Текст книги "Тернистый путь к счастью"

Глава 4. В серебряных тенетах

Поместье Нортумберлендов, Лестершир, за день до солнцестояния.

Леди Элеонора Перси сидела у распахнутого окна, задумчиво глядя на цветущий розовый сад. Легкий ветерок, напоенный ароматами шиповника и жасмина, играл с прядками ее золотисто-рыжих волос. На коленях девушки лежала раскрытая книга часослова, но мысли ее витали далеко от молитв.

С того самого злополучного турнира в честь святого Георгия Элеонору не покидали тревожные предчувствия. Королевский указ о созыве Великого Совета, на котором Генрих VII собирался утвердить права своей династии, отозвался в ее душе смутным, необъяснимым страхом. Словно над родом Перси, оплотом йоркистской партии, нависла грозовая туча.

Отец Элеоноры, престарелый и больной граф Нортумберленд, в последнее время стал особенно молчалив и угрюм. Он запирался в своем кабинете на долгие часы, никого не принимая и не посвящая домочадцев в свои мысли. Вести о провозглашении Совета повергли его в мрачное, тоскливое оцепенение.

Брат Элеоноры, лорд Генри Элджернон Перси, напротив, пылал бешеным гневом. Он бранил Тюдоров последними словами, обвиняя их в узурпации трона и истреблении законных наследников. По ночам в покои Генри прокрадывались какие-то подозрительные люди – и из-за закрытых дверей доносились приглушенные, полные ярости голоса.

Сама леди Перси пребывала в смятении чувств. С одной стороны, в ней кипела оскорбленная гордость древнего рода, чьи предки сражались бок о бок с Йорками. Она не могла простить Генриху Тюдору расправы над юным принцем Ричардом и кознями, что привели корону в руки Ланкастеров.

Но с другой – память о встрече с сэром Генри Норрисом в Шервудском лесу и о его подвигах на турнире рождала в душе Элеоноры странный трепет. Этот отважный и благородный рыцарь покорил ее сердце с первого взгляда. Девушка страшилась призрачной надежды, что вспыхнула в тайниках ее естества – надежды на иную жизнь, иную судьбу, где не будет вражды Алой и Белой розы.

Внезапный стук в дверь заставил леди Перси вздрогнуть и выронить томик часослова. Она поспешно поднялась, одернула атласные юбки и произнесла:

– Войдите!

Массивная дверь медленно отворилась, и на пороге показался граф Нортумберленд. Элеонора невольно ахнула, потрясенная видом отца. Граф осунулся, постарел на добрый десяток лет. Щеки его ввалились, кожа приобрела пергаментный оттенок, а некогда живые голубые глаза потухли.

– Отец! – воскликнула девушка, бросаясь навстречу. – Вы так бледны, так исхудали! Вам нездоровится? Позвольте, я пошлю за лекарем…

Нортумберленд остановил дочь слабым жестом иссохшей руки. Губы его искривились горестной усмешкой:

– Полно, дитя мое. Никакой лекарь не в силах помочь моему недугу. Разве что Господь, по милости своей, избавит мою душу от терзаний.

Элеонора всплеснула руками в беспокойстве. Но граф уже прошел в покои и тяжело опустился в резное кресло. Взгляд его блуждал по стенам, увешанным гобеленами с гербами Перси – серебряный лев, вздыбленный на лазоревом щите.

– Я пришел проститься с тобой, дочь моя, – глухо проговорил он, помолчав. – Ибо завтра мне предстоит отбыть в Лондон, на Великий Королевский Совет. Дабы заявить о правах истинных государей Англии – Йорков.

Леди Перси ахнула, прижав ладонь к устам. Сердце ее пронзило недоброе предчувствие. Она опустилась на колени подле отцовского кресла и порывисто сжала его руки в своих ладонях. Пальцы графа были холодны, как лед, и едва заметно подрагивали.

– Отец, умоляю вас! – горячо зашептала Элеонора, заглядывая в потухшие глаза Нортумберленда. – Не делайте этого! Не навлекайте на наш род гнев короля Генриха! Он не простит вам такой дерзости, такого вызова!

Граф печально покачал головой. В его бледном лице отразилась непоколебимая, отрешенная решимость человека, для которого все кончено, кроме долга и чести.

– Ты не понимаешь, дитя, – тихо, но твердо ответил он. – Я не могу иначе. Не могу предать памяти Ричарда, моего господина и друга. Не могу изменить данной ему клятве – даже если это будет стоить мне жизни.

– Но ведь король Ричард пал в битве при Босворте! – воскликнула Элеонора срывающимся голосом. – Его род угас, его дело проиграно. Прошу вас, отец – образумьтесь! Примиритесь с победой Тюдоров. Присягните Генриху, как сделали другие лорды!

Нортумберленд вздрогнул всем телом, словно от удара. Губы его искривились в страдальческой гримасе.

– Никогда! – прохрипел он. – Лучше умереть, чем склонить колени перед узурпатором и цареубийцей! Перед тем, кто обманом и предательством захватил трон, по праву принадлежащий дому Йорков!

Граф судорожно стиснул подлокотники кресла, пытаясь унять охватившую его дрожь. Элеонора испуганно смотрела на отца, не узнавая в этом иступленном, изможденном старике некогда любимого и могучего родителя.

– Послушай меня внимательно, дочь, – с усилием произнес Нортумберленд, и глаза его вспыхнули прежним огнем. – То, что я сейчас открою – величайшая тайна, что вот уже семь лет тяготеет над моей душой, разъедая ее подобно яду. Тайна, которую я поклялся хранить даже под пытками.

Девушка затаила дыхание, боясь шелохнуться. Отец наклонился к самому ее лицу и еле слышно, одними губами прошептал:

– Принц Ричард жив. Он не погиб в битве при Босворте, как думает весь мир. Верные люди спасли его, полумертвого от ран. Они укрыли принца в надежном месте и залечили его увечья. Все эти годы он пребывал в добром здравии, ожидая часа, когда можно будет открыто заявить о своих правах на корону. И вот, этот час пробил!

У Элеоноры потемнело в глазах. Голова ее закружилась, дыхание перехватило. Ей казалось, что все это – лишь бредовый сон, морок воспаленного рассудка. Не может быть, чтобы Ричард Йоркский, последний из Плантагенетов, чью гибель оплакивала вся Англия – был жив!

– Отец… но как… как такое возможно? – пролепетала она, силясь совладать с охватившим ее смятением. – Зачем принц столько лет скрывался, притворялся мертвым? Почему не предъявил права на престол сразу после Босворта?

– Он был слишком слаб и юн, – торопливо зашептал Нортумберленд, озираясь, словно страшась соглядатаев. – А силы Тюдоров – велики и грозны. Нам нужно было время, чтобы Ричард возмужал, набрался сил. Чтобы тайно сплотить вокруг него верных сторонников Йорков, собрать новое войско. И вот, труды наши увенчались успехом! Под знамена принца уже встали лорды Линкольн, Ловелл, Стаффорд. К нам стекаются все недовольные беззакониями Генриха Тюдора. Мы готовы ринуться в бой и вернуть Плантагенетам законный трон!

– Но почему вы решили открыться именно сейчас? – недоуменно спросила Элеонора. – Чем вызван такой риск?

– Великий Совет, – мрачно усмехнулся граф. – Генрих задумал на нем окончательно утвердить права своей династии. Заставить лордов и епископов поклясться ему в верности, отринув прежние притязания. Если это случится – возвращение Йорков станет невозможным. Корона будет потеряна для них навеки.

Он судорожно стиснул пергаментные кулаки, и на миг в его облике проступила тень прежнего могучего графа Нортумберленда – грозы шотландских разбойников и правой руки Белой розы.

– Поэтому завтра, на Совете, я брошу вызов Генриху Тюдору! – прорычал он. – Перед всей знатью и духовенством я объявлю, что король Ричард жив. Призову всех истинных англичан присоединиться к нам и сокрушить узурпатора. Другого шанса у нас не будет!

– Но это безумие! – в отчаянии вскричала Элеонора, ломая руки. – Вас схватят, бросят в Тауэр! Подвергнут пыткам, казнят за измену! Наш род будет опозорен, наши владения – конфискованы! Прошу, отец – одумайтесь, не губите себя и нас!

Нортумберленд медленно поднялся с кресла, опираясь на резные подлокотники. В его глазах стояли слезы, но голос звучал непреклонно.

– Я все решил, дочь моя. И не отступлюсь, даже если это будет стоить мне головы. Таков мой долг – перед Богом, перед Англией, перед памятью моих предков. Я сделаю то, что должен – а там будь что будет.

Элеонора зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее сотрясались от беззвучных рыданий. Как убедить отца, как предотвратить надвигающуюся катастрофу? Неужели нет иного выхода, кроме новой войны, новых потоков крови?

Граф нежно обнял дочь за плечи, поглаживая ее по спутанным локонам. От него пахло лавандой и старым пергаментом – запахами детства, родного дома.

– Не плачь, моя девочка, – прошептал он дрогнувшим голосом. – Что бы ни случилось со мной – ты должна быть сильной. Должна продолжить наше дело, сплотить вокруг себя верных людей. Однажды Йорки вернут себе корону – и Перси будут на их стороне, как было всегда.

С этими словами Нортумберленд поцеловал Элеонору в лоб и, шатаясь, направился к двери. Девушка растерянно смотрела ему вслед, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Неужели это последний раз, когда она видит отца живым?

Когда тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, леди Перси без сил опустилась на пол. Рыдания сотрясали ее тело, мысли путались. Как разорвать этот страшный круг ненависти и вражды? Как спасти отца, брата, семью от грозящей им погибели?

И вдруг в смятенном сознании Элеоноры возник ясный, спокойный образ. Застенчивая улыбка, голубые глаза, светлые кудри. Сэр Генри Норрис, рыцарь в сверкающих доспехах. Тот, кто покорил ее сердце. Тот, кто служит Тюдорам…

Безумная, отчаянная мысль пронзила леди Перси, подобно вспышке молнии. А что если попросить сэра Генри о помощи? Что если умолить его вступиться за Нортумберлендов перед королем? Быть может, он сумеет убедить Генриха помиловать мятежного графа, избежать кровопролития?

Элеонора вскочила на ноги, внезапно преисполнившись лихорадочной решимости. Она не знала, сработает ли ее план. Не знала, согласится ли сэр Норрис рисковать ради нее положением и жизнью. Но выбора не было. Только он мог стать тем мостом, что соединит Алую и Белую розу.

Леди Перси подбежала к столу, схватила пергамент и перо. Лихорадочно, не заботясь о чистописании, она начала строчить письмо. Слова лились из-под пера стремительным потоком, словно вырываясь из самого сердца:

«Сэр Генри!

Пишет вам Элеонора Перси, в отчаянии и слезах. Мой отец, граф Нортумберленд, замыслил безумство – открыто восстать против короля Генриха на Великом Совете. Он грозится объявить, что принц Ричард Йоркский жив и претендует на трон.

Умоляю вас, сэр рыцарь – вмешайтесь, остановите это безумие! Убедите короля пощадить моего отца, простить его за дерзость. Обещайте графу милость и покровительство, убедите отречься от мятежных замыслов. Только вы способны предотвратить новую войну Роз и спасти мою семью от гибели!

Я понимаю, что прошу слишком многого. Понимаю, что вы рискуете навлечь на себя подозрения и опалу. Но вспомните тот день в Шервудском лесу, наш разговор, нашу дружбу. Если хоть искра симпатии ко мне теплится в вашем благородном сердце – умоляю, помогите!

Ваша отчаявшаяся подруга,

Элеонора».

Девушка торопливо скатала и запечатала послание. Подбежав к окну, она лихорадочно огляделась. Слава Богу, вон там, в розовых кустах, мелькнул знакомый камзол! То был Освальд, ее молочный брат и верный паж.

– Освальд! – позвала Элеонора срывающимся шепотом. – Освальд, скорее сюда!

Юноша мгновенно подбежал к окну, вытянулся в струнку. Его ясные карие глаза смотрели встревоженно и преданно.

– Чем могу служить, госпожа? – спросил он, готовый сорваться с места по первому приказу.

– Освальд, ты должен скакать в Лондон немедля! – быстро зашептала девушка, протягивая пажу свиток. – Разыщи там сэра Генри Норриса, рыцаря королевской гвардии. Передай ему это послание тайно, из рук в руки. Во что бы то ни стало!

Молодой паж принял письмо, прижал к груди. В его взгляде мелькнула решимость, готовность свернуть горы по единому слову своей госпожи.

– Будет исполнено, леди Элеонора! – твердо произнес он. – Не пройдет и суток, как письмо будет доставлено сэру Норрису. Клянусь в этом жизнью и душой!

– Храни тебя Бог, милый Освальд, – прошептала девушка, и слезы благодарности заструились по ее щекам. – Поспеши же! От твоей расторопности зависит судьба всех Перси.

Юноша кивнул, вскочил на подоспевшего коня и, вонзив шпоры в бока скакуна, помчался прочь. Только пыль взметнулась на дороге.

Элеонора смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Она сделала все, что могла. Теперь оставалось лишь ждать и молиться – молиться, чтобы сэр Генри Норрис получил ее послание вовремя.

И чтобы у него достало милосердия и отваги спасти обреченный род Перси от грядущей бури. Даже ценой собственной жизни и чести.

Ведь на кону стояло будущее Англии. И ничто, казалось, уже не могло предотвратить столкновения Алой и Белой розы в грядущей битве за престол. Но, быть может, любовь и преданность двух юных сердец сумеют совершить невозможное – и навести мосты над пропастью, разделившей народ Англии?

Об этом лихорадочно размышляла леди Элеонора, глядя вслед удаляющемуся всаднику, что нес в Лондон ее последнюю надежду. Девушка молила Бога и всех святых, чтобы сэр Генри Норрис внял ее мольбам и рискнул вступиться за обреченный род Перси пред грозным ликом короля Генриха VII.

Глава 5. Совет Алой и Белой розы

Вестминстерское аббатство, Лондон, день летнего солнцестояния.

Яркие лучи солнца струились сквозь высокие витражные окна, разбрасывая по древним плитам пола причудливую мозаику алых, лазоревых и золотых бликов. Казалось, само небо благоволило величественному готическому храму, в чьих стенах вершилась сегодня судьба английской короны.

Величественный неф аббатства был заполнен до отказа. На дубовых скамьях чинно восседали представители высшей аристократии, прелаты церкви, богатые горожане. Пестрые камзолы лордов и расшитые златом рясы епископов мерцали в огоньках тысячи свечей. Гул голосов отражался от сводчатого потолка, сливаясь в неразборчивый, взволнованный шепот.

В дальнем конце нефа, возле алтаря, на возвышении стоял резной дубовый трон под алым балдахином, увенчанным золотыми коронами. Вокруг трона полукругом выстроились рыцари королевской гвардии в начищенных до зеркального блеска доспехах и плащах цвета пламени.

Внезапно звон фанфар разорвал гомон толпы. Тяжелые кованые двери распахнулись, и под торжественный хорал труб и литавр в неф ступил король Генрих VII в окружении блистательной свиты.

На венценосце был расшитый золотом и жемчугом пурпурный бархат, оттенявший смуглость его властного лица. Корона Святого Эдуарда сверкала на высоком челе, а скипетр и держава тускло мерцали в унизанных перстнями пальцах. Взгляд зеленых глаз монарха скользил по застывшим в почтительных поклонах лицам, словно вылавливал малейшие проблески непокорства.

Следом за королем, придерживая тяжелые шлейфы, шли члены Тайного Совета в парчовых мантиях – могущественные лорды Хейстингс, Стэнли, Хоуард, де Вер. Замыкал процессию Томас Ховард, граф Суррей, с золотым жезлом церемониймейстера в руках.

Генрих уверенной поступью взошел на помост и опустился на трон. Свита расположилась вокруг на специально отведенных местах. Граф Суррей трижды ударил жезлом об пол, призывая собравшихся ко вниманию.

– Милорды и почтенные пэры Англии! – провозгласил он зычным голосом, разносящимся под сводами. – Его Величество король Генрих VII, волею Бога и правом победы державный властитель Англии, Уэльса и Ирландии, созвал вас на Великий Совет, дабы возвестить свою державную волю!

Толпа отозвалась гулом приветствий и шарканьем подошв по мрамору. Все взоры обратились к восседающему на троне монарху, чье лицо казалось высеченным из камня.

– Всем вам ведомо, – продолжал Ховард, искусно владея голосом, – сколь тяжкие раны нанесла Англии междоусобная война Алой и Белой розы. Сколько благородной крови было пролито в распре Ланкастеров и Йорков за корону. Но ныне, когда проклятый узурпатор Ричард III повергнут и власть законных государей восстановлена, пора залечить былые раны и навести в королевстве прочный порядок!

Одобрительные крики огласили неф. Увлеченный всеобщим воодушевлением, граф повысил голос:

– Посему Его Величество решил утвердить права славного дома Тюдоров, соединившего Алую и Белую розу, на британский престол – ныне и до скончания времен! А вас, досточтимые лорды, Его Величество призывает принести новую клятву верности законному государю и его наследникам!

Эти слова произвели в зале неоднозначное впечатление. Сторонники Тюдоров разразились овацией, выкрикивая здравицы в честь короля. Но в стане приверженцев Йорков воцарилось зловещее, угрюмое молчание. Они хмуро переглядывались, шепча что-то недоброе.

Сэр Генри Норрис, застывший подле трона с обнаженным мечом, напряженно всматривался в толпу пэров. Он тщетно искал глазами знакомый гордый профиль графа Нортумберленда, но седовласого лорда нигде не было видно.

Послание леди Элеоноры, доставленное пажом Освальдом средь ночи, не шло у Генри из головы. Отчаянная, полная слез мольба девушки потрясла его до глубины души. Сэр Норрис был растерян и смятен: он не знал, как поступить, кому хранить верность.

С одной стороны – вассальный долг и преданность Тюдорам, чьим доверием и милостями Генри был осыпан. Но с другой – любовь к прекрасной леди Перси, чей призыв о помощи он не мог оставить без ответа. Сердце разрывалось надвое, истекало кровью в неразрешимом противоречии.

И вот теперь, стоя в карауле у подножия трона, Норрис с тревогой ждал развязки. Он дал себе клятву, что попытается смягчить гнев короля, когда граф Нортумберленд заявит о своем безумном намерении. Быть может, Генри удастся убедить монарха даровать милость мятежному лорду – в память о былых заслугах и во имя прекращения вражды?

Тем временем церемония на помосте приближалась к кульминации. Лорд-канцлер Джон Мортон, статный прелат в пурпурной сутане, выступил вперед, воздев над головой тяжелое распятие, осыпанное рубинами и сапфирами:

– Милорды! Ныне, перед ликом Господним и святынями церкви, вам надлежит присягнуть Его Величеству королю Генриху на верность и повиновение! Вечное проклятие отступникам, вечная слава верным подданным английской короны! Склоните же колена и целуйте крест, дабы скрепить свою клятву!

Лорды, прелаты и богатые горожане потянулись к помосту неровной вереницей, преклоняя колени и прикладываясь губами к распятию в руках лорда-канцлера. Первыми шли сторонники Тюдоров, громко выкрикивая слова присяги. За ними двинулись и бывшие приверженцы Йорков, хоть и не столь охотно.

Сэр Норрис неотрывно следил за процессией, комкая рукоять меча до боли в пальцах. Внезапно его взгляд выхватил в толпе знакомое лицо. То был лорд Фрэнсис Ловелл, ближайший друг и советник покойного Ричарда III.

Норрис похолодел. Сомнений не было – Ловелл явился на Совет неспроста. Уж не он ли привел в Лондон тайное войско йоркистов, о котором писала леди Элеонора? Не он ли готовил внезапный удар в спину Тюдорам?

Генри напрягся, готовый в любой миг броситься наперерез крамольнику. Но тут он заметил и других лордов, чья верность Белой розе была общеизвестна – Джона де ла Поля, графа Линкольна, и Хамфри Стаффорда. Сердце его упало: заговорщики были тут как тут, затаившиеся в толпе с притворно кроткими лицами.

Однако вопреки ожиданиям Норриса, йоркисты не торопились бросать вызов Тюдорам. Как и прочие лорды, они чинно преклонили колена перед лордом-канцлером, поцеловали распятие и повторили слова присяги, скрепив ее громогласным «Аминь!». Генри недоуменно хмурился: что за игру затеяли эти лисы? Уж не задумали ли обвести короля вокруг пальца лицемерным притворством?

Церемония близилась к концу. Последние пэры принесли клятву верности, и под сводами аббатства вновь загремели приветственные крики и фанфары. Генрих VII поднялся с трона, простирая над подданными руки в широких рукавах. Лицо его сияло торжеством и удовлетворением.

– Благодарю вас, милорды, за верность английской короне! – провозгласил он звучным голосом, легко перекрывая гвалт толпы. – Ныне, когда распри меж Алой и Белой розой окончены и в державе воцарился прочный мир, мы сможем вместе трудиться во имя про…

Но король не успел договорить. Внезапно в дальнем конце нефа раздался громкий треск, звон бьющегося стекла. В цветные витражи полетели камни, и спустя миг двери аббатства с грохотом распахнулись, являя за порогом клубящийся людской водоворот.

В храм ворвалась грязная, вопящая толпа, состоящая сплошь из простолюдинов – ремесленников, подмастерьев, подёнщиков и прочего сброда. Они были вооружены дубинами, вилами и даже наспех выкованными пиками. Над их головами развевались знамена с гербом Белой розы – и хоругви с криво намалеванным гербом Плантагенетов.

– Долой Тюдоров! Смерть узурпатору Генриху! – надрывались мятежники, врываясь в неф. Толпа лордов смешалась, забурлила, шарахнулась в стороны. Сторонники короля в ужасе отступали к алтарю, выхватывая мечи из ножен. Лица придворных посерели от страха.

– Что это значит?!! – взревел Генрих, вскакивая на ноги. Лицо его побагровело от ярости. – Стража! Немедленно разогнать этот сброд! Вздернуть бунтовщиков на воротах аббатства!

Королевская гвардия ощетинилась копьями, ринулась на толпу мятежников. Звон клинков, треск ломающихся древков, крики раненых огласили своды собора. Завязалась ожесточенная схватка – но силы были явно не равны. Стражи не успевали сдерживать напор озверевшей черни.

Тогда вперед выступили рыцари – сэр Норрис и его боевые товарищи. Опустив забрала шлемов, они врубились в гущу боя, прокладывая мечами кровавую просеку. Мятежники валились под их ударами, как трава под косой, но на место павших тотчас вставали новые.

– Во имя Господа, прекратите! – надрывался лорд-канцлер, потрясая распятием. – Остановитесь, безумцы! Не проливайте кровь в святая святых!

Но ярость схватки была неудержима. Крики и лязг оружия заглушали все увещевания. Неф аббатства обратился в побоище, где смешались тела лордов и простолюдинов, стражи и мятежников, невинных и виновных.

И в этой адской круговерти взгляд сэра Генри внезапно выхватил до боли знакомое лицо. В первых рядах мятежников, потрясая двуручным мечом, стоял граф Генри Перси собственной персоной! Лицо его пылало исступлением, седые волосы разметались по плечам.

– Предатель! – взревел граф. – Узурпатор! Ты похитил корону, обманом и кровью добытую Йорками! Но сегодня ты ответишь за все – перед Богом и людьми!

С этими словами Нортумберленд ринулся вперед, прорубаясь через ряды королевской гвардии. Меч его сверкал и свистел, как крылья разъяренного орла – и стражники падали под его ударами, будто снопы под серпом жнеца.