Текст книги "Встречи в России"

Рольф Бахманн, Светлана Горбунова
Встречи в России

Наташе

Предисловие

Перед Вами первая книга моих рассказов. Они написаны на русском языке. Эти рассказы – результат моего пребывания в России, когда я находился там в служебной командировке и много путешествовал по стране. Я очень любил эти путешествия. Они подарили мне яркие впечатления и уникальный опыт. Я многое увидел, много нового для себя открыл. Но самым бесценным и незабываемым для меня было время, проведённое с любимым человеком. Жаль только, что время то было слишком коротким.

Я продолжал работать в России и мне необходимо было совершенствовать свои знания русского языка. Фирма, в которой я работал, предоставила мне такую возможность. Мой работодатель оплатил занятия в языковой школе, и я продолжил изучение русского языка с Ларисой Юсуфовой. Вначале мы в основном изучали темы, связанные с моей работой инженера. Лексика для инженеров относительно проста, хотя очень специфична и не всегда понятна для филолога. Её, однако, можно довольно легко освоить с помощью соответствующей специальной литературы. Язык же богатой русской художественной литературы, которую я люблю, и разговорная речь гораздо более сложны для восприятия. Преподаватель поставила передо мной задачу: к каждому уроку писать небольшое сочинение, хотя бы несколько строк. И я начал писать о своих повседневных переживаниях, о том, что было у меня на сердце. Так, небольшими частями, возникали первые рассказы.

Мой интерес к стране и ее культуре рос дальше, и после окончания моей работы в России я продолжил изучение русского языка и и брал уроки у Лидии Латыповой и затем у Светланы Горбуновой в Санкт-Петербурге. Таким образом, я получил новые впечатления, и возникли новые рассказы.

Первыми читателями моих рассказов стали мои преподаватели. Поскольку все они посчитали, что мой взгляд на Россию может быть интересен многим, я решил объединить свои рассказы в книгу.

Посмотрим, что подумают читатели…

Красавица

Даже в Германии я плохо разбираюсь в работе администрации. Но в русских органах власти я чувствую себя совершенно беспомощным и настолько потерянным, что мне кажется, я стою, как селянин или деревенский житель перед вратами закона из рассказа Кафки. Это, вероятно, обосновано тем, что я иностранец и не очень хорошо говорю по-русски. Но я видел русских людей, которые возвращались из государственных учреждений, ничего не понимая, и сам тоже испытал, насколько трудно бывает получить необходимый документ. Я не знаю, чувствуют ли себя русские в государственных учреждениях действительно лучше, чем я. И часто замечания чиновника вызывают в памяти те последние насмешливые слова привратника из упомянутого выше рассказа. Но есть и положительные примеры.

Во время первого посещения России мне нужно было отметиться вместе с хозяевами в городском управлении и поставить печать в миграционной карте для регистрации моего пребывании в стране. В последующие мои визиты в Россию уже можно было регистрироваться в любом почтовом отделении, и к тому же вести интересные беседы с почтовыми служащими. Можно было подумать, что печать в миграционной карте существовала только для того, чтобы получить лучшее и более верное впечатление от страны и людей.

А теперь мой положительный пример. Тогда, в 2006 году, ответственная за регистрацию часть администрации Зеленограда находилась в жилом доме. И здесь, не как обычно, в длинном коридоре, а в углу кривого хода ждали мы с Наташей своей очереди, причем отсюда мне ничего не было видно. Зато отсутствовало давящее чувство, которое обычно производят стерильные залы бюрократии. Мы пришли около 11:30 ч, но должны были подождать, пока закончится обеденный перерыв. Затем дела неожиданно пошли быстро, и я спросил у Наташи, не было ли других людей перед нами. «Ssscht, bist du wohl still! Alles in Ordnung!»[1]1
  «Тсс, всёёёёё в порядке».


[Закрыть], – Нахмурившись, шепотом ответила мне Наташа, и мы последовали за чиновницей, которая вернулась в кабинет с обеденного перерыва.

Там чиновница попросила нас немного подождать. Она должна была сделать еще кое-что очень важное. После жирного обеда была несколько смазана ее губная помада, и это надо было исправить. Макияж тоже немного потек из-за сильной жары в помещении. Поэтому она взяла сумочку и распаковала свои принадлежности. Сначала она поставила зеркало на подоконник, рядом ватные тампоны и крем для снятия макияжа, потом пудру для щёк, тушь для ресниц, черный карандаш для бровей и, конечно, губную помаду. Она все аккуратно поставила в ряд. Только зеркало было уже немного старое, с трещиной и потертое.

Дома я всегда выходил из ванной, когда моя бывшая жена красилась. Теперь у меня была возможность посмотреть на этот спектакль спокойно. Женщина была не очень высокая и немного полная, лет 35, но симпатичная. Она начала снимать макияж. Со стороны я мог рассмотреть её лицо и подумал: «Зачем она пудрит себе щеки?» Но женская косметика была для меня всегда загадкой. В противоположность ее тщательному макияжу, она была скромно одета. Хотя у неё были модные туфли на высоком каблуке. Как она красила глаза и губы, мне не было видно с моего места. А когда она повернулась, я заметил, что глаза она накрасила не совсем симметрично, и спросил у Наташи: «Meinst Du nicht, dass der Lidstrich links etwas verrutscht ist»[2]2
  «Тебе не кажется, что стрелка на левом глазу немного криво прорисована?»


[Закрыть] Наташа ничего не ответила, но я почувствовал носок ее туфли на моей большой берцовой кости. Чиновница возвратилась к своему месту и села, приветливо улыбаясь нам. Потом, к нашему удовольствию, все дела были быстро закончены.

Вечером мы рассказали об этом нашим друзьям. Они удивились: «Приветливая была, вам повезло!»

Путешествие по Золотому Кольцу

Погода в России больше не та, что была раньше. Зима хоть и теплее, однако небо пасмурно, печально и серо. «Депрессивная погода для самоубийц», – говорит Наташа. Но та зима 2006 года была настоящей русской зимой. Морозные узоры на окнах, воздух в старой квартире довольно свеж, и мы согревались горячим чаем. Зато светило солнце, сиял снег.

Тогда мы поехали в Суздаль и провели там православное Рождество. Мы прибыли в 2 часа пополудни, и у нас оставалось еще время для небольшой прогулки. Сначала мы пошли к Кремлю и рождественской церкви. Далее путь вел по краю крутого берега реки Каменка. На обратном пути мы могли наблюдать заход солнца и великолепную игру красок.

Сначала солнце еще освещало синие, усеянные звездами купола Рождественского собора, потом оно закатилось между деревьями противоположного берега, и горизонт изгибался уже узкой золотисто-красной полосой. И снег тоже становился все темнее, меняя цвет от прозрачного бело-голубого до темно-синего, создавая впечатление, что он отражает черный цвет звездного неба. Внезапно стало очень холодно, думаю 30 градусов мороза. Но мы были недалеко от уютного маленького ресторана, который Наташа знала еще с советских времен, и с большим удовольствием мы ели там горячую солянку.

Весь следующий день мы гуляли по Суздалю. Тем не менее нам удалось осмотреть только три монастыря и Рождественскую церковь с епископским дворцом. В Суздале очень много церквей и монастырей. Многие были разрушены во время революции, и все церкви были в различном состоянии восстановления. От некоторых остались только руины, самые важные были недавно отремонтированы. Другие – как Рождественская и несколько маленьких церквей – еще ремонтировались, зато их можно было подробнее осматривать и даже фотографировать. Священник одной маленькой церкви обрадовался, что пришли посетители, и пригласил нас подняться в башню с хорошим видом на Суздаль. В коридоре царил еще беспорядок с частями иконостаса, но вид с башни был великолепен. Он даже пригласил нас звонить в колокола. В отличие от наших, колокола в православных церквях обычно меньше, зато их несколько, и они связаны в три группы, так что мастер может играть песни с ними своими руками и одной ногой.

Суздаль, кремль и рождественский собор

В Спасо-Евфимиевом монастыре – самом крупном монастыре – мы слушали такое выступление, которое было очень ритмично и необыкновенно. Спасо-Евфимиев монастырь большой и выглядит как крепость с двумя защитными стенами и очень крепкими воротами. Перед монастырем, кстати, похоронен Пожарский. Церквей в Суздале так много, что центр мне казался одним большим монастырем без обыкновенных домов и жителей. Невольно я сказал, что понимаю теперь, почему Россия нуждалась в революции. Это не понравилось Наташе.

Устали, на этот раз мы согрелись медовухой в старом торговом центре девятнадцатого века.

Следующий день был шестое декабря 2006-го и Рождество. Мы встали рано утром, чтобы посетить Владимир и его окрестности. Была еще ночь и очень холодно, когда мы уехали. Казалось, что ели на обочине были покрыты не снегом, а ледяными кристаллами, которые только медленно таяли, если ветер задувал их на наше ветровое стекло. Мы ехали на юг, навстречу солнцу, и оно медленно поднималось над горизонтом. И краски менялись от чистого прозрачного черного Суздаля, через глубокий синий до светлого голубого. Заводы и электростанции постоянно выпускали облака белого дыма, так что в воздухе висела мгла, сквозь нее солнце было плохо видно, и контуры потеряли свою резкость. А снег стал пушистым и мягким, как обычно.

Церковь Покрова на Нерли

Мы остановились возле зимнего дворца с огромными снеговиками на лыжах, где находилась центральная площадь. Площадь была подозрительно пуста, и мы спросили милиционера, который подтвердил, что здесь можно парковаться.

Через маленькую рощу мы прошли мимо внимательного Андрея Рублева, который, казалось, записывал все проходящие, до полностью белого Успенского собора двенадцатого века. Всю ночь падал снег, и под деревьями все было чисто бело и спокойно. Мы вошли в собор, где проходила служба. Я восхищался пением хора, особенно басами, заполнявшими все пространство зала. Потом священник читал проповедь. Наташа слушала, но я ничего не понимал, а опять заметил, как его звонкий голос наполнил зал. Мы не дождались конца, как многие другие люди. Я всегда удивлялся, что во время службы много людей входят и уходят. Снаружи мы посмотрели белые стены со знаменитыми фигурами. Потом мы осторожно дошли до маленькой церкви святого Димитрия, пока альпинисты сгребали снег с крыш. Эта церковь, возможно, самый красивый пример церкви такого периода, и она вся покрыта известными фигурами с белокаменной резьбой.

Следующей нашей остановкой были Золотые ворота, тоже совершенно белые. Внутри показывают историю Владимира с анимацией завоевания города Золотой Ордой в 1238 году. Внезапно ворвалась молодежь. Мальчики сразу увидели анимацию, и несколько минут слышно было только шум боя. С трудом учительница успокоила мальчиков, прежде чем она могла объяснять историю города.

Мы немного погуляли по заснеженным улицам и медленно возвращались к машине. Когда мы хотели уехать, нас остановил другой милиционер и потребовал штраф. Вначале он обратился ко мне, хотя я не сидел за рулем, но я притворился дурачком, и он продолжил с Наташей. Она спросила, почему другой милиционер сказал, что здесь можно парковаться, и он ответил, что парковаться, конечно, можно, только надо платить штраф. Благодаря ее дипломатическому умению мы заплатили только сто рублей. Сто рублей за парковку не так много, но возникает это неловкое ощущение, особенно для иностранцев, если не ясно, что разрешено и что запрещено.

В машине Наташа заметила «Хорошо, что ты не открыл рот!» – и напоминала мне о том, что прошлый год мне нужно было платить 500 рублей за то, что я фотографировал на Красной площади со штативом. Был мой первый визит к Наташе и, конечно, Красная площадь была первой достопримечательностью. В моей комбинации красной куртки и старомодной шапки-ушанки все сразу заметили: вот иностранец, и милиционер подошел к нам, требуя мои документы и много денег. Наташа с милиционером пошли в сторону и в конце концов он снизил штраф до 500 рублей. Дальше он предложил обратиться к фотографу, который сидел рядом и – конечно со штативом – ждал клиентов. Сердитый, я с презрением прошел мимо фотографа. Наташа засмеялась и только сказала: «Смотри, тебе надо еще много учиться». Зато я часто фотографировал в метро. Позднее другие туристы сказали, что это тоже запрещено, и что они – без дипломатической поддержки – заплатили значительную сумму. Я перестал фотографировать в метро, но до сих пор не знаю, действительно ли тогда это было запрещено. Сейчас, во время смартфонов, никому больше ничего не мешает снимать в метро.

В конце разговора мы прибыли в Боголюбово и Свято-Боголюбский женский монастырь. Основан как дворец-замок Андрея Боголюбского, сына Долгорукого, был преобразован в монастырь после убийства Боголюбского в 1178 году. Место убийства можно еще посмотреть, несколько стен с того времени стоят до сих пор. Но нашей реальной целью была маленькая церковь Покрова на Нерли. Она расположена в стороне, и до нее можно дойти за 20 минут. Это место одно из самых красивых. Было уже поздно, и солнце вскоре зашло. Затем, когда остальные посетители покинули это место, наступила совершенная тишина, и для меня развернулось настоящее очарование этого места. Еще десять минут мы оставались, потом вернулись к машине с последними лучами солнца.

Вернувшись в Суздаль, мы приготовились к рождественской вечеринке. В красиво украшенном зале гостиницы «Сокол» был накрыт праздничный ужин с вином, водкой, рыбой и мясом. Потом был танец. Красивая женщина взяла платок, которым размахивала над головой в ритме музыки, и призвала других танцевать. В том числе и меня, и Наташу. Мы плясали, хотя мои грубые походные ботинки не были предназначены для танцев. Это никому не мешало, и нас даже пригласили в гости на обратном пути. Танцевали и разговаривали почти до полуночи. Потом пришло время для рождественской службы. Мы отправились на службу в Покровский женский монастырь. Этот монастырь был недавно отремонтирован и все казалось новым: как здание, так и вновь созданный женский хор. Пение, к сожалению, было без басов. Опять мы не дождались конца, но на этот раз я устал от насыщенного событиями дня и охотно вернулся в гостиницу.

Молиться за Эмму здесь нельзя

Было Первое Мая. В Ярославле погода была еще облачной и прохладной, когда мы собрались на загородную прогулку в Толгский монастырь. Утром на центральной площади города уже собрался народ отмечать День международной солидарности трудящихся. Но площадь еще была пуста, и только перед зданием городского совета развевалось несколько красных знамен с советской символикой. Мы пересекли площадь, медленно продвигаясь вдоль набережной Волги до речного вокзала. Вскоре подошел пассажирский прогулочный теплоход «Москва 182», и мы пошли по Волге вверх по течению. Вначале слева были еще видны дома с красивыми фасадами, затем их сменили заводы, пока левый берег реки постепенно не превратился в сельскую местность.

Когда мы прибыли в монастырь, солнце изредка пробивалось сквозь облака. И тогда вновь отреставрированный фасад монастыря, крыши и зеленые византийские купола сверкали ярким блеском. Центральный вход в монастырь был закрыт. Но большинство людей не пришли к монастырю, они гуляли или отмечали праздник на даче. Как обычно, монастырь был защищен укрепленной стеной, и только с левой стороны был маленький вход. Заплатив за вход и получив разрешение фотографировать, мы прошли на его территорию. Монастырь не походил на музей, сразу было заметно, что здесь очень строгий женский монастырь. Я немного рассердился, потому что русскому мужчине – единственному, кроме нас, посетителю – не надо было платить за разрешение фотографировать. В Москве это обычное явление, когда иностранцам надо платить больше. Поэтому русские, принимая иностранных гостей, покупают билеты для них и вместе посещают музеи. Только в Третьяковской галерее служители сразу узнают иностранцев и, улыбаясь, просят платить за действительно правильные билеты. Хороший тест для шпионов. А в провинции это было в первый раз, когда я увидел такое отношение к иностранцам, но Наташа успокаивала меня. Цена была не так высока, и не стоило из-за этого портить нам хорошее настроение. Она была права, и мы начали осматривать монастырь.

Толгский монастырь

Внутри также, как и снаружи, все было недавно отремонтировано, и медная крыша сверкала красноватым светом, когда появлялось солнце.

Мы погуляли немного вместе, и я стал фотографировать. Вдруг я заметил, что Наташи нет рядом. Наконец, я нашел ее внутри церкви, где продают свечи, иконы и можно еще купить молитвы для предков. Наташа как будто не замечала меня. Я почувствовал, что в тот момент мое присутствие было неуместно. Выйдя из церкви, Наташа объяснила, что она хотела купить молитвы для своей бабушки Эммы. Но монахиня ответила, что здесь молиться за Эмму нельзя. Когда мы ушли из монастыря, солнце уже не пряталось за облаками и светило постоянно. Воздух был теплым, и мы сели на траву на лужайке перед белой стеной. Медная крыша блестела так, что почти ослепляла. Это напомнило мне сказку о царевиче, когда он захватил сначала медный, потом серебряный и, наконец, золотой замок и освободил девиц-красавиц, которые были заключены там. Мне не удалось попасть даже в медный. «Я не изменю свое имя», – сказал я Наташе. Она нахмурилась. Но потом мы ели наши бутерброды. Вокруг было много людей, которые медленно возвращались с прогулки и теперь ожидали прибытия теплохода.

Когда мы вернулись в Ярославль, весь город отмечал праздник. Везде готовили шашлыки и веселились. И мы тоже праздновали и веселились в уютном ресторане на берегу реки Которосль.

В Зеленограде я спросил наших друзей, запрещено ли в православии молиться за людей с иностранными именами. Им показалось поведение монахини естественным. Они объяснили, что монахиня может обращаться с просьбой только к православным святым.

Но я в этом не уверен.

Первое послание Тимофею, глава 2: «Призыв молиться за всех людей: Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков…» еще МТ 5,44; ЛК 6,28; ИО 17,20

Перенесли, не разрушили

Был конец апреля 2007 года. Я приехал в Москву посетить друзей, среди которых были моя подруга Наташа и Марина с мужем. С Мариной можно всегда великолепно спорить о делах в России. Беседы с ней, в общем, мне доставляют удовольствие, так как она дискутирует от сердца и открыто говорит, что думает. Спорить с Наташей было практически невозможно, она была образцом дипломатии. Но в этот раз даже Наташа была обеспокоенной. В Эстонии были готовы разрушить памятник павшим солдатам. Марина была очень обижена. И она хотела узнать, что я, как иностранец, думаю об этом. Я считал разрушение этого памятника сверхмерной и абсолютно ненужной провокацией. Однако я заметил, что многие эстонцы считают советское время захватом. Я рассказал о том, что испытал во время моего участия на конференции Международной федерации по автоматическому управлению в Таллин е в 1990 году.

Они были довольны, что я осудил разрушение «их» памятника. Это была ежедневная тема в новостях. Кроме того, был призыв не покупать эстонские товары, и под легким давлением они исчезли с полок. К сожалению, в то время я не мог понимать новости по телевидению и надеялся на перевод Наташи. В течение оставшегося времени мы путешествовали и говорили о наших проблемах.

При прощании в аэропорту я купил еще газету, чтобы прочитать ее дома в спокойной обстановке. Но статья о солдатском памятнике бросилась в глаза, и я сразу стал читать. Речь шла о героической борьбе антифашистских групп (т. е. это были все дружественные России группы). Я удивлялся языку и стилю статьи. Он напомнил мне о коммунистической пропаганде во время учебы. Кроме того, статья сообщала о повреждениях, которые получил памятник при переезде на воинское кладбище. Повреждения были маленькие. Я заметил Наташе: «Перенесли, не разрушили». – Да», – сказала Наташа.

Домашнее задание по литературе, или прогулка иностранца по Москве

Однажды вечером, когда я находился у Наташи в Зеленограде, за два дня до своего дня рождения она подошла ко мне и объявила:

«Пора тебе стать взрослым!»

«Да?»

«Да!» – ответила Наташа уверенно.

Я подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение: почти лысый, зато есть борода, и уже начали появляться морщины.

«Думаю, что я выгляжу взрослым».

«Ты хотя бы раз был в Москве один? Ты должен стать не-

зависимым».

«Но без тебя Москва в два раза менее прекрасна».

«Спасибо, однако и без меня ты можешь открыть другую, не менее интересную Москву. Если несмотря ни на что тебе станет скучно, посиди в кафе и почитай интересную книгу, которую я тебе купила».

«Какую книгу?»

«Хорошую книгу, в ней много коротких рассказов о любви».

«О, женщины и истории о любви! Кто это? Kurz-Malheure (Courts Maler) или Rosamunde Pilcher?»

«Я их не знаю».

«Они писали романы для женщин просто как на конвейере. Их произведения даже экранизировали и теперь показывают по телевизору в лучшее вечернее время».

«Не презирай женщин, которые пишут такие романы, а также тех, кто эти романы читает. Но в этой книге другие рассказы. Эти рассказы о русской любви, написанные мужчиной. Кстати, он писал почти только о любви».

На следующий день я встал рано утром и собрался в Москву, где хотел увидеть Максима Горького и Марину Цветаеву. Мы договорились с Наташей встретиться на Триумфальной площади около шести часов вечера. Она поцеловала меня и дала мне книгу. Потом она подтолкнула меня к двери, я вышел, и в ее квартире, наконец, наступило спокойствие.

Реклама на Тверском бульваре

В Москву я решил ехать не на маршрутке, а на автобусе, благо ждать его надо было недолго. На автобусной остановке в Зеленограде стояла знакомая женщина-контролер. Она входила в каждый вновь прибывший автобус, собирала по 23 рубля с каждого пассажира (год назад это было еще 18 рублей) и выходила. Наконец, наш автобус тронулся. Отсюда до речного вокзала он должен был ехать еще 2–3 часа из-за пробок на дорогах. Чтобы скоротать время, я стал смотреть в окно. За окном было пасмурно, небо спряталось за плотными тучами, лил дождь, холодный и сильный. Вскоре стекла автобуса запотели изнутри, а снаружи они были забрызганы слякотью. В окно уже ничего нельзя было разглядеть. И я начал читать первый рассказ. Он повествовал о нечаянной осенней встрече двух людей, которые некогда очень любили друг друга. Теперь они должны были признаться друг другу, что для обоих это была единственно верная любовь. Они попрощались, и он поехал по темным аллеям в не имеющее для него большого значения будущее. Печальная история об упущенных возможностях, которая не соответствовала моему настроению и моему ожиданию нового и интересного. Я закрыл книгу (а читал я ее долго, так как использовал словарь для перевода) и увидел, что мы уже недалеко от речного вокзала.

На речном вокзале я купил билет для проезда в метро и спустился вниз. На каждой станции садилось все больше и больше людей. На станции «Маяковская» я вышел из метро и пошел в сторону Тверской улицы и Триумфальной площади. Сразу же течение суетливой толпы унесло меня на Тверскую, самую яркую улицу Москвы с широкими рекламными баннерами по всей улице. Наконец, перед витриной элегантного, очень дорогого магазина я нашел немного спокойствия. Я решил идти сначала на площадь с огромным памятником Маяковскому, писателю, любящему эксперименты, воспевающему революцию. Переходя улицу, я увидел на снегу красный документ. Я показал его пешеходу; но он только засмеялся, взял его и выбросил в мусорный ящик.

«Это никому не нужно», – сказал он.

Из документа выпала бумага. Я поднял ее и стал читать:

«Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями катись любая бумажка.

Но эту…»

Но господин возвратился, снова засмеялся, взял и бумагу и выбросил ее.

«Извините, разрешите представиться? Владимир Татар-

ский».

«Рольф Бахманн, очень приятно, гм… надеюсь».

«О, простите, теперь это ничего больше не значит. Результаты революции не могли быть приняты Маяковским, и в 1930-м он покончил жизнь самоубийством. Времена изменились.

И в наше время много поэзии и поэтов, которые пытаются изменить страну. Вот только посмотрите, сколько творчества и поэзии есть в этих рекламах, и как они меняют этот мир».

«Думаю, вы правы. Однако я только что убежал от толкотни на Тверской».

«Ах, вы турист! Тогда я советую Вам походить по переулкам. Немного к юго-западу, на Садовый бульвар, где Малая Бронная, которая ведет мимо Патриарших прудов, и далее на Тверской бульвар. Эта дорога будет спокойнее и безопаснее».

Когда я повернул налево на Малую Бронную, шум утих и людей стало меньше. Только вот от уходящей зимы на тротуарах оставались лишь пятна скользкого льда. Между тротуаром и проезжей частью улицы были огромные лужи со снежной густой массой, которой проезжающие мимо машины обрызгивали тротуар и пешеходов. С изрядной скоростью проезжали великолепные машины, гелендвагены с темными стеклами и строго смотрящими водителями. Когда я попытался уклониться от брызг одной из машин, я поскользнулся и упал на мостовую. Вторая машина чуть не задавила меня, но вдруг какой-то мужчина подхватил меня и потянул к тротуару.

«Осторожно, это очень опасный угол».

«Большое спасибо!»

«Кстати, меня зовут Бенедикт».

«Очень приятно, хорошее имя. Меня зовут Рольф».

«Рольф тоже хорошее имя».

«Здесь часто случаются аварии. Раньше нуждались в масле Аннушки и в трамвае. А сегодня достаточно этих прекрасных машин».

Мы пересекли улицу и сели на скамейку. Это западная часть Патриарших прудов. Она является царством Крылова и его музыкантов. В наше время это место отдыха молодых москвичей, которые вечером гуляют здесь под музыку из CD-плейеров, танцуют, разговаривают, курят, они действительно очень веселыe. Надо всем восседает он, самый полный русский поэт, и путаница различных ритмов и мелодий, кажется, не мешает ему. Но теперь здесь были только дед с внучкой, которой он объяснял басни и их мораль. Мои брюки промокли, и мне стало холодно. Бенедикт посоветовал мне посетить уютный кафе-ресторан «Маргарита» и попросил передать хозяйке свой привет.

Я вошел в ресторан и передал привет от Бенедикта. Так как было рано, я был единственным посетителем, и хозяйка могла немного побеседовать со мной. Она подтвердила, что угол очень опасен, и рассказала о событиях, которые привели к некоторому волнению в Москве, и как она обсуждала эти события со своей родственницей, настоящей Маргаритой, прежде чем Маргарита исчезла. Я заметил, что хозяйка, должно быть, старше 80-ти лет, а выглядит очень молодо. Комплимент понравился ей, и она поведала мне тайну. Она получает лекарство для омоложения от доктора Борменталя, гениального ассистента профессора Преображенского. Она даже показала аптеку доктора Борменталя, которая находилась в 100 метрах от ресторана. После вкусного бизнес-ланча с красным вином я заметил, что мои брюки уже сухи, и был готов продолжать исследование Москвы.

Омоложение очень интересовало меня, и я пошел к аптеке. Сначала оба доктора, Борменталь и профессор Преображенский, пересаживали железы, потом экстрагировали гормоны. Наконец, доктор Борменталь исследовал химические основы этого процесса и очень успешно разработал методы омоложения. Я, конечно, хотел больше узнать об этом. Но когда доктор Борменталь понял, что я работаю на химическом заводе, он разгневался и обозвал меня американским шпионом, который хотел бы украсть это средство. Я заметил, что я немец. Однако это не помогло. Он выставил меня собственноручно из аптеки. Коробка аспирина полетела мне вслед.

Я упал, и у меня закружилась голова. Но аспирин немного помог, я встал, привел себя в порядок и пошел дальше. Перед революцией это, должно быть, была одна из самых прекрасных частей Москвы. Можно узнать еще первоначально прекрасные фасады по многим домам. Некоторые на разных стадиях разрушения, некоторые обновлены, некоторые модернизированы, так что от старого стиля ничего больше не осталось. Один из самых прекрасных домов в стиле модерн находится в конце Спиридоновской улицы, на углу Малой Никитской – это дом Горького. Однако посетить внутренние квартиры в этот день не было возможности, из-за ремонта или по другой причине, не знаю, но я смог только восхититься прекрасным фасадом.

Потом я перешел ко второй цели дня. Я прошел через Никитские ворота и пошел в направлении Нового Арбата. В Борисоглебском переулке находится дом-музей Марины Цветаевой. К сожалению, он был закрыт, так как в это время там проходил ремонт. Позже я приходил сюда еще несколько раз, но ремонт еще продолжался. Я пытался представить себе, насколько прекрасным может стать дом поэтессы, когда этот основательный ремонт наконец-то закончится.

Задумчиво я вернулся к Никитским воротам. Там стоит церковь, в которой венчались когда-то Пушкин и Наталия Гончарова. Посетителей было мало, и перед входом только двое нищих терпеливо ждали милостыню. Старая женщина в обыкновенной темной одежде из плотной ткани и в косынке и мужчина с запутанными волосами и в легкой оборванной одежде, которая едва ли могла защитить его от холода. Я вошел в церковь. Она была неожиданно светла, внутреннее пространство почти пусто, по сравнению с другими церквями, которые перегружены церковной утварью. Тем больше выделялись аналой с библией и иконостас, что подчеркивало еще то, что у церкви есть только купол. Довольно долго я наслаждался спокойствием и рассматривал немногих посетителей, как они зажигали свечи и целовали иконы, а также служительниц в их сине-серой одежде, как они непрерывно удаляли остатки свечей и держали в чистоте пол.

С поклоном я вышел из церкви и дал 10 рублей мужчине, одетому в лохмотья. Неожиданно я встретил там Бенедикта, который только что инспектировал статую его прадедушки Алексея Николаевича Толстого. Смеясь, он подошел ко мне и осведомился, оправился ли я от испуга. «Спасибо, уже все хорошо!» – ответил я, не рассказывая, однако, о неутешительной встрече с доктором Борменталем. Бенедикт рассказывал о его родственнике, красном графе, который, будучи противником революции, изменил затем свое мнение и перешел на ее сторону. После смерти его друга Горького в 1936-м году он даже стал Председателем самой значительной ассоциации писателей «Массолит».

Сам памятник удивителен. Непринужденно сидит аристократ, положив ногу на ногу, и смотрит уверенно в будущее. Совсем противоположное Бенедикт рассказал потом. Это были тусклые пророчества о подавлении литературы. Хотя Бенедикт и его мать полагали, что это произойдет только в далеком будущем.