Текст книги "Аста ла виста, беби!"

Уже в машине я подумала: а почему бы не поговорить с Тагаевым, чтобы выяснить его мнение на этот счет? И тут же отвергла подобную идею. Говорить с Тагаевым о его делах еще затруднительнее, чем с Дедом. Тот слова в простоте не скажет, юлит и изворачивается, а этот просто молчит, как пень с улыбкой Моны Лизы. Значит, придется приложить старание и разобраться самой. Теперь у меня есть занятие, за что могу сказать спасибо близким людям. Удружили.

Если разговор с Дедом меня, мягко говоря, озадачил, то последующие события и вовсе вызвали изумление. Удивляться я начала в основном в понедельник, но и суббота в этом смысле тоже кое-чем порадовала.

Оказавшись в машине, я первым делом позвонила Сергееву. Он скромно напомнил, что суббота считается выходным днем, по крайней мере, у нормальных людей. Я ответила, что в нормальность ментов все равно никто не поверит, с чем он поспешно согласился. Через полчаса он ждал меня возле больницы, прогуливаясь у дверей, курил и всем своим видом демонстрировал скуку и покорность судьбе.

– Привет, – сказал он мне без энтузиазма, когда я припарковала свою машину рядом с его тачкой. Выглядела она так паршиво, что оставалось лишь гадать: то ли машина за древностью лет начала разрушаться сама по себе, то ли ездок Сергеев совершенно никудышный.

– Нравится мне твоя машина, – задумчиво изрек он.

– А мне твоя нет.

– Еще бы, – радостно фыркнул он и спросил: – Знаешь, сколько ей лет?

– Знаешь, сколько лет Шер? А выглядит прекрасно.

– А это чего такое?

– Это американская певица. Беда с вами, ментами, самый темный народ на свете.

– Вот только и дел мне на певиц смотреть. – Сергеев отбросил сигарету в кусты, хотя неподалеку радовала глаз урна, и с постным лицом вздохнул, тем самым давая понять, что болтовня кончилась и мы приступаем к разговору. – Значит, все-таки будешь участвовать в следствии? – вежливо спросил он. Артем в таких случаях говорил «будешь везде совать свой нос» и «путаться под ногами».

– А тебе Ларионов больше нравится? – не удержалась я, хотя и боролась с собственной язвительностью, которая нет-нет да и давала себя знать.

– Что ты, что ты, – в притворном испуге замахал он рукой. – Ты мне нравишься гораздо больше.

– Вот видишь, значит, можно считать, что тебе повезло. Давай рассказывай, чего нарыли.

– Особо порадовать нечем. Отпечатков никаких, никто ничего… правда, девчушка из соседнего отделения пошла покурить вон в те кусты и видела парня в серой куртке, который свернул за угол, и вроде бы карман у него топорщился. – Сергеев скривился.

– Думаешь, девчонка фантазирует?

– Почему? – пожал он плечами. – Вполне могла кого-то видеть. Не скажешь, что здесь особо оживленно, но люди все-таки ходят.

– Чего тебе не нравится? – спросила я, приглядываясь к нему. Сергеев на мгновение замешкался, точно прикидывая, стоит отвечать или нет, потом кивнул: – Идем. – И повел меня к торцу здания.

Два ряда окон и труба, то ли газовая, то ли еще какая-то, не очень я в этом разбираюсь. Водосточная труба тоже имелась, но она была довольно далеко от окна. Пожалуй, слишком далеко. Сергеев стоял рядом, как и я, задрав голову, и молчал. Потом не выдержал и подал голос:

– Ну, как тебе?

– Да-а, – протянула я. – А как он окно открыл?

– Разбил стекло, – вздохнул Сергеев.

– Затейник, – покачала я головой.

– Ага. И все это в светлую пору, а не под покровом ночи.

– И руки у парня должны быть обезьяньи, чтобы за трубу держаться, да еще стекло разбить.

– Да так аккуратно разбить, что никто шума не услышал, – поддакнул Сергеев.

– Значит, окно, скорее всего, ложный след, – подвела я итог. – И мент у дверей палаты врет, что никуда не отлучался.

– Может, врет, а может…

– Чего может? – нахмурилась я, некоторая маета Сергеева меня все-таки насторожила. Он взглянул на меня, нахмурился, после чего с минуту помалкивал.

– Тут ребятишки в костюмах понабежали и очень рекомендовали версию с окном. И девушку, что парня видела, они нашли. То есть данная версия их очень устраивает.

– Почему? – не удержавшись, задала я глупый вопрос.

– Я надеялся, может, ты знаешь, – вздохнул Сергеев.

– Думаешь, ребятишки в костюмах имеют какое-то отношение к убийству?

Сергеев пожал плечами и вновь нахмурился.

– Тебе лучше знать, что может, а что нет. Ты у нас с властью в дружбе, а мы что… Нам сказали, убийца по трубе поднялся, значит, так и есть. Наше дело…

– Твое дело выполнять работу, за которую тебе деньги платят, – разозлилась я. Сергеева так и подмывало ответить, но он смолчал. А я продолжала теряться в догадках. – Ладно, – по прошествии некоторого времени, в продолжении которого мы стояли, разглядывая стену, произнесла я, – пойдем с народом потолкуем.

– Пойдем, – не без яда отозвался Сергеев. Понимать это надо было следующим образом: «А то без тебя не говорили». Так оно, конечно, и было, но теперь я совсем не была уверена, что кто-то очень старался.

Мы поднялись по ступенькам к центральному входу. В больнице, несмотря на субботний день, царило оживление. Пациенты отделения устроились возле телевизора на посту медсестры, сама медсестра отсутствовала. Зато в ординаторской мы нашли врача. Увидев нас, он непроизвольно поморщился. Все яснее ясного, достали человека вопросами.

– Чем обязан? – со вздохом поинтересовался он.

– Простите за назойливость, – сиротски начала я, – но у нас есть еще вопросы.

– Задавайте. Только вряд ли я что-то новое смогу сказать.

– Мы, собственно, хотели бы еще раз осмотреть палату, – улыбнулась я. – Это возможно?

– Конечно. Она в настоящий момент пустует. Идемте.

По коридору мы прошли в отделение реанимации. Здесь все было, как в прошлый мой визит, только милиционер не сидел на стуле возле палаты. Врач распахнул дверь и пропустил нас вперед. Окно было закрыто, разбитое стекло успели заменить. Я пододвинула табурет, открыла окно и взобралась на подоконник под критическим взглядом Сергеева.

– Ну, что? – спросил он.

– Ну, если парень работал в цирке…

Я спрыгнула на пол, оглядела палату. Чисто теоретически убийца, конечно, мог проникнуть сюда через окно, мог и стекло разбить, вообще много чего мог, и среди киллеров действительно встречаются циркачи, но почему-то теперь в это упорно не верилось.

– Рядом точно такая же палата? – спросила я.

– Да, – ответил врач, – но там сейчас ремонт. Месяц назад штукатурка отвалилась, хорошо, хоть никто не пострадал. После этого решили привести это крыло в порядок.

– Можно посмотреть?

– Да ради бога, – пожал он плечами.

Мы вышли из палаты, и я подумала, что следов ремонта в коридоре почему-то не видно. Врач уверенно прошел мимо соседней двери, мы миновали коридор, он открыл дверь (ключ торчал в замке), и мы оказались на лестничной клетке. Тут ремонт шел полным ходом. Мы спустились на один пролет и вновь поднялись, но уже по другой лестнице. Здесь тоже был коридор, дверь распахнута, рабочих не наблюдалось, но следы их деятельности были: повсюду груды мусора, рабочий инструмент. Мы прошли коридором мимо нескольких дверей, пока возле одной не остановились.

– Это здесь, – сказал врач, распахивая ее.

Палата напоминала ту, в которой мы только что были, за тем лишь исключением, что эта была пуста. Окно прикрыто пленкой, чтобы не забрызгать стекла при покраске. Справа еще одна дверь, тоже закрыта пленкой.

– Я правильно поняла, у палаты два входа? – пытаясь разобраться в хитросплетении архитекторской мысли, спросила я.

– Как видите. Сейчас эту дверь закрыли, чтобы не таскать в отделение грязь.

Я подошла и подергала дверь, в самом деле заперта. Сергеев наградил меня очередной насмешливой улыбкой.

– Одна дверь выходит в один коридор, другая в другой, – кивнул он. – А окно с торца. Можешь убедиться.

Я подошла к окну, так и есть.

– Занятно, – пробормотала я.

– Занятно, только ничего это нам не дает. С таким же успехом парень мог и по трубе подняться.

– Это точно, – не стала я спорить.

Однако теперь я была уверена: киллер, кто бы он ни был, вряд ли проник в палату через окно. Он прошел в отделение, воспользовавшись этой лестницей, для профессионала хлипкий замок в двери не проблема. Но было два «но»: рабочие, которые могли обратить на него внимание, что для киллера нежелательно, и мент, что дежурил возле палаты. С рабочими вопрос разрешился сразу. По словам Сергеева, они обычно работали до 17.30, а в пятницу ушли на час раньше, и к моменту убийства здесь никого не было.

– Ты здесь еще постоишь или можем идти? – спросил Сергеев.

– Идем, – кивнула я. – А этот коридор куда ведет? – спросила я врача, когда мы покинули палату.

– На другую лестничную клетку, – ответил он.

– То есть весь этаж можно обойти по кругу? При этом на каждом этаже четыре лестницы?

– Пять. Одна пожарная. Эта как раз в конце коридора.

– Можно взглянуть?

На этот раз он ничего не ответил, просто пошел вперед, указывая нам дорогу.

Дверь, выходящая на пожарную лестницу, была наполовину стеклянной, стекло в двух местах треснуло. К моему удивлению, она оказалась не заперта.

– Ее что, никогда не запирают?

– Понятия не имею, – отозвался врач. – Может, открыли, чтобы проветрить помещения, краской пахнет невыносимо.

Конечно, запах сильный, и дверь могли открывать, чтобы не задохнуться, но, когда рабочих нет, логичнее ее все-таки запирать. Хотя больничные порядки мне неизвестны.

– Рабочие по выходным не приходят?

– Не знаю. Это вам лучше у завхоза выяснить.

– Он сейчас здесь?

– Возможно. Спуститесь в полуподвал, там его кабинет.

– Если не возражаете, мы бы еще раз заглянули в палату, где произошло убийство.

Врач опять пошел вперед, не отвечая. По дороге я приметила поллитровую банку с остатками какой-то жидкости и прихватила ее. В банке оказалась вода пополам с побелкой.

– Где это можно вымыть? – обратилась я к врачу. Чувствовалось, что он сыт по горло общением со мной, но продолжал проявлять терпение.

– Вон там туалет.

Когда я вернулась из туалета, мужчин в коридоре уже не было, я нашла их возле дверей палаты.

– Если я больше не нужен… – сказал врач и, не дожидаясь ответа, зашагал в ординаторскую.

– Ну, что дальше? – спросил Сергеев.

– Стой возле двери, – вздохнула я, вошла в палату, достала из сумки платок, завернула в него банку и с размаха ударила ею по подоконнику. Дверь тут же открылась, и Сергеев спросил:

– Чего разбила?

Я продемонстрировала платок и выбросила осколки банки вместе с платком в мусорную корзину в туалете напротив.

– Звук был негромким, но ты услышал, – сказала я со вздохом.

– Потому что слушал. А парень что делал?

– Книжку читал.

– Вот-вот, – вздохнул Сергеев. – Да все правильно ты говоришь, – поморщившись, продолжил он. – Ясно, что мент куда-то отлучался, сам или попросил кто. И в окно киллер не влезал, зачем? Вон она дверь, рядом. Появился из коридора никем не замеченный и сразу в палату, сделал выстрел и опять нырнул в ту же дверь. Пост медсестры довольно далеко, со своего места обе эти двери она видеть не может, я проверял. Застрелив парня, киллер вышел на пожарную лестницу и спустился по ней. Кстати, с той стороны деревья и заросли сирени, идеальное укрытие.

– Ну и что ж тогда ты мне голову морочишь? – хмыкнула я.

– Это не я, – покачал он головой. – Это наши общие друзья и коллеги.

– Скажи, что ты об этом думаешь?

– Ох ты, господи. – Он засмеялся, вышло зло, а вовсе не весело. – Я думаю, это убийство никому не интересно. Я бы даже подумал, что тебя мне специально подсунули, чтобы мы толком ничего не искали, если б не одно «но».

– Какое?

– Вешняков отзывается о тебе как об исключительно порядочном человеке. И вообще, бытует мнение в народе, что ты на нашу власть плюешь с высокой башни и все делаешь по-своему. Правда?

– На них, пожалуй, плюнешь, – хмыкнула я. – Слюной подавишься.

– Тоже верно. Короче, тебе лучше знать, почему профессионалы говорят откровенные глупости и не замечают очевидных вещей.

– Ты с персоналом беседовал?

– Конечно. Никто ничего… У меня даже сложилось впечатление, что их кто-то проинструктировал и граждане чего-то опасаются.

– Шутишь?

– Если бы… Но это лишь мое мнение, которое не так уж много значит, как выяснилось. Я носом землю рыть не буду, а ты попробуй, если хочешь.

– Чего ж сам-то?

– А тебе Вешняков не рассказывал? Нет? Ну так спроси у него, как меня парни в костюмах уму-разуму на всю жизнь научили. Могу и сам рассказать.

– Без надобности, – вздохнула я. – Догадаться не трудно. Ладно, извини, что испортила настроение в субботний день. Отдыхай.

– Премного благодарен. – Он протянул мне сложенный лист бумаги. – Здесь краткие сведения обо всех опрошенных. Мент в списке идет первым. Далее медсестра, на нее я бы тоже обратил внимание. Ну и еще несколько граждан.

– Личность убитого так и не установили?

– Ты бы об этом первой узнала, – хохотнул Сергеев. – Нет, не установили. Хотя на предплечье у него типично уголовная наколка. И на пальце. Думаю, привлекался. И в местечке его интересном подобрали, неподалеку пивнушка, где собираются бывшие зэки. Тебе туда, конечно, лучше не соваться, но если есть кое-какие связи… Ладно, я пошел. – Сергеев пожал мне руку и направился к выходу из отделения, а я пошла разыскивать медсестру, которая дежурила в вечер убийства.

Медсестра оказалась дородной женщиной лет сорока. Я по опыту знала, как недоверчивы бывают такие тетки, и мысленно вздохнула. Однако женщина, взглянув на мое удостоверение (документы у меня имеются на все случаи жизни, иногда близость к сильным мира сего идет на пользу), приветливо улыбнулась.

– Меня уж обо всем расспрашивали. Да я и не видела ничего, если честно. Ужас-то какой, – вздохнула она. – Теперь по ночам дежурить страшно, сидишь здесь одна на все отделение.

– А почему одна? – поинтересовалась я, устраиваясь напротив.

– Так ведь людей не хватает. У нас, к примеру, вместо двенадцати сестер только девять. Вот и приходится друг за друга дежурить. Раньше разрешали по две ставки брать, так и работали, а сейчас полторы, ну и кто тут за копейки надрываться будет?

– Вчера вы тоже одна дежурили?

– Нет. До девяти мы втроем, а уж ночью по одной остаемся.

– Вы из отделения не отлучались?

– Нет. Да и незачем мне было. Татьяна иногда к соседям ходит чай пить, а я не любительница.

– Отсюда дверь палаты не видна, значит, вы не можете сказать, был охранник все время на месте или…

– Он из отделения ни ногой. Ответственный. Очень жаловался, что покурить нельзя. Мучение, говорит.

– Да, представляю. Может, он в туалет покурить ходил?

– Нет, что вы, у нас строго. И я бы запах сразу почувствовала. У меня, знаете, в семье никто не курит, так я на табак всегда реагирую.

– Значит, не курил. Но ведь парень мог выйти на лестничную клетку, а вы бы не увидели.

– Мог, конечно. Но говорю же, он ответственный. Приятель к нему зашел, так он и тогда из отделения не вышел.

– Какой приятель?

– Да откуда ж мне знать? Окликнул его кто-то.

– Вот об этом прошу вас поподробнее, – насторожилась я.

– Да о чем говорить-то, я и не знаю. Я укол делала в четырнадцатой палате, дверь была приоткрыта, я и услышала, как они разговаривают.

– Милиционер и его приятель?

– Выходит, что так. Он его назвал «Юрик». А мы уж к тому времени познакомились, и я знала, что так парнишку зовут, ну, милиционера этого. Значит, его звали.

– Почему его? Может, кого-то из больных?

– У нас нет больного с именем Юра. У меня память хорошая, я всех быстро запоминаю.

– Его мог окликнуть кто-то из больных. Ведь у вас в отделении посещение разрешено до шести, а было гораздо позднее, и посторонних в отделении быть не могло.

– Разрешено, конечно, только до шести, но, если честно, приходят и позднее, мы на это глаза закрываем, если не устраивают концертов, как на днях в одиннадцатой палате. До двенадцати часов с коньяком и песнями. Хорошо, хоть девиц не привели.

– А кто у нас в одиннадцатой палате? – улыбнулась я.

– Шохин. Говорят, из этих… – Тут дама закатила глаза и склонила голову набок, понимать это можно было как угодно, оттого я и задала наводящий вопрос:

– Из бандитов, что ли?

– Ну… из бизнесменов. А рожа у этого бизнесмена такая, что вечером на улице встретишь, перекрестишься. Хотя он, в общем-то, тихий и не привередливый. В тот раз к нему друг приехал из Грузии, вот они коньяка выпили и заголосили, голосил-то друг, ну а Шохин утром всем сестрам конфет, врачам коньяк, а шофер его телевизор привез, вон он стоит. Подарок.

– Выходит, неплохой человек этот Шохин, – улыбнулась я.

– Выходит. Да я о нем просто к слову вспомнила… А чего это я о нем заговорила? – нахмурилась она. – Хоть убей, не вспомню, а вроде память хорошая.

– Память у вас и правда хорошая, а вспомнили мы его потому, что нашего Юру-милиционера кто-то окликнул и я предположила, что этот «кто-то» из больных, потому что для посетителей время уже было позднее.

– Может, и из больных, но я сильно сомневаюсь, – покачала головой женщина. – Он тут особо ни с кем не разговаривал, потому что на посту. Да и окликнули его по-дружески… Знаете, вроде бы не виделись давно.

– Просто окликнули по имени или что-то еще сказали?

– Вроде бы что-то в самом деле говорили, но я сейчас уже не вспомню точно, я ведь не очень прислушивалась.

– Но Юра ему ответил?

– Да. Разговаривали точно, хотя о чем, не скажу.

– А время, когда это случилось, помните?

– Конечно. Я ж Абрамову укол делала. Вот и в журнале…

Тут выяснилось, что укол Абрамову делали как раз минут за двадцать до нашего появления в больнице. Примерно тогда неизвестного и застрелили. Это могло быть совпадением, но лично у меня такие совпадения вызывают недоверие.

– А где палата, в которой лежит Абрамов? – спросила я.

– Четырнадцатая палата. Идемте, я покажу.

Мы прошли к палате, и рассказ медсестры показался мне еще интереснее.

– Где, по-вашему, стоял человек, который окликнул Юру?

– Ну… в коридоре, конечно.

– Справа, слева?

– А я ведь шаги слышала, – обрадовалась женщина. – Точно, но никого не видела. Выходит, мимо палаты не проходили.

– Значит, человек был примерно здесь?

– Наверное. Встань он дальше, вряд ли бы я их услышала.

Я огляделась. Неподалеку от двери в палату стена образовывала выступ, небольшой, что-то около метра, его украшал горшок с цветком, довольно безобразным на вид, возможно, на растение плохо действовал больничный воздух, выглядело оно тоже больным. Рядом с выступом – дверь одиннадцатой палаты и выход из отделения. Я прикинула расстояние до палаты реанимации. Что ж, очень похоже, что я на верном пути. Юру кто-то окликнул, он подошел, а в это время киллер спокойно проник в палату, пользуясь тем, что медсестра отсутствовала. Впрочем, с того места, где расположен ее пост, она бы все равно не смогла его заметить. Теперь у меня есть шанс узнать от Юры, с кем он здесь беседовал.

– Очень хорошо, – пробормотала я.

Юра утверждал, что пост не покидал. Возможно, забыл, что отлучался. И в самом деле мог забыть. Опять же, по его мнению, он пост вроде бы и не покидал, раз находился тут же, в коридоре. Однако мог и не забыть, а сознательно утаить сей факт. Вот это мне и предстоит выяснить.

– Спасибо вам большое, – улыбнулась я женщине.

– Да не за что, – пожала она плечами.

По дороге к машине я заглянула в бумаги, что дал мне Сергеев. Климов Юрий Витальевич проживал на проспекте Космонавтов. Туда я и отправилась, не особо, впрочем, надеясь застать парня дома, все-таки суббота и погода прекрасная. Я предалась размышлениям на тему: что за радость парням в костюмах, как изысканно выразился Сергеев, мутить воду в таком деле? Радость должна была быть большой, иначе не срастается. Хотя, с моей точки зрения, пока здесь вообще ничего невозможно понять.

Дед вроде бы дал «добро» на мое участие в деле. Иными словами, он желал бы знать, что происходит, а чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить, кто и по какой причине убил этого несчастного парня. О причине я более-менее догадываюсь, если убиенный всерьез говорил о киллере и медсестре не показалось, а ему не привиделось в бреду. Но если спецслужбы не желают замечать очевидных вещей, следовательно, у них есть свой интерес. Какой? То есть, по большому счету, мне это по фигу, но если это имеет отношение к Деду, то уже нет. Спецслужбы тоже ходят под богом, и Дед об их деятельности обязан знать, однако он дал мне задание, идущее вразрез с их интересами. Либо старый змей по обыкновению мудрит и затевает чрезвычайно сложную комбинацию, которую я, по скудо-умию, разгадать не берусь, либо получается страшненько: кто-то действительно задумал его убрать. Причем этот «кто-то» так могуществен, что не только имеет связи в соответственных кругах, но и может их задействовать, наплевав на то, что Дед местный бог. Тогда реакция Деда вполне естественна, он хочет, чтобы расследованием занялась я, потому что никому не может доверять.

Я даже не знала, какая из версий мне не нравится больше. Тут я очнулась от тяжких дум, потому что свернула на проспект Космонавтов. Нужный мне дом оказался возле универмага, я въехала во двор и без труда пристроила машину. Двор, куда выходили подъезды двух девятиэтажек, был пуст, если не считать «Москвича», притулившегося возле кустов сирени. Но, судя по внешнему виду, ему уже лет тридцать, и десять из них он стоит здесь, как крейсер «Аврора», на вечной стоянке. Народ еще вчера рванул на родные дачи, так что город непривычно тихий, а дворы пусты.

Я подошла к подъезду, с опозданием вспомнив, что код подъездного замка мне неизвестен. Но тут выяснилось, что замка на двери нет, то есть он был когда-то, но теперь вместо него в двери зияла дыра. Я решила рассматривать это как намек на везение.

Лифт не работал, но Юра жил на четвертом этаже, так что на судьбу жаловаться не стоило. Вскоре я звонила в дверь, прикидывая, повезет или нет. За дверью раздались шаги, затем щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель на меня недобро смотрел Юра.

– Чего надо? – спросил он. Потом, должно быть, узнал меня, не подобрел, но заговорил вежливее: – В чем дело?

– Дело все в том же, – вздохнула я и добавила: – Поговорить надо.

– Так уже… Выходной сегодня, и я плохо себя чувствую.

– Я тоже. Но поговорить все равно надо.

– Ладно, заходите, – буркнул он и распахнул дверь.

Я вошла в узкую прихожую, парень направился в кухню, и я за ним. На столе следы вчерашнего застолья. Соображали, судя по количеству посуды, на двоих, пепельница полна окурков, запах отвратный, форточка была открыта, но толку от нее мало, погода теплая и безветренная.

Юра поспешно собрал посуду в мойку, переставил пепельницу на подоконник и устроился за столом, хмуро поглядывая на меня.

– В одиночестве дни коротаете?

– Сейчас один. А что, это так важно?

– Нет. Обычное любопытство, – пожала я плечами. Конечно, мой визит утром, да еще когда парень страдает с перепоя, не бог весть какая радость. Но Юра как-то чересчур враждебно держался, что наводило на мысль: его что-то беспокоит.

– Неприятности у меня, – точно отгадав мои мысли, буркнул он. – Доказывай теперь, что от палаты ни на шаг… все равно не поверят. Не усмотрел, значит, виноват. А как усмотришь, если он в окно? Я же в коридоре, а не в палате…

– И вы не слышали, как разбилось окно? – спросила я. Он поморщился, вероятно, этот вопрос ему задавали раз двадцать.

– Не слышал. Не могу понять, как это произошло. В палате было тихо, как в могиле. Я же у двери сидел, должен был слышать.

– Может, так увлеклись книгой…

– Допустим, увлекся. Допустим, не услышал бы шорох, но стекло…

– А может, убийца проник в палату не через окно?

– Это уж вовсе чепуха. Зачем тогда стекло выбивать?

– Чтобы подумали, что это чепуха, – улыбнулась я.

– Ага, – он усмехнулся, потом поморщился, встал, налил себе кружку воды из-под крана и выпил. Счастье в его лице не угадывалось, но парню стало немного легче. – Я не услышал, как разбилось стекло, и даже не увидел, как убийца прошел мимо меня. – Тут он нахмурился, посмотрел на меня с сомнением и одновременно с надеждой и спросил: – Вы что, думаете, это врач? Или медсестра? Это кто-то из них застрелил, да?

– Честно говоря, такая мысль не кажется мне особо перспективной. Скажите, а когда вы отлучались в туалет, кто присматривал за палатой?

– Ясно, куда вы клоните, – покачал он головой и ядовито продолжил: – Когда я в туалет отлучался, у этого типа в палате была медсестра. Оба раза отлучался, когда она ему уколы делала. А курить не ходил. В туалете запрещено, можно только на лестнице. Приказ я не нарушил и поста не покидал. Уши пухли, так курить хотелось, но я терпел.

– Значит, вы все время сидели и читали книгу. Уверена, книга интересная, но читать несколько часов подряд все-таки утомительно.

– А что еще делать?

– Ну… можно с кем-нибудь поболтать. С медсестрой или с каким-нибудь знакомым.

Он собирался ответить, но вдруг замер, глядя на меня настороженно и с тревогой. И тут в глубине его глаз появился страх. Парень попытался его скрыть и даже отвернулся, делая вид, что ищет сигареты, но это не помогло. Он был напуган и сам понимал, что не сумел скрыть этого.

– У медсестры для болтовни особо времени нет, – наконец ответил он. – Да и не любитель я болтать.

– Но со знакомым все-таки о чем-то поговорили. Поздоровались, узнали, как дела. Так ведь?

– Чего-то я не пойму, – сглотнув, спросил он и сделал попытку разозлиться, но даже на это его не хватило, Юра уперся взглядом куда-то в пол и задумался.

– Чего же тут не понять. Кто-то из ваших знакомых случайно проходил мимо, увидел вас, окликнул, и вы подошли к нему…

– Кто это вам сказал? Что это еще за выдумки? Никуда я не ходил, и никто меня не окликал.

– Вот это вы напрасно, Юрий Витальевич. Вы мне лучше скажите, что это за знакомый в больнице оказался?

– Да не было никакого знакомого… Да если бы был, что вы думаете, кто-то прошел бы мимо меня в палату, а я бы не заметил?

– Нет, конечно, заметили, если бы мимо проходил. Вы как стояли к палате, спиной или боком?

– Где стоял? – спросил он презрительно.

– В коридоре. Где выступ и окно рядом. Помните? Так как вы стояли и, главное, с кем?

Какой-то миг мне казалось, что он ответит, но он нахмурился, посмотрел на меня с ненавистью и сказал:

– Не знаю, откуда у вас такие сведения, но, по-моему, вы меня на испуг берете, проверяете. Так вот, ни с кем я не стоял и никакого знакомого не видел. И вообще, сегодня у меня законный выходной, и я…

– Да-да, конечно, – согласилась я, поспешно поднимаясь с табурета. Парня надо было дожимать. – Только ты сам мент, законы знать обязан, а также понимать: сокрытие от следствия фактов, способствующих раскрытию преступления… дальше ты помнишь. Так что подумай. Разумеется, есть другой вариант: ты в сговоре с убийцей, оттого и звон стекла не услышал. То есть предпочел не услышать. Что тебе больше нравится? Подумай и позвони мне.

Я направилась к выходу, Юра шел за мной, у двери он не выдержал и заговорил:

– Зря вы так, честное слово, я от палаты ни шагу.

– Ты бы мне имя назвал, – вздохнула я. – Просто скажи имя. И будем считать, что ты в самом деле ни при чем.

– Да вы что, – делано засмеялся он. – Никого не было. Честно.

– Юра, – я притормозила возле двери и с печалью взглянула на него, – они ведь тебя уберут. Соображаешь? В противном случае есть шанс, что ты в конце концов все расскажешь. Хороший свидетель – мертвый свидетель. Это классика.

– Должно быть, вам толстуха чего-то наболтала, – быстро сказал он. – Медсестра эта, да? У нее язык как помело. Только имейте в виду, она все выдумывает…

– Хорошо, если так, – кивнула я. – Значит, мне не придется беспокоиться о твоей безопасности. Постарайся жить долго, – оптимистично пожелала я на прощание, протягивая ему свою визитку. – А если вдруг поумнеешь, позвони. Хорошо?

Я вышла из квартиры и направилась к лестнице. Дверь за моей спиной не хлопнула. Юра продолжал держать ее открытой и смотрел мне вслед. Я шла не торопясь, очень надеясь, что здравый смысл победит. Но глупость, как ни печально, в очередной раз восторжествовала. Он предпочел молчать.

Оказавшись в машине, я выехала со двора, однако покидать квартал не спешила. Объехала по кругу и пристроила машину с другой стороны двора за детской площадкой. Я не знала, куда выходят окна Юриной квартиры, и не хотела рисковать. С моей точки зрения, парень сейчас должен связаться со своим знакомым. Судя по его беспокойству, запугивала я его не зря и он впечатлился. Я набрала номер домашнего телефона Юры и смогла убедиться, что он занят.

– Интересно, – буркнула я, за неимением Сашки вынужденная говорить сама с собой.

Разумеется, Юра мог удовлетвориться беседой по телефону, но большинство людей предпочитают важные вещи по телефону не обсуждать, так что я решила выждать и посмотреть: не захочется ли Юре нанести кому-нибудь визит? Через двенадцать минут подъездная дверь распахнулась, и появился Юра. С решительным видом он направился к тому самому «Москвичу», который я не так давно списала в металлолом, сел в кабину, и, к моему величайшему удивлению, машина не только заработала, но и весьма ходко покинула двор.

– А еще говорят, что у нас машины делать не умеют, – прокомментировала я необычайную резвость реликта и отправилась следом, стараясь держаться от Юры на расстоянии.

Итак, Юра двигал в сторону северного района, а я пристроилась за ним. Вскоре мы прибыли к убогого вида пивной со странным названием «Альпинист». С моей точки зрения, сочетать экстремальные виды спорта с пивом вещь не только бесперспективная, но и опасная, однако тот, кто придумал это название, наверняка думал иначе.

Юра бросил машину возле гастронома напротив и поспешно вошел в пивную, теперь он нервничал даже больше, чем в тот момент, когда покидал подъезд своего дома. Мне соваться в пивнушку было неразумно, на меня там сразу же обратят внимание, потому я осталась в машине, хотя и изнывала от любопытства.

С интервалом в три минуты появился джип, который пристроился перед «Москвичом», из машины вышел дюжий молодец, пнул переднее колесо ногой, неодобрительно взглянул на «Москвич» и не спеша направился в пивную. Только старая привычка, которая, как известно, вторая натура, могла привести обладателя такой машины в подобное заведение: значит, не всегда он раскатывал на дорогих иномарках, доводилось и пешочком передвигаться, и разбавленного пивка отведать. Почему-то я была уверена, что этот молодой человек прибыл на встречу с Юрой.

Выждав минут десять, я решила проверить свою уверенность и с этой целью отправилась через дорогу. Окна в пивной отсутствовали, то есть они когда-то были, но, так как находилась она в подвале и окна оказались ниже асфальта, их закрыли зелеными щитами с надписью: «Хочешь пивка? Заходи». Я не хотела, но зашла. Прямо напротив входной двери располагался туалет и пахло здесь соответственно. Справа был небольшой зал, столов на десять, стойка, за которой с гордым видом стоял молодой человек в кепке с точно такой же надписью, как и на щитах. Юру я заметила не сразу, его закрывала от меня широкая спина обладателя джипа, что я сочла несомненной удачей, Юру я видела, а он меня нет. Я поспешила покинуть заведение, пока кто-нибудь из сидящих за столом не обратил на меня внимание.