Текст книги "Блеск презренного металла"

Светлана Алешина
Блеск презренного металла

Глава 1

Она пересекала мостовую, лавируя между несущимися автомобилями, и даже с тротуара было видно, какие у нее застывшие, почти белые глаза и странная, не имеющая ни малейшего отношения к происходящему улыбка. Я невольно остановилась, потому что поняла – ничем хорошим это не кончится. Эта девушка, возможно, и не собиралась сводить счеты с жизнью, но то, что она не в себе, стало ясно с первого взгляда.

На вид ей было лет двадцать, не больше. Абсолютно не запоминающаяся внешность – прямые русые волосы до плеч, невыразительное, почти детское лицо без всяких следов косметики, какая-то серенькая холщовая куртка, из-под которой выглядывает бледно-желтая майка, обтягивающая маленькую грудь, да старые джинсы, купленные явно не в магазине фирменной одежды. В общем, если бы не жутковатые белые глаза, эта девочка никогда бы не привлекла моего внимания. И если бы она не пошла так беззаботно поперек ревущего потока автомобилей, готового в любую секунду превратить ее хрупкое тело в лепешку.

Это был почти цирковой номер. Она шла, не ускоряя и не замедляя шага, с отсутствующей улыбкой, слегка поводя руками, точно на самом деле вброд преодолевала поток – спокойную и величавую реку, несущую прохладные тихие воды между безлюдными берегами.

Такая невозмутимость должна была особенно бесить автолюбителей. Этот отрезок длинного и широкого проспекта Строителей уже давно был оборудован подземными переходами, и только отчаянные сорванцы-мальчишки да иногда пьяные рисковали переходить здесь дорогу. Но даже они не решались на это в час пик, когда улицы были сплошь запружены чадящими и завывающими монстрами. Этот час принадлежал машинам. Но странной девушке, похоже, было на все наплевать.

И при всем при том на пьяную она не походила – движения ее были хотя и расслабленны, но точны, и в последнюю секунду она каждый раз успевала избежать столкновения с раскаленным капотом несущегося на нее механического чудища. Представляю, что говорилось о ее необыкновенном везении в салонах автомобилей, какой великий и могучий вырывался из уст цепенеющих за рулем водителей! Они не могли остановиться, не то бедной девочке не поздоровилось бы!

Но странная девушка тем не менее уже миновала большую часть своего пути, и ей оставалось не более трех метров до спасительного тротуара, как вдруг ангел-хранитель изменил ей.

Не выдержали нервы у владельца подержанной «Лады» бутылочно-зеленого цвета. В какой-то момент, вместо того чтобы нажать на тормоз, он врезал по газам – «Лада» рванулась вперед, едва не сплющив девчонку о багажник другой машины. Побледневший водитель круто вывернул руль, и его колымага выпрыгнула на тротуар.

Я находилась в двух шагах от опасного места и невольно шарахнулась в сторону. Краем глаза я успела заметить, что девчонка все же закончила свой переход, невозмутимо переступив через бордюр тротуара. Финишировала и зеленая Лада» – заскрипев тормозами, она слегка стукнулась о фонарный столб. Левая фара разлетелась вдребезги.

В автомобильном потоке ничего, собственно, не изменилось. Место неудачника тут же занял другой автомобилист, и вся эта железная масса равнодушно помчалась дальше.

Однако хозяин пострадавшей «Лады» вовсе не остался равнодушным к происшествию. Пережив секундный шок, он опомнился и весьма резво выскочил из машины. Выражение его лица не оставляло никаких сомнений – для глупой девчонки настал час расплаты. Она в этот миг даже не обернулась, но это дела не меняло – водитель, крепкий, лет сорока мужчина с тяжелым подбородком и круглым выпуклым лбом, клокотал от ярости.

Из-под засученных рукавов тонкого джемпера выглядывали мощные волосатые ручищи. Толстые губы мужчины тряслись, и с этих губ срывались далеко не парламентские выражения. В сердцах хрястнув дверцей машины, он немедленно бросился на девчонку.

Я не успела вмешаться – он уже схватил ее за воротник курточки и что есть силы пихнул в сторону невысокой ограды сквера. Девчонка споткнулась о бетонный блок, больно ударившись коленом, и кувыркнулась в кусты, на миг исчезнув в густой зелени.

Появилась она уже по другую сторону кустов и, не оглядываясь, тут же зашагала наискосок через сквер, стараясь уйти подальше от своего обидчика. Я увидела, что у нее расцарапана и кровоточит щека и она прихрамывает на правую ногу.

Мужчина, однако, не был удовлетворен. С громкой бранью он вломился в кусты, намереваясь догнать девчонку. Мне это совсем не понравилось. Конечно, это легкомысленное существо заслуживало наказания, но мне показалось, что владелец машины находится сейчас не в том состоянии, когда ведут себя адекватно. Этот тип мог сейчас наломать таких дров, что в качестве ответчика уже пришлось бы выступать ему самому. И потом, мне просто по-человечески было жалко глупую девчонку.

– Стойте! – крикнула я и бросилась вдогонку за мужчиной.

Но моя персона интересовала его сейчас меньше всего на свете. В считанные секунды он опять нагнал свою жертву и с ходу влепил ей оглушительную затрещину, от которой девчонка кубарем покатилась на траву.

Теперь-то ей уже было трудно делать вид, будто ничего особенного не происходит. Она валялась на земле в довольно жалкой позе, из царапин и разбитого носа текла кровь, а беспощадный мститель нависал над ее беспомощным телом, готовясь, кажется, нанести следующий удар – ногой. Этого я уже никак не могла допустить.

Я вихрем налетела на грубияна и что есть силы пихнула его в грудь, заняв затем позицию между ним и беспомощной жертвой. Теперь мужчина наконец заметил помеху и с некоторым ошеломлением секунду-другую разглядывал меня, словно пытаясь понять, откуда я могла взяться. Соображал он довольно туго, поэтому ему пришлось задавать мне наводящие вопросы.

– Тебе чего надо? – хрипло спросил он, переводя дыхание.

– Оставь девчонку в покое! – сердито выпалила я. – Иначе у тебя будут жуткие неприятности, вот увидишь!

Кажется, он немного опомнился.

– У меня уже неприятности! – прорычал он. – Из-за этой шалавы я разбил тачку! Ее убить мало! – и он опять сделал шаг по направлению к девчонке.

Я не дрогнула.

– Ничего не выйдет! – решительно заявила я. – Расправы не допущу. Подобные вопросы должны решаться цивилизованными методами. Вызывайте милицию. Между прочим, мне придется свидетельствовать не в вашу пользу, любезный! В следующий раз подумаете, прежде чем распускать руки.

– Ага! – мрачно обрадовался он. – Так вы заодно, шалавы? Ну так я вас сейчас обеих урою! Вы мне заплатите за мою тачку, и никакая милиция вам не поможет!

Он еще хорохорился, но постепенно запал его сходил на нет – на дорожке сквера стали появляться люди, которые с большим интересом прислушивались к нашему спору, – некоторые из них останавливались. Владельцу «Лады» были нужны свидетели, но вовсе не такие, и он заметно притих.

Мне же всегда очень не нравились люди, привыкшие решать вопросы насилием, и я терпеть не могла, когда меня обзывают. Последние крохи сочувствия к этому мужлану у меня давно испарились, и я была намерена полностью встать на сторону избитой девчонки.

Присев рядом с ней, я осторожно дотронулась до ее плеча и сказала – громко, чтобы меня слышали даже люди на дорожке:

– Как ты себя чувствуешь?! Можешь встать?! Может быть, отвезти тебя в больницу?! Заодно сделаем экспертизу и зафиксируем справкой те травмы, что нанес тебе этот гражданин. Не бойся, вставай, он тебя больше не посмеет тронуть!

Девушка лежала ничком в траве точно мертвая, и только по мелкому дрожанию ее тоненького тела можно было догадаться, что она просто притворяется. А может быть, это была инстинктивная уловка, чтобы агрессор оставил ее в покое. Я не стала настаивать, тем более что этот самый агрессор неуверенно попятился и, нервно косясь на свидетелей, забормотал: – Ладно! Мы еще встретимся! Я сейчас! Сейчас я вызову милицию, и вы у меня попляшете! Зафиксируют они! Сначала я зафиксирую… Выложите все, до копеечки!..

Видимо, он имел в виду компенсацию за порчу автомобиля. Но у меня почему-то сложилось впечатление, что он не станет связываться с милицией и предпочтет взять ремонт на себя, выместив свою досаду на ком-нибудь в другом месте.

Так оно и вышло. Наш оппонент позорно бежал, царапаясь о колючие кусты, а вскоре мы услышали пофыркивание отъезжающей машины. Наверное, у владельца злосчастной «Лады» были проблемы с тем, как встроиться в трэффик, но он с ними справился довольно успешно для человека, находящегося в состоянии аффекта.

Народ, собравшийся на дорожке сквера, быстро потерял к нам интерес и начал расходиться. Девушка по-прежнему лежала неподвижно, уткнувшись носом в траву, и не подавала никаких признаков жизни. Мне это начинало надоедать.

– Ты в самом деле можешь вставать, – с досадой проговорила я. – Этот мужчина уехал. Притворяться ни к чему. И, между прочим, знаешь, что я тебе скажу? Вообще-то он поступил по-свински, но и ты вела себя как свинья! Это еще счастье, что все так закончилось! От тебя могло остаться мокрое место! Что ты выделывала там, на мостовой? Ты меня слышишь?

Не слышать меня она не могла, но, кажется, мои слова были для нее просто продолжением уличного шума, не более. Эта девушка чем-то напоминала мне улитку, которая при малейшем дискомфорте старается спрятаться в собственную раковину, с той только разницей, что ее раковина была невидимой, и поэтому со стороны девушка выглядела странной, даже не совсем нормальной.

Она продолжала лежать, точно приклеенная к земле, не выдавая себя ни всхлипом, ни движением, и чувствовалось, что так она может лежать и час, и два, а у меня все-таки были свои дела. Но бросить здесь эту недотепу одну, избитую, униженную и, возможно, не вполне дееспособную, я не могла. Вдруг ей придет в голову снова отправиться пешком через дорогу? От одной мысли об этом я содрогнулась.

– Ну вот что! – решительно заявила я. – Или ты сейчас же приходишь в себя, или я действительно вызываю милицию, «Скорую помощь», и пусть тобой занимаются компетентные органы! Откровенно говоря, ты мне не нравишься. Ты случайно не сбежала ни из какой… гм… лечебницы? У тебя есть с собой какие-нибудь документы?

Как ни странно, это подействовало. Девушка вдруг зашевелилась, подняла припухшее исцарапанное лицо, несколько секунд пристально и недоверчиво смотрела на меня, а потом села, вытянув ноги. Если бы не разбитая физиономия, не продранные на коленке джинсы и измазанные зеленью руки, можно было подумать, что она просто прилегла вздремнуть на травке и только что очнулась от мирного сна. Я хочу сказать, что все-таки было в этой девушке что-то не от мира сего.

Она и на вопрос о документах отреагировала очень своеобразно. Сначала она с готовностью и усердием, которого от нее никак нельзя было ожидать, полезла в задний карман джинсов, а потом извлекла из него и протянула мне измятый билет на электричку до станции Каратай. При этом в отсутствующих глазах девушки мелькнуло что-то похожее на надежду – может быть, она ждала, что теперь-то ее наконец оставят в покое.

Наверное, так мне и следовало поступить, но я вбила себе в голову, что с этой крошкой не все в порядке, и, если оставить ее без присмотра, непременно случится беда. Лучше всего было передать ее сейчас родителям или мужу, или воспитателям – поди угадай, что за социальный статус у этой чудачки! Судя по билету, она собиралась уехать с шестичасовой электричкой в Каратай, но до назначенного срока оставалось еще долгих восемь часов, а за это время можно избороздить столько мостовых, что мало не покажется.

– Вот что, подруга, – сказала я, возвращая девушке билет. – Тебе нужно привести себя в порядок. Не поедешь же ты в свой Каратай с окровавленным лицом! И джинсы, смотри, на коленке лопнули… Давай-ка я возьму тебя сейчас с собой – ты умоешься, заштопаешь одежду, да и перекусишь, кстати… Выглядишь ты, надо сказать, неважно – давно ела, признавайся!

Она не ответила, размазывая кровь по лицу тыльной стороной ладони. Я заметила, что кожа на ее руках не отличается чистотой и покрыта цыпками. Пожалуй, на избыток внимания к своей персоне эта девушка не могла пожаловаться. На избалованного ребенка она никак не походила. Если у нее и имелась семья, то не из тех, что относятся к разряду благополучных.

Девушка обтерла ладонь о полу куртки и опять впала в оцепенение. Может быть, ей и в самом деле требовался хороший психиатр, но до шести часов вечера вряд ли мне удалось бы решить эту проблему. Да и стоит ли этим заниматься, подумала я. Достаточно и того, что я просто посажу эту недотепу на электричку. Добрый поступок мне наверняка где-нибудь зачтется.

Я взяла девчонку за руку и силой заставила ее подняться. В общем-то, она не протестовала и никакого недовольства не выказала, – впрочем, и особой радости тоже. Двигалась как механическая кукла и безразлично пялилась в окружающее ее пространство.

– Ты такая квелая с детства, или у тебя сегодня день плохой? – с досадой спросила я. – Может быть, ты бензина нанюхалась? Говори прямо, не стесняйся, маме с папой я передавать не буду…

– Мои мама с папой умерли, – тихо сказала девушка, кажется, впервые за все это время открывая рот. На ее простоватом лице в этот момент промелькнуло что-то похожее на нежность.

– Вот как? Сожалею, – сказала я. – Прости, что заговорила об этом. Но, знаешь, ты действительно выглядишь странновато…

– Это потому что у меня течет кровь, – простодушно объяснила она.

– Нет, я обратила на тебя внимание раньше, – сказала я. – Когда ты переходила улицу…

– Почему? – без особого интереса спросила девушка.

– Не знаю, как у вас в Каратае, а у нас так улицы не переходят, – строго заметила я. – Может быть, ты не заметила, но в городе Тарасове очень интенсивное движение. Тебя могли задавить насмерть.

– Я всегда перехожу здесь улицу, – равнодушно пояснила собеседница. – Еще когда я здесь жила…

– Ты жила в Тарасове? – удивилась я. – На этой самой улице?

– Конечно, – ответила девушка с таким видом, словно факт ее биографии мог быть известен всему свету.

– Ну, тем более, – заметила я уже не так убежденно. – Тем более ты должна вести себя осторожнее.

– Почему осторожнее? – не поняла девушка. – Со мной ничего плохого случиться не может!

– Меня радует такая уверенность, – иронически сказала я. – Но, по-моему, кое-что уже случилось, тебе не кажется?

– Я не заметила, – ответила девушка и, по-видимому, совершенно искренне.

После этого заявления у меня уже не оставалось никаких сомнений – моя новая знакомая нуждается в опеке, иначе она не то что до Каратая – до вокзала не доберется. Конечно, времени было жаль, но что такое один потерянный день, когда речь идет о человеческой жизни? В том, что вопрос стоит именно так, я уже нисколько не сомневалась. Девчонка не могла отвечать за свои действия, и ее следовало передать в надежные руки. Для начала нужно попробовать хотя бы узнать ее адрес.

– Ладно, – сказала я добродушно. – Хватит об этом. Давай познакомимся. Меня зовут Ольга Юрьевна. А тебя как?

Она растерялась, словно мой вопрос был невероятно сложным. Для ответа ей потребовалось не менее десяти-пятнадцати секунд. Может быть, у нее были причины помалкивать, но мне показалось, что она попросту забыла собственное имя. Наконец после некоторого колебания она назвалась:

– Аглая…

– Редкое имя! – заметила я, не вполне уверенная, что девушка ничего не перепутала. – Ну что ж, Аглая так Аглая! Очень приятно! Пойдем теперь со мной, я отвезу тебя к себе на работу, а по дороге мы с тобой поговорим, ладно?

Наверное, если бы я не взяла ее решительно за руку, она бы так и не двинулась с места. Но под некоторым нажимом она это сделала, и мы вдвоем направились к выходу из сквера. На нас оборачивались, с любопытством рассматривая исцарапанное лицо Аглаи, и мне хотелось побыстрее добраться до моего автомобиля, который был припаркован на другой стороне проспекта.

Разумеется, улицу мы пересекли по правилам – воспользовавшись подземным переходом. Аглая отнеслась к этому так же равнодушно, как вообще она относилась ко всему, что с ней происходило. Удивительно неприхотливая попалась девушка! Я бы сказала – неприхотливая до самозабвения. Такая запросто может стать игрушкой в руках любого негодяя. Возможно, уже стала. Я, конечно, не могла считать себя экспертом в этой области, но уж очень состояние моей новой знакомой смахивало на наркотический транс.

– А как твоя фамилия? – спросила я у Аглаи.

– У меня теперь нет фамилии, – просто сказала она.

Ну все, приехали, подумала я, – фамилии нет, вместо документа билет на электричку, адрес наверняка тоже не известен… Что мне делать с этой юной бомжихой? Зря я с ней связалась, наверное. Но ведь пропадет девчонка… Ах это неистребимое желание исправить все грехи нашего мира!

Мы поднялись из сырой полутьмы тоннеля и за ручку, как две лучшие подруги, направились к автостоянке, расположенной напротив огромного здания, стены которого, казалось, почти сплошь состояли из стекла. Здесь я наконец решилась на время расцепить наши руки и отперла дверцы своей «Лады», очень похожей на ту, что потеряла из-за беззаботности Аглаи свою фару.

Мне казалось, что сходство двух машин вызовет у девушки неприятные ассоциации, поэтому старалась изо всех сил сгладить этот момент, используя для этого все подручные средства – улыбку, мимику и ободряющие взгляды. Мне казалось, что подобным образом удастся настроить Аглаю на более оптимистический лад. Но то, что я в следующую минуту услышала от нее, просто повергло меня в легкий шок.

Собственно, сначала она вообще помалкивала и все пыталась навести некоторую чистоту на свои руки, для чего с упорством, достойным лучшего применения, обтирала их время от времени о полы своей многострадальной курточки. На автомобиль же она если и смотрела, то с интересом не большим, чем если бы перед ней был, например, булыжник.

При этом ассоциации у нее действительно возникли, но они оказались столь неожиданными и причудливыми, что мой жизненный опыт не давал возможности в них проникнуть. Когда я распахнула перед ней дверцу «Лады» и предложила садиться, Аглая вдруг страдальчески сморщилась и заявила – негромко, но убежденно:

– На тачке в храм света не доберешься! – вот что она сказала.

Глава 2

Казалось, мне ли, столько лет проработавшей в журналистике, удивляться языковым контрастам, сочетанию высокого и низкого? И тем не менее непринужденность, с какой Аглая пристегнула к вульгарному слову «тачка» неизвестно откуда взявшееся торжественное словосочетание «храм света», произвела на меня огромное впечатление. Боюсь, в этот момент я даже открыла от неожиданности рот и с четверть минуты его не закрывала. К счастью, Аглая не заметила моей реакции, а вскоре мне удалось взять себя в руки.

– Ну, ладно, садись! – окрепшим голосом сказала я своей спутнице. – Насчет храма ты, безусловно, права, но я, честно говоря, на него и не претендую… Пока я собираюсь предложить тебе самый банальный маршрут – мы поедем в редакцию, где я работаю, а в храм света ты будешь добираться сама – известными тебе способами, ладно?

– Способ бывает только один, – серьезно и вдохновенно сказала вдруг Аглая. – Надо каждый день отрешаться и петь мантры…

И опять меня поразило деловито-вульгарное построение фразы. Каждый день отрешаться – это звучало почти так же гордо, как «утренняя гимнастика».

– Надо, надо отрешаться по утрам и вечерам… – пробормотала я себе под нос. А моя новая знакомая, оказывается, с большущим прибабахом. Здесь одним психиатром не обойдешься – здесь желателен целый штат психологов. Похоже, она из какой-то секты.

– Знаешь что, – предложила я. – Давай мы поговорим об этом по дороге! Если честно, в редакции меня давно ждут, а телефон я забыла с собой взять… Поэтому прыгай на переднее сиденье, и поедем! А ты мне расскажешь, что там у тебя с храмом… Ну, и вообще о своей жизни – если это не секрет, конечно…

Как ни странно, девушка не стала спорить. Она покорно опустилась на переднее сиденье и с облегчением откинулась на спинку кресла. По-моему, она здорово устала. Скорее всего, в Тарасов она прибыла ранним утром, с первой электричкой, и с тех пор все время находилась на ногах. Наверняка ничего не ела и вряд ли собиралась делать это, пока не приедет в свой Каратай. В общем, полное отрешение. Возможно, скоро я услышу и мантры в ее исполнении. Несчастный ребенок!

В последнее время вообще появилось множество странных молодых людей, детишек – без дома, без определенного занятия, без будущего. Они бродят как потерянные по задворкам городов, черт-те чем занимаются и пребывают в полной уверенности, что жизнь именно такой и должна быть. Кто бы мог подумать, что еще на нашем веку опять появятся беспризорники на улицах? Но именно так и вышло. Возможно, время повернуло вспять, и мы еще доживем до эпидемий чумы и трупов на улицах? По-моему, тут есть над чем задуматься.

Пока же я всерьез вознамерилась помочь хотя бы одной заблудшей душе. Заводя мотор своей «Лады», я ободряюще сказала Аглае:

– Ребята у нас в редакции хорошие, тебе они понравятся… Ты ни о чем не беспокойся.

– А куда вы меня везете? – вдруг ошарашила она меня вопросом, когда я вырулила со стоянки на проспект Строителей.

«Спокойно, – сказала я себе, – добрые дела требуют терпения и самоотверженности». А вслух произнесла, стараясь излагать мысль как можно доходчивее и проще:

– Мы же договорились, – ласково повторила я. – Сейчас мы поедем ко мне на работу. Ты приведешь себя в порядок, перекусишь…

– Мне нужно навестить маму, – перебивая меня, очень серьезно сказала Аглая. – Маму и папу. Я соскучилась, и мне нужно к ним.

Я была вынуждена промолчать. Видимо, мои планы нисколько не интересовали девушку, и она никак не связывала их со своими. Наверное, она была права. Тот, кто собирается оказывать благодеяние, должен быть готов к таким поворотам, если только он не настроился на любование собственной персоной.

Я притормозила возле тротуара и внимательно посмотрела на девушку.

– Ты уверена, что тебе не требуется помощь? – осторожно спросила я. – В конце концов, навестить родителей ты можешь и чуть попозже. Я сама тебя отвезу. Ты ведь имеешь в виду кладбище? Где похоронены твои родители?

Аглая довольно неопределенно махнула рукой.

– Там, – сказала она.

Понять ее жест можно было по-разному. Так как она была склонна наводить тень на самые простые вещи, я предпочла уточнить:

– Ты хочешь сказать, это кладбище в Сосновке, я правильно поняла?

Аглая на минуту задумалась, а потом неуверенно кивнула головой. Я заставила себя погасить нарастающее раздражение и сказала:

– Отлично. Значит, отправимся сейчас туда. Но обещай мне, что после того, как посмотришь на могилку, мы поедем все-таки ко мне и ты приведешь себя в порядок…

С тем же успехом я могла бы разговаривать с пустым креслом. На бесстрастном лице Аглаи ровным счетом ничего не отразилось, и мне осталось только убеждать себя, что ее молчание было не чем иным, как знаком согласия.

Так или иначе, но идти на попятную было поздно. Я нажала на газ и погнала машину по широкому проспекту в направлении окраин. Кладбище в Сосновке находилось довольно далеко, практически за городом, и, в общем-то, добираться до него общественным транспортом было испытанием не из легких. В этом плане моей спутнице все-таки повезло – при самом худшем раскладе на машине мы должны были добраться туда минут за двадцать пять, не больше.

Аглая не разговаривала, равнодушно глядя перед собой. Я тоже помалкивала, соображая, почему Аглая, приехав в Тарасов навестить могилу родителей, моталась здесь, на проспекте Строителей, дразня автолюбителей и рискуя собственной жизнью. Потом я пришла к выводу, что разумного ответа на этот вопрос быть не может и Аглаю надо принимать такой, какая она есть. Просто нужно попытаться узнать о ней побольше.

– Ты теперь живешь в Каратае? – для начала спросила я. – Ну, и как там – тебе нравится?

– Я не живу в Каратае, – бесцветным голосом сказала Аглая.

– Так, – стараясь сдерживаться, продолжила я. – В Каратае ты не живешь. В Тарасове ты тоже не живешь. А вообще ты где-нибудь обитаешь? Адрес у тебя имеется?

Она потерла лоб – бесконечно усталым, отрешенным жестом и сказала, будто повторяя впервые услышанное слово:

– Адрес?

– Ну да, адрес! – воскликнула я. – Улица, номер дома, квартиры…

Аглая неожиданно прыснула и с некоторым превосходством ответила:

– Там нет никакой квартиры…

– Где там? – терпеливо поинтересовалась я.

– Там, где я живу, – невозмутимо пояснила эта невозможная девчонка.

– Ладно, проехали, – вздохнула я. – Не желаешь говорить, где живешь, – твое дело… Может быть, поговорим о чем-нибудь другом, из чего ты не делаешь секрета? Ты случайно не замужем?

– Вот еще! – вяло откликнулась Аглая. – Чего я там забыла?

– Там – это, надо понимать, замужем? – уточнила я. – Действительно, что там можно забыть? Кажется, я опять невпопад, верно? Ну, тогда проясни – ты работаешь или учишься?

– Мы иногда учимся, а иногда работаем, – неожиданно словоохотливо поведала она. – Но мы должны учиться, даже когда работаем. Иначе нам никогда не достичь совершенства.

– Это так серьезно? – спросила я, с любопытством покосившись на Аглаю. – Вы непременно должны достичь совершенства? А кто это – вы?

Но силы девушки опять иссякли, и я поняла, что ответа на этот вопрос мне не дождаться. Но кое-что для меня начинало проясняться. Похоже, эта девчушка действительно имеет отношение к тому, что у нас официально называется нетрадиционными религиями, а в народе попросту – сектами. Ничего удивительного – история довольно типичная. Рано потеряла родителей, кругозор крайне узкий, возраст опасный – такие часто становятся добычей всяких доброхотов.

– Ты верующая? – спросила я.

Аглая опять ничего не ответила, но посмотрела на меня уже без прежнего равнодушия. Я готова была поклясться, что теперь в ее взгляде мелькнула настоящая враждебность. Она насторожилась – в этом не было никакого сомнения. Вероятно, у нее уже были неприятности, связанные с вопросами веры. Значит, на этой почве взаимопонимания нам тоже не достичь. Если дело пойдет так и дальше, то скоро у меня просто не останется тем для разговора.

– Извини, конечно, что я задаю этот вопрос, – сказала я. – Но от чего умерли твои родители?

– Они попали в дорожное происшествие, – сказала Аглая. – Их задавила машина, когда они стояли на автобусной остановке. Это было два года назад, и об этом писали в газетах. Я как раз закончила школу, и они собирались на выпускное торжество. Я уехала в школу раньше их…

– Печальная история, – искренне сказала я. – Представляю, как туго тебе пришлось. Но у тебя, наверное, остались какие-нибудь родственники? Может быть, в Каратае?

– Правда! – как будто даже обрадовалась Аглая. – Брат моей мамы живет в Дне-про-дзе-ржин-ске! – она с видимым усилием выговорила такое трудное слово. – Теперь это считается заграница? Ну, это совсем не важно. Этот человек никогда нас и знать не хотел. Значит, он не считается родственником, как вы думаете?

Никаких признаков огорчения по поводу заносчивого родственника в ее лице я не обнаружила, поэтому ответила довольно спокойно:

– В общем-то, это тебе решать. Все-таки родная кровь – от этого никуда не денешься. Но что касается меня, так я бы послала такого родственника подальше, честно тебе говорю. Впрочем, это не твой случай… Ведь твой дядя и так знать тебя не хочет. Это печально, но все-таки не стоит придавать этому слишком большого значения. В жизни тебе еще встретятся люди, которые станут для тебя родными…

Аглая опять странно хихикнула и сообщила:

– А я знаю! Я уже их встретила. Мы роднее некуда, понимаете?

Я не стала особенно настаивать на своем понимании, хотя все больше убеждалась – мои подозрения в отношении принадлежности Аглаи к какой-то религиозной общине, скорее всего, подтверждаются. Ну что ж, по крайней мере, есть кому о ней позаботиться. Мое дело отправить девчонку в пункт назначения.

– Так эти родные живут в Каратае? – осведомилась я.

Аглая помотала головой.

– Никто там не живет, в этом дурацком Каратае! – пробормотала она.

Тут уж я не выдержала.

– Ну, во-первых, кто-то там все-таки живет, наверное? – сердито сказала я. – А во-вторых, какого черта ты туда едешь, если там никто не живет и тебе там делать нечего?

– Ну, вы тоже скажете! – понуро произнесла Аглая. – Куда же мне ехать, интересно? В Москву, что ли?

– Тебе бы в разведке работать! – проворчала я. – Цены бы тебе не было. Я уж и не помню, кто так мне морочил когда-нибудь голову…

Мне показалось, что этого моего пассажа Аглая чистосердечно не поняла. Может быть, это было и к лучшему – не стоило упражняться в остроумии с тем, кто не может ответить. Девчонке пришлось хлебнуть лиха. Может быть, способность морочить голову – ее единственное оружие, с помощью которого она выживает в этом мире?

Я на время прекратила расспросы, тем более что мы уже прибыли на место. Впереди показалась ограда сосновского кладбища. Я остановила машину метрах в десяти от ворот и с некоторым беспокойством посмотрела на свою спутницу.

Она ответила мне непрошибаемым взглядом. Что-то в этом взгляде меня смутило. Не было в нем ничего похожего на волнение и скорбь.

– Приехали, – настороженно сказала я. – Ты разрешишь мне проводить тебя?

– Куда? – спросила она.

– Ну, на могилу твоих родителей, – ответила я, слегка подняв брови.

Аглая удивилась, но только чуть-чуть.

– А где? – произнесла она.

– С тобой положительно не соскучишься, – тяжко вздохнула я. – Ты же сама велела ехать сюда.

– Я не велела, – хладнокровно заявила она.

– Но ты сказала, что собираешься навестить могилу родителей, – напомнила я.

– Они же не здесь похоронены! – разочарованная моей бестолковостью, сказала Аглая.

Я зажмурилась и сосчитала про себя до десяти. Потом открыла глаза и сказала ровным голосом:

– Так, давай раз и навсегда выясним, куда именно тебе нужно! Только не торопись, подумай как следует и объясни все внятно и конкретно. Договорились?

Аглая наморщила лобик, точно задача, которую я ей задала, оказалась совершенно непосильной, и немного виновато пробормотала:

– Надо ехать в обратную сторону. Это вот там, где Волга. Ну, знаете, где кладбище, там на горе?

– Положим, я знаю это кладбище, – сказала я. – Но ты уверена, что не ошиблась? Действительно на горе? Мне не хотелось бы, чтобы мы опять катались впустую…

– Да точно, на горе, – спокойно ответила Аглая. – От маминой могилки Волгу видно. Если не на горе, то как бы ее было оттуда видно?

– Логика у тебя убийственная, – хмуро заметила я. – Потом окажется, что Волга, которую ты видела, вовсе не Волга, а…