Текст книги "Ломаные линии судьбы"

Шагин прошёл к сейфу, набрал код и отключил дополнительную защиту. Он, конечно, держал в голове невероятное количество информации, старательно классифицированной и разложенной по предметам и делам, к которым она относилась. Но вот запоминать и хранить лишние данные, которые могли потребоваться крайне редко или вовсе никогда не потребоваться, Шагин воздерживался, считая лишним. Но здесь не тот случай.

Для особо ценных и важных контактов у Игоря имелась специальная записная книжка. Вернее, даже не книжка, а солидный такой фолиант с позолоченным срезом страниц и кожаным тиснением обложки с его инициалами – подарок одной дамы, подшучивавшей над манерой Шагина постоянно что-то записывать в моменты важных размышлений и работы с документами.

Думала подколоть его этим демонстративным презентом и сильно расстроилась, когда Шагин, повертев книжку в руках, полистав страницы, разбитые по алфавиту, реально всерьёз обрадовался подарку и чуть ли не сразу засел заносить в него нужную информацию.

Кстати, с девушкой той они довольно быстро расстались: для неё оказалось неприемлемым, что свою работу он ставит выше их отношений. Сильно выше.

За эти годы книга заполнилась контактами и информацией практически полностью и распухла от дополнительных данных, выписанных на отдельных листах и прикреплённых к нужной странице степлером.

По значимости информации, которая здесь хранилась, талмуд этот был по нынешним временам драгоценным. Ну или вообще бесценным.

Смотря кто и с какой целью будет интересоваться.

Игорь вот, например, в данный момент открыл записи на букве «К», нашёл данные по Сергею Коломийцеву, пробежал быстрым взглядом и набрал нужный номер на смартфоне. Разумеется, у Шагина на смартфоне имелись телефоны Сергея, как мобильный, личный, так и прямой номер кабинета, в котором тот работал. Но в заветную книжицу был занесён специальный номер телефона, с глушилкой для прослушивания, отключённой функцией геолокации и защищённый от сканирования.

И эта информация как раз и составляла ту самую тайну, из-за которой данный номерок, с переставленными цифрами и неким кодом, и оказался в секретной книге. Откуда он у Шагина – вопрос отдельный и обсуждению не подлежит.

Прошло больше месяца после той дикой сцены, когда буйствующий сосед чуть не угробил Валерьяна. За это время соседушка никак не проявился и о себе знать не давал, по крайней мере, Аглая видела его лишь однажды. И приятной ту встречу уж точно не назовёшь.

Она практически добежала до подъезда, когда весь день висевшая над районом сизая, пузатая грозовая туча без всякого предупреждения вдруг как бабахнула громом и обрушила из своего брюха потоки воды. Не дождик, нет, даже не душ, а прямо какое-то море наоборот, цунами с неба!

Аглая в самом прямом что ни на есть смысле мгновенно промокла с ног до головы, не успев даже дёрнуться к сумке, в которой лежал предусмотрительно прихваченный с собой зонт. Хотя никакая её дальновидность и не позабытый сегодня зонтик ничем не смогли бы помочь противостоять этой дикой стихии.

Глаша влетела в холл, отставив руки, по которым ручьями стекала вода, в стороны.

– Боже мой! – выскочила из своей комнаты консьержка Вера Львовна. – Аглая, вы совершенно промокли! – озвучила она очевидный факт. – Вам надо срочно в горячий душ!

– Это точно, – согласилась с ней девушка и, услышав звонкий блимк, сообщивший, что одна из кабин лифта прибыла на первый этаж, поспешила в сторону лифтовой площадки.

– Подождите, Аглая, – остановила её консьержка. – У меня где-то было малиновое варенье, я вам сейчас дам. Вам обязательно надо попить чаю с малиновым вареньем.

– Не надо, Вера Львовна, у меня дома есть малиновое, – отказалась Глаша и почти побежала к лифту.

Очень уж сильно, прямо нестерпимо хотелось скинуть с себя как можно быстрей мокрую одежду и согреться поскорей: не жара-жара на улице, а робкие семнадцать градусов, и вода с неба не парное молоко оказалась, а холоднющая, как в стылой сентябрьской речке.

Она глянула вперёд – не ушёл ли лифт… Нет, не ушёл, кабинка стояла с открытой дверцей, а в ней находился её сосед, истребитель котов, Виктор тот самый Юрьевич, и смотрел на торопившуюся, чтобы успеть, мокрую Аглаю.

Смотрел в упор, абсолютно безразличным, пустым взглядом, если не считать лёгкого налёта брезгливости, даже не шелохнувшись нажать кнопку стопа дверей, чтобы девушка успела зайти в кабинку.

Вот так смотрел, и всё. Дверца кабинки медленно закрылась, и лифт уехал.

Придурок. Ну а что ещё скажешь? Натуральный придурок.

Или козёл, кому как больше нравится.

Аглае повезло – она не простыла и не заболела в тот день. Доехала на свой этаж на другом лифте, постояла под горячими струями душа, согрелась и таки выпила душистого, обжигающего чаю, только не с малиной, а с морошкой. Укутавшись по самое горло в плед. И так ей стало тёпленько и уютно, что она не заметила, как заснула прямо там, на диване.

И снился ей тревожный, нехороший сон, в котором всё смотрел на неё сосед – непонятным, но очень неприятным взглядом, от которого мурашки испужные бежали по спине и волосы дыбились на макушке. Причём он не просто смотрел, а явно хотел что-то сказать, прокричать что-то, по всей видимости, очень важное, – и старался открыть рот, но отчего-то у него не получалось, и сосед ужасно пугался этой своей немоты, пучил глаза от страха, и…

И тут она проснулась. Фу ты! Какая ерунда дурная приснилась. С чего бы? Может, она всё-таки заболевает?

А утром выяснилось, что всё с Аглаей в порядке, простуда не пристала и чувствует она себя превосходно. Ну а раз так, то и за работу!

Работа у неё была интересная, увлекательная, по-настоящему любимая. В день нападения соседа на Вилли Аглая всё-таки встретилась с заказчиком, ради чего она, к слову, и надела каблуки, чтобы выглядеть на все сто – состоявшейся женщиной, знающей цену своему профессионализму, обладающей прекрасным вкусом и смелостью принимать и любить себя такой, какая она есть: зашибись какой высокой.

Ну а вы пробовали жить-быть девушкой ростом метр семьдесят восемь сантиметров? При этом не будучи ни волейболисткой, ни баскетболисткой и вообще ни разу не спортсменкой и уж тем паче не манекенщицей какой. А вдобавок занимаясь делом, традиционно считающимся прерогативой мужчин.

А Аглая вот даже не пробовала, а просто так жила и, как ей казалось, вполне благополучно конкурировала с коллегами мужского пола в профессии, при этом оставаясь женщиной во всех отношениях. Потому каблуки от известной итальянской фирмы, прямая спина, гордо поднятый подбородок, продуманно-идеально подобранные украшения и дорогая сумочка. Как наставляла её бабушка Поля, «обувь, сумочка, причёска и руки всегда расскажут правду о женщине. Никогда об этом не забывай, Глаша, и держи себя в достоинстве».

Вот, держа себя в достоинстве, она и встретилась с потенциальным покупателем и… заказ получила. Да какой! Чудо заказ! У Аглаи даже руки чесались немедленно приступить к его изготовлению.

С каким-то внутренним повизгиванием от восторга, засев дома на неделю, она погрузилась с головой в эскизы, придумывая и вырисовывая свои идеи, пропав для всего остального мира и забот.

Иногда Аглая навещала Музу Павловну, интересуясь самочувствием Валерьяна и его хозяйки. И всякий раз, когда она приходила, Муза Павловна усаживала девушку за стол пить чай, и пару раз угощала пирогом, и всё сетовала, что Глаша не предупредила о своём визите, тогда радушная хозяйка смогла бы подготовиться лучше и непременно испекла бы свой фирменный пирог.

Но и без фирменного пирога их спонтанные посиделки отлично удавались: чай всегда был невероятно душистый, с какой-то особенной, загадочной ноткой вкуса. Аглая всё допытывалась у Музы Павловны, что за травка-добавка такая волшебная, но хозяйка лишь улыбалась, храня секрет, и, посмеиваясь, шутила, что если расскажет, то Аглая перестанет к ней в гости захаживать, сама себе чаёк вкусный заваривая. Кстати, к особому чайку всегда находились какие-то вкусняшки, да и Глаша с пустыми руками к пожилой даме не приходила.

Чаёвничали неторопливо, с удовольствием потягивая напиток и беседуя. Разговаривали обо всём и ни о чём конкретно, не затрагивая серьёзных тем, кроме одного, первого раза, когда Аглая навестила соседку и Муза Павловна сообщила девушке интересную новость:

– Мои родные навели справки о нашем неприятном соседе. В тюрьме он не сидел и осуждён не был, но в девяностых входил в одну бандитскую группировку, из которой сумел каким-то образом выйти. Как я понимаю, без ущерба для своих финансов и жизни. И стал, как это принято называть, добропорядочным бизнесменом.

– На добропорядочного он похож, как разъярённый носорог на суслика, – заметила иронично Глаша.

– Об этом его статусе судить не нам, а финансовым органам, – напомнила очевидный факт Муза Павловна и поспешила успокоить: – Для нас же с вами, Аглая, важно другое: то, что по просьбе моего внука с этим человеком провели предупреждающую беседу.

– Кто провёл? – живо заинтересовалась Аглая.

– В подробности меня не посвятили, – ответила соседка. – Главное, что до гражданина донесли мысль-наставление, что следует воздержаться от агрессии, направленной на нас с вами, других жильцов, ну и Валерьяна, само собой.

– И он прямо согласился и сказал: «Обещаю, больше не буду. Это я так, вспылил-погорячился немного», – усмехнулась саркастически Глаша.

– Что он ответил, мне неизвестно, но, полагаю, услышал и правильно понял данные ему рекомендации, – развела руками Муза Павловна.

Более в разговорах к личности соседа Аглая и Муза Павловна не возвращались, посчитав, что тема эта исчерпана и неприятных инцидентов и скандалов им переживать более не придётся.

Ага. Тот самый случай. Как же они ошибались, наивные дети малых народностей.

Они-то сами позарывали все «топоры войны» и разбираться или вступать в какие бы то ни было дебаты с буйным «добропорядочным» и «законопослушным» бизнесменом не собирались. И, что более важно, вряд ли это намеревался делать и сам Виктор Юрьевич, но…

Но имелся ещё один участник конфликта, которого они не учли в раскладе. Так сказать, самый непосредственный и конкретный – кот Валерьян, Лорд Валериан…

Который ничего не забыл и ничего не простил своему обидчику.

Вилли удивительно быстро шёл на поправку и уже через неделю начал гулять самостоятельно, не нуждаясь в постоянной поддержке и опеке Музы Павловны. Правда, двигался он медленно и осторожно, экономными, скупыми шажками, но только первое время. А уже через пару недель у него зажили окончательно все послеоперационные проколы и надрезы и даже шерсть новая отросла настолько, что прикрыла все выбритые для операции места. Через месяц же Лорд Валериан практически полностью восстановил своё здоровье.

И вышел на тропу войны, начав продуманно, планомерно и расчётливо вершить своё правосудие. И месть его была ужасна.

Знаете, казалось бы, ерунда, какая-то игрушечная история и глупость – война кота со своим обидчиком. А вот не скажите, это реально такой жёсткий головняк! Те, кому приходилось сталкиваться с кошачьей нелюбовью и местью, отлично поймут, что это за засада. Оказалось, Вилли умеет конкретно достать и очень сильно попортить жизнь.

Честно говоря, Аглая мысленно сто раз поблагодарила Господа и, как говорится, перекрестилась, что не она явилась предметом столь лютой ненависти этого животного. Валерьян относился к девушке совершенно индифферентно, попросту не замечая, никак не изменив своего отношения к ней даже после того, как она его спасла. Видимо, посчитал данные действия со стороны соседки само собой разумеющимися и вообще обязательными к исполнению. Так что он лишь мирился с её присутствием в его жизни, когда Аглая приходила в гости к его хозяйке, как с чем-то неизбежным, и не более того.

А вот Виктору Юрьевичу в этом вопросе не повезло катастрофически.

Лорд Валериан на мелочи не разменивался и простым справлением малой нужды на коврик у порога его квартиры не ограничился, это было так – всего лишь обязательной программой. Каждое утро, дождавшись, когда сосед уйдёт на свою «добропорядочную» работу, Вилли отправлялся «освежить» коврик. А из арсенала, так сказать, «большой» мстительной программы у него имелись не первой свежести задушенные мыши, крысы и птички, которых он с завидным упорством практически каждый день выкладывал под соседскую дверь. Плюс мелкие, но вонючие пищевые отбросы с мусорки, плюс описанный-помеченный не только коврик, а и сама дверь и всё пространство вокруг неё, куда он смог «дострелять».

Площадка их этажа превратилась в филиал какого-то бомжатника, приобретя устойчивое амбре мусорки и въедливой кошачьей мочи. Понятно, что эти деяния не могли остаться безнаказанными, и Виктор, не обладающий терпением, кротостью нрава и уж тем паче любовью к «братьям нашим меньшим», сатанел, зверел, ревел, матерился и приходил-таки выяснять отношения к Музе Павловне. Забив на предупреждения кого-то там властного-значимого, с кем имел «остужающую» беседу и дал обещание не конфликтовать и не трогать старушку, сосед требовал приструнить кота, грозясь того изловить и привести свой изначальный приговор в исполнение.

Только вот изловить Вилли никак не удавалось: кот был настолько осторожен и хитёр, что вычислить зверюгу у мужика не получалось, как он ни исхитрялся. А старался Виктор изо всех сил! И в засаде-то сидел в сквере у дома, и имитировал, будто бы уходит на работу, а сам ждал за дверью, прислушиваясь и посматривая в глазок, и уходил и вдруг неожиданно и резко возвращался – но всё без толку.

Неуловимый «ниндзя» Валерьян вычислял все ходы и коварные замыслы противника, безошибочно чувствуя подставу, как матёрый разведчик смешные потуги наивного школьника играть в шпиона, и, ни разу не поведясь на его ухищрения и заходы, оставался для объекта своей ненависти неуловимым мстителем.

Поставить камеру и наладить хотя бы простенькое видеонаблюдение Виктору в голову не пришло. А может, он решил, что это не настолько серьёзная проблема, или что придавать проблеме с котом значимость как-то «не по-пацански», или просто пожадничал, решив отделаться, как говорит младший брат Аглаи Васька, на минималках.

Кто знает, чем он там руководствовался, прибегая к устаревшим методам охоты из засад, но все его попытки поймать животное и устроить тому натуральный геноцид неизменно оставались безуспешными.

Зато теперь соседу приходилось регулярно вызывать работников клининговой компании, которые мыли-отмывали и убирали последствия кошачьей мести и дезинфицировали всю площадку. Но через день-два все повторялось с удивительной регулярностью, и этаж снова начинал нестерпимо «благоухать» неубиваемой кошачьей злопамятной мстительностью.

К Музе Павловне приходили и обе консьержки, и даже соседи с верхнего и нижних этажей, просили и требовали утихомирить своего кота. Муза Павловна ужасно расстраивалась, увещевала Вилли, уговаривала, демонстративно пила перед ним сердечные капли, что всегда сильно пугало Валерьяна, любившего в этой жизни только свою хозяйку, и даже водила Лорда к кошачьему психологу, есть, оказывается, у нас и такие.

Но всё было бесполезно – кота конкретно перемкнуло на святой мести, и он продолжал изводить соседа. Понятное дело, что ничем хорошим это противостояние кота и агрессивного, резкого мужчины закончиться не могло.

Оно чуть и не закончилось плохим, когда Виктору удалось-таки подловить гадившего на его коврик Валерьяна. И, если бы Аглая не выскочила снова спасать котяру неугомонного, там бы ему, скорее всего, и пасть от руки-ноги агрессивного соседа.

Честно говоря, спасала Аглая не Валерьяна, а всё-таки Музу Павловну, поскольку Виктор этот в гневе – берсерк дурной и может сотворить что угодно гнусное, а Вилли реально уже достал не только своего обидчика, но всех жильцов их девятого этажа и соседних тоже. Ну вот спасла на свою голову, вернее, на своё девичье нежное тело, пострадавшее от когтей спасённого.

Ладно, раны ей обработали, чаю они с Музой Павловной, посетовавшей на совершенно отбившегося от рук и воспитания Вилли, попили, обсудили, как жить дальше и обезопасить, как говорит подруга Аглаи, «чокнувшегося с ума» котяру. Ничего не надумали путного, и, попрощавшись, Глаша отправилась домой.

Собираться и идти работать. Творить. Если получится после таких-то потрясений.

Да ничего так, всё у неё получилось – пока собралась-оделась-накрасилась, пока добралась до мастерской, настолько погрузилась в размышления об изделии, над которым работала, что неприятное утреннее происшествие отодвинулось куда-то на очень дальние задворки мыслей и памяти.

На следующий день на их этаже не пахло ничем плохим. Нет, оно, конечно, пахло немного хлоркой и какой-то ещё химией с убойным ароматизатором, а вот кошачьими «делами» – нет. От изумления Аглая даже не удержалась и позвонила Музе Павловне узнать, что за чудеса такие у них произошли, неужели Валерьян проникся угрозой, угомонился и посчитал свою месть достаточной.

Оказалось, что ответ на данный вопрос пока неизвестен, а отсутствие кошачьего туалета на конкретном дверном коврике объяснялось просто: Муза Павловна с Лордом Валерианом уехала за город на дачу к сыну с невесткой, чтобы страсти поутихли да Вилли успокоился и пришёл в себя после серьёзного шока и стресса.

Разумное решение. Но вот что бы вам, мудрая женщина, было не уехать раньше, дабы не доводить ситуацию до крайности и того самого шока со стрессом? Глядишь, и Аглая не ходила бы с ободранными предплечьями и боками и свои нежные девичьи нервы сберегла бы.

Хотя… ну уехала бы Муза Павловна с Валерьяном, и что? Отсиживаться в окопе и пережидать неизвестно чего и неизвестно сколько, пока, как говорил Ходжа Насреддин, «либо ишак сдохнет, либо султан умрёт. Ничего нет лучше для безысходных ситуаций, чем время».

Оно, конечно, так, и кто бы спорил с великим мудрецом, но сколько того времени понадобится, когда кто-нибудь из участников того самого… ну в том смысле, что кирдык. Валерьян, например, кот молодой, здоровый, и жить ему ещё и жить. Можно ли сказать то же самое про Виктора, неизвестно, хотя по виду мужик лосяра ещё тот, которого ни пуля, ни микроб не берёт. К тому же никто пока не отменял известное правило, гласящее, что дольше всех живут те, кого мы ненавидим.

Ну, ненависть ещё следует заслужить, и это слишком благородное чувство, чтобы растрачивать его на такого индивида, как Виктор, но если бы он делся куда, то такой исход следовало бы непременно отметить как праздник.

А пока имеем то, что имеем на данный момент: так сказать, замороженный конфликт. Так что хорошо, что Муза Павловна увезла Валерьяна, а там «может, ишак, а может…» Посмотрим, одним словом.

Вроде как и успокоила себя Аглая, но что-то зудело внутри тревожное, не дающее покоя. И, подумав, прикинув так и эдак, решила она, что надо бы посетить местный околоток и поговорить с участковым на предмет неадекватных реакций Виктора Юрьевича на котов – ну, может, как-то подстраховаться, пусть и призрачно. Идея, прямо скажем, так себе, не блещет, но хоть что-то предпринять.

Она посмотрела в поисковике, где расположен опорный пункт полиции, к которому относится их дом, узнала имя-фамилию участкового, часы приёма граждан и отправилась общаться.

Старший лейтенант Иван Максимович Хлебников оказался довольно молодым и симпатичным мужчиной, наверное, ровесником Аглаи, с очень цепким, изучающим взглядом, не сочетавшимся ни разу с добродушно-простоватым выражением его лица. Жестом указал девушке на стул и, изучающе её просканировав, улыбнулся и спросил дежурно:

– Слушаю вас, гражданка… – Он приподнял вопросительно бровь.

– Аглая Сергеевна Зорина, – представилась Глаша и протянула старшему лейтенанту свой паспорт.

– Гражданка… – быстро пролистывая и изучая страницы паспортной книжки, продолжил свою мысль участковый, – Зорина. Какой у вас вопрос? – возвратив девушке документ, поинтересовался он.

– Вопрос профилактики, – начала с конкретики Глаша.

– Заболеваемости или травматизма? – вяло, без огонька, пошутил старлей.

– Скорее второе, – выбрала из предложенных вариантов Аглая и поспешила объяснить цель своего визита.

Имея в жизненном активе папеньку бывшего военного, Аглая умела излагать любую свою проблему или вопрос чётко, коротко и конкретно по делу, вот и изложила о двух нападениях на Валерьяна, о ненормальной жестокости соседа и его угрозах Музе Павловне и самой Аглае.

– Да слышал я об этих происшествиях, – вздохнул тягостно Хлебников, – консьержка ваша доводила до сведения. – И спросил с кислым лицом: – И что вы хотите, чтобы мы сделали?

– Знаете, – озвучила Аглая свои пожелания, – может, хотя бы беседу с гражданином проведёте на предмет того, чтобы он придержал как-то свои неадекватные, агрессивные нападки. – Узрев совсем уж показательно скривившееся лицо старлея, она быстро добавила: – Ну хотя бы уточнить, что он за личность. По повадкам так чистый бандюган, браток из девяностых, может, он в чём-то был замешан… – И, глядя на выразительную смену выражений на лице представителя власти, засомневалась: – Ну, не знаю…

– Ну какой бандит, Аглая Сергеевна, – попенял ей, как дитю неразумному, участковый. – Виктор Юрьевич Чащин законопослушный гражданин, судимости отсутствуют, приличный бизнесмен, налоги платит исправно, претензий и нареканий от органов власти не имеет.

– Ну да, ну да, – хмыкнула Аглая, помня, какие сведения про этого «законопослушного» получили родные Музы Павловны. Но старлею о бандитском прошлом Виктора она благоразумно не стала упоминать, лишь мягко попеняла: – Уж вам ли не знать, Иван Максимович, что оптимизм – это всего лишь недостаток информации, а излишний оптимизм – это безответственность, приводящая порой к трагедии.

– И что вы хотите, чтобы я сделал? – сменив наигранно кислое выражение лица на отстранённо-холодное, несколько резковато поинтересовался Хлебников. – Взял у вас заявление? Так я не возьму, нет никакого состава преступления и нарушения закона в ваших разногласиях и сварах с соседом. К тому же, как мне стало известно, животное гражданки Шагиной регулярно гадило у квартиры господина Чащина, так что ещё неизвестно, кого привлекать в данной ситуации, – развёл участковый руками показательно бессильным жестом.

– Да это ясно, что заявление вы не возьмёте, – махнула рукой Аглая, – я и не рассчитывала. Нет, я понимаю, – перешла она на доверительный тон, даже ладошку к груди приложила, – для вас это какая-то тухлая и бесконечно тупая, скучная бытовуха, которой вас достают каждый день. И я бы не пришла, будь это проходным происшествием: ну не любит человек животных, ну бесят они его, бывает. Да только всё это как-то… – покрутила она неопределённо рукой.

– Как? – внезапно заинтересованно спросил участковый.

– Вы его видели, этого Чащина?

– Нет, не видел пока, – признался Хлебников.

– А вы посмотрите, – предложила Аглая и объяснила: – На его внешность, повадки, как и что говорит. Такое ощущение, что у человека краёв-то нет вообще. В буйство он впадает даже не с полтычка, а в микросекунду – и сразу до убоя. И что самое настораживающее и пугающее: вот чувствуешь, реально понимаешь со всей очевидностью, что этот убьёт не парясь. – Она задумалась и расширила своё высказывание: – Если будет чувствовать и точно знать, что человек ниже его по статусу и ответить не сможет.

И вздохнула тяжко, глядя в глаза участковому:

– Вот как-то так, Иван Максимович. А заявление я, понятное дело, писать не стану, вы ведь правы: нет состава преступления и всё такое, просто соседские дрязги. Но теперь вы будете хотя бы знать, что такой деятель имеется у вас на участке. Пусть хоть так, – повторно вздохнула она безнадёжно.

– Я вас понял, Аглая, – серьёзно и как-то проникновенно произнёс Хлебников и добавил: – Понял, услышал и принял информацию.

И вдруг улыбнулся, да такой прекрасной, обворожительно-открытой улыбкой, что Глаша аж сморгнула от столь разительной перемены в облике участкового, – прямо другой человек!

– А вы молодец, – похвалил вдруг старлей, – пришли, пусть и понимая, что, скорее всего, впустую. Не забили, не отмахнулись, как сделало бы большинство, не стушевались идти в полицию, что для наших с вами ровесников вообще полный отстой и голимое лузерство.

– Да чего уж теперь, – снова отмахнулась Аглая, поднимаясь со стула. И призналась перед тем, как выйти из кабинета: – Что-то мне рядом с этим деятелем жить тревожно как-то, Иван Максимович.

На следующее утро, открыв дверь и выходя из дома, Аглая услышала, как в соседней квартире, той, что рядом с ней, отпирают замок, и задержалась на пару мгновений, хотела посмотреть, кто выйдет. И ничего удивительного не случилось – вышел тот парень, который встрял со своими вопросами третьего дня в боевые действия гражданина Чащина и кота Валерьяна на площадке.

– О! – обрадовался парень, увидев Аглаю. – Привет, соседка. Это я удачно пораньше вышел, – разулыбался он довольнёхонько и пояснил причину своей откровенной радости: – Хоть познакомимся, а то такая красотка рядом живёт, а я не в курсах. А в прошлый раз ты так быстро ушла, что и не поболтали. – И тут же представился: – Я Антон.

– Аглая, – ответила девушка, непроизвольно улыбаясь парню.

Во-первых, что называется, спасибо за «красавицу», а во‑вторых, он был высокий. Мужчин ниже себя ростом Аглая не рассматривала как возможных ухажёров, хотя, как ни парадоксально, но чаще всего к ней клеились именно такие парни. Бабушка Полина говорила, что внучка пренебрегает ухажёрами, не дотянувшимися до неё в высоту, по малолетней глупости. Ибо никогда не знаешь, с кем счастье ждёт, а высоких, статных мужчин куда как меньше, чем парней среднего роста, и на всех не хватает. И советовала на всякий случай внимательно присматриваться к каждому кандидату в женихи, не отвергая того сразу же, руководствуясь лишь физическими параметрами.

Ну это так, как сказала бы Муза Павловна: реприза в сторону.

В общем, улыбнулась Аглая парню Антону и даже притормозила, подождав, когда тот торопливо запрёт замок, чтобы вместе с девушкой пойти к лифту.

– Слушай, Аглая, – сразу же на «ты», без лишних расшаркиваний, обратился он к ней, явно для завязки дружеской беседы, – я хотел спросить: может, ты знаешь, почему этот кот-то к чуваку прицепился?

И, пока они спускались на первый этаж и проходили через холл и тамбур, Аглая посвятила Антона в причины войнушки «живой природы с человеком», что развернулась на их этаже. Рассказала о том, как объявившийся недавно сосед ударил Вилли, а она бросилась спасать-защищать, насколько сильно Валерьян пострадал, как долго выздоравливал и восстанавливался, ну и про святую «котейскую мстю», которая ужасна.

– Нехило, – присвистнул Антон и усмехнулся: – А ты, значит, у нас мать Тереза.

– Нет, не она, – усмехнулась Глаша. – Просто так получилось.

– Слушай, Аглай, – предложил с ходу и без затей, но с большим энтузиазмом парень, – надо бы нам получше познакомиться, коннект, так сказать, навести. Давай посидим после работы где-нибудь, потусим. Да хоть в «Точке» кофе выпьем, поболтаем.

– Ты ко мне подкатываешь, что ли? – рассмеялась чуть игриво Аглая.

– А почему нет? – пожал он плечами. – Почему бы мне не подкатить к красивой, классной девушке и не попытаться с ней хотя бы зафрендиться. Или ты с кем-то встречаешься-живёшь? – И сразу же определил свой статус: – Я, например, свободен и без герлы уже давно.

– Сегодня нет, не получится, да и в ближайшее время тоже нет, у меня срочная работа, – посмеиваясь, отказалась от встречи Аглая, проходя в дверь подъезда, которую галантно распахнул и придержал перед ней Антон. – Ну а дальше посмотрим, почему бы действительно и не сходить куда-нибудь, выпить по кофейку и поболтать.

– Отлично, договорились! – порадовался парень и, достав смартфон из кармана, стремительно двигаясь дальше, потребовал как само собой разумеющееся: – Давай номер.

– Номер тоже в следующий раз, – рассмеялась Аглая такой его нагловато-нарочитой непосредственности.

Помахала ему ручкой, сбежала по лестнице и направилась к дожидавшемуся её такси, чтобы ехать домой к заказчице, с которой они договорились просмотреть предварительные варианты.

С отъездом Музы Павловны и «эвакуацией» беспокойного мстителя жизнь жильцов их девятого этажа вновь вернулась к своему прежнему мирному укладу и привычной тишине.

Правда, ненадолго, до очередного происшествия, случившегося через одиннадцать дней после ловли «Шустрого Вилли» и через десять после посещения Аглаей участкового в околотке.

Вымотанная, уставшая, с разламывающейся от долгого сидения над изделием спиной, но невероятно довольная тем, как и что у неё получается, Аглая возвращалась совсем уж поздним вечером домой. Ожидая лифт, она мысленно представляла, как сейчас наберёт ванную с любимой лавандовой пеной и будет лежать в ней долго-долго, подливая постоянно горячей воды. А потом выберется «на берег», завернётся в уютный махровый белый халат, заварит чаю с травками, уляжется-устроится на диване, включит на ноуте какой-нибудь ситком из числа любимых, чтобы ни о чём серьёзном и сложном не думать вообще. И вот будет кайфова-а-а-ать – попивая чаёк, посмеиваясь простеньким шуткам или хорошим шуткам, как повезёт. А потом…

Про «потом» подумать Аглая не успела, поскольку за разъехавшимися дверями лифта, в пустой кабине, она увидела настораживающую и очень неприятную странность, от которой как-то нехорошо-предупреждающе что-то ёкнуло в груди и в области желудка, среагировавшего на открывшуюся картину и шибанувший по рецепторам запах.

Стены кабинки в нескольких местах были заляпаны кровавыми отпечатками больших ладоней – где-то смазанными, а где-то очень чёткой пятерни, а панель управления с цифрами этажей… Такое впечатление, что вообще буквально залита потоками крови.

– Вера Львовна! – позвала несколько истерично консьержку Аглая, словно заворожённая уставившись на измазанные кровью цифры на панели и лужи с отпечатками ног на полу. А не дождавшись ответа на свой призыв, позвала другую консьержку, пытаясь сообразить, кто из них сегодня дежурит: – Анна Ивановна!

Никто из женщин не отозвался. Глаша оторвалась наконец от созерцания кровавой инсталляции и пошла к консьержской комнате, но никого там не нашла – ни спящего, ни телевизор смотрящего – пусто. Как пусто было и во всём холле.

«Ладно, – решила Аглая, – поднимусь к себе и вызвоню кого-нибудь, не стоять же здесь и ждать, пока кто-нибудь объявится».

Но ехать в «кровавом» лифте не смогла, дождалась второго, грузового, в открывающиеся дверцы которого, если честно, заглядывала с некой опаской – ну а вдруг и там кровь, кровь… и у них тут зомби-апокалипсис во весь рост случился. Нет, лифт оказался чистым и следов убоя не носил.