Текст книги "Признание повесы"

Стефани Лоуренс
Признание повесы

Глава 1

Ночь была темной, дождливой и на редкость отвратительной. С неба как из ведра лил холодный дождь, и сколько Роберт Джеррард ни прищуривался, сквозь длинные ресницы, отягощенные ледяными капельками, он не мог разглядеть ничего, кроме сплошной стены воды. Даже пальто из толстого сукна не защищало от непогоды. Скорчившись на козлах своего дорожного экипажа, он держал поводья одной рукой. Вряд ли в таких обстоятельствах лошади могут понести.

– Еще совсем немного, – ободрил он их, подгоняя.

Вряд ли лошади слышали его сквозь шум дождя, но ласковые уговоры давно вошли у него в привычку. Если хочешь что-то получить от животных или женщин, такой тон просто незаменим. В этом Роберт убеждался не раз.

Сильные красивые кони, обычно надменно мерившие землю длинными ногами, теперь осторожно вытаскивали копыта из грязи и едва плелись.

Мысленно проклиная все на свете, Роберт всмотрелся в даль. Хоть бы увидеть какую-нибудь веху!

Стоял февраль. Мать Роберта придерживалась того мнения, что путешествовать в феврале ни в коем случае не следует, и, как бывало почти всегда, оказалась права. Но Роберта позвали в дорогу неотложные дела, поэтому он, повинуясь долгу, покинул роскошь и тепло очага в своем родовом поместье Джеррард-Парк, неподалеку от Уолтема-на-Уолдз, и отправился в город.

Он собирался провести ночь в гостинице «Королевский колокол» в Сент-Неотсе и сразу выехал на Большую северную дорогу около Костеруорта. Но как только миновали Стамфорд, кучер Уиллис, случайно оглянувшись, увидел мрачную гряду грозовых туч, надвигавшихся на них с севера, и Роберт приказал мчаться во весь опор, чтобы успеть добраться до непогоды в Брэмптон. Они как раз покинули деревушку Норман-Кросс, когда хляби небесные разверзлись с такой яростью, что езда, даже по самой благоустроенной в Англии дороге, мгновенно превратилась в кошмар.

Вскоре Роберт приказал кучеру поменяться с ним местами, и теперь промокший до костей Уиллис забился на сиденье в углу экипажа, дрожа от холода. Сам Роберт, хоть и промок, все же был покрепче, лучше справлялся с воистину апокалиптическим ливнем и упрямо пытался отыскать взглядом хоть какое-то подобие убежища.

В Сотри они прибыли примерно час назад, но, к сожалению, все гостиницы и постоялые дворы оказались забиты до отказа путешественниками, искавшими убежища. Тех, кого ливень в это время застал на Большой северной дороге, было немало: почтовые дилижансы, омнибусы, частные экипажи, не говоря уже о повозках и фургонах. Все они, пустые, оставленные пассажирами, были разбросаны по всему Сотри.

Никто не захотел впустить уставших промокших путников, хотя гроза не только не унималась, но, похоже, только усиливалась.

И тут Роберт вспомнил о маленькой чистой гостинице в Коппенгфорде. Дорога, на которой лежал городок, примыкала к Большой северной дороге всего в миле к югу от Сотри. Иного выхода все равно не было. Роберт решил рискнуть, проехав не только лишнюю милю по большой дороге, но и еще две – по проселочной.

Но теперь, ночью, на холоде, окруженный чем-то вроде ледяного непроницаемого мокрого савана, пытающийся заставить лошадей брести по щиколотку в отвратительной слякоти, он серьезно задумался, так ли уж правильно поступил. Хотя… даже при создавшемся положении и такой гнусной погоде весьма сомнительно, что «Герб Коппенгфорда» будет полон.

Сейчас единственной целью Роберта было отыскать приют для себя, Уиллиса и лошадей. Инстинкт и здравый смысл подсказывали, что все это можно найти в «Гербе Коппенгфорда».

Он уже почти решил спрыгнуть на землю и вести лошадей в поводу, как вдруг за деревьями мелькнул огонек. Роберт моргнул, отряхнулся, так что капли воды полетели во все стороны, и всмотрелся в даль. Сквозь стену дождя просматривался слабый свет.

По мере того как экипаж подъезжал ближе, свет становился ярче, и постепенно Роберт различил впереди невысокое, но прочное двухэтажное здание из серого камня. Судя по мерцающим отблескам в окне, в камине горел огонь. Только сейчас Роберт, поняв, как сильно замерз, затрясся в ознобе.

Рядом с домом виднелся арочный вход в конюшни. Роберт свернул туда.

– Уиллис! Просыпайся, парень, мы приехали!

– Я и не спал!

Уиллис на ходу спрыгнул с подножки.

– Давай-ка сюда и позаботься о конях, пока их не смыло!

Спустившись на землю, Роберт увидел, как навстречу бежит главный конюх. Запыхавшись, он схватил узду коренного:

– Мы отведем их в конюшню и там распряжем, иначе смоет нас самих.

Роберт кивнул кучеру:

– Уиллис, иди с ними. Я сам возьму саквояж и закажу комнаты. Приходи, когда закончишь с лошадьми.

Уиллис лихо отсалютовал и отправился помогать конюху распрягать промокших и уставших коней.

Роберт вытащил из багажного отделения экипажа саквояж и пошел к крыльцу бокового входа.

Приоткрыв дверь и протиснувшись внутрь, он первым делом крикнул:

– Хозяин!

– Я здесь, сэр!

Роберт поднял глаза. Владелец гостиницы, тот самый вежливый, тихий человек, которого он помнил все эти годы, стоял за стойкой у лестницы, с обреченным видом озирая лужу, уже успевшую образоваться вокруг сапог гостя. Вздохнув, хозяин оглядел высокую фигуру вошедшего и мигом оживился, отметив качество элегантного пальто, под которым виднелись не менее элегантные, хоть и насквозь мокрые фрак и жилет.

– Кошмарная ночь, сэр. Вам, конечно, понадобится уютная сухая комната?

– Та, что с камином. И еще одна – для моего кучера. Он сейчас придет.

Знакомый голос заставил хозяина всмотреться в лицо Роберта. Он недоуменно моргнул.

– Как… благослови меня Господь! Это… – Он поспешно прикусил язык. – Лорд Джеррард, не так ли? Сколько лет, сколько зим, милорд!

Похоже, весь мир его знает!

Роберт поспешно нацепил на физиономию чарующую улыбку: верное оружие, с помощью которого почти неизменно добивался своего.

– Совершенно верно. Вы – Билт, не так ли?

Билт, польщенный тем, что столь важная персона помнит его имя, вышел из-за стойки.

– Что-то ужасное творится, милорд. В жизни ничего подобного не видел. Ну и дождь! Чисто Ноев потоп! Одна из передних комнат свободна. Сейчас велю миссус сменить белье и разжечь огонь в камине. – Стараясь угодить новому клиенту, он потянулся к саквояжу гостя. – Если соблаговолите посидеть немного в распивочной, перевести дух, я постараюсь все сделать как можно быстрее.

Роберт отдал саквояж. Он так устал и промок, что хотел только одного: немного обсохнуть и, если очень повезет, согреться.

Билт обеими руками поднял громоздкую ношу и поспешил к лестнице.

– Бьюсь об заклад, вы помните, где находится распивочная.

Роберт кивнул и шагнул к арочному проходу, за которым находилась распивочная, довольно большая комната с барной стойкой вдоль стены.

Здесь царила ледяная тьма. Значит, это не та комната, в которой мерцал огонь.

Роберт уставился на дверь напротив арочного входа. Если память ему не изменяет, она ведет в гостиную. Он двумя шагами пересек комнату и открыл дверь. На него мгновенно обрушились тепло и золотистый свет.

– Милорд! Э-э-э…

Роберт, уже успевший переступить порог, обернулся. Билт, по-прежнему сражавшийся с багажом гостя, взирал на него с ужасом.

– В чем дело? – удивился Роберт, вскинув брови.

– Прошу извинить, милорд, надеюсь, вы не обидитесь, но гостиная уже сдана.

Повеса заглянул в комнату.

– Но кто бы он ни был, вряд ли приедет в такую погоду, да еще среди ночи. Зато в камине горит огонь. На случай если вы не заметили, Билт, я промок до костей. Не хотите же, чтобы я простудился, пока вы готовите комнату, тем более что огонь все равно горит зря и никого не согревает. – Он снова улыбнулся, на этот раз слегка раздраженно, так что серебристо-серые глаза похолодели. – Подожду здесь, у огня.

Войдя в гостиную, Роберт закрыл за собой дверь и подошел к камину. И с каждый шагом все острее ощущал благословенное тепло, тянувшееся к нему, охватывающее… но только руки и ноги. Только те места, которые не были скрыты одеждой. Все остальное оставалось промерзшим до костей.

Остановившись перед огнем, он скинул пальто, повесил на спинку стула у камина, после чего мысленно пожал плечами – все равно никто не увидит – и стащил фрак. Нелегкая задача, учитывая то, какие средства применил портной Шульц, чтобы фрак сидел как влитой, обтягивая плечи и спину. С жилетом было полегче, но даже галстук и рубашка прилипали к телу.

Роберт не помнил, когда в последний раз попадал в такой ливень. Галстук представлял собой ярд смятого влажного полотна, он бросил его поверх фрака. Лосины – слава Богу, он не переоделся в брюки перед тем, как пуститься в путь, – хоть и не пропускали влагу, но и от них шел пар.

Роберт поразмыслил, решая, стоит ли сбрасывать и рубашку, но ему не терпелось согреться, и ждать не было смысла. Вытащив рубашку из лосин, он долго извивался, прежде чем сумел стянуть ее через голову. Вода капала с волос, но жар, ласкающий грудь и руки, принес Роберту немедленное облегчение. Он вздохнул, закрыл глаза, вытер волосы смятой рубашкой и постепенно почувствовал, как унимается озноб. Сведенные от холода мышцы стали расслабляться. Роберт еще не согрелся, но уже не был прежней замерзшей статуей.

Передернув плечами, Роберт промокнул спину влажной сорочкой и сильно растер руки, чтобы кровь живее текла по жилам. Настала очередь груди, но тут ничего не получилось: ткань сорочки больше не впитывала влагу.

Можно сказать, Роберт почти окончательно размяк и примирился с жизнью, когда дверь открылась. Думая, что пришел Билт, он повернулся…

И оцепенел.

В комнату вошла дама. Повернулась и закрыла за собой дверь. Очевидно, не замечая незваного гостя, она откинула капюшон, стряхнула воду с зонта, направилась к камину и остановилась.

Дама была одета в теплый плащ, подол которого был мокрым и грязным. Роберт рассеянно отметил, что ее волосы цвета полированного ореха уложены в аккуратный узел, а черты овального личика на удивление тонки и изящны.

Черты, которые Роберт узнал и которые все еще обладали силой пресечь дыхание в его груди.

Пока еще она не видела его. Не замечала его присутствия.

– Какого черта ты здесь делаешь? – хмурясь, выпалил Роберт.

Женщина подскочила от неожиданности и тихо вскрикнула. Но крик замер на губах, когда она подняла глаза и уставилась… нет, не на его лицо. На грудь, на обнаженную грудь.

Роберт прекрасно знал, как выглядит его грудь и почему женщины глазели на нее с таким выражением. Но это была Лидия, и подобный взгляд только ухудшал положение.

Где-то в глубине гостиницы пробили часы. Двенадцать ударов. Полночь.

Роберту оставалось только игнорировать свой непристойный вид. Могло быть еще хуже.

– Лидия! Да очнись же! Какого дьявола ты здесь оказалась? Вернее, где, черт побери, была среди ночи и в такой ливень?

Он говорил резче, чем намеревался: реакция на не слишком приятное осознание того, что десяти лет оказалось недостаточно, чтобы умерить силу воздействия, которое она по-прежнему на него имела. И всего, что из этого проистекало.

Его так и подмывало хорошенько встряхнуть ее, тем более что она явно занималась чем-то безумно опасным.

Лидия недоуменно моргнула. Взгляд медленно поднялся от его груди к плечам, шее и, наконец, лицу.

Губы ее приоткрылись еще больше, глаза распахнулись еще шире.

– Роберт?!

Он стиснул зубы и изо всех сил старался держать себя в руках.

– Как видишь. А теперь не угодно ли тебе объяснить, где это ты была все это время и почему гуляешь так поздно?

Лидия Мейкпис упорно молчала, впервые в жизни полностью осознав истинное значение выражения «как громом пораженная». И не сводила взгляда с джентльмена: джентльмена-распутника, игрока, известного неразборчивыми похождениями бессовестного бабника и признанного развратника. Полуголого негодяя, стоявшего перед ней и буквально излучавшего соблазн. Огонь, мерцающий в камине, ласкал его грудь, скульптурно вылепленные мышцы живота, изгибы широких плеч и руки.

Во рту Лидии мгновенно пересохло. С усилием сглотнув, она вынудила себя сосредоточиться на его взгляде. На раздражении, явно читавшемся в серебристо-серых глазах.

Даже кое-как собравшись с мыслями, она смутно поняла, что ее планы, тщательно продуманные, абсолютно жизненные планы летят в пропасть.

– Нет! – охнула она.

Роберт подозрительно прищурился. Она ответила ему тем же и надменно вскинула подбородок.

– Думаю, что мои дела, милорд, вас не касаются.

В ответ он зарычал. В самом деле зарычал!

– Ты что, забыла мое имя?!

Осекшись, он глянул поверх ее плеча. Дверь открылась.

Лидия оглянулась. На пороге стоял владелец гостиницы. На его губах быстро таяла улыбка. В точности как Лидия минуту назад, он таращился на грудь Роберта, но в отличие от нее хозяин пришел в ужас:

– О, ради всего святого!

Роберт встряхнул зажатую в руке сорочку, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: вряд ли ее удастся когда-нибудь снова надеть.

Подняв голову, он пригвоздил Лидию к месту взглядом.

– Подожди здесь. Я поднимусь к себе и переоденусь. Не смей покидать эту комнату.

«А если покинешь, я пойду за тобой хоть на край света».

Она отчетливо расслышала не высказанную вслух угрозу. И снова выдвинула вперед подбородок: безумные видения проносились перед ее взором. Вот его уводит вызванный ею констебль… или по крайней мере выкидывает из дома в ночь…

Но сейчас на улице страшный дождь. Льет как из ведра, ни зги не видно, и кто будет выбрасывать его на улицу? Хозяин и вся королевская рать?

В этот момент они удивительно походили друг на друга: одинаково тонкие губы, одинаково прищуренные глаза.

Лидия сложила руки на груди, наблюдая, как Роберт собирает промокшую одежду.

– Хорошо. Я подожду здесь.

Она отлично понимала, что возражать не стоит. Во всяком случае, ей это никогда не удавалось. И похоже, за последние десять лет между ними ничего не изменилось.

Он коротко кивнул и прошел мимо нее к двери.

Владелец гостиницы, все еще стоявший с разинутым ртом, поспешно отступил, давая дорогу виконту.

Едва последний исчез, к Лидии вернулась некоторая доля ее привычной сообразительности. И слава Богу. Если она хоть сколько-нибудь знает этого повесу – а она его знает, – ей понадобится немало ума, проницательности и даже хитрости.

Хозяин, деликатно кашлянув, прошептал:

– Мисс, если хотите ускользнуть в свою комнату, я вас провожу. На двери крепкий засов, и можете еще загородить ее маленьким сундучком.

Лидия недоуменно воззрилась на добряка, отчаянно пытаясь припомнить, как его зовут. Немного подумала и наконец заговорила холодно, спокойно и чуть надменно:

– Это совершенно ни к чему, Билт. Вам нечего бояться. Я смогу справиться с этим… господином.

Она так надеялась. По крайней мере молилась…

– Вы знакомы с его сиятельством? – подозрительно спросил Билт.

Она отчетливо представляла, какое направление приняли его мысли и что, по его представлению, означает «знакомы».

– Совершенно верно, – небрежно бросила она. – Друзья детства. – И видя, что подозрения Билта не окончательно рассеялись, Лидия сварливо добавила: – Надеюсь, у вас имеется голова на плечах? Будь у нас какие-то тайные отношения, мы встретились бы наверху, а не в вашей гостиной.

Билт не сразу сообразил, что даже такой повеса, как Джеррард, вряд ли предпочтет гостиную удобной постели. Впрочем, учитывая репутацию виконта, Лидия не стала бы осуждать Билта за его намеки.

Деловито вручив ему зонтик, она шагнула к камину.

– Лорд Джеррард, очевидно, только что прибыл, и ясно также, что он не ужинал. Конечно, жаль, что сейчас так поздно, но если миссис Билт сможет подать нам ужин, мы с его сиятельством были бы крайне благодарны. – Повесив на стул сброшенный плащ, Лидия пригвоздила Билта к месту повелительным взглядом. – Хороший обед всегда улучшает его настроение.

Кроме того, Билт будет подавать блюда и, следовательно, постоянно находиться рядом. А это успокоит ее ничем не обоснованные страхи.

– Да, конечно, мисс, – поклонился Билт. – Превосходная мысль.

Чем больше Лидия думала об этом, тем больше убеждалась в правоте Билта. Общение с Джеррардом тяжело ей дается. Может, есть способ обернуть его неожиданное появление в свою пользу?

И эта задача поможет ей сосредоточиться на цели своего пребывания здесь и не думать о том, что случилось во время их последней встречи.

Она, во всяком случае, не может себе позволить думать об этом.

Подол платья почти не вымок, так, дюйм-другой, поэтому она оставила патены[1]1
  Высокие деревянные платформы с ремешками. В то время их надевали вместо калош. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] у двери гостиницы. Но с подола все равно капало на туфли. Тогда она поставила их перед огнем и поднесла подол к огню.

И стала думать, как усмирить повесу Джеррарда. В нем всегда были сильны инстинкты защитника. Рыцаря в сверкающих доспехах, мчащегося на помощь каждый раз, когда она в нем нуждалась. Конечно, все это было больше десяти лет назад, но, несмотря на репутацию, которую он приобрел за последнее время, Лидия подозревала, что в нем осталось нечто от рыцаря, скрытое, правда, под маской утонченности и светского воспитания.

Распутник, повеса, игрок, известный неразборчивыми похождениями бессовестный бабник и признанный развратник: все эти эпитеты она применяла к нему, и не без веской причины. Свет хорошо знал о его бесчисленных романах и связях, о безрассудной игре, о невероятных пари, как выигранных, так и проигранных, о непристойных ужинах и вечеринках, которые, если верить злым языкам, недалеко ушли от настоящих оргий.

В памяти всплывали все новые неприличные подробности. Правда, все сплетни смолкли лет шесть назад, и теперь многие считали, что с годами он стал более осмотрительным. Несмотря ни на что, виконт оставался любимцем общества, чья красота равнялась только его богатству. Но к несчастью для заботливых маменек незамужних дочерей, в обществе слишком хорошо знали его репутацию, чтобы посчитать совершенно неподходящим кандидатом в мужья. Да и кому захочется знать, что дочь несчастна в браке?!

В этот момент явилась чета Билтов с тарелками, столовыми приборами, салфетками и блюдами. Лидия ободряюще кивнула и предоставила им накрывать маленький круглый столик, который они выдвинули в центр комнаты.

Стоя перед огнем и старательно просушивая подол, Лидия неожиданно нахмурилась. Все эти годы, представляя очередную встречу с Джеррардом, она считала, что увидит другого человека, мужчину, на котором праздная распутная жизнь оставит свою метку. Но вместо этого перед ней предстал тот же Роберт, которого она знала… только старше на десять лет. В молодости он был неотразим. Теперь же впечатлял. Он стал шире в плечах, мускулистее и словно излучал силу и мощь.

В молодости при виде его сердце ее билось неровно.

Сейчас же колотилось так, словно рвалось из груди.

Она услышала его шаги на лестнице и повернулась. Оказалось, что Билты все приготовили и успели уйти. Они накрыли стол на двоих, хотя Лидия уже ужинала. Может, она съест яблоко или грушу, чтобы составить компанию Роберту.

Лидия поспешно подошла к стулу и воззрилась на дверь.

Мощная фигура виконта заполнила дверной проем.

Но это был не тот повеса, который только что ушел, а другой, несравненно более грозный и пугающий. Этот был безупречен, от гладко причесанных блестящих каштановых волос, лежавших влажными волнами, до белоснежного, идеально повязанного галстука, заколотого простой золотой булавкой, и строгого покроя фрака и жилета.

Темные брюки обтягивали его длинные ноги, отчего он казался еще выше. Аристократические черты лица каким-то образом казались более жесткими, отчетливыми и более резко очерченными.

Он перевел взгляд с Лидии на стол, вскинул брови и захлопнул за собой дверь. Но прежде чем успел что-то сказать, она показала на блюда:

– Мы подумали, что ты, должно быть, голоден.

Так оно и было. Он просто умирал от голода. А когда увидел еду, у него ноги подкосились от слабости. Но Роберт, ничем себя не выдавая, коротко кивнул и выдвинул для Лидии стул.

Хотя он держался из последних сил, ничего не помогало. Слишком остро ощущал он ее присутствие. Ее близость. Стоит только руку протянуть.

Лидия села, и он поспешно отступил.

Усевшись за стол, Роберт положил себе кусок пирога с дичью и взглянул на Лидию:

– Итак, что ты здесь делаешь?

Она уже подумывала сплести более-менее правдоподобную историю, но мудро решила не делать этого. Он как по книге читал правду в ее безмятежном выражении, в чистоте красивых голубых глаз.

Сложив руки перед собой, она спокойно встретила его взгляд.

– Я здесь, чтобы найти и вернуть потерявшееся письмо Табиты.

Он доел пирог и снова обратил свой взгляд на Лидию. Наверное, придется вытащить из нее всю историю, слово за словом. Иначе не получится. Табита была сестрой Лидии, на год моложе, но настоящая сорвиголова. И была такой всегда, даже когда он в последний раз видел ее в пятнадцатилетнем возрасте. Теперь же, в двадцать пять, Таб, по слухам, стала настоящим синим чулком и пыталась учить жизни женщин, заявляя, что они не нуждаются в мужчинах, и в особенности джентльменах, и должны хорошенько подумать, прежде чем вручить свободу и состояние в их руки.

Лидия в свои двадцать шесть была куда более спокойной и сдержанной, уравновешенной и надежной. Таб же, казалось, была двойником Роберта, только в юбке: печально известная и опасная своими проделками особа. По крайней мере так считал свет.

Но ни ту ни другую сестру нельзя было упрекнуть в слабости.

Виконт потянулся к ростбифу.

– Это письмо – у кого оно? Какую угрозу оно представляет для Таб? И почему ты, а не она пытаешься его вернуть?

Губы Лидии слегка сжались, но она глубоко вздохнула и ровным голосом ответила:

– Это письмо Таб написала много лет назад, когда ей было семнадцать. Ты помнишь мою сестру и знаешь, какова она. Как она бросается в любое предприятие очертя голову, и пусть все летит к черту!

Роберт потянулся к бокалу и кивнул.

– Ну… прежде чем она стала синим чулком, отстаивающим права женщин, и особенно право не выходить замуж…

– Она влюбилась, – докончил за Лидию Роберт. Зная Табиту, он почти в этом не сомневался.

– Совершенно верно. Ей было семнадцать. Она написала этому человеку и, будучи Табитой, ничего не скрыла. То есть была безгранично откровенна. Без всякой оглядки на общепринятые правила приличия и с таким энтузиазмом… – Она снова вздохнула. – Достаточно сказать, что, если содержание письма станет широко известно, сестра превратится во всеобщее посмешище.

Роберт вскинул брови:

– Все так плохо?

– Даже еще хуже, – поморщилась Лидия. – От нее откажутся друзья, единомышленницы, весь ее круг. – Помолчав, она добавила: – Такова ее теперешняя жизнь, но из-за этого письма она стоит на грани краха.

Роберт повертел в руках вилку.

– Но почему это письмо всплыло только сейчас, через семь лет?

– Потому что Таб вспомнила про него и попросила вернуть.

Очевидно, содержание письма было настолько возмутительным, что даже Таб, которую никак нельзя было назвать нежной фиалкой, опасалась последствий.

– Итак, она обратилась к человеку, которому оно было послано. И тот не пожелал его отдать, – заключил Роберт.

– Почему же? Согласился, – раздраженно бросила Лидия. – Еще бы не согласиться. Прикажи ему Таб прыгнуть через горящий обруч, он и то согласился бы.

– А кто он? – удивился Роберт.

Лидия долго размышляла, прежде чем признаться:

– Монтегю Аддисон.

Роберт вытаращил глаза, стараясь не улыбнуться.

– Аддисон? Эта тряпка? Мягкотелый слизняк?

Лидия, сухо поджав губы, кивнула:

– Именно.

– Вот как? – Роберт отодвинул тарелку и поднес к губам бокал с вином. – Это многое объясняет.

Включая и тот факт, почему Табита Мейкпис боялась замужества как огня. Если впечатлительная семнадцатилетняя девочка считала Монтегю Аддисона идеалом мужской добродетели, вполне понятно, почему теперь она отрицает брак.

– Итак, – продолжал Роберт, – Аддисон согласился вернуть письмо. Что же произошло?

– Получив записку Таб, Аддисон, этот круглый идиот, сунул конверт с письмом в карман фрака. Утверждает, что намеревался отыскать Таб на балу и отдать письмо, хотя она крайне редко посещает балы. И, ради всего святого, вспомни, сейчас февраль. В городе вообще не даются балы. А если бы он потрудился прочитать записку до конца, понял бы, что мы сейчас дома, в Уилтшире. Но Аддисон, будучи Аддисоном, не подумал ни о чем подобном. Он побывал на нескольких вечеринках, а потом очутился в игорном доме «У Люцифера».

Роберт поморщился, он, кажется, понял, что произошло дальше и где именно находится сейчас письмо Табиты.

– Я знаю это место, – сухо бросил он.

Лидия мгновенно вскинула голову, отвлекшись от своего невеселого рассказа.

– Да, я так и подумала. – Тряхнув головой, она снова вернулась к рассказу о злополучном Аддисоне. – Аддисон много проиграл. Насколько мне известно, такое с ним случается часто. Ему пришлось написать долговую расписку… некоему джентльмену, и… полагаю, к тому времени он был так пьян, что вытащил письмо Таб и написал расписку прямо на конверте, после чего отдал его… вышеупомянутому джентльмену.

И тут Роберт окончательно прозрел:

– А имя этого джентльмена – Стивен Барем, ныне лорд Алконбери из Аптон-Грейндж.

Лидия мгновенно застыла. Долго смотрела ему в глаза, прежде чем медленно потянуться за виноградиной.

– Почему ты так думаешь?

Она оторвала виноградину, сунула в рот и постаралась принять невинный вид.

Роберт невесело улыбнулся:

– Потому что Барем – завсегдатай «Люцифера». Потому что Аддисон вечно пытался снискать дружбу этой компании, потому что Аптон-Грейндж лежит по ту сторону леса… – в подтверждение своих слов он пальцем указал направление, – и потому что, когда ты пришла, подол плаща был мокрым. – Кулаки его сами собой сжались. – Ты бродила по лесу среди ночи во время ливня поистине библейских масштабов… почему?

Пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы подавить терзавшие его эмоции, эмоции, рожденные осознанием того, какую глупость затеяла Лидия. И этого было достаточно, чтобы его вопрос не прозвучал угрожающе.

Она нервно облизнула губы.

– Надеюсь, Роберт, ты понимаешь, что у тебя нет оснований для вмешательства. Моя жизнь – только моя, и я буду делать что пожелаю.

Он молча смотрел на нее.

– Я приехала днем, еще до начала дождя, – призналась наконец Лидия. – Мне нужно было вернуть письмо как можно скорее, прежде чем Барем поймет, что именно попало ему в руки. Ты знаешь, какой он негодяй, и если обнаружит письмо, растрезвонит по всему Лондону. Таб и Барем не раз скрещивали шпаги, а победа, как правило, оказывалась не на стороне Барема. Поэтому он многое отдал бы, чтобы обличить Таб и уничтожить ее в глазах света.

Лидия попыталась угадать мысли Роберта. Он ответил бесстрастным взглядом, но все же кивнул. Немного приободрившись, она продолжала:

– Вот я и отправилась посмотреть на его дом – Аптон-Грейндж. Определить, насколько он велик, трудно ли в него проникнуть и обыскать. Кроме того, я не знала, будет там Барем или нет. – Она прикусила губу и умоляюще взглянула на Роберта. – Он дома. И у него полно гостей.

– Я так и понял, – буркнул Роберт и, поколебавшись, спросил: – Полагаю, это означает, что ты сознаешь, что невозможно проникнуть в Аптон-Грейндж и найти это письмо?

Если судьба будет к нему добра, все кончится хорошо, и он сам проводит ее в Уилтшир, как только дождь прекратится и дороги подсохнут.

Но Лидия мрачно нахмурилась:

– Ничего подобного! Мне нужно получить письмо. Причем как можно скорее. Пока оно остается в руках Барема, риск увеличивается с каждым днем. Неужели не ясно?

Роберт так сильно сжал зубы, что казалось, вот-вот лишится двух передних.

– Возможно. И все-таки мне непонятно, почему ты, именно ты, должна его возвращать. Почему не Аддисон или хотя бы сама Таб?

Глаза Лидии превратились в щелки.

– Это еще более очевидно. Аддисон не может идти к Барему, не возбуждая подозрений. Единственный способ получить письмо – отдать деньги, а он и без того вот-вот окажется в долговой тюрьме. И разве можно доверить такому, как Аддисон, тайный обыск дома? Разве он способен вернуть письмо? Он же круглый дурак! Его обязательно поймают, и тогда скандал разразится наверняка, причем куда более ужасный!

– Ну а Табита?

Глаза Роберта превратились в твердые серые камешки, неподатливые и упрямые. Лидия долго смотрела в них, прежде чем решительно вздохнуть и сказать ему правду, хотя прекрасно знала, что ему такая правда не понравится.

– Понимаешь, это невозможно. Когда я уезжала, Таб была немного не в себе. На нее нашло… словом, она удушила бы Аддисона, если бы смогла до него добраться. Что же до Барема… думаю, наткнись она на него во время обыска, возможно, набросилась бы и тоже попыталась бы удушить. Исключительно из принципа. Сам знаешь, какова она. Представить немыслимо, что она тайком проникнет в Аптон-Грейндж, чтобы стащить потихоньку письмо. Обязательно устроит какой-нибудь грандиозный взрыв, а там скандала не избежать. Зная Таб, можно заранее предсказать, как все будет.

Роберт хотел что-то сказать, но Лидия повелительно вскинула руку:

– Любимое занятие Табиты – поднять шум, устроить переполох, привлечь всеобщее внимание. В этом я – полная ее противоположность.

Глаза его метнули стрелы.

– А что произойдет, если поймают тебя, как оно скорее всего и произойдет? Думаешь, скандал не будет громким?

Лидия уверенно покачала головой и позволила себе улыбнуться:

– Лично я подозреваю, что вся история не выйдет за пределы стен Аптон-Грейндж.

– Почему? – нахмурился Роберт. – Какая разница… – Он вдруг осекся, и во взгляде мелькнуло нечто напоминающее озарение.

Лидия улыбнулась чуть шире.

– Совершенно верно. Таб имеет репутацию сорвиголовы, фурии и мегеры. Меня же все окружающие считают спокойной, сдержанной, хорошо воспитанной, приличной девушкой. Там, где речь идет о Таб, можно поверить всему, но кто же поверит, что у меня хватит смелости забраться в чужой дом? Если Барем поймает меня – а ему вряд ли это удастся: я в отличие от Таб умею вести себя тихо и осмотрительно, – но даже если это произойдет и он окажется настолько глуп, чтобы рассказать подобную историю, включая и содержание письма Таб, всему свету… много ли найдется таких, кто захочет его выслушать?

Роберт не шевельнулся, но и не отвел от нее взгляда.

– Для того чтобы спасти репутацию Табиты, ты намеренно рискуешь своей, – изрек он наконец.

Улыбка Лидии померкла.

– Видишь ли, иногда сестры помогают друг другу.

Роберт с непроницаемым видом выдержал ее взгляд, но тут же взорвался:

– Какого черта ты еще не замужем?!

Ему хотелось запустить пальцы в волосы. С силой дернуть прядь. Почему она не замужем? Не сидит у камина в доме своего мужа, защищенная от всех опасностей, а особенно от него, повесы Джеррарда? Он прекрасно понимал, к чему все идет. Плохо дело… особенно для нее, не говоря уже о нем.