Текст книги "Сирийский пленник"

Да и ее Виталия, который занял его законное место рядом с ней, он бить тоже не намеревался, если только тот сам не напросится. Хотя подполковник очень хотел, чтобы так оно и вышло. Произойти это могло бы только в одном случае – если бы сам Виталий проявил агрессивность.

– Я открою, – сказала Анна. – Но только при одном условии. Ты не предпримешь ничего против моего нового мужа. Естественно, и против меня. Дашь нам возможность свободно уйти.

– Убирайтесь. Совершенно свободно. Мне ночевать хочется дома. Я устал быть бомжом.

– Как войдешь, встань лицом к стене.

Он ничего на это не ответил и вставать лицом к стене не собирался. Анна сначала прикрыла створку, потом сняла цепочку и распахнула дверь настежь, как делала обычно. Поступать иначе эта женщина просто не умела.

Подполковник Россомахов вошел в прихожую и сразу почувствовал, как ему в живот уперся ствол пистолета, разумеется, того самого, его собственного, наградного. Анна всегда была решительным человеком и выстрелить вполне смогла бы.

– Лицом к стене, я сказала!

Виктор Васильевич только усмехнулся по поводу ее наивности и сказал:

– Я тебе много раз говорил, что к животу противника нельзя ни ствол, ни нож прижимать. Это опасно для тебя же. Отдай мне мой пистолет.

– Попробуй, забери.

– Да и заберу.

Вообще-то наградное оружие действующего офицера во время боевой командировки должно было быть с ним. Но, уезжая, подполковник Россомахов оставил пистолет в сейфе. Мало ли, жене может сгодиться. Он сам предупредил ее об этом, не подумал, что пистолет может быть применен против него же.

Но это вообще-то и не применение. Даже Уголовный кодекс, как знал подполковник, трактует подобные действия только как угрозу такового.

Но Анна не отнеслась серьезно к его предупреждению. Виктор Васильевич легко и быстро выполнил прием, стандартный для такого случая, известный даже молодым офицерам спецназа военной разведки. Он проводится одновременно в разных плоскостях. Человек поворачивается боком, уходит с линии выстрела. В то же самое время рука его прижимает пистолет или нож к животу плашмя, давит на кисть противника, выворачивает ее. В результате оружие падает в ладонь, подставленную заранее. Если действие предпринимается против ножа, то после этого наносится удар в горло, если против пистолета, то производится выстрел. Но такая необходимость возникает далеко не всегда.

Когда пистолет оказался в руке Виктора Васильевича, он просто развернул Анну, пользуясь преимуществом в физической силе, обхватил ее правой рукой за горло и слегка выгнул тело. Сам Россомахов знал и контрприемы против такого захвата, но Анна ими не владела. Она даже не догадалась нанести удар кулаком себе за спину, ему в пах. Можно, конечно, бить и выше, в район мочевого пузыря или даже локтем в печень. Но все эти удары должны быть отработанными, иначе толку от них будет мало.

Удар в район мочевого пузыря в такой ситуации предпочтительнее. Если он будет нанесен правильно, достаточно резко и сверху вниз, то, во-первых, противник может сразу помочиться себе в штаны. Взрослого мужчину такой конфуз обязательно смутит. Во-вторых, если удар в дополнение к резкости окажется и мощным, то может лопнуть мочевой пузырь.

Вообще-то этот прием относится к серии ударов, имеющей общее название «отложенная смерть». Если человек в течение десяти часов не обратится к врачу и ему не проведут хирургическую операцию, то произойдет заражение крови и через сутки наступит летальный исход.

Мужчины обычно стесняются обращаться к медикам с такими проблемами. Особенно если удар был нанесен женщиной. Поэтому они просто умирают.

Допустим, что так оно и случится. Умрет бомж, подозреваемый в государственной измене. Тогда через полгода Анна вступит в наследство. Ей не понадобится ждать окончания войны в Сирии, которая способна затянуться на много лет. Единственное обвинение, которое может быть выдвинуто против нее, это превышение мер самозащиты.

Но какие меры самозащиты она, слабая женщина, могла превысить, когда в руках у ее бывшего мужа был его наградной пистолет? Ее, конечно, не обвинят.

А он не сможет доказать, что не брал пистолет с собой в Сирию. К тому моменту Виктор Васильевич, скорее всего, уже ни единого слова в свою защиту произнести не сможет, потому что мертвые, как правило, не умеют разговаривать.

Но Анна всего этого, наверное, просто не знала. Она в испуге схватилась за его руку, перекинутую через ее горло, даже ногтями впилась в предплечье, обдирая ему кожу.

Тут из комнаты наконец-то вышел мужчина, тот самый Виталий. Это был рыхлый, слегка пузатый человек, наверняка не способный вести рукопашный бой.

– Убирайся отсюда! – приказал ему Россомахов.

– Анна… – сказал Виталий неуверенно.

Подполковник убрал руку с горла бывшей жены, оттолкнул ее от себя и добавил:

– И свою швабру забирай.

Виталий послушно двинулся к входной двери, но тут же остановился и сказал:

– Нам хотя бы одеться надо. Не пойдем же мы по двору в таком виде.

– Быстро! Армейские сорок пять секунд вам на сборы. По истечении этого времени пойдете отсюда в том, что успеете надеть.

Они ушли в комнату и вернулись уже через минуту, одетые. Анна была с сумочкой в руке.

– Ключи от моей машины. И от квартиры тоже!

– Я еще за своими вещами хочу вернуться, – проговорила женщина.

– Твои вещи куплены на мои деньги. Они, по большому счету, тебе уже не принадлежат. Я их просто выброшу в мусор.

Анна фыркнула, вытащила из сумочки ключи от машины и квартиры.

– Документы!

– Какие?

– От машины, естественно. Твои личные мне и на хрен не нужны.

Она стала копаться в бездонной женской сумочке.

В это время Виталий вытащил какие-то бумаги из своей барсетки и протянул их Россомахову.

– Что это? – спросил подполковник.

– Документы на квартиру.

– А почему они у вас?

– Я ходил с ними на консультацию к юристу своей фирмы.

– Спасибо, – проявил вежливость Виктор Васильевич. – Теперь давайте ключи от квартиры. Те, которые сейчас у вас.

Ключи он получил сразу. Рука Виталия при этом слегка подрагивала, взгляд бегал по сторонам. Он откровенно побаивался подполковника, избегал смотреть ему в глаза. Именно такие люди бывают особенно опасны. Они всегда готовы нанести удар в спину.

Наверное, беспокоился Виталий не напрасно. Виктор Васильевич действительно мог бы убить его или, по крайней мере, превратить в уродливого инвалида всего двумя-тремя ударами.

Анна наконец-то нашла в своей сумочке документы на машину. Россомахов посмотрел их. В страховое свидетельство дополнительно никто внесен не был.

Здесь же, среди бумаг, он увидел водительское удостоверение бывшей жены, вытащил его, вернул ей и сказал:

– Может, еще сгодится. Новый муж тебе машину купит.

– Может, и купит, – пробурчала она и посмотрела на Виталия.

Он согласно моргнул.

Анна с Виталием вышли. Женщина плотно, но без грубого хлопка прикрыла за собой дверь. Виктор Васильевич понял, что она просто боится обозлить бывшего мужа до того, что он сорвется, нанесет увечья и ей самой, и ее Виталию.

Об оформлении развода пока не было сказано ни слова. Может, Анна просто растерялась или не решилась говорить сейчас, когда Россомахов пребывал в таком вот расположении духа.

Но и сам Виктор Васильевич тоже не был готов к подобному разговору. Он просто не думал еще о том, как это оформлять юридически, просто знал, что развод можно оформить без решения суда, в ЗАГСе, поскольку у них нет совместных детей. Но заранее назначать встречу, показывать свое местонахождение в какое-то конкретное время он не желал. Если у Виталия или у Анны есть выход на ФСБ, то устроить ему ловушку будет не так уж и сложно.

Глава 6

Когда они ушли, он вошел в свою квартиру как в чужую, принадлежавшую человеку, очень неприятному ему лично, при этом он не испытывал сильного чувства против Виталия. Ему противна была только Анна Ярославна, как звал ее сосед полковник Личуткин. Видимо, Василию Андреевичу просто нравилось произносить это имя и отчество. Их носила дочь Ярослава Мудрого, королева Франции.

Виктор Васильевич прошел по обеим комнатам. В спальне постель была не заправлена, видимо, с прошлой ночи. В присутствии Виктора Васильевича Анна никогда не позволяла себе такого. И вообще в доме, как ему показалось, был некоторый беспорядок. Совсем не то, к чему подполковник Россомахов привык и чего требовал от Анны. В спальне под стулом валялись две пары чужих грязных носков. На спинке стула висел чужой мужской халат и отдельно – пояс к нему.

Виктор Васильевич посмотрел на кровать и понял, что не сможет спать здесь, даже если сменит постельное белье. Он заглянув в шкаф. Все необходимое в запасе было. Но перестилать постель он не пожелал. Ему вообще было неприятно находиться в этой квартире, ставшей вдруг чужой. Наверное, требовалось время, чтобы чужой дух отсюда выветрился.

Виктор Васильевич не однажды живал в гостиницах, да и вообще, случалось, спал где придется, под первым попавшимся кустом, просто подложив под голову локоть и сжимая в руках автомат. Более того, когда он бомжевал, ему доводилось ночевать в кишащих блохами подвалах, и это нисколько не смущало его. А здесь… Он просто не мог перебороть себя.

Ему вдруг захотелось сделать большую уборку, выбросить все лишнее, чужое, напоминающее ему о бывшей жене и ее новом муже. Он принялся за дело так старательно, с таким энтузиазмом, что уже через полчаса набил два больших мусорных пакета чужими вещами и всяким хламом.

Потом Россомахов без всякого стеснения унес все это в те самые мусорные контейнеры, где днем даже не подрался с двумя бомжами, а просто побил их. Он бросил пакеты в контейнеры и пожалел о том, что не знает, где находится подвал, в котором обосновались бомжи, пострадавшие от него. В пакетах было что одеть и поесть. Скорее всего, в подвале были и женщины, и им тоже что-то могло перепасть.

Но Виктор Васильевич утешил себя, решил, что никто из чужих бомжей на территорию Гоши и Кирилыча не посягнет. Значит, до завтра пакеты пролежат свободно, если, конечно, мусоровоз их не вывезет. Но вроде бы делать это еще рано, контейнеры наполовину пустые.

Даже если и вывезут, все равно не беда. На главной помойке другие бомжи живут. У них там свое общество и норы, заменяющие им подвалы. Там порой даже печки-буржуйки можно встретить. Эти бомжи тоже приодеться хотят. Значит, добро не пропадет даром.

Подполковник Россомахов представил себе человека, имеющего характерную для бомжей физиономию, с мощными синяками под каждым глазом, небритого и много лет не причесывающегося, но в приличном смокинге. Это выглядело забавно.

Домой Виктор Васильевич возвращался той же тропинкой, глядя себе под ноги. Только преодолев половину пути, он обратил внимание, что у подъезда остановился микроавтобус, из которого вышли несколько человек с автоматами, в касках и бронежилетах. Опытному спецназовцу было не слишком трудно догадаться, что это группа захвата. Два человека оказались в гражданской одежде. Судя по всему, это были опера.

Сворачивать в сторону или возвращаться назад было поздно. Основная часть группы вошла в подъезд, но один из гражданских сказал что-то последним бойцам. Те остановились и принялись наблюдать за Россомаховым.

Подойдя ближе, подполковник прочитал на борту микроавтобуса надпись: «Оперативная. ФСБ России». К кому пожаловала эта машина, догадаться было несложно.

Два спецназовца ФСБ остановили человека, желающего пройти мимо них, уперли ему в грудь автоматные стволы.

– Кто такой? Куда идете?

– К товарищу по службе пришел, на юбилей свадьбы. Полковник Гаврилов Юрий Александрович, – назвался Виктор Васильевич именем начальника своего отдела. – Главное управление Генерального штаба.

– В какой квартире проживает ваш юбиляр?

– В семьдесят восьмой.

– А в семьдесят шестой кто?

– Затрудняюсь сказать. Я же сюда в гости хожу. Но в доме этом проживают в основном наши настоящие и бывшие сотрудники. Так что я вам не рекомендую здесь автоматами размахивать. Можете и пулю по недоразумению схлопотать.

– Что-то вы не слишком на полковника похожи. Я бы вас, ночью встретив, за бомжа принял, – сказал один из офицеров.

– Я только сегодня вернулся из командировки на Северный Кавказ, – сказал Виктор Васильевич. – Специально торопился на юбилей, поскольку получил приглашение еще три месяца назад. А завтра утром возвращаюсь назад. Такая вот моя внешность напрямую связана с работой там. Но рассказывать вам об этом я не буду.

Эти слова надо было понимать очень даже конкретно. Мол, не суйтесь, ребята, не в свое дело. Между двумя мощными силовыми структурами сложились далеко не самые лучшие отношения, и такое заявление четко вписывалось в эти рамки.

Спецназовцы ФСБ это поняли, тем не менее допрос продолжили.

– Где проживаете? – довольно сурово осведомился второй офицер.

Россомахов без сомнений назвал адрес полковника Гаврилова, поскольку только в прошлом году помогал тому с переездом на новую квартиру, сам мебель таскал, одновременно солдатами командовал, которые выполняли ту же работу, что и он.

– Это рядом с детским садиком, что ли? – спросил тот же офицер.

Виктор Васильевич помнил, что год назад под соседний детский садик был только фундамент заложен. Да и то, кажется, только под половину здания. Достроить его за это время едва ли могли.

– Еще не достроили, – ответил он, сообразив, что офицер живет где-то там, и вопрос этот является проверочным.

Давление одного из двух автоматных стволов, упертых в грудь Виктора Васильевича, сразу ослабло.

– Вроде бы все так, – сказал второй офицер первому. – Проводим его до этажа. А там наш подполковник запросит адресный стол. Проходите, товарищ полковник. Извините, у нас операция по задержанию особо опасного преступника.

Стволы отвернулись в сторону. У Россомахова было время, чтобы нанести два удара, которые отключили бы того и другого спецназовца ФСБ. Но он не стал бить, рассчитывая, что все обойдется и так.

Тем более что в боковое зеркало заднего вида за ними наблюдал водитель микроавтобуса, который тоже мог быть вооружен. Чтобы до него добраться, следовало сделать не менее трех стремительных и длинных скачков. Подполковник не знал, какова реакция у этого человека, но вполне допускал, что она могла бы быть и отменной. В таком случае водитель успел бы произвести очередь или выстрел из пистолета. Риск был не оправдан.

Подполковник Россомахов вошел в подъезд. Спецназовцы двинулись за ним. Одна кабина лифта, судя по цифре, светившейся над створками дверей, уже стояла на том этаже, где он проживал. Виктор Васильевич вызвал второй лифт. Он знал, что в этой кабине что-то случилось с электричеством, и в ней светятся только кнопки. Его самого это смущало мало. Но Виктор Васильевич предположил, что у бойцов группы захвата может быть его фотография или хотя бы словесное описание беглеца-подполковника. Поэтому лучше было не показываться им на глаза на ярком свету.

Лифт пришел. Темнота подполковника смутила меньше, чем спецназовцев, которые откровенно засомневались, стоит ли им забираться в эту кабину. Но все же они в нее вошли, хотя напряжение буквально висело в ней.

Однако лифт поднял их на нужный этаж без всяких происшествий. Виктор Васильевич заметил у своей двери изрядную суету. Там стояли три спецназовца из группы захвата, два опера и немолодые муж с женой из семьдесят седьмой квартиры, которых привлекли, видимо, как понятых.

Виктор Васильевич коротко посмотрел на всю эту толкотню. Он нисколько не желал светиться еще и перед этими соседями. Мало ли, вдруг узнают?

Россомахов подошел к двери полковника Личуткина и настойчиво стал нажимать кнопку звонка. Так обычно звонят в случае какого-то чрезвычайного происшествия или совсем свои люди, когда очень торопятся. Выйдет на такой звонок, естественно, не Лариса Витальевна, способная ляпнуть что-то не то, а Василий Андреевич, желая разобраться.

Так оно и вышло. Полковник, похоже, все сразу понял по продолжительности звонка, распахнул дверь, глянул в сторону двери квартиры Россомахова и сказал по-свойски:

– Заходи. Ты зря трезвонил. Дверь-то открыта была.

– Я мусор вынес, как ты и просил, – сказал Виктор Васильевич. – А меня за это чуть не арестовали. Внешность моя им, видите ли, не приглянулась.

Фраза предназначена была специально для тех двух офицеров, которые желали проверить подозрительного человека. Они даже встали за плечами Россомахова и слушали, как тот разговаривал с полковником. Но тот ситуацию оценил сразу и повел себя самым распрекрасным образом.

Офицеры спецназа ФСБ коротко козырнули и присоединились к остальной группе. Похоже, они намеревались вскрывать замок с помощью отмычек. Насколько законен этот способ проникновения в квартиру, подполковник Россомахов не знал, но возражать не желал, как и вообще общаться с сотрудниками ФСБ.

Хозяин квартиры и его гость закрыли дверь, остались рядом с ней и прислушивались к тому, что происходило на лестничной площадке. Виктор Васильевич отчетливо разобрал доклад одного из офицеров группы захвата своему оперу. Тот стал звонить дальше, выяснять, кто прописан по названному адресу. Убедившись в правдивости показаний бородача, похожего на бомжа, сотрудники ФСБ успокоились. Дверь в квартиру Россомахова они открыли, кажется, без проблем. Сначала туда, наверное, вошли, как и полагается, спецназовцы, а потом и оперативники, которые пригласили понятых только после того, как убедились в отсутствии в квартире кого-либо. Дальше должен был начаться осмотр и обыск. В этом полковнику с подполковником было мало интереса, и они прошли на кухню, где Лариса Витальевна уже накрывала на стол.

Час спустя она услышала что-то за дверью, тихо приоткрыла ее и посмотрела в щель. Россомахов и Личуткин беззвучно подошли ближе. Слышно было, как вечерние гости забираются в кабину лифта и спорят, кому оставаться на лестничной площадке, чтобы спуститься на втором, не имеющем освещения. Однако теперь это был вопрос не принципиальный, поскольку ехать в лифте даже в темноте вместе со своими сотрудниками было не настолько опасно, как с каким-то посторонним подозрительным типом, хотя тот и назвался полковником военной разведки.

Изменять внешность Виктор Васильевич не поторопился. Конечно, он понимал, что без бороды и усов, с приличной прической станет значительно моложе и узнаваемее. Только нужно ли было это ему? Он действительно, как давно уже мечтал, целый час лежал, нежился в ванне, после чего тщательно вымылся и вытерся, засунул полотенце в стиральную машину, как и рекомендовала ему Лариса Витальевна, и долго рассматривал себя в зеркало.

К немалому удивлению Виктора Васильевича, после умывания лицо у него не стало светлее. Но он легко понял, что если сейчас сбрить бороду, то щеки и подбородок останутся белыми, лишенными того природного загара, поскольку лицо у него никогда смуглым не было. Появится особая примета, по которой его будет значительно легче определить и найти, чем под личиной бомжа. Этих персонажей в Москве можно встретить на каждом углу. Не будешь же всех их рассматривать.

По той же самой причине он не стал и подстригаться, хотя и позволил себе слегка причесаться, отчего волосы его перестали торчать в разные стороны. То же самое произошло и с бородой. Она из клочковатой превратилась в просто окладистую. Но такие бороды в современном обществе были не приняты, их носили разве что исламисты на Северном Кавказе. Поэтому, полюбовавшись своим приличным видом в зеркало, Виктор Васильевич старательно взлохматил и голову, и бороду. Только после этого он вышел из ванной комнаты.

Василий Андреевич встретил его рядом с дверью, оглядел и тут же проговорил:

– Но на службу вы в таком виде не пойдете. Это как-то несовместимо с вашими погонами.

– Вот когда на службе вопрос по моей личности решится, тогда я и побреюсь, и подстригусь, и даже, честное слово, переоденусь. А до тех пор буду в этом вот образе существовать. По большому счету, мне стало как-то даже привычнее, когда нет необходимости обращать внимание на свою внешность. Так живется проще.

От ночлега, предложенного хозяином, Россомахов отказался. Он, разумеется, не стал говорить, что делает это в целях безопасности самого Василия Андреевича, его жены и их тихой уютной квартиры.

Но на всякий случай Виктор Васильевич предупредил Личуткина, что он представился спецназовцам ФСБ полковником Гавриловым потому, что знал точный адрес только этого сотрудника ГРУ. Гаврилов, как предположил Россомахов, если вдруг случится проверка, действительно мог дать показания, что он был в гостях у Личуткина, на годовщине свадьбы. Раньше два полковника никак особо не дружили, знакомы были только потому, что их кабинеты располагались на одном этаже в одном коридоре, хотя и в разных его концах. Но такие детали вряд ли были известны сотрудникам ФСБ.

– Думаю, мы с Юрием Александровичем сумеем понять друг друга. Договоримся, – произнес Личуткин. – Еще вот что. Ты же собрался сейчас, похоже, на машине ехать.

– Так точно. Это удобнее.

– Сейчас по закону доверенность не требуется. Возьми мою тачку, а мне свою оставь. С документами. У меня страховка на предъявителя оформлена. У тебя как?

– Только на меня и на Анну.

– Переоформи и завези мне.

– Хорошо, товарищ полковник. Так, конечно, будет надежнее.

– Данные на мои права запиши.

– Говорите. Я запомню.

– Я и сам не помню. – Полковник вытащил документы, заглянул в водительское удостоверение, продиктовал номер, передал документы на машину вместе с ключами Виктору Васильевичу. – Сразу на моей поезжай. Так надежнее. Утром возвращайся побыстрее, чтобы я на службу не сильно опаздывал. Но я позвоню, предупрежу, что по делу, возможно, задержусь.

Ночь прошла без происшествий. Подполковник Россомахов провел ее в машине, стоявшей на территории заброшенного завода, рядом с трансформаторной будкой, в которой спал накануне. В этот раз он отдыхал с куда большим комфортом, сложив задние сиденья и расширив багажник кроссовера. По диагонали Виктор Васильевич, человек немалого роста, вполне помещался. Только слегка ноги пришлось подогнуть.

Утром, к самому открытию, он подъехал в страховую компанию. Там Россомахов без всяких проблем дописал в страховку ОСАГО имя, отчество и фамилию полковника, без труда вспомнил и продиктовал номер его водительского удостоверения. После этого он отправился к Василию Андреевичу, позвонил ему снизу, вызвал, дождался и передал страховое свидетельство. Остальные документы и ключи он отдал еще ночью.

– Как спалось? – поинтересовался Личуткин.

– Нормально. Пока руки не обломали, есть что под голову подложить.

– Я у жены телефон взял. Жди моего звонка, как я с командованием договорюсь, – сказал Василий Андреевич и протянул подполковнику простенький мобильник. – Только там денег мало осталось. У тебя сейчас наличные есть. Перебрось на счет немного, чтобы пользоваться мог. Мало ли кому позвонить потребуется. Мой номер помнишь?

– Помню.

– Но лучше просто так, без особой нужды не звони. Я сам на связь выйду.

На этом они и расстались. Виктор Васильевич сел за руль «Киа», Василий Андреевич стал перестраивать под свои параметры сиденье и руль «Мазды». Пока он этим занимался, подполковник Россомахов выехал из двора.

Говоря честно, Виктор Васильевич пока не знал, как себя поведет, чем займется до той поры, когда полковник Личуткин договорится с командованием. Он начал колесить по окрестным дворам и выискивать взглядом мусорные баки. Для чего он это делал, подполковник понял только тогда, когда увидел в очередном дворе две знакомые фигуры. Бомжи удалялись от очередных баков с четырьмя почти полными пластиковыми пакетами в руках. Они уже успели затариться каким-то добром.

Внедорожник догнал их, коротко просигналил, заставил отойти с дороги.

После этого подполковник опустил стекло и позвал со спины:

– Молодые люди, куда так спешите?

Бомжи остановились и обернулись. Кирилыч сразу расплылся в улыбке, может быть, радуясь, что его обозвали молодым человеком. Бывший футболист Гоша, похоже, не сразу узнал подполковника и подслеповато щурил глаза. Но в лобовом стекле автомобиля отражалось солнце. Поэтому рассмотреть Виктора Васильевича он не мог, заулыбался только после того, как напарник что-то сказал ему.

– Присаживайтесь в машину. В ногах правды нет, – проговорил Россомахов.

Бывший футболист сразу устроился на правом переднем сиденье, а Кирилыч скромно уселся сзади, где было просторнее.

Руки у Гоши после вчерашнего инцидента были туго замотаны какими-то тряпками, на которые он умудрился натянуть драные кожаные перчатки. Но Россомахов и не ожидал увидеть гипс на руках бомжа. Эти люди вообще лишь изредка к врачам обращаются, да и то чаще всего к патологоанатомам.

– А я тут вчера вечером основательно подумал о вас, мужики. Приодеть хотел. Два больших мусорных пакета с разной вполне приличной одеждой и еще один с едой в контейнеры вынес. Думал, вы подойдете.

– Так это ты так расщедрился? – спросил Кирилыч. – Да мы там уже были, забрали почти все. А бабское что выбросил?

– Это бывшей жены.

– Значит, она у тебя уже бывшая. – Пожилой бомж замолчал, ненадолго задумался, потом произнес нравоучительным, почти философским тоном: – Надо тебе учиться прощать людей. Я вот своей давно все грехи отпустил, только она меня прощать не хочет. Боится, что снова запью. А я пьяный дурным становлюсь, ревнивым. Руки распускаю не по возрасту.

– Я вообще-то человек не обидчивый и прощать умею, – сказал Россомахов.

– А что же жену из дома выгнал?

– А почему ты решил, что я ее выгнал?

– Если вещи ее выбросил, значит, не хочешь, чтобы они тебе о ней напоминали. Она мужика себе нового завела? Правильно я понял?

– Правильно ты понял.

– Да, мужская одежда, та, которую ты выбросил, тебе явно маловата будет, – проговорил Гоша. – Я на себя не надевал, только прикладывал. Мне и то в плечах и по росту впритык. Только в животе и в заднице широковато. Но вещи добротные, на заказ, похоже, сшиты. Кое-что я выбрал себе, другое капитану нашему отдам. Он любит наряжаться в чистое.