Текст книги "Взгляд незнакомки"

– Будь ты проклята, чертова ведьма! – выругался Брент, угрожающе сузив глаза. Немного помедлив, Кендалл решила, что бегство сейчас будет почетнее бессмысленного сопротивления. Она резко повернулась и кинулась бежать, но остановилась, почувствовав сильную боль. Брент Макклейн тут же схватил ее своими железными пальцами за волосы и притянул к себе. В отличие от Кендалл капитан Макклейн знал, что в таких ситуациях мужчина должен поступать решительно и быстро, чтобы не ударить лицом в грязь. Кендалл поняла только одно – она довела Брента до опасной черты и теперь для нее было бы лучше снова оказаться в объятиях зыбучего песка.

Брент мгновенно опустился на одно колено, и Кендалл снова дико вскрикнула, когда он за волосы притянул ее к земле. Она взмахнула руками в тщетной попытке удержать равновесие, но в этот момент капитан Макклейн, выпустив волосы, с мрачной усмешкой схватил ее за руки. Кендалл не успела ничего понять, а Брент уже швырнул ее вниз животом на свое выставленное колено. Она пыталась сопротивляться, но что может сделать слабая женщина с разъяренным, сильным мужчиной! Свет померк в ее глазах – Макклейн резким движением задрал юбку и набросил подол ей на голову. Кендалл закричала от унижения, а ладонь Брента с размаху опустилась на прикрытую тонкими, панталонами округлую попку. Удары сыпались один за другим, прожигая насквозь…

Как долго это будет продолжаться? Сколько было ударов – девять или десять? Кендалл сбилась со счета после пятого – она просто потеряла голову от злости и растерянности. Экзекуция закончилась так же внезапно, как и началась. Брент встал, стряхнув Кендалл с колена словно тряпку. Оказавшись на земле, она кое-как поправила одежду. Грязная, она не видела ненавистного капитана сквозь мокрые, в болотной жиже волосы, облепившие ее лицо, но отчетливо слышала его повелительный голос. Брент возвышался над ней, как языческий бог. Он подозвал к себе нескольких индейских женщин и сказал по-английски, но его поняли:

– Отмойте хорошенько эту замарашку!

Ноги в высоких сапогах круто повернулись и зашагали прочь. Индианки помогли Кендалл подняться.

Надеяться было не на что.

Глава 4

Брент Макклейн, удрученно поглядывая на покрасневшую ладонь, направился к хижине своего друга Рыжей Лисицы. Конечно, не следовало бить женщину с такой силой, но черт бы побрал все ее хитрости и уловки. Она вела себя, как дикая кошка, и не оставила ему другого выбора. Сегодняшняя встреча оказалась для него полной неожиданностью, и, когда он услышал ее нежный, звучный голос, мелодичный, протяжный южный акцент, увидел пышную, сияющую в лучах солнца копну золотистых волос, тонкие, аристократичные черты лица и невинные синие глаза, в его мозгу словно что-то взорвалось. Ярость выплеснулась в душу с такой силой, что Брент содрогнулся.

Верно, все это оттого, что Кендалл была по-прежнему прекрасна. Ее голова торчала из болотной жижи, как благоухающее, великолепная роза. На мгновение его снова очаровали совершенство форм, полнота груди и бедер, осиная талия, которую не могла скрыть тонкая хлопковая ткань платья.

Но какова невинность! Какие просительные нотки зазвучали в ее голосе, когда она надумала обвести доблестного офицера армии конфедератов вокруг своего изящного пальчика! Нет, она напрашивалась на хорошую трепку. Конечно, он не предполагал, что месть окажется именно такой, но она заслужила наказание, которому он ее подверг.

К тому же, подумал Макклейн, помрачнев от горьких воспоминаний, то, что она получила, не идет ни в какое сравнение с тем, что уготовила эта женщина ему самому. До конца своих дней не забудет он ту злополучную декабрьскую ночь, когда его, словно щенка, бросили погибать в ледяной воде чарлстонской гавани. Брент помнил, как из последних сил сдерживал дыхание, чтобы не набрать полные легкие соленой океанской воды; как тщетно пытался удержаться на поверхности, стараясь сбросить путы, стягивавшие его руки. Если бы не тот янки, который кинулся в воду и выволок его на берег…

Несмотря на жару, при одном лишь воспоминании о том холоде Брент содрогнулся. Он заскрипел зубами – как он жаждал мести! Как ждал случая снова посмотреть в бездонные синие глаза Кендалл Мур и выбить из подлой предательницы дерзкую уверенность в красоте, уличить ее в обмане и лживости.

Брент не поленился навести справки, и узнал, кто она такая. Тогда он поклялся, что когда-нибудь разыщет ее… и ее муженька, Джона Мура.

Мур… Брент был уверен, что настанет день, и он найдет Мура. Этот человек совершал набеги на побережье Флориды с необыкновенной жестокостью и проявлял необычайную верность Эйбу Линкольну и его делу.

Но о том, что рано или поздно в его руки попадется, эта бессовестная соблазнительница, завлекшая его в ловушку, Брент всерьез даже не помышлял. Как бы ни желал он отомстить, не следовало забывать, что он капитан всего лишь слабого флота Конфедерации. Было бы полнейшим безумием атаковать Ки-Уэст. Это значило обречь на верную смерть или плен своих людей. Известно было, что во вражеских тюрьмах погибло гораздо больше южан, чем на поле брани.

Но Рыжая Лисица с горсткой своих храбрецов совершил то, о чем Брент Макклейн не смел и мечтать. Можно даже сказать, что такой поворот событий несколько озадачил бравого капитана. Брент не рассказывал Рыжей Лисице, что именно произошло той декабрьской ночью в Чарлстоне. Однако Рыжая Лисица хорошо знал Макклейна, и, когда капитан, приехав однажды в болота, попросил вождя семинолов оказывать помощь припасами небольшим постам конфедератов в болотистой части штата, вождь невозмутимо поинтересовался, что тревожит его белого брата. Брент сказал только, что у него свои счеты с одним янки и еще большие счеты с женой этого янки. Мечта Брента о мести в то время была расплывчата и неопределенна, он подумывал отложить ее осуществление до окончания войны. Он не мог даже предположить, что Рыжая Лисица столь серьезно отнесется к рассказу белого брата о желании отомстить.

Вождь приветливо заулыбался, увидев, что Брент взбирается по лестнице к двери его жилища. Макклейн улыбнулся в ответ, поднявшись на помост. Он не видел такого выражения на лице вождя с тех пор, когда они были еще юношами и Рыжая Лисица подарил своему белому другу настоящий нож семинолов, который был предметом мечты Брента с самого детства.

– Мой друг, – произнес Рыжая Лисица, – ты еще не выиграл войну с этой женщиной. Пока ты победил только в одном бою, но победить в войне тебе только предстоит. Я неплохо изучил эту женщину – она настоящий боец. Очень похожа на семинола – нас можно сломить силой, но покорить нельзя.

Скрестив ноги, Брент сидел напротив Рыжей Лисицы, улыбаясь Аполке, которая в этот момент подала гостю кружку дымящегося кофе. Капитан подождал, когда Аполка уйдет, чтобы уделить внимание своему краснокожему другу.

– Не перестаю удивляться, Рыжая Лисица, как тебе удалось выкрасть ее. Но знаешь, теперь, когда она здесь, я просто ума не приложу, что с ней делать.

Рыжая Лисица скептически поднял бровь. Ему было трудно поверить, что такой сильный белый воин, как его брат Брент, не знает, что делать с этой непокорной женщиной, тем более с такой красавицей, даже на взгляд искушенного семинола.

Брент рассмеялся, однако, когда он заговорил, в голосе его не было радости.

– Не беспокойся, Рыжая Лисица, я закончу те дела, которые мы с тобой задумали. Но что потом? Я, конечно, могу свернуть ей шею и избить до смерти, но…

Рыжая Лисица недоверчиво хмыкнул:

– Ты никогда не сможешь так поступить с женщиной, мой друг. Скажи, а что с ней случится, если ты передашь ее своим генералам?

Брент не спеша, отхлебнул глоток кофе с цикорием и пожал плечами.

– Практически ничего, Рыжая Лисица. Женщин-шпионок ловят по обе стороны линии Мэйсона – Диксона. Похоже, что янки галантностью не уступают конфедератам. Самое худшее, что случается с такими женщинами, – это небольшой срок тюремного заключения и принудительные работы, хотя иногда условия там могут оказаться довольно суровыми. Я знаю, что раненые мрут в этих тюрьмах как мухи, причем как на Севере, так и на Юге.

– Лучше умереть на воле, – тихо произнес Рыжая Лисица. Брент на мгновение замолчал. Оба вспомнили, как мучительно чахнул и умирал гордый вождь Оцеола в тюрьме форта Моултри. Рыжая Лисица не мог даже утешить семью Оцеолы – по законам белых людей он был незаконнорожденным сыном Оцеолы и не мог жить с его семьей. Брент попросил своего отца вмешаться, но и Джастину Макклейну не удалось ничего сделать. Антииндейские настроения в ту пору были очень сильны. Но Джастин сделал все возможное, ни на минуту не забывая о том, что в свое время Оцеола спас его сына и воспитывал некоторое время, прежде чем вернуть в родительский дом.

Брент и сам никогда не забудет Оцеолу. В памяти капитана Макклейна навсегда запечатлелись красивые черты сильного, волевого лица вождя. Он так живо представил себе сейчас Оцеолу, словно видел его в последний раз только вчера. В то далекое время маленький Брент гостил у родственника-плантатора. Тогда и произошло это несчастье: от плантации близ Миканопи осталось одно пепелище, хозяин был убит, а заботливо выстроенный дом сгорел дотла.

В ту пору маленький Брент еще не мог знать, что правительство Соединенных Штатов разорвало все территориальные договоры, заключенные с индейцами Флориды. Не знал он и о том, что белые вообще не собирались соблюдать какие бы то ни было договоры с краснокожими: они хотели, чтобы индейцы убрались в резервации на Диком Западе. Он не знал, что агенты и чиновники Бюро по делам индейцев вели себя как последние воры и мошенники, постоянно обманывая доверчивых краснокожих, а многие поселенцы рассматривали индейцев, оказавшихся на территории их участков, как объект для охоты.

В тот момент Брент видел только одно: к нему верхом на пони направился мужчина с тяжелым взглядом умных темных глаз. На голове краснокожего была повязка с пером. Да, это индеец. Брент достал карманный нож и приготовился к обороне. Оцеола остановил пони и некоторое время они с Брентом рассматривали друг друга – напуганный ребенок и умудренный опытом, но молодой годами вождь. Наконец Оцеола сказал:

– Положи нож, мальчик. Ты стоял передо мной, как мужественный воин, но Оцеола не воюет с детьми.

Брента отвезли в главный лагерь семинолов во Флориде, и Оцеола лично проследил, чтобы родителям Брента послали письмо с вестью, что их сын жив. Однако прошло еще пять месяцев, прежде чем они приехали, получив радостное известие.

С тех пор прошло двадцать пять лет. Война, изгнавшая индейцев, закончилась. Оцеола умер. Семинолы и микасуки доблестно сопротивлялись, и их не удалось вытеснить в западные резервации. Они остались здесь, в болотах Эверглейдса. Они не сдались и не покорились. Они научились жить в мире топких болот. Ни один белый не знал эти места так, как индейцы – семинолы и микасуки.

– Все воюете? – спросил Рыжая Лисица, отвлекая Брента от воспоминаний.

– Воюем, Рыжая Лисица. Гибнут люди. В Виргинии развернулись большие сражения, в которых смерть скосила тысячи солдат. Близ Манассаса, у местечка под названием Бул-Рак, с обеих сторон убитых было не счесть, и все – молодежь. Говорят, что там победили южане. Северяне были разбиты и бежали к себе в Вашингтон. Но всем ясно, что эта война быстро не закончится. Сейчас удача улыбнулась южной армии. Наши генералы лучше соображают. А почему бы и нет? Большинство из них закончили Уэст-Пойнт, военную академию армии Соединенных Штатов. Они и служили в ней, пока не отделились их родные штаты. Похоже, наши генералы лучше разбираются в Стратегии, чем их северные коллеги. Но мне тревожно, Рыжая Лисица. У Севера больше людей. Солдаты гибнут, но потери быстро восполняются. Они, как прилив, а его невозможно остановить или удержать.

Рыжая Лисица внимательно смотрел, как его старый друг, перестав мерить шагами помост, остановился, глядя на мирную картину, освещаемую заходящим солнцем. Эверглейдс был очень красив в эти часы наступления сумерек. Солнце огненно-рыжим шаром клонилось к горизонту, освещая покрытые мхом деревья и высокую траву, которую пригибал к земле легкий ветерок, рассеивавший влажную духоту уходящего дня. Цапли и журавли изящными силуэтами вырисовывались на фоне золотистого неба.

– Ты против этой войны, – произнес Рыжая Лисица. – Зачем же ты воюешь? – Брент пожал плечами.

– Флорида – мой дом Рыжая Лисица, как и твой. Она принадлежит Конфедерации, беда пришла на мою прекрасную землю. Ее сыны умирают за сотни миль от родного дома, а здесь никто не может защитить людей и дома от набегов янки, рыщущих по всему побережью. Теперь я воюю за это, так же как и ты, Рыжая Лисица. Я просто хочу сохранить мой дом…

Брент помолчал. Индейский вождь внимательно смотрел на него, и Брент продолжил:

– А может быть, я хочу сохранить образ жизни… Сам не знаю. Иногда мне кажется, что я воюю за то, чтобы привезти лекарства старым и больным людям, еду детям. Иногда я вожу оружие, чтобы люди могли продолжать и дальше истреблять друг друга. Подчас я и сам не могу разобраться в своих чувствах, Рыжая Лисица. Я знаю только одно: мужчина; должен следовать велениям своей совести и, выбрав свою позицию, сохранять верность долгу.

Рыжая Лисица долго молчал, обдумывая слова друга, потом взгляд его стал испытующим:

– Рабство чернокожих – несправедливо. Мы прятали здесь многих беглецов: их спины были изуродованы плетьми. Брент не отвел взгляда.

– У меня нет рабов, Рыжая Лисица. Но у моего отца они есть. Правда, он хорошо с ними обращается и даже учит читать и писать, они сыты, одеты, обуты.

– Джастин Макклейн – хороший человек. Не многие плантаторы похожи на него.

Но не у многих имеются рабы, Рыжая Лисица. У половины солдат Конфедерации никогда в жизни не было ничего, кроме клочка земли. Рабы очень дороги и есть только у богачей. Естественно, плантаторы сражаются не за страх, а за совесть. Правда, некоторые богачи нанимают за деньги бедняков, чтобы те шли за них умирать, и большая часть нашей армии состоит именно из бедняков. Но насколько я знаю, у индейцев тоже существует рабство.

– Да, но так же, как и ты, я не могу смириться с тем, что человеком можно владеть, как вещью. Он не зверь – его нельзя истязать кнутом, заковывать в цепи и продавать.

– Но, однако, ты помогаешь мне, – тихо произнес Брент.

– Я воюю с синими мундирами, брат мой. Я воюю с пехотой и кавалерией, с которыми мой народ воевал всегда. Семинолы просто привыкли ненавидеть синие мундиры федеральной армий. Вот закончится война, и тогда я посмотрю, продолжать ли борьбу с белыми или нет. – Рыжая Лисица посмотрел на друга, но Макклейн промолчал. Они оба молили Бога, чтобы семинолов оставили наконец в покое в их Эверглейдсе. – Но объясни мне, будь добр, одну вещь. Что именно вы называете военно-морским флотом? Ты выходишь в море на собственном корабле, со своим старым экипажем. Какой же это военно-морской флот?

Брент сухо и невесело рассмеялся, в голосе его прозвучала неприкрытая горечь:

– Когда создали Конфедерацию, у нее сразу появилась сухопутная армия. Люди пришли из армии юнионистов. Были у Конфедерации и морские офицеры, но не было кораблей. Тогда Юг воззвал к своим гражданам. – Брент пожал плечами. – Лучшего в такой ситуации придумать было нельзя. Моя шхуна имеет прекрасные мореходные качества – такую я бы никогда не получил ни на каком флоте. Я могу на приличной скорости ходить на ней по океану, а при необходимости проскальзывать в устья самых узких рек. Не успели мы начать эту войну, как поставки продовольствия и одежды были блокированы северянами…

Рыжая Лисица хотел что-то сказать, но в этот момент появилась Аполка. Она взошла по лестнице, держась одной рукой за перила, а в другой с прирожденной грацией неся поднос, уставленный едой для мужа и его гостя. Этого красивого белого воина индейцы назвали Ночным Ястребом – именем, хорошо известным в портах Конфедерации, куда приходил корабль Брента, отважно прорывая блокаду юнионистов.

– Моя жена принесла ужин, – сказал Рыжая Лисица. – Теперь мы будем говорить только о приятных вещах.

Брент сел на пол напротив вождя, скрестив ноги. Улыбнувшись Аполке, он поблагодарил ее за поданное ему блюдо. Жаркое – с наслаждением отметил он про себя, с удовольствием вдыхая чудесный аромат мяса. Воины на славу поохотились, добывая еду для своего племени и для его экипажа.

– Я, как всегда, хочу поблагодарить тебя, Рыжая Лисица, за твое неизменное гостеприимство.

– Она хорошая повариха, моя Аполка, верно?

– Самая лучшая, – ответил Брент, улыбаясь жене вождя. Макклейну было нелегко поддерживать разговор с женщиной. Несмотря на то, что белые часто объединяли флоридских индейцев общим названием «семинолы», на самом деле языки семинолов и микасуки довольно сильно отличались. Оба племени проживали первоначально на реке Джорджия, но происходили от разных предков. Брент хорошо знал наречие мускоги, но микасуки говорили на диалекте языка хитичи, а Аполка происходила из племени микасуки. Обычаи племен были очень схожими, и межплеменные браки – притом, что на флоридских просторах осталось всего несколько сотен индейцев, – стали делом весьма обычным. За последнее время Аполка сделала большие успехи в освоении языка мускоги, но небольшой языковой барьер между ней и Брентом не мешал им общаться на языке теплой, сердечной дружбы.

По закону племени женщины ели отдельно от мужчин, поэтому Аполка, принеся мужчинам ужин, собралась уйти, но задержалась и шепнула что-то на ухо Рыжей Лисице. Вождь от души рассмеялся, и в его глазах мелькнули смешливые искорки, когда он сказал Бренту.

– Аполка говорит, что Кендалл искупали, накормили и заперли в хижине.

– Спасибо вам, – спокойно произнес Брент и принялся за еду, не ощущая, однако, теперь ни вкуса, ни запаха изысканного блюда. Какой же мести он хочет?

Он едва не принял смерть из ее рук год назад, но теперь играет со смертью каждый день и нисколько от этого не страдает. Тогда в чем же дело?

Эта женщина задела его гордость. По ее милости его корабль подвергся неожиданной предательской атаке.

Было, однако, нечто такое, кроме жажды мести, что толкало Брента на поиски Кендалл Мур. Именно из-за этого «нечто» ему было невыносимо мучительно видеть, как зыбучий песок увлекает ее в бездну.

Он все еще желает ее, подлую Кендалл Мур. И не только ради мести. Он желает ее потому, что так и не смог полностью избавиться от ее вожделенного образа. Он так и не смог забыть ее шелковистую кожу, тепло ее упругого тела, которое ощутили его ладони, взгляд ее глаз, когда он был готов к любви.

«Мошенница!» – напомнил Бренту внутренний голос. Она просто очень хорошо играла свою роль, чтобы ненадежнее заманить его в ловушку и лишить бдительности. О, она преуспела в этом! В ее объятиях он забыл обо всем на свете, думая только о том, как бы познать эту женщину…

Но она тоже отвечала ему взаимностью, невесело подумал Брент. Такой трепет невозможно изобразить. Как билось ее сердце, какой тяжелой и налитой стала грудь, как она выгибалась навстречу ему, какими полными и жаждущими поцелуев были ее губы! Неужели эта сладость была заранее отрепетирована и… О, черт возьми, как не хочется в это верить!

Но видно, так оно и есть, с вздохом подумал Макклейн. Отчасти им движет жажда мести. Господи, она же соблазнила его и собиралась сделать свое дело! Мужчины не забывают такого до конца дней своих. Однако за жаждой мести стояло и сильнейшее влечение, острое желание узнать, что за облака заволокли тогда его разум. Если он будет обладать этой женщиной, то, может быть, тогда сможет, наконец, избавиться от власти духа, который овладел им, – синеглазого духа с золотистыми волосами… Брент поднял глаза и увидел, что Рыжая Лисица, не притронувшись к еде, в упор смотрит на него.

– Хочу сделать тебе одно предложение, Ночной Ястреб.

– Ну? – Брент удивленно вскинул рыжие брови.

– Оставь ее мне.

– Кого, Кендалл? – Рыжая Лисица кивнул:

– Что ты собираешься с ней делать? Отправишь к янки, чтобы выразить им свою ненависть?

Брент помолчал, почувствовав с удивлением, что испытывает какое-то непонятное стеснение в груди.

– Похоже, что теперь она ухитрилась соблазнить и краснокожего?

Рыжая Лисица пожал плечами:

– Признаюсь, мне очень нравится эта женщина. Она – прирожденный боец, у нее есть гордость. Не в ее характере сдаваться или признавать свое поражение. Не знаю, чем она тебе насолила, но она очень ценная награда. Если она не станет твоей, брат, то я возьму ее себе.

– Заодно можешь пригреть у себя парочку аллигаторов, – вполне серьезно посоветовал Брент.

Рыжая Лисица от души рассмеялся:

– Ты прав, Брент Макклейн! Но укрощение любого создания требует больших хлопот и заботы. Ни один войн не захочет отправиться на битву верхом на кляче со сломленным духом. Ни один мужчина не хочет, чтобы в его постели лежала запуганная и грустная женщина. Но я скажу тебе, что эту женщину, жену янки, не удастся сломить – она очень сильна духом. У нее сердце великого воина. Если с ней умело обойтись, то она сможет дать мужчине то, что редко получает под солнцем человек.

– Хм, например, удар ножом в спину, – пробормотал Брент. Рыжая Лисица вскинул бровь, но ничего не сказал. Макклейн проглотил последний кусок мяса.

– Она твоя пленница. Рыжая Лисица, – сказал он.

– Нет, она больше не моя. Я отдал ее тебе, поэтому она твоя. Я предлагаю только сохранить ее для тебя, если ты снова уйдешь в море.

Брент неторопливо обдумывал слова друга. Встал. Он слишком долго ждал, копаясь в своей душе. Разговор о Кендалл Мур неожиданно взволновал его. Все его тело охватило жаром, желание жгло его, словно огнем. Пора, наконец, разобраться, чего же он хочет, почему не дают ему покоя мысли об этой женщине.

– Еще раз благодарю тебя, мой друг, – сказал он Рыжей Лисице. – Утром я решу, как мне поступить с ней.

Рыжая Лисица приглушенно рассмеялся, словно намекая на что-то:

– Спи спокойно, Ночной Ястреб, тебя никто не потревожит до рассвета.

Брент спустился с помоста. Чем ближе подходил он к высокой хижине с запертой дверью, тем шире и увереннее становились его шаги.

* * *

Кендалл нервно мерила шагами тесное пространство своей тюрьмы. От волнения она была готова разрыдаться.

Там, на поляне, она сегодня потерпела поражение. И когда потом ее повели к реке, ей было все равно, что будет дальше; она чувствовала себя, как калека, как человек после тяжелой болезни, которому с превеликим трудом дается каждое, пусть даже маленькое, усилие. Словно ребенку, ей требовались посторонняя помощь и поддержка. Она не протестовала даже против того зверского мытья, которому ее подвергли индианки после сцены на поляне, – они мыли и терли ее волосы и тело, словно в этом был какой-то смысл. Ну а если бы ей удалось вырваться из рук тех старательных женщин, что бы она получила? Возможность бежать? Но куда – в очередное болото?

Кендалл стала не столько покорной, сколько равнодушной. Все чувства притупились и онемели. Это онемение оставалось даже тогда, когда ее притащили в хижину и заперли на ночь. Однако молодость взяла свое – Кендалл ощутила голод. Она восстановила свои силы, подкрепившись вкусной олениной.

Но это не принесло облегчения душе. Ее ни разу не пороли и даже не шлепали, и хотя в жизни ей приходилось сталкиваться с более жестоким обращением, но быть перекинутой через колено, словно дитя, которого наказывают за провинность, намного унизительнее, чем быть избитой охваченным гневом мужчиной. Никогда в жизни не испытывала Кендалл такой злости, подобно той, которую она чувствовала по отношению к человеку, так сильно ее оскорбившему. Да она была готова выцарапать ему глаза. Но что она может сделать? Ведь она пленница и прекрасно это знает. Бежать невозможно, да и некуда. Остается только одно – ходить взад-вперед по крошечной комнате, нервничать и ждать, когда явится этот человек, который считает ее соблазнительницей, заманившей его в убийственную ловушку.

Самовлюбленный сукин сын, подумала Кендалл, со злостью пнув дощатую стену. Да как он вообще посмел вообразить, что ее голова только, и занята мыслями о его убийстве.

Кендалл содрогнулась. А ведь он хотел отомстить ей. Капитан искренне считает, что из-за нее его ударили по голове и в беспамятстве бросили в ледяную воду. И за это он готов ее убить.

Однако у "его уже была такая возможность. Да он мог просто постоять рядом с ней, пока ее засасывал зыбучий песок, наслаждаясь зрелищем ее мучительной смерти. Но нет, его гнев был для этого слишком велик! Он сам так сказал. Он решил самолично покончить счеты между ними. Он хочет ее изнасиловать? Очень глупо со стороны человека, который и так получил от нее больше, чем она давала другим. Ее охватил жар, заливший горячим румянцем щеки. Кендалл с наслаждением бы растерзала этого негодяя, но услужливая память не давала ей забыть, какие ощущения она испытала в его объятиях. Как он касался ее тела, как мужествен был в своей бронзовой мускулистой наготе, как ее пугало и одновременно возбуждало прикосновение его горячей, пульсирующей плоти. Как чувственно и умело он ее ласкал, как хотелось ей утолить голод, мучивший ее от невнимания мужа…

Но в те минуты он не испытывал к ней ненависти. И она относилась к нему лучше, чем сейчас.

По телу Кендалл пробежал холодок, было такое ощущение, будто за шиворот высыпали пригоршню снега. Теперь-то он не станет ее ласкать. Теперь он ценит ее не выше, чем кучу никуда не годного вонючего хлама.

Этот человек может быть жестоким. Он может быть беспощадным. Скорее всего, сейчас капитан Брент Макклейн хочет только вырвать ей ногти, превратить лицо в кровавое месиво, отрезать уши…

Кендалл резко остановилась, сжала кулаки и с силой ударила рукой в стену. Будь он проклят! Будь он тысячу раз проклят! Он уже подверг ее пытке: это была славная месть – заставить ее дрожать от страха в ожидании мучений!

Она истерически расхохоталась. Не может быть ничего хуже того, что она уже пережила с Джоном Муром. Но она выжила… Что бы ни делал или ни говорил Джон Мур, Кендалл только, вскидывала подбородок и смотрела на него сверху вниз – и она выжила!

Но этот человек не Джон Мур. Брент молод, силен и мужествен. Он не тот человек, который прощает обиду. Он, несомненно, захочет довести начатое до конца.

От этих гаданий у Кендалл голова пошла кругом. Комната поплыла перед глазами, и ей пришлось схватиться за стену, чтобы удержаться на ногах. Нет, теперь он не будет страстным и нежным любовником, на этот раз к ней придет дикий и жестокий мститель.

– Я должна с ним поговорить! Я должна найти с ним общий язык. Я должна убедить его в том, что не хотела причинить ему зла, – вслух произнесла она.

Это будет нелегко, но она больше не собирается, словно загнанный зверь, в отчаянии мерить шагами свою тюрьму, страшась собственных предчувствий. Сейчас она сядет и будет терпеливо ждать. Она будет помнить о том, что ее невозможно сломить, что хотя Брент может избить ее, он не в состоянии ничего сделать с ее сердцем, душой и волей.

Кендалл опустилась на пол, скрипнув зубами от боли, когда ягодицы соприкоснулись с жесткими досками. От боли и унижения она готова была заплакать.

«Я никогда не хотела причинять тебе зла, Брент Макклейн, но с этой минуты – берегись и не вздумай повернуться ко мне спиной!»

Осторожно скрестив ноги, Кендалл уставилась на дверь. Не думая о том, что делает, она расправила юбку, словно это был роскошный бальный наряд, а сама она ожидает желанных гостей в своем Крестхейвене.

«Это еще не конец, капитан Брент Макклейн. Ты осудил меня без всякого разбирательства и вынес обвинительный приговор, но я не стану дрожать и валяться у тебя в ногах с мольбой о помиловании. Я разумно все тебе объясню».

Он же никогда ей не поверит…

Собравшись с силами, Кендалл придала своему лицу спокойное и безмятежное выражение и сложила руки на коленях.

Но когда она услышала на лестнице тяжелые шаги, сердце ее отчаянно забилось, дыхание стало прерывистым и, хриплым.

Брент не стал с силой распахивать дверь хижины, он отворил ее медленно и осторожно. Вошел в комнату, внимательно рассматривая женщину, которая невозмутимо ждала его прихода. Он снова ощутил сильное раздражение. Кендалл выглядела так, словно сидела перед серебряным чайником в красиво обставленной гостиной и готовилась произнести слова: «Вам один кусочек сахара или два, капитан?»

Брент несколько секунд пристально смотрел на нее, потом тихо затворил дверь.

– Ну, миссис Мур, кажется, сейчас вы выглядите несколько лучше.

– Вы сами виноваты в том, что случилось сегодня со мной, капитан Макклейн.

– В самом деле? – Рыжая бровь взлетела вверх. – Не припомню, чтобы я толкал вас в эту грязь.

Решимость Кендалл оставаться невозмутимой поколебалась, характер брал свое.

– Я убегала от вас. Если бы вы не напугали меня до смерти…

– Я напугал вас? Да я вообще не успел произнести ни одного слова, миссис Мур. Увидеть вас здесь было для меня приятным сюрпризом, – медленно и протяжно произнес Макклейн.

– Сюрпризом? – вежливо переспросила Кендалл. – Хорошенький сюрприз, капитан! Ясно же, что Рыжая Лисица и его воины атаковали нас по вашему приказу.

Брент засмеялся, впрочем, не слишком весело. Смех прозвучал сухо, в нем таилась угроза спокойствию, царившему в душном воздухе хижины.

– Вы сильно ошибаетесь, миссис Мур. У меня нет никакого права что-то приказывать Рыжей Лисице.

– Вы легко можете одурачить меня, капитан.

– Да, но вы-то сами в действительности одурачили меня, миссис Мур, не правда ли? – Вопрос прозвучал настолько тихо и вежливо, что Кендалл задрожала. Брент прошел к узкому оконцу и, подбоченившись, выглянул на улицу.

– Вы замужем за Джоном Муром только формально, Кендалл?

У нее пересохло во рту. Слова застыли на губах, она была не в силах отвечать.

Он перестал смотреть в окно и требовательно взглянул на нее. В голосе его зазвучали стальные нотки:

– Я жду, Кендалл.

«Не позволяй ему запугать тебя, – предостерегающе сказала она себе. – Держись… Держись достойно».

– Если честно, капитан Макклейн, то вы не понимаете…

– О, миссис Мур, я просто умираю от желания понять! – с сарказмом произнес Брент. – Умоляю вас, разъясните мне ваше положение.

Не надо было ей садиться, с запоздалым сожалением подумала Кендалл. Макклейн медленно прохаживался вокруг нее. Вот он зашел сзади и остановился. Она чувствовала на себе его взгляд – он огнем жег ей спину. Каждый его тяжелый шаг отдавался в ее душе страхом. Она не хотела, чтобы он видел ее страх, однако искушение повернуться к нему лицом было так велико. Но она не могла себе этого позволить. Не могла! Нельзя было показать ему, как ужасает ее само его присутствие. Кендалл с трудом проглотила слюну, прежде чем заговорить: стоять неподвижно под его взглядом было то же самое, что замереть, чувствуя, что сейчас на твою спину кинется ядовитая змея.