Текст книги "Два полцарства"

Тальяна Орлова
Два полцарства

Глава 1

– Сашка! Саш, да где ты?

От немного визгливого крика, долетевшего до меня через два этажа, я устало поморщилась и откинула тряпку.

– Иду, иду, – ответила тихо, абсолютно уверенная, что девушка меня расслышать не могла. Так и плелась вверх по лестнице, приговаривая: – Иду, иду. Мне же больше нечем заняться, кроме как туда-сюда ходить.

На самом деле я немного преувеличила степень моего раздражения, ведь жаловаться мне было не на что. Почти год я работала на эту семью уборщицей, а по-новомодному – горничной. И весь год считала, как сильно мне с работодателями повезло. Приехала я в Москву из Тулы, а вот поступить в институт на бюджетное место не удалось. Собиралась возвратиться в родные края и попытать счастья через год, но так кстати подвернулась вакансия – убираться в особняке на Рублевке. Нанял меня Виктор Петрович Камелин и уже через два месяца назначил такую зарплату, что все мои финансовые проблемы уладились, словно их отродясь не водилось. С тех пор я могла откладывать деньги и теперь потянула бы в институте даже коммерческое место, осталось только подождать несколько месяцев до нового набора.

Сам Виктор Петрович казался мне мужчиной замкнутым и довольно строгим. Он никогда меня или кого-то еще на моих глазах не хвалил. Просто если был доволен – молча выписывал чек. Исходя из того, что я такие чеки, помимо оговоренной зарплаты, получала нередко, можно было сделать вывод, что у семейства Камелиных к моей работе претензий нет. Должно быть, в случае недовольства Виктор Петрович так же молча укажет на дверь, и попробуй не успеть убраться восвояси. Радовало и то, что чаще всего его не оказывалось дома: он или пропадал на работе, или укатывал в медовый месяц с молодой женой-фотомоделью. Кстати говоря, каждый раз с разной. В общем, отношения с работодателем у меня сложились идеальные.

А с его дочерью общаться приходилось чаще. Не то чтобы она меня сильно донимала, но имела привычку вот так визжать через пару этажей из-за какой-нибудь мелочи – например, подсказать, куда она подевала темно-синюю сумку от Гуччи. Нет, не ту темно-синюю с отливом в зеленый, а темно-темно-синюю с оттенком фиолетового. И как я сразу не поняла? Дочь Виктора Камелина была очень избалованной и немного неприспособленной к жизни, но ни в коем случае ее нельзя было назвать злобной или завистливой. Обычная добродушная и легкомысленная девушка, чуть старше меня самой, у которой с самого рождения было абсолютно всё, и это не могло не отразиться на ее характере совсем, но отразилось лишь в мелочах. Она даже в адрес постоянно меняющимся мачехам ничего особенно хамского не отвешивала: позволяла папуле быть счастливым, пока он спонсировал все ее прихоти.

Я остановилась в открытом проеме ее спальни, лицезрея дочь хозяина в одном нижнем белье и роющейся в ворохе одежды.

– Да, Ангелина Викторовна, – сказала я как можно спокойнее. – Вы что-то потеряли? Опять.

– Опять? – она вынырнула из кучи шмоток. – Саш, ну почему ты похожа на старую, изъеденную молью старуху?! Даже у моей няни было не такое нравоучительное лицо!

На глупый вопрос я лишь плечами пожала, ожидая продолжения. Ангелина вскочила на ноги, ничуть не стесняясь почти полной наготы, и бросилась ко мне. Вполне возможно, с обнимашками – с ней изредка такое случается. Или собиралась о чем-то просить – с ней такое случается почти постоянно. Я на всякий случай отшатнулась и прикрылась руками, но девица остановилась в шаге от меня и затараторила сдавленно-восторженным шепотом:

– Папуля на Гаити укатил с этой… блин, как ее?

Я посмотрела на нее поверх своих рук:

– Я в курсе. С Ольгой Васильевной, вашей мачехой. Они поженились на прошлой неделе.

– Да-да! – отмахнулась Ангелина от лишней информации. Хотя я на ее месте тоже не заботилась бы тем, чтобы запоминать всех мимолетных жен отца. – И будет здесь только через три недели!

– И это я знаю. Вы к чему ведете, Ангелина Викторовна?

Она все-таки улучила подходящий момент и успела схватить меня за плечи, преданно заглядывая в глаза, а свои делая круглыми и умилительными. Зашептала еще более проникновенно:

– Сашенька, Сашулечка! А я влюбилась по гроб жизни! Хочу со своим бойфрендом тоже куда-нибудь сгонять. Ну, подальше от Гаити. Но ты же понимаешь, что будет, если папуля узнает? Он обещал очень ювелирно вырезать яйца любому моему ухажеру!

– О да, – оторопело согласилась я. – Не пойму, при чем тут я. Бойфренда подержать?

Виктор своей любимой доченьке разрешил бы что угодно. Захочет стать поп-дивой или актрисой – профинансирует, захочет заняться бизнесом – он ей завтра же готовый бизнес и купит. Поворчит, конечно, о том, что ее прекрасным личиком лучше бы нигде не светить, но все купит и профинансирует. Единственное, в чем он ее категорически ограничивал, – романтические похождения. То есть Камелин пребывал в твердой уверенности, что его красавица и, по сути, единственный любимый человек на всем белом свете, – девственница. Вряд ли это соответствовало действительности, да и в его отсутствие Ангелина была свободна в перемещениях. Но уйти в клуб с друзьями на пять часов и улететь куда-то на пару недель с каким-то хахалем – это разные вещи. Последнее от отца не скроешь. И про ювелирную кастрацию он вряд ли преувеличил, Виктор заявлял об этом дочери так громогласно, что даже я слышала: его сокровище выйдет замуж только за самого лучшего из лучших. Видимо, ни за кого. Но это уже не мое дело.

А о моем деле Ангелина спешно сообщала, пока я вырывалась из ее захвата:

– Сашуль, ну помоги, а! Прикрой мое отсутствие! Папуля будет звонить на сотовый – я и отвечу. Но на всякий случай здесь кто-то должен быть. Повара я в отпуск отправлю, будешь доставку еды заказывать. Если еще кто объявится – по домофону ответь. Никто и не удивится, что не открываю – все папулю знают. В самом крайнем случае в окошке помельтеши. Мы же издали с тобой на одно лицо!

Здесь она здорово преувеличила. Ее нарощенные ресницы длиннее и гуще моих раза в три, а кожа настолько гладкая и идеальная, какую только в рекламах тональных средств показывают. Волосы только похожи, темные и длинные, но у Ангелины блестят идеальным шелковым полотном, залюбуешься. А я в сравнении с ней до примитива обыкновенная: волосы как волосы, черные брови с едва заметным изломом и тонкие, а не зачесанные по-модному вверх, чтобы выглядели как можно шире, глаза темно-карие в отличие от янтарных Ангелины. Хотя издали или сквозь занавески такие детали вряд ли посторонний разглядит.

Ангелина плела что-то еще: что все продумала до мелочей, что убавит звук на домофоне, что мне вообще ничего не нужно делать, кроме создания ощущения присутствия, и что – а вот на этом моменте я действительно заинтересовалась – она мне заплатит прямо сейчас круглую сумму. Она бы за такие деньги кого угодно нанять могла, но меня хорошо знала и доверяла, потому и наседала без права выбора.

Я все еще бубнила, как будто могла отказаться от предложенных денег, которые мысленно уже отправила на первый взнос за ипотеку:

– А как же охрана, Ангелина Викторовна? – я все еще цеплялась за остатки здравого смысла.

– Как раз почти все в отпуске, а у Константиныча внук родился, он попросил отгулы! Я ему отгулы на две недели дала, а сама клятвенно пообещала вызвать из отпуска Леонидыча. Что я сделать забуду – я же такая пустоголовая! – она звонко рассмеялась, будто только что пошутила. – Идеальный момент! Роман только остался, но он никогда не заходит в дом.

– А если все равно раскроют?

– Так мне же и достанется! Сашенька, ну не будет же папуля кастрировать и тебя заодно!

Я поразмыслила, хотя выбирать было не из чего. В самом крайнем случае Виктор Петрович меня вышвырнет из дома со скандалом, ему действительно будет кем заняться. А круглая сумма уже останется на моем счету. Да и так хорошо Ангелина все продумала, что провал возможен только в том случае, если ее папуля сорвется с Гаити и приедет сюда лично. Получать еду, отправлять одежду в химчистку и подобные мелочи я могу и под своей личиной, а все остальное время просто изображать, что Ангелина сидит безвылазно в доме, что с ней и раньше случалось. То есть вся моя высокооплачиваемая миссия заключалась в том, чтобы пожить пару недель в полной роскоши и ни в чем себе не отказывать, кроме перемещений. Казалось бы – просто идеальный вариант, но я долго думала и не хотела давать окончательного ответа.

Да вот только Ангелине мой окончательный ответ уже не требовался. Она таскала меня за руку по всему дому и показывала, с какого ракурса меня будут видеть садовники, а с какого – охрана. И так сердечно благодарила, что у меня не хватило духа ее расстроить.

Ночью того же дня она переоделась в мою одежду, замотала голову абсолютно дурацкой косынкой, в которой ни она, ни я никогда не ходили, и вышла через главные ворота. Ее бы узнали уже в тот момент, если бы я предварительно не отвлекла Романа каким-то пустым поручением проверить ограду с левой стороны, а сама скептически наблюдала, как Ангелина в косынке ковыляет к воротам и сильно сутулится. Интересно, по ее мнению, я именно так и хожу? Но переигрывать было поздно, к тому же первый шаг прошел гладко.

Глава 2

Я очень напрягалась в первые два дня. Так и казалось, что вот-вот заявится какой-нибудь друг Виктора Петровича и положит начало апокалипсису. Дергалась от каждого звука с улицы, включала музыку с плейлиста Ангелины даже громче, чем это делала она. Подходила к зеркалу и тренировалась говорить в нос, немного растягивая гласные и с легким придыханием: «Простите, я не могу открыть. Папуля вернется и позвонит вам». И только на третий день я успокоилась – как-то мгновенно и окончательно. Вдруг вспомнилось, что и раньше к ним кто-то приходил редко, пару раз за все время не насчитаешь. А уж бизнес-партнеры Виктора точно знают, что тот в отъезде. Друзья Ангелины здесь вообще никогда не показывались, боясь привлечь к себе слишком пристальное внимание ревнивого родителя. По сути, она была полностью права, а это я поддавалась паранойе, – нет ни единого шанса быть раскрытой, если я только сама не начну творить глупости. Я ей звонила каждый вечер и нервно спрашивала, когда вернется. Но в действительности обеспокоить ее мне было ровным счетом нечем.

Разумеется, неприятность случилась ровно тогда, когда уже и не ожидалось. Я жила здесь неделю, почти привыкла плескаться в джакузи и к еде из японского ресторана. И даже поймала себя на мысли, что буду скучать по кровати Ангелины – сложно вообразить более комфортное место в мире. В очередной раз упав спиной с разбега на эту золотую середину между жесткостью и мягкостью, я услышала звонок. Даже не сразу сообразила, что трещит домофон. Сердце забилось от страха, я зачем-то схватила огромные, круглые темные очки, которые держала на всякий случай на тумбе и надевала, прежде чем подойти к окну, и полетела вниз, задыхаясь от паники.

Остановилась перед домофоном, ощущая себя идиоткой в пижаме и очках, но попыталась обуздать дыхание, прежде чем нажать кнопку.

– Ангелина Викторовна! – раздался голос Романа с охраны. – Здесь спрашивают…

Я не слушала – было безразлично, кто и кого именно спрашивает. Все-таки не зря Ангелина сильно убавила звук: я кое-как слышала голос охранника, но и он мой должен слышать так же. Тем не менее все равно прижала марлю к динамику, прежде чем ответить:

– Ну Ро-о-ома, – я растянула «о» в нос. – Пусть позвонят папуле.

– Ангелина… – мне показалось, что его голос с самого начала звучал встревоженно. – Что за черт…

И вдруг я явственно услышала какие-то крики и оглушительно громкие хлопки. Даже не через домофон, а с улицы. Выстрелы? Я отшатнулась от двери и едва не упала, но вовремя развернулась и побежала на лестницу. Остановилась через две ступеньки и бросилась вниз – на кухню, там подвалы для хранения продуктов и запасной выход. От страха соображать не получалось вовсе, но и мне было понятно: снаружи происходит нечто ужасное. И, по всей видимости, не зря Виктор Каменский установил усиленную охрану… которую мы с Ангелиной свели до одного, самого непрофессионального и молодого, сотрудника.

Дверь оказалась заперта, я глупо рвала на себя ручки, но наконец-то заставила себя замереть и выдохнуть. Шагнула к стойке со всеми ключами. Вдох-выдох, вдох-выдох. Снова вернулась к двери, уже спокойнее наклонилась, однако сразу попасть в скважину трясущиеся руки не позволили. Позади громыхнуло. Дверь вынесло каким-то ударом, впуская людей – много, много людей, судя по шуму и голосам.

Я просто упала на пол и откатилась в сторону под полку с банками, зажала рот ладонью, но всё равно дышала так громко, что и за километр слышно. И воздуха не хватало. Нужно добраться до двери и все-таки попытаться вставить ключ. А потом что? Там весь двор освещен фонарями, добраться до ворот не успею. Или успею – но только в том случае, если останусь незамеченной. Значит, надо сидеть и надеяться, что они пойдут в другом направлении, а я смогу выскочить, когда сюда никто не смотрит.

И разговоры – совсем не приглушенные, открытые – вгоняли в ужас еще сильнее:

– Здесь может быть кто-то из обслуги, Егор.

– Было бы здорово, если кто-то сообщит Камелину о нашем визите. Не придется тратить время на телефонный звонок. Где эта сучка? – он крикнул куда-то вверх. – Ребят, все шкафы осматривайте, она точно в доме.

Голос его собеседника звучал как-то совсем ненормально мягко для такой ситуации:

– Найдется. Странно, я думал, тут и ночью все забито слугами – как в лучших традициях графских поместий.

– Камелин же в отъезде, – мужчина, которого назвали Егором, говорил громче и более глубоким голосом. – А его дочери на кой хуй здесь с целой толпой жить? Ей же лет двадцать, уж наверняка хочется хоть глотка свежего воздуха. Дим, глянь сам наверху, а то мы ее сейчас будем по всем шкафам до утра гонять.

Голоса удалялись, похоже, бандиты разошлись в разных направлениях. Я выдохнула и метнулась к двери, от стресса или прилива адреналина даже страх отступил, руки дрожать перестали, но ключ в замке не провернулся. Я выдохнула, повела его в скважине, чтобы встал на место. И как раз в этот момент позади раздалось смешливое:

– Опаньки. Нашлась. Куда собралась, царская дочка?

– Я не… – мне хронически не хватало воздуха для полного вдоха. Развернулась и не сдержала нервного вскрика: – Я не Ангелина!

Передо мной стоял мужчина лет тридцати на вид, максимум. Светлоглазый, худощавый блондин, он улыбался, лишь слегка раздвинув уголки сомкнутых губ – в такой обстановке от его улыбки мороз по коже бежал. Таких, с высокими скулами и тяжелым взглядом исподлобья, сложно назвать красавцами на любой вкус, но определенно запоминающимися. Он, склонив голову к плечу, рассматривал меня с иронией. Я тоже спонтанно глянула вниз…

Я в пижаме Ангелины – изумительный шелк. Ни за что не надела бы ее пижаму, если бы у меня была возможность сгонять в съемную квартиру и прихватить свои вещи. Ангелина же только смеялась от подобных мелочей. Теперь попробуй объяснить, откуда на уборщице такая вещица. Кое-как вспомнила, что на носу и темные очки, стоимостью в целое состояние. Понятия не имею, зачем они там. Но выглядеть должно совершенно по-идиотски. И обесценивать все мои оправдания.

К светловолосому присоединился еще один – старше и в солидном деловом костюме, что бросалось в глаза по сравнению с обычной футболкой и джинсами первого. Смуглый шатен с заметной щетиной на тяжелом, почти квадратном подбородке. Грубости его лицо лишалось лишь за счет прямого, тонкого носа и мягкого изгиба рта. Породистый в каждой детали: от костюма с иголочки до белоснежной, очень широкой улыбки.

– Егор, – первый даже не обернулся, обратившись к подошедшему. – Кажется, я ее нашел.

– Не кажется, Дим, – отозвался шатен. – Камелин пылинки с нее сдувал, ни в одном таблоиде ее рожи не высветилось, но по описанию она. Ничего такая, хорошенькая. Я ее себе немного иначе представлял.

Они обсуждали меня – или Ангелину – так, будто на каком-нибудь пляже в перерыве между коктейлями. И Дима поддакнул:

– Угу. Выглядит съедобной. Хорошо, что не в папашу физиономией пошла. Ну, – это он уже ко мне, – чего трясешься? Идем, погостишь у доброго дяденьки Егора Саныча, которого обокрал твой родственник. Где твоя обувь? Не будешь сопротивляться – нос останется целым. Ничего такой нос, ты его береги.

Он сам схватил меня за руку и потащил, на стойке в прихожей подхватил первые попавшиеся кеды, по случайности именно мои. А второй мужчина – вероятно, его начальник и «добрый дяденька Егор Саныч» – смотрел на меня с брезгливой усмешкой. Старший и крикнул остальным своим людям, чтобы дальше не искали – они ничего не взяли из ценных вещей, даже не подошли к сейфу в гостиной, им нужна была только Ангелина.

Со мной не церемонились: грубо толкнули вперед, стянули руки веревкой за спиной, выкручивая до боли, на голову нацепили мешок. Темные очки полетели на пол и хрустнули под чьим-то ботинком. Меня потащили волоком. Я все еще пыталась сказать об ошибке, но среди шума на мой скулеж не обратили внимания, а потом меня швырнули в машину и зажали с двух сторон.

Это был как раз тот момент, когда я получила возможность высказаться и быть услышанной – и я промолчала. Вдруг со всей очевидностью дошло, что если они так обращаются с Ангелиной Камелиной, которая им нужна, например, для выкупа, то меня просто пристрелят, как ненужного свидетеля. Шансов выжить куда больше, если они будут считать меня хоть сколь-нибудь ценной персоной. Тогда пристрелят меня чуть позже, когда свяжутся с Виктором Петровичем и услышат его издевательский смех… Но позже – это намного лучше, чем прямо сейчас.

Глава 3

Не представляю Ангелину на моем месте. Если уж меня все шокировало до онемения рук и ног, то уж ей, вряд ли сталкивающейся даже с грубым или хамским отношением, наверное, вообще происходящее казалось бы невыносимым. Хотя о чем я? Невыносимым оно было и для меня.

Руки за спиной затекли и теперь отзывались ноющей болью, становящейся все сильнее от каждого нового движения. Мы ехали долго, и я не имела представления, в каком именно направлении. После остановки меня схватили за плечо клешнями и рванули наружу. Поддержали – но лишь для того, чтобы я не распласталась по земле, зато ухватили теперь за шкирку, чтобы не спотыкалась. И приговаривали, обозначая тем самым все отношение ко мне:

– Шагай, шагай давай, сука, – и через несколько шагов мужчина, торопящий меня, спросил у кого-то громче: – Дмитрий Владимирович, куда ее?

После короткой паузы тот ответил, и вновь его голос показался мне слишком спокойным и мягким для обстановки:

– Давай пока в подвал. Но, Сереж, проследи, чтобы оттуда не сиганула. Позже что-нибудь придумаем.

– Так просто не развязывать, пусть попробует сбежать, – Сережа гоготнул.

А Дмитрий Владимирович снова ответил на пределе бесконечного спокойствия:

– Можно, конечно, но недолго, а то так и до ампутации можем довести. Если уж мы решим резать ей руки, то пусть это произойдет не в результате незапланированной оплошности.

Что ж. Оказалось, что до этой минуты мне страшно и не было.

В подвале с лица наконец-то сняли мешок, я по инерции хлебнула воздуха. Сергей все-таки распоряжение услышал и привязал меня к столбу, теперь сильно ослабив веревки. Поднялся по лестнице и там же уселся прямо в проеме, закурив и явно настроившись ждать дальнейших распоряжений.

Я долго держалась – часами, думаю. Осматривалась, пыталась расслабиться и не трястись от сырой прохлады, усаживалась поудобнее. Но в итоге не выдержала и все же расплакалась. Такого в моей жизни не случалось, и уж точно на такие события спокойно можно смотреть лишь на экране в каком-нибудь блокбастере. Я хотела и спастись, и выжить, но притом очень сильно боялась издевательств и пыток – боялась так сильно, что предпочла бы лучше тогда уж не выжить, лишь бы не мучиться. От холода трясло, зубы стучали, но я все выла и выла, не в силах успокоиться и не имея возможности даже вытереть нос и лицо. А Сергей вверху никаких реплик по этому поводу не отвешивал.

Из полного, беспросветного уныния меня выдернули новые звуки – шаги. Сюда кто-то шел, потому я попыталась успокоиться и лишь шмыгала раскрасневшимся носом. Не удивилась, когда разглядела двух мужчин, которые явно в этой банде отморозков были главными.

Передо мной присел старший из них, высокий, темноволосый и широкоплечий «Егор Саныч». Он рассматривал меня пристально, но обращался притом к своему приятелю:

– Дим, я не хочу бегать за Камелиным! Пусть сам явится со своих Гаити, или пусть ему сообщат его же люди. Охранник тот, к примеру, оклемается?

– Должен, – ответил второй, всегда какой-то холодяще спокойный. – Не слыхал, чтобы люди умирали от огнестрельного в стену. Но могу завтра и узнать о состоянии его здоровья. Переспрошу, точно ли не установлены в доме камеры, а то может, он только изобразил, как пересрался?

– Нет, не надо. Если он в том состоянии обманул, то в этом мире никому нельзя верить. И он должен сообщить Камелину, если не рванул сейчас в эмиграцию. Вот тогда все и начнется, надеюсь! Хочу истерики, полной паники, а не давать руководства к конкретным действиям! – он говорил довольно эмоционально в сравнении с со своим другом или, что вернее, подчиненным. – И пока никаких условий выкупа. Пусть он себе для начала локти сгрызет!

– Без проблем, Егор, организуем. Девицу тогда лучше куда-то перетащить, а то здесь она может загнуться раньше, чем нам понадобится.

– Да и пусть загибается! – Егор встал и сплюнул в сторону. Но потом задумчиво глянул на меня сверху вниз, как на кусок дерьма или ненужную рухлядь, которую еще можно выгодно продать, но смотреть неприятно. И продолжил: – Хотя ты прав. Если сучка умрет, то ничего мы с Камелина не вытрясем, а просто месть меня не устраивает. Нет, я с него не слезу, пока он сам удавиться не захочет.

Дмитрий тоже смотрел на меня, но с равнодушием, в его взгляде даже брезгливости не наблюдалось – этому было вообще плевать.

– Все будет, но не сразу. Чистое намерение реализуется, если не вкладывать в него излишней значимости. Не суетись, Егор, и не напрягайся, и мир сам подгонит необходимое.

– Ты задолбал меня уже с этой философией! Вот увидишь – Камелин будет даже умолять, чтобы я подписал документы!

– Будет, будет, – согласился Дмитрий. – И бизнес ты его отожмешь, и на том вряд ли успокоишься. Кстати, а ты женись на ней, – он указал на меня носком ботинка, – тогда еще и единственную дочь заберешь. В таком случае Камелин и в петлю полезет. Точно. Сейчас ее нарядим в белое, чуток причешем – и айда в ЗАГС.

Егор громко и глубоко рассмеялся, поворачиваясь к лестнице наверх.

– Вот почему я согласился взять тебя на работу, Дим, хотя это было абсурдно. Из-за неизменного чувства юмора!

Дмитрий медленно обошел меня, присел сзади, разрезая веревку.

– Нет, ты взял меня на работу, потому что я уравновешиваю твои худшие качества.

Он ухватил меня за плечо и вынудил подняться. Толкнул в спину в направлении лестницы, по которой уже поднимался его босс.

– Идти сама можешь, Ангелина Викторовна? – издевательски вопрошал мне в спину. – Иди, иди тогда. Сейчас найдем тебе конуру посуше, тряпок каких накидаем, кормить даже будем. Радуйся, царевна. Не повезло тебе с родней, остается только радоваться, что при таком раскладе ты еще идти можешь. Жен его всех бывших и настоящих мы сюда пачками могли бы упаковывать – он бы и ухом не повел. Но ты это ты, я надеюсь. А иначе тебе мгновенно не из-за чего будет радоваться.

Привел он меня в маленькую комнатушку – что-то типа гардеробной или чулана. Без мебели и с окошком-щелью, но зато тепло и сухо. Потом еще ведро притащил – я понимала, для чего это ведро, поморщилась и отвела взгляд. Надо же, и в этот момент я подумала, что Ангелина бы сейчас просто об стену головой начала бы биться, а я с жуткой оторопью, но размышляю, как буду ходить по нужде в это самое ведро. Дмитрий окинул меня напоследок взглядом вскользь и молча ушел, заперев замок на три оборота.