаборатории, которую мы уже больше года не можем найти.

– А что за лаборатория? – спросил я, разыгрывая наивность.

– Где этот синтетический наркотик и производится. Называется он красиво – «синий лён». Но при всей красоте названия – это весьма серьезный и губительный препарат, который ни в коем случае не должен уйти за границу. То есть его технология приготовления не должна уйти. Производится в значительных количествах не только для распространения в России, но и для поставок как раз туда, за рубеж. Правда, поставляется пока сам наркотик, а технология его изготовления остается в руках наших наркодельцов. И потому я сразу должен тебя предупредить: в лаборатории работает неопределенное количество ученых, большей частью молодые специалисты – химики, и их необходимо сохранить для наших собственных военных нужд. А сам наркотик и технологию его производства, возможно, потребуется каким-то образом, с помощью тех же самых ученых-химиков, превратить в оружие. То есть задача перед тобой ставится государственной важности. Можно сказать, что боевая задача по сохранению тайны производства новейшего вида оружия. Возьмешься за такое дело?

– Это дело вполне армейское и, мне кажется, не столько криминальное, сколько политическо-патриотическое. Будет приказано, и возьмусь, и выполню, товарищ генерал.

– Кем приказано?

– Ну, например, генералом Кабаковым.

– Тогда – приказываю! Однозначно…

Глава первая

– Теперь, когда ты выразил принципиальное согласие, имею право дать тебе более широкую информацию, – сухо проговорил генерал Кабаков, сосредоточенно глядя мимо меня.

Голос его показался мне глубоким и тяжелым, таким похоронные марши поют. Уж не собрался ли он меня заранее хоронить, приглашая участвовать в деле, где уже то ли погибли, то ли пропали два его сотрудника одного со мной звания?

– Плотная работа по наркокартелю, проще говоря по мощной банде, началась достаточно банально. Нам позвонила жена одного молодого ученого-химика, работающего в военном научно-исследовательском институте. Он пропал около десяти дней назад. Зовут ученого Николай Абросимович Якутов. Хотя он родом из Якутска, к натуральным якутам, кстати, никакого отношения не имеет. По национальности русский. Воспитанник детского дома, там и получил фамилию в честь города, где от него отказалась малолетняя мать. Но это история не нашего расследования. Мать искать мы не планируем, сомневаемся в ее причастности к происшествию, хотя Следственный комитет и рассматривал такую версию. Только не в плане похищения, а в бегстве самого Якутова на поиски матери. Он слыл человеком неразговорчивым, мягко говоря, со странностями, которые ему, как частичному гению, прощались. Мог никому не сообщить, получив информацию, на все плюнуть и уехать. Тем не менее я считаю, что такими вещами пусть телевизионные шоу балуются. У нас свои приоритеты. Николая Абросимовича, у которого, кстати, дипломная работа в вузе была предложена к рассмотрению как кандидатская диссертация, объявили в розыск еще неделю назад, но его следов обнаружить не удалось. Как обычно, в день исчезновения он выехал со двора в Подмосковье, отправляясь в лабораторию своего института, расположенную не слишком далеко по московским меркам – всего в шестнадцати километрах от его дома. Вечером его долго не было, но он часто задерживался, работая в научной библиотеке лаборатории, и потому жена не сразу хватилась. Николай Абросимович не так давно опубликовал в одном солидном периодическом издании пару статей на тематику, которой занимался. К его неудовольствию, они прошли жесткую цензуру, поскольку сама тема является «закрытой», и стали, грубо говоря, вполне «обезжиренными», то есть пригодными для публикации. У нас есть основательные подозрения, что именно из-за этих статей Якутова и похитили. Я сейчас раскрываю тебе, как человеку доверенному и неболтливому, важную государственную тайну. Якутов разрабатывал состав, который возможно будет наносить на ткань воинской одежды с целью поднятия боеспособности солдата, повышения его агрессивности, личной отваги и в дополнение ко всему – сообразительности в трудной обстановке. Сам он, правда, изначально разрабатывал состав, пропитывающий одежду анальгетиками. Это тоже для армии. Обезболивающие и дезинфицирующие средства в случае ранения или какой-то другой боевой травмы тоже важны для армии.

– С моей точки зрения, товарищ генерал, это даже важнее, чем стимуляторы, – прокомментировал я.

– Это точка зрения командира боевого подразделения, который озабочен жизнью и здоровьем своих солдат, но не более, – покачал головой Кабанов. – А офицеру военной разведки пора научиться мыслить на государственном уровне. Впрочем, поспешу тебя успокоить. Первая тема, которую разрабатывала группа Якутова, успешно проходит испытание. Кстати, если мне память не изменяет, испытания проводят отдельные подразделения как раз спецназа ГРУ в составе сводного отряда в регионе Северного Кавказа. Пропитке подвергаются костюмы от экипировки «Ратник». Я даже думал, честно говоря, что ты в курсе. Но это не имеет особого значения. Я тебе коротко представил направление работ похищенного химика…

– А с чего вы, извините, товарищ генерал, решили, что его похитили?

– Он каким-то образом умудрился позвонить жене, сообщить ей о похищении, о принуждении к работе, даже дал направление этой работы, отчего мы и связали это похищение с производителями «синего льна». Именно их должен интересовать такой вопрос, поскольку мы дважды за последние шесть месяцев перехватывали крупные партии наркотика, отправляемого за рубеж. Поставщикам приходилось возвращать крупные суммы. Это большой убыток. И бандиты, как мы думаем, должны или искать новые каналы, или же новые формы поставки. Договорить и объяснить все жене Николай Абросимович не успел. Кто-то помешал ему. И, видимо, провели обыск и отобрали трубку. Больше звонков не было. Однако нам хорошо известно, что последняя работа Якутова ценна тем, что он разработал какие-то неактивные устойчивые смеси, которые можно использовать вместе с различными химическими препаратами и пропитывать ими одежду. Наши специалисты в один голос говорят, что таким образом вполне возможно пропитывать ткани наркотиком с тем, чтобы потом выпаривать его или же вообще не выпаривать. Мы предложили им для испытания синтетический наркотик «синий лен» из своих конфискованных запасов, и они с помощью препарата Якутова легко пропитали ткань, и внешне это осталось незаметным, а потом без труда наркотик выпарили. При этом обнаружили еще одно свойство «синего льна». Его не обязательно принимать внутрь – пропитанную наркотиком одежду достаточно носить и в ней хотя бы вспотеть или принять какой-то вызывающий жар препарат. Смешиваясь с горячим потом, он начинает проникать под кожу и действовать очень активно… Наркоманы, которые на «синий лен» уже подсели, насколько нам стало известно, для поднятия температуры используют старый способ – ставят себе в ягодицу укол подогретого не до кипения молока. Самого обыкновенного молока из магазина. В результате в организме поднимается высокая температура. В советское время в рабочей среде этот способ использовался для получения больничного листа.

– В солдатской, я слышал, тоже… – заметил я. – Только не в спецназе ГРУ, где болеть считается зазорным – так мы солдат воспитываем. У нас любую простуду лечат усилием воли. Так делали и студенты медицинских вузов, в среде которых этот способ был весьма популярен. Так что, товарищ генерал, у этого «открытия» седая борода.

– Может быть, может быть… – охотно согласился генерал Кабаков. – Короче говоря, мы думаем, что бандиты решили переправлять за границу официально какие-то тряпки, пропитанные наркотиком. И есть у нас к тому дополнительные данные. Вообще, это незнакомый для них бизнес. Просто так в незнакомый и не настолько прибыльный, как наркотики, бизнес люди подобного уровня не лезут. Им большие деньги подавай. Координаты основной банды у нас имеются. И всегда можно было бы основную часть, вместе с главарями, «повязать». Но мы не знаем, где находится лаборатория по производству наркотиков – и это главное. И доказательная база пока еще собрана слабая. Собственно говоря, у них даже не лаборатория, а небольшой завод, судя по объемам. Или даже, что более вероятно, несколько цехов на каких-то отдельных заводах или предприятиях. Целый завод стал бы заметным явлением, его было бы намного легче определить хотя бы по документам налоговой инспекции. Наши специалисты больше месяца изучали налоговую документацию всех небольших предприятий Москвы и Московской области, но ничего найти не смогли, кроме обычных нарушений, свойственных всем предприятиям, как то: зарплата в конвертах и прочая мелочь. Теперь, видимо, придется заниматься предприятиями, продающими за рубеж одежду. Но это только предположение, хотя и имеющее под собой весомые основания. Вот в принципе основное, что я хотел тебе, капитан, сообщить, остальное узнаешь уже на месте. Да, еще один немаловажный факт. Действие «синего льна» при инъекции в кровь или при «занюхивании» схоже с действием героина и кокаина, так что он подходит и героинщикам, и кокаинщикам. А вот при проникновении в организм через кожу – совершенно другое действие. Полностью поражается вся нервная система. Человек становится внушаемым и управляемым на длительный период. Правда, наши химики утверждают, что при других способах приема, особенно при инъекции, результат будет тот же самый, но только после длительного приема одного и того же наркотика.

– Тогда я понимаю военное применение «синего льна», – кивнул я. – Подавление противника без непосредственного боестолкновения…

– Вот теперь я вижу настоящего военного разведчика, – улыбнулся Кабаков и продолжил: – В курсе твоей работы будут только трое – я сам и два моих помощника, подполковник Виктор Васильевич Разумов и майор Алексей Ефимович Настырняев. Оба – надежные люди, с которыми я вместе много лет проработал. Знаю того и другого со времен, когда сам еще в майорах ходил. Вопросы есть?

– Так точно. Главный вопрос. Сам «синий лен» – действие после приема…

– В общих чертах я уже сказал. Из других показателей мне мало что известно, я не специалист. Могу только перечислить самые яркие факторы. Угнетение волевых центров мозга и активация центра удовольствий в той же самой голове. Резко обостряется воображение, даже у людей, совершенно лишенных воображения. После приема препарата хотя бы в течение нескольких дней легко вырабатывается привыкание именно к нему. Уже не возникает желания баловать себя ни гашишем, ни героином, ни анашой, ничем другим, требуется только «синий лен». Этим он для производителей и ценен. Сбыт гарантирован.

– А почему именно «синий»? Я еще ребенком видел однажды в Костромской области целое поле цветущего льна, и у меня в голове отложились голубые цветы.

– У меня изначально тоже, – согласился Сергей Павлович. – Кстати, поле льна я видел в той же Костромской области. Там когда-то, я слышал, все льняные поля принадлежали заводчику-миллионеру Третьякову, который на льняные деньги построил Третьяковскую галерею и подарил ее Москве. И меня тоже заинтересовал термин «синий». Оказывается, лен бывает и синий, и голубой. И вообще сейчас существуют сорта разноцветного льна – декоративные сорта. А почему «синий лен», мне дали подсказку. Есть такой цветок, называется немофила голубая, иное название – «голубые глаза ребенка». Он называется голубым, хотя на самом деле больше синий. Сейчас это садовый цветок и разводится на дачах. Однако когда он растет большими массивами, его с расстояния легко принять за лен. За настоящий синий лен. Немофила разводится зернами путем высадки в открытый грунт. И как раз ее семена содержат мизерное количество какого-то химического вещества, которое и является основой наркотика «синий лен». Но чтобы создать одну дозу наркотика, требуется вырастить целое поле этих цветов. А кто-то из химиков сумел синтезировать это вещество, то есть создать искусственно. И только тогда производство наркотика стало рентабельным делом. Но это я объясняю тебе по-дилетантски, поскольку ботанику изучал только в школе, а это было очень давно. Еще вопросы есть?

– Только оперативного характера! Когда приступать и каким образом…

– Немедленно. Я хотел бы, чтобы ты на машине отвез меня в Москву. Там доберемся до конспиративной квартиры, которую ты будешь, скорее всего, официально «снимать». Хотя есть и другие варианты. Мы выберем самый реальный и удобный. Документы на тебя, паспорт и все прочее готовятся в ускоренном порядке.

– Документы готовятся в МВД? – невольно поморщился я.

– Никак нет, товарищ капитан, документы готовятся в ГРУ. То есть это будут стопроцентные «фальшивки», но у вас, насколько я знаю, их умеют делать более высокого качества, чем документы настоящие.

– Умеют, – кивнул я.

– Таким образом, в ГРУ мы с тобой заехать завтра в любом случае должны. Если, конечно, они не поторопятся и не передадут документы моим помощникам. Твою фотографию мы хотели запросить в батальоне, но в ГРУ сказали, что у них в документах есть фотографии нужного формата.

– Товарищ генерал, мы можем выехать в ночь, а не сейчас?

– Почему в ночь? Обоснуй!

– В моем понимании поехать в ночь, – это выехать около девяти часов вечера. Дорога будет относительно свободной. В прошлой нашей с вами операции я добрался до Москвы за десять часов. Выезжал так же. Значит, в семь утра мы будем в Москве. Где расположены посты ГИБДД, я знаю отлично. Мимо них буду проезжать аккуратно, без превышения скорости. Конечно, если есть оперативная необходимость, могу выехать и через час. Но в девять вечера будет удобнее. Кроме того, мне ведь и собраться надо…

– Вижу, у тебя, капитан, какие-то свои соображения имеются. Ты выкладывай, а я подумаю.

– Есть не соображения, товарищ генерал, а дела, в которых я обязан по долгу службы принять непосредственное участие. Согласно расписанию, сегодня моя жена, а она по образованию психолог, должна проводить в одном из взводов моей разведроты свое первое занятие по умению использовать собственные ресурсные состояния. Мы вместе долго готовились, хотя мне отводится только роль психологической поддержки. И я должен присутствовать там вместе с комбатом, кроме того, обязан дать реальное заключение о пользе или бесполезности таких занятий.

– Честно говоря, я не слишком хорошо понимаю, что такое ресурсное состояние.

– Вообще, товарищ генерал, следует начать с того, что такое ресурс. Ресурс – это всё, что используется целевым образом. В государстве ресурсы – это, как правило, полезные ископаемые. У человека – наличие сил и возможностей. Например, ведет взвод преследование противника. А в банде противника присутствуют несколько бегунов-стайеров или даже марафонцев. Бежали за ними, бежали, устали… А беглецы убегают… Но психология говорит, что ресурсы человеческого организма практически неисчерпаемы, и отработанным приемом можно их разбудить. Причем это могут быть ресурсы любого порядка, от психологической устойчивости до физического восстановления. Нас в училище этому обучали с помощью легкого гипноза. Жена уверяет, что владеет таким способом гипноза. Я на себе проверял – владеет. Легкий гипноз – это когда человек остается в сознании и может принять или не принять внушение по своему усмотрению. То есть безопасный гипноз, который не повышает внушаемость индивида, как обычный.

– Я знаю, что такое легкий гипноз. Нас тоже кое-чему временами обучают… – сердито буркнул Кабаков. – И в какое время запланировано занятие со взводом?

– В восемнадцать часов сорок минут, товарищ генерал. Академическая пара. То есть два занятия по сорок пять минут, с десятиминутным перерывом.

– Собраться после этого успеешь?

– Я заранее соберусь.

– Тогда буду ждать тебя в батальонной гостинице. Ровно в двадцать один час. Постарайся не заставлять старших по званию тебя дожидаться…

Генерал Кабаков не оставил мне времени на написание заключения по курсу. Пришлось договариваться с комбатом, что заключение напишет он, а я, как вернусь, подпишу его. Если же со мной что-то случится, заключение подполковник подпишет уже от своего лица. Я особо предупредил об этом жену Ольгу. Дело в том, что занятия должны были проводиться в бывшем моем взводе, которым я командовал до того, как принять роту. И это накладывало на сам процесс какую-то тень семейственности, что ли, поскольку Ольгу во взводе знали даже призывники, не говоря уже о контрактниках. Такие претензии в штабе высказывались, как мне передавали, но комбат ответил на них коротко:

– Если командир роты считает, что ему удобно работать с женой, что в этом плохого?! Главное, чтобы толк был. То есть главное, чтобы был результат…

Против такого мнения возражений не нашлось ни у кого.

Занятия проходили в штабной аудитории. Я успел сходить домой и с помощью жены собрался в дальнюю дорогу, не зная даже, на какое время придется уехать. Потом проводил Ольгу в штабной корпус, где ее в аудитории уже ждал бывший мой взвод, и сам занял место за задним столом, рядом с подполковником Васильковым и заместителем командира взвода старшим сержантом Колей Юханцевым. Командир взвода, пришедший мне на смену, всегда румянощекий лейтенант Сергей Юрьевич Сидоркин, занял место за первым столом, чтобы лучше слышать и легче впитывать сказанное.

– К поездке подготовился? – спросил меня Васильков.

– Так точно, товарищ подполковник. Подготовился. Только хочу попросить вас дать разрешение дежурному по КПП пропустить на территорию мою машину. Генерал приказал заехать за ним в гостиницу.

Комбат кивнул, вытащил трубку и, не откладывая дела на «потом», сразу позвонил на КПП. Теперь нам с генералом не придется терять время на пеший полуторакилометровый переход через весь военный городок.

Ольга начала свою лекцию. Стала рассказывать о процессах, происходящих в мозге человека при легком гипнозе, перечислила все уровни, на которых мозг находится в разном состоянии, – во время бодрствования, во время полудремы и во время сна, и объяснила, почему уровень полудремы, называемый уровнем «Альфа», является самым эффективным средством воздействия, которое человек способен оказать сам на себя. А к самому гипнотическому сеансу она перешла во второй половине лекции. Сама она не называла это гипнозом, предпочитая более доступный и более мягкий для общего понимания термин – программирование. Я же всегда считал и даже пытался убедить в этом жену, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. То есть как ни называй сеанс, а он все равно остается легкой формой гипноза.

В завершение она вытащила из своей сумки три пакета с компьютерными компакт-дисками и положила их перед собой на стол. Вообще-то вполне можно было бы обойтись и одним диском, но она почему-то предпочла три. А сверху выложила целую стопку листов принтерной распечатки и пояснила:

– Во взводе три отделения. На каждого бойца выделяется отдельный текст, который не обязательно заучивать дословно. Главное – понять суть и суметь пересказать. Можно своими словами, более доступными фразами и понятиями. Текст следует изучить внимательно. Отдельные диски для каждого бойца я записывать не стала, по диску лекции на каждое отделение. До следующего занятия вы должны самостоятельно провести хотя бы десять сеансов. Для этого придется в некоторые дни проводить по два сеанса в день. Лучше это делать перед сном или в период наибольшей усталости, когда вы уже автоматически будете входить в состояние «Альфа». А я, если ваше командование будет согласно, встречусь с вами через неделю. Тогда я буду обучать ваше подсознание обращаться к собственной интуиции.

– А я вот, должно быть, по малой грамотности, – сказал Васильков, – всегда считал, что интуиция или есть, или ее нет. Думал наивно, что это врожденное чувство.

– Это распространенная ошибка, – ответила ему Ольга. – Интуицию можно тренировать и развивать. И вы поймете это после первого же занятия. Если, конечно, такое занятие состоится.

– А вы куда-то собираетесь уезжать? – спросил подполковник. – Если нет, то занятие обязательно состоится. И я тоже буду присутствовать. Очень уж хочется интуицию разработать…