Текст книги "Пианистка"

20

Он имел над ней безграничную власть, как над Лелей. Такую же, как когда-то давно имел Степан.

Лишь только за Олегом захлопнулась дверь, Карина послушно начала претворять в жизнь его план действий.

Для начала она вытерла лужу, натекшую от мороженого, застирала испорченную сумку, прибрала в комнате и коридоре. Потом вскипятила воду, бросила в кастрюлю пригоршню креветок и покорно взялась за телефонную трубку.

Ослушалась Олега Карина лишь в одном – не стала звонить начальству. Так, на всякий случай, из суеверия.

Сообщив ученикам, что завтра на работу не выйдет и назвав банальную причину – болезнь, Карина вернулась на кухню к приготовившемуся лакомству. Открыла бутылку пива и с аппетитом уничтожила целую кастрюлю креветок.

Она давным-давно не ела с таким удовольствием. Во всем теле чувствовалась легкость, точно с плеч упал добрый десяток лет. Весело напевая легкомысленный попсовый мотив, Карина быстро ополоснула посуду и надела купленное с утра платье.

Повертелась в нем перед зеркалом и так и сяк, улыбнулась своему отражению – продавщица определенно была права, когда говорила, что это ее стиль. Как ни крути, а фигурка у Карины славная, пусть она не такого высокого роста, как Леля, и не обладает длинными ногами.

При воспоминании о Леле Карина почувствовала, как что-то глубоко внутри болезненно сжалось. Она отошла от трюмо, медленно стянула платье, аккуратно пристроила его на вешалку в шкафу.

Вечером за стеной в гостиной раздались знакомые голоса. Они не спорили, а мирно разговаривали, но тонюсенькие стены не могли скрыть даже этот простой, будничный диалог.

Едва услышав, что Олег и Леля вернулись, Карина тут же покинула большую комнату и перешла в спальню. Было лишь одиннадцать с мелочью, но она, не колеблясь, расстелила постель и улеглась, потушив свет и поплотнее задернув шторы.

Лежа в темноте, Карина попыталась представить, каким будет ее завтра.

Пока еще не поздно все остановить. Вернуть поспешно принятые решения. Утром позвонить ученикам, сказать, что занятия состоятся, а когда придет Олег, объявить ему, что все произошедшее накануне – случайность, минутная слабость, и не более того.

Благоразумие подсказывало Карине, что нужно поступить именно так. Всю прежнюю жизнь она была уверена, что невозможно построить счастье на чужом несчастье, но сейчас…

Вся ее сущность вдруг взбунтовалась против этой вроде бы правильной и незыблемой истины.

Остановиться? Вернуться в пустую, сонную и унылую жизнь? Отказаться от счастья, которое после стольких лет скитаний нашло наконец тропинку к ее дому?

Нет, ни за что! Никому на свете его не отдаст! Олег верно сказал – они оба заслужили его.

Олег. Карина представила себе его лицо – строгое и вдохновенное, похожее на иконописный лик.

Теперь она знала наверняка: тот, другой, которого она считала смыслом существования – лишь жалкая тень, отблеск, будничная репетиция перед блестящей и ослепительной премьерой. И послан он ей был как подготовка к самому главному, важному в ее жизни – взаимной любви, счастью и пониманию.

21

Она задремала лишь на рассвете, всю ночь ворочаясь с боку на бок, не в силах унять волнение и сладкую дрожь во всем теле. И тут же вскочила, едва электронный будильник гнусаво завел свою утреннюю песню.

Ей было одновременно и радостно, и жутковато, но сомнения исчезли без следа.

Карина приняла душ, выпила чашку кофе и оделась точно так же, как вчера, добавив к наряду короткую бежевую жакетку.

В восемь она была совершенно готова. Бесцельно побродила по квартире, вышла зачем-то в коридор, снова вернулась в комнату, села на диван.

Ей казалось, стрелки на часах едва ползут. Она ждет уже целую вечность, а на циферблате лишь пять минут девятого. Десять, двенадцать…

Отчетливо хлопнула дверь соседней квартиры. Карина вздрогнула и бросилась в прихожую. Тут же раздался звонок.

– Доброе утро. – Олег стоял перед ней в знакомой темно-зеленой куртке, без шапки, со скрипкой за плечом.

Лицо его было серьезным, сосредоточенным, и Карине показалось, что он зашел сюда по обыкновению спросить, не у нее ли Леля.

Она отступила на шаг, стараясь побороть вдруг участившееся дыхание, и молча кивнула в ответ.

– Молодец, уже готова, – все так же сдержанно, без улыбки похвалил Олег. – Одевайся, и пошли.

Он не делал попытки ни обнять ее, ни поцеловать, не произнес ни одного слова о том, что было вчера, будто бы и не помнил вовсе. И все, о чем они с Кариной договорились накануне – это ее переход на новую работу.

Во дворе было еще темно. Кружился легкий снег, первый в этом сезоне. Олег щелкнул пультом, справа от подъезда вспыхнули и погасли фары новенькой «восьмерки», купленной им после Испании.

– Садись. – Он распахнул перед Кариной дверцу, подождал, пока она заберется на сиденье, аккуратно пристроил позади скрипку и сел рядом.

Молча достал из кармана сигареты, закурил, глянул на часы.

Карина искоса смотрела на него. Чужой, совсем чужой, непонятный, загадочный. Кто знает, что у него на уме? О чем он думает сейчас, слегка нахмурившись, рассеянно подбрасывая на ладони брелок? О том, что зря все затеял, сглупил, а теперь нужно как-то выпутываться, исправлять положение? А может быть, ни о чем, просто не выспался, устал, никуда не хочется ехать по холоду и темноте?

Олег выбросил окурок в окно, вставил ключ в замок и повернулся к Карине:

– Я вчера забыл спросить, ты с листа хорошо читаешь?

– Нормально. – Это было первое слово, которое она произнесла вслух с тех пор, как встала.

Голос прозвучал чуть хрипло.

– Это хорошо. – Олег удовлетворенно кивнул. – Значит справишься. А то там текст серьезный, Бах, Гендель. Ритка долго въехать не могла, ноты домой брала.

– Не беспокойся, я сыграю и Генделя, и Баха.

Он глянул на нее удивленно:

– Ты что, обиделась?

– Нет, почему? – Карина пожала плечами.

– Тон какой-то странный. – Олег повернул стартер.

Тихо заработал двигатель.

– Нормальный тон. Каким говорят о работе.

Олег наконец улыбнулся, обнял ее за плечи, притянул к себе:

– Брось. Ты же не Лелька, которой двадцать четыре часа в сутки нужно, чтобы на нее смотрели с обожанием. Мы едем в серьезное место, и я хочу, чтобы у нас все вышло на «отлично». Там надо работать, понимаешь меня? – Он пристально поглядел ей в глаза. – Тяжело, но интересно. Ты не пожалеешь.

Карина слушала и кивала. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно: пустынный двор, темный салон машины, тихий снег за окном, объятия Олега, его негромкий голос, терпеливо, точно ребенку, втолковывающий что-то… Карине было все равно что – лишь бы он говорил, не выпускал из своих крепких рук, не покидал…

Двигатель, прогревшись, загудел на одной низкой ноте, едва слышно, почти беззвучно. Олег осторожно отстранил Карину и крутанул руль.

22

Капелла репетировала в бывшей церкви, некогда заброшенной, а затем, еще в советские времена, перестроенной в клуб.

Прежде чем войти, Карина невольно загляделась на купола, голубые с потускневшей позолотой, на уходящие стрелами ввысь, в розовеющее небо, темные силуэты крестов. На одном из них сидела большая черная галка, задумчиво склонив голову.

Помещение после ремонта получилось двухэтажным, благодаря построенным перекрытиям, и на второй этаж вела узкая деревянная лестница. Собственно, репетиционная площадка была наверху, внизу же располагались подсобки, офис и небольшой зал для хоровых спевок.

Основная масса народу еще не пришла, и вестибюль выглядел пустым и сумрачным. У дверей на стуле сидел пожилой усатый мужчина в камуфляже.

Увидев Олега, он улыбнулся и кивнул.

– Она со мной, – бросил на ходу тот, указав на Карину. – Шеф пришел?

– У себя, – с готовностью подтвердил охранник.

– Пойдем-ка. – Олег потянул ее за руку к двери с табличкой «художественный руководитель».

В комнате, низко склонившись над столом, сидел маленький лысый человечек с розовым, как у младенца, лицом и носом картошкой. Карина тут же узнала в нем дирижера, который руководил концертом в Большом зале, несмотря на то что тогда во фраке он показался ей гораздо более представительным и солидным.

– Здорово, Михалыч, – приветствовал лысого Олег, заходя в кабинет и расстегивая куртку.

– Олежка, ты? – Мужчина поднял голову и подслеповато прищурился на Карину, нашаривая на столе очки. – А это что за барышня?

– Пианистка, на место Риты. Я тебе вчера говорил о ней по телефону, помнишь?

– А… да-да. – Дирижер рассеянно кивнул и снова углубился в лежащий перед ним лист партитуры.

– Куда ей? – поинтересовался Олег. – В зале посидеть для начала?

– Да пусть идет прямо к Любаше, посмотрит, что к чему. Потом, чуть позже, солисты должны подойти.

– Ясно. – Олег повесил куртку на рогатую вешалку, стоящую в самом углу, пристроил туда Каринину дубленку. Они вышли в холл.

– Значит, смотри. Идешь вон туда. – Он махнул рукой в сторону обшарпанной двери с надписью «камерный зал». – Там сидишь и ждешь хормейстера. Ее зовут Любовь Константиновна. Дама, сразу предупреждаю, с норовом и выражений не выбирает. Когда начнет наезжать, особо не переживай, привыкнешь потом. Если хочешь, можешь разыграться, пока хор не собрался. – Олег повернулся и направился к лестнице.

Карина растерянно смотрела, как он поднимается, не делая даже попытки оглянуться. Мгновение – и она осталась одна посреди вестибюля, постепенно наполняющегося музыкантами.

Сновали мужчины и женщины со скрипичными и виолончельными футлярами в руках. Кто-то поздоровался с Кариной, кто-то больно задел ее тяжелой сумкой.

Она неуверенно двинулась, куда велел Олег, и в это время ее окликнули.

Позади стоял Вадим, его черная шевелюра была припорошена снегом. Он улыбался Карине во все тридцать два зуба.

– Кого я вижу! – Вадим театрально развел руками. – Соседка! Послушать нас пришла?

– Работать, – коротко ответила Карина.

– Работать? – изумился Вадим. – Кем?

– Концертмейстером.

– Вот блин! Это значит, вместо Маргариты. Молодец Ляшко, подсуетился. Ну что ж, рад вас видеть, коллега! – Он шутливо раскланялся и пожал ее руку. – Бульдозер-то уже видела? Познакомились?

– Какой бульдозер? – не поняла Карина.

– Ну это у хорички прозвище такое – Любаша-Бульдозер. Тебе Олежка не рассказывал?

– Нет.

– Шибко напирать любит, вот ее так и прозвали. – Вадим засмеялся и принялся отряхивать футляр. – Ладно, не дрейфь. – Он весело подмигнул. – Ни пуха.

– К черту, – машинально сказала опешившая Карина.

Камерный зал оказался небольшой комнатой со стоящими у стены хоровыми станками и припертым к самому окну стареньким черным пианино. Рядом на низеньком круглом столике громоздилась огромная стопка нот.

Карина протиснулась к инструменту, открыла крышку, взяла наугад первое, что попалось под руку – «Ораторию» Генделя.

Едва она сыграла два первых номера, дверь распахнулась, и на пороге появилась необъятных размеров краснолицая тетка в черном кожаном плаще с пышным меховым воротником.

– О! – Увидев Карину, тетка остановилась как вкопанная. – Никак сподобились найти пианистку! Слава тебе, господи! – Она размашисто перекрестилась, шумно протопала в комнату и принялась раздеваться.

Под плащом ее телеса оказались еще внушительней. Могучую грудь туго обтягивало черное декольтированное платье, на массивной шее висели крупные янтарные бусы.

– Будем знакомы, я – Любовь Константиновна. – Краснолицая приблизилась к фортепьяно.

– Карина, – представилась та.

Теперь прозвище «Бульдозер» не казалось ей странным, наоборот, оно как нельзя лучше подходило к колоритной внешности хормейстерши.

– Представить себе не можешь, как я замучилась с этим идиотами, – пожаловалась Любовь Константиновна, перекладывая ноты. – Только и делаю, что ношусь от инструмента то к альтам, то к тенорам. Не поверишь, похудела за последние две недели, как Ритку в больницу забрали. – Она наконец выудила из стопки толстенный сборник и протянула его Карине. – Давай вот это.

Карина взглянула на название – Бах «Страсти по Матфею». Открыла первую страницу, и в глазах почернело от обилия мелких нотных значков.

И это она должна играть прямо сейчас, без репетиции?

Краснолицая выжидающе смотрела на Карину, опершись мощным торсом о бок пианино. Та тихонько вздохнула, положила руки на клавиши и заиграла.

Хоричка согласно кивала в такт, иногда делая знак чуть ускорить или замедлить.

– Форте, здесь форте. А тут меццо пьяно. Так, да, еще тише и сдержанней. А здесь сразу вперед, живей.

Они прошли страниц десять. У Карины от напряженного вглядывания в текст слегка саднило глаза.

– Нормально, – одобрила краснолицая, – Ритуха играла куда хуже. – Она с любопытством оглядела ее. – Откуда тебя такую взяли? Работать будет одно удовольствие.

– Меня привел Олег Ляшко. Мы с ним соседи, – сказала Карина.

Вопреки прогнозам, Любовь Константиновна ей нравилась. Видно было, что она дельный, понимающий музыкант, да и голос у нее будь здоров – в некоторых местах она подпевала фортепьяно чистым и удивительно звонким сопрано.

– Ну и молодец, что привел, – похвалила хормейстерша.

Начали появляться хористы, комната наполнилась шумом и суетой. Сразу стало душно, и Любовь Константиновна открыла большое запыленное окно.

Репетиция шла три часа с маленьким пятнадцатиминутным перерывом. К концу у Карины ломило спину, а в глазах мельтешили цветные точки.

– Все, – обмахиваясь нотами, объявила Любаша. – Финиш. – Лицо ее было уже не просто красным, а свекольно-бордовым. – Пойду чай пить. Хочешь со мной?

– Я потом, – пообещала Карина.

Ей хотелось повидать Олега перед тем, как придут вокалисты.

Она вышла из камерного зала в холл и тут же увидела его. Он стоял на лестнице и что-то вполголоса тихо говорил дирижеру. Рядом топтался Вадим, без свитера, в рубашке с расстегнутым воротом, волосы надо лбом взмокли.

Карина подошла и остановилась на некотором расстоянии, так, чтобы не мешать разговору, но быть замеченной.

Олег бросил беглый взгляд в ее сторону, кивнул, но беседу не прекратил. До Карины долетали обрывки фраз: «Альты не строят… надо заменить штрих… деташе не подходит, лучше спикатто…»

Маленький, круглый, как колобок, дирижер кивал, сосредоточенно глядя в пол.

– Ладно, – произнес он наконец и достал из кармана часы, – тайм-аут минут на двадцать. Кофе хочу. Ты все верно говоришь, только сделать это непросто. Весьма непросто. – Он устало вздохнул и, приблизив часы к самому лицу, принялся изучать циферблат.

– Ерунда, – твердо сказал Олег, – сделать можно. Если захотеть.

– Вот именно, захотеть. – Дирижер безнадежно махнул рукой и, посмотрев сквозь Карину, медленно побрел в конец коридора.

Вадим, почти не принимавший участия в разговоре и явно скучающий, вздохнул с видимым облегчением:

– Что ты заладил про свои штрихи! – Он дернул Олега за рукав. – Полперерыва протрепали, и кроме того, тебя девушка ждет. Не видишь? – Он состроил Карине уморительную гримасу.

Олег аккуратно отодвинул приятеля в сторону и не спеша сошел со ступенек.

– Порядок? – Он внимательно поглядел ей в лицо и едва заметно улыбнулся. – Вижу, что все в норме. Пошли, перекусим, а то потом работать еще два часа.

– Как Бульдозер? – встрял Вадим. – Не обижала?

– Да нет. – Карина пожала плечами. – Нормальная женщина. И поет замечательно. Зря вы ее так называете, вовсе она этого не заслужила.

– Ну, это ты сейчас так говоришь, – не согласился Вадим, – а потом…

– Потом будет суп с котом, – перебил Олег. – Чем болтать, двигай лучше в буфет. Не ты ли на репетиции все уши прожужжал, что не успел позавтракать и умираешь с голоду?

– Я, – с готовностью подтвердил Вадим и галантно подставил ей локоть. – Мадемуазель, разрешите сопроводить вас до нашего кафетерия!

– Разрешаю, – засмеялась Карина и взяла его под руку.

Буфет был маленький и тесный, явно не приспособленный для толпившейся в нем прорвы народу. Карина, Олег и Вадим взяли себе по чашке крепкого кофе с парой бутербродов. Столиков не хватало, и все трое пристроились на широком низком подоконнике.

Карина с удовольствием потягивала из чашки ароматную горячую жидкость, стараясь максимально расслабить уставшие руки и спину. Вадим по обыкновению отпускал одну за другой двусмысленные шуточки, Олег молчал, изредка поглядывая на нее, и улыбаясь все так же сдержанно, загадочно.

Вокруг смеялись, курили, пили кофе оркестранты и хористы. Карина чувствовала, как легко и хорошо ей здесь, среди этой веселой суеты, в гуще людей, связанных одной целью, общим делом.

Именно о такой работе она мечтала, нет, не смела мечтать, сидя в четырех стенах своего класса и слушая бесконечные заунывные ученические гаммы.

Перерыв закончился. Олег и Вадим поднялись, в большой зал, а Карина вернулась в хоровую комнату.

Любовь Константиновна уже ушла, оставив резкий, терпкий запах духов. В ожидании солистов Карина снова села за фортепьяно, рассеянно взяла несколько аккордов.

Она думала об Олеге. За время перерыва они не сказали друг другу и десятка слов, только молчали, искоса переглядываясь и слушая неумолчную Вадимову трескотню. Интересно, соскучился ли он по ней так, как она по нему? Когда они снова смогут остаться вдвоем? Как теперь глядеть в глаза Леле, разговаривать с ней, зная, что украла у нее самое дорогое?

Множество вопросов атаковало ее голову, и ни на один не находился однозначный ответ…

– День добрый! – Карина вздрогнула и обернулась.

У двери стоял двухметровый гигант в длинном, до пят, пальто. Она и не заметила, как он вошел.

– А где Ритуля? – поинтересовался великан.

– Ее больше не будет. Вместо нее теперь работаю я.

– Ясно. – Здоровяк понимающе кивнул. – Ей давно пора было на отдых. Ну-с, познакомимся? Я – Николай. – Он протянул огромную, лопатообразную ладонь.

– Карина.

– Распоемся для начала? – Николай снял пальто, аккуратно повесил на спинку стула и громко прочистил горло. – Ми-а, ми-а, ма.

У него был шикарный бас, чем-то напоминающий Сашин. Карина заиграла распевку, Николай навис над пианино, выводя на весь зал оглушительные рулады.

Они прошли от корки до корки несколько арий и дуэтов, после чего Николая сменила меццо-сопрано Галина, надменная брюнетка с легким восточным акцентом. За ней пришла худенькая смешливая сопрано Соня. Последним репетировал Андрей, тенор, долговязый унылый парень с почти сросшимися на переносице бровями. Его партия была самой сложной, и они бились над ней около часа.

Время пролетело настолько стремительно, что Карина не заметила, как настал вечер. Часы показывали без трех минут пять.

Из-за двери долетали отдаленные звуки скрипок.

«Все еще репетируют», – подумала Карина с уважением и сочувствием. Она вспомнила, каким приходил Олег с работы – вымотанным до предела, отрешенным от всего. Теперь Карина знала почему.

Поняла она и причину Лелиных конфликтов с ним. Та хотела, чтобы он, возвращаясь домой, отключался от оркестровых дел, расслаблялся, шел на контакт. Но после многочасовой напряженной игры расслабиться было тяжело, а порой и просто невозможно.

У самой Карины невольно прокручивались в голове отрывки из только что исполненных арий. Она решительно захлопнула крышку фортепьяно, вышла из камерного зала и поднялась в оркестровый. Тихонько приоткрыла дверь, заглянула внутрь.

В зале репетировала одна скрипичная группа. Остальные оркестранты уже разошлись.

Чувствовалось, что скрипачи зверски устали. Лица у всех были бледными, глаза воспаленными, однако никто не думал выражать недовольство или нетерпение. Раз за разом проигрывалось одно и то же место из «Страстей» в высокой тесситуре, со сложными переходами из позиции в позицию.

Карина осторожно, стараясь не скрипнуть, присела на один из стульев и еще минут двадцать слушала, как Олег вычищает интонацию со своей группой, яростно борясь с минимальной фальшью.

Наконец он опустил скрипку и провел рукой по волосам, закидывая их назад:

– Все. Хватит на сегодня.

Народ оживился и начал складывать инструменты. Мимо Карины прошел Вадим, вопреки обыкновению угрюмый и молчаливый. Лоб его был мокрым от пота.

– Пока, – улыбнулась ему Карина.

– Ты еще не ушла? – Вадим глянул на нее с недоумением, а потом кивнул понимающе: – Маэстро поджидаешь? Вместе поедете?

Что-то в его тоне Карине не понравилось. Она уловила в нем легкую иронию. На мгновение ей показалось, что парень смотрит на нее с неприязнью и даже осуждающе.

Карина почувствовала, как моментально холодеют руки. Что, если он догадался? Все понял? Но как, откуда?!

– Чао. – Вадим махнул на прощание рукой и скрылся за дверью.

Карина усилием воли подавила волнение и страх. Никто ничего не может знать. Она просто Олегова соседка, пришедшая работать в капеллу взамен беременной Риты. Им по пути, поэтому она осталась ждать Олега, а не уехала домой на метро. И пусть кто-то скажет, что у нее нет на это права!