Текст книги "Легальный нелегал"

8
Латиноамериканская республика, столичный аэропорт

Воздух над взлетной полосой дрожал, нагреваясь от бетонного покрытия, и преломлял лучи так, что все предметы сквозь него виделись искаженными, похожими на миражи. Привыкая к твердой почве после долгого перелета, Арсений Макарович Вертлужный остановился на секунду и прислушался к собственным ощущениям. В ушах еще оставался гул двигателей авиалайнера, а в коленях – легкие последствия нервного перенапряжения в виде едва различимой дрожи. Он был уже немолод, но к передвижению по воздуху так и не смог до сих пор привыкнуть. Перелет оставался слишком большим стрессом для его персоны.

Салон российского «Ил-86» он покинул последним – задержался, общаясь с командиром экипажа. Остальные пассажиры ушли вперед и уже рассаживались по местам в подкатившем ядовито-желтом автобусе не первой свежести, без дверей и люков на крыше, который должен был довезти их до здания аэровокзала. Надо было нагонять, иначе придется топать пешком с полкилометра по рулежкам, да еще и выслушать кучу претензий от местной полиции, охранявшей порядок в воздушном порту. Но дипломат не смог отказать себе в удовольствии поставить дорожную сумку прямо на шершавый асфальт и, потянувшись, оглядеться по сторонам. Он не был в этой стране два года. А до этого прожил здесь – страшно подумать – пятнадцать лет! Зеленые плоскогорья, видневшиеся вдалеке, стали почти родными, а океанское побережье, во всей красе представшее его взору при подлете, и вовсе вызвало приступ ностальгии. Изо всех сил втянув носом горячий воздух с примесью гари и авиационного керосина, он понял, что гул самолета все еще преследует его. Чтобы с этим покончить, он энергично тряхнул бритой наголо головой. Не помогло. Тогда он легонько похлопал себя по ушам ладонями, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, как делают после выхода из воды, чтобы избавиться от ее остатков в слуховом проходе. И снова безрезультатно. Мало того, гул стал заметно нарастать, постепенно переходя в низкий рев. И тут только Арсения Макаровича осенило, что звук этот раздается вовсе не в его голове, а исходит от совершенно реального двухмоторного транспортного самолета, который грациозно заходит на посадку.

Рассмеявшись собственной оплошности, Вертлужный подхватил свои вещи и направился было к заполненному автобусу, как что-то заставило его обернуться в сторону садившегося самолета, который уже катился по взлетной полосе, гася скорость реверсом двигателей. Расстояние было значительным, но кружок с пятиконечной звездой и надпись «NAVY USA» не оставляли сомнений: транспортный «Геркулес» принадлежал Военно-морскому флоту Соединенных Штатов Америки.

«Вот тебе и раз! – подумал российский дипломат, почти бегом догоняя прочих попутчиков. – Военный самолет в гражданском аэропорту! Интересно, что бы это могло значить? Уж не за тем же самым, что и я, он притащился?» Действительно, это выглядело немного странно, учитывая тот факт, что со Штатами у республики были несколько натянутые отношения. Успокоив себя тем, что в Ла-Пуэрто проживает никак не меньше шести миллионов жителей и вероятность совпадения мала, Вертлужный пообещал себе разузнать поподробнее обо всем этом и вскочил на подножку тронувшегося транспортного средства.

Дорога заняла всего несколько минут, еще столько же понадобилось солидному улыбчивому человеку с безупречным знанием испанского и дипломатическим паспортом, чтобы пройти таможенный контроль. Дело облегчил и его вопрос о том, как поживает владелец аэропорта сеньор Антонио Эрмоса. Полицейский почтительно кивнул и указал дипломату дорогу на третий этаж. Вертлужный и сам неплохо помнил, где помещалась обитель его старого приятеля, но на всякий случай выслушал стража порядка до конца – мало ли что за два года могло произойти и измениться. Поднявшись по чудом уцелевшему за столько лет работы эскалатору наверх, он дошел до конца коридора и постучал в двери безо всяких обозначений.

– Да! – послышался из-за двери знакомый рык. – Ну, кто там?! Входите уже наконец!

Потянув на себя ручку двери, Арсений Макарович нисколько не удивился, узрев лишь сизые клубы сигаретного дыма, плотно завесившие небольшую комнатку. От возникшего движения воздуха они закружились и хлынули в коридор, немного рассеявшись и сделав различимыми кряжистый стол у окна, сервант в углу, забитый всяким хламом, и внушительного вида хозяина этого беспорядка с зажженной сигаретой в зубах. Шагнув в этот туман, Вертлужный едва не закашлялся, но пересилил себя и, остановившись на середине затертого до неприличия ковра, возмущенно заметил:

– А ведь ты так и не научился выбирать хорошее курево, Антонио!

– Какого черта!!! – вскочил со своего места толстяк с красным лицом и пушистыми бакенбардами. Увидев гостя, он на миг замер, а потом с удвоенной энергией кинулся к нему, уронив по пути кипу бумаг со стола. Пыльные листки закружились, ссыпаясь прямо под ноги, но «авиамагнат» топал по ним, не обращая внимания на подобные мелочи. – Арсенио! Ты откуда здесь взялся, дружище?

Владелец аэровокзала и хозяин самой крупной авиакомпании в республике Антонио Эрмоса сгреб не успевшего проронить ни слова в ответ дипломата в объятия.

– Кэ энкуэнтро (Какая встреча)! – рычал толстяк, осыпая пеплом белую рубашку гостя и хлопая его по спине. – Тебя что, опять сослали в эту дыру? И чем ты снова провинился, а?

Высвободившись наконец из лапищ своего друга, Вертлужный перевел дух и огляделся.

– За все время, пока я тебя знаю, – хохотнул он, – в этой пещере ничего не меняется! Разве к лицу такому солидному мужчине иметь вместо кабинета клоповник? Или у тебя не осталось денег на уборщицу?

– Нет уж, пусть все уборщицы катятся куда подальше, я их на милю не подпускаю к своей берлоге! – свирепо завращал глазами Эрмоса. – Уберут, а потом не найдешь ничего! Ну их к свиньям! Ты лучше про себя расскажи.

– Я с удовольствием, только боюсь, сердце не выдержит такого удара никотином! – улыбнулся Арсений Макарович. – Так что либо открывай окна, либо пошли отсюда на свежий воздух!

– Окна?! – оторопел Антонио. – Ты надо мной издеваешься? Да они не открывались со времен Великого потопа! Пойдем в конуру к моему заму, там тебе точно понравится! Бросай свои шмотки здесь, никуда они не денутся.

Хлопнув дверью так, что вздрогнули стены, толстяк проворно двинулся вперед, увлекая за собой своего гостя. Вертлужный с удовольствием отправился за ним: дышать табачным дымом дольше было для него слишком мучительно.

Преодолев коридор, приятели вошли в дверь, на которой висела вполне респектабельная табличка с названием авиакомпании, выполненная золотом. Да и помещение, куда они попали, было, не в пример кабинету Эрмосы, приличнее: в нем нашлось место и секретарше с ярким маникюром, и мягким стульям для посетителей, и даже журнальному столику с кипой цветастых таблоидов. Все это разительно отличалось от каморки Антонио Эрмосы, где у обычного человека шансов выжить просто не было.

Бесцеремонно ворвавшись в светлый кабинет своего помощника, толстяк протопал через него к потайной двери, не обращая внимания на вскочившего в изумлении щеголеватого молодого человека в костюме кофейного цвета. Эрмоса лишь махнул рукой, мол, сиди, не отвлекайся. Вертлужный, стараясь не отстать от приятеля, шедшего впереди, подобно ледоколу, на ходу извинился, чуть не споткнулся о персидский ковер, но успел заметить, как заместитель, сообразив, что к чему, облегченно упал в свое кресло.

Понятно стало, куда так стремился Эрмоса, когда они очутились на затененном балконе с видом на летное поле. Установленная там легкая мебель оказалась как нельзя кстати, как и появившаяся следом девушка с подносом, на котором она принесла пару бокалов, графин с содовой и бутылку джина. Похоже, церемония встречи важных гостей была отработанной. Владелец аэропорта для того и выделил своему помощнику это место, чтобы в подобных случаях не пришлось краснеть за свою конуру. Хотя слово «краснеть» к Эрмосе было неприменимо, потому как его лицо постоянно имело цвет спелого томата.

Пропустив стаканчик и переждав взлет очередного лайнера, который заглушал все вокруг, хозяин покачал головой:

– Слушай, Арсенио, прошло всего два года, а кажется – целая вечность. Где ты пропадал все это время? Небось объездил кучу мест?

Вертлужный знал о парадоксе Эрмосы – владея десятками самолетов, сам он почти никуда не летал и страшно огорчался этим. Как-то не складывалось, и все тут.

– Ничего интересного, Тони! – Вертлужный не стал вызывать зависти у собеседника. – А вот у тебя здесь наверняка многое изменилось. С каких это пор у тебя паркуются американские вояки?

– А, ты об этом? – Толстяк лениво махнул рукой в сторону стоянки, где темнел «Геркулес». – Пришел ко мне человечек из их посольства, принес выгодный контракт. А мне особенной разницы нет, кто деньги платит. Они ведь не пахнут. Тем более что от меня никаких усилий – требуется принять их пустой транспортник с десятком морпехов на борту, заправить, дать ему отстояться дней десять и выпустить по первому требованию.

– Всего-то?

– Ясно, что темнят янки, – поморщился Эрмоса. – Я же не младенец! Такие деньги «ни за что» не платят. Да и морские пехотинцы просто так на «Геркулесах» не катаются. Только мое дело маленькое – наш МИД дал добро, так чего же мне выпендриваться?

– Ты все правильно делаешь, мудрый Антонио, – улыбнулся русский дипломат, погладив свою бритую голову. И призадумался. Его самые худшие опасения оправдывались: даже профан догадается, что появились еще одни конкуренты, и очень серьезные, не какая-нибудь частная фирма. По всем признакам чувствовалось – за спиной стоит государство. Причем даже не скрывающее своего лица. Это было очень скверно.

Арсений Макарович еще раз провел рукой по макушке и подмигнул толстяку:

– Не переживай! Я бы на твоем месте только проследил, чтобы эти парни не стащили один из твоих «Боингов».

– Ха-ха! Да мои ребята сотрут их в порошок! – гоготнул магнат. – Ты видел, какую я себе службу безопасности завел, а? То-то же.

Снова зажурчала жидкость, переливаясь из графина в пузатые стаканы из толстого стекла. Толстяк отхлебнул джина, причмокнул и склонился к уху дипломата, хитро прищурясь.

– Беда с этими переворотами! – пожаловался он. – Никакого покоя нет! Вот и приходится таких барбосов держать, чтобы свой бизнес обезопасить.

– Что-то я не слышал, чтобы за последние два года власть у вас менялась! – удивился Вертлужный. – Неужто снова свергли президента?

Толстяк перешел на шепот:

– Нет! Наш «Мендоса» крепко укоренился! Под ним ведь вся армия и полиция!

– А разве это плохо?

– Это здорово! Ведь он сам живет и другим не мешает. Так что – да здравствует господин президент!

Под этот возглас стаканы мужчин со звоном столкнулись, едва не расплескав содержимое. Раскрасневшись еще больше от жары и спиртного, Эрмоса хлопнул короткой пухлой ладонью по столу:

– Слушай! А ведь как Морьентас обрадуется, когда узнает, что ты приехал! Давай вечерком к нему нагрянем?

– Посмотрим, Антонио, – пожал плечами дипломат. – Я ведь на службе. Но идея хорошая, надо рассмотреть!

– Тьфу, пропасть! Надо рассмотреть! – передразнил его Эрмоса. – Я всегда знал, что с вами, бюрократами, каши не сваришь!

Вертлужный ухмыльнулся:

– Не кипятись, амиго. Лучше скажи, как сеньор Деку поживает?

– А что с ним станется? Живет припеваючи! Недавно еще один заводик себе приобрел – пользуется своим служебным положением потихоньку. Кстати, ты в курсе, что Алонсо Гальварра теперь в фаворе? Вы ведь с ним хорошо ладили, я помню.

– Как же, как же. И надолго это, как считаешь?

Эрмоса выпучил глаза, отчего стал похожим на вареного омара:

– По слухам, он теперь «серым кардиналом» в министерстве числится. Говорят, без него ни одно дело не обходится. Хваткий малый.

– Что ж, вполне в его духе. А сеньор Гарсиа?

– Генерал, что ли? Да видел его на днях. Приболел малость – что-то с желудком. А так – все тот же твердолобый бычок.

– Надо будет навестить его, – кивал Арсений Макарович, строя в голове планы предстоящих визитов, призванных освежить старые знакомства.

– Обязательно заскочи к нему. Здесь тебя помнят! Хорошие люди, как ты, – большая редкость в наше неспокойное время…

9
Россия, Подмосковье

Несмотря на сухую погоду, грунтовую дорогу с глубокими колеями пересекала солидная лужа. Шикарный «Лексус», плавно переваливающийся с ухаба на ухаб, затормозил у самого ее края и замер в ожидании. Объезда не было. Накамура навалился на руль и вытянул короткую шею, пытаясь определиться с местом переправы. Отступать он не привык. Сдвинув мохнатые брови, японец включил заднюю скорость, в сотый раз за сегодняшнюю поездку пожалев, что не взял внедорожник. Тяжелая машина подалась обратно, проскрежетав днищем по засохшим глыбам грязи, вывернутым колхозным трактором, а затем рванула вперед. Со смачным чавканьем передние колеса врезались в черную жижу, подняв тучу насекомых и брызг. Двигатель натужно взревел, вытягивая седан из лужи. Шины, мгновенно покрывшиеся толстым слоем липкой грязи, скользили, почти не встречая сопротивления, и вышвыривали в стороны комья влажной почвы. Корпус автомобиля повело влево. Водитель вцепился в баранку: стоило чуть повернуть колеса, как машина тут же «сядет» еще глубже, и тогда уже выбраться без посторонней помощи будет невозможно. На лбу выступила испарина. Движение сквозь жидкую преграду становилось все медленнее и медленнее. Накамура огромным усилием воли удержал себя от искушения вдавить в пол педаль газа, и только это его и спасло. Колеса нащупали твердый островок, и «Лексус» мелкими рывками, словно нехотя, выполз на сухую грунтовку. Теперь он выглядел уже не так представительно, как раньше. Японец перевел дух, огляделся и продолжил движение, погнав своего «железного коня» дальше по колдобинам.

За поворотом из-за лесополосы показались какие-то строения. Накамура обрадованно прибавил скорость – где-то здесь должна была начинаться искомая деревня. Но его ожидало разочарование. Японец никогда не видел результатов атомной бомбардировки, но, после того как подъехал ближе, вполне мог их себе представить. Над полуразваленными природой и человеческими усилиями коровниками обглоданными ребрами торчали балки, которые еще не успели растащить по дворам бывшие колхозники. Кругом валялся битый шифер. На старых навозных кучах гордо колосились сорняки в полтора человеческих роста, зеленой стеной прикрывая завалившуюся набок силосную башню.

Глубокая рытвина, основательно тряхнувшая авто, оторвала агента от созерцания разрухи. Надо было следить за дорогой, если он все еще собирался добраться до места. Хотя в России японец был не первый раз, в такую глушь его никогда раньше не заносило. Поблуждав полдня, он уяснил для себя, что и на карте, и на экране бортового компьютера у русских обозначены не дороги, а лишь направления движения, а слово «грунтовый» является синонимом слов «непроходимый» и «непролазный».

Наконец впереди показались поросшие бурым лишайником крыши деревенских домов. Основательно испачканный в пыли и грязи «Лексус» замедлил ход, старательно объезжая пасущуюся перед деревянной покосившейся избой корову. Задрав хвост, та шарахнулась в сторону, обнаружив подкрадывающуюся к себе серебристую машину, мотор которой не чихал и не тарахтел на всю округу, как местный мотоцикл или трактор, а только тихонько пофыркивал. Накамура снова забеспокоился. То, что он искал, представлялось ему, мягко говоря, несколько иначе. Опустив стекло, он высунулся наружу, став напротив более-менее приличного крыльца, на котором сидела старушка в белом платочке.

– Добрый день! – вежливо обратился он к ней. Реакции не последовало. Он крикнул громче. Бабка продолжала с интересом смотреть в его сторону, поджав морщинистые губы. Вместо нее отозвался кто-то другой.

– Ты че, ка-азел, к б-бабке пристал! – Скрипучий прокуренный голос в стельку пьяного человека исходил из-под сваленной перед домом кучи валежника. Накамура только сейчас разглядел, что рядом с ней развалился мужичонка неопределенного возраста в драных спортивных штанах и замызганной рубахе. Нетвердой рукой он пытался ухватить лежавший рядом дубовый сук. – Че, не видишь, она глухая!

Сук полетел в сторону «Лексуса», но метатель был явно не в состоянии не только попасть куда-нибудь, но даже добросить. Ему и голову оторвать от земли-матушки – и то вряд ли удалось бы. Зато слов алкаш знал много. Правда, из всего, что Накамура услышал, он понял лишь предлоги «в» и «на», а также общий смысл, отражавший явное недовольство появлением невесть откуда дорогой иномарки.

Не став вступать в прения, японец узрел через десяток домов дородную даму с ведрами, достающую воду из колодца. Машина послушно преодолела это расстояние.

– Добрый день! – снова попытал счастья Накамура.

– Здрасьте, – женщина отставила ведро и вытерла мокрые руки о подол цветастой юбки. – Кого ищешь, милок?

Накамура обрадованно осклабился:

– Я искать дом, – он развел руками, насколько позволял салон иномарки. – Крупный дом!

– Дачу, что ль, собрался покупать? Да какие же здесь дачи? Старье одно, без слез не глянешь. Это тебе, дорогуша, в сторону Москвы чесать надо. Километров через сорок и начнутся бо-ольшие дома.

– Не надо Москва, – закрутил головой японец. – Здесь надо крупный дом, очень старый.

Женщина горестно всплеснула руками, не обращаясь ни к кому:

– Неужели и до нас добрались, окаянные? На Рублевке им тесно стало, сюда уже лезут!

Накамура старательно наморщил лоб, стараясь понять, о чем идет речь. Если он правильно уловил намек, речь шла о деньгах. Потом поспешно кивнул и достал кошелек:

– Сколько стоит показать дом? Рубли?

Тут уже дама задумалась, принялась одергивать выцветшую блузку.

– Что-то теперь я не пойму, – осторожно начала она. – Тебе что, мой дом нужен?

– Не надо твой дом. Я давать деньги, ты говорить, где старый дом, в котором жил помещик, дворянин. Понимаешь?

В руках японца появилась пятидесятидолларовая купюра. Местная жительница радостно хлопнула себя по лбу:

– Дак ты турист? А я-то уж испугалась было, мамоньки мои! Усадьбу ищешь дворянскую? Так прямо по улице к ней и выедешь!

– Туда? – переспросил Накамура, сунул в руку оторопевшей женщине деньги и завел двигатель. – Спасибо большое!

«Лексус» тронулся с места, подняв за собой облачко пыли. Поспешно спрятав деньги за пазуху, поближе к сердцу, случайная проводница растроганно крикнула вслед странному иностранцу:

– Может, тебе самогоночки налить? Хороший первач есть. Не надо?..

* * *

Старинный особняк японец разглядел сразу. Когда-то добротный двухэтажный дом с колоннами ныне находился в весьма плачевном состоянии, и назвать его дворянской усадьбой у Накамуры не повернулся бы язык. Кое-как перекрытая жестью крыша давно требовала ремонта. Обшарпанные стены местами дали трещины, в окнах не хватало стекол. От дворовых построек не осталось и следа, а обычный для тех времен вишневый сад рядом с имением остался лишь в памяти людей, его видевших.

Оставив машину на обочине, Накамура зашагал по заросшей травой тропинке к особняку. Вокруг стояла тишина, столь непривычная для городского уха. Рядом со входом, рассевшись кружком на плотно утоптанной площадке, ребятня играла в «копеечку». Увидев дорогую иномарку, пацаны мигом забросили свое занятие и гурьбой ринулись к ней, чуть не сбив японца с ног. Подозрительно посмотрев вслед чумазым ребятишкам, Накамура принялся осматривать здание, то и дело щелкая затвором фотоаппарата с довольной улыбкой на раскосом лице. Причем выбирал он для съемок самые неприглядные места и ракурсы. «Чем хуже на фото выйдет строение, тем весомее будет аргумент против возвращения Остроумова на родину», – думал он. Сильно стараться не пришлось, вид у родового поместья Остроумовых и так был убогим. Как издевательство справа от входа висела выгоревшая табличка, оповещавшая о том, что перед читающим стоит памятник архитектуры девятнадцатого века, охраняемый государством. А чуть повыше помещалась вторая, с надписью: «Дом культуры». Накамура с особенной тщательностью сфотографировал обе, огляделся и решил сделать еще пару зарисовок издалека.

Дети, кружившие вокруг дорогой иномарки, заметив, что он возвращается, кинулись к нему. От приятной тишины остались одни осколки. Непрестанно галдя и хватая заезжего гостя за одежду, они стали обстоятельно его доставать:

– Дядь, прокати! А можно в машине посидеть? А как машина называется?

Самые расторопные стали наперебой предлагать помыть «тачку» за деньги, кто-то уже притащил вяленую воблу, предлагая купить ее к пиву. Японцу еле удавалось отбиваться от назойливых ребятишек. Подойдя к «Лексусу», он намеревался закончить свою фотосессию, но малышня буквально висла у него на руках.

– Подождите минуту! – рыкнул, не выдержав, агент. – Я дам деньги, только отстаньте!

Шумная ватага ненадолго притихла. Приложившись к видоискателю камеры, японец положил палец на спуск и вдруг услышал щелчок. Но это был не фотоаппарат. Обернувшись, Накамура оторопел от возмущения, а потом кинулся к своему «Лексусу». Перепачканный в пыли мальчуган умудрился открыть двери его седана и с ногами забрался на заднее сиденье, свалив на пол замшевый пиджак стоимостью в полторы тысячи баксов. Японец в ярости кинулся к машине. Распахнув заднюю дверцу, он попытался выволочь пацаненка за шиворот, но тот вывернулся ужом, оставив в руках свирепого хозяина автомобиля свою заношенную до дыр и прожженную в нескольких местах футболку.

– Ах ты, мерзавец, – по-японски ругнулся Накамура, раздумывая, как бы ловчее схватить наглого постреленка. Повизгивая от восторга и собственной смелости, тот забился в дальний угол, оставляя на кожаной обивке сиденья грязные отпечатки стоптанных сандалий. Внезапно сбоку сверкнула фотовспышка. От неожиданности японец прикрыл глаза ладонью. Непонятно откуда рядом с «Лексусом» появились двое в штатском. Добродушно улыбаясь, один из них щелкал фотокамерой, а второй, подойдя поближе, протянул Накамуре раскрытую красную книжицу со своей физиономией на фотографии и представился:

– Капитан Иванов, Интерпол. Пожалуйста, положите руки на машину и не делайте глупостей, господин Согава.

Как он мог прозевать? Непростительная ошибка для человека его профессии. Японец сощурил и без того узкие глаза и молниеносно осмотрелся. Парни, выросшие словно из-под земли, обступили его с двух сторон. Тот, что с фотоаппаратом, покрепче и повыше ростом, пиджак расстегнут, правая рука в готовности выдернуть оружие. Незнакомец с ксивой – худощавый и жилистый, несомненно, тоже имеет ствол, потому и прячет левую руку. Опасная ситуация. А хуже всего было то, что это никакая не ошибка или недоразумение, поскольку эти двое знают его по имени и наверняка следили за всеми его перемещениями. Действовать при таком раскладе «в лоб» слишком рискованно. Нужно дожидаться подходящего момента.

– Моя японский подданный и ничего не виноват, – заявил он, сжавшись, словно от страха и нарочно не заботясь о правильности речи и произношения. За спиной хлопнула дверца – это чумазый гаденыш выпрыгнул из салона.

Плохо! План с заложником теперь автоматически отпадал.

– Повторяю, повернитесь лицом к машине и положите руки на крышу, – в голосе капитана послышались угрожающие нотки, а фотограф сунул руку под мышку.

Очень натурально задрожав, японец выполнил требования, не выпуская из поля зрения противников.

– Какая моя вина? – пролепетал он, с удовлетворением наблюдая за тем, как парни расслабились, «проглотив» спектакль с испугом. – Моя звонить адвокату, пожалуйста!

Самоуверенный капитан слишком небрежно подбил его стопу, чтобы расставить ноги агента пошире, и начал обшаривать одежду, попутно объясняя причину задержания:

– Вы разыскиваетесь в связи с обвинениями в педофилии…

Не потеряв из-за оплошности обыскивающего опоры для ног, японец терпеливо выжидал. «Как ловко они меня подставили! – мелькало у него в голове. – Отделаться взяткой не выйдет – у них не те задачи. А на законное разбирательство может уйти целая вечность, учитывая фото с полуголым мальчиком в машине…»

– …Только не надо говорить, что вы не собирались развращать этого бедного ребенка! – продолжал разговорчивый опер, взяв агента за левую кисть и собираясь завести ее за спину и надеть наручники. – Вы имеете пра…

Тут он осекся на полуслове и вскрикнул от боли, так как вместо руки арестованного вывернутой оказалась его собственная кисть. Накамура, продолжая ломать запястье капитану, в мгновение ока развернулся и нанес сокрушительный удар стопой в пах фотографу. Реакция у парня оказалась хорошей, но ровно настолько, чтобы спасти его от инвалидности. Силы удара все равно оказалось достаточно, чтобы сделать крепыша небоеспособным на пару секунд. А большего японцу и не нужно было. Коротко двинув по шее второго противника, уже успевшего достать оружие невыкрученной рукой, он оттолкнул обмякшее тело от «Лексуса» и прыгнул за руль. Секунда – и автомобиль рванулся вперед, подняв за собой пыльные вихри.

В зеркало заднего вида Накамура заметил, как, превозмогая боль, первый оперативник поднялся на колени и прицелился в удаляющуюся иномарку из пистолета. Пригнувшись к приборной доске, японец вильнул рулем, едва не сбив чей-то штакетник, и удачно вписался в поворот. Теперь надо было рвать когти.

Деревня, по которой неслась грязная иномарка, распугивая кур и гусей, оказалась довольно крупной. В ней было даже несколько переулков, вдоль которых стояли деревянные срубы и несколько кирпичных домиков. Впереди показался перекресток, и предстояло решить, куда двигаться дальше. Накамура доверился интуиции – возиться с компьютером и картами совершенно не было времени. Уже перед самой развилкой агенту из Страны восходящего солнца показалось, что грунтовка, ведущая направо, более укатана, а значит, и чаще используется. Вероятнее всего, по ней можно выбраться в более обжитые места. Приготовившись повернуть, японец по привычке глянул по сторонам. Яростный рык вырвался из его горла – между домами мелькнула несущаяся ему наперерез машина. Маневрировать было некогда. Вдавив педаль газа в пол, Накамура пролетел перекресток напрямую, выиграв у преследователей почти сотню метров. Темно-зеленая «Нива Шевроле», подскакивая на ухабах, понеслась следом. Будь они на шоссе, оторваться иномарке не составило бы труда. Но под колесами извивалась змеей раздолбанная колея, лишая «Лексус» каких бы то ни было преимуществ.

Но сдаваться Рю Накамура не собирался. Отчаянно вцепившись в рулевое колесо, он дергал его то вправо, то влево, не обращая внимания на душераздирающий скрежет днища по грунту. «Нива» не отставала.

Выскочив из деревни, японец вывел свой седан из колеи на обочину, подняв придорожную пыль. Подвеска уже не справлялась с неровностями, и машину лихорадочно затрясло. Но скорость порядком увеличилась. Обрадованно глянув в зеркало, агент увидел, что противники немного отстали, но дорога свернула в лесок, и ему пришлось снова вернуться в ненавистную колею, выбитую в распутицу тяжелой техникой. Гоня вперед уже без разбору, Рю врубил компьютер и попытался разобраться в своем местонахождении. Сделать это было крайне сложно – автомобиль мотало из стороны в сторону, как щепку во время шторма.

Лесок так же внезапно расступился, как и возник. Кривая дорога вела прямо к заросшей ряской и тростником речушке, через которую был перекинут деревянный мост. Черные подгнившие балки не внушали доверия, по ним бы перебираться осторожно, с опаской. Но сзади подпирали преследователи, и выбирать не приходилось. Форсировать речку на полной скорости – таковым было решение японца. Развались мост прямо под его колесами – что ж, такова судьба, но ведь он может разрушиться и после того, как иномарка по нему проскочит. Тогда не повезет врагам, а у него самого появится реальный шанс уйти от погони.

Боковое стекло «Нивы» опустилось, и пассажир переднего сиденья высунулся в окно, сжимая в руках короткий автомат. Засверкали частые вспышки. Пули злобным роем понеслись в направлении колес удирающего «Лексуса». Но интенсивная тряска и виляние мишени позволили лишь вздыбить фонтанчики земли в полуметре от задней покрышки. Преследователи оказались настырными. Одна за другой зазвучали повторные короткие очереди. По всей видимости, беглец нужен был живым, поэтому стрелок предпочитал лупить мимо машины, чем зацепить смертоносным металлом салон или бензобак.

«Лексус», не сбавляя хода, подлетел к мосту. До деревянного настила оставались считаные метры, но пуля оказалась проворнее. Ударив в заднюю шину, она в один миг превратила ее в рваные лохмотья. Иномарку занесло. Ее водитель вывернул руль, но было уже поздно. Машина въехала на мост лишь левым передним колесом, получая все больший крен, и, в конце концов, слетела под откос, с громким всплеском воткнувшись капотом в заросшую тиной воду. Выбитый ударом фонтан брызг, водорослей и ила крупным дождем забарабанил по крыше покачивающегося «Лексуса». Нос его полностью скрылся под водой, багажник еще цеплялся за берег, а в салон, где растопырились белыми шарами подушки безопасности, ринулись веселые струйки.

Сильные руки выдернули полуоглушенного японца из машины. Для этого одному из преследователей пришлось прямо в костюме лезть в грязную речку по пояс. Очутившись на берегу, Накамура попытался дернуться, но пара жестких поставленных ударов опустила темную пелену на его сознание. На запястьях защелкнулись наручники.

Немного поспорив относительно того, стоит ли еще кому-то лезть в реку, если один уже и так по уши в воде, крепыши из «Нивы» вынули из полузатопленного автомобиля подмокшие вещи японца, погрузили его самого к себе в машину и с чувством выполненного долга запылили в направлении Москвы.