Текст книги "Простой план"

4

Окно моего кабинета, находившегося в правом крыле здания магазина «Рэйклиз», выходило на юг; из него открывался вид на епископальную церковь Сэйнт-Джуд, что располагалась на противоположной стороне улицы. В среду, шестого января, я сидел за рабочим столом, уплетая обсыпную плюшку с теплым кофе, – в это время в дверях церкви показалась траурная процессия, которая медленно пересекла посыпанную гравием автостоянку, вошла в ворота крохотного кладбища и направилась к свежевырытой могиле, что темнела впереди, ярдах в сорока от входа.

Хоронили Дуайта Педерсона.

На автостоянке было припарковано шесть машин, в том числе серебристый катафалк, который подогнали к самым кладбищенским воротам. Похороны были скромными; Педерсон не отличался особой общительностью, и не так уж много было у него друзей. Я разглядел Рут, вдову Педерсона; она как раз подходила к могиле. Рядом с ней шел священник – сгорбленный, тщедушный старикашка, левой рукой он прижимал к груди Библию. Мне был виден лишь край могилы, все остальное загораживало здание церкви. Скорбящие выстроились вокруг могилы.

Зазвонил церковный колокол.

Я покончил с булкой, поднялся и с чашкой кофе в руке подошел к окну. Кладбище, хотя и находилось ярдах в ста, все равно было достаточно далеко, чтобы я мог узнать людей, стоявших возле могилы. Некоторых вообще не было видно – их заслоняла церковь; другие же, склонив головы, ссутулившись и съежившись от холода, казались какими-то безликими фигурами, хотя многих из них я наверняка знал. Видел на улицах города, слышал о них разные истории, анекдоты, сплетни.

Я смотрел, как они склоняют головы, потом поднимают их, хором повторяют слова молитвы, опять кланяются. Я отыскал глазами Рут: она стояла спиной ко мне. Вдова не поднимала головы вместе со всеми, а держала ее все время опущенной. Я предположил, что она плачет. Священника я разглядеть так и не смог.

Я оставался у окна до самого окончания траурной церемонии, пока люди не стали медленно расходиться, направляясь к автостоянке. Я следил за ними и, затаив дыхание, пересчитывал. Их было в общей сложности семнадцать человек, включая водителя катафалка и священника. Они пожертвовали своими утренними делами и пришли почтить память Дуайта Педерсона и выразить сожаление по поводу его кончины. Все они верили в то, что погиб он в результате несчастного случая, что произошла ужасная трагедия, когда он, раздавленный санями, оказался в ледяной воде, со сломанной ногой и двумя сломанными ребрами, разбитым черепом, отчаянно, но, к сожалению, тщетно пытаясь освободиться от смертельной хватки своего шерстяного шарфа.

Только мы с Джекобом знали правду.

Я был уверен, что отныне все станет намного проще. С каждым днем мне будет все легче вспоминать о том, что я натворил. Педерсон был погребен, и уже можно было не бояться, что при вскрытии обнаружат нечто подозрительное; самолет занесло снегом, и следы вокруг него исчезли навсегда.

Но, пожалуй, самое большое облегчение испытывал я оттого, что по-прежнему считал себя порядочным человеком. Поначалу я думал, что происшествие на окраине заповедника изменит меня, повлияет на мой характер или индивидуальность; казалось, что меня будет преследовать чувство вины, ужас перед совершенным преступлением. Но ничего не изменилось. Я остался прежним. О смерти Педерсона, как и о найденных деньгах я думал много и напряженно, но лишь когда вспоминал о них. Мою повседневную жизнь события эти совершенно не затрагивали. Так что самым верным способом отвлечься от мучительных переживаний было перестать вызывать в памяти эти волнующие эпизоды.

Я понимал, что совершенное мною преступление подпадает под определение аномалии. К этому злодеянию меня подтолкнули чрезвычайные обстоятельства, не подвластные моей воле, и потому в душе я готов был оправдать свои действия и даже простить себя.

Но как воспримут это другие? Если что и беспокоило меня в тот момент, так это вовсе не страх перед разоблачением, не кража денег и даже не воспоминания об убийстве. Причина моих волнений была связана с Сарой. Сможет ли она понять и принять мой поступок?

Я чувствовал, как поддувает из окна. Пластиковая изоляция, которая была проложена во внешней раме, местами поистерлась, и ветер трепал ее лохмотья. Я видел, как родные и близкие Педерсона о чем-то разговаривали на автостоянке. Они окружили Рут и по очереди обнимали ее и утешали. Мужчины жали друг другу руки. Наконец все расселись по машинам, выехали со стоянки и медленно двинулись по Мейн-стрит к западной окраине города.

Они возвращались к дому Педерсонов. Я живо представил себе их ленч за большим деревянным столом в кухне – жаркое и салат из бобовых, холодный филей и картофельные чипсы. Подадут горячие напитки – чай, кофе, шоколад, а на десерт – морковный пирог, желе и шоколадное хрустящее печенье. Рут Педерсон, уже переодевшаяся из черного платья, будет сидеть во главе стола и наблюдать за гостями, следить, чтобы закуски хватило всем. Гости будут подчеркнуто любезно что-то тихо говорить ей, а она с мягкой улыбкой будет их слушать. После трапезы все кинутся помогать ей убирать со стола, мыть посуду, расставляя ее потом совсем не по тем шкафчикам. И, когда день начнет плавно переходить в вечер и со стороны заповедника станут подкрадываться сумерки, они по одному разбредутся, возвращаясь к собственной жизни, и Рут останется одна в пустом доме, предоставленная самой себе.

Я и это мог представить – как она сидит в доме, утонувшем в сумерках; гости ушли, убрав все за собой, и из-за их услужливости ей теперь нечем себя занять, остается лишь снова окунуться в свою печаль. Странно, но, даже рисуя в воображении столь безрадостную картину, я не испытывал ни угрызений совести, ни чувства вины перед этой женщиной, мне было жаль ее, да и только. Я лишил ее мужа; никогда бы не подумал, что смогу жить с ощущением столь тяжкого греха. И что же – жизнь моя продолжалась.

Я опустил жалюзи, допил кофе и выбросил стаканчик в корзину для мусора. Потом сел за стол, включил лампу, вытащил из кармана рубашки ручку и погрузился в работу.

В тот вечер, возвращаясь с работы домой, я поехал кружным путем, мимо заповедника. Я обогнул его с севера, потом заехал с запада и медленно двинулся вдоль южной границы парка. Только-только начинало темнеть, и я включил фары дальнего света, внимательно разглядывая обочину дороги в поисках наших следов. Их не было; все, что хоть как-то свидетельствовало о нашем здесь пребывании, даже вмятины от шин грузовика Джекоба, было глубоко запрятано в снежных сугробах.

Проезжая мимо фермы Педерсона, я обратил внимание на светящиеся окна дома. Колли снова сидела на крыльце. На этот раз она почему-то не залаяла – просто, навострив уши и медленно вращая худой остромордой головой, долго глядела вслед проезжавшей мимо машине, которая следовала в сторону моста.

Прошла неделя. За это время я дважды разговаривал с Джекобом по телефону, но не виделся с ним. Разговоры наши были сжаты, они крутились в основном вокруг Педерсона и заканчивались взаимными заверениями в успехе нашей аферы. С Лу я не беседовал ни разу.

В четверг днем я сидел на рабочем месте, когда в моем офисе появилась Сара. Она раскраснелась от мороза, румянец придавал ей злобный вид, в ней чувствовалась какая-то нервозность: глаза бегали, руками она непрерывно что-то подправляла – то волосы, то брови, то одежду; глядя на нее, я сразу понял: что-то случилось. Я тут же встал и, выйдя из-за стола, помог ей снять куртку. На Саре было одно из ее платьев для беременных – флотилия крошечных суденышек движется по морю бледно-голубой дешевой ткани. Платье были присобрано на животе, который от этих складочек казался и вовсе необъятным. Я не мог удержаться, чтобы не уставиться на него; он напоминал мне какой-то гигантский фрукт. Внутри был ребенок: теперь всякий раз, стоило мне взглянуть на ее живот, как меня посещала эта мысль, вызывая неприятные ощущения в собственном желудке.

Сара тяжело опустилась в кресло возле моего стола – на нем обычно сидели клиенты нашего магазина, когда приходили ко мне просить об отсрочке платежей по счетам. Волосы ее были уложены вокруг головы, губы она подкрасила темно-красной помадой.

– Лу проболтался Ненси, – выпалила она.

Я подошел к двери и поплотнее прикрыл ее. Потом вернулся к столу.

– Я встретила ее в бакалейной лавке, – продолжила Сара. – Я зашла купить яблочного пюре и как раз рылась в сумке, пытаясь отыскать купон на скидку, который вырезала из газеты, когда вдруг сзади подошла Ненси и спросила, зачем я занимаюсь такой ерундой.

– Она имела в виду купон?

Сара кивнула.

– Она сказала, что с таким новогодним подарком не стоит так мелочиться.

Я нахмурился.

– Она говорила это прямо у кассы. Словно комментировала прогноз погоды.

– А ты что ей ответила?

– Ничего. Я сделала вид, что не поняла ее.

– Хорошо.

– Но она догадалась, что я знаю, о чем идет речь. Мне кажется, она уловила, что я поняла ее намек.

– В конце концов, мы ведь предполагали, что Лу все ей расскажет, не так ли?

– Я хочу сжечь деньги.

– Я имею в виду, что рано или поздно ей все равно пришлось бы узнать об этом.

– Мы совершили ошибку, Хэнк. Признайся в этом. Мы вляпались по уши.

– Мне кажется, ты излишне драматизируешь события, – сказал я и потянулся через стол, пытаясь взять ее за руку, но Сара резко отдернула ее. Я пристально посмотрел на жену. – Ну, хватит, успокойся.

– Нет. Нас поймают. Я хочу сжечь деньги.

– Но мы не можем этого сделать.

– Неужели ты не видишь, Хэнк? Не видишь, как ситуация выходит из-под контроля? Все было нормально, когда о деле знали только мы четверо. Но каждый считает себя вправе поделиться секретом с кем захочет. Теперь нас уже пятеро. Очень скоро будет и больше. И число посвященных будет расти, пока нас не схватят.

– Мы не можем сжечь деньги, – повторил я.

– Это маленький городок. Слухи здесь распространяются гораздо быстрее, чем ты думаешь. Мы должны покончить с этим делом, пока у нас еще есть такая возможность.

– Сара, – медленно произнес я, – все осложнилось.

Она начала было протестовать, но вдруг увидела выражение моего лица.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Ты помнишь репортаж по телевизору о Дуайте Педерсоне? Старике, что свалился на аэросанях в реку?

Она кивнула.

– Да, первого января.

– Его смерть не была случайной.

Сара, судя по всему, не поняла смысла сказанного. Она смотрела на меня отсутствующим взглядом.

– Он видел нас с Джекобом в заповеднике, и мы убили его. – Выпалив это, я испытал невероятное облегчение, у меня словно гора с плеч свалилась. Сам того не ожидая, я вдруг признался. Теперь совесть моя была чиста.

Сара сидела молча, пытаясь осознать услышанное.

– Ты убил его? – спросила наконец она и как-то странно посмотрела на меня. В ее взгляде отразился не ужас, которого я почему-то больше всего боялся; в нем было нечто сродни страху – опаска с оттенком растерянности, пожалуй; и за всем этим угадывалось скрытое неодобрение, которое, как зернышко, готово было прорасти и ожидало лишь благодатного дождя в виде подробностей случившегося. Уловив ее настроение, я заколебался и, опять-таки неожиданно для самого себя, даже не задумавшись, снова начал лгать.

– Это дело рук Джекоба, – сказал я. – Он вышиб Педерсона из саней и ударил по голове. Потом мы отвезли старика к мосту и обставили его гибель как несчастный случай.

У меня было такое ощущение, что мое вымученное признание истекает кровью среди разбросанных по столу бумаг.

– Боже, – прошептала Сара.

Я кивнул, уставившись на свои руки.

– Как ты мог позволить ему совершить убийство? – спросила Сара.

Я не сомневался в том, что этот вопрос она задает из чистого любопытства, а вовсе не в порядке внушения. Ответа у меня не было.

– Разве ты не мог его остановить?

Я покачал головой.

– Это произошло так быстро. Один удар – и все было кончено.

Я посмотрел на Сару, встретился с ней взглядом. И испытал облегчение: она была спокойна. В ее глазах не было ни ужаса, ни печали, одно лишь смятение. Она не совсем поняла, что же произошло на самом деле.

– Он выслеживал лисицу, – начал объяснять я. – Если бы Джекоб не убил его, он бы наверняка обнаружил самолет и наши следы вокруг него.

Сара на мгновение задумалась.

– Но это не мешает нам сжечь деньги, – проговорила она.

Я опять покачал головой. Вовсе не собирался я жечь эти деньги. Из-за них я убил человека; если сейчас я сдамся, получится, что убил ни за что. Мое преступление станет бессмысленным, непростительным. Все это я понимал, но сказать Саре не смел.

Сдвинув брови, я вперил взгляд в стол и начал катать карандаш по его поверхности, накрыв сверху ладонью.

– Нет, – сказал я. – Мы не будем сжигать деньги.

– Но нас поймают, – возразила Сара. – Может так получиться, что мы теряем последний шанс.

Она повысила голос, и я взглядом указал на дверь, одновременно приложив палец к губам.

– Если мы сожжем их, – зашептала она, – с Джекобом все будет в порядке. Не останется ни улик, ни мотивов, чтобы привязать нас к гибели Педерсона. Но если мы будем тянуть, то дождемся, что нас накроют с деньгами, и тогда уж Карлу не составит труда свести все факты воедино.

– Я не вижу причин для волнений, – спокойно проговорил я. – Нам пока ничто не угрожает. А если вдруг почувствуем опасность, тогда можно будет сжечь деньги. Пока это единственная улика против нас.

– Но теперь это уже не просто кража, ведь произошло убийство.

– Кроме нас, об этом никто не знает, Сара. Только ты, я и Джекоб. Это наш секрет. И с чего это вдруг у кого-то возникнут подозрения на наш счет?

– Нас поймают. – Она откинулась в кресле и сложила руки на животе.

– Нет, – произнес я с большей уверенностью, чем испытывал на самом деле. – Не поймают. Больше ни одна живая душа не узнает о том, что произошло. Ни о Педерсоне, ни о деньгах.

Сара промолчала. Она, казалось, была близка к тому, чтобы разрыдаться, но я чувствовал, что хотя бы на мгновение, но мне удалось удержать ее от слез. Она готова была оставить все как есть, подождать и посмотреть, что произойдет дальше. Я встал со стула и, выйдя из-за стола, подошел к ней. Я коснулся ее волос, наклонился и обнял ее. Движение получилось весьма неграциозным: она сидела глубоко в кресле, живот ее разделял нас, и мне пришлось перегнуться через ручку кресла, чтобы дотянуться до нее. Но желаемый эффект был достигнут. Сара уронила голову мне на плечо и обняла меня.

На столе начал надрываться телефон. После пяти звонков он замолк.

– Я же обещал тебе, Сара, ведь так? Я обещал, что не позволю, чтобы мы оказались в руках полиции.

Она кивнула, уткнувшись мне в шею.

– Верь мне, – прошептал я. – Я поговорю с Лу насчет Ненси. Все будет о'кей. Ты только подожди, не дергайся.

В тот же вечер, когда магазин уже закрывался, я услышал, как в торговом зале Джекоб спорит с кассиршей. Я быстро поднялся и вышел из кабинета.

Джекоб стоял у кассы; куртка его была наглухо застегнута. Он умоляюще глазел на Черил Уилльямс – густо нарумяненную стареющую толстушку, которая работала кассиром на полставки. Черил упрямо мотала головой.

– Сожалею, мистер Митчелл, – говорила она. – Я просто не имею права этого делать. Перейдите улицу и зайдите в банк.

– Ну что вам стоит, Черил, – умолял Джекоб. – Банк ведь уже закрыт.

– Тогда вам придется подождать до утра.

– Я не могу ждать до утра, – повысил голос Джекоб. – Мне это нужно сию минуту.

Что-то в его позе – скорее всего, неуклюже расставленные ноги, чуть подгибающиеся под тяжестью его туши, – убедило меня в том, что Джекоб пьян.

– Джекоб, – вмешался я в разговор, не дав Черил возможности ответить.

Они одновременно повернулись ко мне, и на лицах обоих отразилось облегчение.

– Она не дает мне денег, – пожаловался Джекоб.

В его руке был зажат чек, и он помахал им перед носом Черил.

– Мы не банк, – возразил я. – Мы не выдаем денег по чеку.

Черил, вновь занявшаяся подсчетом дневной выручки, чуть заметно улыбнулась.

– Хэнк… – начал было Джекоб, но я резко оборвал его.

– Пройди в мой кабинет, – сказал я.

Джекоб повиновался, и, когда он вошел ко мне, я закрыл за ним дверь.

– Садись, – бросил я ему.

Он опустился в то самое кресло, в котором незадолго до этого сидела Сара. Кресло жалобно скрипнуло под его тяжестью.

Я подошел к окну и поднял жалюзи. Солнце почти зашло. В городе зажигались огни. Церковь и кладбище уже погрузились в темноту.

– Ты выпил, – сказал я не оборачиваясь. Мне было слышно, как он заерзал в кресле.

– Что ты имеешь в виду?

– Я чувствую по запаху. Еще пяти нет, а ты уже пьян.

– Я выпил только пару пива, Хэнк. Я совсем не пьян.

Я отвернулся от окна и присел на подоконник. Джекобу пришлось развернуться в кресле, чтобы видеть меня. Выглядел он смущенным, оробевшим – словно ученик, которого вызвали в кабинет директора.

– Это безответственно, – заявил я.

– Но мне действительно очень нужны деньги. Нужны сегодня вечером.

– Ты хуже Лу.

– Да полно тебе, Хэнк. Выпил-то всего пару пива.

– Он проговорился Ненси, так ведь?

Джекоб вздохнул.

– Отвечай мне, – повысив голос, настаивал я.

– Что ты так зациклился на этом?

– Просто хочу знать правду.

– Но мне-то откуда это знать?

– Мне важно твое мнение.

Насупившись, Джекоб снова заерзал в кресле. Смотреть на меня он не решался.

– Она его подружка, – начал он. – Они вместе живут.

– Ты хочешь сказать, что он все-таки проболтался?

– Если бы Лу спросил меня о том, сказал ли ты Саре или нет, я бы ответил…

– Лу спрашивал тебя об этом?

– Перестань, Хэнк. Я просто пытаюсь доказать тебе, что это лишь мои догадки. Я ни в чем не могу быть уверенным.

– Я не об этом спрашиваю. Меня интересует, что ты думаешь по этому поводу.

– Тогда я повторюсь: она его подружка.

– Это означает «да»?

– Наверное.

– А ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались? О том, что ты несешь за него ответственность.

Джекоб промолчал.

– Если он провалит дело – это будет твоя вина. И спрашивать я буду с тебя.

– Но, послушай…

– Я сожгу деньги, Джекоб. Если увижу, что из-за вас мой план под угрозой, я просто-напросто сожгу их.

Он уставился на свой чек, который все еще держал в руке.

– Будет лучше, – добавил я, – если ты приведешь его в чувство, и как можно скорее. Скажи ему, что на нем теперь лежит ответственность за Ненси – так же, я повторяю, как и на тебе – за него.

Джекоб задумчиво посмотрел на меня. Он старательно орудовал языком во рту, причмокивал, прочищая зубы. Лоб его, широкий и низкий, был усеян прыщами. Кожа была сальная и блестела.

– Прямо-таки круговая порука, – сказал он. – Ты не находишь?

– Круговая порука?

Он улыбнулся.

– Лу отвечает за Ненси, я отвечаю за Лу, ты – за меня.

Я задумался над его словами, потом согласно кивнул.

– Выходит так, – продолжал Джекоб, – что в итоге ты несешь ответственность за всех нас.

Я не нашелся с ответом. Отступив от окна, я прошел к столу и занял свое рабочее место.

– На какую сумму у тебя чек? – спросил я. Джекоб посмотрел на чек, зажатый в руке. Перчатки он так до сих пор и не снял.

– На сорок семь долларов.

Я протянул руку через стол и взял у него чек.

– Откуда он у тебя?

– От Сонни Мейджора. Я продал ему свой храповик с трещоткой.

Я бегло просмотрел чек, потом передал его Джекобу вместе с ручкой.

– Перепиши его на меня.

Пока он расписывался, я достал из бумажника две двадцатидолларовые и одну десятидолларовую бумажки. Отдав их Джекобу в обмен на чек, я проговорил:

– Ты должен мне три доллара.

Он сунул деньги в карман и, похоже, уже собрался уходить, но потом вдруг решил задержаться. Взглянув на мой лоб, он поинтересовался:

– Как твоя шишка?

Я тронул ее пальцем. Все, что осталось от шишки, – это крошечный струп.

– Рассосалась.

Джекоб понимающе кивнул.

– А твой нос? – спросил я.

Он сморщил нос и шумно втянул воздух.

– Прекрасно.

После этого мы замолчали. Я уже собирался встать и проводить брата до двери, когда он вдруг сказал:

– А ты помнишь, как отец разбил себе нос?

Я кивнул. Когда мне было семь лет, отец купил по выписке ветряную мельницу, чтобы с ее помощью орошать одно из полей. Он уже почти закончил сборку и, стоя на лестнице, закручивал последний болт, когда внезапный порыв ветра запустил алюминиевые лопасти этой штуковины, которые заехали отцу прямо по лицу и сбили его с лестницы. Мать видела все это из окна и – поскольку отец упал навзничь и лежал не двигаясь, прикрыв рукой голову, – бросилась к телефону вызывать «скорую помощь». В Ашенвиле существовала добровольческая служба пожарной охраны, и оттуда спасать отца примчались его друзья, которые потом очень долго подшучивали над ним. Отец так и не простил матери, что она поставила его в такое дурацкое положение.

– Эта ветряная мельница до сих пор стоит, – проговорил Джекоб. – Когда проезжаешь мимо, ее даже видно с дороги.

– Пожалуй, это единственное творение его рук, которое функционировало, – заметил я.

Джекоб улыбнулся – репутация отца как горе-мастера была извечной темой для шуток в нашей семье; но, когда он вновь заговорил, в голосе его прозвучали скорбные интонации.

– Жаль, что их уже нет рядом.

Я взглянул на него и – словно пелена спала с глаз – вдруг увидел, как на самом деле одинок мой брат. Джекоб был гораздо ближе к родителям, нежели я. Он жил в их доме почти до самой их гибели и, даже переехав в город, все равно большую часть времени проводил со стариками: подсоблял на ферме, болтал с ними, смотрел телевизор. Ферма была его прибежищем. Я был женат, скоро у нас с Сарой появится ребенок – для Джекоба же семья осталась в прошлом. У него не было никого.

Я безуспешно пытался подыскать уместные слова. Мне хотелось хоть как-то поддержать его, приободрить, но в голову ничего не лезло. Я не знал, как говорить со своим братом.

Наконец Джекоб нарушил молчание.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что спросишь с меня за промахи Лу?

Меня вдруг охватила легкая паника; разом забылись сентиментальные бредни в отношении брата, которыми только что я забивал себе голову. Я понял, что, если хочу держать Джекоба в узде, нужно изобрести какую-то реальную угрозу, а не запугивать его абстрактными обещаниями расквитаться. Идея родилась мгновенно: собственно, она лежала на поверхности и к тому же являла собой беспроигрышный вариант.

– Если нас сцапают из-за Лу, – произнес я, – я расскажу про Педерсона. Скажу, что это ты убил его, а я лишь помогал тебе замести следы.

Джекоб уставился на меня. Он ничего не понял.

– Я скажу, что пытался остановить тебя, но ты отпихнул меня и убил старика.

Джекоба, судя по всему, мое заявление шокировало. Когда он заговорил, было заметно, что слова даются ему с трудом.

– Но ведь ты же убил его, Хэнк.

Пожав плечами, я развел руки в стороны.

– Я совру, Джекоб. Если нас поймают по вине Лу, я заставлю Тебя заплатить за это.

Он скорчил болезненную гримасу. Из носа потекло, и он утер его перчаткой, потом провел рукой по штанам.

– Я не хочу отвечать за него, – сказал он.

– Но таково было условие. Мы же договаривались.

Он покачал головой. Жировые складки под подбородком – белые, с мраморными прожилками – продолжали трястись даже после того, как он замер.

– Я не могу контролировать его.

– Ты должен поговорить с ним, Джекоб.

– Поговорить? – раздраженно переспросил он. – Разве разговорами можно удержать его от глупостей?

– Тогда пригрози ему, – предложил я.

– Чем? Что побью его? Или сожгу его дом? – Он презрительно фыркнул. – Легко сказать: пригрози.

Мы оба замолчали. Было слышно, как за дверью засуетились сотрудники, собираясь по домам.

– Я не хочу отвечать за него, – повторил Джекоб.

– В таком случае, как мне кажется, возникает проблема.

Джекоб согласно кивнул.

– Возможно, – продолжил я, – придется сжечь деньги.

Я блефовал, но Джекоб никак не отреагировал на это. Наморщив лоб, он уставился на мой стол. Видно было, что мой брат всерьез задумался.

– Лу не подведет, – проговорил он наконец.

– Совершенно верно. Потому что ты ему этого не позволишь.

Джекоб, казалось, не слушал меня; он все еще был погружен в собственные мысли. Когда он заговорил, взгляд его был устремлен куда-то в сторону.

– А если он вздумает шутить, то недолго стать и жертвой несчастного случая.

– Несчастного случая?

– Да, как Педерсон.

– Ты хочешь сказать, что мы убьем его? – ужаснулся я.

Он кивнул, по-прежнему избегая смотреть на меня.

– Боже мой, Джекоб! Он же твой лучший друг Ты, верно, шутишь?

Он не ответил.

– Прямо-таки убийца века, – съязвил я.

– Перестань, Хэнк. Я просто…

– Прикончишь его, да? – Я ухмыльнулся и передразнил его: «Недолго стать и жертвой несчастного случая». Кем ты себя возомнил, Джекоб? Гангстером?

Он не смел поднять на меня глаза.

– Меня тошнит от твоих заявлений, – сказал я. Он вздохнул, хмуря брови.

– Как же ты хотел осуществить свой замысел? – поинтересовался я. – У тебя что, есть план?

– Я думал, мы могли бы обставить все как автокатастрофу.

– Автокатастрофа. Блестящая идея! И как ты себе это представлял?

Он пожал плечами.

– Может, посадить его в машину и сбросить с моста? – спросил я.

Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но я перебил его:

– С Педерсоном нам повезло. Тогда все работало на нас. Больше такого не повторится.

– Просто я думал…

– Ты никогда ни о чем не думаешь. В этом-то и проблема. Ты слишком глуп. Вспомни, как ты разнюнился после убийства. Ты плакал. Ныл, как ребенок. Хочешь еще раз пройти через это?

Он не ответил.

– Посмотри в окно, – сказал я. – Вон туда, через улицу, на кладбище.

Он повернулся к окну. На улице было уже совсем темно, так что разглядеть что-нибудь нам не удалось. Разве что собственное отражение в стекле.

– На прошлой неделе похоронили Дуайта Педерсона. Он оказался на том свете из-за тебя, из-за твоей жадности и паникерства. Как ты после этого себя ощущаешь?

Я в упор уставился на него, выжидая, пока и он посмотрит мне в глаза.

– Если бы я этого не сделал, – произнес он, – старик нашел бы самолет.

– Ну и пусть.

Джекоб растерялся.

– Ты же убил его, – сказал он. – Мог спасти, но не сделал этого.

– Я убил его, чтобы спасти тебя, Джекоб. Нужно было выбирать между ним и тобой. Я выбрал тебя. – Помолчав некоторое время, я добавил: – Может, я и допустил ошибку.

Джекоб явно не мог сообразить, как ему реагировать на это. Он продолжал лупить на меня глаза, и на лице его было все то же выражение полнейшего замешательства.

– Но уж больше со мной такого не случится, – заверил его я. – В следующий раз я тебя выдам.

– Я не могу нести за него ответственность, – прошептал Джекоб.

– Ты просто поговори с ним. Скажи, что я сожгу деньги, если заподозрю, что он портит все дело.

Джекоб опустил голову, уставившись себе на колени, и я впервые заметил у него намечавшуюся лысину. Это меня поразило. Если бы ему еще сбросить вес, то выглядел бы он точной копией отца, каким тот был незадолго до своей смерти. Таким же побитым, жалким.

– Жаль, что мы не можем поделить деньги прямо сейчас, – проговорил он. – Поделили бы и разбежались в разные стороны.

– Но мы же не так планировали, Джекоб.

– Знаю. – Он вздохнул. – Я просто мечтаю вслух.

На следующий день, в пятницу, за ужином Сара спросила меня, поговорил ли я с Лу.

Я покачал головой.

– Джекоб поговорит.

Мы ели спагетти, и Сара как раз в этот момент подкладывала себе добавки.

– Джекоб? – удивилась она. Ложка, которую она держала в руке, застыла в воздухе, макароны свисали над ее тарелкой. На Саре было темно-синее платье. В ярко освещенной кухне этот цвет придавал ее лицу нездоровую бледность.

Я кивнул.

– Может, тебе стоит это сделать самому?

– Я подумал, будет лучше, если именно он с ним поговорит. Джекоба Лу послушает. Меня же – вряд ли.

Сара закончила накладывать себе спагетти и поставила блюдо на середину стола.

– Ты уверен, что Джекоб понимает, насколько все серьезно?

– Я немножко припугнул его.

Сара взглянула на меня.

– Припугнул?

– Да, сказал, что, если нас поймают по вине Лу, я выдам его как убийцу Педерсона.

– Ну, и?..

– Поначалу он немного запаниковал, но, думаю, это должно сработать. – Я улыбнулся. – Он даже предложил убить Лу.

На Сару это, казалось, не произвело никакого впечатления.

– Как? – спросила она.

– Что как?

– Как он хотел убить его?

– Он хотел обставить это как автокатастрофу.

Сара нахмурилась. Она взяла вилку, накрутила на нее спагетти, отправила их в рот, прожевала и проглотила.

– Мне кажется, тебе не стоит угрожать Джекобу, – заметила она.

– Я и не угрожал. Просто хотел устроить ему небольшую встряску.

Она покачала головой.

– Если Джекоб согласен участвовать с тобой в заговоре против Лу, он с таким же успехом может объединиться и с ним против нас.

– Джекоб не станет замышлять что-то против нас, – произнес я с такой уверенностью в голосе, словно сама эта идея была абсурдна.

– Как ты можешь утверждать это?

– Он мой брат, Сара. А это все-таки что-то значит.

– Но кто ему ближе – ты или Лу? По-моему, у Лу больше оснований считать себя его братом.

Я задумался. Пожалуй, Сара была во многом права.

– Ты хочешь сказать, что Джекоб может попытаться убить меня из-за денег?

– Я хочу сказать только одно: не угрожай ему. Все, чего ты добьешься своими угрозами, – это вынудишь его кинуться к Лу. У них ведь нет семей, в отличие от тебя. Так что им ничего не стоит ворваться сюда, убить тебя, взять деньги и смыться.

– Деньги спрятаны. Они не знают где.

– Давай представим: вот они пришли сюда с ружьем, приставили его к твоей голове и просят показать, где спрятаны деньги.

– Они никогда этого не сделают.

– Представь, что они нацелили ружье на меня. – Она приложила ладонь к животу. – Прямо сюда.

Я начал возить по тарелке вилкой.

– Я не могу вообразить Джекоба в этой роли, а ты?

– А в роли убийцы Педерсона ты мог его вообразить?

Я не ответил. Мне представлялся удобный случай сказать правду, я это чувствовал и все равно колебался. Хотя чего мне стоило сказать всего несколько слов – так, по ходу разговора, между прочим. Секунд тридцать я сидел как истукан, уставившись на Сару, отчаянно пытаясь просчитать возможные последствия как своего признания, так и молчания, но мысли путались, ускользали от меня, так что, когда я наконец сделал выбор, произошло это вслепую.

– Так мог или нет? – настойчиво допытывалась Сара.

– Джекоб не убивал Педерсона, – выпалил я и, так же, как и накануне в моем офисе, испытал огромное облегчение от собственного признания. Я заерзал на стуле и пытливо посмотрел на Сару – мне была важна ее первоначальная реакция.

Она безучастно уставилась на меня.

– Но ты мне сказал…

Я покачал головой.

– Джекоб ударом повалил его на землю, и мы думали, что старик мертв. Но, когда я поднял его, чтобы усадить в сани, он застонал, и мне пришлось самому прикончить его.