Текст книги "Дочь олигарха"

Тетя Соня смотрит на один из своих розовых ногтей так, будто видит его впервые в жизни.

– О чем вы с подружками разговариваете? Наверное, о мальчиках. Диетах. Туфлях. Ха! – смеется она. – Совсем как мы в вашем возрасте.

Неужели ничего не изменилось? Хоть тетя Соня и говорит про социальные сети, по ее внешности сразу видно, что она росла до появления мемов и ютьюб-семейств. Как Таш объяснить ей, что в современных разговорах тема мальчиков сведена к обсуждению частей их тела или, точнее говоря, только одной части и что диеты ее подружек такие секретные и странные, что их никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя упоминать в разговоре со взрослым? Почему? Да потому что все это просто смешно. Все их диеты, все, что они думают, и все, что делают, – полная ерунда в сравнении с настоящей жизнью.

Для Таш настоящая жизнь находится где-то между известным неизвестным и неизвестным известным. Эти категории – сами по себе неизвестные неизвестные. Кажется, это так называется. Вроде бы отец говорил про что-то такое? Во время их первой встречи или во время второй. В прошлом году.

– Ты порно в интернете смотришь? – спрашивает тетя Соня.

Наташа вспыхивает.

– Нет. Мы как-то пытались. Но нет.

– Порно вредит. Не смотри его. Используй айфон для покупок и чтобы списывать на экзаменах.

– Окей.

– А лесбийский опыт у тебя уже был?

Опять вспыхивает.

– Нет.

– Попробуй. Это недооцененная вещь. Только не с кем-нибудь из школы, кого видишь каждый день. Я найду тебе девушку. Такую, которая не будет болтать.

– Нет-нет. Не нужно. Пожалуйста. Я…

– У тебя такая прекрасная кожа… Когда мне было столько же, сколько тебе, я свою не ценила.

Пауза для переваривания того, что тетя сказала про лесбийский опыт. Переварить и выбросить из головы.

– У вас кожа тоже хорошая.

Это правда. Она сияет неестественным светом, но так даже красивее.

– Но твоя… Fuck. Просто кожа младенца.

Но ведь у них у всех так – кожа, на которой написано: “Я молодая и ни черта не знаю”. Буквально у всех ее одноклассниц – ну, кроме Лиссы – кожа именно такая, и даже у Лиссы была бы ничего, если бы она пользовалась правильным тональником, так что, чтобы тягаться с тетей, нужно нечто другое. Почему взрослые этого не понимают? Ведь и кроссовки из “Баленсиага” тут не помогут. С этим нельзя родиться, этого нельзя купить. Чтобы получить то, чего хочет Наташа, нужно отправиться в лес сражаться с чудовищами, но никто ей этого не позволит, и она даже не знает, где он вообще находится, этот самый лес, и есть ли он вообще в этой стране, к тому же в наше время чудовища вполне могут оказаться реальными, и…

– Мне хочется тебе что-нибудь посоветовать, – говорит тетя Соня. – Спрашивай о чем угодно.

Как мне… Таш снова пожимает плечами. Как мне стать интересной, не будучи при этом лесбиянкой? Как укладывать волосы? О чем думать по ночам? Почему отец не замечал меня первые тринадцать лет моей жизни? Но ни один из этих вопросов так и не облекается в слова.

– Ну что ж, ладно. Тогда я скажу тебе то, о чем, к сожалению, мне в твоем возрасте никто не сказал. Делай все, что в твоих силах, чтобы сохранить красоту. Экзамены – ерунда. Если ты умная, это и так проявится. Я жалею, что так много времени потратила на учебу – лучше бы училась разбираться в людях, вот этот навык реально помогает в жизни, можешь мне поверить. Перед сном обязательно снимай косметику. Увлажняй кожу. Делай зарядку. Не выставляй тело на солнце, никогда. Вместо этого лучше витамин D внутривенно, я дам тебе номер клиники в Лондоне, где я это делаю. Когда ты от природы красив, люди считают беспокойство о внешности тщеславием – мол, тебе ж это не нужно. Но поверь мне, когда доживешь до моего возраста, тебе будет куда приятнее провести день в художественной галерее, или в сумерках в саду с тарелочкой хурмы, или где-нибудь в отеле в тропиках в шелковом халате с книжкой в руках, чем торчать все свободное время в клиниках с программами похудания, как бывшая жена твоего отца. А твоя мать? Думаю, она тоже до сих пор это делает? Я ее много лет не видела. В общем, если ты хоть раз позволишь себе растолстеть, больше уже никогда, никогда от лишнего веса не избавишься. Ну, ненадолго его, конечно, можно будет сбросить, но, если хоть раз была жирной, тело всегда будет стремиться вернуться в это состояние – как тоскующий любовник, как сорняк, как мальчик, которого забрали в армию. Так что постарайся этого не допустить.

– Как?

– Не ешь до обеда. Никогда. Ну, разве что фрукты. Только не бананы и не финики. Никогда-не пей алкоголь – это пустые калории. Если надо расслабиться, попробуй ромашку, медитации или валиум. Если приспичит попробовать наркотики, не связывайся с торгашами в ночных клубах – позвони мне, я найду тебе что-нибудь безопасное и беспалевное. В остальном просто думай головой. Не поглощай слишком много калорий, но и не ешь слишком мало, а то тело примет решение накапливать жир. Прием пищи – два раза в день. Никакого сладкого. Коричневое – хорошо, но не шоколад. Вот и все. Береги мозги для важных вещей.

– Окей.

– И всегда носи в сумочке вот это.

Тетя Соня протягивает ей маленький красный баллончик. На нем написано “Глубокое тепло”.

– Если кто-нибудь попытается на тебя напасть, брызни ему в лицо.

– “Deep Heat”? – удивленно читает Таш английское название на этикетке.

– Оно сильнее обычного, – объясняет тетя Соня. – Сделано в России. Поосторожнее с ним. Брызгай в глаза, чтобы напугать, а потом звони мне, и я позабочусь о том, чтобы его убили.

– Окей.

Тетя Соня улыбается.

– Ты думаешь, я серьезно?

– Честно говоря, не знаю.

– Ну, давай надеяться, что тебе и не придется этого узнать.

Тетя делает глоток жасминового чая. – Ну а как там твоя мать?

Кто-то из правительства в стародавние времена принял решение, что девочкам необходимо читать классическую феминистскую литературу, поэтому они проходят Анджелу Картер[7]7
  Анджела Картер (1940–1992) – английская писательница, известная прославлением идей феминизма.


[Закрыть], и школа ничего не может с этим поделать, потому что так положено по закону. Учительницу литературы зовут миссис Сент-Джон, и девочки произносят ее имя как “Син-Джин”. Она чудовищно старая, с подкрашенными розовой краской волосами, и иногда засыпает прямо на уроке, стискивая в руке свое жемчужное ожерелье – наверняка видит во сне, как ее похищают и продают в рабство. От Син-Джин пахнет кроличьим мехом и джином. В одном рассказе Картер есть слово cunt. В другом – куннилингус в исполнении животного. Вообще животные вылизывают женщин сразу в нескольких ее произведениях. Девушкам лижут кожу, лижут руки, лежащие на бедрах, а бедра – это ведь, ежу понятно…

– Кто-нибудь из вас знает, от чего произошло слово “куннилингус”? – спрашивает Син-Джин.

В комнате ни шороха, только пятнадцать пар прекрасных глаз разом опускаются вниз, или перемещаются в сторону, или просто широко раскрываются от удивления. Кто-то из учителей реально решил с ними об этом поговорить? Вот прямо сейчас?

На этой неделе девочки сидят на диете Бьянки. Все думали, что диета Бьянки – это не есть совсем ничего, но на самом деле они постоянно едят сладкое. Бьянка свое сладкое, конечно, выблевывает, но другим она про этот пункт диеты не рассказала. Да и вообще диеты – понятие относительное, и одна из самых эффективных (диета Эйнштейна, хаха) – это когда просто делаешь так, чтобы окружающие стали намного жирнее тебя. Бьянка чувствует себя на этой неделе необычайно живой. Она вся так и светится, будто наполнена искорками. Кажется, она способна видеть то, чего не видят другие: незримые связи между людьми, нити, соединяющие людей с их решениями, мыслями, дружбами, стратегиями. Она – невесомая комета, что несется по темному небу; придуманный персонаж, облачко, сон. Для жизни ей теперь достаточно лишь нескольких вдохов сахарной пудры: эта штука попадает в кровь прежде, чем успеваешь с этим что-нибудь поделать.

Она летает… А потом падает. Летает… И падает.

С каждым разом удар от падения все сильнее, полет – все выше, и небо все темнее и темнее, пока не становится совсем черным и безграничным, и тогда…

– Так что же? – торопит Син-Джин.

– Принцессе Августе не нравится, когда мы говорим о куннилингусе, – замечает Лисса.

– Она считает, что это вульгарно, – подхватывает Дэниель.

– Конечно, кроме тех случаев, когда сэр Брент Спенсер делает это ей самой, – говорит Рейчел. – Сэр Брент Спенсер – или султан.

Девочки хихикают. Кто-то с чавкающим звуком громко облизывает губы. Тиффани произносит хриплым голосом что-то вроде le sexe oral. Син-Джин пытается не обращать на все это внимания, взрослые так часто делают, но девочек это только еще больше раззадоривает. Когда на тебя не обращают внимания, выводить из себя бывает даже веселее.

– Сэр Брент Спенсер втайне от всех был геем, – говорит Бьянка. – А еще любил скотоложество. Как-то раз отсосал лошади. Вот почему принцесса Августа утопилась. Потому что она тоже это любила. Она обожала секс с тех пор, как ее обесчестил султан, тот, который подарил ей черный бриллиант, и…

– Так, ну хватит, – наконец не выдерживает Син-Джин. – Кабинет директора. Немедленно.

Сегодня понедельник – Наташина очередь придумывать для всех режим питания. Пока что из всех диет ее – самая замысловатая. Даже Бьянке вроде интересно. Таш еще раз перечисляет продукты, которые есть не разрешается. Фермерскую рыбу. Любое мясо. Любые молочные продукты. Любые зерновые. Продукты из сои. Трансжиры. Вообще любые жиры. Помидоры. Баклажаны. Вообще любые пасленовые. Это называется “Диета тети Сони”, но в ее основе еще и сотни американских диетических книг, которые хранит дома Наташина мама. В доме других книг и нет – только эти. Диета тети Сони, конечно, не допускает никакой еды до обеда, – ну, не считая фруктов. Только не финики. И не бананы. Все обожают “Боврил”[8]8
  Знаменитый британский соус-паста с мясным вкусом.


[Закрыть], и в нем всего 21 калория на стакан, так что его есть можно, но Бьянка говорит, что теперь они все подхватят коровье бешенство. В общей комнате девятого класса хранится целая партия “Боврила”, купленная по дешевке году, примерно, в 1988-м, и похоже, соус до сих пор съедобный. Бьянка говорит, что в 1988-м был пик коровьего бешенства, но пока никто из них не умер.

Единственный сахар, который официально разрешен при Наташиной диете, это “Шипучий взрыв”: дело в том, что здесь сахар упакован в бумагу, так что его есть можно. “Шипучие взрывы” благотворны, потому что они старомодные, а те, что продаются в деревенской лавке, еще и давно просрочены и продаются со скидкой. Таш заверяет всех, что читала, будто из старых или прокисших продуктов калории испаряются. Разрешено есть кимчи, но миссис Куку про такое, конечно, даже не слышала. И квашеную капусту. “Боврил” получает дополнительный балл, потому что у него-то уж точно срок годности давно вышел. Лакрица тоже приветствуется, но лакричную палочку, которая прилагается к шипучке в “Шипучем взрыве”, никто не любит, так что однажды они заталкивают Бьянке в постель штук двадцать палочек, а фигли нет?

Учителя биологии зовут доктор Морган, и это – мужчина. За исключением директора, единственный мужчина, проживающий в здании школы. Его комната – рядом с комнатой Син-Джин. У него светлые волосы, довольно длинные и жирные, из-за чего часто выглядят грязными, а еще он отрастил короткую светлую бородку, как у какой-нибудь шведской поп-звезды времен “Боврила”. Учителям выделен свой коридор в Девичьем крыле – части дома, прежде отведенной прислуге. Напротив жилища доктора Моргана обитает мадам Венсан. Комната мисс Эннабел, изнуренной артритом учительницы танцев, расположена дальше по коридору, так же, как и комната миссис Куку. Остальные учителя живут в деревне или в ближайшем городке, а некоторые – в Стивенидже. У директора – собственный дом на территории школы, на берегу озера, в котором утонула принцесса Августа. Когда-то у него была жена, но больше ее нет. Иногда говорят, будто она от него ушла. А иногда – что умерла. В школьном саду есть странная маленькая могилка – поговаривают, что это как раз ее. Однажды кто-то рассказал, что жена директора умерла, когда ей было всего двадцать, и она была страшно худая, сильно болела перед смертью.

На сегодняшнем уроке биологии показывают видео о том, как какой-то тип проглатывает миниатюрную камеру, и та путешествует по пищеводу и желудку, попутно записывая весь пищеварительный процесс. Это самая отвратительная вещь из всего, что они когда-либо видели.

По необъяснимой причине в лаборатории биологического класса тоже висит портрет принцессы Августы. Он здесь совершенно ни к селу: на ослепительно белых стенах – темная масляная краска. Впрочем, ощущение такое, что его выбрали для этого кабинета не случайно: принцесса Августа на этот раз одета в белое платье, которое вполне можно принять за костюм медсестры. Она, что ли, оказывала кому-то медицинскую помощь? Трудно себе такое представить. Ведь в ее времена и науки-то, кажется, не было?

– Сэр? – поднимает руку Лисса. – Сэр! Принцесса Августа не хочет смотреть на все эти какашки.

– Девушки, ну пожалуйста, – вздыхает доктор Морган. – Это никакие не “какашки”.

– Все равно это отвратительно, доктор Морган.

– Это называется химус, – объясняет он. – И в этом нет ничего омерзительного. Это то, что находится внутри каждой из вас. Все эти замечательные кусочки непереваренной пищи, корнфлекса или что там вы ели на завтрак…

– У Бьянки кусочков нет, – шепчет кто-то, и несколько человек хихикают.

– Сэр, а если не есть ничего, кроме фруктов?

– Не есть ничего, кроме фруктов, очень вредно. Питание должно быть сбалансированным.

На экране камера проходит сквозь большое количество чего-то, похожего на “Сэндвич спред”, намазанного на щупальца Чужого, и наконец добирается-таки до какашек.

– Сэр, я просто поверить не могу в то, что вы реально показываете нам все это, – говорит Лисса.

– Я пожалуюсь отцу, – говорит Тиффани.

Доктор Морган вздыхает и теребит жидкую бородку.

Теплый день в начале октября напоминает Таш о родине. Прогрет даже не воздух, а сама земля, и день искрится подобно хрустальной люстре. На дальней стене столовой – высокие окна, через которые наружу толком не выглянешь, потому что они слишком на большом расстоянии от пола и все залеплены кусочками металла. На противоположной стене – нормальные окна с подъемными рамами, и одно из них открыто. Внутрь влетел сонный шмель, он, пританцовывая, движется к свету, сначала исполненный надежды, потом – с возрастающим отчаянием, потому что полет вверх и к свету (и то, и другое – задачи не из легких, если ты шмель) не приносит результатов. Вряд ли шмель понимает, что выбраться отсюда можно, только если полететь обратно, потом взять курс вниз, в темноту, а дальше – развернуться на сто восемьдесят градусов, и все это настолько чуждо природе и биологии шмеля, что ему такое, конечно, и в голову не придет. Но именно в конце такого сложного маршрута – открытое окно: свобода, о которой шмель, должно быть, к этому моменту успел позабыть. Истинный свет.

Наташа представляет себе, как кто-то разъясняет ей все это в духовном смысле. Ну, типа, что и в жизни все примерно так же. Какой-нибудь старик-раввин в школе, которой давным-давно нет. Или доктор Морган. Мистер Хендрикс. Она наблюдает за шмелем и мысленно уговаривает того просто взять и полететь вниз. Изо всех сил посылает ему это внушение, сначала на русском, потом – на английском. Давай сюда, думает она, еще чуть-чуть вот сюда, а уж потом…

И тут подходит Син-Джин с ученическим изданием “Общего пролога к «Кентерберийским рассказам»” и прибивает шмеля.

Бьянку опять вызвали к директору, и на этот раз он попросил ее прийти к нему домой. Директор славится тем, что проводит “исправительные” мероприятия для “непослушных” девочек. Иногда читает им книги – ужасно скучные, часто – про Наполеона или королеву Викторию, а то и собственный самиздат на тему местной истории. Бывает, поручает им заботиться о ком-нибудь из младших, но в последние годы младших и старших стараются разделять из-за того, что старшие нагло пользовались расположением фенечек.

Бьянка в этом не участвовала, да и вообще там было-то – несколько раз послали их в деревенский магазин, попросили немного что-то подшить, да еще одна старшая однажды заперла фенечку другой старшей в подвале с привидениями Вдовьей башни.

Фенечка – это девочка из младших классов, которая хочет быть тобой. Вообще-то странноватое такое шефство над младшими, если честно. Тебе в шкафчик приходит письмо с наклейкой-сердечком на конверте, или с нарисованной от руки кошечкой, или чем-нибудь еще вроде того, и это означает, что у тебя появилась фанатка среди младших – фенечка. Бьянкой быть никто не хочет. А если кто и хочет, то это такие девочки, у которых нет наклеек и которые не умеют рисовать и ненавидят кошечек, потому что они слишком миленькие, а если они и любят кошечек, то только за их ничтожный вес и размер.

По дороге к дому директора Бьянка представляет себя олененком в ночной тьме, снег мягко падает на ее рыжую шерстку, и она думает о принцессе Августе, которая пришла сюда и утонула: интересно, она это спланировала или просто думала, что умеет плавать? Может, она пыталась достать со дна свой черный бриллиант? Потому что нет, ну правда, как, блин, жить-то, если он пропал?

Его обязательно надо найти, этот черный бриллиант. Только так можно вернуть свет. Прозрачный, пронзительный свет.

Их везут в Стивенидж на выездной урок географии.

Это же надо додуматься – устроить географическую поездку в город, хуже которого не было, наверное, во всей истории Вселенной, ну, если, конечно, не считать разных там советских развалин и городов рядом с Чернобылем. Этому Стивениджу тоже нужна ядерная катастрофа. Они заходят в “Макдональдс” за диетической колой и хэппи-милом. Там мальчики, мальчики повсюду. Эти, похоже, хуже, чем ДМ? Одеты в вещи из “Спортс дайрект”[9]9
  Британский супермаркет недорогой спортивной одежды.


[Закрыть], пропахшие дешевыми химикалиями, а изо рта воняет соусом для бигмака и вейпом со вкусом бабблгама. И все, буквально все жители этого города жирные. Немногочисленные нежирные люди похожи на быдло-версию Бьянки, они толкают перед собой коляски, набитые детьми, у них длинные немытые волосы и по всему телу пирсинг. У каждого местного мужчины – нелепые татуировки. Не сексуальные картинки, как у поп-звезд и футболистов, а отчаянные крики о помощи, набитые выцветшей тушью. К счастью, сейчас осень, так что их не очень видно. Но кто-то вспоминает, как девочек водили в местный бассейн, и там были жирные мужики с ангельскими крыльями на спинах и с вытатуированными именами и датами рождения их детей. Таш и Тиффани идут под ручку, потому что они теперь лучшие подружки, а Дэниель плачет негорючими слезами приходящей ученицы с легким ПМС.

Каковы географические особенности Стивениджа? Никто не знает. Помимо жирных людей, тут много дорог с круговым движением и стройка.

– Сэр? – обращается кто-то к учителю.

Мистер Хендрикс – марксист-экзистенциалист с бородой. Непонятно, как так вышло, что он стал школьным учителем.

– Вы что, правда тут живете? Тут ужасно.

Мистер Хендрикс улыбается. Борода у него больше похожа на бороду, чем у доктора Моргана. И волосы у него темные, и вообще он выглядит сексуальнее. Говорят, у него на груди вытатуировано имя его бывшей девушки, но никто не видел. А на плече – “Падай выше”.

– Да, я тут живу. Что в этом такого?

– О боже, сэр, ну тут ведь сплошное быдло.

– Рейчел, у нас в школе людей так не называют. Ты только что лишила свой класс пяти очков.

Всем, вот буквально каждой девочке насрать на очки класса.

– А плебеи, сэр, так можно говорить?

– Ни в коем случае.

– И еще тут столько жирных! Почему они все такие жирные, сэр?

– Из-за капитализма, Лисса. Из-за ваших отцов и всего, что они делают.

– Сэр, это же сексизм! А наши матери? Они тоже могут быть капиталистками!

Девочкам раздают папки с блокнотами и отправляют брать интервью у местных жителей на разные смертельно скучные темы типа работы и жилищной проблемы. География – это ведь про экзотические места, животных, племена и столицы, а не про эту хрень. По крайней мере, уж яхты-то там должны быть, в этой географии? Интервью ни у кого не получается нормально. Холодно, и вместо опроса на улице все ищут места потеплее. “Макдональдс”, универмаги, “Топшоп”.

Тут Доня выходит из универмага с бесплатным пробником нового увлажняющего крема, и выясняется, что всем срочно нужны бесплатные пробники: настоящее нашествие облаченных в юбки экзотических длинноруких и длинноногих существ с безупречным скелетом. Они берут штурмом “Дебнемс” и “Британский дом” – в обоих универмагах пахнет плохими кафетериями, детскими подгузниками и мочой. Никто из посетителей не догадывается, что юбки – это школьное правило и девочкам запрещено выходить за пределы школьной территории без юбки. Все, наверное, думают, что они сами решили бесстыдно выставить напоказ свои ноги, свои идеальные ноги, свои дорогие коленки и восхитительные веснушки, большинство из которых, к счастью, спрятаны под колготками: дешевыми из аптеки “Бутс” у английских девочек и чистошерстяными у всех остальных.

На Тиффани короткий черный кожаный предмет одежды, который противоречит правилам по всем параметрам, кроме того, что это – юбка. Юбка Лиссы – джинсовая, тоже против правил. Бьянка приехала в розовой балетной пачке, а под ней – леопардовые леггинсы, тоже нарушение. Интересно, это вообще юбка? Или один из ее балетных костюмов? Может, осталось от прошлогоднего представления?.. У Таш юбка всего одна – атласная мини с зебровым принтом и пайетками марки “Хэлперн”, она купила ее в онлайн-бутике Net-a-Porter за 990 фунтов, расплатившись черным “Амексом”, когда поняла, что выходить из школы разрешается только в юбке. Она не планировала заказывать такую дорогую вещь, просто не разобралась в курсе валют. Но вроде бы всем плевать. Дэниель контрабандой проносит в школу посылки из Net-a-Porter, в обмен на маленькие подарочки – пару розовых “конверсов”, шелковый шарфик, что-нибудь такое. Мистер Хендрикс никак не может повлиять на то, какие юбки выбирают девочки. Ну, типа, блин, чего ему делать-то?

В шесть приходит автобус, а Бьянки нет. Ее наконец удается обнаружить в подвале местного ночного клуба: стоит и смотрит, распахнув огромные глаза цвета синего озера, как диджей репетирует сет на этот вечер. Диджей худой и чернокожий, волосы острижены очень коротко, а на футболке написано “Добро пожаловать в Пустоши”. Он крутит диск Азилии Бэнкс и одновременно курит косяк. Это одна из самых сложных и непостижимых вещей, которые девочки видели в своей жизни. А тут еще Бьянка берет косяк у диджея и делает затяжку, как будто бы всю жизнь только этим и занималась. Она начинает танцевать, и у нее так классно получается, прямо как в поп-клипах, которые они иногда смотрят по телевизору в субботу утром в деревенском доме Дэниель. Ну, типа, никто вообще не знал, что Бьянка умеет танцевать. Нет, балет – это понятно, но чтобы так! Ее длинные руки летают вокруг, как спагетти, летящие в стену. И в розовой пачке вдруг появляется какой-то непредвиденный смысл.

Входит друг диджея.

– Еще девушки, – говорит он. – Йо, вы откуда?

Он белый, но говорит так, как будто бы нет.

Никто ему не отвечает. Все краснеют. Каждая пытается изобразить своими конечностями что-нибудь “клевое”, но всем так и хочется с хихиканьем убежать, потому что внутри у них как будто вертлявые червячки и всякий детский сад. В помещении темно, и пахнет дымом и чем-то кислым. Тут детям не место. Стены обтянуты мятым черным бархатом, при свете дня это выглядит глупо и в то же время как-то страшновато. Местами бархат разорван и забрызган кляксами пива. Гардероб закрыт. Пол липкий. Пятна вроде какой-то слизи.

– Бьянка, пошли, – говорит Лисса. – Автобус приехал.

– Автобус приехал, – повторяет белый парень, имитируя произношение Лиссы, и у него получается что-то вроде “автобэс приехэл”. – Йо, девчонки, вы откуда такие? Девчонки из частной школы, да?

Никто ему не отвечает.

– И чего, девчонки из частной школы, травки хотите? – спрашивает он. – Вы сюда за этим?

Конечно, хотят. Никто из них никогда не пробовал наркотиков, и вот пожалуйста – какой-то тощий гопник предлагает их бесплатно. Им не страшно. От травки еще никто не умирал, правильно? Да и вообще, парней всего двое, а их – целых пять, даже если не считать Бьянку. Если что-нибудь пойдет не так, они смогут… Что? Но об этом все равно никто не думает. Правда, Наташа вспоминает, что говорила тетя Соня, и, когда до нее доходит очередь, только притворяется, что затянулась. А еще у нее, если что, есть с собой русское “Глубокое тепло”.

Когда девочки наконец возвращаются к автобусу, у них большие неприятности. К тому же они задерживаются еще сильнее из-за того, что на обратном пути останавливаются, чтобы раздать автографы. В конце концов, а почему нет? Тип из “Старбакса” решил, что они настоящая девчоночья группа, – они чуть не сдохли от смеха!

– Снимаю еще десять очков с вашего класса, – говорит мистер Хендрикс.

– Сэр? – подает голос Эль, капитан хоккейной команды. – Они учатся в двух разных классах.

– Чума возьми семейства ваши оба, – говорит Бьянка и принимается хихикать.

Остальные проталкивают ее в конец автобуса.

Мистер Хендрикс вздыхает и включает на стереосистеме Боба Дилана, и все девочки издают разочарованный стон, потому что ошибочно считают Боба Дилана благостным хиппи и антикапиталистом. Выбором музыки довольна одна только Доня, которая влюблена в мистера Хендрикса и не очень-то это скрывает.

– Сэр, – говорит она, когда автобус пускается в обратную дорогу сквозь вечернюю мглу и холод.

– Да, Доня?

– Вы с Джими Хендриксом родственники?

– Да, Доня.

– Неужели правда, сэр?

– А ты как думаешь?

Из общей комнаты девятого класса вынесли все вещи, чтобы покрасить, и кто-то обнаруживает под запасами “Боврила” выпускной альбом 1988 года.

Множество выцветших фотографий тощих девочек с нелепыми пышными прическами вклеено в альбом настоящим клеем, а рядом ручкой написаны “Факты о них”: любимые цвета, группы, прозвища и прочее. Все это на удивление скучно – если не считать выпавшего из альбома старого листка бумаги с инструкцией, как мастерить браслеты-феньки. Дэниель тут же хватается за него, потому что обожает делать всякие хорошенькие ретроштуки. Вторую половину альбома заполнили мальчики из лондонской школы Хэрроу. Вклеили туда свои фотографии и тексты песен, которые им нравятся (часто это тексты Ван Моррисона), изложили свои планы на жизнь, перечислили любимых животных (в основном это змеи) и описали свою “идеальную женщину”. Много раз встречается имя Ванессы Паради и ее фотография – в желтой толстовке и мальчишеских джинсах, по современным стандартам она выглядит довольно жирной. Уж точно больше восьми стоунов[10]10
  стоунов – чуть больше 50 кг.


[Закрыть].

Доня говорит, что надо отнести альбом учителю истории.

– Это ведь в каком-то смысле история, – говорит она. – Ну, типа, история народа данной местности.

– Vestiges archéologiques[11]11
  Археологические реликвии (фр.).


[Закрыть], – говорит Тиффани.

Мистер Хендрикс согласен, что альбом – исторический документ, и девочки решают, что им нужно тоже сделать альбом своего выпуска и отправить мальчикам, которые сейчас учатся в Хэрроу. Оказывается, мистер Хендрикс, хоть он и весь из себя марксист-экзистенциалист, на самом деле учился в Хэрроу[12]12
  Хэрроу – одна из старейших и известнейших британских частных школ для мальчиков.


[Закрыть] и сможет договориться с их учителем по истории. А еще там учится брат-близнец Бьянки. Никто понятия не имел, что у Бьянки есть брат-близнец, так что она, может, вообще врет, кто ее знает. Ну и вообще они решили, что сделают все, как в 1980-х: заведут себе такой альбом и отправят его по настоящей почте.

– Сэр, – обращается к мистеру Хендриксу Рейчел, – а вот принцессе Августе не понадобилось вклеивать свою фотографию в альбом, который на самом деле ведь не что иное, как каталог…

– Каталог для секса, – мрачно договаривает за нее Бьянка.

На фотографии, которую она выбрала для альбома, она похожа на стоящего в тени богомола. Огромные глаза светятся над длинной темной полосой – возможно, это на ней черное платье и стоит она, прислонившись к черной стене.

– Какая-то организованная проституция, – соглашается с ней Лисса.

– Catalogue de sexe, – произносит Тиффани, и глаза ее вспыхивают.

Интересно, она все эти слова выдумывает или это правда французский? Никто не знает. Мадам Венсан никогда не говорит с ними на темы, связанные с понятием sexe. Sexe по-французски значит “секс”. Как-то чересчур просто. Раз – и готово.

– Девочки, – говорит мистер Хендрикс. – Если бы у ваших классов еще оставались какие-то очки, я бы их снял. – Что с вами такое? Ведь это же замечательная возможность увидеть воочию, как вершится история.

– Сэр, а может, мы просто в интернет все выложим?

– Девочки, интернет – это совсем другое. И вы сами это понимаете. Давайте подумаем, какой современный штрих мы можем добавить. Какие будут предложения?

В итоге они решают, что добавят к каждому фото и описанию свой номер телефона – возражает только Бьянка, поэтому она вписывает выдуманный номер.

За “Боврилом” нашелся еще и счетчик калорий из доинтернетных времен. Это такая книжка в мягкой обложке, набранная крошечным шрифтом и забрызганная розовыми и коричневыми пятнами – может, варенье и “Боврил”, а может, и нет. Книжечку передают по рукам во время приготовления уроков, пока Син-Джин спит. Игра заключается в следующем: надо найти самое жирное, самое калорийное блюдо. Может, фондю? (Что это вообще такое?) Фондю с картошкой фри. Фондю с картошкой фри, бобами, соусом “Тысяча островов” и тортом с кремом. А еще пирог. Много-много кусков пирога. С картофельным пюре, приготовленным с целой пачкой сливочного масла и несколькими ложками сливок повышенной жирности. Сливок, которые стекают по ложке и с краев тарелки и капают на пол. Люди наступают на эти супержирные сливки, поскальзываются и разбиваются насмерть.

Игру придумала Бьянка.

В прошлый раз она придумывала игру, которая заключалась в том, чтобы находить фотографии знаменитостей с самыми толстыми руками. А до этого нужно было собирать в инстаграме снимки детей, страдающих ожирением. Еще был “Челендж Толстой Балерины”: отыскивать изображения профессиональных танцовщиц, приближать снимок в области задницы, живота или подбородка и располагать части тела по степени жирности.

Позже, уже в постели, Таш достает свой серебряный телефон и заходит на сайт Weight Watchers[13]13
  Weight Watchers – коммерческая программа диетического питания, основанная на том, что каждому виду продукта соответствует некоторое количество условных “баллов”, и идея диеты – в том, чтобы за сутки не превышать необходимое количество этих самых баллов.


[Закрыть]. За день полагается съедать еды на 23 очка. Таш изучает, сколько очков составляют разные ресторанные блюда. Слава богу, она почти никогда не ест индийской еды, потому что приготовленная в ресторане индийская курица тикка масала – это 81 очко. Таш мутит уже от одной мысли. А если добавить к этому рис пилау (20), лепешку наан (28) и парочку луковых баджи (18), получится уже 147 очков. Почти недельная норма очков за один-единственный прием пищи. И это даже без десерта.