Текст книги "СТРАНА ТЕРПИМОСТИ (СССР, 1951–1980 годы)"

МИНУСИНСК, город ссыльных

1952-55 годы. Небольшой провинциальный городок по обе стороны речки Протоки, впадающей в могучую сибирскую реку Енисей, соединялся высоким, но не широким деревянным мостом с проездом для телег и машин посередине и тротуарами по краям. Отца подвинула на переезд тетя Нина, его двоюродная сестра. Они жили втроем: тетя Нина, ее муж и сын – в большом доме с большим садом и огородом. Родня жила богато и была прижимиста. К себе жить, во всяком случае, не пригласили. Правда, по приезду, пока нашли квартиру, несколько дней они у них перекантовались.

Ксеня как-то днем на буфете возле хлебницы поймала мышонка прямо в руки. Посадила его в картонную коробку и поставила на подоконник. Такой маленький, такой хорошенький! Она его полюбила. Поднималась утром, шла к коробке и кормила его молоком с крошками хлеба. Идиллия продолжалась два дня. На третий – малышка обнаружила коробку пустой. Она огорчилась очень сильно. Даже заплакала. Вдруг сквозь слезы увидела на полу комочек серой шерстки и красное пятно. Она поняла своим детским умишком, что мышонка съел большущий кот Барсик, живущий в доме. Она сильно горевала, но домашних животных любить не перестала. Это была первая трагедия в ее детстве.

Ксене было ужасно скучно. Книг в доме не было, картинки не посмотришь, и она развлекала себя, как умела: когда все расходились по делам, она втихаря оборвала куст крупной спелой малины и наелась от пуза. Затем решила обследовать сад: яблок уже не было, лишь на одной ветке красовалось большое красное яблоко. Ксюша поняла, что оно висит неспроста, сорвать его и съесть не решилась, но вроде нечаянно задела его и уронила на землю. «Потом съем», подумала она. Яблоко действительно оказалось не простым, а каким-то коллекционным. Оказывается, хозяин дядя Федя пытался привить его к обычной низкорослой яблоне. Мичурин, блин! (XXI век, комментарий автора). Их поторопили с переездом.

Вскоре они поселились в доме у одинокой женщины. Родители купили гуся. Поскольку хозяйка не выносила кошек, а собака сидела во дворе на цепи, Ксеня, когда появился гусь, очень привязалась к нему, живому и теплому, и назвала его Тега. Гусь тоже привязался к ней. Едва Ксеня, возвращаясь из детсада вечером, появлялась в калитке, как он, растопырив крылья и гогоча, устремлялся к ней навстречу. Она, присев на корточки, обнимала его за длинную белую шею и шептала что-то ласковое. Так завязалась дружба. Девочке было очень одиноко, родители работали, хозяйка сидела дома и тоже была одинокая, но неприветливая и недобрая. А может, просто не любила детей.

В конце декабря у Ксени был день рождения. И «недобрая» хозяйка купила Ксюше подарок: пупсика с одежками. Но когда хватилась вручить девочке, оказалось, что потерялся ключ от комода, куда она положила подарок. Бедная женщина обыскалась, а Ксюша ходила за ней, как привязанная, и едва ни плакала. Это было утром перед детсадом. Ключ так и не нашелся. Ксюша от обиды украла в детсаде куклу. Подошла к дому и засунула ее в почтовый ящик. А потом сделала вид, что нашла куклу. Но мать ее разоблачила и заставила вернуть куклу при всех детях с извинениями. Это было очень унизительно. Ключ от комода нашелся на следующий день, но радости уже не было.

Вечером в день рожденья она вернулась из садика, вошла во двор, постояла, дожидаясь своего Тегу, но его не было. Она кинулась в дом.

– Где Тега?

– Сейчас, доченька, увидишь своего Тегу, – мама, наклонившись к духовке, вытащила огромный противень, на котором фырчал жиром, исходил паром и незнакомым для Ксени запахом с растопыренными в стороны крылышками и ножками, зажаренный до коричневого цвета Тега.

Ксеня в ужасе закрыла лицо руками и, зарыдав, бросилась во двор, в сарай, где держали гуся. Она упала на покрытый соломой пол – в соломе торчали белые перышки, и долго, безутешно рыдала, пока мать ни пришла за ней и ни увела ее, замерзшую и заплаканную, в дом. Ксеня еще долго всхлипывала, отогреваясь возле печки.

Отец, со смаком разделав гуся, положил на тарелку крылышко и поставил на стол перед Ксеней.

– Вот съешь и будешь легкой, как это крылышко, – ласково сказал он любимой, единственной дочке.

– Нет! Никогда я не буду есть гуся, – Ксеня непримиримо глядела на улыбающегося отца.

– Глупышка, мы для того купили и откармливали его, чтобы съесть, – сказала мама: она ела ножку, и жир стекал по ее пальцам.

«Лучше бы Тега умер от голода, тогда я бы похоронила его и проведала могилку», – подумала Ксеня.

Нет, нельзя сказать, что Ксенины родители были жестокими людьми, просто им не было времени заглянуть маленькому человечку в душу, в ее внутренний мир; посмотреть на свершившееся ее глазами. А она не могла смотреть, как ели Тегу, который был ее другом. Ксеня сильно хотела есть, но встала из-за стола и легла спать в другой комнате. К ней заходили и мать, и отец – они чувствовали себя виноватыми, хотя и не понимали, в чем, – уговаривали ее поесть, но бесполезно. Она уснула голодной. С тех пор Ксеня, даже став взрослой, не ела птицу. Даже на дух не выносила. Это была вторая детская трагедия в ее жизни.

Изредка они ходили в гости. Ксюша всегда скучала. Пока взрослые сидели за столом, пили и ели, любопытство вело ее поискать что-нибудь интересное. У одних хозяев она проскользнула в спальню. На комоде увидела пудреницу, а на крышке лежала красивая брошь: круглая красная ягодка и зеленые листики. Ручонка потянулась и схватила брошку. Но вот оказия! Вместе с брошкой на пол упала пудреница, пудра просыпалась. Ксеня заревела. Оказывается, брошка была прицеплена к картонной крышке. На ее рев сбежались взрослые. Отец больно дернул ее за ухо.

В другом доме она вышла во двор и увидела взрослый велосипед. Конечно, она вообразила себя велосипедисткой. Вскарабкалась кое-как на раму, не достав до сиденья, схватилась за руль и поехала… Ладно бы просто упала на землю, но на пути попался деревянный ящик, его углы были окантованы ленточками тонкого металла. Колесо уперлось в ящик, а колено девочки со всего маха в угол. Полилась кровь, и она, испугавшись, заорала, как резаная. Прибежали взрослые. Рана оказалась глубокой, и ее пришлось зашивать в больнице, куда ее отвез отец на машине. Одним словом, маленькая авантюристка искала приключений и находила на свою и родительские головы.

Вскоре они переехали на другую квартиру, в полуподвал двухэтажного деревянного дома. В этом же доме, через забор жила разведенка с двумя детьми, дочерями. С Майкой, ее ровесницей, Ксеня подружилась. Они лазили друг к другу через забор, и Ксеня однажды зацепилась подолом за гвоздь. А мама только ей сшила новый ситцевый сарафанчик! Ох и попало же ей ремнем! Мама била и приговаривала:

– Не лазь через забор! Будешь лазить? Будешь?

У Ксени обильно текли слезы, но она молчала. Через забор, конечно, лазить не перестала. Упрямства ей было не занимать.

Недалеко от дома в деревянной будке ютилась лавка вторсырья. На грязном от пыли окошке, как на витрине, была протянута веревочка, а на ней висели разные, привлекательные для детей предметы: пластмассовые ванночки для пупсиков, цветные карандаши, привязанные по одному, пищалки из резиновых шариков. Но для Ксени самыми втайне желаемыми были, конечно же, розовые ленточки, ярко-розовые атласные ленточки. Но чтобы заплести их в светло-каштановые косы, нужно было сдать старьевщику что-нибудь тяжелое. Ленточки стоили дорого.

Родители ушли на работу, и Ксеня, не долго думая, забралась в сарай, где стояла их машина «Победа». В углу она обнаружила спущенную резиновую камеру, схватила ее обеими руками, с трудом дотащила до лавки старьевщика и получила взамен розовые ленточки. Пока во весь дух мчалась домой, радость гасилась страхом: отец мог не только отругать, но и побить. Рука у него была тяжелая. Но Ксене так хотелось иметь розовые ленточки!

С Майкой они были в ссоре и уже два дня не водились. Ксеня обиделась, что подружка дала ей меньшую половину вкусного пирожка с осердием, фаршем из ливера. Но желание похвастаться обновкой оказалось сильнее обиды. Окно Майкиной кухни выходило на лесенку из четырех ступенек, ведущую в полуподвал, где жила Ксеня. На завалинку этого окна и уселась маленькая преступница и стала заплетать ленточки в косы, как будто не видя лица подружки за окном. При этом она приговаривала: «А у тебя-то нет, а у тебя-то нет…»

Одним глазком она все же смотрела на окно, и ей показалось, что Майка плачет. Правда, стекло было не очень чистое, и она могла ошибиться. Увлеченная завязыванием бантиков, она не заметила, как Майка ушла. Тут Ксеня вспомнила: ее мать говорила о соседях, что они бедные. За камеру отец наказал ее ремнем. Ленточки носить ей отчего-то расхотелось. Может, она смутно ощутила вину перед Майкой.

В детсад ее возили на автобусе на правый берег Протоки, иногда на «Победе», и тогда она выходила из машины напоказ, держа платьице за подол двумя пальчиками. Можно подумать, цаца. В детсаду непоседливая девочка скучала, и от скуки затевала проказы. Напротив детсада через дорогу находилась церковь. Ксеню влекло туда любопытство, и, подговорив двух-трех самых отчаянных девчонок и мальчишек, она организовывала вылазку.

Обычно проказы она затевала в тихий час. Выждав, пока все, и воспитательница тоже, уснут, она поднимала свой отряд, ползая под кроватями. Они одевались и крадучись выскальзывали на улицу. Перебежав дорогу, с затаенным страхом входили в церковь, где было столько непонятного, таинственного, а значит – интересного. Во все глаза они разглядывали чьи-то лица и фигуры в ярких красивых одеждах. Ими были расписаны стены и даже потолок. Горело множество свечей, и запах был приятный, и блики трепетали по стенам, оживляя картины. Иногда Ксеня испуганно вздрагивала, повстречавшись взглядом с чьими-то огромными, темными, будто живыми глазами. Сердце в ней от испуга сжималось в комочек и колотилось так сильно, что и платьишко на груди шевелилось. Иногда кто-то пел в глубине помещения. Голос гудел мощно и басовито, поднимаясь к потолку и эхом разносясь по углам. Слова были непонятные, но слушать было приятно. Раз Ксеня даже всхлипнула почему-то и украдкой вытерла глаза. Она заметила, что некоторые люди, в большинстве старушки, не скрываясь, плакали, кланялись и водили рукой ото лба к груди, от плеча к плечу: крестились.

Но вылазки их внезапно кончились из-за непомерного любопытства Ксени. Для нее оказался самым притягательным в церкви стоявший в одном из углов стеклянный ящик на высоких ножках, почти до полу прикрытый белым атласным покрывалом. Люди по одному подходили, откидывали ткань, наклонялись и что-то шептали. Ксеня просто умирала от любопытства: а что же там лежит? Или – кто? Краем уха она услышала, как кто-то из взрослых сказал: Дева Мария непорочная. Последнего слова она не знала, но кто такая дева, знала из сказок. Конечно, ей еще сильнее захотелось заглянуть под покрывало. Бочком-бочком она подобралась к ящику, потянула ткань и, когда открылась стеклянная поверхность, поднялась на цыпочки и прижалась носом к боковой стенке. Увидела тонкий профиль, темную бровь и мохнатую ресницу на гладкой, желтоватой щеке. Лицо было неживое, как у куклы. Остальное было закутано белой тканью. Это разглядывание длилось несколько секунд. Покрывало соскользнуло на пол, и кто-то грубо схватил Ксеню за плечо. В самое ухо раздалось шипенье: «Ах ты, маленькая богохульница…» Ее потащили вон. Сердце Ксени рухнуло в пятки. Бледная, с дрожащими губами, и ноги почему-то подгибались в коленках, она очутилась на улице, на ярком солнечном свете. Больше в церковь ее не тянуло. Так, наверное, становились атеистами.

В детсаду она впервые влюбилась в мальчика Вову. Но у нее была соперница – Люда. Обе они были самые хорошенькие в группе, и Вова явно не знал, кого выбрать, с кем играть в песочнице, с кем сидеть за одним столом во время рисования или обеда. Ксеня была смелее и успевала опередить соперницу. Один раз она даже украдкой поцеловала Вову в щеку. Возможно, победа была бы за ней, если бы у нее на голове ни появились коросты. Врач, к которой обратилась мать, посоветовала остричь Ксеню наголо, а потом лечить. Лысая, она стала некрасивой. Пришла в детсад, повязанная по-старушечьи платком, и дети стали дразнить ее и громко смеяться. Вова смеялся громче всех, он ее сразу разлюбил.

Ксеня сильно страдала и даже плакала один раз. Вова лепил пряники из песка вместе с Людой, а Ксеня одна. Вова наступил на ее пряник, может, нечаянно, но она схватила в горсть песок и сыпанула ему в глаза. Мальчик заревел, и воспитательница наказала Ксюшу: поставила ее в угол. Она стояла и смотрела, как Вова с Людой вместе рисовали за столом. Ей было очень обидно. С потерей волос она потеряла свою первую любовь. Потеряла мальчика, который ей нравился. У него были ярко-голубые глаза, темные кудрявые волосы и крупные веснушки по всему лицу. Вова был такой красивый…

Через дорогу от дома, где они обитали, находился продуктовый магазин. В нем на витрине были только самые необходимые продукты: черный хлеб, маргарин, сахар, соль, серая мука и крупы. Ксеня обожала есть черный хлеб, намазанный маргарином и посыпанный сахаром. Если оба родителя попадали во вторую смену, до полуночи, то она, боясь оставаться одна, сидела на ступеньках, ведущих к закрытой на большой висячий замок двери магазина с бабкой-сторожихой и часто засыпала, положив голову к ней на колени. Ночью родители ее забирали.

Как-то в городке появились цыгане. Несколько человек в живописных одеждах устроили представление перед крыльцом магазина. Бурый медведь в жилетке ходил на задних лапах, пританцовывая. Юная девушка в широкой юбке в цветастой шали с бубном в руке тоже кружилась в танце. Ей аккомпанировал пожилой цыган в красной рубахе с гитарой в руках. Зрители бросали кто что, кто монетки, кто яблоки, кто конфеты, а кто и просто кусок хлеба. Маленький цыганенок шустро подбирал подношения с асфальта, складывая в холщовый мешок. Ксюша протянула чумазому мальчонке целый рубль, который долго копила на пупсика, так ей понравились цыгане.

Любила Ксеня ходить с родителями по воскресеньям на рынок, хотя они предпочитали не брать ее с собой. Привычка Ксени нудно клянчить мороженое раздражала их. А как было стерпеть, если мороженое казалось самым вкусным лакомством на свете! Чего только не было на длинных деревянных столах! В городке – сады и огороды, всякая живность. И все это в изобилии было на рынке. Ксенина мать продуктов покупала немного, но всегда долго выбирала и торговалась, чтобы взять подешевле.

Ксене иногда надоедало стоять возле матери в мясном или молочном ряду, и она шмыгала в тот уголок рынка, где продавали всякую всячину, начиная с котят, щенят и кончая бумажными цветами. Если Ксене удавалось выпросить у матери немного мелочи, она покупала светло-коричневую плиточку серы. Жевала ее, достав из кармашка, когда девчонки и мальчишки собирались по вечерам на бревнах возле дома, где они жили. Когда накапливалась во рту слюна, она лихо сплевывала ее через щелочку между передних зубов – фасонила. Играли в немудреные игры, чаще всего – в испорченный телефон. Ксеня проигрывать не любила и всегда норовила обманом выкрутиться. Некоторые девчонки в таких случаях плакали, а она злилась.

А вообще играть в сидячие степенные игры ей было скучно, ее больше привлекали проделки, связанные с риском. Не зря она лет с шести мечтала, что вдруг станет мальчиком. Ложилась спать с надеждой, что утром проснется и – она мальчик. И значит – можно драться – пусть кровь из носа – но не реветь, как девчонка, а встречать поражение достойно и мужественно, как подобает будущему мужчине. Лазить по заборам – это ли не стоящее занятие? А рискуя получить крапивой по голым рукам и ногам, забраться в чужой сад? Это ли не подвиг, не испытание храбрости? Насколько же, в ее понятии, интереснее быть мальчишкой! И хулиганить можно вволю, и полы мыть – кто же заставит? И косички каждое утро заплетать…Но яростное ее желание, естественно, сбыться не могло. А мальчишество, в постоянной жажде риска, где можно проявить храбрость и отвагу, осталось на всю жизнь. На чужие сады и огороды она все-таки совершала набеги, оставляя трусившую Майку на карауле. Рассуждения при этом были просты: «Я же все не сорвала. Вон у вас сколько!.. А у меня ничего нет»…

 
Отчаянной девчонкой я была,
В чужих садах ранетки я рвала
И в огородах шарила чужих…
Все потому, что не было своих,
А было только съемное жилье,
И керосинка на морозе, ё-мое,
И двор чужой, и сад, и огород.
Протест мой детский кто-нибудь поймет.
 

Здесь и далее стихи автора

Ксюша очень любила дождь и даже ливень. Она выбегала на улицу, прыгала на одной ножке и кричала: Дождик, дождик пуще, дам тебе гущи, хлеба каравай, кого хочешь, выбирай! А Майка кричала наоборот: Дождик, дождик, перестань! Я поеду на Ристань, богу молиться, царю поклониться. Ксеня бурчала: – Сама не знаешь, бестолковая, что кричишь. И бога твоего нет, и цари только в сказках бывают.

Было одно место в городке, куда неудержимо влекло Ксеню: городская свалка. Когда-то здесь был овраг – широкий и довольно глубокий, а потом стали свозить сюда ненужные вещи – и старую мебель, ставшую рухлядью, и новую, но нечаянно разбитую посуду. Попадались там и дохлые кошки, и обглоданные до блеска кости. Ксеня и ее сверстницы собирали цветные стеклышки и осколки разбитой посуды с рисунками, хвастались друг перед другом, менялись. Ксеня одна отваживалась сползать в овраг на самое дно. Остальные боялись. Зато она находила иногда редкие по цвету стеклышки и смотрела через них на солнце, на все вокруг. Красиво было, когда все становилось голубым или зеленым. Через красное стеклышко ей не нравилось смотреть, и она его выбросила.

Такие были развлечения у малышни. Еще они собирались стайкой и ходили на берег загорать и купаться. На воде возле самого берега плавали скрепленные друг с другом бревна, наверное, прибились, отстав от сплава по Енисею. Плавать из девчонок никто не умел. Они пытались научиться, держась одной рукой за бревно, другой гребли и били ногами. Но отпускать руки боялись. Как непонятно, но пришло Ксюше в голову сделать плавсредство. Она утащила из дома наволочку. Они пришли на берег. Она зашла в воду по пояс, никто ей не подсказывал, она сама догадалась, стала бить наволочку о воду, придерживая за концы, где находилась прорезь для подушки. И, о чудо! Надулся пузырь. Она быстро собрала концы в руки, связала их ленточкой из косички и, держась обеими руками за узел, поплыла! Вскоре она стала отпускать одну руку, изо всех сил бить ногами и продвигаться вперед. Одним словом, не раз окунулась с головой в воду, но плавать научилась. Девчонки завидовали, но трусили последовать ее примеру. Мама не порадовалась успехам дочки, а поставила ее в угол за мокрую испачканную в песке наволочку.

Мама Майки была портнихой и шила с утра до ночи, чтобы прокормить семью. Ей иногда помогала старшая дочь, но она училась и работала. Майке шить не нравилось. А Ксюша часто смотрела зачарованно, как работала Майкина мама, ее глаза горели от желания попробовать. В отсутствие матери дома она пришла к подружке и попросилась за машинку. Майка боялась, а вдруг что-нибудь сломается, но все же выбрала кусочек ткани из обрезков и дала Ксене. Та смело положила ткань под лапку и стала крутить ручку. Игла запрыгала так быстро, что «портниха» не успела убрать палец, придерживающий ткань, игла прошила его насквозь. Хлынула кровь. Майка бросилась к ручке и подняла иглу вверх. А Ксюша растерялась и даже не заревела. Было больно, но она терпела. Майка замотала ей палец кусочком ткани. Кровь продолжала идти.

Тогда «храбрая портняжка» убрала повязку, перелезла через забор и с криком: – Мама! Мама! Меня кролик за палец укусил! – бросилась в дом. Мать перепугалась, схватила йод, залила палец, замотала бинтом и стала ругать дочь: – Зачем ты полезла к кролику? А если он палец откусил бы? Ты соображаешь, что делаешь? Ведь они все равно дикие, хотя и домашние. Зубы у них поганые, жрут все подряд. Хоть бы заражения крови не было. Кроликов действительно держали Майкины соседи со второго этажа в клетках во дворе. Кормили их исключительно овощами. «Зря мама так говорит,» – подумала Ксеня. Слава богу, все обошлось без последствий. Шить Ксеня научилась в 12 лет в Норильске на маминой ножной швейной машинке.

Ксюша была самым обыкновенным ребенком, не верила в сказки, хотя читала их с шести лет, как научилась читать, не мечтала быть Золушкой, не хотела замуж за принца, может, потому, что она сама сочиняла страшные сказки с шести же лет. Ее ровесники, а также дети и помладше, и постарше собирались по вечерам на бревнах, и маленькая сказочница пользовалась большой популярностью. И потом, подрастая, она не переставала читать, это было ее любимым занятием. Тогда же литература заменила ей все и всех: родителей, подруг, впоследствии любимых. Книги ее воспитывали и развивали в ней ум и духовность. Она воображала себя на месте героинь книг. Реальность казалась ей скучной, детские игры ее не увлекали. Можно сказать, что она жила в выдуманном мире, что позже ей пригодилось в собственном творчестве. Фантазия била из нее ключом. Книг в доме не было, родителям было не до чтения. Она ходила в библиотеку и читала в читальном зале. Еще она любила рисовать. У них в комнате висела репродукция картины художника Васнецова «Аленушка». Она ее срисовала в шесть лет. А еще царевну Лебедь, иллюстрацию Врубеля в книжке сказок.

Ей исполнилось семь с половиной лет, когда она пошла в первый класс. Училась отлично по всем предметам. Почерк у нее выработался каллиграфический, ее с первого класса заставляли писать тексты в стенгазетах. Лишь за поведение ей ставили тройки и даже двойки. До чего трудно было усидеть целый урок, сложа руки! И скучно. Однажды за какую-то шалость ее даже посадили, перенеся парту, в угол возле доски – напротив класса. Сначала ей было смешно. Она корчила рожицы, воображая себя героиней. Потом почему-то стало обидно и жалко себя. И вообще в первом классе учиться ей было неуютно.

В октябрята ее приняли с грехом пополам после всех. Ей, правда, доверили прочитать стих: – Камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич! Как-то весной в школе шел урок. Вдруг низко и страшно завыл гудок. Все дети почему-то вздрогнули, а потом буквально замерли и онемели от страха. Учительница Татьяна Александровна закрыла лицо руками и выбежала из класса. Дети зашевелились, когда она вернулась с красными от слез глазами. Наверное, у нее случилось горе. По пути домой Ксене попадались навстречу люди, некоторые плакали, некоторые крестились, но были и такие, которые радовались. Дома из разговора полушепотом матери с отцом Ксеня узнала, что умер Сталин, самый главный в СССР НАЧАЛЬНИК. Все взрослые вокруг только и спрашивали друг друга: – Что теперь будет? Как мы жить-то без него будем? Гудок еще некоторое время продолжал звучать у Ксени в ушах, но вскоре забылся.

Зимой Ксюша каталась возле дома с горки на «снегурках», прикрученных кожаными веревочками к валенкам. Тогда она написала первый свой стишок про Ленина: Когда был Вова маленький, коньки одел на валенки, скатился с горки вниз, его раздался визг. Надеясь на похвалу, громко рассказала родителям. Оба родителя замахали руками и закричали: – Не смей никому никогда больше рассказывать эту чушь про великого Ленина. Забудь! Ксюша ушла в сад, прислонилась к холодному дереву и заплакала горькими слезами от обиды на родителей.

Как-то она попала в гости к двум отличницам, сестрам-близнецам. Обе были чистенькие, аккуратненькие и симпатичные. Ксеня опрятностью не отличалась: воротничок и манжеты у нее не всегда были чистые. На столе, где сестры делали уроки, лежало большое толстое стекло, и стояла настольная лампа. Ксеня впервые в жизни почувствовала себя неловко, не зная, куда девать руки с не очень чистыми ногтями. Наконец засунула их в карманы фартука. Может, тогда она поняла, что у детей бывают разные родители. У отличниц они были состоятельными. Так сказала о них Ксенина мама.

Ксеня делала уроки на кухонном столе, и у нее не было лампы. У них не было своего дома, а была чужая квартира в полуподвале. И мама готовила еду на керосинке, которая и летом, и зимой стояла на улице. Зимы были не холодные, и мама была молодая и здоровая. Ксене тоже пришлось научиться разогревать обед на керосинке, она рано стала самостоятельной. Зимой комнату и кухню обогревала русская печь, занимавшая полкухни. Приготовленная на ней еда была очень вкусной, особенно Ксеня любила слизывать сливки с замороженного молока, которое разогревалось в алюминиевой чашке на печи. На керосинке же еда припахивала керосином. Иногда и зимой, когда не хватало дров, использовали опять же керосинку.

Изредка родители ходили в кино на последний сеанс и вынужденно брали с собой дочь. Она боялась оставаться дома одна. Отец, проходя мимо контролера с билетами, прятал ее под зимнее пальто. Она запомнила фильмы «Тарзан» и «Мост Ватерлоо». Когда героиня погибала, отец закрывал ей ладонью глаза.

В Минусинске они прожили около трех лет, и тихий, деревянный, изредка каменный городок с пыльными, сонными улицами незаметно сделался родным Ксене. Но кто бы стал ее спрашивать, хочет она или нет уехать отсюда навсегда. В один день родители собрались и сорвались с места. Долго плыли на пароходе по реке Енисей, долго и нудно, как показалось Ксене. Она устала глядеть на воду и качаться стоя, сидя и лёжа.