Текст книги "Клан двурогих"

– Зачем же такая жестокость? – спросил потрясенный Кеннет.

– Народ должен забыть о прежних властителях, тогда он легче примет новых. Любой завоеватель стремиться подорвать волю народа к сопротивлению, а для этого надо уничтожить тех, кто способен это сопротивление оказать.

– И что же нам теперь делать? – растерянно всхлипнула Марта Саарская.

– Гнить заживо в этом чертовом лесу, – зло сверкнула глазами Ингрид. – И почему я не мужчина…

Сигрид рассказ Хоя потряс. Разом рухнули все ее надежды на возрождение Лэнда. Без владетельского сословия народ, это только стадо баранов, которых может подчинить себе любой пастух. Прав был Рекин Лаудсвильский, когда пытался сохранить и объединить в последней безнадежной попытке владетелей. Каждый пытался выжить в одиночку. Но выжили только предатели, которым теперь придется существовать с хомутом на шее. Скат Норангерский всегда был подонком. Но Свен Аграамский вроде был надежным другом, казалось, преданнее вассала еще не рожала нордлэндская земля. А Арвид Гоголандский? Он хорошо дрался с гуярами у Расвальгского брода. Одного сына там похоронил, другого еле выходил. Продали! Но почему? Может быть потому, что их Лэнд ограничивался рамками собственных земель и замков, и, потеряв их, они потеряли все, даже совесть. Владетели погубили Лэнд склоками и сварами. Гарольд хотел накинуть на них узду, но не успел. А ведь Сигрид порой выступала против мужа, и ей тоже казалось, что ущемление прав благородного сословия приведет к ослаблению Лэнда. И вот результат их совместных усилий: Лэнд в руинах, а торжествуют враги и изменники. И никакой надежды. Так зачем тогда жить?

Хой пробыл в крепости почти две недели, развлекая девушек рассказами о загадочном Гордане, о казавшемся несокрушимом Храме, о меченом владетеле Торе Нидрасском, с которым, оказывается, был знаком. Боже мой, какая старина! Девушки слушали Хоя, разинув рты и, между прочим, безропотно учились у него ухаживать за коровами. Сигрид, ожидавшая бунта, по случаю появления животных, слегка приободрилась. Правда, кое-что в рассказах Хоя ее настораживало.

– А правда, что у посвященных было по нескольку жен? – спросила Марта Саарская и покосилась при этом на Таха.

Простодушный Хой подтвердил, что так оно и было. Даже рассказал по этому поводу несколько забавных историй. Девушки слушали старого варвара с большим вниманием, а Сигрид с растущей тревогой. То, что Марта задала свой вопрос не случайно, она нисколько не сомневалась.

– А как же дети? – спросила Ингрид.

– Дети наследовали отцам, у всех были одинаковые права, – пояснил Хой. – Посвященный Чирс говорил, что многоженство появилось у горданцев после страшной катастрофы, когда женщин уцелело гораздо больше, чем мужчин. У моего народа тоже был подобный обычай: когда случалось несчастье на охоте, овдовевшая женщина могла сама выбрать себе защитника и поселиться в его семье второй или третьей женой. Обычно таким человеком был брат или ближайший родственник погибшего мужа.

Хой и не подозревал, какую бурю он породил своими рассказами, но после его отъезда положение стало просто невыносимым. Девушки словно с цепи сорвались. Сигрид махнула на все рукой, предоставив им самим решать свои проблемы.

Таха создавшаяся ситуация скорее забавляла, правда, он жалел Гильдис и не позволял девушкам ее изводить. Быть может поэтому Ингрид Мьесенская изменила тактику и, к немалому удивлению Сигрид, подружилась с Гильдис. Во всяком случае, отношения этих молодых особ стали куда более теплыми. К чему бы это?

Глава 11
Бабий бунт

Таха захватили врасплох, когда он, ничего не подозревая, наведался в коровник, задать скотине сена. Держался он стойко, хотя его буквально раздирало от смеха. А может быть, именно по этой причине, поскольку любовь требует сосредоточенности. Так он, собственно, объяснил ситуацию Марте и Ингрид, без особых церемоний придавив их к стогу сена.

– А ты сосредоточься, – сказала Ингрид и вдруг заплакала так жалобно, что у Таха даже сердце упало.

– Мы же не уродки какие-нибудь, – проговорила сквозь слезы Марта.

– Вы красавицы, – сказал чистую правду Тах.

Если бы речь шла просто о легкой интрижке, то Таха долго уговаривать не пришлось бы. Не такой уж он дурак, чтобы отказаться от девушек, которые сами вешаются на шею. Но здесь все было совершенно иначе, и он считал бы себя последним подонком, если бы походя наплевал в чужие души. Ему хватило ума понять, что эти зареванные дурехи, к которым он уже успел привязаться за эти тяжелые страшные месяцы, ищут у него не развлечения, а защиты. Защиты и себе, и своим еще не родившимся детям в этом страшно для них мире. Вот только способен ли Тах, при всем своем самомнении, дать им то, чего они хотят. Честно говоря, ему страшно было взваливать на плечи ношу, которую придется тащить долго, может быть всю оставшуюся жизнь.

– У Гильдис отец жив, – сказала плача Марта, – а у нас никого.

Ингрид молчала и смотрела на Таха. Было в этих синих глазах нечто такое, от чего ему стало не по себе. Ингрид Мьесенская была красавицей, наверное, у нее не было бы отбоя от женихов. Вот только кости этих несостоявшихся мужей укрыл погребальным саваном свежевыпавший снег. А Тах остался жить и, значит, взял на себя обязанность, заменить павших. Такой вот получался странный расклад.

– Вы мне нравитесь. Только ситуация получается неловкая. Вам, конечно, решать, но… – Тах умолк и растерянно посмотрел на Ингрид.

– Мы уже решили, – твердо сказала та и принялась расстегивать кофточку на груди.

– Неудобно как-то, – вздохнул вконец сбитый с толку Тах. – Вдруг кто-нибудь войдет, а мы тут на сеновале…

– А я покараулю, – с готовностью предложила Марта.

– Холодно же, – попробовал уклониться Тах. – Давайте в другой раз.

Он почти обреченно смотрел на обнаженную грудь Ингрид. Нет, не устоять благородному Таху Ожскому против такой роскоши, хоть плач. А может, действительно заплакать сейчас, чтобы не каяться потом всю жизнь, глядишь и помилуют.

– В сене тепло, – сказала Ингрид и потянула вверх юбку, обнажая белые как сметана ноги.

– Боже мой, – только и успел выговорить Тах, и тут же ему заткнули рот пухлыми жадными губами.

Больше Тах не сопротивлялся. Да пропади оно все пропадом, разве ж можно отказываться от этого молодого жаждущего любви тела, которое пахнет сразу и сеном, и медом, и молоком, и еще тысяча и одним запахом, от которого кружится голова, а сердце готово выскочить из груди.

– А теперь Марту, – просто сказала Ингрид, поправляя платок и одергивая юбку.

– Дайте же передохнуть, – возмутился Тах. – Что я вам жеребец, что ли.

Ингрид отправилась охранять дверь, а Марта протянула меченому горшок, наполненный парным молоком. Тах выпил молоко одним духом и покосился на девушку. В глазах Марты был и страх, и ожидание чуда, и восхищение. Надо полагать, ей было на что посмотреть.

– Тах, я боюсь, – прошептала она, когда он немного погодя обнял ее за плечи.

– А зачем тогда раздевалась? – тоже шепотом возмутился он.

– Как зачем? Гильдис и Ингрид будут твоими женами, а за меня и заступиться некому.

– Я заступлюсь, – уверил Тах.

– Нет, – замотала головой Марта, – так надежнее.

– Тогда не торгуйся.

– Ты уж поосторожней, – жалобно попросила Марта. – Не так, как с Ингрид…

– Нечего было подсматривать, – засмеялся Тах. – Могла бы, кажется, еще годик в девках походить.

– Что вы там копаетесь, – прикрикнула на них Ингрид.

– Так мы уже, – отозвалась Марта и вскрикнула от внезапной боли.

Потом они долго лежали на сене, приходя в себя от пережитого. Тах покосился на притихшую Марту, по лицу которой еще текли слезы. Похоже, она еще не привыкла к новому состоянию и переживала внезапную потерю девственности. Меченый перевел глаза на Ингрид:

– И что будет дальше?

– То же самое, – сказала Ингрид, покусывая соломинку.

– А как же Гильдис?

– С Гильдис мы договоримся.

Тах только головой покачал:

– Что ж мы так и будем по углам прятаться? Вас ведь вон сколько.

– Остальные тебя не касаются, – отрезала Ингрид. – Будешь заглядываться – волосы повыдергаем, нас теперь трое, справимся. Сам же рассказывал про своего деда, вот и отдувайся

– А остальные?

– Рея и Астрид станут женами Кеннета вместе с Кристин.

– А Кеннет в курсе ваших планов?

– Это не твоя забота.

– А… – Тах хотел было поинтересоваться насчет Эвелины, но потом передумал.

– Эвелина пусть сама решает.

– Ну да, – согласился Тах, – вольному воля, а мне, значит, воли уже нет?

Ингрид вдруг уткнулась лицом в плечо меченого и зарыдала в голос:

– У меня же никого нет, Тах. А было три брата, и отец всегда говорил – защитят.

У Таха защемило сердце, хоть бери и плач вместе с этими девчонками. Он обнял одной рукой всхлипывающую Ингрид, другой – Марту и прижал обеих к груди.

– Ладно вам. Я-то у вас, во всяком случае, есть и уже никуда не денусь.

Что-то произошло в это утро, Сигрид уловила это сразу и по сияющему лицу Ингрид, и по испуганным глазам Марты, и по смущенному виду Таха. А уж смутить меченого – это как же сильно надо постараться! Гильдис Отранская вдруг выскочила из-за стола и, не сказав никому ни слова, укрылась в своей комнате, хлопнув дверью. Тах вяло ковырял деревянной ложкой кашу, судя по всему, у меченого начисто пропал аппетит. Кристин ударила по столу кулаком так, что Бьерн, сидевший у нее на руках, вздрогнул и испуганно захлопал длинными ресницами.

– Не видать вам Кеннета, – крикнула она, – слышите вы, потаскухи! Я его законная жена и никому не позволю вешаться ему на шею.

– А я буду незаконной, – твердо сказала Рея Холстейн. – Мне нужен мой владетель, и я его рожу. От Кеннета.

Тишина наступила такая, что у Сигрид даже в ушах зазвенело. Кеннет удивленно открыл рот, а потом закрыл его, так ничего и не сказав. Да его никто и не спрашивал. Говорить-то, наверное, надо было Сигрид, но она только и сумела выдавить из себя:

– Что ты этим хочешь сказать?

– А то, что в наших замках сидят чужаки, наши отцы и братья в земле, и прогнать чужаков смогут только наши сыновья, которых надо же от кого-то рожать.

Сигрид обвела растерянными глазами нахмуренные лица девушек. Судя по всему, настроены они были решительно и уступать не собирались.

– Можно найти вам мужей, – растерянно проговорила Кристин.

– Среди вохров или среди гуяров? – с ненавистью выдохнула Рея. – Я не пойду замуж за убийцу своих родных.

Сигрид вздрогнула и, побледнев, отшатнулась. Но Рея не обратила на нее внимание, она не отрываясь смотрела на Кристин.

– Можно поискать женихов в Суранских городах.

– Рея Холстейн не пойдет замуж за чужака и плебея. Мои сыновья вернут замок своего деда, а Кеннета ты можешь оставить себе, от него не убудет.

– Вообще-то конечно, – сказал Тах просто для того, чтобы потревожить наступившую жутковатую тишину.

Кристин грубо выругалась, чего вроде бы нельзя было ожидать от дочери и жены лэндовских королей, но покоробило это, кажется, одну Сигрид.

– Как-то нужно устраиваться, – жалобно вздохнула Марта, – а то нам здесь долго придется жить, наверное.

У Сигрид от неприятностей голова пошла кругом. Хоть бы уже Бес, наконец, вернулся. Сколько же можно пропадать неизвестно где! Старик Хой отправился искать Беса, но и от него не было ни слуху, ни духу. А тут закружилась метель, зима нагрянула в Южный лес во всей своей белоснежной красе, и он, сомлев от морозов, задремал под сладкую колыбельную песню северного ветра.

Девушки развлекались как могли, построили даже снежную горку посреди двора лесной крепости, но за ворота сунуть нос боялись, поскольку по вечерам с противоположного берега доносился зловещий вой псов, которым, по словам Птаха, в эту пору лучше на глаза не попадаться. Ссоры между девушками сами собой сошли на нет. Гильдис Отранская смирилась, вероятно, с неизбежным, возможно, ее утихомирил Тах, буквально землю вокруг нее рывший. Наверное меченый унаследовал от предков-горданцев не только внешность, но и умение общаться с женщинами в экстремальных ситуациях. Во всяком случае, в своей не совсем обычной семье он быстро установил мир и порядок, к немалому удивлению благородной Сигрид. С Кеннетом все обстояло сложнее, а может быть его проблемы Сигрид принимала ближе к сердцу. Она не знала в точности, выполнила ли Рея Холстейн свою угрозу, забеременеть от лэндского короля, но поскольку Кеннет ходил как в воду опущенный, а рассерженная Кристин его и близко к себе не подпускала, то скорее всего неизбежное уже случилось. Но Рея Холстейн хотя бы внешне соблюдала приличия, а вот с Астрид Ульвинской просто сладу не было наверное потому, что в ее отношении к Кеннету преобладала любовь. В тайне Сигрид ей даже сочувствовала, конечно Астрид была бы для Кеннета лучшей парой и по возрасту, и по характеру, но брак дело святое, и Кристин совершенно правильно противилась этому откровенному разврату, чтобы не сказать разбою. А сына Сигрид жалела. Конечно, он любил Кристин, которая к тому же ждала от него ребенка, но и к Астрид он был не равнодушен, от взгляда матери и этот факт не ускользнул. Словом, Сигрид не знала, как поступить в этой ситуации и потому просто помалкивала, пустив все на самотек.

Слава Богу, дети были здоровы. Двухлетний Бьерн уже вовсю топал по комнатам дома, везде встречая радушный прием. Сигрид только вздыхала, глядя на него, уж очень он напоминал ей старшего сына и те счастливые времена, когда они с Гарольдом были молоды и любили друг друга. Сын Эвелины Тор пошел уже в крепости, к величайшей радости и своей матери, и всей почтенной публики, которую его первые шаги привели в неописуемый восторг. Тор был светловолос, как и Бьерн, но похоже скорее на мать, чем на отца. Впрочем, Сигрид могла и ошибаться, поскольку не имела случая видеть Лже-Ивара ребенком. Зато насчет своих сыновей, Рагнвальда и Оттара, у нее сомнений не было, оба были черноволосы и кареглазы в отца. Поначалу это неоспоримое сходство огорчало Сигрид, но потом она пришла к выводу, что, возможно, это к лучшему.

Бес Ожский появился в крепости, когда Сигрид уже потеряла всякую надежду на его возвращение. Он привел с собой небольшой обоз из трех телег, груженных под завязку разным скарбом, потребность в котором ощущалась все сильнее. Посуда, белью, одежда – все это было мигом расхватано, поделено, примерено и растащено по комнатам, после чего Беса засыпали благодарностями и вопросами. Впервые Сигрид увидела, как Бес Ожский смутился и даже растерялся. Видимо, он никак не рассчитывал на столь теплый прием.

Впрочем, ничего обнадеживающего Бес поведать не мог. Суранские города по-прежнему враждовали друг с другом, и даже внешняя угроза не могла их примирить. Кое-кто уже ждал гуярского нашествия как спасения от нынешнего безвластия и беспредела. Бесу удалось восстановить прежние связи, он закупил массу нужных товаров, которые подвезут в условленное место, как только установится санный путь. Ну а оттуда все это барахло придется самим перевозить в Южный лес. Таху и Кеннету придется потрудится, да и девушки им помогут.

– Сами справимся, – сказал Кеннет и почему-то покраснел.

Девушки подняли в ответ страшный шум, обвиняя во всех смертных грехах и Кеннета, столь откровенно ими пренебрегшего, и Таха, на этот раз ни в чем не повинного. Кеннет вяло оправдывался, Тах только рукой махнул. Бес довольно долго наблюдал за происходящим, а потом произнес только одно слово:

– Тихо.

И девушки сразу умолкли, испуганно поглядывая друг на друга.

– Поедут те, кому я скажу. Остальным работы и здесь хватит, можете не сомневаться, – Бес обвел строгими глазами притихших смутьянок. – А теперь убирайте посуду и отправляйтесь спать.

К удивлению Сигрид, никаких возражений не последовало. Разве что посудой девушки гремели больше обычного, да на порозовевших от обиды лицах читалось явное неудовольствие. Сигрид втихомолку злорадствовала: наконец-то нашелся человек утихомиривший этих вертихвосток. На Беса Ожского молчаливый демарш молодых женщин не подействовал, похоже он его даже не заметил. Сидел себе спокойно за столом и о чем-то размышлял. Потом поднял глаза на оставшихся в зале Кеннета и Таха:

– Рассказывайте.

– А что рассказывать? – пожал плечами Тах. – Жили себе, старались обустроиться получше.

– Они так старались, – злорадно поведала Сигрид, – что у нас теперь вместо двух беременных женщин целых шесть.

– Как шесть? – поразился Бес.

– Подробности спрашивай у них. – Сигрид недовольно покосилась на молодых людей. Если бы Бес Ожский взялся бы их выпороть, она бы ему помогла с большим удовольствием.

– Девушки так решили сами, – сказал Тах. – Мне достались Гильдис, Ингрид и Марта, а Кеннету – Рея, Астрид и Кристин.

– Интересный расклад.

Сигрид, как и Бесу этот расклад тоже казался весьма интересным, только куда они денут последствия этого расклада.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Бес.

– Ни что, а кого – младенцев.

– Вырастим, – бодро отозвался Тах. – Эка невидаль – дети.

– Кошмар какой-то, – Сигрид даже уронила слезу. – Кругом лес, одни в целом мире…

– Ладно, – Бес хмуро посмотрел на Таха и Кеннета, – пока свободны, утром договорим.

Сигрид обиделась на Беса, по его мнению два этих молодца заслуживали если не порки, то уж выговора наверняка. И исчезли оба в мгновение ока, а Кеннет, к большому неудовольствию Сигрид, воровато оглянувшись, скользнул в приоткрытую дверь комнаты Астрид. Хотя, с другой стороны, куда же бедному мальчику податься, если дверь Кристин для него закрыта.

– Может быть, это и к лучшему, – сказал вдруг Бес. – За пределами Южного леса нас никто не ждет. Рассчитывать придется только на себя.

– Значит, все потеряно? – спросила упавшим голосом Сигрид.

– Ничего не потеряно, пока мы живы, – жестко сказал Бес. – В том числе и для нас с тобой.

– Уж не желаешь ли ты предъявить на меня права? – Сигрид с вызовом глянула на Беса, хотя сердце у нее оборвалось от испуга и ожидания чего-то желанного и нежеланного одновременно.

– Если не ошибаюсь, то при раскладе ты досталась именно мне?

– Это ты мне достался, – возмутилась она и тут же осеклась.

– Поскольку Эвелина пока что на меня своих прав не предъявила, то тебе придется отдуваться одной.

– А я предъявила?

– Только что.

– Ну знаешь ли… – Сигрид хотела встать и уйти, но почему-то не ушла, а продолжала все так же сидеть за столом, уткнувшись глазами в собственные руки.

– Мы же взрослые люди, – мягко сказал Бес, – и даже не очень молодые. Кого нам еще искать в этом мире кроме друг друга. А потом, должен же кто-то поднять и поставить на ноги ораву, которая уже есть и которая еще будет.

Он мог бы и не говорить, потому что Сигрид знала – так будет. Будет сегодня ночью. Ей нужен этот мужчина, и это правда, что не он ее, а она его выбрала и уже не в силах больше сопротивляться своему выбору. С Бесом Ожским она бы справилась, а вот с собой справиться уже не в силах. Но ведь и сдаваться сразу нельзя, надо хоть приличия соблюсти, не распутная девка все же.

– Решать в любом случае тебе, – глухо сказал Бес. – Я могу и подождать.

А кого ждать-то? Чего доброго у него ума хватит. А вот у благородной Сигрид на ожидание уже нет сил.

– Боюсь, что тебе даже подождать будет негде. – Сигрид бросила на меченого осторожный взгляд. Он этот взгляд перехватил и уже не отпустил, как Сигрид ни старалась увильнуть в сторону. Рука его мягко легла на ее руку.

– Это еще почему?

Слова уже ничего не значили, но разговор продолжался, потому что молчать было пока еще рано.

– У тебя в этом доме нет ни своей комнаты, ни своей постели.

– Я не жалею, – сказал он.

– А зря. – Сигрид засмеялась, и это было уже похоже на истерику. Господи, хоть бы он ее поцеловал, что ли, а то сил никаких нет. Бес легко подхватил ее на руки и понес.

– Не туда, – зашептала она в ужасе. – Это не наша комната. Не наша…

Часть 2 Корона императора

Глава 1 Суранский обоз

Гаук Отранский сильно сдал за эти пять лет, и трудно было узнать в этом старике прежнего благородного Гаука, высокомерного и всегда уверенного в себе человека. Видимо, годы, проведенные в скитаниях по родной земле, порабощенной врагами, не прошли бесследно для владетеля. Кеннет смотрел на Отранского сочувственно, Тах же беззаботно разглядывал стены пещеры.

– Не слишком ли рискованно ваше появление в Лэнде?

– Если уж ты нас не узнал, благородный Гаук, то кто нас здесь узнает спустя столько лет?

Тах говорил правду, благородный Гаук в первую минуту действительно не узнал в этих рослых молодых людях прежних знакомцев. И хоть сходство Таха с Бесом Ожским было бесспорным, но кто сейчас помнит капитана меченых? Разве что окрестные крестьяне, но эти если и узнают, то не выдадут.

– Мы, владетель, мирные торговцы из Азрубала, – усмехнулся Тах. – У нас охранная грамота самого Рикульфа из Гитардов. Мы даже везем письмо Родрику из Октов от старого боевого друга.

– Ловко, – согласился Гаук. – И что же в этом письме?

– В основном жалобы на беспредел, творимый Конаном из Арверагов в отношении других кланов. Достойный Рикульф подозревает Конана в намерении присвоить навечно звание императора, данное ему на время военных действий, и поработить свободолюбивых гуяров.

– Письмо подлинное?

– Самое что ни на есть, – подтвердил Тах.

– И вы собираетесь вручить его Родрику?

– Можешь не сомневаться, благородный Гаук, более надежных посланцев у достойного Рикульфа, который метит в суранские короли, еще не было.

– Тогда вам следует поберечься. Конан сейчас в Бурге, с таким письмом ему в руки лучше не попадаться.

– А мы как раз рассчитываем попасться, – прищурился Тах, – если не самому Конану, то одному из его людей. Нам почему-то кажется, что гуярский император должен быть посвящен в суть интриг, которые плетут его враги.

– Бес Ожский работает с дальним прицелом?

– С очень дальним, благородный Гаук, – подтвердил Тах. – Пусть эти негодяи грызутся между собой, нам от этого только польза.

– Не нарвитесь на нордлэндских владетелей, их немало сейчас крутится вокруг Конана. Выслуживаются суки.

– Кое с кем из этих тварей мы собираемся посчитаться, – глаза Кеннета сверкнули в полумраке.

– Как здоровье благородной Сигрид? – спохватился Отранский. Вот уж действительно, совсем оброс мхом в этой пещере.

– Благородная Сигрид здорова, – улыбнулся Тах, – а Гильдис просила передать тебе привет, благородный Гаук, от себя, и от двух твоих внуков.

– Уже двух! – приятно удивился Отранский.

– Гауку скоро будет пять лет, а Грольфу два с половиной года, – гордо поделился Тах.

– Значит, все живы-здоровы? – расчувствовался до слез старый владетель.

– Старый Хой захворал, – вздохнул Кеннет, – поэтому мы и решили тебя навестить владетель.

– Жалко Хоя, верный человек, – покачал головой Отранский. – Хотя пожил он немало – еще с Тором Нидрасским осваивал Суранские степи. Ну, даст Бог, поправится.

– Людей у тебя много, благородный Гаук? – спросил Тах.

– По первому зову десятка четыре наберу.

– А Нордлэнде и Вестлэнде?

– И там есть, – кивнул головой владетель. – Гунар сын Скиольда, вы его должны помнить, последний уцелевший гвардеец Гарольда, служит сейчас Гольфдану Хилурдскому. Ему можно доверять полностью. Но будьте осторожны, гуяры только на вид простодушны. Более коварных и жадных псов мне видеть не доводилось. А лэндская или суранская кровь для них дешевле воды.

– Проскочим, – уверил Кеннет. – Мы уже сталкивались с гуярами.

– А ваши люди?

– Обычные охранники-суранцы, но им хорошо заплачено, так что не продадут.

– Ну что же, – тряхнул поредевшими кудрями Отранский, – храни вас Бог. На обратном пути я встречу вас в Хальцбурге.

– Стоит ли так рисковать собой, благородный Гаук? – попробовал возразить Кеннет.

– Волков бояться – в лес не ходить. Должен же я передать внукам гостинец, чтобы не забывали деда.

Суранский торговый обоз не был такой уж диковинкой на дорогах Лэнда и особого внимания не привлекал. Десять человек охраны были достаточной силой, чтобы отпугнуть случайных бродяг, а охранная грамота Рикульфа из Гитардов служила пока надежной защитой от поползновений гуяров. Император Конан из Арверагов покровительствовал торговле, и в этом его поддерживали вожди и старейшины других кланов. Поход в Суран сложился для гуяров на редкость удачно, кланы поделили между собой богатые города, обобрали их население, и теперь хлопотали, чтобы на остриженных и обритых хоть немного отросла шерсть. Тем более что купцы из Аквилона и Зиндана буквально облепили вестлэндские порты, скупая захваченную добычу и требуя все новых суранских товаров.

– Обобрали несчастных гуяров до нитки, стервецы.

Немолодой воин поставил глиняную кружку на стол и подмигнул молодым людям. По сурански он говорил с сильным акцентом, но понять его можно было. Разговор завязался в придорожном трактире, где остановились на отдых липовые торговцы.

– Вы суранцы плохие воины, – сказал он, презрительно глядя на Таха. – Хотя ты, черноголовый, кажется, не суранец вовсе.

– Я горданец, – сообщил Тах. – Было такое племя в Суранских степях.

– Было да все вышло, – криво усмехнулся гуяр и отхлебнул из кружки. – Теперь мы встали вам на горло твердой ногой. Это я вам говорю, Освальд из клана Арверагов.

– Твой хозяин Конан мог бы одеть тебя поприличней, – небрежно бросил Тах.

– Конан мне не хозяин, – возмутился Освальд. – Это у вас, суранских псов, есть теперь хозяева – мы, доблестные гуяры. Что же касается меня, то я человек вольный, не менее вольный, чем Конан.

– Конан, однако, побогаче будет, – усмехнулся Кеннет.

– Это уж как водится, – неожиданно легко согласился гуяр. – Конан из семьи Асхилов, а эти всегда норовили хапнуть побольше. Ну а в этот раз они тащили замками и целыми городами. А разве ж я не такой арвераг, как Конан?

– Порядочному человеку везде трудно, – сочувственно вздохнул Тах.

– Вот, – воодушевился Освальд, – и я о том же. Я собственным мечом прорубал стены городов, а владеет ими Конан, так где же правда в этом мире?

– Нет правды, – охотно согласился Тах. – Но ты не горюй. Вот приберет Конан к рукам Лэнд и Суран, глядишь и тебе кое-что перепадет. Ты ведь тоже арвераг.

– Тоже! – презрительно скривил губы Освальд. – Мы были равны, когда были бедны, а сейчас – ему города, а нам беда.

– Так уж погано устроен этот мир, – захлебнулся в сочувствии к старому гуяру Тах. – Люди от природы корыстны и подлы.

– Псы вы, а не люди, и наших вождей хотите сделать псами, – Освальд добавил несколько крепких гуярских выражений. – Вон сколько вокруг Конана трется лэндовских владетелей. Им-то и нужен император в мирное время. Веками мы жили свободно, по заветам предков, а ныне? Кто теперь слушает старейшин? Нахапали добычи и возомнили себя умнее отцов и дедов. Деньги – вот главное зло, и будь моя воля, я бы вас торгашей в бараний рог согнул.

– Так и без денег нельзя, – мягко возразил Тах. – Пить-есть надо.

Освальд оглядел свою кружку и бросил вопросительный взгляд на хозяина постоялого двора, но тот очень вовремя отвернулся. Гуяр отшвырнул пустую посудину и вздохнул: в карманах у него, судя по всему, ветер гулял.

– Паршивый городишко, этот Клотенбург. Мой отец с дедом этого Конана из одного котелка хлебал, а ныне Освальду сыну Карадока на землях Конана Асхила куска хлеба не подадут. Вот она жизнь, суранцы. Вот она пролитая во славу арверагского клана кровь.

– А Клотенбург Конану отошел?

– А то кому же. С нами он звонкой монетой расплатился или землей. Но мне земля ни к чему – возись там с вшивыми мужиками. А золото, видишь, прозвенело да пропало. А с земель доходы вечно грести можно.

– Выходит, прогадал, – посочувствовал гуяру Конан.

– А это как посмотреть, суранец, – усмехнулся Освальд. – С твоей торгашеской точки зрения, конечно прогадал. Но только вольный ветер и братское плечо в бою ни за какие деньги не купишь. А больше ничего истинному гуяру не нужно – все остальное он возьмет сам. А вы что, к Конану в гости собрались?

– Не к Конану, – отрицательно покачал головой Тах, – к Родрику из Октов. Везем письмо от достойного Рикульфа, правителя северо-восточного Сурана.

– Знаю я Рикульфа, – усмехнулся гуяр, – хитер и коварен, истинный гитард.

– Не нам судить достойного правителя, – скромно вздохнул Тах.

– Не хватало еще, чтобы суранские псы облаивали доблестных гуяров, – проворчал Освальд. – О чем письмо-то?

– Мы вашего языка не знаем, а на словах ничего не передавали. Вручить лично в руки и все.

– Зря ты болтаешь, – зашипел на Таха Кеннет. – Велено было все сделать тайно.

– Да, – задумчиво протянул Освальд, – вот так же Артур Великий послал родичу письмо, а там всего навсего попросил повесить подателей на крепкой веревке. Самому недосуг было.

– И повесили? – ахнул Тах.

– Мы гуяры люди простые, отчего же не помочь соседу безделицей.

– Хороша безделица! – возмутился Кеннет.

– Так не будь дураком и не лезь сам в петлю, – отрезал гуяр. – Письмо-то тайное, а раз так, то это уже риск немалый.

– Никакое оно не тайное, – неуверенно возразил Кеннет.

– Раз не тайное, так покажи мне, – добродушно отозвался Освальд. – О чем спор-то? Освальд сын Карадока не из болтливых. Однако самый большой грех на земле, это грех неблагодарности, суранцы.

Тах прижал ладонь к сердцу, а затем пододвинул гуяру весьма увесистый мешочек с монетами.

– Надеюсь, с золотыми? – прищурился гуяр в сторону молодого собеседника.

– Как можно, – даже слегка обиделся Тах. – Разве ж мы не понимаем, с каким достойным человеком имеем дело.

– Хозяин, – Освальд достал из мешочка желтый кружок и попробовал его на зуб, – вина мне и этим молодым людям. Я угощаю. Про сдачу не забудь. И не медью, а серебром. Знаю я вас, так и норовите ограбить честного человека.

Читал Освальд медленно, усердно шевеля толстыми губами, лицо его, принявшее поначалу озабоченное выражение, разгладилось, и он обратился к молодым людям уже с улыбкой.

– Все в порядке, суранцы. Обычные приветствия и пожелания. Вас велено принять как родных и обласкать.

«Суранцы» изобразили на лицах облегчение и радость. Кеннет покосился на мешочек с золотом, исчезающий за широким поясом гуяра, и вздохнул.

– Никогда не жалей о сделанном хорошему человеку даре и тебе воздастся втрое, – наставительно изрек Освальд. – До замка Хилурд я вас провожу, а уж дальше вы сами. Арверагу нечего делать на землях октов без крайней нужды.

Всю дорогу Тах расспрашивал Освальда о его родной земле, о подвигах гуяров в чужих странах, о том насколько велик этот мир, и есть ли у него край, и что там за этим краем. Старому гуяру было что рассказать собеседникам, ибо за долгую жизнь он повидал немало, а рассказов наслушался и того больше.

– Неужели мир так велик? – поразился Кеннет.

– Дай Бог, чтобы я видел одну сотую его часть, – честно признался Освальд, – а чтобы увидеть его весь, не хватит жизни. Не будь наши земли такими скудными, меня с родного острова ни за какие блага мира не вытянули бы, потому что нет на этом свете ничего лучше родины, суранцы, это я вам говорю, Освальд из Арверагов.