Текст книги "Монета встанет на ребро"

Заговорившись с разумом, я как-то незаметно втянулась, вспомнила, как оно бывало в Храме (а там большинство зачетов сдавалось именно при умелой помощи сокурсников), выровняла движения и слова и уже почти машинально координировала перемещение Кидранна, каждый шаг с непомерным удивлением обнаруживавшего, что он все еще стоит на доске, а не шмякнулся на утоптанную в камень землю. «Кулаки» с явным удивлением наблюдали за увальнем всю жизнь цеплявшим плечом каждый косяк, а теперь с потрясающей везучестью прошедшим уже половину опасного пути.

– У него, наверное, амулет удачливости… – нахмурившись, решил Сыч.

– Едва ли, – задумчиво покачал головой Вирд, с опаской поглядывая на качающегося Щепя. – Еще пять минут назад он едва не снес забор.

– Наверное, он активируется только в крайних случаях…

– Ты встречался с такими амулетами? – насмешливо спросил вожак. Сыч неуверенно покачал головой. – Вот и я нет… И творится у нас перед носом явно что-то странное…

И не встретитесь, ребята! И вообще – что за неуважение: ведьму с каким-то квартовским амулетом перепутать! Да этот амулет, каким бы сильным он ни был, исчерпал бы свои резервы еще на второй пяди!

…Вот как тот, что лежит в кармане у Щепя… Хотя, надо признать, что и я этому немало поспособствовала… В меру скромных сил и возможностей…

Разбойник с вибрирующим воплем сорвался вниз. «Кулаки», хотя и толпившиеся под рейками, даже не успели его подхватить: Щепь, с неестественно вывернутой рукой, распростерся без сознания под «высоткой». Рядом, ругаясь и злобно сплевывая на землю, скучковались остальные.

– Вот кворр, и как мы теперь этого свирта на себе потащим?

– А кто его туда пихал? Пусть тот и тащит!

Я легонько подтолкнула Кидранна в спину, смягчив приземление: не век же ему на этой рейке стоять! А самостоятельно он был способен разве что распластаться не менее красочно, чем Щепь…

– Никто его не пихал! Сам пошел!

– А на кой йыр пошел?!!

– Да вон из-за этого! – обличительно ткнул Вирд в только-только поднявшегося на ноги Кидранна.

«Кулаки», злобно переругиваясь, остановили алчущие возмездия взоры на неуверенно переминающемся с ноги на ногу Кирне…

Оба-на!!! Вот тебе, Петька, и бутылка самогону!!!

Только драки мне для полного счастья и не хватало!!! Впрочем, без нее тут, видимо, уже не обойдется…

Вирд оказался на порядок выше всех своих пособников, тонко спровоцировав абсолютно естественную на первый взгляд ситуацию: ну погорячились ребята, прибили сгоряча – не удивлюсь, если такое не в первый раз! А сам вожак сейчас, дабы не марать зазря чистых ручек, тихонько отойдет в сторонку, сохраняя все то же сосредоточенное ледяное спокойствие, могильным холодом которого от него веет вот уже весь вечер… И – дело в шляпе! Ненужный свидетель убит, причем совершенно случайно, даже по мнению самих убийц. А провокатор мирно уйдет в тень, добившись своего… Чистая работа, гвырт бы его побрал!!!

Вот только, боюсь, есть одно маленькое неучтенное обстоятельство… Я.

– Э-э, вы чего? – недоуменно отступая, начал было Кирн.

– Ничего, – зловеще проскрипел Сыч, беззастенчиво разминая пальцы. – Сейчас у нас кто-то получит перца в зад!

– Какого кворра?!

– Такого, – спокойно объяснил Вирд, как я и предвещала, оставшийся в стороне от основного места событий. – Что этот кто-то не понять с чего влился в команду, начал на что-то претендовать, а в итоге – покалечил Щепя.

– Я покалечил?! Да он сам туда полез!!!

– Если бы ты изначально признал свое поражение, он бы туда не полез! – прорычал Сыч.

– А с какого перепугу я должен был…

– Вот с этого самого перепугу ты сейчас и получишь!!!

Та-а-ак, похоже, пора бы и мне вмешаться!

– Хэээииииииеееехххх!!! – Воздух взвился в перепуганное ночное небо диким ведьминским воплем. Купол треснул, осыпавшись обломками расплескавшейся силы под ноги, резкий свист клинка серебристым прочерком рассек темноту.

– Эт-то еще что за сквирьфь?! – пораженно выдохнул Сыч и тут же застыл, получив обездвиживающую «звезду» в грудь.

А я и сама знаю, что хороша!!! Растрепанные волосы едва-едва прикрывают грудь, босая, нагая, злющая, как дивизия мракобесов, девка со сверкающим мечом в руке.

Меня даже не приняли всерьез, оторвавшись от Кирна только из любопытства к новому действующему лицу.

– Ну что, будем трусить или получать что-то с какого-то перепугу? – невозмутимо поинтересовалась я.

Разбойники потрясенно молчали, изредка исторгая из себя утробное мычание. Мое эффектное появление никого не оставило равнодушным. И прежде всего – Кидранна, красноречиво свалившегося в обморок. Тьфу ты!.. Тоже мне, мужчина!

Остальные оказались далеко не столь впечатлительными: посмотрев пару секунд на чудо-юдо и осознав, что исчезать оно не собирается, а мечом размахивает вовсе не в шутку, двое оставшихся «кулаков» (не считая Вирда), ругаясь сквозь зубы, вытащили ножи и пошли навстречу, норовя зайти чуть сбоку и взять в клещи.

Ха, ребята, за кого вы меня держите?! Я, медленно отступая, непрестанно выписывала мечом ровные «восьмерки», пока не уперлась спиной в стену забора. Теперь, по крайней мере, нападения сзади ждать не приходилось.

Вирд, не будь дурак, пользуясь моментом, досконально рассматривал мою фигуру…

– Итак, мальчики, что будем делать? – томно и страстно спросила я.

Правый, окворрев от такого начала, недоуменно остановился, потеряв концентрацию – и тут же получил ногой в пах, горестно загнувшись. Я походя добавила рукоятью меча в спину, окончательно свалив парня с ног.

– Тебя, дрянь, бить! – злобно ответил оставшийся, красноречиво помахивая ножом в воздухе.

– Как все банально, холера! – поморщилась я, в быстром выпаде рассекая ему куртку возле шеи.

– Взграхх!!! – прошипел разбойник, зажимая рукой кровоточащее плечо и роняя из рук нож.

– Полный! – радостно согласилась я, посылая его в мир горячечных иллюзий…

И настороженно замерла, глядя в глаза главному действующему лицу сегодняшнего спектакля, пока с удивительной скромностью скрывавшемуся за кулисами…

– Неплохо, – оценил Вирд, неспешно вытягивая из ножен собственный клинок. Сделал пару взмахов, вспоминая форму рукояти и вес оружия…

И в мгновение ока оказался рядом, рубанув в точности там, где только что была моя голова. Кошачьего полуоборота главарь даже не заметил, пока не услышал мое насмешливое хмыканье над правым плечом.

– Совсем хорошо, – ошарашенно проговорил он, уже не пытаясь взять скоростью, а по-человечески вставая в боевую стойку напротив.

– А ты сомневался? – страстно прошептала я, хищно обнажая верхний ряд зубов.

– Нет! – Меч свистнул в полупяди от моего плеча – я даже не шелохнулась.

А что, все не так плохо, как казалось…

Лезвие рубануло слева, чуть-чуть опередив мое уклончивое движение. По предплечью потекла карминная струйка…

Все гораздо хуже!..

Лязг вгрызшейся в товарку стали – высверк летящих в глаза искр – ломота в напрягшемся до предела запястье – несусветная ругань. Следующие пять минут мы оглашали улицу скрежетом оружия и злобным шипением, попутно пополняя свой нецензурный словарный запас.

Он мою оборону пробить не мог, а я, хоть и имела такую возможность, не нападала из принципа: рукоятью или плашмя мне не ударить, а если рубану – то убью. Он мне ничего не сделал. И он человек, а не нежить. Убить его – переступить черту, за которой ведьма уже не ведьма, а… даже не хочу знать что.

Вирд, раздраженно зарычав, рванулся вперед, и клинок с плотоядным свистом полоснул меня по лицу… Точнее – по дереву, бывшему за моей спиной еще мгновение назад. Я беззвучно взвилась в ночной воздух, в сальто перелетев через недоумевающего противника, и ехидно опустилась на чуть согнутые лапы – тьфу! – ноги за его спиной. Язвительно хехекнула в ухо.

– Какого йыра?!! – пораженно выдохнул Вирд, резко развернувшись и в очередной раз осознав, что решающего удара я не нанесла, хотя могла.

Я не ответила, только дьявольски сверкнула вертикальными зрачками и иронично чиркнула лезвием клинка у его носа.

Вирд, словно решившись, отошел назад на пару шагов, прежде чем я успела что-либо сообразить, со свистом раскрутил клинок над головой – и разжал пальцы…

– Просто услышь, куда он летит. Притормози вдоль лезвия своим клинком – и схвати за рукоять.

– А если не схвачу?!

– В медиологическом крыле ты уже как родная!

– Очень смешно!!!

Свист раскрученного клинка, всхлип стакнувшейся стали… И рукоять, тепло ложащаяся в испуганную ладонь…

Учение – изучение правил, практика – изучение исключений. Клинок то ли был не так сбалансирован, то ли я не рассчитала скорость, но в ладонь он лег лезвием, полоснув по коже…

– Иииаауууу!!! – с воплем выронив жестокую игрушку, я чисто машинально наступила на упавший к ногам меч. В глазах потемнело, грудь сдавило тошнотой.

Невероятным усилием воли отогнав боль на задний план, я презрительно глянула на Вирда. Тот смерил взглядом клинок, прижатый босой ступней к земле, быстрыми ртутными шариками капающую с моих пальцев кровь… – и развернулся, уже через три шага растворившись в ночи.

Головокружение, на пару с нечеловеческой усталостью из-за практически опустошенной ауры, набросилось с новой силой. Не удержавшись на ногах, я плюхнулась на землю, тупо глядя в одну точку и совсем не думая, что Вирд вполне мог где-нибудь притаиться, чтобы вернуться, как только я расслаблюсь… Впрочем, к счастью на такое ему ума и не хватило…

Придя в себя только минут через десять, я первым делом осмотрела руку. Ничего страшного в общем-то: пара заклинаний, мазь перевязка – и через три дня даже не вспомню. Могло бы быть намного хуже: руки мага – одна из самых необходимых и наиболее подвижных частей тела. Что было бы, повреди я сухожилия, – страшно представить.

Меч я растворила в воздухе, клинок Вирда просто зашвырнула за ближайший забор: смотреть на него сил не было. Больше всего хотелось перекинуться в кошку, прокрасться огородами в дом и развалиться спать на постели, даже не меняя мохнатохвостого облика…

«А Кидранн?!!»

Что Кидранн?!

«К твоему сведению, он все еще лежит без сознания!»

Вот и пусть лежит, трус позорный!

«А толку тогда было все это затевать?!»

Ладно, ладно…

Ведьмы – не тонут! Ведьмы – измеряют глубину!!!

Отвесив Кирну пару душевных пощечин и обнаружив, что никакого результата, кроме морального удовлетворения, это не приносит, я с тихой руганью (на громкую уже попросту не оставалось сил) одной рукой взвалила его на плечо (тот еще был спектакль!), предварительно истратив остатки сил на уменьшение веса в несколько раз, и потащила домой.

Прохожим, ненароком заметившим ночью нагую, перемазанную своей и чужой кровью, растрепанную ведьму, со злобным рычанием волокущую куда-то бездыханное тело, оставалось только посочувствовать…

Прежде чем облагодетельствовать мой организм, женьшеню выпала великая честь привести в сознание Кидранна. Ибо ничего более резко пахнущего у меня под рукой не было, а оставлять его в обмороке до утра я побоялась.

Парень недовольно сморщил нос, отворачивая голову от смоченной ватки, промычал что-то нечленораздельное, но явно неприличное. Я мстительно (по официальной версии – на всякий случаи) протерла ему настойкой виски и запястья и, убедившись, что в скором времени подопечный соизволит вернуться в сей бренный мир, ушла в комнату – смывать кровь, перевязывать жутко ноющую руку и одеваться.

Вода в бадье, приготовленной для моего омовения часа два назад, безнадежно остыла, но привередничать не приходилось. Подогреть ее я тоже не могла, и без того ощущая, как пол медленно колышется под ногами от перерасхода энергии. Еще немного – и женьшенем будут пользовать меня…

Осторожно опущенную в лохань руку защипало с неимоверной силой, словно там была не обычная вода комнатной температуры, а концентрированная кислота. К горлу снова подкатила тяжелая тошнота. С трудом удержавшись от вопля, я сцепила зубы и быстрыми легкими движениями смыла с ладони запекшиеся сгустки крови, стараясь не повредить еще только-только начавшую образовываться тонкую корочку. На глаза непроизвольно навернулись злые колючие слезы. Я, упрямо вытерев их тыльной стороной здоровой руки, легонько промокнула ладонь мягкой тряпицей, оставив на белой ткани кровавый отпечаток. С трудом распустив шнурок сумки, отыскала в ней мазь и зубами свинтила невкусную крышечку.

Юггр мамрахх продзань!!!

Никогда мне не быть целительницей: равнодушно накладывать мазь на поврежденную кожу, попутно вспоминая побочные свойства, а не приплясывая с подвываниями и тряся кистью, – это выше моих сил. Перевязать ладонь удалось с первого раза, и даже не слишком позорно. А те три свисающих кончика вообще почти незаметно… Тая, ты бы мной гордилась!!!

Искренне понадеявшись, что мазь, как ей и предписано в инструкции, «снимет к утру любую боль», я с тихими постанываниями смыла с себя потеки крови, вытерлась мягкой простыней и накинула теплый махровый халат. Неудержимо захотелось залезть в кровать, свернуться калачиком, закрыть глаза и заснуть, как кошка у камина…

Тяжелый день давал о себе знать головной болью и до предела напряженными нервами. Русло реки Усталость, перерезав течением смутную вереницу рутины, захлебнулось половодьем. Кое-как добравшись до кровати, я плюхнулась поверх одеяла, зябко подтянула колени к груди и пообещала, что до утра меня ни один некромант не поднимет…

Дверь скрипнула, приоткрывшись меньше чем на четверть. Интересно, это Кидранн бережет мой покой (притащив сюда горящую свечу!) или просто еще не определился, стоит ли отрывать меня от дел государственной важности ради очередной ерунды?

Решившись, Кирн вдруг пинком распахнул дверь, отчаянно заорав:

– Кто ты такая?!

В голове что-то хрупнуло, потемнело от разорвавшего и без того призрачное равновесие вопля. Перед глазами затрепыхалось багровое марево, я со всхлипом вдохнула, судорожно впившись ногтями в ладони и взвыла уже в голос, когда левую руку электрическим разрядом прошила болевая судорога.

Способность слышать вернулась через полминуты, видеть – еще позже. Впрочем, лучше бы не возвращалась: увидеть у себя перед носом взведенный арбалет со стрелой, дрожащей почище щенячьего хвоста в морозы, – невелика радость.

Кидранн, испуганный до смерти и собственным безумием, и моей более чем нетипичной реакцией на простой, казалось бы, вопрос, уже неуверенно переминался с ноги на ногу, отступив на шаг назад.

– Уходи, – невнятно прошелестела я, бессильно откидываясь назад, на подушки.

– Не уйду, – уже на порядок тише, но с нескрываемым возмущением отозвался Кирн. – Пока ты мне все не объяснишь!

Я чуть не расплакалась. Мало того, что я из-за него вот уже три дня почти не сплю по ночам, срываю планы государственных переворотов, берегу его мужское достоинство, тратя собственную косметику на камуфляжные синяки, иду на контакт с какими-то странными личностями, падаю с крыш, зарабатываю себе воспаление легких, трачу йырову тучу энергии, не давая безголовому подопечному погибнуть во время очередного сумасбродства, сражаюсь со вчетверо превышающим численностью противником, не жалея собственной шкуры, тащу его на закорках домой, падая с ног от усталости, привожу в сознание (и зачем оно мне надо было, спрашивается?!) собственной настойкой – теперь ему еще и все объясни, расскажи да покажи!

– УХОДИ!!! – Как ни малы затраты энергии на голосовые эффекты, а в голове снова будто в набат ударили. Эхо разошлось кругами боли…

Кирн горько усмехнулся, вдруг опуская арбалет:

– И откуда мне знать, что ты не убьешь меня во сне?

Сил злиться не было. Объяснять ему его тупость по пунктам – тоже. Даже говорила я с трудом… Бесцветным от усталости голосом:

– Куда проще и удобней это было сделать там, у «высотки», не утруждая себя переноской твоего отнюдь не бесплотного тела сюда. Но почему-то я этого не сделала. И уже жалею…

Не знаю, как насчет всей фразы, но вот в последнее предложение он уверовал сразу, заторопившись к выходу. И, разумеется, споткнувшись на пороге! Арбалет неловко зацепился за дверь, ехидно тренькнув болтом…

Увидев, как я с закрытыми глазами машинально сцапала болт в воздухе, позеленевший от ужаса Кирн испарился в мгновение ока.

Несмотря на нечеловеческую усталость в теле и мозгу, сон не шел. Океан забытья равнодушно мыл песок побережья, изредка облизывая мои босые ступни и отступая на два шага назад, едва я пыталась приблизиться на один. После часа такого лежания меня сковала не то чтобы дрема, но какое-то душное тягостное состояние, нависшее стеклянным куполом и рассыпавшееся острыми царапающими осколками при любой мысли или намеке на движение.

Во рту пересохло, кровь перестала стучать в висках, сменившись отупляющей, ноющей, как Тая над фолиантом по нежитеведению, болью. Ладонь больше не вздрагивала огретой по загривку собакой при любом прикосновении – она просто онемела. То ли от чересчур давящей повязки, то ли так сказывалось действие мази.

Промучившись так еще с полчасика, я поняла, что заснуть мне сегодня не суждено. И, решив, что состояние полупьяного, отупленного восприятия мира как нельзя больше подходит, чтобы подумать, кое-как встала, нащупала халат, дошла по темноте до двери, сбивая по пути все, что попадалось. Мысль сузить зрачки, переключившись на ночное кошачье зрение, даже не пришла в голову: наверное, последняя была слишком занята тщетной попыткой проверить, все ли свои части я подняла с кровати.

Впрочем, стоять мне понравилось больше, чем лежать: вестибулярный аппарат, со вздохом придя к выводу, что без него мне сейчас никак не обойтись, перестал нагло отлынивать от своих прямых обязанностей, и ощущение бесконечного сплава на плоту по горной реке исчезло, притупившись и отступив на второй план.

Дверь я, в отличие от Кирна, открыла бесшумно.

В комнате горела свеча, растаяв белым воском почти наполовину. Кирн, вопреки ожиданиям, не спал, а лежал одетым на кровати. Рядом покоился давешний арбалет – пока, к счастью, без заряда. Видимо, до парня дошло, что этак он и себя застрелить может ненароком.

– Кто здесь? – настороженно спросил он, мигом подскочив и с подозрением уставившись на мою тень.

– Твой глюк, – обреченно ответила я.

– А-а-аа, – понятливо протянул парень. И замолк, боясь помешать Его Превосходительству Глюку.

Я с сомнением покосилась обратно на дверь, вздохнула…

А какая, собственно, разница? Объяснять все равно придется: не сейчас – так утром. И почему бы не разделаться с неприятными делами немедленно, когда хуже уже быть не может, а значит, я имею полное право рассчитывать на лучшее?!!

И, ничтоже сумняшеся, я плюхнулась в кресло. Перед глазами привычно потемнело.

– Ну и чего не спишь?

Кирн, ничуть не удивившись метаморфозе, превратившей его личный глюк в его же личную ингру, помолчал, подбирая слова. И на всякий случай отодвинув подальше арбалет, решился:

– Думаю.

– Похвально, – усмехнулась я. – И о чем же, позволь спросить?

Парень снова замолчал, рассеянно скатывая расплавленный воск в шарик. Неуверенно пожал плечами:

– О жизни.

Я горько усмехнулась:

– Не надо думать о жизни. Надо ЖИТЬ.

– Ну тогда не знаю… Обо всем понемножку. О себе. О тебе. О дяде. О том, что было сегодняшним вечером.

– И что же, по твоему мнению, произошло сегодняшним вечером?

Он поднял на меня непривычно серьезные глаза:

– Меня чуть не убили.

– Не думаю, – нарочито беспечно отозвалась я. – Ты чуть не убился, когда залез на «высотку», – вот это да. Там мне было слишком сложно тебе помогать. А вот покушение они организовали совершенно головотяпски: ты мог пять раз сбежать, даже если бы я не стала с ними драться, а просто отвлекла на время.

– Но я бы не сбежал, ингра, – с нажимом повторил он. – Ты видела, что там было.

– Видела, – равнодушно пожав плечами, подтвердила я. – Но кто знает, что было бы, сложись все чуть-чуть иначе? Организм, даже человеческий, – штука тонкая, умеющая так мобилизоваться в крайней ситуации, что просто диву потом даешься! – Я возвысила голос, не давая себя перебить: – А ты увидел, что я там – значит, ситуация под контролем, вот и предпочел преспокойно полежать в обмороке.

Судя по лицу Кирна, мое объяснение-оправдание ничуть его не убедило, но спорить не стал. Хотя бы из вежливости. Ибо спорить с умирающими – кощунство, а вид у меня наверняка ничуть не лучше, чем у свежего трупа.

Да и зачем я, собственно, пытаюсь его оправдать? Пусть себе думает, что он виноват во всем и вся. Тем паче что это не так уж далеко от истины. На кой йыр мне понадобилось говорить, что это все – просто неудачные обстоятельства?

Не надейтесь: отнюдь не по доброте душевной или из желания помочь ближнему своему. Просто я не переношу мужского нытья. Если начинают плакаться мужчины, то что остается женщинам?

– Зачем им это понадобилось? – глухо стенал между тем Кирн. – Что я им такого сделал?

– Ты сделал все, что от тебя требовалось, вот и все, – фыркнула я. Поморщилась, отцепляя от волос запутавшуюся в прядке сережку. Та благодарно звякнула медными лепестками. – А ненужных свидетелей убирают с дороги. На всякий случай. Вдруг чего-нибудь…

Кидранн поднял на меня недоуменные глаза:

– А что я такого сделал?

– Да ничего такого. Просто выложил им на блюдечке график присутствия и отсутствия Ликарта в доме.

– Они спрашивали о короле! А не о дяде! – встревоженно возразил тот.

– Не сомневаюсь. По-моему, я как-то уже говорила, что задавать вопросы – это искусство.

– Ну и что?

– Ну и то!!! – раздраженно огрызнулась я, не желая продолжать эту тему.

– Ладно, – подумав, согласился Кирн. – А зачем тогда им знать, когда мой дядя дома, а когда – нет?

– Затем, что он министр финансов.

– Они что, думают, что все государственные финансы лежат у него дома?!! – рассмеялся Кирн.

М-да, ночь для него – не самое лучшее время для мыслительной работы…

– Нет, – с выражением крайнего сочувствия на лице к сирым, убогим и на головку тронутым отозвалась я. – Просто им надо его убить, чтобы посадить в кресло министра своего ставленника. А засаду проще всего устроить в доме!

– Почему ты не сказала мне сразу?! – завопил он, даже не подумав ни секунды. Дивная способность за одно мгновение находить, на кого можно спихнуть всю вину!

– А ты спрашивал? – резонно возразила я, глубоким вдохом отгоняя головокружение.

– Ты не имела права утаивать от меня ТАКОЕ! – продолжал гнуть свое Кирн.

– Да ну? – Я скептически вздернула бровь. – В обязанности ингры входит защита Заказанного от любых материальных повреждений. О его родственниках и близких в договоре нет ни слова.

Кирн вдруг резко наклонился вперед:

– А ты всегда делаешь только то, что предписывает договор, – и ни на пядь больше?!

– Смотря с кем я его заключила.

Парень растерялся. Недоуменно нахмурил брови, пожевал губы, но не выдержал:

– В смысле?

Я поудобнее устроилась в кресле, запахнула плотнее халат и не спеша начала:

– А зачем мне было это делать? И что бы я услышала в ответ? Сначала возмущенный вопль: «Как ты смела за мной следить?!» Потом еще более гневное: «Ты не знаешь моих друзей и не смей обвинять их!» А в итоге ты бы мне не поверил, я бы, раздраженная точно перестала делать хоть что-нибудь сверх условий договора – и конец был бы, уверяю, самый что ни на есть печальный.

Кирн, не споря больше, горько усмехнулся:

– А что изменилось сейчас?

– Для начала, полагаю, ты мне все-таки поверишь. Потому что с пеной у рта отстаивать невиновность тех, кто несколько часов назад тебя чуть не отправил в иной, счастливый, мир, будет только полный идиот.

– А если я он и есть?

– Не стану спорить. Тем более кто еще мог ввязаться в банду, разрабатывающую план убийства его собственного родственника!

– Не сыпь мне соль на рану! – горестно провыл он.

– Еще и не начинала, – пожав плечами, отозвалась я.

Мы помолчали. Свеча догорела, пришлось поставить новую. Хотя по мне – так темнота разговору совсем не мешает. Даже наоборот: знание, что собеседник не видит твоего лица, развязывает язык.

– И что теперь делать? – тихо заговорил снова Кирн.

– Да ничего страшного и особенного, – поморщилась я. – Пойти завтра к Ликарту и все объяснить.

– ВСЕ??? – испуганно возопил Кирн.

– А ты хочешь, как маленький, соврать, что это – не ты, а оно само непонятно как разбилось?

На Кидранна стало жалко смотреть. Губы жалобно скривились, глаза смотрели в пол… Ни дать ни взять – нашкодивший сорванец. Да, тяжко, тяжко платить по счетам. Тем более – таким глупым.

– Ладно, – вздохнул он так тяжело, словно я только что огласила смертный приговор.

– Вот и чудно, – кивнула я, потягиваясь. И снова зашипела: по вискам будто огненной плетью хлестнуло.

– Ты чего? – нахмурился он.

– Да так… Голова очень сильно болит.

– Это из-за меня? – полуутвердительно сказал он. Я философски усмехнулась.

Ну из-за тебя. Ну и что? У меня работа такая. За которую ты, точнее – твой дядя, мне платит. И нечего тут сидеть, словно виноватый щенок. Еще извиняться бы начал!

Впрочем, зря надеялась. Кидранна интересовал совсем другой вопрос:

– Слушай, если это так сложно – зачем ты вообще стала ингрой?

Хоро-о-о-о-о-оший вопрос!!!! Тем паче что как раз ингрой-то я и не являюсь… Но разве об этом стоит распространяться?

– Видишь ли, ингра – это не просто профессия, – осторожно начала я. – Это мироощущение, отношение к людям, поведение. Жизнь, одним словом. Жизнь воительницы-одиночки, не считающейся ни с кем и ни с чем, кроме собственного устава и временного договора. Это сложно объяснить…

– Мужика тебе надо, короче, – резко перебил вдруг Кидранн. Как мечом разрубил.

Ну на-а-адо же, какие мы умные!!! И разбегающиеся во все стороны переулки лабиринта Жизни знаем как свои пять пальцев! Ну-ну…

– Первое определение, возникающее в голове при слове «мужик», – вонючий! – насмешливо отозвалась я.

– А почему хотя бы не «крепкий»? – ошарашенно спросил Кидранн. Видимо, в его понимании слово «мужик» было исключительно положительной характеристикой.

– Ну хорошо. Пусть «крепко вонючий».

Кирн развел руками и рассмеялся:

– Ладно, признаю, я не так выразился. Тебе нужен не мужик, а мужчина, – и торопливо добавил: – Приятно пахнущий!

Я скептически усмехнулась:

– А зачем?

Парень замолк. Думаю, над таким вопросом он до сих пор себе тоже голову не ломал. А зря.

– Ну… Чтобы защищал…

– Меня?! – Я искренне расхохоталась. – От чего?..

Кидранн, вспомнив вечерний эпизод, смущенно прикусил губу.

– Тогда хотя бы для того, чтобы скучно не было.

– Мне, в отличие от многих, совершенно не скучно в своем обществе!

Кидранн, словно что-то вспомнив, согласно кивнул собственным мыслям:

– Наверное, ваша дурацкая вера придумала ответы на любые вопросы?

– Не более дурацкая, чем какая-нибудь другая, – пожала плечами я. И замолчала.

Дурак.

Мужчина нужен не для того, чтобы защищать, хотя иногда до безумия хочется, чтобы мечом за тебя помахал кто-нибудь другой, а ты с дурацким хихиканьем стояла у него за спиной. И не для того чтобы было хоть какое-нибудь общество: для этого есть друзья.

Он нужен для того, чтобы знать, что ты имеешь право быть слабой. Что тебя понимают и прощают. Что ты НЕ ОДНА.

Вот только, чтобы понять ведьму, нужно, как она, мотаться неприкаянной кошкой по Веткам, нигде не оставаясь надолго. Летать над тропинками жизни черным вороном, блаженно раскинув крылья и насмешливо каркая при виде пугал. Пряча горькую усмешку под крылом.

А таких не бывает. Мужчины – существа статичные. Вечный путь – это не для них.

Он для кошек, воронов и ведьм.

На черном шелке небес серебряным бисером рассеялись крупинки звезд, золотыми нитями легли холодные лучи вечной скиталицы.

Совсем такой, как я.

Приходящей вороными ночами, сеющей в сердцах сомнения, страхи, тоску, и уходящей.

Ее никто не гонит. Ее никто не ждет. Никто не любит. Не ненавидит.

Ее не замечают. Или с досадой отмахиваются, как от чего-то ненужного. С остервенением грозят кулаком. Или молятся, словно на святую.

А она… Идет. Смотрит, пожимает плечами, удивленно вскидывает брови, скучает. Презрительно усмехается, глядя на таких одинаковых кого-то там, внизу. Верит, ждет, тоскует, сама не зная во что, кого, по кому. И безмолвно рыдает, спрятавшись за вуаль облаков.

А иногда тихонько, пугливым шепотом переговаривается с оборотнями и ведьмами. Настоящими.

Я молча жаловалась луне, едва слышно всхлипывала, стенала, одними губами завороженно молилась. Чему? Зачем? Не знаю.

Так приходят реазы. Завораживающим волчьим воем, чуть слышным щенячьим поскуливанием, говором ночной травы, тихим лунным плачем. Накрывают соленой волной безумия и отступают, оставляя на белесом песке колкие строки…

 
Где ты? Кто ты? И откуда?
Из далеких тех миров,
Где все люди верят в чудо,
И любви не нужно слов.
 

 
И зачем тебя узнала?
И зачем тебя звала?
Я всю жизнь с огнем играла,
Ветер на руки брала.
 

 
А теперь – где то, что было?
Где та легкость, смех и плач?
Словно все вокруг застыло,
Лишь в окне луна-палач.
 

 
Всего пять шагов разлуки
Пережить я не могу:
Как осока режет руки,
Как след крови на снегу…
 

 
Чернобыльником качаясь,
Мы стояли на ветру,
Серебра волос касаясь,
Ты сказал мне: «Я приду».
 

 
Где ты? Кто ты? И откуда?
Знаю, это сон и ложь,
Но… тебя я жду, как чуда:
Вдруг… ты все-таки придешь?..
 

Заснула я, только когда небо начало светлеть. Опустилась в пучину забытья, уронив лоб на руки…

Я обожаю просыпаться по утрам.

От неловкого движения мужских пальцев, осторожно перебирающих черные завитки на доверчиво уткнувшейся в грудь голове…

От теплого мурчания пушистой кошки, пробравшейся погреться под бок, – наконец-то нагулялась, рыжая, к рассвету-то…

От ласкового фырчания вемили, обшарившей карманы спящей на сеновале хозяйки и с разочарованием обнаружившей там только пару пакетиков яда. Яд она бы переварила, не задумавшись, но он на вкус противный…

От задумчивого пения малиновки, безбоязненно усевшейся прямо на грудь спящей ведьме. Именно ведьме – к чародейке бы она на перестрел[13]13
  Перестрел – расстояние, которое пролетает выпущенная из лука стрела. Обычно тридцать – тридцать пять саженей. У эльфов как мера длины не используется, т. к. найти выпущенную стрелу и измерить расстояние до нее не представляется возможным.


[Закрыть] не приблизилась. А-а-ааа! Вот только гадить на меня не надо-о-о-о!..

И даже (признаюсь, пока не слышит!) от Таиного «грозного»: «Все дрыхнешь, Бесхрамная?!» – и последующей драки за подло отбираемое одеяло.

Лениво потянуться в первых рассветных лучах, зябко упаковаться по самый нос в измявшийся за ночь плащ, подставить бодрящему утреннему ветерку растрепавшуюся гриву волос…

Но неуверенно сопящий над ухом Заказанный, притащивший в качестве компенсации за нарушенный покой тазик с холодной водой не первой чистоты – не лучшая альтернатива всему вышеперечисленному!

Я недовольно перекатилась на другой бок, запахнувшись поплотнее в одеяло. Может, он постоит-постоит – и уйдет, а?..

Кворра с два!

Подождав еще минут пять и осознав, что его молчаливое присутствие в комнате совсем не мешает мне продолжать спать, Кирн решил перейти к более решительным действиям: осторожно потряс меня за плечо и тихонько позвал: