Текст книги "Бездушный принц"

Кэллам

После этой первой своей выходки Аида успокаивается и начинает вести себя прилично. Во всяком случае, старается. Она изображает улыбку и общается достаточно вежливо с потоком гостей, желающих нас поздравить.

Охренеть как неловко объяснять друзьям и родным, что я собираюсь жениться на девушке, которую они не только раньше не встречали, но о которой даже не слышали. Снова и снова я говорю: «Мы все держали в секрете. Казалось романтичным, что об этом знали лишь мы двое. Но сил ждать больше нет, и мы хотим пожениться».

Я замечаю, что некоторые бросают взгляд на живот Аиды, чтобы удостовериться, нет ли определенной причины для спешки.

Впрочем, Аида сводит все слухи на нет, активно налегая на шампанское. Когда она тянется за очередным бокалом, я выхватываю напиток у нее из рук и выпиваю его сам.

– Тебе уже хватит, – говорю я.

– Сама решу, когда мне хватит, – упрямо отвечает она. – Чтобы меня напоить, потребуется нечто большее, чем несколько бокалов гламурного имбирного эля.

Но она уже гораздо менее уверенно держится на своих шпильках, не говоря уж о том, что она изначально не особо хорошо ходила на каблуках.

Я рад, что моя невеста сегодня в платье, хотя ее наряд смотрится дешево и крикливо. Что не так с этими итальяшками? У них что, нет денег на нормальную одежду? Ее братья выглядят как отпетые бандиты. Один в гребаной футболке и джинсах, другой вырядился как Джеймс Дин[29]29
  Джеймс Дин – американский киноактер и икона стиля 1950-х гг., чья жизнь трагически оборвалась в возрасте 24 лет. В культуре того времени олицетворял собой юношеское разочарование и социальное отчуждение, что нашло выражение и в стиле его одежды – джинсы, белая футболка и куртка либо рубашка поверх.


[Закрыть]. Данте с такой осторожностью ходит по залу, как будто здесь вот-вот взорвется бомба, а Неро болтает с барменшей, словно собирается подняться с ней наверх. Может, этот мелкий говнюк так и поступит – я почти уверен, что он трахнул Нору Олбрайт в моем доме.

Что ж, хоть Энзо Галло одет соответствующе и ведет себя подобающе обстановке. Похоже, у нас с ним здесь много общих знакомых. Не нуворишей[30]30
  Нувориш – быстро разбогатевший, чаще – нечестным путем, человек родом из низших сословий.


[Закрыть], а тех, кто родом из старого Чикаго. Я вижу, с каким уважением они пожимают ему руку. Возможно, отец все же был прав насчет преимуществ этого союза.

Мои родители подходят нас проведать, с ними идет и Мадлен Брек. Мадлен – темнокожая женщина под семьдесят с коротко стриженными седыми волосами, в простом костюме и удобной обуви. У нее спокойное и умное лицо. Будь вы наивны, то подумали бы, что она типичная дружелюбная бабуля. На самом деле Мадлен Брек – одна из самых влиятельных дам в Чикаго.

Являясь председателем Совета уполномоченных округа Кук штата Иллинойс, она контролирует финансовые потоки крупных проектов, финансируемых государством, – от парков до инфраструктуры, а также имеет непоколебимую власть над либеральными демократами Чикаго.

Не пошевелив и пальцем, Мадлен умудряется назначать на ключевые должности тех, кого хочет – хоть городского казначея, хоть прокурора штата.

Она умна и расчетлива, и это точно не тот человек, которого я хотел бы видеть в стане своих противников. Я леденею от мысли, что Аида может сейчас ляпнуть что-то беспардонное.

Пока она приближается, я угрожающе шепчу своей невесте:

– Веди себя прилично. Это Мадлен…

– Я знаю, кто это, – перебивает она меня, закатив глаза.

– Мадлен, – обращается мой отец, – вы знакомы с моим сыном Кэлламом. Он баллотируется на место олдермена 43-го округа, выборы которого пройдут через пару недель.

– Великолепно, – говорит Мадлен. – Давно пора поставить там кого-то со своим видением.

– На какое видение вы рассчитываете? – спрашиваю я. – Возможно, ждете кого-то, кто сохранит Линкольн-парк?

Она расплывается в ухмылке.

– Кто нашептал вам, что я против перераспределения?

– Одна птичка, – отвечаю я. – Если я стану олдерменом, то не допущу, чтобы Линкольн-парк покромсали и разделили. Я близко дружу с главой Комитета по правилам.

– Джереми Росс упрям, – отмечает Мадлен, глядя на меня поверх своих очков так, словно не верит, что я способен реально на него повлиять.

– Он упрям как дьявол, но кое-что мне должен. Кое-что значительное.

– Что ж, я желаю району только лучшего, – высокопарно произносит она.

– Разумеется. Я разделяю ваши чувства. Линкольн-парк – это история. Мы не можем позволить отдать его другим районам, которые не станут с этим считаться.

– Так держать, – говорит Мадлен, похлопывая меня по руке. – Очень приятно, дорогая, – обращается она к Аиде.

Я немного обескуражен тем, что Мадлен Брек так резко прервала разговор. Мне казалось, мы хотим одного и того же.

Когда она уходит, Аида делает глоток из очередного бокала, который уже где-то стащила, и произносит:

– Вы же знаете, что ей насрать на Линкольн-парк?

Мой отец резко поворачивает голову.

– О чем это ты говоришь?

– Мадлен получает откаты за уборку мусора в 44-м и 32-м округах, – говорит Аида так, словно это очевидно. – Если добавить туда половину Линкольн-парка, сумма удвоится. Она лишь публично выступает против перераспределения, потому что оно не пользуется популярностью.

Родители переглядываются.

– Пообщаюсь-ка я с Марти Рико, – говорит моя мать.

Когда они расходятся за подтверждениями, Аида тихонько смеется.

– Откуда ты это знаешь? – спрашиваю я.

– Похоже, у Гриффинов все же не такие хорошие связи, – говорит она. – Видимо, об этом не говорят в Норт-Шор Кантри-клаб.

– Расскажи мне, как вернуть ее благосклонность, раз ты такая умная, – требую я.

– С чего бы мне подсказывать тебе? – спрашивает Аида, прищуривая свои серые глаза и делая еще один глоток. В этот момент она кажется коварной и опасной, словно какая-то дикая кошка, готовая спрыгнуть с высоких ветвей мне на голову.

– Ну, – говорю я, – со следующей недели все, что мое, станет твоим. Это значит, что мои успехи… как и мои провалы… лягут и на твои плечи. Так что помощь мне не лишена смысла.

Аида ставит свой пустой бокал на ближайший вазон, к ее щекам приливает кровь.

– Думаешь, я стану покладистой женушкой, стоящей позади мужа и работающей в тени на благо твоей сияющей звезды? – яростно произносит она.

– Мне не нужна твоя помощь, – отвечаю я. – Но раз уж мы обречены быть вместе, почему бы нам и не работать сообща.

– Я не собираюсь быть приложением к тебе! – с жаром произносит Аида.

– Хочешь сказать, тебе есть чем заняться? – с усмешкой спрашиваю я. – Судя по всему, семейному бизнесу ты не приносишь никакой пользы и просто бесцельно слоняешься по Лойоле. У тебя вообще есть другие дела, кроме как вламываться на чужие вечеринки?

Аида сердито смотрит на меня, в кои-то веки не находя слов.

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, – наконец говорит она.

Слабовато по сравнению с обычной ее реакцией. Похоже, я действительно задел свою невесту за живое. Что ж, стоит копнуть еще немного.

– Вряд ли ты бы ответила что-то стоящее.

Она буквально дрожит от гнева. У этой итальянки взрывной характер – не стоит так ее дразнить, особенно в публичном месте. В отличие от Аиды, мне есть что терять, если она выйдет из себя.

В конце концов она говорит:

– Я понимаю, что ты меня подначиваешь. Я отвечу тебе лишь потому, что это не имеет значения, и ты не сможешь ни на что повлиять. Мадлен Брек заботит лишь заработок – точка. Если что-то ее и волнует, так это полномочия полиции стрелять в людей. Ты можешь привлечь ее на свою сторону, если убедишь, что действительно собираешься что-то предпринять. Но ты этого не сделаешь, потому что иначе потеряешь поддержку профсоюза полиции и, вероятно, пожарных тоже.

Это, пожалуй, довольно здравая мысль. Похоже, Аида права. Как права и в том, что Мадлен сложно будет впечатлить, не вызвав гнев профсоюза полиции.

– А это весьма разумно, – говорю я.

– О, спасибо! – саркастически отвечает она. – Я польщена.

Аида уже закатывает глаза, как замечает какое-то движение в нашу сторону. Девушка оглядывается так, словно хочет спрятаться, – можно подумать, это не вечеринка в нашу честь, а она не одета примерно так же изысканно, как подсолнух.

Засунув руки в карманы, к нам направляется Оливер Касл с идиотской ухмылкой на лице. Мы знакомы с колледжа, но никогда особо не ладили. Он был звездой футбола и, похоже, продолжает соответствующе питаться, хотя давно уже работает в инвестиционной фирме своего отца. Его крупное мускулистое тело уже начинает расплываться, хотя он все еще выглядит сильным. Кожа такая загорелая, словно мужчина только что вернулся из отпуска, о котором и собирается мне поведать.

Но когда он подходит ближе, я вижу, что его внимание полностью приковано к Аиде.

– Я ушам своим не поверил, когда услышал, – говорит Оливер.

– Привет, Олли, – отвечает она, оборачиваясь к нему без особого энтузиазма.

Олли?

– Я ранен в самое сердце. Ты выходишь замуж и даже не считаешь нужным позвонить и сообщить мне?

– С чего бы мне звонить тебе? – холодно произносит Аида. – Последние три месяца я успешно игнорировала твои сообщения и звонки. Когда тренируешь собаку, нельзя ее баловать, иначе так и будет лаять и пускать на тебя слюни.

Я жду, что Оливер оскорбится, но он лишь ухмыляется и придвигается ближе к Аиде, возвышаясь над ней. Меня раздражает то, как близко он стоит к моей невесте и то, что он до сих пор не обратил на меня ни малейшего внимания.

– Вот за что я тебя люблю, – говорит Касл. – Не изменяй себе, Аида.

– Не знал, что вы знакомы, – отмечаю я.

– О, и довольно давно, – протяжно отвечает Оливер, по-прежнему не сводя глаз с Аиды.

Я встаю между ними, чтобы перекрыть ему обзор.

– Что ж, таком случае, думаю, мы увидимся на свадьбе, – говорю я, даже не пытаясь скрыть раздражение в голосе.

– Похоже на то, – отвечает Оливер, удостаивая, наконец, меня взглядом. – Забавно. Никогда не представлял вас вместе. Аида такая дикая. Не думал, что она позволит какому-то богатенькому сынку себя окольцевать.

– Если этого не удалось сделать тебе, еще не значит, что никто не способен, – огрызаюсь я.

Аида прерывает нас:

– Это все, конечно, очень увлекательно, но я пойду поищу еду.

Она проталкивается сквозь нас, оставляя вдвоем.

В ее отсутствие напряжение спадает, и я раздосадован тем, что вообще беседую с Оливером, не говоря уж о том, чтобы злиться из-за того, что он, похоже, встречался с моей лжевозлюбленной. Какое мне, на хрен, дело, с кем там Аида мутила до меня? Трахни она хоть всю команду «Чикаго Беарз»[31]31
  Chicago Bears – профессиональный клуб по американскому футболу.


[Закрыть] – мне-то что? Наша помолвка – не более чем деловое соглашение.

И все же я бешусь, когда Оливер произносит:

– Удачи, Гриффин. Она та еще штучка.

– Сомневаюсь, что ты знаешь о ней хоть что-то, – рявкаю я.

Касл насмешливо поднимает руки, словно извиняясь:

– Конечно-конечно, – говорит он. – Уверен, что у тебя все под контролем.

Оливер награждает меня злобной улыбкой, словно ему не терпится увидеть, как Аида испортит мне жизнь, и, боюсь, он прав.

Нужно найти Риону – она наверняка знает все слухи.

– Ты знакома с Оливером Каслом? – спрашиваю я.

– Да, – говорит она, откидывая назад прядь ярко-рыжих волос. У сестры в руках телефон, в котором она проверяет рабочую электронную почту в перерывах между общением. Риона получила диплом юриста, думаю, скорее, чтобы доказать, что она на это способна, и теперь работает в фирме, которая ведет все наши дела.

– Он раньше встречался с Аидой?

Риона поднимает брови. Они такие же рыжие, как ее волосы.

– Ну да, – говорит она так, словно я спросил, делают ли суши из риса. – Они встречались больше года. Касл был буквально одержим Аидой. Совсем потерял голову и выставлял себя на посмешище – почти не появлялся в офисе и всюду преследовал ее. Галло уехала отдыхать на Мальту, так он бросил свою работу в разгар какой-то крупной сделки и помчался за ней. Его отец был в ярости.

– И что случилось?

– Она бросила его ни с того ни с сего. Никто не мог понять, почему. Оливер завидная пара – единственный ребенок и наследник «Кейстоун Капитал». К тому же красивый, довольно обаятельный… И она ушла от него, никому ничего не сказав.

– Ну, например, потому что он гребаный придурок, – говорю я.

Риона смотрит на меня во все глаза.

– Это что, ревность? – недоверчиво спрашивает она.

– Нет, – бросаю на нее сердитый взгляд, – я просто не в восторге от информации, что моя невеста встречалась с этим павлином. Вот что бывает, когда женишься на чертовой незнакомке!

– Говори тише, – холодно отмечает Риона. – Может, нам это и не по нраву, но раз уж наши родители, очевидно, сошли с ума, надо выжать из этого максимум.

Что ж, хоть Риона на моей стороне.

Жаль, что мой отец постоянно нас стравливает, потому что я уважаю свою сестру. Она дисциплинирована, умна, трудолюбива. Но постоянно наступает мне на пятки, ожидая, когда я оступлюсь, чтобы занять мое место.

Ну, этого не случится. Я со всем справлюсь, вне зависимости от того, со сколькими идиотами из трастового фонда Аида встречалась до меня.

– Слушай, – говорю я. – Мне нужно поладить с Мадлен Брек. Можешь заключить с Каллаханом одну сделку?

Я объясняю ей, в чем суть.

Уилльям Каллахан – начальник полиции в моем округе. Лучше было бы, конечно, заручиться поддержкой главного инспектора города, но для начала сойдет и он. Надо показать Мадлен Брек, что у меня есть влияние в полиции.

Риона скептически слушает.

– Это непростая задача, – говорит она.

– Хотя бы попробуй, – прошу я.

Сестра решительно кивает. Это все ее перфекционизм. Риона не способна отказаться от задания.

Она отлучается, чтобы снова пообщаться с Каллаханом; в этот момент ко мне подходит Данте Галло. У него такое лицо, которое всегда кажется небритым – темные тени вокруг губ и широкая челюсть. А также жестокий, необузданный взгляд и крупное телосложение. Он напряжен и готов к обороне, словно борец. Впрочем, ему меня не запугать – меня никому не запугать. Но если бы мне предложили сразиться с кем-то из братьев Аиды, я бы не выбрал Данте.

Я уже знаю, о чем он хочет поговорить.

Вполне ожидаемо Данте смотрит мне прямо в глаза и произносит:

– Может, мой отец и вручает вам Аиду, но не думай и на секунду, что мы забудем о ней. Она моя младшая сестренка. И если ты хоть пальцем ее тронешь…

– Побереги слова, – обрываю я его. – Я не собираюсь обижать Аиду.

– Хорошо, – гремит Данте.

Но теперь я делаю шаг к нему.

– Дай-ка и я скажу тебе кое-что. Когда твоя сестра произнесет свои клятвы, она станет моей женой. Она будет принадлежать мне. И что с ней случится дальше, больше не твое дело. Аида станет в ответе передо мной. То, что происходит между нами – лишь моя забота, не твоя.

Данте напрягается еще больше. Его кулаки сжимаются в два огромных грейпфрута.

– Она всегда будет моей заботой, – рычит он.

– Не понимаю, о чем ты волнуешься. Я вполне уверен, что Аида способна за себя постоять.

Данте хмурится.

– Способна, – признает он. – Но это не делает ее несокрушимой.

Я смотрю в другой конец комнаты, где Аида болтает с Неро. Похоже, с барменшей тому обломилось, и теперь сестра подкалывает его по этому поводу. Пока я смотрю, она запрокидывает голову и смеется так громко, что я слышу ее даже здесь. Неро хмурится и сильно толкает ее в плечо, но та, не дрогнув, смеется лишь громче.

– С ней все будет в порядке, – говорю я Данте.

Он кивает мне, его темные глаза серьезны.

– Относись к ней с уважением, – предостерегающе произносит он.

– Побеспокойся за себя, – холодно отвечаю я. – Если мы собираемся породниться, вам, гребаным дикарям, придется научиться манерам. Я скорее убью каждого Галло, чем позволю вам нас потопить.

– Рад, что мы понимаем друг друга, – говорит Данте.

Он разворачивается и тяжелой походкой уходит прочь. Я отправляюсь за выпивкой.

За прошедшую неделю я насмотрелся на Галло до конца жизни. А мы только начали «близкие» отношения.

Данте может взять свою братскую заботу и засунуть себе в задницу.

Думает, у Аиды ранимая душа?

Что-то сомневаюсь.

Она животное, такое же, как ее братья.

И это значит, что ее нужно сломать.

Оливер не смог приструнить Аиду – она просто кинула его. Выставила при всех дураком. Что ж, со мной этот номер не пройдет. Если Аида скала, тогда я чертов океан. Я буду биться об нее снова и снова, обтачивая раз за разом. Пока не сломаю и не поглочу целиком.

Аида

Следующая неделя проходит в идиотских предсвадебных хлопотах. Большинством из них руководит Имоджен Гриффин, потому что Гриффины помешаны на контроле, а моей семье глубоко насрать на то, как будет проходить эта свадьба. Тем не менее Имоджен согласовывает со мной план рассадки, цветы и меню, словно мне на это не плевать.

Проводить время с семьей Кэллама довольно странно. Меня не покидает чувство, что они вот-вот набросятся на меня, стоит нам остаться наедине. Тем не менее мы все играем в эту игру, в которой они притворяются, что это все правда, а я отыгрываю роль взволнованной невесты и их будущей родственницы.

Я никак не могу раскусить Имоджен. Внешне она кажется типичной состоятельной светской львицей – блондинка с идеальной укладкой и гладкой речью. Но по ней видно, что она умна, и, подозреваю, гораздо больше вовлечена в семейное дело, чем кажется на первый взгляд.

Свадьба будет небольшой, так как организована на скорую руку. Тем не менее моя будущая свекровь настаивает на том, что мне нужно настоящее платье. Поэтому я в свадебном салоне, примеряю наряды в компании Нессы, Рионы и Имоджен.

Мне некого пригласить со своей стороны – впрочем, не то чтобы я хотела задействовать кого-то еще в этом фарсе.

Несса взволнована больше всех – тащит платье за платьем мне на примерку, а затем хлопает в ладоши и пищит над каждым из них. Это все сплошные зефирные платья и бальные наряды, словно сошедшие с экрана мультфильма. Половину времени я путаюсь в тафте, а Несса расправляет многочисленные складки и застегивает молнии.

Хоть я и ненавижу каждое из этих платьев, не могу перестать смеяться от ее заразительной энергии. Несса такая милая со своими большими карими глазами и румяными щечками.

– Почему бы тебе тоже не примерить? – предлагаю я.

– Ой, нет, – мотает она головой и заливается краской так, что не видно веснушек. – Я не могу.

– Почему нет? Их тут миллион. Дело пойдет быстрее, если ты мне поможешь.

– Ну…

Я вижу, что Несса умирает от желания примерить платья. Я сую ей самое воздушное из них.

– Ну же, давай посмотрим.

Девушка отправляется переодеваться. Смиренно вздыхая, я натягиваю платье номер шестьдесят семь. Оно весит около ста фунтов, а шлейф у него длиннее, чем у принцессы Дианы.

Несса выходит. Она выглядит, как и полагается настоящей балерине, – тонкая шея возвышается над лифом, юбка пышная как пачка.

– Что думаешь? – спрашивает девушка, кружась на подиуме. Теперь она похожа на одну из тех балерин из музыкальной шкатулки.

– Думаю, что это ты должна выходить замуж, – отвечаю я. – Тебе оно идет гораздо больше.

Я протягиваю ей руки, чтобы мы покружились вместе. Наши юбки такие огромные, что нам приходится наклоняться вперед и тянуться изо всех сил, чтобы хотя бы дотронуться друг до друга, и в итоге Несса падает с подиума, приземляясь невредимой на пышный шлейф собственной юбки. Мы обе хохочем.

Риона наблюдает за нами без улыбки.

– Поторопитесь, – резко говорит она. – Я не могу потратить на это весь день.

– Тогда бери любое, – огрызаюсь я в ответ. – Мне насрать, в каком платье я буду.

– Это твое свадебное платье, – говорит Имоджен своим тихим спокойным голосом. – Оно должно отзываться в тебе. Ты должна чувствовать его. И тогда однажды ты передашь его своей дочери.

У меня сжимается желудок. Она говорит о какой-то вымышленной дочери, которую я должна родить от Кэллама Гриффина. Мысль о том, что я буду расхаживать, беременная его ребенком, вызывает у меня желание сорвать эту юбку и выбежать из магазина. Это место набито таким количеством белоснежной тафты, бисера, блесток и кружев, что я едва могу дышать.

– Мне действительно плевать, – говорю я Имоджен. – Я не разбираюсь в платьях. Да и вообще в одежде.

– Это видно, – с сарказмом отмечает Риона.

– Ну да, – огрызаюсь я, – я же не одеваюсь как корпоративная Барби. Как это, кстати, работает? Твой папа разрешает тебе делать записи на заседаниях, или ты сидишь там просто для красоты?

Лицо Рионы пылает так же ярко, как ее волосы. Имоджен вмешивается прежде, чем она успевает ответить.

– Может, тебе понравится что-то более простое, Аида.

Имоджен дает знак ассистентке и называет несколько платьев по номеру и имени дизайнера. Она явно готовилась перед приходом. Мне плевать, что мамаша Кэллама там выбрала – я просто хочу, чтобы это все скорее закончилось. В жизни не застегивала столько молний.

Не знаю, что случилось с платьем моей матери. Но знаю, как оно выглядело – у меня есть фото со свадьбы родителей. Она сидит в гондоле в Венеции, прямо на носу лодки, длинный кружевной шлейф разложен по носу, почти касаясь бледно-зеленой воды. Она смотрит прямо в камеру, гордая и элегантная.

Кстати, одно из платьев, которое выбрала Имоджен чем-то похоже на платье моей матери – рукава-бабочки, ниспадающие с плеч, облегающий лиф с вырезом сердечком, кружево под старину и без лишней пышности. Простые, плавные линии.

– Мне нравится это, – с сомнением говорю я.

– Да, – соглашается Имоджен. – Такой кремовый оттенок тебе идет.

– Ты выглядишь ПОТРЯСАЮЩЕ, – говорит Несса.

Даже Риона не находит, что бы такого гадкого сказать. Она просто вздергивает подбородок и кивает.

– Тогда давайте заворачивать, – говорю я.

Ассистентка забирает платье, сетуя, что у нас нет времени переделать его до свадьбы.

– Оно отлично сидит, – уверяю ее я.

– Да, но стоило бы немного ушить бюст…

– Неважно, – говорю я, вручая ей платье. – Меня вполне все устраивает.

– Я договорилась, чтобы тебе сделали прическу и макияж с утра в день свадьбы, – сообщает мне Имоджен.

Кажется, суеты вокруг всего этого чуть больше, чем требуется, но я заставляю себя улыбнуться и кивнуть. Нет повода для ссоры – тем более, позже причин будет более чем достаточно.

– Кэллам также забронировал для тебя день в спа накануне свадьбы, – продолжает она.

– Это вовсе не обязательно, – отвечаю я.

– Конечно, обязательно! Тебе захочется расслабиться и побаловать себя.

Мне не нравится расслабляться и баловать себя.

Думаю, именно так Имоджен Гриффин и добивается всего, чего хочет – просто вежливо ставит тебя перед фактом с милой улыбкой на лице. Дает понять, что любое сопротивление было бы верхом невежества, чтобы отказаться было слишком неловко.

– Я занята, – говорю я.

– Сеанс уже забронирован, – напоминает Имоджен. – К девяти я отправлю машину, чтобы отвезти тебя в салон.

Меня так и подмывает сказать: «Я не приду», – но я делаю глубокий вдох и подавляю желание сопротивляться. Это просто день в спа. Они пытаются быть милыми в своей напористой и чопорной манере.

– Спасибо, – цежу я сквозь зубы.

Имоджен сухо улыбается в ответ:

– Ты будешь идеальной невестой.

Звучит скорее как угроза, нежели чем комплимент.

Каждый день пролетает быстрее предыдущего. За две недели до свадьбы казалось, словно впереди вечность. Словно что угодно может случиться, чтобы отменить ее.

Но потом до нее осталось всего три дня. Затем два. И теперь она уже буквально завтра, а я стою перед домом и жду, когда за мной приедет дурацкая машина Имоджен и отвезет на какой-то день в спа, о котором я не просила.

Знаю, что они хотят ощипать меня, отшелушить и сгладить все мои шероховатости, сделав из меня какую-то гладкую, нежную женушку для отпрыска своего семейства. Для великого Кэллама Гриффина. Он их Джон Фицджералд Кеннеди, а я должна стать их Джеки.

Лучше я буду Ли Харви Освальдом[32]32
  Джон Фицджералд Кеннеди – 35-й президент США, отпрыск известной американской династии ирландского происхождения. Жаклин (Джеки) Кеннеди – его жена, законодательница моды, красоты и изящества в Америке и Европе, героиня светской хроники. Ли Харви Освальд – официально предполагаемый убийца Джона Кеннеди.


[Закрыть].

И все же я подавляю свое раздражение и позволяю водителю отвезти меня в шикарный спа-салон на Уолтон-стрит.

Начнем с того, что это не так уж и плохо. Кэллам действительно заказал, что надо. Мне смачивают ступни и красят ногти на руках и ногах. Я сижу в гигантской грязевой ванне, пока другой вид грязи наносят мне на лицо. Затем мои волосы увлажняют кондиционером и смывают, когда он впитывается, а затем намазывают меня маслом, как индейку на День благодарения. Мою спину покрывают горячими камнями, а потом снимают их и начинают тереть и колотить каждый дюйм моего тела.

Меня не беспокоит нагота, так что это моя любимая часть процедур. Две дамы массируют и растирают меня в четыре руки, обрабатывая каждый мышечный узел в шее, спине и даже руках и ногах. Учитывая, что они появились из-за нервных переживаний, вызванных в первую очередь Кэлламом, вполне справедливо, что ему и платить за то, чтобы они ушли.

Это так восхитительно расслабляет, что я начинаю засыпать, убаюканная женскими руками на моей коже и звуками искусственного океана, доносящимися из колонок.

Я просыпаюсь от ослепляющей боли в промежности. Косметолог стоит надо мной, держа в руках восковую полоску с маленькими волосками, которые раньше были частью моего тела.

– Какого хрена?! – ору я.

– Может быть немного больно, – говорит она без тени сочувствия.

Я смотрю на свои половые губы, которые теперь совершенно лысые с левой стороны.

– Что вы, черт возьми, делаете? – кричу я.

– Вашу бразильскую депиляцию, – говорит косметолог, приклеивая вторую восковую полоску справа.

– Эй! – я шлепаю ее по руке. – Мне не нужна ваша гребаная бразильская депиляция! Мне вообще не нужна никакая депиляция.

– Но она включена в перечень услуг. – Женщина берет свой планшет и протягивает его мне, будто это может ослабить жгучий огонь на свежеободранных и ужасно чувствительных частях моего тела.

– Я не согласовывала эти дурацкие услуги! – кричу я, отшвыривая планшет. – И запрещаю практиковать ваши пытки на моих гениталиях.

– Но воск уже нанесен, – отмечает мастер, указывая на полоску, которую она только что приклеила. – Так или иначе, его нужно содрать.

Я пытаюсь потянуть за край полоски, но косметолог права. Воск уже намертво приклеился к тем волосам, которые у меня остались. Мастер смотрит на меня сверху вниз без малейшего сочувствия холодными голубыми глазами. Наверное, этой женщине нравится причинять боль. Вполне могу представить, как она сменяет свой белый халат на кожаный корсет и хлыст.

– Тогда избавьтесь от него, – угрюмо говорю я.

Быстрым движением косметолог срывает полоску, оставляя еще одну дорожку гладкой розовой кожи.

Я кричу, матерюсь и по-английски, и по-итальянски, но мастер не ведет и бровью. Наверняка она слышала все это уже не раз.

– Ну все, хватит, – говорю я.

– Но это нельзя так оставлять, – отвечает она, сморщив нос.

Cazzo! Примерно две трети моей промежности теперь депилированы, и тут и там торчат оставшиеся волоски. Это выглядит отвратительно. Мне насрать на Кэллама и его чувства, но я не хочу любоваться на это неделями, пока волосы не отрастут заново.

Поверить не могу, что он посмел заказать мне депиляцию воском. Думает, что моя вульва уже принадлежит ему? Думает, что может решать, как ей выглядеть?

Стоит дождаться, пока Кэллам уснет, и нанести горячий воск на его мошонку. Отплатить ему той же монетой.

Я мрачно отвечаю:

– Ладно. Заканчивайте.

На то, чтобы избавиться от оставшихся волос, уходит еще три полоски и еще чуть больше ругательств. Когда мастер заканчивает, я совершенно гладкая и чувствую новую неожиданную прохладу.

Это охренеть как унизительно. Это… не знаю женскую версию слова «оскопление». Я словно Самсон. Кэллам похитил мои волосы и лишил меня силы.

Я собираюсь отомстить ему, этому коварному извращенному ублюдку. Думает, может депилировать мою киску без моего согласия? Он даже не представляет, во что ввязался.

Женщины возвращаются к массажу, но я вся дрожу от ярости.

Уже предвкушаю, как превращу жизнь Кэллама в ад.