Текст книги "Вика-Викуля. История любви"

– Ладно, давайте.

– Мне очень нравится, звучит прекрасно – Викуля.., – я улыбнулся. – Знаете, Вика-Викуля вы такая красивая…

Тоже улыбнулась, только грустно.

– Будет вам… – Взяла мою руку, сосчитала пульс. – Надо бы давление померять, но у вас, конечно, тонометра нету, – и подвела к дивану. – Раздевайтесь и ложитесь по-настоящему. – Быстро, я и слова сказать не успел, сняла с меня пиджак, расстегнула рубашку. – Слушайтесь меня, я ведь медсестра, хоть и бывшая.

Сел стащил рубашку, а она продолжала:

– И брюки! Брюки тоже!

Отвернулась, не скрою, мне была приятна такая забота, был просто счастлив. Сдёрнул штаны, забрался под одеяло и отрапортовал:

– Готов как юный пионер!

Посмотрела, лукаво улыбнулась.

– Молодец! Сейчас лекарство дам, – и вытащила из своей сумки плоскую фляжку, отвинтила крышку-пробку, я почувствовал запах коньяка.

Поднесла фляжку к моему рту.

– Расширим сосуды, пейте без разговоров.

Я глотнул с удовольствием, из её ручек хоть керосин.

Забрала и тоже отпила, один второй глоток, и спросила негромко:

– Скажите, Пётр Сергеевич, почему вы не женились?

Удивился, задумался, сам не знаю…

Вика продолжала, уже громко:

– Не надо спешить, не надо! Я вот замуж выскочила, заторопилась, дура! Дура круглая! Сейчас не живу, а маюсь. Старуха, змея подколодная, следит за мной, всё Павлу докладывает. Вот кто на гиену похож!

Сел на диване, попробовал возразить

– А мне показалось, что симпатичная женщина.

Толкнула меня в плечо, пришлось снова лечь, и сказала так же зло:

– И Эдьку этого ненавижу. Вином от него пахнет, наркотики глотает в ночном клубе. Девки какие-то возле вьются, противно даже говорить… На улице за спиной слышу: её муж банкир Пуп… Пуп! Думаете приятно?

Попытался было успокоить, даже улыбнулся. Улыбочка, правда, получилась кривоватая.

– Не волнуйтесь, это у вас давление поднимется.

Вика не слушала.

– Пуп! С ума сойти! А я кто выходит – Пупша? Упасть и не встать! Если бы я была твоей женой, тогда кто? Воробьиха! Просто конец света, смехота кругом… Давай ещё по глоточку…

Взяла фляжку и подала мне.

– Пей, а я позвоню, отмечусь.

Фляжку взял, но пробку отвинчивать не стал, а она вынула из сумки мобильник, набрала номер.

– Павел, это я. Икру купила, едва нашла в стекле. Сёмга плохая и салями тоже, ладно, поищу… – сказала и кинула телефон на стол.

– Вот и весь наш разговор, велел не мешать, отключился на полуслове.

7

Села со мной рядом, оглянулась.

– У тебя никакой музыки нету?

– Есть, – вскочил, и, как был только в майке и трусах, подошел к окну. Там стоял старенький, деревянный ещё, проигрыватель, включил его, а где же пластинки?

– Ну-ка, ну-ка, вылезайте, – с этими словами разобрал кучу газет, нашел под ними свою любимую пластинку – «Токаты» Баха, поставил, и в комнате торжественно и мощно зазвучал орган.

Вика слушала, минуту, не больше, потом засмеялась.

– Выключай! Музыка хорошая, но сейчас, малость, не подходит.

Я снял звукосниматель, орган умолк. Она из сумки вытащила не то магнитофон, не то плеер, – в этом не разбираюсь, – и посмотрела мне прямо в глаза. Пристальным, и даже, словно, гипнотизирующим взглядом.

– Ты только слушайся меня и всё будет хорошо, о’кей, как говорит мой горячо любимый муж. Сейчас другую музычку для настроения послушаем.

Включила свой аппарат и громко загремела, забила ритмичная мелодия. С удивлением, и даже испугом, увидел – Вика начала медленно танцевать, высоко поднимая руки, качая головой и вращая нижней частью тела. Смотрел, ничего не понимал, и вдруг она расстегнула пуговицы и быстро сбросила кофточку.

Я молчал, Вика-Викуля продолжала танцевать, вот уже и юбка упала на пол. Белые стройные ноги, белые руки над головой… Взглянула с усмешкой на меня.

– Мы с тобой уже не дети, всё знаем.

Смотрел и смотрел на неё, не мог отвести взгляд, так она была прелестна и очаровательна.

Вот и лифчик слетел к ногам, выскочили на свободу белоснежные диковинные плоды с алыми ягодками-вишенками, как в волшебной арабской сказке, она продолжала танцевать, теперь остались только голубенькие кружевные трусики. Мгновение – и нет их, как ветерок сдунул. Сразу нестерпимо яркий свет ударил мне в глаза, ударил и ослепил.

Вскочил, словно хотел бежать куда-то, и замер: Вика-Викуля стояла передо мной – нагая и прекрасная…

– Возьми меня.., – еле слышный шепот заглушил музыку и прозвучал в ушах как удары колокола…

Мои руки сами обняли её, и мы упали на диван. Груди у Вики были мягкие, вся она оказалась сладкая, как мёд, и горячая…, словно только что вынутый из печи пирог, целовал и целовал её везде без конца, обхватила меня за плечи и тихо стонала.

Ничего не думая, ничего не понимал, тело действовало отдельно от моего сознания, подчинялось каким-то своим, более важным законам. Вошёл в неё. Вика застонала громче, чуть не кричала, ещё крепче сжала мои плечи, небывалые радость и счастье наполнили меня целиком, продолжал целовать и целовать её, не мог остановиться…

Мы молча лежали рядом. Мой Петя-Петушок – как в далёком и прекрасном детстве его называла мама – обессиленный, и едва живой валялся кверху лапками…

Я хотел, чтобы Вика оставалась подольше, даже не уходила бы совсем, но она сбросила простынь.

– Погоди, не торопись, – жалобно попросил.

– Пора, – повторила, – там старуха меня караулит, – села, сладко потянулась.

И тут… Тут меня словно кто-то огрел кнутом. Петя-Петушок мой резво вскочил, запрыгнул на забор и громко закукарекал…

– Не пущу! – схватил её, Вика и не пыталась сопротивляться, тихо ойкнула…

Потом сразу встала, начала быстро одеваться.

– Завтра приду в это же время, – весело сказала, поцеловала меня и исчезла.

А я лежал на диване и думал: было всё это на самом деле, или только приснилось, пригрезилось. Было! Было! Вот смятые простыни, вот подушка пахнет её духами. За что мне, неудачнику, это счастье – любовь такая…

8

Виктория Семёновна заехала в первый попавшийся магазинчик, купила там что попало, в кухне выложила на стол.

Анна Петровна придирчиво осмотрела банки с икрой, понюхала салями, разрезала лимон, недовольно сказала:

– Где тебя лешак носил полдня? Лимоны взяла плохие, толстокожие, – и всё аккуратно сложила-убрала в холодильник.

– В ЦУМе была на показе мод, – Виктория Семеновна поскорее ушла из кухни. Ворчание старухи не повлияло на настроение, привыкла уже. Его, как всегда испортил Эдька. Вначале она не раз пыталась найти с пасынком хоть какой-то общий язык, потом бросила – бесполезно. Эдька её не признавал и ни в грош не ставил.

Вот и сейчас из его комнаты доносились какие-то кошмарные звуки, что-то громко стучало и звенело. Открыла дверь, он сидел на стуле, положив ноги на другой, держал на животе балалайку и нещадно рвал-дергал струны, ожесточённо бил, как по барабану.

Эдька глянул на неё волком, махнул рукой. Поскорее ушла в ванную комнату, пустила воду посильнее, задвинула защёлку, чтобы старуха вдруг не явилась. Звук бегущей воды немного успокоил, но, всё равно, от прежней радости уже не осталось и следа. Медленно разделась, взяла трусики и прижала к лицу тогда, дома у Воробьёва, вытерлась ими и они сохранили запах их любви.

Сделала воду очень теплой, почти горячей, – это всегда помогало, легла и закрыла глаза. Кровь сразу отлила от головы, та перестала болеть. Лежала и вспоминала неуклюжего, но такого милого, чудака-учителя. Как смешно он сразу влюбился, какие у него оказались сильные руки, как славно сделал её, да ещё два раза подряд никак не ожидала.

Лежала в постепенно остывающей воде, нежилась, хорошее настроение быстро вернулось, Совсем не думала, не гадала что дальше? Будь что будет, всё само собой как-то образуется, как говорится, всё к лучшему в этом лучшем из миров…

Глава вторая

1

Пупышов сидел возле журнального столика, просматривал документы. В дверь негромко стукнули, поморщился: ведь запретил всем ему мешать, когда занят.

– Заходи, кто там?

Вошла жена лицо красное. Чем-то взволнована, чем-чем известно – опять Эдичка.. И угадал, заговорила, голос дрожал:

– Я так больше не могу! Нет и еще раз – нет! Что же это? Он мне хамит постоянно!

Павел Павлович только вздохнул, опять какая-нибудь чушня-хрень… Как ему все это надоело!

– Что снова случилось? Говори быстро, некогда мне!

Виктория Семеновна открыла было рот, но тут зазвонил телефон на столике. Пупышов схватил трубку махнул рукой, чтобы замолчала.

– Слушаю вас, да я. Что?! – и даже привстал с кресла, но сразу шлёпнулся обратно. – Не может быть! Так, така, понял, спасибо…

Зло кинул мобильник на стол, не обращая внимания на жену, выругался по-черному матом, она чуть не убежала.

– Ну и сволочь этот Сергеев, не добил я его в свое время, а ведь мог! Ну, гад ползучий! Задавил бы своими руками!

Виктория Семеновна поняла, случилось что-то серьёзное, стало не до Эдьки, Пришлось спросить, проявить интерес, хотя никогда в дела мужа не вникала.

– Чего ты так? Вроде бы друг-приятель…

– Сволочь последняя, мать его… – кричал Пупышов, отводя душу. – Только что узнал от верного человека, хочет землю и фабрику у меня оттяпать!

– Ты же говорил, недавно купил ее.

– Купил и деньги уплатил. А он заход сделал к мэру, пообещал там автостоянку построить, дескать городу нужнее, чем ещё один торговый центр.

Тут она поступила очень опрометчиво, сказала совсем не то:

– Конечно, нужнее, пройти нельзя, все тротуары машинами заставлены. А торговля… Так у нас уже на каждого жителя по магазину.

Пупышов вскочил, заорал на неё ещё злее:

– Xрень несёшь! Болтаешь, ни черта не знаешь! – подошёл к серванту, открыл бар, налил и махом выпил рюмку водки. Продолжая кричать, даже лицо покраснело.

– Меня голыми руками не возьмёшь, мэру скажу – построю рядом с жилым комплексом большую автостоянку, домину в десять этажей!

Прокричался, вроде немного успокоился, но, всё равно лучше было бы уйти, отложить разговор. Но Виктория Семёновна рискнула.

– Послушай же дело серьёзное. Деньги у меня из сумочки пропали.

– Он взял? Ты видела?

– Кто же ещё?

– Кто-кто… – Хрен в пальто! Не видала и молчи!

– Могут быть большие проблемы.., – попыталась вставить.

И напрасно опять муж закричал:

– Не будут. Вытащу его из любого дерьма. У меня везде свои люди! Запомни, больше повторять не стану, ты не наседка, он не цыплёнок. Пусть растет настоящим мужиком, настоящим мачо. И хреновину мне больше не городи!

Поняла, разговаривать бесполезно, одно хамство, того и гляди ее матом покроет. Повернулась и пошла, молча. И тут он крикнул вслед:

– Ладно, гони засранца ко мне!

Жена вышла, и Пупышов схватил телефон, набрал номер главного инженера. Не здороваясь, сразу начал приказывать:

– Слушай меня внимательно, надо сегодня же, кровь из носа, прямо сейчас, начать сносить эту долбаную фабрику! Понял-нет? Сегодня же освободить участок! Я всем мозги буду пудрить, уже снесли и вдруг какой-нибудь придурок приедет проверить. К вечеру чтобы пустая площадка была! Выгоняй туда все бульдозеры, работягам пообещай премии, пусть ишачат!

Бросил трубку на стол и только тогда заметил, Эдька уже пришел Стоит глаза закрыты, на ушах наушники, на шее – плеер. И не просто стоит – пританцовывает. Смотреть на него, зло разбирает и в то же время смешно. Подошёл к сыну, постучал по голове.

– Можно? Что с тобой?

Эдька открыл глаза, выключил музыку

– Ничё, так слушаю… Типа звал?

– Опять матери грубишь? – пустой вопрос, сколько раз задавал, заранее знал, что ответит. Так и получилось.

– Ты чё? У меня мамы нету. А эта твоя как бы Вика, пусть не пристаёт. Обалдеть – обнюхивать начала, в карман полезла. Ну я её и послал… Га-га-га! Быстро побёгла, как типа скипидаром жопу смазали.

Пупышов даже растерялся, что ему сказать?

– Больно ты весёлый… Через год в институт поступать, об этом помни.

– А на фига? Всё как бы время есть, потом и начну напрягаться.

– Пофигист ты, мать твою.., – не выдержал Пал Палыч.

Эдьке всё как с гуся вода.

– Твой институт мне вообще на хрен. И без него большое «бабло» типа рубят.

Отец рассердился, этого долдона ничем не пронять.

– Хрень городишь! А отсрочка от армии? Там тебя «деды» заставят зубной щёткой сортир чистить. Я так шибко умных учил, – Пупышов вспомнил и улыбнулся, да уж, было дело.

– Возьму автомат и всех кончу! Конкретно! – придурок всё свое нёс.

– Дурак ты, кто тебе его даст? Можно болезнь придумать.

– Какую ещё на фиг болезнь? – удивился Эдька.

– Энурез, от службы освободят запросто.

– Это чё? Как бы не понял.

– Ночное недержание мочи.

Он подпрыгнул на месте, завопил:

– В кровать типа ссать? Никогда! Кодла оборжёт, девки станут пальцами показывать! Лучше как бы застрелюсь на хрен!

И тут Пупышову пришла в голову гениальная мысль: «сейчас тебя, заставлю учиться. Словами не пробить, включим материальный фактор».

– Хочешь машину? Заработай! Договоримся так – «пятёрку» получишь, ключи от «тачки» в зубы.

– Типа шутишь? – Эдька недоверчиво глядел на отца.

– Точняк, не сомневайся.

– А какую? «Ауди» хочу.

Отец засмеялся, ишь, сопляк, чего придумал!

– «Лады» хватит, всё равно на хрен разобьёшь. Станешь своих девок катать да щупать.

– Га-га-га! – обрадовался Эдька. – На то они и девки. Ладно, типа договорились, гляди, без обмана.

Тут мобильник на столике зазвонил, Пупышов нехотя его взял.

– Слушаю. Кто? Какой Воробьёв? Вы ошиблись… А, сантехник, вспомнил. Чё надо, я занят. Пришёл уже? Ну, лады, поднимайся по-быстрому, – кинул трубку. – Откуда он мой номер узнал?

– Это я сказал, – Эдька направился к двери, остановился.

– Пташка снова у нас препод, пойду, не хочу его видеть. – Сказал и исчез.

Пупышов удивленно почесал затылок.

– Что за хрень. Новое дело, поп с гармошкой! Чего ему в сантехниках не сиделось… подошел к серванту, вытащил из бара бутылку коньяка, рюмки. Поставил все на столик, сел, как всегда, нога на ногу. Подумал: «Вовремя явился, сейчас тебя запрягу…»

2

Я вошёл, та же комната, всё по-старому. А что могло измениться, ведь был тут всего месяц назад. Банкир Пуп сидел в кресле, как на троне, и снова на столике стояли бутылка и рюмки.

– Добрый день, – сказал сразу, ведь здоровается первым тот, кто умнее.

– Привет, садись, раз пришёл, – Пупышов кивнул на кресло, – давай выпьем за встречу.

Он налил коньяк – в обе рюмки, я это сразу заметил. Сел, сказал негромко

– Ну что же… Попробуем. Коньяк французский?

Пупышов самодовольно усмехнулся.

– А как же, другого не держим

– Прошлый раз его мне не предлагал…

– Тогда сантехник был, сейчас учитель, совсем другое кино, – он поднял рюмку, чокнулись, выпили, я даже пошутил:

– Чтобы твой унитаз никогда не ломался!

– Молодец, хороший тост! Запомню, где-нибудь скажу, – Пал Палыч снова наполнил рюмки, продолжал тихо, чуть ли не ласково.

– Деньги, знаю, получил, когда операция?

– Скоро, – ответил и начал о главном. – Я вот что пришёл, как бы отсрочку от выплат по кредиту получить, а то вся зарплата уходит. Помоги, пожалуйста.

Он глядел на меня насмешливо, как на дурачка.

– Чудик же ты, ей Богу. Договор ведь подписал, теперь заднего хода нету. Ты хоть читал его?

Вздохнул уныло.

– Не всё, там было много текста очень мелкого.

– Ну и дурак! Самое главное, всегда мелко печатают.

– Нарочно, значит?

Пупышов снова заулыбался.

– А ты как думал? Это же бизнес, не обманешь – не продашь.

Молчал, не знал, что и сказать, а он продолжал:

– Ладно, не вешай нос. Отсрочку тебе организую, но и ты мне помоги.

Конечно, я сразу насторожился, началось. Ничего просто так, всё за деньги или ответную услугу. Ладно, поглядим, чего хочет,

– А именно?

– Будь репетитором у моего балбеса, заставь заниматься, и замануху ему устрой – побыстрее «пятёрку» поставь.

Всего ждал, только не такого. Ну он и придумал!

– Что ты говоришь! Ему – «пятёрку? Да и двойки много!

Пупышов глядел на меня спокойно, даже улыбался.

– Знаю, не хуже тебя, потому и прошу.

Я молчал, не знал, как ответить, хорошо на столике зазвони, телефон, он взял трубку.

– Начали? Ломайте всё на хрен быстрее! Подгоняй работяг, скажи, светит премия, я скоро подъеду.

Почему всё время кричит, глухой, что ли? Или думает так и надо разговаривать с подчиненными.

Сунул мобильник в карман, быстро встал.

– Значит; договорились, сейчас этого оболтуса пришлю. Сказал и живо в дверь, хотя ни о чём мы не договорились, но что делать… Сел в кресло и сразу вошёл Эдька. Поздороваться ««забыл» скорее схватил рюмки, одну за другой, выпил залпом. Нагло взглянул на меня.

– А вот и я! Чё надо?

Он стал какой-то другой, грубее что ли? Или, точнее хамовитее. Вспомнил, Викуля тогда сказала: пьёт, наркотики, может, и колется уже. Да и папаше своему подражает во всём, отсюда и хамской поведение. Решил на его тон не обращать пока внимания, сказал спокойно, как на обычном уроке в классе.

– Ученик Эдуард Пупышов! Расскажи хоть что-нибудь по предмету. Какая страна интересует? Куда хотел бы поехать? Или нет такой?»

Он вдруг обрадовался, даже улыбнулся.

– Есть. Таиланд!

– Таиланд? – удивился я. – Странно… Ну, что же! Интересная страна, древняя культура, замечательные храмы.

– Это мне все по фигу! – перебил меня. – Ребята трепались, там такой массаж типа зашибись! Тайский! Голая девка на тебе как бы, сидит пониже пупка и конкретно мнет-разминает. Га-га-га. А ты, тоже голый, типа лежишь и балдеешь! Она меня мнет, а я ее!

Как он отвратительно смеётся… Я сдержался, заметил все так же спокойно:

– Очень интересно. Вижу, глубокие у тебя знания, самое главное, подметил. Теперь скажи, где этот Таиланд расположен? Он не задумался ни на секунду.

– Где-то типа далеко!

– Опять верно, где-то далеко… Правильно, зачем знать географию, когда есть извозчики.

Иронию мою не понял, не удивительно, – книжки бросил читать, наверное в третьем классе, или даже раньше.

– Какие извозчики? Такси, че ли? Туда на «тачке» не доедешь, лететь надо.

– Что ты говоришь? А я и не знал…

Тут вошёл его папочка, глянул довольно, всё по его хотению-велению занятия идут.

– Вижу, договорились. Молодца! О'кей!!

Эдька вскочил, закричал, чуть слюной не брызгает:

– С ним хрен договоришься! Где этот долбаный Таиланд, сам не знает! Извозчиков каких-то потерял! – и выскочил из комнаты.

Я тоже встал, старался быть спокойным.

– Не совсем мы договорились. Уж очень у вашего сынка знания по географии специфические. Как он сам говорит – зашибись!

Пупышов далеко не дурак, понял все сразу.

– Та-ак!! Значит извозчики тебе не понравились… Какие на хрен, извозчики!! Весело шутки шутишь, чирикаешь! А тебе не чирикать, кукарекать пора!

– Как кукарекать?»

Вот так! – вдруг замахал руками как крыльями, закричал громко:

– Ку-ка-ре-ку!

Была очень смешно, – толстый, солидный дядя прыгает и поет петухом, но я не смеялся. Весь этот спектакль значил что-то нехорошее для меня. А он продолжал:

– Жаренный петух тебя уже в жопу клюнул!

Какой петух? Молчал, ничего не понимал.

– Всё проще пареной репы, слушай сюда. Банк тебе кредит дал как сантехнику, так?

– Так, – согласился.

– Но под большой заработок. А ты денежки сгрёб, и ходу! Обратно на маленькую зарплату… Под такую мы кредит не даём.

– Ну и что? – я начинал догадываться.

– А то, выносите мебель! Ты теперь мощеник! На тебя статья в кодексе есть. Судить будут, квартиру отберут, кредит не возвращаешь, проценты не платишь. В тюрягу можешь загреметь!

Он был прав, прав! Но я попытался возразить:

– Позвольте, Пал Палыч… Как же так… Вы посоветовали, я вам поверил..

– А ты не верь! Заруби на носу, нынче никому верить нельзя. Пойми, кругом одно жулье. Сегодня друг, завтра в карман залез.

Вот с этим никак не мог согласиться.

– Полагаю, вы ошибаетесь. В каждом человеке кулика заранее видеть, не могу, и не стану.

– Ё-мое! – удивился он. – Какой ты умный, – просто Пушкин!

– Да и не по-людски это, – продолжал я. – Не по-доброму. Любого надо честным сначала считать, а, уж потом…

Пупышов перебил меня, громко и зло:

– Опять ты хрень городишь! Пока чесаться будешь, он с тебя штаны снимет! И станешь ходить с голым задом, как обезьян-павиан, видел их в зоопарке?

– Но так несправедливо, не все в же жулики.

– Нынче у нас на дворе что? Капитализм, понял? Какая может быть справедливость? Теперь у каждого в глазах копейка, он за неё тебе горло порвёт. У кого «бабок» много, тот и царь. Без них ты никто, ноль, «Бабки» – это всё!

Сказал, и сунул мне под нос свой кулак, достаточно большой.

И продолжал громче, криком:

– Чтоб Эдьке «пятёрка» была, иначе хату освобождай и переселяйся на вокзал! – и ушёл, хлопнул дверью.

Я сел в кресло, задумался, что же делать? Загнал он меня в капкан…

В комнату ворвался Эдька, громко «подражая отцу?» крикнул: Че сидим, кого ждем? Стул типа давим? Пахен-папахен уже смотался!

– Ну хорошо, – я встал. – Ученик Пупышов, если хочешь «пятерку»» получить, изволь заниматься, учи географию как следует. И не только где Таиланд находится.

И вышел, слышал, как он крикнул мне вслед:

– На хрен ты мне нужен! Зашибись со своей типа долбаной: географией!

Эх, снять бы с него штаны да всыпать ремнём по заднице, как следует. Но теперь, пожалуй, уже поздновато. Распустил Пал Палыч своего сыночка. Неужели, всё-таки, придется ему «пятерку» сделать?

3

Бывает же в жизни счастье! Совершенно неожиданно, не думал, не гадал – вот оно, само пришло. Просто подарок судьбы!

Но всё по-порядку. Я медленно шёл по улице, люди навстречу двигались разные: кто тоже мрачно, как и я, глядел по сторонам, а кто-то весело улыбался.

Мне было не до улыбок, после разговоров с Пупышовым и Эдькой опять давило сердце, и, как всегда, забыл взять нитроглицерин. Придётся покупать, благо нынче аптеки натыканы на каждом шагу.

– И точно – вот она, вывеска над высоким крыльцом. Справа аптека, слева антикварный магазин. Высоковато, конечно, но забрался по лестнице, держась за перила, купил лекарство. Вышел, напротив дверь в магазин. Из любопытства зашел. Зашел и замер, даже покачнулся, а сердце понеслось куда-то.

Увидел глобус! Большой! Старинный! На подставке темной меди, как Викины волосы. Ему было сто лет, не меньше. Вокруг два тоже медных обруча с подсвечниками, один большой, второй поменьше, правда, свечек в них не было.

Сразу догадался, глобус заводной, вращается, как Земля, полный оборот за сутки Большая свечка солнце, маленькая луна. Наглядно видна смена дня и ночи. Облизал пересохшие губы, спросил:

– Сколько, он стоит?

Продавец без интереса смотрел на меня, на покупателя антиквариата я не походил. Но всё-же ответил лениво, назвал цену, оказалась почти столько же, сколько я взял в банке на операцию. Тут он добавил, видно было скучно сидеть в пустом магазине:

– Вещь редкая, восемнадцатый, а, может, и семнадцатый век. Заводной, пружинку только сменить и будет вертеться. А пока можно руками, – и крутанул глобус, передо мной поплыли чёрно-коричневые от времени континенты и темно-синие океаны.

– Беру! – сказал громко, – Никому не продавайте: я за деньгами, скоро вернусь. И выскочил из магазина, быстрее в банк, пока кто-нибудь не перехватил.

И все свершилось. Вот он – уникум у меня в руках. Сижу дома за столом, вращаю потихоньку, смотрю не налюбуюсь.

Как же мне повезло, все-таки есть, есть в жизни счастье!

Отнесу в школу, учитель физики вместо свечек лампочки маленькие поставит, за солнце три, за луну одну. И батарейку внизу прикрепим, а пружину потом заменим, найду такую мастерскую.

Будет не глобус – картинка! Мечта любого учителя, ребята увидят, как день сменяет ночь и совсем но другому к географии относиться станут, может, даже лучше учиться начнут… А Викуля, Викуля-то как обрадуется!

4

Эдька сидел в кресле, как отец – нога, на ногу – улыбался во весь рот: здорово он, в натуре, отхомячил этого долбанного препода. Много тот воображать о себе стал, пусть сначала штаны новые купит. Налил рюмку коньяка, выпил залпом, крикнул, как мог громко!

– Все атлична! Бабры приехали в Бабруйск! А где же мои телки? – вытащил из кармана, мобильник, набрал номер. – Але!! Ант, это ты? Хрен с морковкой? это я! Девки наши где? – слушал, потом засмеялся.

– Га-га-гаГ Хватит тебе их трахать! Конкретно!! Бери типа за хобот и ко мне, пива от пуза. Папахен? Банкир Пуп отбыл на свои сранные стройки, баба его подалась на шопинг-жопинг.

Баб Аня? Старуха нам не помешает, я её выдрессировал как бы. Жду в натуре!!

Спрятал телефон в карман, вскочил, – распахнул широко дверь.

– Баб Ань, – подь сюда! Где ты там? Зову-зову, типа горло сорвал!

Анна Петровна вошла сразу, стояла за дверью, подслушивала.

– Тут я тут, не слыхала…

– Ребята ceй момент, нарисуются, быстро выставь на стол все, че надо, да живее шевелись!

Эдька выскочил из комнаты, она прикрыла за ним, дверь, сказала негромко, чтобы, не дай бог, внучек, не услыхал:

– Какой-то Эдичка нервный стал, кричит все время. Это та злыдня своими разговорами довела, – быстро налила рюмку коньяка, оглянулась на дверь, выпила. Мелко перекрестила рот. – Прости, Господи, – и убрала бутылку и рюмки в сервант.

Потом осторожно достала оттуда высокие пивные стаканы, красивые, с замысловатыми рисунками на тонком стекле, вазочки с сухим печеньем и солёными орешками, все расставила на столике, тяжело вздохнула. Вроде ничё не забыла, а то сердиться станет…

Тут и Эдичка явился, тащил-надрывался коробку пива, бросил ее на пол, бутылки только зазвенели, и волком глянул на свою бывшую няньку.

– Hy, че встала? Иди, не отсвечивай типа тут, и сюда ни ногой! А то тебе кирдык.

Анна Петровна, даже вздрогнула – таким голосом не шутят. Скорее посеменила к двери. Оглянулась и сказала, хотя, конечно, не надо было говорить:

– Вы не шибко балуйтесь, а то все отцу доложу…

– Я тебе доложу, конкретно! Иди отсюда! – Эдька вытолкнул её за дверь. Вытащил из коробки бутылки, поставил на столик. Взял балалайку, плюхнулся в кресло, и начал встречать гостей: бил по дереву, рвал-дергал струны. И довольно улыбался, наслаждался такой «музыкой».

Скора гости пожаловали. Первой, вбежала Клепка, необычно возбужденная, закричала с порога:

– Эдичка! 3ашибисьь в натуре – вот и я!

Подпрыгнула на месте, бегом понеслась к нему, обняла, поцеловала в губы. Он ухватил ее за грудь, сильно сжал.

И Фек подоспела, тоже подскочила, тоже поцеловала. – Музычка! Такую я люблю!! Давай еще гони! – и начала прыгать-танцевать, высоко, вскидывала ноги и широко махала руками, Клепка присоединилась, к ней.

– Слышь, че это они типа, зафестивалили? – спросил Эдька у подошедшего Анта. – Как скипидаром задницы смазали.

– Одна уколотая, другой лишь бы пиво сосать. – Ант посмотрел-посмотрел на их «танец», закричал:

– Эй, вы! Хватит титьками трясти, как бы чего не выпало! Фек, не сачкуй, займись делом! Давай свой крестик!

– Сейчас! – Фек перестала прыгать. Побежала к столику, на ходу снимая с шеи тонкую веревочку. Сняла – конечно, никакой крестик на ней не висел, а болталась железная открывалка.

Она быстрая сноровисто срывала с бутылок крышки, а Клепка без «музыки» продолжала свой «танец» с закрытыми глазами. Махала руками, раскачивалась из стороны в сторону, так, наверное, пляшут у костра негры-людоеды в Африке.

Фек залпом выпила бутылку, подала пиво Эдьке и Анту, схватила себе вторую, и зашептала:

– Пивко, пивко, как я тебя люблю… Обалдеть сколько, Эдичка молодец, – мигом осушила и её, кинула на пол.

– И мне!! Мне тоже? – Клепка подскочила, цапнула открытую бутылку, тоже выпила не отрываясь.

Эдька рассердился, закричал:

– Эй вы! Кончайте свою хрень! Слушайте сюда, мне банкир Пуп ««тачку» хочет выдать!

– «Тачку»! – завизжала Клепка и снова кинулась его целовать.

– Кататься поедем! И за пивком! – Фек подлетела к Эдьке с другой стороны. Он оттолкнул их.

– Чё слюни распустили? Рано запрыгали, это если Пташка у меня репетитором будет и потом «пятерку» вывалит.

Тут Ант засмеялся, руку поднял и пальцем у виска покрутил.

– Ха-ха! Зашибись, в натуре! Тебе «пятерку»? Ни в жисть! Банкир Пуп денежку сэкономит…

Эдька схватил его за рубашку на груди.

– Молчи, гад! Чё ты вякнул? Запомни, папахена только я могу так называть! Больше типа никто!

Ант ударил его по руке, ещё минута – и они сцепились бы в, драке, как собаки. Но Клепка схватила Эдьку, Фек – Анта, кое-как оттащили друг от друга, зацеловали, сунули по бутылке пива и те успокоились, хотя бы внешне.

Клепка взяла балалайку, забренчала. как попало, громко запела тоненьким голоском:

 
Трали-вали!! Трали-вали!
Тили-тили! Тили-тили!
Это нам не задавали,
Это мы не проходили!
 

– Заткнись, дура! – Эдька толкнул ее в кресло. – Я с Пташкой как бы оттопырился…

– Это типа напрасно, – осторожно заметил Ант, спорить с Эдькой он боялся, психопат есть психопат.

– Чё ты гонишь? – удивился тот. – Ну его нахрен, много как бы воображает, Таиланд ему не понравился.

– С преподом ссориться, зашибись, как против ветра ссать, – продолжал Ант. – Помирись как-нибудь, извинись, чё ли.

– Ну его нахрен – повторил зло Эдька. – Ведь все просто: «бабки» возьми, «пятерку» мне отдай. Чё у тебя убудет?

Клепка, не вставая с кресла, визгливо крикнула:

– Ржу не магу! Че он за такой красафчек? Вы не жарьтесь, все это хрень! Да мы с Фек без всяких «бабок» с вашим долбаным Пташкой договоримся. Вывалит он «пятерку»!

Фек с другого кресла подала голос:

– Я чё-то не усекла, когда за пивком поедем?

– Помолчи! Накрылась типа машинка! – оборвал ее Ант.

Клепка вскочила с кресла.

– Ничё не накрылась! Пошли к нему! Прямо сейчас! И сделаем! Где он живет?

Эдька насмешливо смотрел на неё – ну; шлюшка, раздухарилась.

– Повелись мы на твою фигню, – сказал Ант. – Тут, недалеко, карты ему раз носил.

– Пошли живо, покажешь, и как бы вали! – Клепка одной рукой, схватила его, другой выдернула Фек из кресла. и все исчезли за дверью.

– Га-га-га! – засмеялся Эдька. – Ну; дает девка! Держись, Пташка; они тебя отхомячат! Конкретно!

Достал из серванта коньяк, налил полстакана, добавил пиво, выпил залпом. Устроился поудобнее в кресле, взял балалайку, начал дёргать струны. И вдруг бросил ее на пол, закричал во весь голос, громко и зло:

– Оттопырились, гады! Ненавижу!

5

Вика вошла, мы обнялись-поцеловались и я сразу нетерпеливо сказал:

– Садись, а то вдруг упадёшь от удивления. И закрой, пожалуйста, глазки, у меня для тебя сюрприз!

– Обожаю сюрпризы! – заулыбалась и села, прикрыла ладошками лицо, Но я-то видел, подглядывает сквозь пальцы, ну и пусть. Осторожно достал из-под стола глобус, крутанул изо всех сил и поставил на пол перед ней.

– Можно смотреть!

Она убрала от лица руки, удивленно вскрикнула:

– Ой! Что, это? Глобус! Какой большой! Это и есть сюрприз?

– Не просто глобус, а чудо! Антикварная редкость. Понимаешь, случайно совершенно случайно, зашёл в магазин, увидел – и чуть не упал. Это же восемнадцатый век! Как повезло, что успел его купить, а ведь мог и пройти мимо.