Текст книги "На тревожных перекрестках. Записки чекиста"

Экспроприация, налет и новая директива

План солтыса Зыса – Бескровная победа – Схватка на дороге – Создаем новые отряды

Сведения, полученные Нехведовичем из подпольного комитета и мною от Иосифа Зыса, подтверждали главное, о чем нам говорили в ЦК Компартии Литвы и Белоруссии: народ ненавидит оккупантов, охотно поддерживает подпольщиков и партизан и все активней сопротивляется захватчикам, берется за оружие. Наша группа, перешедшая линию фронта, почувствовала себя не одинокой и не изолированной, а частицей большого коллектива, ведущего целеустремленную битву с врагом.

Нам предстояло укрепить и развить связь с местными патриотами, вовлекать существующие группы в совместные боевые операции, создавать новые партизанские группы и отряды. Следовало также наладить разведку, чтобы отовсюду стекалась информация о мероприятиях польской администрации, состоянии, численности, вооружении армейских и полицейских подразделений. Сделать это мы могли только при помощи местных жителей. Вот почему с таким нетерпением вся группа ожидала прихода Иосифа Зыса.

Минули сутки, а Зыс не появлялся.

– Нет и нет, – говорил Нехведович. – Уж не засыпался ли?

– Не может быть, – отвечал я. – Опытный же человек.

А сам думал: «Сложная штука – борьба в тылу врага. Не знаешь, где споткнешься».

Только на исходе третьих суток, когда уже ждать стало совсем невмоготу, Ваня Жулега, лежавший почти у самой дороги, заметил неизвестного человека и по моим описаниям узнал в нем солтыса Зыса. Тот шел неторопливым, уверенным шагом, опирался на обструганную суковатую палку и внимательно посматривал по сторонам.

Жулега кинулся к Нехведовичу, он поднял меня, и мы втроем приблизились к дороге. Да, это был Иосиф Зыс. Я вышел ему навстречу и радостно поприветствовал.

– Добрый день, пан Зыс! Разыскали! Не заблудились!

– Здравствуй, юноша, здравствуй! – улыбаясь, ответил Зыс. – Мне ли заблудиться. Все леса вокруг Пядони знаю, как свою усадьбу. Опоздал вот только, но солтысу не всегда удается отлучиться из деревни. Ну, веди меня к своим, будем знакомиться.

Мои друзья тепло встретили старого подпольщика, а затем мы уселись на траве и стали слушать его рассказ. Собственно, Зыс повторил все то, что я отчасти уже знал от него, добавив только, что в группу, которую он возглавляет, входят революционно настроенные крестьяне из соседних деревень Стаек, Дадилович и Заречья. У них есть несколько винтовок и ручных гранат.

Чтобы полнее представить себе положение, Нехведович задал Зысу еще несколько вопросов. Солтыс отвечал детально, со знанием жизни и дела, нарисовал яркую картину бедственного экономического положения крестьян, их политического, национального и социального бесправия. Все это и поднимало людей на борьбу с угнетателями. Умнейший оказался мужик, надежный соратник!

Нехведович тоже остался доволен Зысом и предложил в ближайшее время провести совместную боевую операцию.

– Патронами мы поделимся с вами, – сказал он, – только предварительно нужно произвести глубокую разведку противника.

Иосиф Зыс согласился взять разведку на себя, а нам посоветовал пока стоянку не менять и изредка ночами наведываться к нему в деревню за информацией. Если же появятся интересные сведения или срочная необходимость о чем-либо уведомить нас, он немедленно пришлет к нам в лес свою дочь Эмилию.

– Условимся так, – сказал Зыс. – Если дочка моя будет держать в руках цветной платок, значит все в порядке, можно ее встречать открыто. Если же платок будет повязан на голове, тогда глядите в оба и хоронитесь так, чтобы никто вас не приметил: опасность!

Мы дружески попрощались, и Зыс ушел. Наша группа долго не могла успокоиться, у ребят возникали все новые боевые планы. Рябов сказал, что при помощи Зыса можно будет натворить много больших дел, только жаль, патронов и гранат маловато.

– Складов с боеприпасами нам никто здесь не приготовил, – отпарировал ему Чижевский. – Так что придется добывать у господ офицеров и солдат.

– Только бы до них дорваться, – задумчиво проговорил Жулега, – я бы им припомнил все их виселицы и пепелища в Бобруйском уезде и других местах.

– Терпение, Ванюша, терпение! – откликнулся Петя Курзин.

Погода нам благоприятствовала, ночи становились теплее, однако бездействие угнетало.

Дважды, помахивая легким платочком, на дороге появлялась дочь солтыса Эмилия. Оба раза она сообщала командиру, что отец просит пока терпеливо ждать, так как он собирает сведения и договаривается, а с кем и о чем – этого она не знала. Девушка весело болтала с нами, рассказывала деревенские новости и выгружала из корзинки сало, яйца и молоко.

Ожидание изматывало. Ранее терпеливый, спокойный и насмешливый, Петя Курзин начал нервничать и спросил командира:

– Долго мы еще здесь будем прохлаждаться?

Посоветовавшись с Нехведовичем, мы решили, что я снова отправлюсь в Пядонь. И когда наступила ночь, я по знакомым уже ориентирам быстро дошел до деревни.

Моему появлению Зыс нисколько не удивился, только спросил:

– Заждались? Ничего не попишешь, в нашем деле требуется терпение. Зато есть приятные новости.

Он сообщил, что установил связь с несколькими ближайшими подпольными группами, а свою привел в боевую готовность. Его рассказ соседям о том, что поблизости находится отряд, перешедший линию фронта, вызвал у подпольщиков энтузиазм, прилив энергии, и они просто рвутся в совместную операцию. Есть такой план.

В ближайших деревнях размещается 24‑й пехотный полк польской армии. Через своих разведчиков Зысу стало известно, что в первой декаде мая по дороге Бегомль – Мстиж поедет войсковой казначей выплачивать офицерскому составу жалованье. Так как для подпольной работы, для приобретения боеприпасов, продуктов и подкупа жандармов и чиновников требуются деньги, Зыс предложил на казначея совершить нападение.

– Экспроприация? – спросил я. – Надо подумать. Ведь мы коммунисты, подпольщики, и вряд ли следует давать польским властям повод называть нас разбойниками с большой дороги.

Но Зыс стоял на своем, и мы пошли к нашему командиру, чтобы он разрешил наш спор. Нехведович внимательно выслушал нас и сказал:

– Товарищ Зыс прав. Мы должны жить за счет противника, забирая у него оружие, продовольствие и другие материальные ценности, в том числе деньги. Такова логика партизанской войны.

Командир принял решение: организовать засаду, охрану и казначея разоружить, но не убивать, а деньги разделить между наиболее нуждающимися крестьянами и часть взять себе для нужд подполья.

– Эти польские злотые нам крепко пригодятся, – сказал он. – Пусть оккупанты и их лживые газетенки изображают нас в любом виде, а мы сделаем полезное дело: и деньги добудем, и напомним о себе – пусть паны не думают, что они здесь хозяева.

Организовать первую боевую операцию командир поручил мне. Условились, что Зыс выделит своих людей, сведет меня с ними, а сам в день операции будет находиться в деревне, чтобы его все видели, и не могли ни в чем заподозрить.

На первый взгляд дело казалось несложным, однако и оно требовало вдумчивой, кропотливой и тщательной подготовки. Надо было выбрать место для засады, познакомиться с участниками вооруженного нападения из других групп, точно выяснить день и час проезда войскового казначея.

На это ушло несколько суток. Майскими ночами я пробирался в деревню Пядонь, знакомился с приходившими в хату солтыса подпольщиками, прислушивался к их советам. Ведь они лучше меня знали местность и повадки оккупантов. А через несколько дней я собрал и проинструктировал всю оперативную группу. Она насчитывала 30 человек, в том числе все мы, кроме Нехведовича. Примерно в 16 километрах от Мстижа, вблизи деревни Осовы, мы устроили засаду. Кто укрылся в придорожных кустах, кто за стволами толстых дубов. Наше вооружение состояло из винтовок, охотничьих ружей и револьверов. У меня, как у командира, кроме карабина, был еще наган.

В первые сутки ожидаемый экипаж не появился. Лишь в середине следующего дня на дороге показался черный фаэтон, за которым пылили две подводы с солдатами. Лошади шли медленно, вокруг царила тишина, которую изредка нарушали далекий лай собак да перелив лесных птичьих голосов. Возница фаэтона беспечно покуривал, а сидевший рядом с ним вооруженный солдат дремал.

Оперативная группа приготовилась к бою. Обстановка нам благоприятствовала: противник был усыплен тишиной и покоем и ни о каком нападении даже не помышлял.

– Без крайней нужды солдат не убивать, – сказал я. – Ждать моего сигнала.

Казначейский кортеж не спеша приближался.

Как только фаэтон подъехал почти вплотную, я выстрелил в воздух и выскочил на дорогу. За мной стремительно рванулись к подводам остальные партизаны. Солдаты были ошеломлены и не оказали никакого сопротивления. Через минуту все их оружие оказалось в наших руках. Казначей, тощий человек в мундире с галунами, уронив пенсне, дрожащими от страха руками открыл стоявший у него в ногах денежный ящик и стал креститься, бормоча молитву. Глядя на него, стали креститься и некоторые другие солдаты.

Когда пачки денежных купюр были уложены в мешок, я сказал солдатам по-польски:

– Не трусьте, мужики. Мы знаем, что вы из-под палки служите своим панам, и вас не тронем. А офицерские деньги используем на нужды народа. Пану казначею выдадим расписку, и идите на все четыре стороны.

Чижевский составил расписку, подписал ее «Патриоты» и приказал солдатам и казначею не спеша двигаться дальше по своему маршруту. Бледные, молчаливые, они медленно поехали.

Так, без особых сложностей и без жертв прошла наша первая боевая операция в тылу врага. Все участники акции чувствовали себя замечательно, у них как бы прибавилось сил и решимости для дальнейшей борьбы.

Часть захваченных денег мы отсчитали для Зыса, который, соблюдая все меры предосторожности, распределил их между особо нуждающимися крестьянами, а часть оставили для кассы отряда. Все участники налета поодиночке возвратились в свои деревни и тщательно запрятали оружие.

В лагере нас ждал Нехведович. Мы подробно доложили ему о налете и передали деньги.

Мы ждали, что в район нашего нападения на войскового казначея будут посланы каратели. Но во всех окрестных деревнях все было спокойно. Польские власти почему-то сделали вид, будто ничего особенного не произошло.

Той порой мы запланировали вторую боевую операцию, на этот раз покрупней. Растущим партизанским группам требовалось оружие и боеприпасы. Разведчики Зыса узнали, что по той же дороге через три дня должен пройти обоз с вооружением. Было решено отбить это вооружение.

Нехведович, занятый сложной работой по поддерживанию контактов с уездкомом, и этот налет поручил провести мне. С помощью солтыса Зыса я набрал 50 повстанцев, разбил их на три группы и разместил в лесных засадах севернее деревни Гравец. В ходе подготовки к операции учел дельные тактические советы Николая Рябова.

Мне все больше нравился этот спокойный, уверенный в себе человек, променявший офицерскую карьеру сначала на нелегкую долю краскома, а потом на тяжкую и рискованную судьбу партизана. Он мог бы остаться на хорошей командной должности в Красной Армии, но не сделал этого, а добровольно пошел во вражеский тыл. И сейчас вел себя так, будто всю жизнь только и занимался нелегальной работой и боевыми налетами.

Часто беседуя с Рябовым, я узнал, что он не из дворян, не из помещиков или купцов, а сын рабочего. До первой мировой войны, отказывая себе во многом, учился, мечтал стать инженером, а когда мобилизовали в окопы, дослужился до офицерского звания, однако с самого начала революции стал на сторону трудового народа, вступил в партию большевиков и активно участвовал в борьбе против контрреволюции.

Вспыльчивый и горячий, он всегда умел сдержаться, о себе любил говорить в третьем лице и с иронией.

– Понимаешь, комиссар, в чем дело. В главковерхи Николай Рябов не выбился. Правда, товарищ Крыленко тоже был всего-навсего прапорщиком царской армии, а потом на какую верхотуру поднялся. А Николай Рябов не обязательно должен быть на самом верху. А если разобраться глубже, то наша самая высокая вершина – партия. Значит, мы все наверху и обязательно должны быть на высоте порученного нам дела. Согласен, комиссар?

– Согласен, Коля.

Лежа в засаде, я размышлял: а как оно сложится на этот раз, сумеем ли мы выполнить боевое задание так же, как предыдущее? Неужели белопольские власти столь беспечны, что не извлекли уроков из недавнего налета на войскового казначея?

Предположения мои оправдались: оккупанты извлекли урок. Сначала по дороге проехали 12 конных полицейских, причем для собственного спокойствия дали несколько залпов из винтовок в лес по обе стороны тракта. По моему знаку этих конников не тронули, пропустили. Минут через 20 прошагал взвод солдат под командованием щеголеватого офицера в конфедератке. На флангах шли дозорные и обшаривали взглядами придорожный лес.

– А вдруг обоза не будет, – спросил у меня Рябов, – а мы этих упустили?

Однако добытые сведения были точными, неоднократно проверенными, поэтому я ответил Николаю:

– Все идет как надо. Они же не дураки, приняли меры предосторожности, пустили вперед разведку и авангард.

– Ты прав, – согласился Рябов. – Надо думать, что и сам обоз будет здорово охраняться.

– Не иначе. Тем слаженней и решительней надо действовать всем нашим трем группам.

Рябов передал по цепи: ждать сильно охраняемый обоз!

Спустя еще полчаса из-за поворота вынырнули первые повозки армейского обоза. Впереди шли три офицера, а по бокам подвод сплошными цепочками – солдаты с винтовками наперевес. В общей сложности здесь было не меньше взвода. И на внезапность мы могли не очень рассчитывать, поскольку поляки были готовы к немедленному бою.

Я выстрелил из нагана, и все три группы одновременно дали первый прицельный залп. Поляки плашмя бросились на землю и открыли сильный ответный огонь из винтовок. Затарахтел и пулемет, но его очереди летели поверх наших голов и лишь срезали ветви деревьев.

Партизаны хорошо замаскировались, а польские солдаты были отчетливо видны на открытой дороге. Испуганные лошади громко ржали и обрывали постромки, две подводы перевернулись, ящики из них посыпались в кювет. Мы дали еще два залпа, затем швырнули ручные гранаты. Их взрывы ошеломили противника, солдат охватила паника, и те, кто уцелел, побросав винтовки и подсумки, бросились бежать.

Бой продолжался не более 20 минут, охрана была полностью разгромлена, и мы вышли на дорогу, где лежали 13 трупов в польских мундирах. У нас оказалось четверо легкораненых.

Нам достались богатые трофеи – карабины, ящики с патронами и пулемет. Мы забрали их и немедленно отошли в лес, оставив на дороге перевернутые подводы и все еще бившихся в оглоблях лошадей.

– Слышь, комиссар, – вдруг остановил меня Рябов. – Надо освободить лошадей, пусть бредут куда глаза глядят, а подводы – сжечь.

– Хорошо, действуй! – ответил я.

Рябов и несколько бойцов снова выбежали на дорогу, выпрягли лошадей, обложили подводы сеном и подожгли.

Местные повстанцы быстро разошлись в разные стороны, а мы с Рябовым и другими бойцами нашей группы поспешили в лесной лагерь. Через сутки ночью я решил навестить Иосифа Зыса. Нехведович не возражал, ему тоже было интересно узнать, какой резонанс вызвала наша вторая операция. Солтыс встретил меня, как обычно, со всем радушием. Однако в его взгляде я уловил тревогу. На мои расспросы он отвечал не торопясь, взвешивая каждое слово. Дела приняли серьезный оборот.

– Повсюду в окрестных селах, – говорил Зыс, – уже побывали карательные отряды, производились обыски, нескольких крестьян без всякого повода арестовали и увезли. Были и у нас в Пядони, расспрашивали о каждом жителе, однако мне удалось убедить офицеров, что все крестьяне живут тихо, мирно и ни в чем подозрительном не замечены. Боюсь, как бы солдаты не начали прочесывать лес, тогда вам придется туго, надо будет уходить, петлять по болотам.

– Значит, вы нам советуете менять стоянку?

– Не надо спешить, но иметь запасную базу не мешало бы. Мало ли что!

– Ваших парней каратели не заподозрили?

– Бог миловал. Из моей группы один парень (зовут его Феликсом) ранен в руку, повыше локтя. Но мы сумели хорошо ее забинтовать, сверху он надел две рубашки и помаленьку, как ни в чем не бывало, занимается хозяйством. Никто и не догадывается, в какой переделке он побывал.

Вошла Эмилия, увидев меня, порозовела, протянула маленькую твердую ладошку.

– С успехом вас, Станислав. И всех товарищей ваших!

– Спасибо. Большое спасибо. А успеха мы добились не без вашей помощи. Вы нам здорово помогли.

В лагере я подробно рассказал Нехведовичу об опасениях Зыса. Командир счел их резонными. Но, пока не было непосредственной опасности, менять стоянку ему не хотелось. Место мы уже обжили. Размещались в хорошо оборудованных и замаскированных шалашах, днем и ночью выставляли дозорных. К тому же близко была деревня Пядонь, где находился наш верный друг Иосиф Зыс, откуда поддерживалась постоянная связь с уездным подпольным комитетом партии. Нередко связной уездкома появлялся и у нас в лесу. Мы жадно выслушивали принесенные им вести с той стороны фронта.

Наступило лето, лес наполнился запахами сочной листвы и нагретой хвои. По уезду шныряли каратели, но углубляться в лесную пущу не решались. Порою лишь постреливали с дороги по зарослям и уходили восвояси. Впечатление было такое, что они нас боятся больше, чем мы их. Поэтому я предложил Нехведовичу подготовить налет на войсковой гарнизон в Больших Ситцах, для чего разработать подробный план с участием Николая Рябова. Рябов уже дважды уходил на дальние расстояния, чтобы отыскать место запасной базы. Вот и на сей раз, когда он вернулся, мы втроем улеглись в сторонке на теплой земле и стали обсуждать мое предложение.

– Замысел интересный, – сказал Рябов, – дерзкая была бы операция. А после такого налета на гарнизон будет самое время уйти на новую стоянку. Как вам понравится вот это место?

Он указал на карте точку.

– И операцию, и перебазирование надо согласовать с уездным комитетом, – заметил Нехведович.

– Конечно, – отозвался Рябов, складывая карту. – Будем ждать связного или снесемся через Зыса?

– Там видно будет, – ответил командир.

Гарнизон в Больших Ситцах насчитывал полсотни солдат и жандармов, оснащенных стрелковым оружием, имел склад боеприпасов, который нам следовало захватить для пополнения своих боевых запасов. Мы почти не сомневались, что уездком одобрит наши соображения. Очень кстати появилась Эмилия и передала просьбу отца: нынешней ночью командиру группы и его заместителю прибыть в Пядонь.

Окна в доме Зыса, когда мы туда пришли, были занавешены плотными простынями. Хозяин, как всегда, был расторопен и деловит. Он провел нас в комнату. Там нас уже ждал связной Докшицкого подпольного уездкома. Этого невысокого рыжеволосого парня в потрепанном солдатском обмундировании без знаков различия и выгоревшей на солнце конфедератке мы уже знали. Связной передал, что уездный комитет получил из ЦК указание, чтобы повстанческие группы налетами не увлекались и всех желающих участвовать в вооруженной борьбе тщательно проверяли. А нам, группе

Нехведовича, предлагалось разделиться и разойтись по разным районам для развертывания организационно-пропагандистской работы и создания новых подпольно-повстанческих групп.

А мы так хорошо задумали предстоящее дело, так свыклись с нашим лесом, с уездом, с местными товарищами! И все надо бросать, идти неведомо куда. Но указание ЦК надо выполнять беспрекословно. Партийная дисциплина – превыше всего.

Эмилия вывела связного, а мы еще долго сидели в хате.

– Дорогой товарищ Зыс, – с чувством сказал Нехведович. – Расставаться очень не хотелось бы: привыкли, притерлись. Но приказ есть приказ.

– И мне не хочется с вами расставаться, – признался Зыс, – хорошо начали работу, складно, результативно. Да что поделаешь, партии виднее.

На прощанье вспомнили общие дела, немного выпили и договорились когда-нибудь да повидаться.

Новую директиву и все наши товарищи встретили довольно холодно. Мы настолько сдружились между собой, что Петя Курзин даже предложил идти в новые районы всем вместе.

– Нет, Петро, – возразил Нехведович, – как ни грустно, будем соблюдать дисциплину.

Последние часы мы провели в задумчивом молчании: каждый вспоминал прошлое и размышлял над тем, что ждет его впереди.

Неожиданно возле меня оказался Рябов.

– Слушай, Стась, пойдем вместе. Все-таки мы из одного батальона и первые партизанские налеты вместе прошли.

– Что ж, если Нехведович не станет упрямиться, я буду только рад этому.

Успокоенные таким естественным для нас обоих решением, мы разошлись по шалашам и уснули.

Ранним утром, когда солнечные лучи пронзили кроны деревьев и зачирикали лесные птахи, мы приступили к делу. После некоторой дискуссии решили, что Нехведович, Жулега и Курзин пойдут в район Докшицы – Глубокое, Чижевский с Богуцким – под Вильно, а мы с Рябовым – в Дисненский, Молодечненский и Воложинский уезды.

– Фронтовички, вас двое, а районов три, – заметил Нехведович. – Справитесь ли?

– А то нет! – отозвался Рябов, довольный, что нас не разлучили. – Николай Рябов в главковерхи не прошел, но три уезда он пройдет, тем более с комиссаром в авангарде. Верно, Стась?

– Верно, Коля.

– Ну, братва! – сказал Нехведович. – Увидимся ли когда?..

Никто не мог ответить на этот вопрос. Мы разбросали шалаши, уничтожили все следы стоянки, расцеловались по-братски и разошлись в разные стороны.

И вот мы с Николаем Рябовым под видом бедняков-сезонников, с плотничьим инструментом в заплечных мешках стали кочевать из уезда в уезд, нащупывая связи с патриотами, создавая и подготавливая подпольные группы для борьбы в тылу белополяков.

Николай предложил начать с Великого Села Дисненского уезда, где жил крестьянин Владимир Антонович Пуговка, сослуживец Рябова по царской и Красной Армии, отпущенный по болезни домой.

– А ты уверен в нем? – спросил я. – Обидно, если первый блин выйдет комом.

– Головой ручаюсь, – заверил Рябов. – И вообще народ у них в Великом Селе замечательный, судя по рассказам Пуговки.

– Народ всюду хороший, – сказал я, – да стукачей много.

– Волков бояться…

– Ладно, Коля. Пошли!

Когда мы добрались до Великого Села, Николай вызвал Пуговку на опушку леса. Он появился, сухощавый, жилистый, настороженный. Было ему в то время 28 лет, но выглядел он значительно старше – две войны за плечами, ежедневный нелегкий крестьянский труд. Рябов несколькими фразами рассеял его опасения, вызвал на откровенность.

Владимир с нескрываемым ожесточением заговорил о тяжкой доле белорусского населения под игом панской власти: высокие цены на промтовары, непосильные налоги, повсеместный произвол польской администрации, жестокие репрессии по отношению ко всем недовольным.

– А как население относится к оккупантам? – спросил я.

– А как оно может относиться? – с гневом произнес Владимир. – Ненавидит всеми печенками.

– Отсюда следует. – сказал Рябов, – что надо организоваться и действовать.

– Не так просто.

– Непросто, – согласился я. – Но надо! Иначе жизни совсем не будет. Замордуют паны народ.

– Есть у нас один парень… – сказал Пуговка. – Он кое-что замышляет по этому вопросу.

– Что за парень? – сразу заинтересовались мы. – Говори, Володя, нам такие люди как раз нужны.

– Илларион Молчанов, тоже солдат и красноармеец.

– Как и где нам встретиться с ним? Владимир Пуговка подумал и ответил»

– В сумерках приходите ко мне в хату. Полиции в нашем селе нет, народ дружный, доносчиков не водится.

С тем Пуговка и ушел, а мы посовещались и решили, что человек вполне заслуживает доверия и что от него может протянуться ниточка к другим патриотически настроенным крестьянам, из которых мы и попробуем сколотить подпольную группу.

Утомленные долгим переходом, мы улеглись на сухой полянке передохнуть, а с наступлением темноты отправились к Пуговке. Хата у него большая, просторная, из двух половин. В передней печь и стол, в другой комнате кровать, белые занавески, множество фотографий в затейливых рамочках, среди которых мы узнали снимок Владимира в солдатской форме старой армии. Шкаф, диван, фабричного изготовления стулья – все это говорило о том, что хозяин далеко не бедняк. Но и не мироед – заработано собственным горбом. Вон какие натруженные руки у Владимира и у его такой же сухощавой, жилистой жены.

Угощали нас вареной картошкой и кислым молоком. Во время ужина в избе появился коренастый мужчина с крупными чертами лица, толстощекий, пышущий здоровьем. Одет он был в пиджак и галифе из домотканого серого сукна, в крепкие яловые сапоги. Здороваясь, руку жал до боли, а говорил тенорком:

– Молчанов, Илларион Спиридонович. Житель здешний. Жена Пуговки занавесила в спальной окна и сказала:

– Можете там спокойно посидеть, я мешать не буду. Мы перешли туда. Я начал без предисловий:

– Мы явились сюда, на свою родную землю, чтобы помочь здешним партизанам организовать народ на борьбу с оккупантами. На всей территории Западной Белоруссии и Западной Украины развернули действия повстанческие отряды, которые жгут имения помещиков, истребляют карателей, наиболее реакционных чинов полиции, защищают население от разнузданного панско-шляхетского террора. Недалеко время, когда Красная Армия перейдет в новое наступление на Западном фронте, все патриотические силы должны готовиться к этому и помогать ударам красных войск.

Рябов дал Молчанову листовку с призывом еще сильней развертывать народное сопротивление белопольским захватчикам. Илларион прочел, помолчал недолго и заговорил:

– Рад, что вы появились у нас, товарищи. Я же старый солдат, хотя мне и чуть больше двадцати. Красная Армия родная мне, равно как и рабоче-крестьянская власть. Тяжко сидеть сложа руки и наблюдать разгул оккупантов на советской земле. Хочу бороться. Многие наши односельчане тоже хотят. Некоторые имеют оружие. И в окрестных селах немало настоящих патриотов свободной Белоруссии – в Боярщине, Шейках, в местечке Германовичи…

Беседа продолжалась за полночь. По существу, в здешней местности уже существовал партизанский отряд, надо было только окончательно оформить его организационно, получше вооружить, проинструктировать и разработать план боевых операций. Этим мы и занимались в продолжение следующих нескольких дней нашего пребывания в Великом Селе. Пользуясь шифром, я составил список отряда, командиром которого назначил Молчанова, а его заместителем Пуговку:

1. Молчанов Илларион Спиридонович, 1897 г. р.

2. Пуговка Владимир Антонович, 1892 г. р.

3. Пуговка Михаил Петрович, 1900 г. р.

4. Евдокимов Павел Онуфриевич, 1895 г. р.

5. Евдокимов Куприян Онуфриевич, 1894 г. р.

6. Поляк Виктор Иванович, 1892 г. р.

7. Бруйко Михаил Михайлович, 1898 г. р.

8. Кожан Валерьян, солтыс Великого Села.

9. Рауда Дмитрий Адамович, 1889 г. р.

10. Судницкий Михаил Данилович, 1899 г. р.

11. Стома Виктор Адольфович, кузнец из дер. Шейки.

12. Шишка Осип Петрович, солтыс дер. Шейки.

13. Донейко Иосиф, войт местечка Германовичи.

14. Сергеев Валентин, 1899 г. р.

15. Дубровский Василий, 1898 г. р.

16. Ступеля Петр, 1892 г. р.

Последние трое были жителями города Дисны, и весь отряд мы назвали Дисненским. Список личного состава все время рос, и вскоре в нем числилось около 30 повстанцев. Молчанов и Пуговка, используя оставленные мной и Рябовым пропагандистские материалы, вели с бойцами отряда политическую работу. На приобретение оружия мы выделили командиру 2 тысячи рублей трофейных денег. Поручили готовить партизан к активным боевым действиям и ждать наших указаний через связного, который произнесет пароль: «Привет вам из Козян от дяди Володи», на что Молчанов должен дать отзыв: «Давным-давно его не видел». Затем связной предъявит половину разорванной десятирублевой царской ассигнации, а Молчанов должен показать другую половину той же ассигнации.

Проведя работу в Дисненском уезде, мы отправились дальше. Владимир Пуговка снабдил нас на дорогу хлебом и салом, мы оставили у него плотничий инструмент и шли теперь не по проезжим дорогам, а напрямки, пользуясь топографической картой и компасом. Первый успех ободрил нас, и мы с Колей решили поскорей выполнить ответственное задание партии: весна была в разгаре, и наступление Красной Армии могло начаться со дня на день.

За сравнительно небольшой срок Рябову, мне и остальным товарищам из группы Нехведовича во всех отведенных районах удалось создать подпольные повстанческие организации. В Вилейском уезде Алексей Степанович Щебет возглавил 50 патриотов, в Ошмянском уезде группу проверенных людей подобрал секретарь подпольного комитета партии Юлиан Балыш, в Молодечненском уезде во главе отряда из 60 партизан встал Филипп Матвеевич Яблонский, в Воложинском уезде Дмитрий Иванович Балашко, бывший в 1919 году председателем местного Совета, собрал 30 вооруженных повстанцев.

Каждая вновь созданная группа вела в массах агитацию против оккупантов, устраивала вооруженные налеты на местные полицейские участки и мелкие войсковые гарнизоны, взрывала склады с оружием и боеприпасами, отбивала у захватчиков продовольствие и скот. На земле Белоруссии все сильней разгоралась партизанская война.

От связных мы узнавали, как идут дела у товарищей по группе Нехведовича, искренне радовались за своих боевых друзей. Очень скоро нам посчастливилось повстречаться с ними в рядах наступающих красных войск.

Но никогда я больше не увидел ни солтыса Зыса, ни милую девушку Эмилию.