Текст книги "Раз ошибка, два ошибка… Дело о деревянной рыбе"

Сильвия Макникол
Раз ошибка, два ошибка…
Дело о деревянной рыбе

Sylvia McNicoll

THE ARTSY MISTAKE MYSTERY

Copyright © Sylvia McNicoll, 2017

This edition published by arrangement with Transatlantic Literary Agency Inc. and The Van Lear Agency LLC

Cover image: copyright © Tania Howells by permission of Dundurn Press Limited.

Серия «Детектив, который ошибается. Детективные истории для подростков»

Разработка серийного дизайна Бориса Протопопова

© Тинина Ия, перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Посвящается всем, кто хотя бы раз в жизни создал шедевр для холодильника, особенно моим внукам: Хантеру, Флетчеру, Финли, Уильяму, Джадзе, Виолетте, Дезмонду и Скарлетт.

В то время как обстоятельства, при которых были совершены ошибки, имели место в жизни, – дети, собаки, учителя, регулировщики и соседи – вымышлены. Если вы узнаете себя в ком-то из них, вы ошиблись.

Вы – молодцы!

День первый

День первый. Ошибка первая

У нас с Рене есть одна договорённость. По утрам, когда я выгуливаю своих клиентов Пинга и Понга, я захожу за ней. Она берёт на себя Пинга, беспокойного джек-рассела. Когда-то он был крошечным щенком. А сейчас миссис Беннет платит мне, чтобы я его дрессировал. Я беру на себя Понга, который и больше, и спокойнее, чем Пинг. Миссис Беннет забрала его из флоридского приюта.

Рене не нравится оставаться одной, поэтому ей не в тягость выходить из дома раньше. Она делает это вместе с Аттилой, своим братом, который учится в старшей школе Чемплейн Хай. На её месте я бы выходил ещё раньше.

Он страшен. Ему очень идёт имя Аттила, как вождю гуннов. Рене говорит, оно очень популярно в Венгрии, откуда родом её родители.

Сейчас я задаюсь вопросом, может ли наша с Рене договорённость быть неудачной затеей? Если так и есть, то это первая ошибка за сегодня, и она не очень значительная. Папа часто говорит, что совершать ошибки – очень важно. Это значит, мы пробуем что-то новое, выходим из зоны комфорта. Думаю, дружба с девочкой – тот ещё выход из зоны комфорта. К тому же Рене всегда притягивает к себе всеобщее внимание. Заколки с блёстками, очки со стразами, кроссовки с подсветкой – вся её одежда приковывает взгляды. Ещё она тараторит, прямо как Пинг. Им обоим всегда есть что добавить. Я же больше похож на Понга – высокий и тихий.

Тихий не в смысле спокойный.

Пинг и Понг белого цвета, у обоих – чёрные пятна на голове и туловище (грейхаунды не всегда серые, Рене может объяснить). Они бегут перед нами, образуя разномастную упряжку: Пинг – дёрганый пони, Понг – уравновешенный жеребец.

Этим утром я смог обойтись без помощи. На дворе отличный осенний день, пригревает солнышко, под ногами шелестит листва. Даже скрюченный как буква Г старикан вышел на пробежку в шортах. Когда он обгоняет нас, собаки подбадривают его лаем. Никто из них не бросается за ним вслед.

– Молодцы! – говорю я.

Я думаю, что сегодня вся дорога к Рене не такая, как надо. Обычно я держу собак слева, чтобы они не справляли нужду на чьих-то лужайках. Но сегодня день вывоза мусора. Раз в месяц соседи могут выставить на лужайку то, что они не хотят отдавать в переработку или выбрасывать в мусорку. Эти предметы могут быть какого угодно размера: от малого до большого. А соседи и городские службы разбирают и вывозят их. Папа называет это день «Днём обновления интерьера». Сейчас он выгуливает пять йорков и ищет книжную полку, которая ему когда-то понравилась.

Мы идём очень медленно, потому что собаки отвлекаются на всё подряд. Время от времени они лают на хлам. А ещё они обожают справлять на него нужду. Понг рысит впереди, а Пинг – за ним. Лучше б мы пошли в парк. Сегодня он больше подошёл бы для прогулки.

– Сейчас же прекрати! – кричу я Понгу, который задрал заднюю лапу на чей-то бак для перерабатываемых отходов.

Хорошо, что рядом с нами останавливается белый помятый фургон. Из него выходит папа мальчика, который учится в нашей школе. Он рассматривает выставленный хлам.

Я хочу поздороваться.

Я не очень хорошо знаю Рювена, его сына, но на прошлой неделе мы с Рене разносили за него газеты. Мистер Джирад сосредоточенно достаёт из коробки бутылки для алкоголя, не замечая нас.

Возможно, ему неловко. В таком случае я тоже притворюсь, будто его здесь нет. Как только фургон отъезжает, я замечаю, что в нём пробита большая дыра. Она заделана каким-то наполнителем. Ремонт своими руками, да ещё и не очень удачный. Поверх закрашенного наполнителя коряво написано: «Заплати художнику».

– Я не знал, что мистер Джирад – художник, – говорю я собакам.

Увидев вдали девочку-подростка в чёрной толстовке и ярких легинсах в цветочек, Пинг начинает лаять.

У неё проколот нос. На солнце переливается гвоздик, который она носит на носу. Она вытаскивает настенное украшение – самое уродливое из всех, что мне доводилось видеть. Эдакую серую рыбину с открытым ртом, из которого торчат острые зубы, приколоченную к матовой деревянной доске. Может, Пинг рычит на рыбу, а не на девушку? В любом случае я натягиваю поводки.

Она улыбается, восхищаясь рыбой.

– Прямо как настоящая, – не могу удержаться я от комментария по мере приближения к куче. Рыба скручена так, будто она извивается в ручье.

– Она и есть настоящая! Это же таксидермия.

Я морщусь.

– И тебе такое нравится?

– Она совершенна! – Девочка переводит взгляд с рыбы на меня. – Но она не для меня, а для моего преподавателя. Они меняют обстановку в комнате для прислуги.

– Совершенна, – повторяю я, призадумавшись, кто же может быть её профессором.

Она кивает и с улыбкой на устах уходит вместе с добычей.

– Хорошие пёсики, – говорю я Пингу и Понгу, и мы идём дальше. Пока всё хорошо. Хотя я задумался над нашей с Рене договорённостью и её уместностью не только из-за всего, что творится по дороге к её дому. Интересно, ждёт ли она, что я буду делиться с ней деньгами, которые зарабатываю? Я официально работаю на папину компанию «Нобель. Королевский выгул собак». Нобель – наша фамилия.

А ещё интересно, если бы она не крутилась всё это время рядом, я бы уже встретил настоящего друга? Настоящего, как Джесси. Мы устраивали ночёвки в его доме у бассейна до прошлого лета, когда он переехал. Папа никогда не разрешит остаться на ночь у девочки.

Пинг и Понг тянут меня вперёд. Понг виляет хвостом как безумный.

В паре домов от нас миссис Уиттингем загружает детей в чёрный блестящий минивэн. У неё частный детский сад. Кажется, она усадила в машину с десяток ребятишек. Миссис Уиттингем закрывает дверь. Позже, проезжая мимо нас, она сигналит в знак приветствия.

Из-за этого я на секунду отвлекаюсь. В это время Понг тянет меня к ближайшему дому, к колодцу желаний мистера Руперта, с единственной целью, которую я распознаю за секунду до катастрофы.

– Нет, не смей! Твои желания всё равно так не сбудутся. – Я тяну его назад.

Мистер Руперт – местный брюзга. Он пришёл в бешенство во время нашей прошлой прогулки, когда Понг оставил кучу на его клумбе. И это несмотря на то, что я начал убирать за псом до того, как мистер Руперт принялся орать.

Пингу не нравится, когда я ругаю Понга, поэтому он начинает громко и прерывисто лаять. Пингу, который в четыре раза меньше Понга, нравится защищать друга, когда он сам не дерётся с ним.

– Не волнуйся, я не сержусь на Понга.

Пинг не смотрит на меня, что может значить только одно – сегодня ему нет дела до друга. Он рвётся к дому миссис Уиттингем, который стоит на углу. Если я иду недостаточно быстро, Пинг начинает прыгать на задних лапах.

– Что такое, дружок, – спрашиваю я. – Ты что-то заметил? – Он может возбудиться из-за любого пустяка. Неделю назад он завёлся из-за привязанного к дереву чёрного пакета с собачьими какашками. Я и сам тогда очень удивился. По мере приближения к дому миссис Уиттингем Понг натягивает поводок так же, как и Пинг. Наконец я понимаю, что привлекло их внимание.

Во дворе миссис Уиттингем растёт дерево, к которому привязаны жёлтые пластиковые качели. Ветер слегка их раскачивает.

Кажется, на качелях кто-то сидит: для птицы или белки он великоват, впрочем, как и для енота. О нет… Она оставила ребёнка одного на качелях.

Маленький мальчик, бледный, как мертвец, с синяками под глазами… как будто его… Но этого не может быть. Она уехала с минуту назад.

Мы с собаками бежим по газону. Я сшибаю коленом дурацкую статую птицы. Ай. Затем я хватаю мальчика с качелей. Я пересмотрел целую кучу видео про спасателей и думаю, что в случае необходимости смогу сделать искусственное дыхание.

Если, конечно, мы не опоздали…

– Эй, ты! Что ты здесь делаешь? – раздаётся голос у меня за спиной.

– Что…

– Я знаю, что оно уродливое, как задница. Всё равно, сейчас же верни это хэллоуинское страшилище на место. И вообще, оставь всё как было.

Согласен, это первая ошибка за сегодня. И она дикая. Мистер Руперт застал меня за спасением до жути реалистичной куклы.

День первый. Ошибка вторая

Хэллоуинское страшилище? Наверное, миссис Уиттингем только установила его. Ранняя пташка. Я бросаю похожую на труп куклу обратно на сиденье.

Мистер Руперт сильно хмурится: морщины бегут по его лицу от бровей до самого подбородка. Его жёлтые волосы торчат, словно проблески молнии. Он скрещивает руки на груди и щурится на меня.

– Это ты украл мой почтовый ящик?

– Нет, нет! Конечно, нет.

На бампере его машины, ярко-зелёного кадиллака, наклеено «Поддержите наши войска». Рене клянётся, что в прошлую субботу видела его в камуфляже. По одной только его выправке – прямой спине и расставленным ногам – можно с уверенностью сказать, что он военный. Да какому безумцу придёт в голову воровать у него?

– Тогда почему ты зашёл на частную территорию? – кричит он, выстреливая слова, словно из пушки.

– Я думал, что это настоящий ребёнок. – Я делю паузу и осматриваюсь по сторонам. До меня доходит, что птица, которую я сбил коленом, – это огромный пластиковый ворон с нарисованной кровью под клювом. По лужайке беспорядочно расставлены надгробия из пенопласта с броскими надписями: «Здесь похоронен Эдди, он умер в своей кроватке». Понг справляет малую нужду на это самое надгробие.

Обычно я внимательнее, чем сегодня.

Мистер Руперт качает головой.

– Ты за кого меня принимаешь?

За брюзгу. Ему я этого, конечно же, не говорю. Я слышал, он коллекционирует оружие.

– Ну… Миссис Уиттингем только что отъехала от дома. Я подумал, что у неё столько детей, что она забыла одного из них. – Я умолчал о том, что и она ошибалась по-крупному. Как-то раз она закрыла машину, в которой остались и ключи, и детишки. Я дал ей свой телефон, чтобы вызвать полицию. Телефон она тоже заперла в машине. Ей было так неловко. Я знаю, каково это. Именно поэтому я никому не рассказал про тот случай.

И всё же, разве она из тех, кто может забыть ребёнка на качелях? Я гоню собак со своего пути и поправляю ворона.

– Так-то лучше! – кричит мистер Руперт. – А сейчас я проверю записи с моей камеры наблюдения. Очень надеюсь, что тебя на них не будет.

Камера наблюдения? Как я уже успел рассказать, на прошлой неделе я помогал Рене разносить газеты за Рювена – парня, который живёт с ней по соседству. Мистер Руперт выписывает газету. Я точно буду на записи.

– Этот ящик смастерила моя жена, – продолжает мистер Руперт и смотрит мне прямо в глаза. – Молись, чтобы я нашёл настоящего вора, – у него огромные, как у героев аниме, карие глаза, больше похожие на пузыри болотной трясины.

Сначала я моргаю.

Затем он тычет пальцем в Пинга и Понга.

– Только попробуйте снова нагадить на мой газон.

– Нет, сэр!

– Катитесь отсюда. – Он показывает на тротуар, а затем смотрит нам вслед. Потом он марширует обратно домой.

Фу-ух! Сердце колотится у меня в груди.

Мы с собаками заворачиваем за угол к дому Рене. У дома собаки толкаются, обогнав меня. Я звоню в дверь.

Рене открывает дверь в ту самую секунду, когда я жму на звонок. На ней розовый свитер, жилет в радужную полоску и красные штаны. И ярко, и броско.

– Ты опоздал на две минуты. Зайди в дом, пока я собираюсь.

Если я опоздал, почему она ещё не собралась?

Пинг обнюхивает спортивную сумку, которая стоит в прихожей.

– Прекрати, – тяну я его за поводок. В то время как я переключил всё внимание на Пинга, Понг залезает в сумку и достаёт из неё какую-то деревянную штуку. Я не успеваю вытащить её из длинной пасти Понга. Он падает на пол и начинает грызть эту штуку.

Именно в эту минуту к нам подходит Рене.

– Нет! Не давай ему рыбок Аттилы.

– Ну, я и не давал. – Мы опускаемся на колени, чтобы отобрать у Понга его новую игрушку. – Я думал, Аттила уже выполнил все общественные работы.

– Нет. Он должен вырезать деревянных рыбок для каждой школы, которая участвует в проекте «Поток мечты», а не только для Брант Хиллз. Эта – для школы имени Брюса Т. Линдли.

Я зажимаю уголки губ Понга большим и указательным пальцем и немного сдавливаю их.

– О боже, он так жаловался, когда принёс рыбу в нашу школу.

– Да, – скрипит зубами Рене. – Это очень кропотливая работа. – Рене тянет акулу.

Пинг лает.

– Есть, достала! – говорит Рене. – Пинг, сидеть! Тихо! – Она поднимает палец, и собака мгновенно усаживается на пол в ожидании угощения. Рене поднимает спасённую акулу-молот. – Отлично, на ней отпечатки зубов.

– Эта акула, которая побывала в схватке. Засунь её обратно. – Я протягиваю Рене открытую сумку. – У Аттилы наверняка есть ещё.

– Это его последняя партия. Надеюсь, он станет повеселее.

– Разве он не был рад сделать хоть что-то хорошее для природы? – Я достаю из кармана пару легендарных печёночных байтсов от папы: один кусочек для Пинга, второй – для Понга. Нам очень нравились занятия, связанные с рыбами. Не то чтобы мы особо интересовались тем, что настоящую рыбу травят отходами, которые сливают в реку. А проект начали именно из-за этого. Нам просто было весело раскрашивать деревянные фигурки.

Рене кивает.

– Только вот Аттила жаловался на то, что в танк, который он нарисовал на стене Чемплейн Хай, тоже был заложен важный посыл – защита окружающей среды.

– Классный был танк. Я люблю 3D. Он будто прорывался через школу. – А ещё он наводил на меня страх, но об этом я умолчал.

– Твой кит тоже был классным, – сказала Рене. – Кит-Зелёный Фонарь. Очень необычно.

– Больше всего я люблю зелёный и белый.

Зелёный Фонарь – моё школьное прозвище. Оно закрепилось за мной после того, как однажды в четвёртом классе Бруно и Тайсон увидели меня в супергеройских боксерах, когда я переодевался к физкультуре.

Рене уставилась на спортивную сумку.

– Странно, что рыба всё ещё здесь. Школа Брюса Т. Линдли завершает часть программы, которая посвящена окружающей среде. Сегодня они должны были раскрашивать рыбу.

– Может, Аттила забыл отнести её? – улыбаюсь я. Аттила совершил большую ошибку.

Рене тяжело вздыхает.

– Только представь всех этих младшеклассников в халатах, которым и разрисовывать-то нечего.

Мне приятно, что даже Аттила может забыть о столь важном деле. Эта мысль толкает меня на благородный поступок.

– Знаю, давай отнесём рыбу за него?

– Ты уверен? От Брант Хиллз до Брюса Т. Линдли пешком минут пятнадцать. Придётся взять с собой Пинга и Понга, чтобы не опоздать в школу.

– Уверен.

Мы ходим в школу на Брант Хиллз, в седьмой класс. В школе Брюса Т. Линдли учатся с первого по шестой класс. Я поднимаю сумку и тут же роняю её себе на ногу.

Ай, ай, ай. Вторая ошибка за сегодня. Я обнадёжил Рене, а теперь подведу её.

– Эти рыбы весят целую тонну. До школы Брюса Т. её не дотащить.

День первый. Ошибка третья

На фоне ошибки Аттилы, который забыл отнести рыбу куда надо, моя попытка поднять сумку – всего лишь неверная оценка собственных возможностей. Аттила крупнее и тягает железо. Наверно, он может поднять её одной рукой.

Рене сдвигает брови.

– Аттила схлопочет, если этих штук не будет в школе к началу уроков.

– Может, поделим их?

– Давай, вот только… В другом конце прихожей стоит ещё одна сумка. Дай-ка я проверю. Боже мой. Да, эта тоже набита рыбой – Рене тащит хоккейную сумку из другого конца комнаты.

– Да не может быть. – Я качаю головой. – Хорошо, погоди. Может, у вас есть тележка?

– Нет. – Рене щёлкает пальцами. – Но у Рювена – есть!

– Точно, железная такая. Мы развозили в ней почту.

– Он точно одолжит её.

– Отлично!

Пинг лает от возбуждения.

Мы волочим сумки к двери в обход Пинга и Понга. Потом Рене бежит к Рювену. Я держу собак. Она звонит в дверь.

Никто не открывает. Но тележка стоит у самого дома. Просто стоит и ждёт. Пока Рене звонит во второй раз, Пинг лает, а Понг поднимает длинное ухо.

– Мы опоздаем, – кричу я.

Она кивает, с надеждой оглядывается по сторонам, а затем хватает тележку.

– Мы вернём её до того, как они заметят пропажу. Он не будет возражать. – Рене бежит обратно вместе с тележкой.

– У него есть камера наблюдения? – спрашиваю я.

– Не думаю. А что?

– Да просто у мистера Руперта есть камера. А ещё у него пропал почтовый ящик. – Я представляю мистера Руперта в камуфляже. В моих мыслях у него в руках винтовка, и он кого-то преследует. Я поворачиваюсь лицом к Рене. – Ты же не думаешь, что его украл Аттила?

– Это не его почерк. Если бы на городской стене вдруг возникло граффити взрыва почтового ящика, я бы заподозрила брата.

– Мистер Руперт наверняка отказался бы от такого граффити на стене своего дома.

– Ты определённо прав.

Рене поднимает сумку за один конец, я – за другой. Мы закидываем её в тележку. Сумка занимает её целиком. Затем я ставлю на неё вторую сумку. У этой тележки низкие борта, в отличие от её пластиковых сестёр с удобными сиденьями, в которых возят малышей. Но у нас совсем нет времени на два захода.

Мы неспешно трогаемся. Спортивная сумка медленно сползает вниз после каждой кочки или ямки. Я держу Понга на поводке, поэтому тащить за собой переполненную тележку ещё неудобнее.

– Давай я сменю тебя на тележке, – предлагает Рене. Я передаю ей ручку. Но ей ещё сложнее, потому что Пинг бросается под колёса.

– Отдай-ка обратно. – У меня появилась гениальная идея. Я привязываю поводок Понга к ручке тележки, продолжая при этом придерживать петлю. Теперь телегу тянет Понг, а не я. Пинг продолжает покусывать колёса. Управляться и с ним, и с телегой ещё сложнее. Но до школы остаётся всего квартал. Время есть.

Понг тянет телегу за угол, по дороге, которой мы прошли сегодня, то есть через дом миссис Уиттингем. Я рассказываю Рене об удивительной инсталляции к Хэллоуину:

– Обрати внимание на куклу на качели. Она выглядит настолько правдоподобно, что… – В этот момент у меня отвисает челюсть.

Теперь жёлтые качели пусты. Их раскачивает ветер.

– Наверное, миссис Уиттингем занесла куклу в дом, – говорит Рене. – Может, она напугала самых младших детей.

– Но её минивэна не видно. – В окнах тоже ничего не видно, шторы плотно закрыты. – Ворон с надгробиями тоже пропал.

– Рановато для Хэллоуина, – говорит Рене.

– Надеюсь, мистер Руперт не обвинит меня в пропаже, – но я-то знаю, что обвинит. Он видел куклу у меня в руках. Он никогда не забудет про это, как и про то, что Понг наложил кучу под его цветы.

– Почему он подумает на тебя?

– Потому что… – Мне не очень-то хочется раскрывать ей все детали. В это мгновение Пинг начинает лаять и низко рычать, как большая собака. Удивительно, на что способна эта маленькая козявка.

К нам подходит женщина в оранжевом жилете, надетом поверх большого синего пальто. На ней солнцезащитные очки и кепка как у полицейского. Она бледна, как вампир, а её прямые и гладкие волосы напоминают крылья ворона. У неё в руке стоп-сигнал. Наш новый регулировщик – мадам X. Дети прозвали её так, потому что на спинке оранжевого жилета нашит «Х» из светоотражающего жёлтого материала.

Наверное, стоп-сигнал раздражает Пинга. Он не любит автобусы, скейтборды, людей в толстовках или с пакетами и зонтами в руках, а теперь, видимо, ещё и женщин в больших пальто и со стоп-сигналами.

Она подходит всё ближе и ближе. На ней солнцезащитные очки, поэтому я не понимаю, заметила ли она нас.

Пинг заводит Понга своим лаем, и тот резко дёргает тележку вперёд. Верхняя сумка заваливается набок. Мне не хватает буквально секунды, чтобы поймать её. Сумка падает. Деревянные поделки рассыпаются в разные стороны.

Мадам X поднимает знак «Стоп». Если она опустит его, то удар придётся на Пингу по голове. Он заливается лаем.

Рене протягивает руки, чтобы отвести удар от собаки.

В эту секунду мадам Х опускается на колени и кладёт дорожный знак рядом с собой.

– Смелый, смелый, хороший малыш. – Она протягивает руку, на которой перчатка, и гладит ею Пинга.

Пинг лает ещё ниже.

– Можно, я его угощу? – спрашивает она у меня. Наверное, потому что на мне форма с отпечатком лапы – логотипом «Королевского выгула собак» на кармане футболки.

– Да, конечно.

– С самого детства у меня были джек-расселы. – Она даёт ему небольшую молочную косточку. – Эта со вкусом сыра, – говорит она Пингу, а затем протягивает большую кость Понгу. – А эта – с беконом.

Пинг заваливается на спину, и она чешет ему брюхо.

Тем временем я собираю рыбу обратно в сумку.

– Хороший мальчик, сбросил эту уродливую рыбу, из-за которой я не вижу детей с площадки.

Четвёртую ошибку за сегодня совершает мадам Х. Она путает деревянные заготовки с уже раскрашенными рыбками, которыми украшен школьный забор зоны для малышей. Да, я считаю, что нужно считать и те ошибки, которые делают взрослые. Они же не упускают возможности указать на ошибки детей.

Я открываю рот, чтобы объяснить, что это всего лишь заготовки, а не разрисованные рыбки, как на школьном заборе. Из рюкзака Рене раздаётся пара нот симфонии номер пять.

Она достаёт телефон из бокового кармана и проверяет входящие.

– Это Аттила, – читает она. – Он в панике. Вышел на пять минут, чтобы одолжить машину для доставки рыбы. Вернулся домой, а рыб нет, – хмурится Рене.

Ну, отлично, промах мадам Х можно вычёркивать – наша ошибка гораздо крупнее. Пусть это будет третья ошибка за сегодня. Мы очень хотели помочь угрюмому Аттиле, который, как мы думали, забыл про общественную работу. Мы его недооценили. Аттила просто нашёл более простой способ выполнения этой работы.

День первый. Ошибка четвёртая

Мадам Х идёт дальше в сторону парка, в то время как мы с Рене и собаками неуклюже катимся в другую сторону – к парковке школы Брюса Т. Линдли, чтобы пересечься на ней с Аттилой.

Он добрался раньше нас. Высокий, с чёрным заострённым ирокезом и тяжёлыми, как у гориллы, руками, Аттила даже не здоровается, лишь бурчит:

– Отдай. – Он выхватывает у меня ручку тележки и тащится с ней к школьной двери.

– Мы должны вернуть тележку Рювену, – воодушевлённо говорит Рене, пока мы плетёмся за Аттилой. Она в три раза мельче его и в три раза более жизнерадостная.

– Ждите здесь! Им, – Аттила тычет пальцем в собак, – вход воспрещён.

Он тянет тележку к ступенькам. Верхняя сумка снова сползает и падает. Аттила клянёт всё на свете, собирает выпавшую рыбу и бубнит под нос что-то похожее на:

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу.

Мы бросаемся ему на помощь. Даже не знаю зачем.

– Дурацкая рыба, – бурчит он, как только мы заканчиваем.

Потом он уходит в школу и пропадает. Нам кажется, что его нет целую вечность.

– Надеюсь, они не заметят отпечатки зубов на акуле, – говорит Рене.

– Тот, кому она достанется, заметит, – отзываюсь я. – Может, ему даже понравится.

Наконец Аттила выходит из школы и возвращает нам пустую тележку Рювена. Он снова бурчит под нос что-то совсем не похожее на «спасибо», а затем отчаливает на старом жёлтом «Сатурне», над починкой которого он работает с друзьями.

Я не сдерживаюсь и качаю головой.

– Ну, был рад помочь.

Рене хмурится.

– Аттила очень занят в эти дни.

– Да не может быть! Неужели устал рубиться в видеоигры? – Я никогда не смогу понять, почему Рене выгораживает Аттилу. Он не очень-то добр к ней.

– Нет, на носу крайний срок подачи заявки в колледж Могавк. Если он не поступит, папа отправит его в военное училище. Ему ещё портфолио собирать.

– Ну да. – Мы трогаемся обратно к дому Рювена. – Знаешь, он очень талантливый. Жаль, что все его картины нарисованы на стенах красками из баллончиков.

– Ну и что, он же совсем как Бэнкси. – Чуть раньше Рене рассказала мне про Бэнкси. Этот британский художник знаменит своими граффити. И да, он очень крут. Его работы выглядят довольно агрессивно. Как и работы Аттилы.

– Спорим, Бэнкси никогда не учился в колледже.

– В общем, Аттиле нелегко, ты же это понимаешь. Вырезка рыбы по дереву для «Потока мечты» тоже отняла у него кучу времени.

В общем, я понимаю, почему у Рене в семье разлад. Рене говорит, что родители часто ссорятся из-за Аттилы. Отец хочет отправить его подальше, а мама считает его одарённым и непонятым.

А я думаю, он одарённый и ворчливый.

Мы подходим к дому Рювена. Я проверяю, нет ли камер видеонаблюдения. Ни одной. Хорошо. Мы ставим тележку на место, а затем выбегаем на мощёную дорожку. Собаки вырываются вперёд, ведь им так нравятся пробежки.

Мощёная дорожка тянется по трём улицам и ведёт к Брант Хиллз – нашей школе.

Мадам Х поднимает знак «Стоп». Она переводит через дорогу даму с маленькими детьми. И тут я понимаю, что что-то не так.

Мама заводит детей в сад и смотрит, как за оградой они садятся на трехколёсные велосипеды.

– Рене, – говорю я, – я вижу детсадовцев.

– О боже, ты прав. Рыбы-то нет!

– Я так рада, что вы её сняли, – говорит мадам Х, переводя нас через дорогу. Она показывает на детский сад рукой. – Только посмотрите на этих милых деток! – Она улыбается, в то время как какой-то мальчик замахивается маленькой клюшкой на девочку, которая катается на велосипеде.

– Но рыба была такой яркой, с ней было веселее, – говорит Рене.

– Вы-чур-рыб-но, – говорит мадам Х. Она резко дует в свисток. – Мальчик, прекрати! Нельзя бить людей хоккейными клюшками.

Мальчик не слушает мадам Х. Но её слышит воспитатель, который и разводит детей по разным углам.

Сейчас у нас с Рене нет времени выяснять, куда пропала рыба. Надо отвести Пинга и Понга домой. Ещё я хочу переодеться перед школой, не идти же мне на учёбу в форме «Королевского выгула собак».

Контейнеров с мусором для переработки стало больше, к ним приставили матрас и диван. Мы идём к дому Беннетов ещё медленнее, потому что собаки обнюхивают всё подряд.

Я останавливаюсь у одной кучи с игрушечной кухней из пластика: с плитой, холодильником и шкафчиками.

– Ой, у меня был такой набор! – От нечего делать я нажимаю на кнопки на плите, они загораются красным. – Нет! – Я отпихиваю Понга, как только он задирает длинную заднюю лапу.

Мы идём дальше. Мимо снова трусит старик-бегун. Собаки заливаются лаем, а Рене здоровается:

– Доброе утро.

Он слегка касается кепки. Мы стоим на месте, чтобы у него было время отбежать подальше.

– Я не понимаю, – говорит Рене. – Зачем он надевает куртку с этими шортами для бега?

– Может, в ней спрятан кардиостимулятор? – предполагаю я.

– Он не настолько стар – просто сгорбился от сидячей работы.

– Откуда ты знаешь? – Сам не знаю, зачем я задаю этот вопрос. Рене всегда всё знает.

– Мама наняла его, чтобы он помог Аттиле с портфолио. Раньше мистер Ковальски преподавал на факультете изящных искусств в Могавке. – Мы идём дальше к новой куче мусора. Рене останавливается. – Ой, посмотри, кто-то выбросил картину!

У мусорного бака стоит картина в рамке. На ней изображён мальчик с кроликом на ферме в снегу.

– Так жаль, мне она нравится, – говорю я. Но у меня нет времени на картину, в школу бы не опоздать.

Мусоровоз тормозит прямо около нас. Собаки заливаются лаем, словно безумные. Водитель закидывает в кузов несколько газет и бутылок, а затем картон, перевязанный белой верёвкой.

Собаки продолжают лаять.

Предметы искусства, кухонные гарнитуры и матрасы пойдут в другую машину. Водитель запрыгивает обратно в кабину и опускает рычаг.

Как только грузовик начинает раскачиваться, как папуас в ритуальном танце, Пинг срывается на ещё более отчаянный лай. Всё выглядит так, будто водитель активировал пищеварительную систему машины, и теперь грузовику надо утрамбовать поглощённую еду.

Четвёртая ошибка в том, что мы отвлеклись на этот странный танец. Мы не должны спускать глаз с собак наших клиентов, чтобы всегда ограждать их от опасностей.

День первый. Ошибка пятая

Наконец грузовик снова трогается с места. Собаки резко стихают. Хорошо. До их дома – рукой подать. Они больше не машут хвостами, понимая, что развлечения закончились. У бунгало Беннетов я достаю ключи из кармана, открываю дверь и спускаю собак с поводка.

Они резко опускаются на пол в разных концах холла. Это совсем не похоже на Пинга.

– Он зажал что-то в пасти, – говорит Рене.

Пинг виновато опускает глаза. Я наклоняюсь чтобы разобраться, в чём дело.

– Где он это взял? – Я осторожно вынимаю разрисованного окуня из его пасти. У него зелёная чешуя и грустные выпученные глаза, нарисованные чёрной краской.

– И Понг туда же. – Рене отнимает у него рыбу-меч.

– Очень похоже на поделку для «Потока мечты» нашего Бруно. Видишь белое пятно около меча?

– А окуня разрисовал Тайсон. Они выбрали по крупной рыбе, а потом напортачили с раскраской. – Рене качает головой.

– Я не понял, где же они их нашли? А ты видела?

– Не-а.

– Жаль. Может, это тот самый вор, который украл поделки из «Потока мечты». – Мы призадумались, а затем начали рассуждать вслух. – Наверное, они стащили рыбу из какой-то кучи мусора, – говорю я.

– Думаешь? Кто же бросит украденное перед своим же домом? – спрашивает Рене. – Как-то глупо. Всё равно что напроситься на разоблачение.

– И то правда. К тому же если их украли, то зачем потом выбросили?

– Ну, мадам Х хотела, чтобы их сняли с забора, – настаивает Рене. – Да и никто не расстроился, что они пропали. – Мы посмотрели друг на друга.

Я не должен зацикливаться. Мама говорит, что зацикливаться – плохо. Мне надо двигаться дальше. Собаки окружают меня и смотрят в оба глаза. Они хотят, чтобы им вернули их игрушки. Я не знаю, что делать с размалёванной рыбой. Но я точно не хочу, чтобы они насажали себе заноз в языки.

– Ну, хорошо, – наконец говорю я и запихиваю рыбу в большой карман штанов.

– Наполни миски водой до краёв, – говорю я Рене. Так я оттягиваю время. Мне не хочется оставлять их. Рене поглаживает Понга, а Пинг заваливается на спину, чтобы ему почесали брюшко.

– Ребята, нам пора, – говорю я, погладив Понга напоследок. Затем мы с Рене быстро уходим. Это как сорвать пластырь.

Закрывая дверь, я слышу, как разочарованно тявкает Пинг.

Рене пожимает плечами. Это самая тяжёлая часть работы выгульщика. Она хуже, чем подбирать какашки.

Потом мы идём ко мне, чтобы я мог сменить футболку с логотипом «Королевского выгула собак». Я остаюсь в штанах-карго, которые тоже входят в форму, и забираю свой ланч из кухни. Это пластиковый контейнер с отделениями, в которых дольки яблок и морковные палочки разложены так, чтобы они не касались сэндвича с мягким сыром. Сегодня обходится без путаницы с пакетами. Никакой размороженной печени и стёкшей с неё крови. Печень была на прошлой неделе, когда папе пришлось упаковать мой сэндвич в обычный пакет, потому что рюкзак остался в школе. «Мы учимся на своих ошибках», – радуюсь я про себя. Я не забываю и про рюкзак. Дневник мне подписали. Мой учитель, миссис Уосли, очень трепетно относится к подписям. Даже если нам ничего не задали, мама или папа должны подписаться, что они об этом знают.