Текст книги "Куколка"

9. Картина маслом

Проснулся я без пяти минут десять от противного звука, который никто из жителей панельных многоэтажек никогда и ни с чем не спутает. Сосед снова взялся за свой любимый перфоратор и принялся сверлить смежную стену. Что там еще можно сверлить, интересно? Сон стремительно забывался, запомнился лишь самый последний эпизод с девушкой, и еще то, что кожа у нее была оливково-зеленого цвета. Почти десять, нормальное для меня время, а сосед – сука. Почти год уже ремонт делает, пора бы и перестать.

После такого пробуждения все осталось вроде как хорошо, только вот почему-то сохранилось стойкое ощущение, будто стерли из памяти нечто горестное, а об эмоциях забыли, хорошие воспоминания оставили, но при полнейшем унынии, раздражительности, мерзкой апатии и непонятной подавленности. Да еще этот сосед, чтоб его…

А, да. Вчера разорвали со мной контракт, но подтверждения пока не последовало.

Но не буду о грустном. Тем более что для официального, юридически значимого, разрыва договора такого письма явно недостаточно, процедура расторжения контракта подробно расписана в самом договоре. Значит что? Я по-прежнему работаю на Рогинского.

Контрастный душ частично вернул краски бытия и яркие прелести реальности, но обнаружилось вдруг, что завтракать совершенно нечем. Вчера хорошо поел в поезде (но дорого, черт возьми), поэтому ужинать не пришлось. А когда встал и привел себя в порядок, оказалось, что в холодильнике пусто. Не совсем, конечно, пусто, но почти. Еще перед отъездом позаботился, чтобы ничего скоропортящегося не оставалось. Мало ли что. Вот и отправился по магазинам на голодный желудок, иногда со мной такое случается.

В ближайшем окружении присутствуют несколько магазинчиков со вполне приличным ассортиментом, один из которых носит гордое имя «Гастроном». Еще на подходе впереди замаячила бабка. Знаю я эту старушку. Ну, как знаю, вижу иногда и слышу. Удовольствие, без которого вполне можно обойтись, прямо скажем. Аккуратно одетая, ухоженная седенькая бабушка, только вот немного сумасшедшая. А возможно, что и много. Она всегда, то есть постоянно, ведет эмоциональные, содержательные, продолжительные и громкие беседы с кем-то невидимым для других граждан. То пеняет кому-то на психушку, что «вместо детского сада устроили», то еще что-то. Сегодня я с неудовольствием обнаружил, что направляется бабка в тот же магаз, что и я. Сбавил темп, шел уже еле-еле, этакой походкой фланирующего бездельника. Надеялся, что бабка проскочит до меня. Не помогло. Не проскочила. Старуха, миновав первые двери, терпеливо стояла у вторых. Ждала. Увидев меня, радостно сказала: «Я первая!» – и вошла. Здесь у нее открылся неиссякаемый поток слов. Все было не так. И новый колбасный отдел устроили вместо аптечного, и дорого все, и еще что-то… я старался не вслушиваться. Ничего не купив, бабка покинула магазин.

Народу оказалось немного, понедельничное рабочее утро все-таки. Я затоварился, набил пару пакетов и довольный вышел на улицу. Бабки нигде видно не было, и то хорошо, а то с самого утра настроение начало портиться.

Я вообще последнее время занимаюсь не поймешь чем. Собираю какие-то случайные сплетни, слухи и сомнительной достоверности сведения. А что толку? Уже давно имелось такое модное поветрие – подписывать в Сети под разными рисунками и фотками: «как страшно жить», и не поспоришь ведь. Жить вообще страшно – умирают от этого.

Почему вдруг вспомнил? А вот.

Всплыл в памяти такой случай, который и происшествием-то не назовешь. Еще зимой дело было. Иду себе в магазин за продуктами, никого не трогаю, всякие банальности думаю, как вдруг – два гопаря прямо ко мне. Конкретные такие, убедительные. Мысли сразу же приобрели иное течение. «Все, – подумал я, – что-то сейчас спрашивать начнут». Угадал. Начали.

«Эй, мужик, – говорят, – ты православный?» «Ну, – важно отвечаю я, ничего, по сути, не ответив, – а что?» «Перекрестись!» – настоятельно рекомендуют добры молодцы. Мне не трудно, перекрестился. К Богу я отношусь спокойно, вернее, никак не отношусь, как и он ко мне, но в религиях и конфессиях худо-бедно разбираюсь, в какую сторону, чем и как – знаю. Да и «наших» от «ненаших» отличать умею. Отстали гопари, на удивление вежливо отстали. Извинились даже. Хотел было спросить: что это было, и чем обязан такому вниманию? А потом слабость духа проявил и Судьбу решил не искушать. Дальше пошел, своею дорогою. Так вот в чем вопрос. Если бы, допустим, был я действительно убежденно-верующим, причем во что-то другое, не в то, о чем спрашивали. Как бы тогда получилось? Просто в морду бы дали или отметелили от души, почки отбили или окрестили бы насильно?

Впрочем, не о том я. Не знаю, как у других, а у меня бывает, что какое-нибудь дело, оказываясь недоделанным, портит настроение и ноет, как старый перелом перед морозами. Например, так. Возвращаюсь из магазина, прихожу домой и думаю – все ли купил? Оказывается, все. Или наоборот – забыл что-нибудь важное. Вот и тогда – вспомнил о том тексте на странном сайте, и почему-то вдруг померещилось, что не дочитал до конца. Пропустил что-то. Закладка сохранилась, и я вошел. А там:

В некотором царстве, в отдаленном государстве… Нет, не так. Эх, было времечко, да минуло. Старики еще помнят, как лет этак дцать назад разрешалось писать, говорить и показывать что угодно, где угодно и как хочется. Ну не то чтобы разрешалось, не запрещалось, так скажем. Любыми словами и картинками выражаться можно было. А потом, как-то незаметно и тихо, стала вдруг наползать цензура. Сначала мягкими бесшумными шажками-советами редактора, а потом и прямыми жесткими указаниями, и мерами на недопущение. На запрет употребления отдельных слов, упоминание некоторых личностей и событий. Места и предметы всякие принялись замазывать в фильмах, слова запикивать, а то и вообще вырезать. Надписи появились предупреждающие. Значки специальные стали на обложки чего угодно лепить. Обычно кружочки с цифрой и знаком «плюс». Но можно и так, без кружочка. Возрастное ограничение типа такое. Вроде как низя смотреть, читать и видеть тем, у кого возраст меньше, чем положено, чем цифра на значке. А если что, если где нарушить, то у-у-у что будет! Что конкретно, – никто толком не знает, оттого и особо страшно делается. Особливо жутко тогда, когда закон новый придумывают об ограничении, запрещении и недопущении. А если этот еще законопроект исходит от страшной старухи, похожей на Бабу-Ягу, то особо ужасно и крайне неуютно становится. Как понимаете, это мы вам сказку такую рассказываем. Чтобы не очень скучно жить было…

На этом текст внезапно заканчивался, и по-прежнему без автора. Чем-то знакомый стиль. Будто сам писал. Как понимать? О чем это они? На что намекают? Что за фигня? А прежний-то контент где? Или перепутал что? Одни вопросы, причем вопросы крайне банальные. Да нет, не перепутал вроде. Все правильно. Пугает это как-то, настораживает. Может, я чего-то опять не понимаю в нашей текущей реальности?

Тут блямкнула эсэмэска:

«Верните пож-ста 300 р. Ошиблась. Оля».

Ну вот, опять. Есть, существует такое давным-давно всем известное и частое телефонное жульничество: кто-то присылает сообщение, что на ваш счет поступили триста рублей, и почти сразу эсэмэска. Вот прямо, как у меня. Верните деньги, ошиблась. Оля. У кого угодно есть хоть одна знакомая Оля. Как варианты – Ира, Юля, Аня, Вика и так далее. Имена сплошь женские, популярные и укороченные. Способ обмана настолько глупый, что даже трогательный своей наивностью: в норме сообщения о поступлении денег посылает бот телефонного оператора, а не кто-то живой с левого номера. Но я сейчас не о том. Настораживает, что подобные эсэмэски приходят мне только тогда, когда на счету остается всего триста рублей с копейками. Иными словами, если у меня нет бонусных кредитов, то, «вернув» эти триста, я остаюсь без денег на телефоне и никому не могу позвонить… даже сообщение послать. Кто-то отслеживает мой счет, и этот кто-то в деле с телефонными мошенниками. Паранойя? Может быть.

Возможно, что тоже моя паранойя. Изменения текста на страничке этого сайта могли ничего и не означать. Кто-то вполне мог «пробовать перо» и отрабатывать литературный стиль. Не понравился этому кому-то написанный рассказик, вот автор его и убрал. Но. Это не «литературная песочница» и не конкурс рассказов «Рваная грелка». Или я не совсем прав?

В общем, пока отказываться от порученного мне дела я не мог по реальным причинам: адрес не отвечал, телефон тоже.

Остаток дня пришлось посвятить малоинтересным, но очень важным действиям: мытью посуды, стирке накопившегося шмотья, уборке комнаты, разборке образовавшихся завалов. Один живу, что тут поделаешь. Давно собирался, но все откладывал: то времени не было, то желания, то просто забывал. А вот сейчас вдруг собрался. Решил разместить на стене написанную маслом жутковатую картину, что давно хранилась у меня, но повешена так и не была. Стояла изнанкой, у стеночки.

Особенно радовало, что стена смежная с моим соседом, с тем самым, что последний год хронически ремонтировал себе квартиру. Я громко просверлил хорошее отверстие, забил дюбель, вкрутил шуруп и повесил раму с полотном. По-моему, этот шуруп выдержал бы килограмм сто.

Страх-то какой. Теперь картина выглядела еще более ужасно. Это что, теперь всегда будет здесь висеть?

Всего у меня имелось пять картин, эта шестая. Впору галерею открывать. Но если пять первых написала сравнительно известная художница – «Мария Петроградская», как она подписывала свои полотна, то эта шестая вообще выпадала из общего контекста. Ни подарить, ни выбросить ее я не мог. Рука не поднималась. То была целая история. Как-то раз сидел я и «квасил» с ныне покойным другом – питерским скульптором Сильвестром. Сколько себя помню, Сильвестр всегда люто пил, что, в конце концов, и свело его в преждевременную могилу. Однако в тот вечер Сильвестр умирать не собирался, более того, выглядел пышущим здоровьем жизнелюбом. Про какую-то свою очередную бабу рассказывал. Я же искал какой-нибудь эстамп с сюрреалистическими видами Петербурга. Для подарка. Мой друг иногда баловался графикой и живописью, но никогда не относился к своему занятию серьезно, более того, почему-то стеснялся этого. Только потом, после его смерти я узнал, что скульптор оставил после себя богатое наследие из графических листов и живописных полотен. В тот момент у Сильвестра ничего такого подходящего для меня не оказалось: ни рисунков своих, ни гравюр, ни эстампов он никогда мне не показывал, зато обратил внимание на другое свое творение. Нетрезво подмигнув, откуда-то вытащил живописное полотно. На фоне причудливых языков пламени страшно уродливое лицо с каким-то безмерно страдальческим выражением глаз. Прямо-таки грешник в Аду. Помню, я долго разглядывал картину и, наконец, стребовал у автора сведений, после какой такой пьянки этакое можно себе вообразить? Скульптор честно признался, что мысль пришла в голову во время сопровождения очередной любовницы в салон красоты. Подруге художника нанесли какую-то затейливую косметическую маску, а по истечении установленного времени промокнули широким белым полотенцем, прижали к лицу и тщательно разгладили руками. На тряпке запечатлелся развернутый в плоскость цветной отпечаток лица, после чего у Сильвестра, когда тот видел свою пассию, картина всякий раз вставала перед взором. Наконец, не вынеся наплыва тяжелой фантазии и желая избавиться от наваждения, он обратился к приятелю – соседу по мастерской, алкашу-портретисту, что согласился поработать собственной физиономией ради такого высокого искусства. Не просто так, естественно, а за бутылку хорошей водки.

Выбрав подходящий холст, Сильвестр намазал краской соответствующих цветов соседскую морду, потом ухватил приятеля за волосы на затылке и вмял, так сказать, в холст, прикладывая при этом некоторые физические усилия. Уже после этого холст оставалось лишь натянуть на подрамник, дописать фон и безмерно тоскливые глаза. Такие глаза сосед имел уже на следующее утро после принятия водки, полученной в качестве бонуса.

Сильвестр вообще был неординарной личностью.

Картину я приобрел за какую-то символическую плату, но дарить все-таки поостерегся. Зато потом, в порыве деструктивного настроения оставил у себя, и вот повесил на стену. Пусть пока тут побудет, а после пристрою куда-нибудь или кому-нибудь. Если верить Маше, данная живопись теперь каких-то ощутимых денег стоит.

10. Три столицы

В предоставленном мне досье, кроме всего прочего (фотографии, документы, видео, письма из разных стран) оказался список недвижимости, коей владел пропавший топ-менеджер. Все эти места предстояло проверить или даже посетить. Черт, как же мне это не хочется…

Начать решил с самого трудного – с квартиры в Екатеринбурге, принадлежавшей лично Николаю Чайкину – исчезнувшему компаньону Рогинского. Почему самого трудного? Ну, во-первых, я никогда не был в столице Урала и ни на чью помощь там рассчитывать не мог. А во-вторых, ехать все-таки далеко. На поезде от Москвы до Екатеринбурга сутки и еще часов пять. Тысяча семьсот километров как-никак. Самолет исключался по причинам экономического характера, вот и пришлось воспользоваться услугами РЖД. Если выехать поздно ночью, то в начале девятого утра через день должен быть в столице Урала.

Интересно, что доехать до Екатеринбурга можно даже в сидячем вагоне. Такое место обойдется сильно дешевле, примерно тысячи в полторы. Плацкарт чуть дороже, но не принципиально. Купе – от трех тысяч рублей, СВ – от восьми и выше. Разумеется, если захочется проехаться с максимальным комфортом на фирменном поезде, то можно смело добавлять к этим ценам еще пару тысяч. Конечно, надо бы лететь самолетом, но… Заказчик сразу предупредил, что самолеты будет оплачивать лишь в случае, если поезда вообще не ходят туда, куда надо, или ехать предстоит более двух суток. Вот и ожидал меня поздний Владивостокский поезд через Екатеринбург от Ярославского вокзала.

Честно говоря, город не очень понравился. Никогда тут раньше не был, и если бы не настоятельная необходимость, никогда бы и не приехал. Ни друзей, ни приятелей, ни родственников, как уже говорил, тут не имелось. Отсутствовали даже знакомые. Впрочем – нет, вру. Одно такое знакомство все-таки имелось, но хоть бы его и не было. История случилась еще та, и вспоминать ее совершенно не хочется. Впрочем, в Ебурге вообще ненавидят москвичей, причем каждый второй, если не каждый первый желает переехать в Москву. В Питере почти так же, только не столь выражено.

Район именовался – «Уралмаш», похоже на название завода. Собственно, по имени этого самого завода район и нарекли. Основную массу составляли кирпичные сталинские пятиэтажки, попадались панельные хрущевские коробки, кое-где вытарчивали современные многоквартирники. Несмотря на обилие зелени, застройка производила угнетающее впечатление. Грязные улицы, поломанные деревья, во всем некая неухоженность и запущенность.

Уверяют, что в начале 2005 года Уралмаш был признан самой опасной территорией Ебурга. Будто бы за один только год там было совершено более десяти тысяч преступлений, то есть пятая часть всех противоправных действий, зарегистрированных за тот год в столице Урала. Потом, говорят, обстановка немного улучшилась и, если верить чиновникам, стабилизировалась, однако, о спаде преступности говорить еще рано.

Это стало видно сразу же, еще на привокзальной площади, как только принялся искать такси до нужного мне адреса. Такси, правда, так и не нашел, зато отбою не было от многочисленных леваков, что бойко расхватывали клиентов. Но стоило мне назвать улицу, водилы тут же отказывались ехать. Наконец, один отыскался. Оказалось, он сам происходил из этого района, хорошо его знал и обещал помочь, если оценю его услуги.

Услуги оценил. Вместе с водителем и с его помощью мы быстро наши искомую квартиру. Пришлось сочинить благовидную историю, водила, похоже, поверил, проникся даже, и помогал с удовольствием. Тем более что его время оплачивалось так же, как если бы он возил меня по городу.

Легенда была простая и неоднократно опробованная. Я – писатель, занимаюсь написанием романа, действие которого разворачивается в советский послевоенный период. В данный момент ищу потомков покойного деда, который после войны завел себе вторую семью, переехал сюда и умер пару десятилетий назад. Хочу, если разрешат, снять копии с сохранившихся документов, фотографий, писем, буде таковые найдутся. В качестве доказательства демонстрировал свой подлинный писательский билет и старый конверт с этим адресом. Почему раньше не искал? Были другие интересы и проекты, но недавно, перебирая архив покойной бабушки, наткнулся на это письмо.

Конверт был изготовлен одним моим приятелем, специализировавшимся на подделывании исторических документов советского периода. При теперешней моей профессии подробные знакомства иногда бывают весьма полезны. Человек был мне обязан, и услуга не стоила ни копейки.

Как говорится, зря старался. Пустышка. Абсолютный ноль. По адресу проживала обычная семья, жила там давно, много лет, и понятия не имела о разыскиваемом мною человеке. Ничего не узнав, вернулся на вокзал к вечернему поезду. За оставшееся до отбытия время успел поесть в удивительно приличном кафе, осмотреть привокзальную площадь с платной парковкой, полюбоваться на маленький скверик в середине, где в окружении елочек возвышался серый тяжеловесный гранитный памятник двум каким-то мужикам сурового вида. Причем один – старик с бородой – фамильярно придерживал за плечо второго – молодого, в танкистском шлемофоне. Монумент был выполнен в стиле типичного советского грубого соцреализма и производил гнетущее ощущение. Потом только я догадался прочитать буквы на постаменте: «Героям Великой Отечественной Войны 1941—1945 гг. воинам Уральского добровольческого танкового корпуса от трудящихся Свердловской области». Испытав легкий укол стыда за неуместные мысли (не совсем еще значит, одеревенел), направился к своему поезду.

После приезда приобрел новую машину, что прошло удивительно просто, удачно и быстро. Даже не ожидал такого. Деньги имелись, и сравнительно дешево взял недорогой новый внедорожник с гарантией. Без наворотов, правда, в базовом исполнении, но все впереди, добавлю еще. Марку не скажу, а то примут за продакт плейсмент.

По тем же причинам, что и Ебург, вторым городом в моей собственной шкале трудности значился Минск, столица Беларуси. В отличие от славной столицы Урала, в Минск решил ехать на новой машине. Поездка в Ебург туда и обратно по железной дороге оставила столь сильные и незабываемые впечатления, что они, боюсь, еще потом долго будут являться мне во снах.

Автотрасса до столицы Белоруссии – сплошное удовольствие. Две полосы хорошего асфальта в обе стороны, разрешенная скорость до ста двадцати и никаких крупных населенных пунктов. В самом Минске машин немного, а бензин заметно дешевле, чем у нас. Светофоры плоские и со смайликами вместо желтого, что сразу поднимает настроение. Странно, вроде Беларусь – участник Венской конвенции о дорожном движении, но попались какие-то непонятные знаки, например, – треугольник с жирной точкой посередине. Несмотря на международные права ездить по чужому незнакомому городу не рискнул, поставил тачку на охраняемую милиционерами платную стоянку. Хотел было поймать бомбилу, как это везде у нас принято, но не судьба. В Минске такое абсолютно невозможно. Только официальные такси, и за этим строго следят. Метро в две ветки, жетоны розовые, на станциях иногда есть туалеты. Многие названия станций как у нас: Пушкинская, Октябрьская, Партизанская, Фрунзенская, Автозаводская, Спортивная, Пролетарская, Площадь Победы…

Сам по себе город показался мне очень красивым. Белорусы сумели сохранить все то хорошее, что было в советскую эпоху, причем добавили современной красоты и света. Очень красив ночной Минск: в центре города и по главным улицам все здания подсвечены. Везде ощущается воздух, нет плотной удушающей застройки, много зелени и парков. Сначала кажется, что дойти куда-то пешком абсолютно нереально, расстояния выглядят огромными. На самом деле город очень компактный и, в общем-то, небольшой. На старых улицах ощущается близость Европы, везде очень чисто, но ни одного дворника так и не заметил. Вероятно, все они или работают рано утром, или у всех выходной: приехал я как раз на Радуницу.

Вообще, Радуница – весьма интересный праздник. Древний языческий день пробуждения природы, который церковь потом кое-как приспособила для своих надобностей. Считалось, что с Пасхи до Радуницы души умерших ненадолго возвращаются на землю, отсюда неофициальное название – Пасха мертвых. Мертвые отмечают свою пасху через некоторое время после живых: в эту ночь души покойников являются в храм, где пасхальную службу ведут умершие священники, работавшие в этой церкви при жизни и похороненные на ее территории. Живым людям находиться в это время в церквях опасно – покойники могут забрать с собой.

Минск встретил теплой, веселой, фактически летней погодой, и людям передавалось праздничное настроение. Все были настолько доброжелательны, что сначала взяла оторопь. После Москвы и особенно Ебурга, любезность и улыбчивость изумляла. Улыбались даже гаишники. Среди милицейских много женщин – весьма симпатичных девушек в отлично сидящей черной форме с юбками выше колен. Все просто красавицы, специально что ли их так подбирают? Странно, но по-белорусски, по-моему, вообще никто не говорил. Как пояснил везший меня таксист, белорусского языка уже почти не помнят. О политике вспоминать никто не любил, не встречалось ни ярко выраженных приезжих, ни восточных гастарбайтеров.

Движение на улицах спокойное. Никто никого не обгонял, не подрезал, не лихачил, разборок не устраивал. Везде были натыканы камеры, если что, сразу получишь по мордасам. Полосы заметно уже, чем в Москве, с непривычки было немного страшно, когда таксист почти впритирку пробирался мимо других машин. Вывески и заголовки объявлений иногда ставили в тупик: названия вперемешку на белорусском и русском. Иногда – на английском. С одной стороны – «Мiлiцыя», «Кінатэатр», «Міжнародныя чыгуначныя касы» – на белорусском, зато «Белорусский государственный академический театр» и «Городской кардиологический Центр» – вполне по-русски. А еще по-китайски. Все надписи нормальным большим шрифтом, только маловато их, надписей. Навигатор в смартфоне почему-то отказался работать, а таксист попался неопытный, дороги не знал. Пришлось звонить знакомым в Москву и просить определить маршрут. Роуминг тут бешеный.

Везде очень много самых различных кафе и ресторанчиков с приятным удобным интерьером. Спиртное – как и везде, коктейли неплохие и строго дозированные. Недолива не допускают. Кухня похожа на нашу, только драники в Питере оказались вкуснее. Цены ниже московских раза в полтора, но обслуживание медленное. Потом понял почему: готовили исключительно из свежих сырых продуктов, полуфабрикаты не допускались.

С валютой оказалась какая-то чехарда. Обмен вне банков является уголовно наказуемым преступлением, могли и повязать. Если честно, с подачи таксиста я пару раз свои рубли все-таки махнул. Потом другой таксист обстоятельно пояснил, почему так поступать не следует, но деньги опять-таки взял. Как вскорости оказалось, российские рубли из-под полы принимают везде, да и доллары тоже, только курс у каждого таксиста оказался свой собственный.

Во время переговоров и поисков использовал ту же самую легенду о писателе и сочиняемом романе. С теми отличиями, что здесь у блудного бизнесмена числилось целых две квартиры. В общих чертах повторилась история Екатеринбурга, и адреса оказались липовыми. Оба. Ну, то есть не вполне липовыми, на самом-то деле существовали такие адреса. Улицы имелись, дома были на месте, даже квартиры с нужными номерами отыскалась, но о Николае Чайкине тут никто никогда не слышал. Более того, никого похожего здесь не встречали. Впрочем, я ни о чем не сожалел, поездка доставила массу удовольствий, хоть и устал сидеть за рулем туда и обратно.

Столица нашей родины встретила обязательными пробками километров за пятьдесят до Московской кольцевой автомобильной дороги. Эти оставшиеся километры мой внедорожник буквально полз с черепашьей скоростью. Тащился я так больше пяти часов, при этом жутко ругал себя, что забыл запастись какими-нибудь аудиокнигами на подобный случай.

Третьим номером моего списка шел подмосковный адрес какой-то деревни у самой границы Тверской области.

Деревню отыскал сам. Загуглил Дмитрия Крылатскиса, самого молодого из команды Чайкина, и чутье не подвело, – сразу же выскочил его контакт. Открытый профиль с фотографией годичной давности, где улыбчивый парень в ковбойской шляпе хвастался выловленной рыбиной. Геотег указывал на некую деревню Алексеевка у границы Московской и Тверской области. Начал собирать рюкзак.

На машине добираться было себе дороже. На гугловских космоснимках нужная область карты практически отсутствовала: была вся покрыта фальшивым лесом, но на залипших в интернете старых туристических схемах тут вырисовывалась мощная стройка. Дороги не обозначены, пути неизвестны, электронная карта явно зачищена, поэтому ехать решил на электричке, а далее как получится: своим ходом или на попутке. Автобусы туда, по-моему, вообще не ходили, а вот с попуткой повезло. Договорился с мужиком, что ехал в ту же сторону и обещал высадить у поворота на Алексеевку, далее пешком. Территория охранялась столь качественно, что подъехать ближе, чем на десять километров, не представлялось возможным. Решил спуститься по реке на лодке, которую арендовал у нетрезвого местного жителя за бутылку медицинского спирта. Добравшись до фальшивой зоны гугл мэпса, я обработал подошвы антисобачьей жидкостью, сошел на берег и под покровом ночи побрел в сторону комплекса, втайне надеясь, что термодатчиков там нет. Еще задолго до колючей проволоки сквозь деревья увидел мощные прожектора на вышках. Прокрался к самой колючке и сквозь кусты наблюдал, как одетые в армейскую полевую форму люди без знаков различия подвезли к трапу пассажирского самолета большой контейнер. На хвосте лайнера красовалось несколько белых звезд полукругом. Военные, или кто они там, открыли контейнер, внутри которого оказался целый отряд детей одинакового роста в серых робах с непроницаемыми мешками на головах. И тут произошло то, чего никак не предвиделось, – в полной тишине мой смартфон громко просигнализировал о новом сообщении. Как же я забыл его отключить, идиот! Где-то рядом послышатся шорох, и грубый мужской голос приказал медленно выйти с высоко поднятыми руками. Я сорвался с места и опрометью бросился сквозь ночной лес. Пытался бежать зигзагами, но сзади уже слышался треск выстрелов, лай собак и проблески фонарей. Бежал так долго, что давно начал паниковать, – лес все не кончался и не кончался, река куда-то подевалась, но и преследователи, похоже, потеряли след и отстали. В конце концов, выбежал к шоссе. Солнце еще не взошло, но небо уже посветлело. Ноги буквально отваливались, и только сейчас я заметил, что где-то в лесу потерял свою кепку. Полежав в кустах у дороги, услышал звук мотоцикла. Мимо медленно, словно что-то выискивая, проезжала стройная девушка в кожаной безрукавке и с непроницаемым шлемом на голове. Я, как мог, догнал ее, мобилизовав все свое сомнительное обаяние и убедительность. Машина, мол, в лесу заглохла, до заправки иду, может, подкинете?

Девушка, не снимая шлема, велела про машину не заливать, зато предложила довезти аж до самой Москвы. Без пробок и «с ветерком», но категорически запретила хвататься за ее туловище.

– Держись только за ремешок, – донеслись приглушенные шлемом слова девушки, – если хоть как дотронешься до меня, на ста двадцати выкину к чертовой матери.

Я уселся сзади, напялил такой же шлем, что был аккуратно прицеплен к багажнику, поставил гудящие ноги на упоры и тут заметил, что голые, хорошо тренированные плечи девушки причудливо испещрены затейливыми цветными татуировками, а под одеждой угадывалось отлично развитое симпатичное молодое тело…

Больше всего я тогда опасался вылететь из седла на виражах, поэтому вцепился в ремешок мертвой хваткой. Девушка лихо обходила автомобили и гнала с такой скоростью, что через час мы уже вплотную подъезжали к МКАДу. Вообще, эта мотоциклетная гонка для настоящих любителей приключений запомнилась надолго, если не навсегда. Хотя детали практически стерлись из памяти.