Текст книги "Узелки. Великовозрастным младенцам на память"

Татьяна Соломатина
Узелки. Великовозрастным младенцам на память

Глава первая, написанная вместо предисловия

«Гораздо легче продолжать хныкать, сетовать на судьбу, гадать о том, что могло бы быть, но не случилось. Да, я наизусть знаю все эти избитые бредни, типа „злой рок решил иначе, ничего не поделаешь“, не говоря уж о том, что напрашивается в первую очередь: “Это всё мой отец виноват, это он исковеркал мою жизнь!” В общем-то жизнь-драма – такой же способ существования, как и любой другой…», – прочитала я на странице 249-й очередного романа Марка Леви уже после того, как отправила рукопись в издательство.

«Какая наглость! – подумала я, возмущённо пнув типографское воплощение ни в чём не повинного француза. – Это же именно я только что написала о том, что это всё ваш отец / мать / муж / жена / погода / обстоятельства / карма / Иван Иванович Иванов / Татьяна Юрьевна Соломатина / подружка Светка и покойная бабушка и исковеркали. Ну и ещё, конечно, учительница музыки! Да как он посмел выудить из ноосферы мои мысли? Ох уж этот предательский мировой эфир! Ох уж эти его общедоступные стандарты и штандарты!..» Я беспокойно металась по комнате целую вечность – минуты две. И решила, что раз уж он так со мной, то и я ему не спущу, чтобы никаких кармических коллапсов. Пусть цитатой из Марка Леви начинается вместопредисловие Татьяны Соломатиной. Которая, надо признать, сама раньше не понимала, что вместопредисловие вещь очень нужная. Во-первых, чтобы сразу рассказать читателям, о чём не только хотел, а прямо-таки сказал автор. Во-вторых, чтобы облегчить участь пиар-отделов. Это такие отделы, которые призваны связать автора (в данном случае меня) с общественностью (то есть с вами, уважаемые читатели). Это же и ежу ясно, что ни автор с читателями связываться не хочет, ни – тем более – читатели с автором. Ну куда мы, связанные друг с другом? Вам, предположим, в Третьяковку через дорогу перейти или там в Пушкинский музей, а мне – наоборот – в пельменную у метро. Вам Васнецова с Рерихом подавай срочно, а мне – чекушку не во что разлить. А мы – связанные. Я точно не знаю, насколько прочно и как именно, хотя работала некоторое время копирайтером в рекламном агентстве из трёх букв. Честно-честно. И то, что работала, и то, что называлось оно тремя буквами. Не теми, конечно, сакральными, но форма, надо заметить, в данном случае сути не меняла. Мы там тоже связывали общественность (в виде потребителя) с продуктами (в виде йогурта, джипов и всего того, что скачет у вас по экранам телевизоров и атакует ваше изначально алчное потребительское начало через все места). И хотя деньги я там получала неплохие, но так и не разузнала толком, чем мы занимались. Вот чтобы пиар-отдел издательства и дальше не знал, чем заняться, кроме получения жалования, я, автор, и пишу это вместопредисловие для потребителей меня. Такой вот не вошедший в оговорённое авторским договором количество знаков бонус, говоря почти по-русски. BTLакция, все ещё по-английски выражаясь.

Итак, моя дорогая целевая аудитория, вы – моя целевая аудитория. В том случае, если вы умеете читать. Вот вы – да-да, вы! – умеете? Значит, вы и есть потребитель производимого продукта – книги. Книга – это продукт, состоящий в основном из букв, сложенных в слова. Слов, собранных в словосочетания. Словосочетаний, спаянных в предложения. И предложений, сколоченных в более-менее осмысленный текст. Если вы до сих пор уже осилили пару-тройку более-менее осмысленных текстов – вы и есть мой потребитель. Портрет ваш таков: вы – мужчина. Или женщина. Чей-то ребёнок или папа. Или даже двоюродная бабушка племянника Марьиванны из Тамбова. Вас в детстве не любили, потому что любили всей семьёй вашего брата. Поэтому сестре подарили бриллиантовые серёжки на пятилетие, а вы ушли учиться в Москву пешком. С обозом девиц. В одну из которых вы влюбились, а она оказалась расчётливая неблагодарная тварь и бросила вас ради полного ничтожества с московской пропиской. Сейчас это ничтожество очень полное и живёт в Монако, зато вы занимаетесь своим любимым делом – завистью. Пусть оно и не очень хорошо оплачивается, зато вы счастливы, потому что ваше любимое дело позволило вам реализовать себя. Вы – личность. И у вас на душе не скребут вислоухие британцы после никчёмных бессмысленных тусовок, где красотки трясут сиськами, а толстосумы оперируют толстыми суммами. У вас в обычной кухне гадят обычные кошки на самый обычный линолеум. Благо он не ваш, а хозяйский. Конечно же если бы ваш бывший муж не был таким подонком, то это всё могло быть иначе. Это был бы не линолеум, а штучный паркет из марсианского саксаула и лежал бы он не в съёмной квартире, а во второй гостиной собственного дома в ближнем Подмосковье. Завтра бы вам надо было не в опостылевший офис через весь город, начиная с Балашихи, а в ближнюю Швейцарию. И любовью вы, если бы не эти все, занимались бы не в обеденный перерыв в обшарпанной холостяцкой квартире неблизкой знакомой с женатым мужиком, а в собственной спальне с собственным мужем всю вашу собственную ночь. Не говоря уже о том, что если бы ваши родители не были идиотами, то вам, таким умным, не пришлось бы сейчас разбираться с поставщиком вентиляционного оборудования. Вы бы сейчас, если бы не эти все, давно в Лувре выставлялись, а не перед начальством оправдывались.

Но не всё так плохо, дорогой потребитель моего продукта, будь вы умеющий читать мужчина, женщина или ребёнок. У вас есть она, пусть и страшная, и толстая, и бездарная скандалистка, зато добрая. Пусть и бездельник, зато ещё тёплый. Пусть и несправедливая истеричка, но всё равно звонит каждый вечер, чтобы рассказать вам, маленькой девочке сорока лет, что вы живёте не так. Главное, что сами вы, мой драгоценный представитель целевой аудитории, ещё ого-го! Бицепс, как у кузнечика, глаза голубые из-за жопы не видать, груди, как уши спаниеля, на завтрак – Интернет с растворимым кофе, на ужин – пиво со сплетнями и нежный поцелуй телевизора перед сном. По средам – не ваш муж. По пятницам – чужая жена. По субботам и воскресеньям – на душе тухло, как на кухне общаги, где вьетнамцы селёдку жарят. На Новый год – Новый год. И новое счастье со старыми дырками. Проделанными в вашей судьбе этими всеми – женщинами, мужчинами, родителями, детьми, толстосумами в ореоле сисек и, тешу себя надеждой, немножко мной лично, Татьяной Соломатиной, – поставщиком сырья для создания готового к употреблению продукта – книги нашего издательства. Надеюсь, что после её прочтения вам станет совсем невмоготу.

Потому что эта книга – завязанные на память узелки. Сборник авторских наблюдений за человеческой природой. Записок злых, язвительных и жёстких. Злых, как скальпель хирурга, язвительных, как шоковая психотерапия, и жёстких, как струи душа Шарко. Если вы уверены на сто процентов, что абсолютно здоровы и единственное, что вам требуется, – это релаксирующий массаж, срочно бегите с этим всем обратно в магазин – вдруг деньги ещё можно вернуть. Потому что пилюля горька и может изменить ваш взгляд на отражение в зеркале. Именно взгляд, потому что отражение всегда куда как объективнее и беспристрастнее отражаемой сущности. И мы все – и читатели, и писатели, и производители, и потребители, и связующие нас коммуникаторы – чаще всего это знаем, но предпочитаем об этом не помнить. Или, глянув мельком, подумать: «Ерунда! Не выспался! Сейчас приму душ, побреюсь/накрашусь, надену кофточку/костюм, и глаз будет не оторвать. Завтра непременно запишусь в фитнес-клуб и, наконец, порву эту ненужную нелепую связь с женатым любовником/надоедливой любовницей. И позвоню родителям. Тем не менее если мама начнёт кричать, вежливо скажу ей: „Я тебя люблю, но далее в таком тоне разговаривать не буду“. И спокойно положу трубку. Двадцатилетнему сынишке скажу, что если он ещё два месяца собирается лежать на диване, уткнувшись в монитор, то завтрак, обед и ужин будет оплачивать сам. Или не будет завтракать, обедать и ужинать. Завтра же!» И лишь закрыв глаза в одиночестве редкого покоя, можем признаться самим себе в правде, тихо-тихо мысленно прошелестев: «Да нет, не во сне дело, а в количестве съеденных пельменей. Не дети – непослушные, а я – диктатор. Не я истеричка и не моя мать. А мы обе. Но в любом случае именно я всё делаю не так. Я растрачиваю себя не на тех и не на то. Я действительно не такая хорошая жена/мать (не такой хороший муж/отец). Я не так стройна/строен, умна/умён, добра/добр, какой/каким себя вижу. И не мир, на самом деле, несправедлив ко мне. Это я, признаться честно, ленива/ленив, неработоспособна/неработоспособен, и мне легче индульгировать, обвиняя в моих бедах обстоятельства, родителей, начальника и других, более успешных, чем измениться самой/самому. Мне проще делать ставки на скрипку/коньки/кисть/бальные туфли ребёнка, чем, наконец, что-то изменить в собственной отдельной жизни. Для начала взять, да и действительно сделать утреннюю зарядку впервые за десять лет. Не виня обстоятельства. Потому что нет никаких обстоятельств, кроме созданных мной. И, если честно, не такая уж сволочь Светка из соседнего подъезда, и мой начальник, Семён Петрович, вовсе не беспринципный негодяй и бездельник. Это как раз я бездельник. Семён Петрович добился крупного контракта, а я вовремя не подготовил элементарную техническую документацию, потому что то пасьянс раскладывал, то в аське болтал, то курить пятый раз ходил. Да и отчего бы вдруг мне есть дело до них, до Светки, до Семёна Петровича, до незнакомого мне асечного gornogo kozla, чужих денег и чужой славы? Ах вот почему они тревожат мои дневные помыслы и сон ночной – мне гораздо проще сказать себе (и миру): „Светка – беспринципная дрянь, а Семён Петрович – карьерист и рвач, а gornyi kozel – никто, которому я могу безнаказанно настучать гадостей на клавиатуре“, чем признаться в первую очередь себе в том, что я далеко не святая/не святой. Я, а не эти все. Боже?! Неужели это правда – мол, каждому по делам его?! Неправда-неправда! Я всё делаю так! Отчего же моя сестра занимается тем, чем хочет заниматься, а Ленка – счастлива в браке, а у Лёньки – новая машина? Может быть, начать с себя?..» Но тут, как правило, раздаётся спасительный звонок телефона или в дверь (в крайнем случае, всегда можно ткнуть пальцем в пульт, оживив никчёмный гомон телевизионных и кинематографических иллюзий, или провалиться в мировую паутину) и всё встаёт на свои привычные места. А именно: конкретно я – хороша/хорош, эти все и мир – плохи. И никак иначе. Будь это всё иначе, это всё было бы иначе, да простит меня ноосфера за тавтологию.

Так что эта книга, бесценные мои женщины, мужчины и дети, умеющие читать, может разрушить уютный мирок выпрямляющих это ваше всё зеркал, и вы уже никогда не будете прежними. Вам придётся или изменить себя и свою жизнь, либо окончательно и бесповоротно обозлиться на всех и вся. Так что если вы не готовы к первому, последнее вам радости не добавит.

Испугались?

Это хорошо.

Нет?..

Так, значит, рассердились! Это ещё лучше. На это я и рассчитывала.

К тому же всегда есть беспроигрышный запасной вариант: «Прочитал я эту Соломатину. Писатель из неё, как из Волочковой балерина, а из Хворостовского – певец. Я бы и то лучше написал. И сплясал. И спел» и, отправив книгу в ближайший мусоропровод, спокойно завалиться на диван. И включить телевизор. И войти в Интернет. И жить себе дальше, как живёте. А книгу, может, какой бомж найдёт и вечером себе на ней котлету разогреет. Или даже прочитает, если у него спичек нет или скучно. Так что и бомжи – моя целевая аудитория.

А теперь правда, правда и ничего, кроме правды. Эта книга – всего лишь сборник фельетонов и рассказов. Что-то вроде Губермановских гариков. В том смысле, что читать её необязательно, но в доме нужно иметь. Вдруг к вам в гости забредёт беспринципная дрянь Светка или Лёнька на новой машине подъедет? Она уже брезгливо посматривает на вашу не слишком чистую кухню, а вы ей – на! – смотри, какой забавный рассказ! Она прочитает и сразу зальётся горючими слезами раскаяния. Лёньке и вовсе можно на день рождения преподнести, перевязав книгу красной ленточкой, предварительно подчеркнув в оглавлении байку о «Самце брутальном». Также книга хороша для дарения родителям, детям, любовникам и любовницам, женам и мужьям, друзьям и приятелям. Она – индикатор. Если действительно вас любят – задумаются. Если любят вас исключительно как украшение своего отражения в зеркале, так вы, наконец, перестанете быть чужим аксессуаром и займётесь, а хотя бы и физкультурой в освобождённое от ненужных вам людей время.

Вроде больше добавить нечего. Ну кроме того, что автору, по большому счёту, не стоило писать эту книгу.

Но как-то между изданным серьёзным романом и серьёзным романом издаваемым автор прилёг на диван, рука его потянулась к телевизионному пульту, нога – к холодильнику, а в голове шевельнулась мысль о никчёмности происходящего и такая вселенская тоска навалилась, что автор тут же подскочил, надавал себе по щекам, крикнул своему отражению в зеркале:

– Соберись, тряпка!

И отправился чистить «авгиевы конюшни» ранее автором написанного. Привести их в порядок и налегке продолжить путь. Без чемодана без ручки, который, как известно, нести тяжело, а бросить жалко. И чтобы после смерти ни наследники, ни литературовудуисты не мучались. Вот оно, что есть – то есть, а архивы – в печь, чтобы не трястись от холода и лишнюю пыль не заводить.

Так что после этого, отчасти шутовского, сборника фельетонов, рассказов, эссе и колонок, написанных в разное время для себя, для друзей и для разных изданий, я непременно напишу очень серьёзный труд. О Шуте. Тот самый роман-антиутопию. Совсем не фантастический. К сожалению. Не к авторскому и не к издательскому сожалению. А к самому человеческому нашему сожалению о нас.

В ГЛАВЕ ПЕРВОЙ, НАПИСАННОЙ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ, автор вам ещё пару пунктов обозначит как самый что ни на есть менеджер (вам и пиар-отделу, чтобы легче было пресс-релизы писать – прямо копируя тексты из файла рукописи):

I. Никаких глав в этой книге нет. Просто: а) так удобнее; б) автор очень любит «Алису в Стране Чудес», написанную Льюисом Кэрроллом и пересказанную Борисом Заходером (конкретно ту, что с иллюстрациями Калиновского), потому и позаимствовал структуру с целью упорядочивания исключительно и только себя. И он сразу же упорядочит вас, мой уважаемый читатель, чтобы вы знали, куда листать и надо ли оно вам, как говорят у нас в Одессе.

Итак.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, НАПИСАННАЯ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ, – это глава, написанная вместо предисловия. Она же первая.

ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ АВТОРУ УДАЛОСЬ ДОСТАТОЧНО ОСНОВАТЕЛЬНО УГЛУПИТЬСЯ В НЕКОТОРЫЕ ИНТЕРЕСУЮЩИЕ «МАЛЬЧИКОВ» И «ДЕВОЧЕК» ТЕМЫ, содержит неполезные советы обо всём на свете. Предназначена она для тех, кому ещё нет тридцати. Общеизвестно, что нынешние дотридцатилетние – это вам не двадцатисемилетний Глеб Жеглов. Наши юные современники ранимы, пороху не нюхали, зато отлично знают, как пахнет пепел глянцевых журналов, сжигаемых на страстях человеческих. Они лучше меня постигли, как психологически безупречно общаться с человекообразными противоположного пола, манипулировать коллегами и начальством, достичь оргазма, успеха и хай-левел в чёмнибудь. От любви и карьеры до приёма гостей в дизайн-интерьере. Именно по той причине, что мысли, тщательно скормленные им журналами PenisHealth’s и Sex&Politen, глубже уже не будут, я не углублялась, а углуплялась в актуальные вопросы, тревожащие умы и души наших юных современников. Потому простите меня, юноши и девушки, за развязное тыканье – я старая, мне можно. И в доступных, ни разу не таинственных и не загадочных, а в самых что ни на есть простых словосочетаниях я раскрываю вам тайны друг друга – мальчикам девчачьи, девочкам – мальчиковые. И рассказываю, как не надо делать, чтобы ничего ни в чём не получилось. Не поняли? Ну, прочитаете – поймёте. Моим дряхлым ровесникам и людям постарше вторую главу к прочтению не рекомендую – из-за взрывов хохота может скакнуть давление, участиться дыхание, увеличиться сердечный выброс и повыситься агрессивность, глядя на восседающее у монитора/возлежащее с журналом на кровати в «детской» комнате четвертьвековое дитя. Может, он в ICQ девицу на что-нибудь уговаривает/изучает тенденции сезона зима – лето, а тут вы с лопатой. В смысле с педагогическим инструментом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ АВТОР РАССКАЗЫВАЕТ О МУЖЧИНАХ ПОЧТИ ВСЁ, ЧТО ЗНАЕТ, УСЛЫШАЛ И ПОДСМОТРЕЛ. САМОЕ ГЛАВНОЕ, КОНЕЧНО, СКРЫВАЯ, – лишь попытка не столько классификатора (потому как в чистом виде описанных в главе представителей в природе не существует, и любая, в связи с этим, классификация несовершенна), сколько методических нерекомендаций. Она (глава) о том, что вам не надо. Хотя, безусловно, вы куда лучше автора знаете, что вам надо, как его готовить, сервировать и с чем его, ваше надо, едят. Есть-то именно вам. И, как свидетельствуют весь мировой опыт и вся мировая история, пока вы сами не попробуете новое блюдо, вы не поверите ни одной кулинарной книге. Автор, что правда, сам всё это, про что он пишет, не готовил и даже не пробовал. Он вертелся в кухне, нюхал и, чуть позже, смотрел на выражения лиц, прихлёбывающих из тарелок. Они, прихлёбывающие, жующие и глотающие, напоминали тех самых слезливых мышей, которые, помните, что продолжали делать с колючим кактусом, но на самое главное размениваться всё равно не соглашались. Не потому, что самое главное сокрыто, о самом главном любая мышь отлично знает. А потому, что боялись неожиданной перемены блюд. Что автоматически влечёт за собой непрогнозируемую сумму счета. Лучше же «мириться со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться», как давным-давно сказал Гамлет, а Шекспир, крутившийся в кухне, быстренько записал. Я, конечно, не Шекспир, но некий опыт написания обобщающих материалов на любую тему у меня имеется. А самое-самое главное то, что вы и без меня знаете, я вам тут скажу – нормальные мужчины есть. Просто вы, женщины, в большинстве своём отказываетесь их есть. И не потому, что готовить не умеете, а потому, что разучились отличать сам качественный продукт от восприятия бирки на нём. Если вы, мой читатель, мужчина, смело пролистывайте эту главу. Не дай бог у вас чувства юмора нет. Потому как у меня и от гневных отзывов читательниц будет за ушами трещать. Читательниц, которым за тридцать. Им уже что в лоб, что по лбу. Так что пусть третью главу читают молоденькие девочки, что поумнее, а мои ровесницы смело могут перелистнуть на главу четвёртую – там я товаркам по полу кости мою. Мы, старые скрипучие дряни, очень это дело любим. Вам, мои старые скрипучие ровесницы, понравится.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, В КОТОРОЙ АВТОР РАССКАЗЫВАЕТ О ЖЕНЩИНАХ ВСЯКИЕ ГАДОСТИ. Интересна, естественно, женщинам. Мужчины, прочитавшие и что-то вякнувшие «по поводу», могут огрести «по полной». Поэтому если вы мужчина и решили эту главу прочитать – то только ночью, под одеялом, с фонариком. В помещении, где женщинами и не пахнет. Звуконепроницаемом. Потому как одинокий мужской хохот и мужские слёзы посреди ночи – это подозрительно. Хотя, если вы мужчина, вы наверняка вынесете мою книгу на помойку уже после ГЛАВЫ ТРЕТЬЕЙ.

Ещё в этой главе есть о сумках и о свекровях. Причём именно в такой последовательности. Потому что любимая сумка всегда с женщиной, а свекровь тем любимее, чем дальше.

В ГЛАВЕ ПЯТОЙ, В КОТОРОЙ АВТОР ВЗЫВАЕТ К РОДИТЕЛЯМ, ДЕТЯМ И БЕЗДЕТНЫМ, содержится разной степени непедагогичности проза. В виде фельетонов, эссе и статей. Автор немного утрирует, много ёрничает, даёт глупые советы. Но в основном он серьёзен и печален, как любой клоун, знающий закулисную истину. Вы всё равно не поверите, а многие даже обидятся на автора. Если вы родитель – не давайте читать детям. Если вы ребёнок – не давайте читать родителям. Если вы бездетны – есть шанс, что после прочтения этой главы вам уже никогда не захочется. Если вы чайлдфри – лучше даже собаку себе не покупайте. У неё тоже бывает понос, рвота и плохой характер. А от неё – нервы, шум, грязь и сплошные расходы.

В ГЛАВЕ ШЕСТОЙ, В КОТОРОЙ АВТОР РАССКАЗЫ РАССКАЗЫВАЕТ, автор рассказывает рассказы. Написанные, как это принято говорить, в разное время по совершенно разным поводам. Вот, например, рассказ «1+1=1» был написан… Простите, пиар-отделы очень любят «реальные интересные случаи из реальной интересной жизни», так что я щедро поделюсь ими сразу тут, а не на нашей тесной издательской кухне, будет у нас эдакое реалити-шоу…был написан автором сразу после посиделок в клубе-ресторане без имени, но зато с отчеством. Автор тихонечко пил водку, курил сигаретку и марал высокодуховную беседу двух солидных широко известных в узких пиарастических кругах дядь неуместными остротами. Дяди пили куда больше автора и говорили ей, что она не понимает их тоски по несовершенству мироустройства! Открывали ей, женщине, глаза, мол, она, автор – жжжженщщщщина! Куда ей. Автор, развязно хохоча им в лицо, заявила, что она – не женщина, а Дух. Искра Божья. Обессуществлённое сознание, призванное в мир… Впрочем, я забегаю вперёд.

Или вот о женщинах. Рассказ «Кофе без сахара» сочинился после ссоры с приятельницей, отчасти землячкой и чуть-чуть коллегой по перу. Хотя «проституция так же похожа на любовь, как журналистика – на литературу. Слова те же, движения те же…» – как сказал мой совсем не отчасти, а самый натуральный земляк. Мы с ним даже в одну школу ходили, в разное, извините, время. Отчасти коллега и землячка сказала совсем другое. Мол, что это за «кофе для дивчины»? Позор! Унижение! Что, для хлопчика – какой-то другой кофе? Развели тут сексизм на кофейной почве?! Автор же, как последняя женщина, ляпнула приятельнице, де, вот ещё есть такие унизительные словосочетания, как «женская одежда». И феминистка-приятельница в лучших чисто женских традициях рассорилась с антифеминисткой-автором навсегда. Что, как видно из рассказа, по сей день не мешает обладающему мужской ментальностью автору уважать таланты приятельницы-феминистки. И, к слову, не пылать яростью благородной, если мужчина оплатит автору чашку кофе.

Или вот о мужчинах. Гротеск «Муфжчины делают это стоя» автор написал на некий конкурс фантастических рассказов. Председатель жюри – довольно известный писатель-фантаст, прочитав эту штучку, в ужасе схватился за голову и буквально по-бабьи заполошно закричал: «Ужас-ужас-ужас!!! За что же вы нас так?!» Автор возразил, мол, не мы, а вы сами вас так. Не говоря уже о том, как вы нас. «Джонатана Свифта помните? Так он младенцев голодающим многодетным ирландцам не всерьёз предложил в очаге поджаривать, а для привлечения внимания к проблеме». Но у писателя-фантаста оказалось слишком буквальное гендерное воображение, и автор даже в почётную десятку не вошёл. Пролетел, как фанера над Парижем, со своим привлечением внимания к поголовному омужествлению женщин и стремительному обабливанию мужиков.

И ещё о журналистах. Рассказ «Мы маленькие дети» был написан «под заказ». Некое издательство собиралось выпускать сборник фантастических, опять же, рассказов на тему «Нефть закончилась на планете» и предложило Татьяне Соломатиной поучаствовать. Татьяна Соломатина с радостью согласилась и, почесав репу, села и написала. Прототипом главного героя избрав своего друга – журналиста. Ну и приложила его по полной в пару общечеловеческих уязвимых мест. Друг, что характерно, на автора, в отличие от «кофейной» приятельницы, вовсе не обиделся, а напротив – сказав спасибо, долго не то плакал, не то смеялся и, выпив водки вместе с автором, сказал, что она угадала даже то, чего о нём не знала. Вот и пойми, в чём тут дело? Не то в том, что друг он всё-таки, не приятельница, не то в том, что умные мужчины действительно умнее умных женщин, простите меня за мой одесский бич. Издательство же перед автором расшаркалось, уверило в вечной любви, но рассказ в сборник не включило. Издательство сказало нежным голосом автору:

– Вы прекрасны, спору нет. Но рассказ, он не о фантастике, а о людях. Там очень много мыслей и очень мало действия.

– Как же мало?! Как же, как же?!! – нервически возразил автор издательству. – Вот, смотрите, действие. Вот ещё – действие. Тут планетарного масштаба, простите, действие. Там вон, извините, главный герой кардинально изменил свою жизнь. Это что, не действие?! Это что, не фантастика, чтобы человек судьбу поменял?! Человек, изменивший свою судьбу, – это сверхъестественно-ненаучная фантастика!

– Нет, – тоном доброго психиатра ответило издательство. – Фантастика – это роботы, андроиды и чтобы птеродактелёт бороздил гиперпространство на жидком звуке бубна. А у вас тут что? Полный абзац тут у вас, хотя мы вас и любим за голову и жопу. Ну, то есть за ум и работоспособность. – И показало автору абзац: «Впрочем, я забегаю вперёд. Туда – где меня, журналиста Юрия Васильева, ещё нет. Туда, где случись такое не на самом деле, а как тема, отданная в разработку параллельно нескольким писателям, то в сухом остатке получится примерно одно и то же плюс/минус стиль изложения и талант. Все, кто мало-мальски обладает логическим мышлением и если не минимальными знаниями, то хотя бы доступом к оным, создадут логическую модель того, что произойдёт, паче чаяния, в заданной теме „Нефть закончилась на планете“. Пессимисты, в оговорённом договором количестве авторских листов, построят мрачное апокалиптическое будущее с предшествующей абсолютному хаосу неразберихой из-за стопора всех видов производства. Оптимисты быстренько засадят в лабораторию какого-нибудь очередного Доктора Добро и создадут альтернативные виды энергии и красителей, идентичных натуральным, спасающих планету от дефицита красивой колбасы, качественных любрикантов и дешёвых китайских погремушек, а то и полетят на обетованную землю гуманоидов, накормят их борщом, и те, познав магию сочетания горячей свинины, квашеной капусты и ледяной водки, в благодарность одарят землян сакральным секретом производства горючего для самолётов из мыслеформ (или из той же капусты – почему нет?!). Скептики – юмористы и циники-сатирики щедрыми мазками напишут полотно „Кысь в периоде“ или будут проливать на планету нефтяной дождь строго по вторникам и четвергам». Автор проникся, понял, что был не прав, извинился, но рассказ переписывать не стал, потому что он уже понравился другу, которому и был посвящён. Да и вообще автор, признаться честно, никакой не фантаст. Антиутопист – да. Философ потому что. В остальном – по погоде.

Хотя над философами тоже не упустил случая поиздеваться. Рассказ «Белый» нечаянно написался автором сто лет назад на семинаре по античной философии. Уверена, что у Платона достало бы чувства юмора посмеяться и над рассказом, и над автором, и над собой.

Автор, кстати, чаще всего не над персонажами и не над читателями смеётся, а над собой. Честное благородное слово. Потому что «… пускай капризен успех, он выбирает из тех, кто может первым посмеяться над собой…». Вот и в «Юмористическом рассказе», где автор рассказывает о пользе курения, он хохочет в основном над собой. Помните, Довлатов сокрушался, мол, сколько всего написано о вреде алкоголя, а о пользе – ни слова? Автор же Соломатина решила курение слегка реабилитировать. Просто из любви к плаванию против течения.

О любви рассказывает. И о том, что будет, если почуете запах. О заграницах и отечестве. О неизменности людей на фоне меняющейся истории. О рекламе. О старушках. О менеджерах.

НИКАКАЯ НЕ ГЛАВА СЕДЬМАЯ, НАПИСАННАЯ РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СКАЗАТЬ «ДО СВИДАНИЯ». И чтобы было счастливое число.

II. Если бы автор не стал автором, ему было кого в этом винить. Но поскольку он им стал, то теперь может честно сказать:

– Мама! Спасибо тебе, что я поступила в медицинский институт. Я прекрасно провела время и теперь пишу роман «Коммуна». Благодаря тебе я стала врачом и работала им долгих десять лет. Авторский сборник «Акушер-Ха!» и роман «Приёмный покой» уже написаны. Отчасти и благодаря тебе. Мне, может, немножко печально, что ты мной не гордишься и даже не хочешь читать мои книги, но это именно печаль. Ни в коем случае не обида. Извини, но это честно, хотя тебе хотелось бы, чтобы я лукавила. И она, эта печаль, светла. Твоё нежелание читать лишь позволяет моей абсолютной свободе не брать с собой зонт. Спасибо тебе за то, что ненавидела всех моих «мужиков». Это позволило мне обрести того, абсолютно свободного, кому не страшна чья бы то ни было ненависть и не интересно чьё бы то ни было мнение, кроме собственного. За многое спасибо, на самом деле, но, извини, в количестве знаков я ограничена.

– Михалмихалыч, спасибо! Не скажи вы мне тогда, на одесской даче, что ничего из меня не выйдет, из меня бы ничего не вышло. Это, конечно, не главное и даже не третьестепенное обстоятельство, позволившее мне стать автором. Но похвали вы меня тогда, в августе тысяча девятьсот затёртого года, под сёмгу, я бы так и видела не настоящую себя, а своё приукрашенное отражение.

– Спасибо моему мужу, который никогда не говорил мне «хорошо», если было плохо или нехорошо. Спасибо ему за то, что всегда относился ко мне не «с теплом», но с любовью. Только любящий не боится сделать больно, если того требуют обстоятельства. Боль – это сторожевая собака организма в ипостаси физической. И души – в устремлениях духовных. Не за «тепло» надо говорить спасибо. А за боль. Согревающий компресс лишь ускоряет развитие раковой опухоли. Острый нож вырезает нездоровые ткани.

III. Мои уважаемые читатели – женщины, мужчины и дети всех возрастов – пункт второй (который II) был написан для вас, а не для мамы и классика советской сатиры. Последний меня ни в лицо, ни по имени, ни тем более по совсем уже другой фамилии не помнит. И уж тем более не для мужа. Автор хотел сказать и – что в данном контексте важнее – сказал этой книгой, что нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. И если ты хочешь стать чемпионом мира по самбо, то извини, от пары сеансов расслабляющего массажа ничего не получится. Насинг, по-английски выражаясь. Ни хуя, по-русски говоря.