Текст книги "Адриан Моул и оружие массового поражения"

Нашел маленькую фирму, которая меня завтра перевезет. Называется «Две девчонки и фургон».

Вторую половину дня провисел на телефоне, наслушался Вивальди и разных автоответчиков, но так ничего и не понял и расстроился. Похоже, газ на Крысиную верфь подается компанией «Водоснабжение Северн-Трент», электричество – газовым управлением, а вода – французской компанией, название которой я не в силах произнести. За телефон отвечает кабельная компания «НТЛ». Завтра в 2 часа пополудни они подключают меня к 200 телевизионным каналам.

Девчонки из компании «Две девчонки и фургон» – никакие не девчонки. Это мускулистые особы средних лет, звать их Шиан и Хелен. Они пришли выяснить, сколько раз их фургону придется курсировать между Эшби-де-ла-Зух и Лестером.

Правильный ответ – один раз.

«Девчонки» вручили мне картонные коробки, и, пока я упаковывал книги наверху, они с матерью пили чай внизу.

Вскоре ко мне поднялся отец. Из кухни доносился женский смех. Я спросил отца, о чем они там беседуют.

– Да обычный бабий треп, – ответил он. – Цены на капусту, погибла принцесса Диана или ее убили, найдет ли Ханс Бликс оружие массового поражения, кошки, как изменить треклятую жизнь, «Секс в большом городе» и почему больше не нужны мужчины. – Он понизил голос: – Хелен пытается забеременеть. Шиан пытается устроить ей это с помощью пузырька со спермой, которой поделился их друг гомик. – Он грустно покачал головой. – Где мы ошиблись, Адриан? Мы позволяем им ходить на работу, позволяем принимать сан священника, они водят машины, они даже капитанствуют во флоте, мы покупаем им приборы, которые облегчают домашний труд, но они по-прежнему нас ненавидят. Да они скорее займутся сексом с миксером, чем с мужчиной!

Отец пнул одну из моих коробок.

– Не много же ты добра накопил за тридцать четыре года, а?

Когда он ушел, я лег на свою старую кровать и плакал полторы минуты.

Пятница, 15 ноября

Сегодня утром Шиан и Хелен перевезли мой скарб на Крысиную верфь. У меня теперь престижный адрес: Апартаменты № 4, Старый аккумуляторный завод, Крысиная верфь, Гранд-Юнион-канал, Лестер. Обиталище полностью в моем вкусе – очень просторное, грубые доски на полу, голые стены. Словом, жилье настоящего мужчины.

Пока «девчонки» таскали тяжеленные коробки с книгами, я открыл раздвижную дверь, вышел на балкон и покрепче ухватился за стальное ограждение. Внизу плескался канал. К балкону немедленно подплыла банда лебедей и принялась агрессивно шипеть. Самый крупный лебедь, отчего-то напомнивший мне сэра Джона Гилгуда, великого театрального актера, был особенно злобен. Мимо красильни на противоположном берегу, пошатываясь, брел старомодного вида бродяга в брюках, подвязанных бечевкой, и потягивал из банки пиво «Кестрел».

С моего наблюдательного пункта я отчетливо различал на дне канала супермаркетные тележки, коробки из-под молока и сотни банок из-под пива «Кестрел». Вода странно фосфоресцировала и мерзостно пахла. Этого амбре определенно не было, когда я осматривал квартиру в октябре. Я бы с удовольствием постоял на балконе подольше, но признаюсь, дорогой дневник, недобрый взгляд лебединого сэра Гилгуда загнал меня внутрь.

Я поинтересовался у Шиан, что она думает о моем лофте.

Она пожала плечами:

– Будет неплохо, когда покрасите стены и обзаведетесь разными уютными штучками.

Я заявил, что мещанский уют меня не интересует и вообще мне по душе аскетизм, я собираюсь жить, как Махатма Ганди.

Хелен указала на коробку с одеждой:

– Выходит, там набедренные повязки, да?

Напомнил ей, что в набедренной повязке резвился Тарзан, тогда как Махатма Ганди носил дхоти, а это совсем другое дело.

Уходя, Хелен сказала, что, пока они носили коробки со стоянки, за ними следили «чокнутые лебеди». Она посоветовала мне быть осторожным, добавив:

– Знаете, лебедь запросто может сломать человеку руку.

Заплатил им 80 фунтов, хотя денег у меня в обрез. Я был рад, когда они ушли. Мне хотелось поскорее обойти мое новое просторное жилище и насладиться звуком шагов по деревянным половицам.

В ожидании звонка из компании «НТЛ» распаковал книги и разложил их на полу в алфавитном порядке. Лебеди на канале свирепо галдели. Время от времени мимо окна пролетал сэр Гилгуд. Я и забыл, что лебеди умеют летать. У меня возникло жутковатое чувство, что эти птицы шпионят за мной и насмехаются из-за того, что мой скарб столь скуден.

В 4 часа позвонил в «НТЛ» и спросил, почему не пришел техник, вопреки договоренности. Девушка на телефоне пообещала перезвонить мне на мобильный, когда свяжется с «эксплуатационниками».

Позвонила Маргаритка узнать, как я провел первый день в новой квартире. Рассказал ей про лебедей.

– Будь осторожен, Адриан, – предупредила она. – Знаешь, лебедь способен сломать человеку руку.

Я, возможно несколько раздраженно, сообщил, что мне сей факт известен с четырех лет.

Маргаритка поблагодарила за письмо и добавила с коротким смешком:

– Оно немного двусмысленное. С одной стороны, ты будто даешь мне от ворот поворот, а с другой стороны… то же самое. – Она опять хихикнула. – Ты ведь не даешь мне от ворот поворот, нет, Адриан?

Почему я не сказал ей правду, дорогой дневник? Почему не сказал, что после общения с ней мир кажется еще мрачнее, чем прежде, словно радость и надежда покинули его навсегда? Маргаритка зайдет завтра после работы.

В 5.30 вечера зазвонил телефон и девушка из «НТЛ» сообщила, что техник пытался ко мне попасть, но на автостоянке его атаковали лебеди. Диспетчерша добавила:

– А вы знаете, что лебедь может сломать человеку руку?

Мы договорились, что завтра утром, в 10 часов, я встречу техника «НТЛ» на автостоянке и сопровожу до моей квартиры.

Ввиду отсутствия кровати я соорудил лежбище из книг и расположился на нем, закутавшись в спальный мешок. Ночь выдалась беспокойной: «Франкенштейн» впивался мне в бок, не давая заснуть.

Суббота, 16 ноября

Я по-прежнему без «НТЛ». Техник отказался выходить из фургона, потому что сэр Гилгуд с сотоварищи разгуливали вокруг автостоянки с видом полноправных хозяев. На прощанье техник сказал:

– А знаете, лебедь может сломать человеку руку.

Встретился на лестнице с владельцем квартиры № 2. Он профессор в университете Де Монфор, читает курс лекций по уходу за лужайками для гольфа. Зовут его Фрэнк Луг. Пожаловался, что от лебедей спасу нет, он даже подумывает продать квартиру и переехать в более сухопутное место.

Посетил универмаг «Дебнемс», где признался приветливой продавщице в мебельном отделе, что у меня нет денег. Она сказала то же, что и моя мать: магазинная карточка решит мои проблемы, а если я активирую карточку прямо сегодня, то получу 10-процентную скидку на все покупки. Четверть часа спустя, наврав про зарплату и показав паспорт вместе с карточкой «ВИЗА», я получил кредит на 10 000 фунтов.

Надо было взять с собой кого-нибудь здравомыслящего. Ну зачем мне белый купальный халат? А белый диванчик с неснимаемыми чехлами – это вправду разумный выбор? И так уж ли мне нужен домашний развлекательный центр с киноэкраном и объемным звуком «долби диджитал»?

Я никогда прежде не спал на футоне, но проверять в магазине постеснялся. И все равно его купил. А еще книжные полки и алюминиевый столик с такими же стульями для балкона, тостер «Дуалит» и кофеварку (последние два предмета совершенно необходимы для жизни в лофте).

После чего я позвонил Шиан и Хелен и попросил, если они свободны, доставить покупки. Договорились, что приедут к четырем.

Пока их ждал, купил черный обеденный сервиз с шестиугольными тарелками, полку для вина и бутылку оливкового масла высочайшего качества – в «Дебнемс» это масло доставляют прямиком из оливковой рощи, которая принадлежит близкому другу Гора Видала.

Когда Шиан и Хелен наконец приехали, я сидел среди покупок, будто новоявленный Говард Хьюз, жертва приобретательства.

– А я-то думала, у вас проблемы с наличкой, – брякнула Шиан.

Я рассказал ей о магазинной карточке, и Хелен спросила, какой процент я буду выплачивать. Когда я сказал, что 29 процентов, она предложила:

– Бросьте все это здесь, аннулируйте карточку, прыгайте в фургон и сваливаем.

Но, дорогой дневник, я не мог так поступить. Какой смысл жить в лофте, если ты не можешь ходить по деревянному полу в белом купальном халате, сидеть на белом диване в ожидании, пока сварится кофе в кофеварке, а потом отнести кофейник на стильный столик на балконе и вкусить круассан с шестиугольной черной тарелки?

Маргаритка умудрилась разнести лебединое дерьмо по всему сверкающему лаком полу. Она вызвалась вымыть пол и спросила, где я держу швабру и ведро. Когда же я сердито сообщил ей, что пока не обзавелся столь прозаическими предметами, она заявила:

– Знаешь, Адриан, жизнь – это не только белые диваны и оливковое масло высшего сорта.

В качестве подарка на новоселье Маргаритка принесла пучок подвесных перьев, которые она называет «ловцы снов». Очевидно, их предназначение – улавливать мои сны и превращать их в быль. Я не стал говорить Маргаритке, что мне снится один и тот же сон: Пандора Брейтуэйт падает на колени и умоляет меня заняться с ней любовью.

Мы сидели на балконе и пили кофе. На Маргаритке был свитер, почти точно такой же, какой весь прошлый месяц носил ее отец, только попестрее. Вскоре она поежилась и сказала:

– Я очень легко простужаюсь. Давай вернемся внутрь.

Немного погодя она спросила, можно ли ей воспользоваться туалетом, и я, как честный человек, предупредил, что ее силуэт будет проступать через стеклянные блоки. Маргаритка вздохнула и сказала, что потерпит до дома. Я понадеялся, что терпеть ей недолго.

Наблюдая, как я распаковываю домашний развлекательный центр, она пришла в ужас от количества упаковочного материала. Когда Маргаритка завела пластинку о вреде пенопласта, я ни с того ни с сего бросился доказывать обратное. Мол, пенопласт – красивый, практичный и легкий материал. Вскоре мы уже ожесточенно спорили о земных ресурсах. В этом споре каким-то образом всплыло мое письмо от 12 ноября, которое Маргаритка процитировала слово в слово.

Свой монолог она завершила словами:

– Рано или поздно все мои парни присылали мне подобное письмо.

Она взяла кусок пенопласта и принялась крошить его. Как назло, сквознячок погнал крошки по полу. Тут бы и заявить ей, что я больше не желаю ее видеть. В конце концов, я начинаю совсем новую жизнь! Но мужество покинуло меня, и я словно со стороны услышал, как принимаю приглашение на воскресное чаепитие с ее родителями у них дома.

Звонила Рози, умоляла выслать ей минимум 200 фунтов. Наркодилер, поставлявший наркотики Саймону, грозит перебить ему ноги. Был с нею откровенен: у меня долгов на тысячи фунтов.

Потом спросил, как продвигается ее диссертация.

– Задолбал! – огрызнулась Рози.

Значит, никак.

Посоветовал ей вычеркнуть Саймона из жизни.

Она вздохнула:

– Не могу, я ему нужна. Никто другой не станет с ним возиться. Прошлую ночь он провел в полицейском участке, потому что украл из университетского бара коробку для сбора пожертвований в пользу Общества защиты детей.

Воскресенье, 17 ноября

Еще одна беспокойная ночь – теперь на новом футоне. Не привык я спать так низко. Проснулся в 5 утра и целый час переживал из-за чаепития у Крокусов. Затем прочел полглавы автобиографии Джона Мейджора. Безотказное снотворное.

В следующий раз меня разбудил голос отца:

– Кыш, отродье, кыш!

Отца визгливо увещевала мама:

– Джордж, Джордж, не зли их! Лебедь может сломать человеку руку.

Надев белый халат, я вышел на балкон и глянул вниз. Лебеди окружили родителей, медленно продвигавшихся по дорожке вдоль канала. Отец отбивался от лебедей свернутыми в трубочку «Новостями мира», словно это была рапира, а он граф Монте-Кристо. Когда я вышел на балкон, лебеди отступили и перегруппировались. Сэр Гилгуд уставился на меня. Клянусь всеми святыми, эта тварь усмехалась! И за что он на меня взъелся?

Подошвы родительской обуви были уляпаны лебединым дерьмом, поэтому я потребовал, чтобы они разулись у двери.

Они молча обошли квартиру, а затем отец вопросил:

– 190 000 фунтов вот за это?! За одну большую комнату со стеклянным сортиром?!

– Постелешь ковры – и все будет нормально, – утешила меня мама.

Они закурили, но я сказал им, что в квартире курить запрещено, и вывел их на балкон. Сильный ветер ерошил лебединые перья.

Мама вручила мне открытку с лунным пейзажем. И что мне с ней делать, недоумевал я, пока не перевернул открытку. Она оказалась от Гленна – с Тенерифе.

Дорогой папа

Мы с парнями класно приводим время. Тут жуткая жара и я стал весь коричневый. Позвонила мама. Сказала ты подрался в магазине с Райаном. Надеюсь ты хорошо ему врезал папа. Не растраивайся что я не поехал с тобой отдыхать. Скоро я отправляюсь на Кипр вместе с армией. Ха-ха-ха.

С наилутшими пожиланиями

твой сын Гленн

Я приготовил кофе, вынес его на балкон.

– Полин, видишь вон тот горбатый мостик? – говорил отец. – Под этим мостом я потерял девственность с Джин Арбатнот. Мне было семнадцать, и чувствовал я себя в тот вечер так, словно выиграл в футбольный тотализатор.

– Ты использовал презерватив? – спросила мать.

– Презерватив? – удивился он. – В пятидесятые никто об этом не думал.

– Странно, что она не забеременела, – сухо обронила мама.

– Мы занимались этим стоя, Полин, – объяснил отец, будто малому ребенку. – Нельзя забеременеть, если ты занимаешься этим стоя, с первого раза нельзя.

Закончив курить, они огляделись в поисках пепельницы и, не найдя таковой, щелчком швырнули окурки в канал.

Мама помогла мне собрать и подключить развлекательный центр, а отец читал «Новости мира», то и дело возмущаясь половой распущенностью современной молодежи.

Когда он собрался в туалет, я, как обычно, предупредил о прозрачных стенках.

Но папа отмахнулся:

– У меня нет ничего такого, чего твоя мать и ты раньше не видели.

Я все же отвернулся, но не мог не слышать оглушительного звука струи. Мой отец мочится, испражняется, кашляет, чихает и рыгает громче любого другого человека на свете. Как мама это терпит, ума не приложу.

Когда развлекательный центр подключили, а колонки расставили, я достал диск с «Призраком оперы». По случайности громкость была выведена на максимум, и вступительный вопль Сары Брайтман едва не сбил нас с ног. Я поспешил уменьшить звук, но пол все равно вибрировал, а стеклянные блоки туалета позванивали. Профессор Луг, живущий этажом ниже, забарабанил мне в пол. В квартире сверху барабанили в потолок. На меня дохнуло присутствием соседей, и я почувствовал себя крайне неуютно.

Мама сообщила, что вчера им позвонила Рози.

– Ну и как она? – спросил я.

– Чудесно! – Мамино лицо расплылось в широчайшей улыбке. – Она почти закончила диссертацию и встречается с замечательным парнем по имени Саймон. Ей нужно двести фунтов, чтобы купить новый принтер, распечатать диссертацию.

Как мало родители о нас знают! Интересно, мои дети тоже мне лгут?

Незадолго до ухода отец рассказал, что поставил на то, что Ханс Бликс, главный инспектор вооружений ООН, не найдет в Ираке оружия массового поражения.

Мама насмешливо заметила:

– У дураков денежки не задерживаются. Тони Блэр наверняка знает что-то такое, чего не знаем мы. У него в руках секретные документы, Джордж. Он читает доклады спецслужб. Контактирует с МИ-5, МИ-6, ЦРУ, ФБР, Моссад и Рупертом Мёрдоком.

Отец рассмеялся:

– Помнишь, как мы лгали Адриану насчет зубной феи, Полин? Лишь в одиннадцать лет он выяснил, что это я кладу ему фунт под подушку, а не чертова фея.

– Ну и что с того? – холодно осведомилась Полин.

– А то, – заорал отец, – что люди, которым мы доверяем, нам лгут! Взять хотя бы Джеффри Арчера.[17]17
  Британский политик и известный писатель, автор политических триллеров, был осужден на два года тюрьмы за лжесвидетельствование.


[Закрыть]

Прежде отец был большим поклонником Арчера и счел себя преданым, когда выяснилось, что тот солгал на своем первом процессе.

Только я притормозил у дома Крокусов, как навстречу мне выскочила Маргаритка.

Она нервно зашептала:

– Не говори, что ты живешь на чердаке. Что твои родители курят. Что у тебя сын в армии. И что ты когда-то готовил потроха в Сохо. И пожалуйста, пожалуйста, ничего не говори про Мексику.

Я удивленно ответил, что никогда не бывал в Мексике, не знаю ни одного мексиканца и не говорю по-мексикански, поэтому крайне маловероятно, чтобы я «затронул вопрос о Мексике». А еще я сказал, что, похоже, мне не удастся вымолвить ни слова – столько запретных тем.

– Говори о книгах и о том, какая я восхитительная, – посоветовала Маргаритка.

С тяжелым сердцем и Маргариткой, висящей у меня на руке, я переступил порог.

По дороге на заправке «Бритиш Петролеум» я купил для Нетты букет. Принимая его, она сказала:

– Как мило, букет из садовых цветов. Наверняка я смогу оживить их, если немедленно поставлю в воду. Прошу меня извинить.

И она унеслась с букетом, словно торопилась в реанимацию, чтобы подключить цветочки к аппарату искусственного кровообращения и вентиляции легких.

Майкл Крокус сидел у себя в кабинете, притворяясь, будто целиком поглощен изучением фолианта в кожаном переплете и не слышит, как Маргаритка стучит в приоткрытую дверь. Я вошел следом за Маргариткой. Свитер с деревьями выглядел изношенным. Мистер Крокус сдвинул очки на лоб и встал.

– Вы застигли меня в моем логове, молодой человек, – сказал он. – Я как раз смотрел значения слова «моул». Получается, Адриан, что «моул» – это подземное животное, передние лапы которого покрыты волосами; пятнышко на коже; мясистый нарост в матке; бухта, защищенная волнорезом, а также «крот» – шпион, внедрившийся в некую организацию и заслуживший полное доверие. Что из этого относится к тебе?

В окно кабинета я увидел, как Нетта швырнула половину только что купленных цветов на огромную компостную кучу.

Спасла положение Маргаритка.

– Думаю, Адриан – скорее шпион, – хихикнула она. – У него столько секретов.

– Напротив, Маргаритка, моя жизнь – открытая книга, – возразил я.

– Так-так, книги, – прогудел Крокус. – Маргаритка говорит, что ты работаешь на этого старого греховодника Хью Карлтон-Хейеса.

Я вспомнил доброе лицо мистера Карлтон-Хейеса, его кардиганы, пушистый венчик седых волос и счел своим долгом встать на его защиту.

– Мистер Карлтон-Хейес – самый порядочный из известных мне людей, – заявил я.

Крокус осклабился:

– Ладно, погожу разрушать твои иллюзии, Адриан.

Внезапно в комнату ворвалась угрюмая девица с необычайно длинными волосами и в футболке с надписью «Сука».

– Велено звать к чаю, – процедила она.

Это была Гортензия, средняя сестра Маргаритки. Она вернулась на время в отчий дом, дабы прийти в себя после неудачного романа с коллегой, учителем математики.

Меня провели в гостиную, усадили и представили кошкам – Шафранке и Лютику.

Волос длиннее, чем у Гортензии, я в жизни не видал. Должно быть, она отращивала их лет с двенадцати. Она беспрестанно теребила свои волосы, рассыпала по плечам, откидывала назад, садилась на них, заматывала в узел и тут же роняла тяжелой волной. Я понимал, что от меня ждут комплиментов этим нелепо длинным волосам, – похоже, Гортензия считала длинноволосость квинтэссенцией своей индивидуальности. Но я не смог заставить себя выдавить хоть слово.

Маргаритка выразительно поглядела на меня:

– Гортензии требуется четыре с половиной часа, чтобы высушить волосы.

В ответ я лишь слегка кивнул.

Выбор чая оказался богатый: яблоки с ежевикой, крапива, мята перечная, базилик и чай из бурачника.

– Мы сами выращиваем и сушим травы. В них нет ни добавок, ни консервантов. Все экологически чистое, – угощала Нетта.

Мне вручили тарелку с непропеченными коричневыми кусками не пойми чего. Оказалось, это лепешки, которые Нетта испекла из муки, смолотой меж каменными жерновами. Муку эту ей доставляют с ветряной мельницы в Соммерсете.

– Мы стараемся питаться как в Средние века, – пояснил Майкл Крокус, – тогда с продуктами еще не химичили.

Я был очень голоден и отдал бы все за «Ледяную фантазию» от «Мистера Киплинга».[18]18
  Известная компания, производящая всевозможную выпечку, один из лидеров кондитерской отрасли Британии.


[Закрыть] Однако лепешку взял и надкусил. Вкус был такой, словно ее испекли в 1307 году от Рождества Христова – на костерке из хвороста и сухих коровьих лепешек.

Разговор перекинулся на отсутствующую Георгину, старшую сестру Маргаритки. Неделю назад она прислала письмо, в котором проклинала родителей за свое несчастное детство.

– Бедняжка Георгина, – покачал головой Майкл Крокус, – она всегда была странным ребенком.

Нетта, Маргаритка и Гортензия принялись на все лады склонять Георгину, лондонскую пиарщицу.

И чем больше они ее склоняли, тем сильнее она мне нравилась. Выходило, что Георгина губит свое здоровье, бегая по театральным премьерам и книжным презентациям в одежде, едва прикрывающей тело, и на пятидюймовых каблуках.

Майкл Крокус опять покачал головой.

– Тикая пустая жизнь, – вздохнул он. И приступил к допросу: – Мы так мало о тебе знаем, Адриан. Расскажи о своей семье.

Я рассказал, что Сагдены, мамины предки, выращивали картофель в Норфолке.

– Да-да, в тебе есть что-то посконное, – вставил Крокус.

– А предки моего отца были фабричными чернорабочими в Лестере, – добавил я.

– Здесь нечего стыдиться! – подбодрил меня Крокус.

Я ответил, что и не думал стыдиться.

– Мы можем проследить наших предков до времен Великой хартии вольностей, – похвастался Крокус. – А насколько глубоко уходит история вашего рода?

Не знаю, что меня дернуло, дорогой дневник, но как только эти слова сорвались с моего языка, я тут же о них пожалел, особенно когда увидел расстроенное лицо Маргаритки. Меня оправдывает только то, что я был страшно раздражен и очень хотел выбить Майкла Крокуса из седла.

– Сагдены были йоменами,[19]19
  Английские крестьяне, наиболее зажиточные из них были упомянуты в Книге судного дня – своде всех имений и замков, который распорядился составить Вильгельм Завоеватель.


[Закрыть] они упоминаются в Книге судного дня, – проговорил я, – Моулы же, по преданию, происходят от мексиканских беженцев, спасавшихся от религиозных преследований, в Англию они прибыли обратным рейсом на «Мей-флауэре».

Крокус дернул себя за бороду и пробормотал:

– Мексиканцы! – После чего резко встал и вышел из комнаты, обронив: – Самое время дрова колоть.

Маргаритка молча проводила меня до машины.

Перед тем как я тронулся с места, она сказала:

– Это жестоко с твоей стороны. «Мейфлауэр» не совершал обратного рейса.

Просунув тонкие пальчики под стекла очков, она вытерла глаза.

Я извинился и опять услышал словно со стороны, как назначаю Маргаритке свидание.

Я катил по холмам Лестершира, размышляя о мистере Карлтон-Хейесе. Мне ничего не ведомо о его личной жизни. Изредка он упоминает Лесли, самого близкого ему человека. Но я понятия не имею, Лесли – это мужчина или женщина.

На парковку у Крысиной верфи я въехал в темноте, но белый силуэт сэра Гилгуда отчетливо виднелся в сумраке. Лебедь следил из камышовых зарослей, как я выскакиваю из машины и со всех ног несусь ко входу в старый аккумуляторный завод. По-моему, эта птица питает нездоровый интерес к моим перемещениям.

Понедельник, 18 ноября

Шел на работу по дорожке вдоль канала. Лебеди куда-то попрятались, зато повсюду мельтешили крысы. Я даже вообразил себя Дудочником из Гаммельна.

Вторник, 19 ноября

Мы наводили порядок в секции «Путешествия», и между делом я спросил мистера Карлтон-Хейеса, есть ли у него дети. Сын Мариус, ответил он, находится в закрытой психиатрической больнице, а дочь Клодия работает в Эфиопии, распределяет продукты питания от имени ЮНИСЕФ.

– Мы с Лесли очень ими гордимся, – сказал он и тихо добавил: – Обоими.

И опять я не понял: Лесли – это мать его детей или родственная душа мужского пола.

Вечером с неожиданным визитом явился Парвез. Открыв дверь, я обнаружил его на пороге – запыхавшегося и потного. От автостоянки он бежал во всю прыть, преследуемый «жутко огромным белым существом».

Наверное, это был лебедь сэр Гилгуд, предположил я.

– Лицо не юридическое, – пробормотал Парвез.

Оглядев квартиру, он похвалил мебель, а потом задал типично бухгалтерский по своей бестактности вопрос. Пришлось расколоться, что у меня есть магазинная карточка.

Парвез театрально хлопнул себя по лбу:

– Где она?

Я достал карточку из бумажника. Парвез порылся в кармане, извлек швейцарский армейский нож, раскрыл миниатюрные ножницы и разрезал карточку пополам со словами:

– Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо.

Я умолчал, что на карточке оставалось всего 89 фунтов, а мой долг универмагу «Дебнемс» составляет 9911 фунтов.

Парвез поинтересовался, собираюсь ли я на вечер выпускников школы имени Нейла Армстронга в ближайшую субботу.

Я ответил, что меня туда на аркане не затащат и что мысль о встрече с такими идиотами, как Умник Хендерсон, наполняет меня ужасом.

У меня теперь каждый пенни на счету, поэтому я написал в «Закат Лимитед» с требованием немедленно выслать чек на сумму 57,10 фунта, пригрозив судебным разбирательством. Британия, отметил я в письме, вот-вот вторгнется в Ирак на том основании, что Саддам Хусейн располагает оружием массового поражения. Какие еще доказательства и справки им нужны?

Среда, 20 ноября

Полнолуние.

После работы повел Маргаритку в ресторан «У Вонга». На ней было что-то типа гигантского детского комбинезона из розовой ворсистой шерсти.

Уэйн Вонг спросил, пойду ли я на вечер выпускников школы имени Нейла Армстронга.

Ответил, что у меня другие планы. Маргаритка улыбнулась и стиснула мне руку.

– Из Лондона приедет Пандора, – продолжал Уэйн. – Вручит медаль за многолетнюю службу нашей мисс Фоссингтон-Гор, она в этом году уходит на пенсию. И Барри Кент тоже прикатит. Он подарил школе микроавтобус.

Маргаритка оживилась:

– Не тот ли это Барри Кент, знаменитый писатель и поэт?

– В школе Адриан корешился с Барри, – сказал Уэйн.

– Всего одну неделю, – уточнил я.

– Мне так нравятся его книги, – выдохнула Маргаритка. – А его стихи я знаю наизусть! Как ты думаешь, он подпишет мне свои книжки, если ты его попросишь?

Я пробормотал, что, может, и подпишет, если мы с ним встретимся.

– Но мы ведь пойдем на этот вечер, да? – не унималась Маргаритка.

Это «мы» мне очень не понравилось. Не желаю предъявлять Маргаритку моим друзьям, особенно Пандоре.

Сказал, что в субботу вечером собираюсь поработать над своей книгой «Слава и безумие». Разумеется, я солгал. Ничто на свете не способно удержать меня от встречи с Пандорой, даже если придется общаться с ней в компании дряхлеющих одноклассников.

Отвез Маргаритку домой. Она сидела, отвернувшись к окну, хотя смотреть там было не на что. То и дело всхлипывала и сморкалась. Наконец я не выдержал и спросил, не плачет ли она.

– Я не знакома ни с кем из твоих друзей, – всхлипнула она. – Ты меня стыдишься?

– Ты же знакома с Уэйном Вонгом, – возразил я.

– Только потому, что тебе нравится китайская кухня и он дает тебе десять процентов скидки. А когда ты познакомишь меня с твоими родителями? – наседала Маргаритка.

– Тебе вредно с ними знакомиться, дорогая. Они оголтелые курильщики.

– Я прихвачу с собой ингалятор.

Я был настороже и на вопрос, когда и где мы встретимся в следующий раз, ответил весьма туманно.

Четверг, 21 ноября

Сегодня утром проснулся от страшного грохота – разбирали и грузили в машину строительные леса. Соседнее здание вот-вот оживет. По дороге на работу я прошел мимо и обнаружил вывеску над одной из дверей – «Касабланка». С виду похоже на ресторан.

Спросил одного из строителей, на какой день намечено открытие.

– С того дня уж два месяца утекло, – ответил он.

Все-таки цинизм британского рабочего класса меня крайне удручает.

Пятница, 22 ноября

Отправил Умнику Хендерсону который организует вечер выпускников, СМСку о том, что в субботу вечером я приду и готов выложить 10 фунтов на закуски и подарок мисс Фоссингтон-Гор.

Позвонил Гленн. Его отправляют на секретный объект, где ему предстоит пройти спецподготовку для боевых действий в условиях пустыни.

Я спросил, в Англии ли он. Гленн ответил:

– Да. Но больше я ничего сказать не могу Еще он сообщил, что Райан по-прежнему грозится взгреть меня.

– Спасибо, что предупредил, Гленн, – саркастически отозвался я.

– Да не за что благодарить, пап. Просто подумал, что тебе надо об этом знать. – После чего Гленн попрощался: – Спокойной ночи и благослови тебя Господь.

Из любопытства я набрал 1471, автоответчик сообщил мне номер, с которого звонил Гленн, и я тут же его набрал. Трубку сняли после нескольких гудков: «Казармы «Тыловик»«. Вот тебе и секретность!

День в магазине выдался напряженный. Некоторые уже начали закупать подарки к Рождеству. Я продал «Рождественскую песнь»[20]20
  Рассказ Ч. Диккенса.


[Закрыть] за 25 фунтов, а мистер Карлтон-Хейес купил экземпляр «Сенсации» за 30 фунтов у старика, который распродает свою коллекцию изданий Ивлина Во, чтобы оплатить счет за газ.

Спросил мистера Карлтон-Хейеса, откуда у Майкла Крокуса такое отвращение к Мексике. Тот тихо рассмеялся и рассказал, что Кончита, первая жена Крокуса, была мексиканкой, она не смогла прижиться в Лестершире и сбежала обратно на родину с соседом-колбасником.

Суббота, 23 ноября

Не знаю, что надеть на встречу выпускников. Обратился за советом к Найджелу.

– Надень то, в чем чувствуешь себя удобно, Моули, – изрек он.

Ответ меня не удовлетворил. А если мне неудобно в любой одежде? И дело тут не в размере или ткани. Дело в стиле. Кто я? И что хочу о себе заявить?

Тогда я спросил Найджела, что наденет он сам.

– «Пола Смита», – ответил он.

Похоже, у Найджела серьезные планы на вечер. Нужно срочно найти дизайнера, одежда которого соответствовала бы складу моей личности.

После долгих колебаний надел темно-синий костюм из магазина «Некст», белую рубашку и красный шелковый галстук. Челку я подровнял маникюрными ножничками и щедро оросил себя жидкостью после бритья «Босс».

По дороге заехал за Найджелом. С тоской наблюдал, как он бродит по бабушкиному флигелю, разыскивая ключи, пальто и белую трость, которой Найджел стал пользоваться после того, как едва не упал в траншею, вырытую рабочими. Помогать я ему не стал, поскольку неоднократно слышал по радио рассказы слепых о том, как они ненавидят, когда люди что-нибудь делают за них.

После томительных и бесплодных поисков Найджел крикнул:

– Господи, Моули, да помоги же!

В машине я сказал Найджелу, что ему пора привыкать к порядку и учиться класть вещи в одно и то же место. Спросил, каково его финансовое положение теперь, когда у него нет никаких доходов.

Найджел ответил, что живет на пособие по инвалидности. Решил подбодрить его шуткой:

– Значит, прощай «Пол Смит» из Ковент-Гардена и здравствуйте «Маркс и Спенсер» из Лестера?

Найджел даже не улыбнулся. Видимо, вместе со зрением он утратил и чувство юмора.

Я помог ему выбраться из машины и провел к актовому залу школы. Он шаркал ногами и спотыкался о трость, а один раз рявкнул:

– Ради бога, помедленней. Ты тащишь меня так, будто я мешок с мусором.

У дверей актового зала нас приветствовал лысый старик в очках типичного «ботаника» и костюме, какие носят чокнутые ученые в идиотских комедиях. Это был Умник Хендерсон, в тридцать пять лет он окончательно отстал от жизни.