Текст книги "Парни в бронежилетах"

Он осматривает всех с легкой улыбкой на лице. И видит во встречных взглядах тень беспокойства.

– Почему они ищут тебя? Какое ты имеешь отношение к взрыву? – любопытный Селим таким поворотом дела недоволен. Еще бы быть довольным, когда подставляли противника, а подставили, оказывается, себя. И из охотников превратились в предмет охоты...

Сережа читает второй лист. И объясняет.

– Да... Вот здесь... Потому что Шайтанов Сергей Алексеевич проходит подозреваемым в похищении партии нитрата аммония в Онфлере. Им передали данные из Интерпола...

– Опять Интерпол лезет, куда его не просят... Вечно он под ногами мешается, – ворчит, по-людоедски сияя зубами, Селим. – В Америке его почти не слышно. А здесь – на каждом шагу...

– Ерунда... работаем, как работали. Просто я прекращаю существование в образе Шайтанова и становлюсь Чертовым Сергеем Алексеевичем. Попрошу всех запомнить. Таку, где мой новый паспорт?

– Посмотри сначала третий лист, – говорит Лари.

Сережа улавливает тон сказанного чутко. И читает внимательно.

– Что там? – Без вопроса Селима ни одно дело не пройдет.

– Они знают, что Шайтанов и Ангелов – одно лицо. И располагают моей фотографией...

– Но они же не знают Чертова, – логично делает вывод Таку...

2

Баку радует жарой, которая зовет к морю. Расслабиться, понежиться на береговом ветерке...

Нельзя расслабляться! Ни на минуту! Нельзя...

И вообще Термидор такую жару не любит. Нутром не любит, всеми своими невидимыми со стороны чувствами. Ему, как истинному берберу, больше по душе обжигающий дыхание воздух пустыни. Там жара не липнет к телу, потому что сухая. Она с кожи скатывается, как жгучий, но сыпучий песок... А здесь прилипает, мешает. Скорее бы уж отсюда... Скорее...

В действительности он отдает себе отчет, почему ему хочется побыстрее расстаться с Баку. Причина проста – не терпится начать дело, попробовать... И, естественно, руками ощутить результат. Именно руками, потому что он привык действовать руками. И все, кто вошел в его группу, умеют действовать руками, без оружия... Они убивают голыми руками!

Они будут убивать голыми руками и сеять страх... Они все – чернорабочие на «фабрике страха»... Каждому будет дана норма выработки, и каждый будет обязан норму выполнить...

Воображение играет, щекочет ретивое чувство... Как сладко быть в зените славы! Наверное, кинозвезды это понимают лучше других. А быть в зените славы и при этом знать о своей славе, знать одному, при том, что никто другой о тебе не знает, хотя все говорят, плачут... Это кинозвездам недоступно... Приятно идти по улице и чувствовать окружающий страх. Всеобщий... Он более липкий, чем влажная бакинская жара. Он цепляется, пристает, его невозможно миновать, не прилипнув к общему ощущению... Термидор хорошо знает психологию толпы. Каждый человек индивидуальность только тогда, когда он закрылся от других в четырех стенах и погружен в собственные эгоистичные мысли. Именно эгоистичные. Потому что, думая о ком-то, он уже в этих людях растворяется, смешивается с ними. Муж с женой – это не разные люди. Это единый организм, наделенный собственной душой, собственным сознанием и даже собственным разумом. Муж с женой трусы и негодяи – и ребенок в семье вырастает таким же. Он впитывает в себя эту же душу. Армии пускаются в бегство, стоит побежать одному... И десяток бросается в атаку на сотню, стоит командиру повести их без сомнения вперед... Чувство общности – вот что руководит толпой. А чувство общности всегда развивается по принципу цепной реакции. Страх, который ударит отдельных членов, будет разделен на ростки и размножен многократно. И главное при этом – не открыть, не показать людям причину страха. Причину!!! В том и ошибка даже самых удачных террористических актов, что люди знали причину, знали, откуда идет угроза. С этим они бороться умеют. Общей ненавистью друг друга поддерживают. А когда причина неизвестна – страх возрастает... Тогда каждый начинает понимать, что все силовые структуры не могут защитить их, потому что не знают, от кого защищать...

Приятно будет ходить по улицам Москвы и чувствовать, как одежда прилипает к людям не от пота и жары, а от липкого страха. И хочется увидеть это. Своими глазами. Пошире раскрыть их и увидеть... И запах ощутить... У страха очень сильный запах...

Термидор собой доволен. Он делает то, что захотел. То, что ему нравится делать... Многим ли людям доводится делать то, что им делать нравится? Единицам! Он себя относит к единицам. Ум Термидора так устроен, что он умеет анализировать. Все. В том числе свои поступки и даже собственные черты характера. Он много раз спрашивал себя – может ли он назвать себя, воина, человеком, не знающим страха? Глупости это! Не бывает людей, не знающих страха. Просто одни умеют перебарывать свой страх, другие не умеют. Но чем он от большинства отличается – он не входит в толпу. Он всегда сам по себе. Именно этим ему не понравилась служба во французском иностранном легионе. Он отсиделся там шесть лет. Этого времени достаточно, чтобы полиция потеряла его след. И покинул казармы совсем другим человеком. Все шесть лет он анализировал свои поступки и свой характер и делал их такими, какими хотел видеть. Это тоже удается только избранным. Что ж, значит, он – избранный. Он живет так, как ему нравится жить...

Много сейчас развелось шахидов... Говорят, что они – герои...

Нет, стать таким – глупо. Термидор не хочет быть тем героем, о ком говорят в прошедшем времени. Ему больше по душе время настоящее. Он даже согласен, чтобы о нем говорили. Даже хочет этого. Он хочет, чтобы его боялись. Но – главное! – никто не должен знать, кого они боятся... В этом самая большая изюминка задуманного...

И он сделает это...

* * *

«Зеленую улицу» его отряду в самом деле обеспечили, как и было обещано давно, в период задумки и проработки проекта... Это чувствуется еще на границе, когда отряд только обменивается приветствиями с азербайджанскими пограничниками, но даже не останавливается для беседы. Словно их принимают за своих. Их и так принимают за своих. Но Термидор не знает, сколько за такой прием уплачено и в какой валюте. Точно так же обстоит дело в самом Баку. Отряд размещают в каком-то доме, носящем странное название – общежитие. Условия для проживания вполне приемлемые. Но они не собираются долго задерживаться в городе. Через час после прибытия приходят люди, которые разговаривают с Термидором с таким почтением, что он сам себя начинает уважать сильнее. Эти люди приводят фотографа. Тот фотографирует поочередно каждого члена отряда. Потом уезжает.

– Отдыхайте, – предлагают гостеприимные хозяева. – Чтобы подготовить документы, надо около пяти-шести часов. Вы успеете выспаться...

Терять пять-шесть часов не хочется. Но Термидор хорошо знает, что такое необходимость. И потому подчиняется ей без принуждения. Он понимает, что следует приготовить на каждого по пять различных паспортов. Паспорта эти должны быть не только на разные имена – они должны быть на разные страны, некогда входившие в одну большую страну СССР, и даже на более далекие страны...

– Машина к самолету будет?

– Будет не машина, будет автобус... Но сначала вам всем предстоит переодеться. Времени как раз хватит. Через пять часов вас разбудят...

– Пусть будет так...

И Термидор закрывается в своей комнате. Ему, как командиру, полагается отдельная комната, хотя он не любит оставаться в одиночестве. И при этом не боится признаться самому себе, что и его преследует страх. Именно страх – чуть дрожащий, ощутимый в воздухе и в звуках – заставляет его, нелюдимого по природе человека, искать общества. И этот страх побороть нельзя, хотя сам Термидор пытается справиться с ним единственным доступным способом. Он над собой смеется. Смех страх притупляет, хотя и не убивает. Будь это обыкновенный страх – перед человеком или законом, – Термидор сумел бы с собой справиться. Но это страх перед Тенью... С такими силами человеку бороться не дано.

Уже почти полгода прошло после очередного появления Тени. Это было тогда, в ночь перед христианским Рождеством в Онфлере. Тень забрала еще двоих. Остался один Термидор. И тогда же он закопал палец... Это должно помочь, но кто знает...

Пока, однако, Тень его не беспокоит...

* * *

Стук в дверь заставляет вздрогнуть.

Как не вздрогнуть... Думает о Тени, и в это время стучат... Он уже знает, что Тень способна издавать звуки. Наверное, это очень сильная Тень и потому на такое способна. Если издает звуки, она может и в дверь постучать. Она даже по телефону как-то звонила. После того, как гуляла по воздуху перед окном гостиницы...

– Кто там? – спрашивает Термидор нарочито сонным голосом.

– Командира... – это китаец Пын. – Моя спать негде...

Термидор поворачивает ключ и распахивает дверь.

– Как так?

– Матраса мокрый... Кто-та спала, лужу под себя делала... Воняет...

Термидор усмехается:

– Ладно. Ложись у меня. Здесь еще три кровати...

Он ложится на свою и думает о том, что надо кого-то из отряда приблизить к себе больше других. Это будет личная гвардия. Случиться может все... И «бунт на корабле» не исключен. И следует иметь людей, которые прикроют спину в случае необходимости.

– Пын, ты держись ко мне поближе. В Москве тоже будешь со мной жить. И подбери еще пару человек понадежнее...

3

Доктор приходит в офис первым. Долго ковыряет в замке ключом. Когда у Доктора плохое настроение, а это время от времени случается, он предпочитает все двери открывать плечом, даже стальные. И только нежелание расстроить товарищей удерживает его. А работать ключом в таком состоянии он не любит. Наконец замок поддается. Доктор проходит к своему любимому креслу и не садится, а падает в него. Кресло не скрипит, а вопит. Доктор включает компьютер.

Басаргин, хотя ему вся-то дорога от дома до работы – коридор перейти, появляется только после того, как принято первое сообщение из Лиона. Сообщения приходят каждое утро, но это, как правило, циркулярные сводки, рассылаемые по всем секторам и подсекторам с обзором серьезных происшествий. По понедельникам высылается анализ мировых событий за неделю.

В этот раз первое сообщение особое.

– Первый раз с таким встречаюсь... – ворчит Доктор, читая документ. – Что-то новое... Это приказ. За подписью генерального директора... Откуда они вообще взялись? Это кто – наши? Тогда почему они не могут работать сами? Не наши? Тогда почему мы обязаны их обслуживать?

Он протягивает бумагу Басаргину. Александр читает и нервно передергивает плечами. Российский подсектор по борьбе с терроризмом обязуют оказать содействие в слежении за телефонными номерами через спутник человеку, который обратится к ним с паролем «L'index»[17]17
  L'index (фр.) – одновременно и индекс, и указательный палец, хотя просто палец – Le doigt.


[Закрыть]. Обращение может исходить от мужчин и женщин, лично, по телефону, через курьера, через электронную почту или пейджер. Подлежит обязательному исполнению. Контролировать дальнейшее использование переданных сведений запрещается. Самостоятельно выходить на связь с контрагентами запрещается. Передавать третьим лицам сведения о состоявшихся запросах запрещается.

– Пусть приходят и индексируют, – устало и слегка раздраженно машет рукой Басаргин.

Он тоже не в духе, поскольку не любит находиться в подвешенном состоянии. Информация поступила от Астахова, тот просит помочь в осуществлении связи со штаб-квартирой Интерпола, но не подпускает к самому делу. Более того, как Тобако рассказывает, документы не дает в руки, чтобы не увидел в них лишнего. Вечером был отправлен запрос в Лион. Ответ так и не пришел. Словно бы и там тоже не решаются подпустить к этому вопросу подсектор, сын сотрудника которого может быть замешан в работе противоборствующей стороны. И воспринимают понятие «может» как доказательство. Теперь еще и другое... Работать на кого-то, не зная, на кого, не зная, с какой целью, осуществлять функции технического персонала, а не оперативной единицы и тоже не иметь данных о существе вопроса. Как таксисты – сажают пассажира, везут по указанному адресу и не спрашивают, зачем и кого везут. Такое положение раздражает, если учесть, что подсектор за короткий срок своего существования не имел еще ни одного провала в работе.

– L'index по-французски не только «индекс», но и «указательный палец», – показывает Доктор свой указательный палец, похожий на милицейскую дубинку.

– Тогда пусть показывают...

Открывается дверь. Входят Тобако, Ангел и Сохатый. Пулат обычно появляется на полчаса позже – он согласует свой приезд с расписанием движения электричек.

– Указывают... – Доктор поправляет Александра. – Кстати, что-то про указательные пальцы мелькало в сводках... Не помнишь?

– Вчера было по сообщениям из Чечни, – говорит Тобако, здороваясь за руку с Доктором и Басаргиным. – Я вчера за делами просматривал сводки только мельком, но это помню... Там «косят» на какой-то ритуал...

– В последние дни отдельные понятия начинают усиленно повторяться, – говорит Ангел, который настроением ничем не отличается от Доктора и Басаргина, но он имеет для такого состояния духа больше оснований. – Я не знаю, что было за сообщение, не знаю, что сегодня пришло по «указательному пальцу» чьей-то руки, но если помните запрос на Сережу... – Ангел поочередно осматривает всех. – Ему отрубили указательный палец...

Все переглядываются.

– Доктор, посмотри вчерашние сводки, – говорит Басаргин. – Алексей прав. Совпадений слишком много, чтобы мимо них пройти. Черти всех национальностей, ангелы, пальцы, и обязательно указательные... Что там?.. Нашел?

Доктор щелкает клавишей мыши, перелистывает страницы сводок.

– Вот... Есть... Да... Я бы тоже назвал это каким-то ритуалом. Массовое убийство разных людей. Не связанных друг с другом. Словно... охота за указательными пальцами... Тридцать два человека убиты одновременно. И все на территории одного района Чечни...

– Это правда похоже на ритуал, – говорит Ангел, пожимая плечами. – Интересно, из какой это религии?

– Я что-то читал об этом... – Дым Дымыч задумчиво чешет переносицу. – Вернее, о подобном... Это что-то из обычаев древних ливийцев тех времен, когда они правили Египтом – период лет, кажется, около двухсот или трехсот, не помню точно – между Старым и Новым Царствами. Тогда недовольным правлением египтянам отрубали указательные пальцы... Вообще в эзотерике считается, что указательный палец – это канал самого мощного выхода энергии из человека. Именно поэтому у многих народов мира, в том числе у наших северных, нельзя показывать на человека пальцем. А показывают, как вы понимаете, именно указательным. Кроме того, если я правильно помню, древние ливийцы отрубали указательные пальцы и убитым врагам, чтобы лишить их души силы.

– Откуда ты все это знаешь? – интересуется Басаргин.

– Почитываю... – Сохатый всегда отвечает скромно. – Меня не устраивает христианская традиция существования рая и ада, поскольку я точно знаю, куда попаду, и я ищу себе что-то более подходящее. И потому надеюсь в недалеком будущем реинкарнироваться...

– Ливийцы воюют в Чечне? Слышал кто-нибудь? – спрашивает Доктор.

– Не путайте современных ливийцев с древними, – качает головой Сохатый. – Из древних в природе осталась только одна национальность. Это берберы, переселившиеся из Ливии западнее. В большинстве своем это мусульмане, много коптов...

– А это еще кто такие?

– Православные христиане. Одна из ветвей христианства. Самая древняя из сохранившихся... Есть и берберы-язычники, живущие в пустынях. Про современное применение обычая отрезания пальцев, честно скажу, я ни разу не слышал...

– Берберы... Может быть, и берберы... Значит, они сейчас воюют в Чечне, – говорит Доктор. – Надо думать, не на верблюдах. Иначе их давно бы вычислили. Кстати, воинов, которые на конях, называют конницей, а тех, кто на верблюдах, – верблюдницей? Ладно... Идет следствие. Можно позвонить, узнать, есть ли какие-то результаты? Вдруг да поймали бегущего мимо верблюда... – К концу дня позвони, – решает Басаргин. – Сейчас еще рано. Доктор... это дело на твоем контроле. Будем искать следы, если прослеживается аналогия. Это уже кое-что, и уцепиться можно...

– Командир, – Ангел что-то напряженно соображает, – попробуй запросить Лион...

– Что запросить?

– Из тех семи легионеров-дезертиров... Когда пытались убить Сережу... Не было ли там берберов? Указательный палец... Это должно о чем-то говорить...

Басаргин кивает:

– Резонно. Доктор, отправь запрос...

* * *

Обещанный звонок раздается после обеда. Определитель городского телефона не показывает номера. Впрочем, это не настораживает, потому что такое случается часто. Доктор включает спикерфон, чтобы дать возможность другим быть в курсе дела. Голос женский, с приятным бархатистым тембром. Разговаривает по-русски с едва заметным акцентом. Скорее всего – совсем без акцента, просто очень правильно произносит слова и не употребляет ничего не значащие междометия. Кроме того, интервал между словами слегка затянут. Требуется время на подбор. Русские так редко говорят. Если они подбирают слова, то предпочитают в промежутках мычать...

– Здравствуйте. Меня просили сказать вам «L'index»...

– Я понял вас, – басит Доктор. – И готов вам помочь. Как вас зовут?

– Меня зовут L'index... Очень впечатляющее имя... Не правда ли? – Женщина сразу ставит Доктора на место, хотя он откровенно собирается разжиться хоть какой-то информацией. Или же просто испугалась его голоса. – Зарегистрируйте, пожалуйста, номер...

– Рад быть полезным такой красивой женщине...

В ответ слышится только вздох. Женщина не любит галантных кавалеров. Это говорит или о том, что она некрасива, или о том, что она безумно в кого-то влюблена и, в дополнение, от природы не кокетка. Сразу переходя на деловую тему, она называет номер сотового телефона. Доктор тут же набирает номер на клавиатуре, но на всякий случай еще и записывает его на отдельном листе.

– Куда мне сообщать об информации?

– Я позвоню через полчаса. Вы сможете за это время найти для меня местоположение трубки?

– Звоните через пять минут. Я персонально для вас сделаю это сразу же. И очень настойчиво потороплю спутник... Пусть быстрее крутится... А вообще...

Она вешает трубку, но желая слушать, что «вообще»...

– А что «вообще»? – с усмешкой спрашивает Тобако.

– Не помню, – смеется и сам Доктор. – Вернее, еще не придумал...

Спутнику требуется около минуты, чтобы проверить режимы трубки, найти оператора сотовой связи и определить через него местонахождение SIM-карты. Доктор включает спутниковую географическую видеокарту. Оказывается, интересы женщины, говорящей по-русски почти без акцента, распространяются далеко. Обладатель трубки отыскивается в качестве мигающей точки где-то в Азербайджане. Пощелкиванием указателем мыши по изображению лупы со знаком «+» внутри Доктор добивается увеличения изображения. Тут же на монитор выводится вторая карта. Чтобы не ошибиться. Дом, где находится трубка, стоит на западной окраине Баку. Названия улиц на карте Азербайджана не отмечены, поэтому определить адрес невозможно.

– Будем надеяться, что клиентку устроит только город. Стыдно, но я бессилен указать более точный адрес... Может быть, узнать ее адрес? – спрашивает Доктор у Басаргина, кивая на городской телефон. Это можно сделать без проблем, если поставить на контроль свой телефон.

– Предупреждение из Лиона было сделано для тебя персонально, – говорит дисциплинированный Александр. – Ты думаешь, на центральном пульте не видно, какие номера ты прослушиваешь?

– Если бы не было предупреждения, у меня и мысли бы такой не возникло, – усмехается Доктор. – Запретный плод сладок... Это надо знать начальству всех уровней! И не вводить в искушение старых, проверенных сотрудников...

Женщина звонит ровно через пять минут – пунктуальна до секунд. Часы можно по ее звонкам проверять. Ответ Доктора вполне ее устраивает.

– Если вы достанете мне карту Баку с обозначением улиц, я смогу дать вам более точный адрес, – он готов расстараться для обладательницы такого бархатистого тембра.

– Спасибо. Я на будущее учту ваши возможности... Вы не знаете, когда ближайший самолет из Баку?

– К сожалению...

– Я вам сообщу... Проследите, сядет ли «трубка» в самолет...

– Слушаюсь, господин начальник! – смеется Доктор.

А Басаргин начинает обычные свои прогулки по кабинету. Он всегда ходит, когда размышляет. Только в этот раз шаги его не такие размеренные, как обычно. И все понимают, что Александр нервничает. Ему не нравится, что его группу не допускают до активной работы. Он не понимает, почему. Единственная причина, которая видна всем, – родственные отношения Ангела. Но отстранить Ангела от работы Басаргин не может... И не только потому, что не желает обижать Алексея. Просто он прекрасно представляет, в отличие от чиновников в «Альфе» и в Лионе, что может произойти, если Ангел начнет самостоятельное расследование. Допустить такое – выпустить джинна из бутылки и навсегда потерять ценного сотрудника. Может быть, даже двух, потому что Пулат, несомненно, присоединится к Ангелу...