Текст книги "Игры"

Татьяна Романо
Игры

«Зачем-то память делает из жизни кино…»

 
Зачем-то память делает из жизни кино
Категории «Б», отснятое до половины,
Где все кем-то давно уже решено,
Но герои еще остаются живы.
Зачем-то мы делаем друг из друга героев,
Нереальных героев. И до конца —
Поцелуи, взятые крупным планом,
И… тень твоего лица
На моем лице. И, пока мы живы,
В зале пока не зажегся свет,
Твои песни в моем эфире,
В легких – дым твоих сигарет.
Ты играешь спокойствие, я – бессилие
Прячу. Даже глаза насмешливы.
Только бы нас не разъединили —
Вот когда темнота кромешная.
В своих жилах твой пульс выстукиваю.
Будем еще! Ты любишь по встречной.
Я – носить тебя в сердце пулей
Жгуче-холодной, остроконечной.
 

«Это песня столичных ангелов…»

 
Это песня столичных ангелов,
Живущих в старых домах
Гордого шумного города,
В летаргических снах.
Светлых без ожидания,
Полных сегодняшним днем,
Непостоянных мальчиков,
Курящих под дождем,
Красивых, разочарованных,
Проникнутых первым холодом,
Зыбких усталых девочек,
Прославленных этим городом.
 
 
Это песня про столичных ангелов
Златокудрых и вежливых,
Не смешавшихся с пестрой толпой,
Про насмешников.
Про их несколько шагов,
Как над бездной.
Про странную нервность их слов
И жестов.
Про тела их эфирные,
Которые, к общей радости,
Празднично-молодые,
Обычно не знают старости.
 
 
Это песня в память столичных ангелов,
Одевавшихся не по моде,
Вечных гостей дорогих ресторанов,
В память их уходящей породы.
Их поклонников, что, к сожалению,
Никогда не бывали счастливы,
Их переменчивых наслаждений,
Их веселой ненастоящести.
В память их снов в обнимку с игрушками,
Их цветов, летевших в корзины,
Их духовности и бездушности,
Мужества тех, кто остался с ними.
 

«Зима отражается в небе…»

 
Зима отражается в небе.
Что за белые ночи!
Провожу их с другими.
Эта игра окончена.
 
 
Жаль, не стала подругой
Тому, кто не знает дома.
Ночь укачала вьюгой.
Ты… ты уехал снова.
 
 
Уехал… я хохотала.
И стелилась белая гладь
Полюбившимся эпилогом:
«Все любя, ничего не желать».
 

«Она – пшеничные волосы, бледный рот…»

 
Она – пшеничные волосы, бледный рот,
Царская выходка, вечно пустой карман.
Он – потертая куртка и шрам на щеке.
Любит выпить, но никогда не бывает пьян.
 
 
В ее солнечном утре есть слабость и детский смех,
Крем для лица, чай с жасмином и сигареты.
Он вообще не любит вставать по утрам.
Он любит скорость и секс, но сейчас не будем об этом.
 
 
Они встретятся сегодня, где-то около двух.
Случайно столкнутся на улице возле ЦУМа.
Она вспыхнет, ей хватит каких-то пары минут
Чтоб уткнуться лицом в его куртку и ждать поцелуя.
 
 
Он смутится. В дыме ее волос
Станет жизни не жалко. Потом звонки без ответа.
Он – еще две встречи, вечер, ветер в лицо.
Она – его последнее лето.
 

«Проснуться, когда в комнате еще темно…»

 
Проснуться, когда в комнате еще темно.
Разглядывать спящего рядом – видеть Бога,
Вычитывать каждую линию у него
На небритом лице. Себе нагадать дорогу.
Босиком по паркету… Счастье – это сейчас.
Выкурить первую в форточку: там морозно.
В чемодан кинуть вещи и, такси заказав,
Потянуться, как кошка – длинно и грациозно.
В зеркале увидеть почти что Бриджит Бардо
И… ее осуждая за непостоянство,
Написать на обрывке бумаги несколько слов:
«Все хорошо. Я вернусь. Не грусти напрасно».
 

«Кто бы знал, что такое возможно…»

 
Кто бы знал, что такое возможно,
Но он чем-то ее задел.
А она никогда осторожной
Не была и не знала тем
Запрещенных. Они взлетели.
Он все больше не понимал.
Он боялся такой свободы
И уже предвидел финал.
Расставались мучительно долго.
Пропадали, как на войне.
И она была виновата,
Что безмерна, сильна и вне
Всяких игр. Так пришла зима,
Заметая пургой ее след,
А она все сводила с ума
Уже тем, что ее больше нет.
А она не давала жить
И кидала из края в край.
Он пытался ее забыть.
Он все ждал: ну, январь, февраль…
Но зима разводила мосты,
Когда он торопился к другим,
И рыдала до дурноты.
Та зима была худшей из зим.
 

«Черной тенью платок на плечи…»

 
Черной тенью платок на плечи,
И в глазах нет слез.
Улыбнись мне. Скажи, что это
Не всерьез.
 
 
Что ты очень не любишь прощаться —
Ни к чему.
Что мы будем как прежде встречаться
На бегу.
 
 
Что мы так и не стали друзьями
За пять лет.
Что я нравлюсь тебе в голубом и белом,
Ни к чему черный цвет.
 
 
Что ты скоро напишешь новую песню
Хмурым нам.
И что будешь опять сумасшедше весел
И чуть пьян.
 
 
Что не нужен этот венок надгробный,
Слезы в дождь.
Что не бросишь, не сдашься, не оборвешь все,
Не уйдешь,
 
 
Унося с собой нашу светлую юность
Сплошных историй,
Оставляя с безмерной любовью к тебе,
Со смущенной любовью.
Цвета боли.
 

«Как хозяин в моем королевстве…»

 
Как хозяин в моем королевстве.
Соглашаюсь – что хочешь бери!
В первый раз мне так интересно
Замечать, как далек от любви,
 
 
Как ты сдержан и немногословен,
И как жестко в твоих руках.
Ты опять берешь меня боем,
Я опять забываю страх.
 
 
Знаю я, что ты мне не ровня,
Но ты весел, красив и пьян.
Я тебя назначаю героем
И виновником всех своих драм.
 
 
И тебе, под горечь черемух,
Подарю себя этим маем.
Ну и что с того, что друг друга
Мы навеки не понимаем.
 

«Спрятав ночь под тональным кремом…»

 
Спрятав ночь под тональным кремом,
В чуть помятом шелковом платье
Пробежать по звенящим аллеям,
Задохнуться в его объятьях.
Целовать губами хмельными,
Прижиматься всем тонким телом,
Делать что-то ещё впервые
Опрометчиво и неумело…
И пылать, пылать! А потом,
Всласть, остатки помады стирая,
Первой женщиной быть земной,
За воротами первого рая.
 

«Ночь, когда ты у меня…»

 
Ночь, когда ты у меня,
Беспокойнее и кротче.
Вот считать бы на года
Эти воровские ночи.
Застучи в моей крови!
Ты один бы смог, наверно,
Пробудить и усмирить
Все неверное в неверной.
В переделе наших чувств,
Ты один бы смог, я знаю,
Не поддаться на «чуть-чуть» —
Стать последним самураем.
Гулкими толчками сердца
О себе сейчас напомни!
Ты один бы смог, я верю.
Только ты теперь мне ровня.
Свежим ветром, птицей вольной
Застучи в моей крови…
 

В больнице

 
Слишком много ненужных слов
Загоняют, рвутся наружу
Из-под кожи, вместе с капелькой крови.
Восемь утра. Если будет хуже…
Хуже не будет, все стоны давно
Спеты другими, а мне осталось
Обойтись без напыщенных фраз,
Полежать еще, улыбаясь.
Одеваясь в слова, отпускают мысли,
И становится легче – это, наверно,
Вместо них что-то новое вводят под кожу
Тонким и сладким уколом в вену.
 

«Он еще не встречался с такой красивой…»

 
Он еще не встречался с такой красивой.
Он гордится и злится одновременно.
Он такой настоящий, такой неровный,
Нервный.
 
 
В последнее время, когда он взбрыкивает,
У нее сердце падает вниз живота.
Она ерошит ему волосы, подыгрывает,
Говорит, что не та.
 
 
Она кажется себе старой и горькой —
Вот уже и морщинки у глаз.
Она без него разбивается на осколки.
И если бы была золушкой, простушкой, девчонкой —
Он бы ее спас.
 

«Сшейте мне платье цвета «Бургундия»…»

 
Сшейте мне платье цвета «Бургундия»,
Дивное платье длинною в ночь,
Я до крови искусаю губы и подойду —
Все другие прочь.
 
 
Музыка стихнет, расступятся стражники.
– Здравствуй. Как видишь, еще жива.
Вздрогнет, поднимет надменные брови,
Бросит: «Налейте даме вина».
 

«Путь твой звезден и прост…»

 
Путь твой звезден и прост.
Ты уходишь из этих мест
В дальние страны, где нет
Женихов и невест.
Из тиши наших комнат,
Не дожидаясь утра.
С остановкой в прихожей:
«Ты плачешь?» – «Да нет, ерунда».
 
 
Ты уходишь…
Закуривая на ходу,
Оставляя, навеки,
Стакан недопитого чая,
Чтоб, застывшими пальцами
Номер набрав на ветру,
Вновь услышать:
«Я по тебе скучаю».
 

«Возвращением, летними ночами…»

 
Возвращением, летними ночами,
Тяжелыми летними днями
Клянусь тебе и себе. Обещаю.
Я обещаю —
Я приду к тебе. В белом платье.
В час, когда ты очень устал.
Заставляя забыть понемногу
Всех, кого до меня целовал.
Всех, кто клал тебе руки на плечи,
Всех, кому ты дарил цветы.
И ты скажешь: «Еще не вечер».
А подумаешь: «Только ты!»
И своей последней любовью,
Даже если уже старик…
Да, ты знал всех женщин на свете,
Только не было среди них
Дикой кошки, блуждающей в свете
Синих лун, на закате жизни,
Твоей ослепительной жизни,
Этой так нужной мне жизни.
 

«Чужая. Ранним утром на кухне…»

 
Чужая. Ранним утром на кухне,
Бессонную ночь провожая,
Как нарисованная на стене —
Чужая.
С накладной улыбкой,
Средь Ваших друзей, Вас ожидая,
В суматохе Ваших загруженных дней
Чужая
В двух шагах от Вашего мира…
В Вашем мире, чай попивая,
С сигаретой, нарочно в отлет —
Тоже чужая.
Отражением в Ваших глазах,
Именем Таня,
Тайным желанием быть своей
Чужая.
 

«Осень Словении пахнет…»

 
Осень Словении пахнет
Опавшими листьями.
В неотправленных сообщениях —
«Быть с тобой».
 
 
Быть с тобой,
Быть навеки тобой околдованной.
В темном царстве твоем
Быть к кровати твоей прикованной.
И на волю не рваться,
Не знать ни имен, ни лет.
Только ждать с тобой ночи,
Как люди ждут солнца свет.
 

...

конец ознакомительного фрагмента