Текст книги "Капли гадского короля"

Глава 4

Сначала было очень плохо, плохо всему организму в целом. Ее тошнило, мутило, ломало, сжимало… а потом внезапно стало легче. Просто резко взяло и отпустило, словно по мановению волшебной палочки, как будто кто-то сверху дал команду отпустить эти адские вожжи, скрутившие ее бедное тело. Катя открыла глаза, и сразу же яркий свет на мгновение ослепил ее.

Лежать ей было удобно, а вот дышать – очень тяжело.

Сначала она увидела очертания предметов, а затем сами предметы: красивую картину на стене, окно с атласными занавесками, старинный комод, большой шкаф из темного дерева с зеркалом, мерно идущие на стене ходики и встревоженное лицо какого-то старика напротив.

– Пришла в себя… – гулким голосом сказал он.

– Хорошо, кризис миновал, – ответил ему женский голос, – будете делать все, как я велела, дней через семь встанет на ноги. Я буду приходить каждый день, но если станет хуже, все же вызовите «03», – сказала женщина и склонилась над Катей. Катя наконец-таки увидела и ее: женщину лет пятидесяти, в белом халате, со строгим лицом без косметики и с гладко зачесанными назад волосами русого цвета.

– Ну что же вы, милочка… так не бережете себя? Разве так можно? Коллега, а о себе кто будет думать? Ладно, я ухожу и оставляю вас в надежных руках, поправляйтесь.

Лицо женщины исчезло из поля зрения Кати, а вскоре она услышала и удаляющиеся шаги на каблуках. Над ней снова нависло лицо старика.

– Где я? – спросила Катя.

– Ты не узнаешь меня? – удивился старик.

– Вас я узнала, Иван Федорович, я не пойму, где я и что я тут делаю?

– Ну уж, милочка, это лучше у вас спросить. Заявились ко мне буквально в невменяемом состоянии, сама смерть, наверное, лучше бы выглядела, повалились на меня…

– Я?

– А кто ж еще? Прямо-таки свалили старика с ног, чуть шейку бедра из-за вас не сломал, что чревато в моем возрасте… и упали без чувств и без сознания. Вы меня, между прочим, очень напугали, Катерина! Кто мне теперь компенсирует потраченные нервы! – разошелся старик. – Я, между прочим, коммерческую медицину нанимал за мной ухаживать, а не пугать до смерти!

– Простите меня, – сказала Катя.

– «Простите!» – передразнил ее Иван Федорович. – «Простите» на хлеб не положишь! Я еще жалобу на тебя напишу, вот только поправишься, кстати, как ты себя чувствуешь?

– Да вроде ничего… словно заново родилась. А кто это приходил? – поинтересовалась Катя.

– Ясно кто, врачиха, тоже из коммерции, Галина Дмитриевна, неплохая женщина. Сказала, что у тебя был этот… солнечный удар… нет! Не солнечный, а тепловой удар. Такая, мол, высокая температура была, что градусника не хватало. Она тебя внимательно осмотрела, послушала, смерила давление, сделала сразу два жаропонижающих укола и что-то еще для сердца. Что же ты так себя доводишь-то? Еще в легких какие-то хрипы, вернее, в бронхах, но чтобы не перешло на легкие, надо соблюдать постельный режим и колоть два раза в день какие-то уколы. Вот Галина Дмитриевна тут все расписала, – Иван Федорович протянул Кате листок с врачебным назначением.

Катя пробежала листок глазами.

– Антибиотик, витамины, противовирусное…

– Обильное питье, – добавил Иван Федорович и показал рукой на огромный графин, наполненный какой-то малиновой жидкостью, – сам сварил из клюквенного и черносмородинного варенья.

– Спасибо, мне ужасно неудобно, что я вас так напрягла. Я не знала, что так получится, такой вирус где-то подхватила… Действительно, пришла к вам с лечением, а получилось, что сама слегла, да еще и вас напугала. Я сейчас уйду, не беспокойтесь, – засобиралась Катя, окончательно пришедшая в себя.

– Куда это ты собралась?! – У Ивана Федоровича от возмущения даже усы оттопырились. – Врач сказал лежать семь дней, не вставать! Только что с того света и куда-то собралась! Едва сбили температуру, и что? Ты же вся мокрая, малейший сквознячок, и того! Пишите письма!

– Но не могу же я у вас…

– А почему нет? У меня квартира большая, живу я один! Уж о больной врачихе позаботиться могу! А что характер у меня неуживчивый, так это извините! – Старик потряс в воздухе внушительным кулаком и сказал по слогам: – Не пу-щу! Я не душегуб какой-то! Звоните домашним, что вы в больнице.

Катя даже растерялась. Конечно, она понимала, что Иван Федорович прав, она настолько слаба, что не может еще и по лестнице спуститься. Но с какой стати она должна оставаться у него в доме? Внезапно Катя поняла одну вещь. Старик просто с ума сходит от одиночества! И вот наконец-то ему предоставился случай о ком-то позаботиться, с кем-то поговорить, причем этот «кто-то» еще больнее и слабее его и будет как бы зависеть от него. Нет, Иван Федорович не мог упустить такой шанс, по его решительному виду Катя это поняла. Она решила ему подыграть, тем более что в глубине души испытывала симпатию к этому ворчливому старику.

– Ой, чувствую, придется мне остаться у вас, Иван Федорович.

– Вот именно! Нечего скакать! – улыбнулся старик. – Сейчас я за тобой поухаживаю, накормлю тебя наваристым бульоном из мяса, что ты принесла.

– Что я принесла? – удивилась вполне искренне Катя.

– Как что? Целую сумку с сердцами говяжьими. Я еще подумал, куда вы столько сердец-то набрали и что с ними мне-то делать? Потом решил сварить супчик, сделать жаркое, а еще полпакета положил в морозилку. Так что сердцами мы с вами, юная леди, обеспечены на неделю, – сказал старик и пошел на кухню.

Катя встала с кровати и сделала несколько шагов за ним, ощущая дрожь и слабость в ногах. Она почувствовала, что от нее что-то отлепилось и упало на пол. Катя нагнула голову и сильно покачнулась. Если бы не подоспевший Иван Федорович, она бы растянулась на полу.

Старик крепко схватил ее и отволок на кровать.

– Ну, что же вы, медичка, такая упрямая. Лежите спокойно, я принесу поесть в постель.

– От меня отвалилась какая-то запчасть, – пожаловалась Катя.

– Это горчичник, – пояснил Иван Федорович. – Галина Дмитриевна сказала, что надо прилепить его вам на грудь.

– Так это он так давил на меня, что трудно было дышать… – Катя задумалась, – и весил словно целую тонну. – Она оттянула ворот футболки и посмотрела на свою голую грудь, где красовалось ярко-красное пятно от горчичника.

«Господи! Ивану Федоровичу надо было меня раздеть, чтобы положить горчичник. Он же видел меня голой», – вдруг закралась жуткая мысль в голову Кати, и, по всей видимости, эта жуткая мысль отразилась и на ее лице.

Иван Федорович перехватил ее взгляд и поднял руки, словно сдаваясь.

– Я не разглядывал ваши прелести, честное слово! Я же не извращенец какой-то! Вы метались в жарком бреду, еле дышали, и Галина Дмитриевна подтвердит, что все было пристойно. Екатерина Григорьевна, о чем вообще речь? Какие мои годы, чтобы интересоваться этим? Все уже… все в прошлом… – старик посмотрел куда-то вдаль, словно уходя в свои воспоминания.

Катю немного успокоили его слова.

– Все равно, в следующий раз я буду сама себе делать горчичники, банки, клизмы и прочее, если понадобится.

– Как скажете, – вышел из задумчивости Иван Федорович, – и уколы сами себе делать будете?

– Какие уколы?

– А вот тут вам выписали.

Катя замешкалась, чего-чего, а колоть сама себя она не могла.

– Я сделаю укол вам сам! – вызвался старик.

– Вы? А вы умеете? – Пациент поражал ее все больше и больше.

– Эх, дочка, я еще и не такое умею. Что мне только не приходилось делать в жизни. Вот, помню, случай был… У одного мужика зуб разболелся, ну просто сил нет, щека опухла, от боли он ничего уже не соображал. А вокруг снега и тайга, и никакой связи с Большой землей. Что делать? – выпучил глаза Иван Федорович.

– Что? – сглотнула Катя.

– Я взял пассатижи из набора инструментов, влил бутылку водки своему напарнику в глотку заместо обезболивания и вырвал зуб. Вот с такими корнями, – похвастался старик, словно рыбак уловом. – А ты говоришь, укол! Да раз плюнуть! Я, если надо, и операцию проведу.

– Меня оперировать не нужно, – быстро сказала Катя.

– Да это я так, к слову. Ну что, витаминчик вколем?

– Да, – обреченно ответила Катя, уже жалея, что согласилась остаться. Дед явно хотел поиграть во врача, и это не могло не настораживать. Катя с ужасом наблюдала, как ловко Иван Федорович вскрыл две ампулы, не дрогнувшей рукой набрал шприц и даже сменил иголку в целях антисептики.

– Ну-с… – протянул он.

Катя, вздохнув, перевернулась на живот и оголила верхнюю часть ягодицы.

– Еще больше, рука старая трясется, могу не попасть, – проговорил старик, усмехаясь.

– Ничего, попадете, вы меня тоже видами не балуете, – ответила Катя.

Укол Иван Федорович сделал легко и непринужденно.

– Знаете, почти верю уже, что вы зуб пассатижами вытащили, – перевернулась на спину Катя, – а теперь я вам сделаю укол. Вы мне, я вам, все очень здорово.

– Может, не надо? – поморщился Иван Федорович. – Я чувствую себя хорошо.

– Вы гипертоник. Вам прописаны уколы каждый день, – отрезала Катя и сделала укол Ивану Федоровичу.

Они посмотрели друг на друга, и Катя вдруг прыснула со смеху. Иван Федорович тоже рассмеялся.

– Хороши вы были, Катя, это точно. Вас обслуживает фирма «Ангелы с поднебесья», – передразнил он голос Елены Петровны, начальницы Кати. – Ничего себе «с поднебесья». Вы явились бледная, как смерть, с горящими глазами, в одной руке сумка с лекарствами, в другой – целый пакет кровавых сердец. Это просто Ангел смерти какой-то. Хорошо, у меня нервная система крепкая, – закашлялся от смеха старик.

– Эти сердца мне всучила одна женщина, благодарная пациентка, работающая на мясокомбинате. Возможно, они, то есть сердца, краденые. Иначе мне от нее было не вырваться. Я даже не посмотрела, что там, сил не было, – утерла выступившие от смеха слезы Катя.

– Галина Дмитриевна приказала каждые два часа мерить температуру и не допускать больше теплового удара, – принес Кате градусник Иван Федорович и присел на кровать. Катя наконец-таки раскраснелась и не выглядела больше изможденной и умирающей. – Ты очень молодая, – задумчиво сказал Иван Федорович.

– Мне тридцать лет.

– Выглядишь много моложе.

– А вы, видимо, знаток женщин? – улыбнулась Катя. – Я просто не пользуюсь косметикой и веду праведный образ жизни.

– Это как?

– Не пью, не курю, не гуляю, – загнула три пальца Катя и с тоской посмотрела в потолок, словно припоминая, чем она еще не занимается.

– Не скучно? – спросил Иван Федорович, и Катя снова улыбнулась.

– Вы прямо в самую точку. Бывает ощущение, что живу неправильно, – ответила Катя.

– Что не пьете и не курите?

– Что не гуляю, – поправила его Катя, – а пить и курить я еще научусь.

– Так, а почему же вы не гуляете? Нынешняя молодежь ого-го!

– Ну, во-первых, я уже не молодежь, во-вторых, у меня уже четырнадцатилетний сын.

– Сколько лет сыну? – округлил глаза Иван Федорович.

– Четырнадцать, – повторила Катя, – наверное, вы провели нехитрое математическое действие и в шоке от того, во сколько я его родила?

– Как-то рановато, – согласился старик.

– Так получилось, – улыбнулась Катя.

– Расскажи мне, как же так получилось?

– А вам интересно?

– А мы, старые люди, очень любопытные, нам все интересно.

– Это не очень веселая история, – предупредила Катя, – дети не всегда являются плодом любви, иногда они появляются в результате насилия, но от этого мой сын мне не менее дорог.

Иван Федорович ошарашенно хлопал глазами.

– Так вас…

– Совершенно верно.

– Какой кошмар! Подонка наказали?

– Заявления на него я не стала писать, не все так просто… Его мать заменила мне мою маму, а его сестра стала мне самой близкой подругой. Жизнь его наказала… Он умер молодым, до этого пребывал все время в наркотическом опьянении, – сказала Катя.

– А твоя хромота родом не оттуда? – решил уточнить Иван Федорович.

Катя рассказала, что произошло.

– Множественные переломы, укорочение костей в нескольких местах, несращение, повторные операции, я много чего перенесла, и, поверьте мне, Иван Федорович, то, что я вообще хожу, – это уже хорошо. Во всем надо искать положительные стороны.

Иван Федорович, казалось, потерял дар речи.

– А что-то хорошее у тебя в жизни было?

Катя рассмеялась.

– Вам так показалось или я настолько сгустила краски? У меня все хорошо! Двухкомнатная квартира, любимая работа, благодарные пациенты, все понимающая подруга, близкий человек – ее мать и самая главная гордость – мой сын.

– А любовь? Мужчина? Вы любили? – спросил Иван Федорович.

– Вот чего нет, того нет. Подловили вы меня. Этого моя жизнь была лишена полностью. Поэтому если у кого-то сложилось впечатление, что моя жизнь полна разврата, раз я родила в шестнадцать лет, то это совсем не так.

– Вот уж и правду говорят, не суди и не судим будешь.

– Может быть, может быть.

– Но ты красивая женщина, врач, где же глаза у мужчин? – спросил Иван Федорович.

– Мужчины часто обращают внимание на стройные ножки, чего я лишена. Попросту говоря, хромая никому не нужна, – грустно ответила Катя, – да и я не пойду с кем попало, надо, чтобы мужчина нравился.

– Это нормально, – заверил ее Иван Федорович и тряхнул седой шевелюрой, – эх, мне бы скинуть годков так… я бы не посмотрел, что ты с палочкой, наоборот, это придало бы пикантности.

– Иван Федорович, что за речи?! Остановитесь.

– Да, ты права, пора идти есть суп, только для начала я зайду в ванную.

Иван Федорович, все еще находящийся под впечатлением рассказа Кати, ушел в ванную комнату и закрылся там.

Вскоре он вышел и поспешил на кухню, опираясь на трость. Кате надоела ее прилипшая к телу рубашка, и она тоже пошла в ванную под душ. Она знала, что болеет остро два дня с высокой температурой, а затем быстро идет на поправку. Завернувшись в большое махровое полотенце, очень приятно пахнущее, Катя вышла из ванной и пошла на кухню. Иван Федорович хлопотал у плиты. Он бросил на Катю быстрый взгляд.

– Выглядишь много лучше.

– Спасибо. Я и чувствую себя лучше, – ответила Катя, – ничего, что я в полотенце?

– В самый раз, сейчас поешь, силы и вернутся к тебе.

Во входную дверь позвонили, Иван Федорович сказал:

– Ты, Екатерина, ешь, а я пойду посмотрю, кого нелегкая принесла?

Иван Федорович быстро вернулся, махнув рукой, – ошиблись, мол, дверью. Перед Катей стояла тарелка с наваристым борщом и поструганным в него аккуратной соломкой сердцем. Катя выглянула в окошко и увидела выходящего из их подъезда высокого светловолосого парня в наушниках. Шел он в такт качая головой.

«Я его уже видела, наверное, живет здесь», – мимолетно подумала Катя и приступила к борщу. Хоть у нее и не было аппетита, но расстраивать старика она не хотела. Борщ действительно был вкусным, и Катя нисколько не покривила душой, похвалив его.

– Вы прекрасно готовите.

– Ты не ела еще жаркое, – похвастался Иван Федорович, – вообще мужчина должен уметь готовить, и готовить намного лучше бабы! Это мое твердое убеждение!

– А я не буду спорить, я бы с удовольствием уступила место на кухне мужчине, – ответила Екатерина.

Иван Федорович метнулся в комнату и вернулся с графином мутноватой жидкости и двумя рюмками.

– Самогон лечебный или целебный, как будет угодно, – ответил он на ее немой вопрос.

– То, что самогон, понятно. Почему лечебный? – спросила Катя.

– Потому что мы сейчас тебя им лечить будем, – невозмутимо ответил Иван Федорович, наливая жидкость в две рюмки, – здесь и травы добавлены, и даже чуть-чуть мед. Завтра всю хворь как рукой снимет, вот увидишь. Этот рецепт в нашем роду из поколения в поколение передают.

Катя залпом осушила рюмку и впилась зубами в кусок хлеба, не в силах произнести ни слова.

– Ну, пробрало?

– И не говорите, – наконец-таки раздышалась Катя.

– Так что не все еще потеряно, сейчас я научу тебя пить, затем курить трубку, ну а потом…

– Суп с котом! – прервала его Катя. – А что это мы все обо мне да обо мне? Вы хозяин, вам и карты в руки. Я хочу побольше о вас знать, Иван Федорович, вы же мой подопечный. Некоторые знания друг о друге помогут нам сблизиться.

– Что верно, то верно, – почесал затылок Иван Федорович. – Но у меня была такая бурная жизнь, что одного вечера на разговоры мне не хватит.

– Не забывайте, что сказала Галина Дмитриевна, мне придется остаться у вас дней на семь, – хитро прищурила глаза Катя.

Старик просиял:

– Правда?

– А что? Дома меня никто не ждет. Сын учится в Англии, мужа нет, а вы за мной ухаживаете, вот с вами и останусь.

– Я буду очень рад, – обрадовался Иван Федорович.

Он сидел напротив нее и трясущейся рукой ел борщ.

– Я жду рассказ о ваших подвигах, Иван Федорович, и на любовном поприще в том числе.

– Подвигов у меня было много, это точно, только привели они к разбитому корыту в конечном итоге. Женат я был один раз, но благополучно ушел от жены и дочки много-много лет назад.

– И не виделись с ними?

– Нет, жена не хотела, а я не настаивал. Больше никогда в жизни я не видел жену, дочь, а вот внука видел.

– У вас уже внук?

– Уже! Ему тридцать пять лет! Он сам нашел меня и сказал, что жены моей и дочери уже давно нет в живых.

– Но хоть внук есть, – протянула Катя.

– Который ненавидит меня, – закончил мысль Иван Федорович, – он считает, что я законченный негодяй и что все несчастья в нашей семье произошли от меня.

– Но это глупо.

– А это вы ему объясните. Шалопай, весь в меня, – усмехнулся старик, – не живет, а прожигает жизнь. Женщин тоже много, но он хоть честен с ними, никому не дурит голову и не клянется в вечной любви. Ни на ком не женился, детей не завел. Но красивый черт, статный такой, с характером, – черты лица старика несколько смягчились и разгладились.

– Может быть, еще примиритесь? Все-таки родственники? – предположила Катя.

– Это вряд ли, Гера так мне и заявил, что ничего от меня не требует и ничего ему не нужно, что он все себе заработал сам и все имеет.

– Ну, это мальчишество и ребячество.

– Не думаю. Согласись, Катя, что моя квартира в таком доме в центре Москвы дорогого стоит, но внук и от нее отказался, когда я предложил составить на него завещание. Ему действительно от такого, как я, ничего не нужно, – грустно размешал борщ ложкой Иван Федорович, – а он ведь у меня известный человек. Чемпион мира по карате среди профессионалов то ли дважды, то ли трижды, а сейчас известный актер Чадаев Герман Юрьевич, может, слышала? Во всех боевиках и сериалах снимается.

Катя, едва не подавившись борщом, закашлялась. Она понимала, что в жизни могут быть совпадения, но чтобы до такой степени! Совсем недавно они с Кристиной обсуждали этого Германа Чадаева, сидя в студенческом кафе. Тогда Кате казалось, что ей до него как до звезды, и вот она уже сидит в квартире его родного деда.

– Что с тобой? – постучал ее по спине Иван Федорович.

– Да подавилась. Действительно, я видела вашего внука на экране. Он красивый, фигура сногсшибательная, охотно верю, что у него много женщин. Думаю, что и дерется он здорово, не зря же он чемпион мира. Но вот как актер он что-то не очень, – честно сказала Катя, но старик и не обиделся.

– Он же только начинает, да и специального актерского образования у него нет, может, ты и права. Но ведь снимают же. Гера признавался, что для него это – я имею в виду актерство – не серьезно, это просто хобби. Серьезно он относился к спорту и серьезно относится к своему бизнесу, а это так… Не нравится – не смотри, – сказал старик.

– Вы правы, – рассмеялась Катя, – я и не смотрю такие российские криминальные сериалы, где все надо доказывать кулаками. Мне в жизни не хватает любви, какой-то легкости и оптимизма с верой в будущее. А на драки я и смотреть не могу, выглядит это как-то ненатурально.

– В жизни драки видела? – поинтересовался Иван Федорович.

– Бог миловал. Эти напряженные тела, оскал на лицах и железобетонные кулаки… ужас! Мне кажется, что мне достаточно одного такого удара, чтобы я отправилась на тот свет, – ответила Катя.

– Да тебя соплей перешибешь, – согласился Иван Федорович, кидая взгляд на ее хрупкую фигуру.

– Вот именно, не представляю себя в драке, если только за что-то очень дорогое, например, за сына, – задумалась Катя, и вдруг ее осенила одна мысль: – Постойте, Иван Федорович, вы вызвали Галину Дмитриевну из «Ангелов с поднебесья»?

– Нет, из другой организации, а что?

– Но тоже коммерческой? – допытывалась Катя.

– Какое это имеет значение? – понес тарелку в раковину Иван Федорович.

– Большое. Сколько вы заплатили? И на что вы купили мне лекарства?

– Ну, есть у меня деньги!

– Нет, вы мне скажите, сколько на меня потратили? Иначе я сейчас же уйду.

– Вот, а ведь обещала остаться, – надулся старик, – ну, денег у меня, конечно, нет. Откуда? Пенсии на две недели впроголодь хватает. Но у меня же квартира набита антиквариатом, сама видишь, вот я иногда и приторговываю. В смысле за бесценок отношу вещи в ломбард здесь недалеко. Вот и сейчас, когда мне понадобились деньги, я быстренько отнес им икону святого Пантелеймона и выручил деньги.

– Вы заложили икону? – ужаснулась Катя.

– Я ее продал, – лаконично ответил Иван Федорович.

– Какой кошмар.

– Почему кошмар? Икона послужила доброму делу, спасла жизнь хорошему человеку, разве это плохо? – Иван Федорович поставил перед Катей тарелку с жарким из сердца.

– Я не могу, нет аппетита, – ответила Катя.

– Я говорю – ешь! Кто хочет поправиться? Катя хочет поправиться! – говорил Иван Федорович, засовывая ей ложку с мясом в рот, словно маленькой девочке.

– Я вам отдам, я все отдам, вот только на работу выйду, – ответила Катя с набитым ртом.

– Сейчас мы не будем говорить об этом, – ответил Иван Федорович и пошел в комнату. Вернулся с градусником – температура!

– Опять!

– Не опять, а снова! Каждые два часа, я больше не хочу видеть бездыханное тело у себя в доме.

– Не бойтесь, не увидите, я чувствую, как иду на поправку, – с раскрасневшимися щеками сказала Екатерина.

– Это ты чувствуешь, как мой самогон в тебе разливается, – возразил Иван Федорович.

– Да, кстати, сколько я уже рюмок выпила? Две? Три? Я пьяная, как говорят, в стельку.

– Вот и хорошо. Вирус сейчас и победим, – ответил Иван Федорович и засунул Кате в рот вторую ложку.

– Иван Федорович, ведь вы, наверное, много заплатили «Ангелам с поднебесья» за уход?

– Прилично.

– Тоже что-то пришлось продавать? – поинтересовалась Катя.

– А то ты не знаешь, – кинул на нее лукавый взгляд старик.

– Чего?

– Почему ты ходишь ко мне?

– Потому что для меня это отличная возможность подработать. За каждый приход с вычетом процентов я чистыми получаю 800 рублей, меня это устраивает. А сколько вы платите фирме я, честное слово, не знаю. В принципе это и не мое дело, просто интересно.

Иван Федорович сел напротив нее и подпер голову руками.

– А я нисколько не плачу. Я завещал «Ангелам с поднебесья» эту квартиру. Так вот! Сколько проживу, за мной будут присматривать и ухаживать, что мне, одинокому сердечнику, надо, а вот когда умру, то квартира эта останется им. Как ты думаешь, выгодная сделка?

– Я не знаю, – несколько ошарашенно ответила Катя, – я, конечно, слышала, что такое бывает, но не знала, что и у вас с «Ангелами с поднебесья»… Все-таки какое глупое название «Ангелы с поднебесья»…

– Вот и я о том же. Если я долго проживу, да мне еженедельно завозят продукты, ежедневно ходит врач за тысячу рублей, даже если эта квартира дорого стоит, какая выгода фирме? А вот если я быстро умру… – цепкий взгляд старика скользнул по Кате.

– Так вы думаете…

– Ничего я не думаю! – резко прервал ее Иван Федорович. – Я просто опасаюсь. Я хоть и старый, но не дурак. Прежде чем подписать все эти бумаги, я долго наводил справки об «Ангелах с поднебесья». Так вот, можешь гордиться, Катя, ты работаешь в фирме с кристально чистой репутацией. Ни одного несчастного случая среди их подопечных стариков. Ни одного! Даже странно… Только онкология и смерть от старости, от сердечно-сосудистых заболеваний, – сказал Иван Федорович.

– Слава богу! А то вы меня напугали, – вздохнула Екатерина, и Иван Федорович снова покормил ее с ложки.

– Вы прямо как моя бабушка. Только она в редкие минуты оттепели так заботилась обо мне. – Катя жевала, хоть есть и не хотела.

– А мне в радость позаботиться о ком-то, – сказал Иван Федорович то, что она и сама давно поняла. – Жаль, что этого не понимает Герман, – грустно проговорил старик, и сердце Кати сжалось.